— Видишь, мы остались вдвоем! — крикнул Сварог сквозь ветер. — С моей стороны никого. С твоей стороны никого. Словом, обстановка, способствующая полному доверию и задушевности. Вот давай к ним и перейдем. Тебя нужно запугивать или обойдемся? Могу свесить тебя головой вниз. Знаешь, вид бешено несущейся перед глазами земли, мельтешение шпал и вращение колес, которые могут тебя через миг переехать, очень сильно действует на человеческие души…
   — А что вы мне можете пообещать? — наконец открыл рот поверженный. — Жизнь?
   Он не выглядел сломленным. Смотрел дерзко, глаза в глаза, говорил насмешливо. У него было узкое загорелое лицо, по подбородку и верхней губе тянулась тонкая, словно нарисованная бородка.
   — Могу пообещать! — сказал Сварог. — Я не люблю отнимать жизни без необходимости. К тому же я резко добрею и мягчею, когда отвечают на все мои вопросы.
   — Это наполняет мое сердце радостью. Но только вот что я скажу вам, любезный… — колдун растянул губы в презрительной ухмылке. — Наше положение отнюдь неравное. Я вас знаю — вы меня нет. Я знаю все ваши вопросы, — а вы не знаете мои ответы… Позвольте грубую аналогию, господин Сварог. Вы — слепец в черной повязке на глазах, с завязанными за спиной руками бредущий в полной темноте по абсолютно пустому коридору. А я и мой наниматель… а может, и наниматели… В общем, мы идем, дыша вам в затылок, с фонариками в руках, хихикаем над вашей беспомощностью и иногда делаем вам подножки… И как вы полагаете: кто кому в такой ситуации может ставить условия и делать выгодные предложения? То-то же. Сначала прозрейте, господин Сварог, освободите руки, снимите повязку и обернитесь. Тогда и поговорим… Хотя, боюсь, тогда разговаривать будет уже не о чем, коли вы прозреете. Так что ситуация тупиковая… — Он замолчал, будто вслушиваясь в громогласный перестук колес, и крикнул яростно: — Значит, жизнь мне обещаете? Думаете, жизнь — это такое уж и благо?!
   И засмеялся вымученным, искусственным смехом. А потом отрывисто произнес короткое слово, похожее на скрежет проржавевшего механизма.
   На грудь колдуна свешивался на цепи медальон. Стоило ему произнести загадочное слово — цепь вмиг затянулась на шее, словно ее звеньев враз стало вдвое меньше. Колдун рефлекторно вскинул руки к горлу, схватился за цепь, но тут же усилием воли отвел руки, разбросал их в стороны. И снова попытался рассмеяться, но не вышло — цепь продолжала передавливать горло, уже впилась в кожу. И сжималась, сжималась, ломая шейные позвонки. Сварог автоматически попытался ослабить хватку цепи, просунуть пальцы под нее, но металл уже так глубоко вонзился в плоть, что не получилось.
   И спустя несколько секунд все было кончено. Совсем недавно на крышах вагонов людей было, можно сказать, не протолкнуться, теперь Сварог остался совсем один. Если не считать, конечно, оставшиеся без ответа вопросы.

Глава 18
ГОРОД НЕКУШД, РАССАДНИК КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

   Энтомолог повторно рассказывал эту историю, уступив просьбе бывшей фрейлины императрицы, которая пропустила рассказ номер один, потому что пребывала в тот момент в расстроенных чувствах, и ей необходимы были покой и сон. Почему бы и не рассказать, что еще делать в пути? Тем более — такое приключение, такое приключение, и разве может интеллигентный ученый отказать даме в такой малости, как рассказ…
   И приват-ректор вторично с азартом поведал купе, как он вышел посмотреть, не водится ли поблизости пара-тройка занимательных экземпляров, потому что какой-то дорожный старшина из другого вагона сказал ему, что простоим долго, от поезда далеко они с женой не отходили, поэтому, когда состав внезапно тронулся, они добежали до насыпи, однако заскочить ни в один из пассажирских вагонов не успевали, вот и вынуждены были забраться на площадку товарного вагона, где провели все время пути до Черты. Людей в черных плащах они заметили сразу, но большого значения их появлению не придали. Мало ли кто сейчас, в наши тяжелые дни, садится на поезд, чтобы переждать смутное время вдалеке от разгула магии…
   Как и во время первого изложения повести о злоключениях энтомолога, попутчик Сварога, молодой человек с подергивающейся щекой, в этом месте рассказа выразительно хмыкнул. Но на сей раз не удержался от комментария:
   — «Как прекрасен у бабочки яркий полет над серой землей повседневности…»
   Высоколобый ученый сделал вид, что не усмотрел в стишке тонкого намека на то, что кое-кто за своими бабочками не видит реальности, и продолжил повествовать о трагических событиях, что разыгрались на его глазах.
   Как люди в черных плащах бежали вдоль вагонов к локомотиву, конечно же, чтобы проникнуть в кабину, остановить поезд, захватить его и уж я не знаю что сотворить с пассажирами. Но тут им навстречу вышел высокий мускулистый мужчина — тоже в черном плаще, но длинном, до пят, черном трико и черных сапогах. На нем еще была черная маска, знаете, вот такая, закрывающая всю голову и пол-лица, только нижняя челюсть видна, и с небольшими острыми ушками, торчащими вертикально… Да, я тоже никогда о подобных костюмах не слышал, может, какая-то новая Гильдия создана? Ах, сейчас каждый день что-то новое… Постойте-ка, у него же эмблема на груди была! Ну, да, я ясно разглядел, — кажется, желтый овал, и внутри какая-то разлапистая фигурка с крыльями… Да какая Уния авиаторов, что я, их эмблемы не видел!.. Вот именно, а такой — ни разу не видел… В общем, состоялся жестокий бой со стрельбой и рукопашной, в которой герой одержал полную и безоговорочную победу над плохими людьми. А когда поезд остановился на каком-то разъезде, чуть не доехав до Черты, энтомолог с супругой смогли вернуться в свой вагон. Только одежду, вот беда, запачкали и сачок потеряли. Очень обидно. Такой сачок был!
   — Просто ужас! — воскликнула бывшая фрейлина императрицы. — Но кто же этот таинственный романтический герой? Откуда он взялся и куда делся потом?
   По новой началось обсуждение приключения.
   — Наверное, на крыше боролся агент железнодорожной полиции, — это мнение высказал толстяк стат-барон.
   — Мне всегда казалось, что железнодорожные агенты — это невзрачные, несимпатичные люди, которые следят за чемоданами, вечно простуженные, — высказалась девица с капризным лицом.
   — Ввиду серьезной ситуации в стране они посылают на дорогу своих лучших людей, — сказал молодой человек с нервным тиком.
   Попутчики не особо расспрашивали Сварога о деталях схватки. Видимо, не верили в способность рассеянного ученого подмечать детали. Ну и славно.
 
   Пересечение Черты много времени не заняло. Никто никого не досматривал, документы не проверял. Позиция революционной власти была Сварогу хорошо известна: пусть катятся, буржуины, если невтерпеж. Возможно, границы и закроют, но произойдет это не так чтобы очень скоро… А может, все останется, как есть. В конце концов, Сварог не был специалистом по магическим революциям. Касательно же ценностей, которые беглецы могут прихватить с собой, считалось, что пусть прихватывают — много не вывезут, а вскоре страна вновь станет единой и неделимой, слабо быть, ценности вновь окажутся в стране. Позиция властей Вольной республики Корона Сварогу была известна хуже, но факт оставался фактом — те въезду не препятствовали, и, по крайней мере на Черте, препон ни в чем не чинили. Разве что прогоняли поезд через коридор из металлических дуг. Сварог уже видел такие на причале, где швартовался «Пронзающий», и знал, что это ничто иное как прибор «Боро-6», улавливающий проявления магии, — в частности, нахождение под чужой личиной — и наличие магических предметов. Но поскольку Око Бога почему-то не идентифицировалось серией приборов «Боро» как магический предмет, волноваться было вроде нечего… Если не заставят достать и не увидят завораживающее сияние «кристалла»…
   Разумеется, как же без нервного волнения, — какие-то страхи, бесспорно, присутствовали, но все прошло самым гладким образом — пересекли Черту и покатили дальше, уже по территории Вольной республики Корона — что никоим образом не отразилось на пейзажах за окнами, но отразилось на настроениях в вагоне. Пассажиры повеселели, и не только в их купе. Если до границы все в основном сидели по своим норам, то теперь выходили в коридор, подолгу там стояли, ходили, беседовали. Многие отправились отмечать пересечение Черты в кухонный вагон… Например, туда отправился толстяк стат-барон и девица с капризным лицом. Словом, в поезде воцарилось праздничное настроение.
   От Черты до Некушда поезд летел без остановок, не задерживаясь даже на разъездах. Составу был предоставлен «синий путь»: все встречные обязаны были его пропускать. Ну и в положенный час локомотив въехал в город Некушд.
   Сварог однажды уже видел этот город — с воздуха, издали. Город тогда показался Сварогу похожим на исполинского окаменевшего дикобраза, которому набросили на иголки новогоднюю гирлянду — столько было остроконечных шпилей и электрической иллюминации. Из окна поезда впечатление, разумеется, складывалось другое. Вернее, пока никакого не складывалось. Состав проезжал мимо бесконечных складов, ангаров, густых парков, иногда вдали удавалось разглядеть высотные дома, эстакады и те самые шпили, но тут же вид на них заслонял очередной парк или длиннющий склад. Поезд проехал по мосту над дорогой, на которой наблюдалось оживленное — точно как в столице — электромобильное движение. А потом пошли сплошные пути, стрелки, депо, и так вплоть до самого вокзала.
   Поезд, погасив скорость до минимальной, въехал под огромную арку из металла и стекла, добрался до тупика и окончательно встал. Перрон, к которому прибыл состав, был совершенно пуст.
   Пустым он оставался, правда, недолго. Стоило поезду замереть, как к выходам из вагонов побежали люди в одинаковых зеленых плащах — надо думать, вокзальные работники. Волокли за собой желтые металлические барьеры и мигом выстроили из этих барьеров коридоры, шириной — чтоб мог пройти один человек. Затем работники сами выстроились вдоль барьеров, а у выходов из коридоров появились люди в до боли знакомых Сварогу плащах — иссиня-черных с зеленой подкладкой. В руках кое у кого из них наблюдались ручные приборы серии «Боро». Каскад, кто же еще. Та структура империи Корона, что полностью встала на сторону Вольной республики.
   Все эти приготовления Сварогу крайне не понравились. Уж больно серьезной проверкой попахивало. Но, с другой-то стороны, чего ему волноваться? Документы у него — подлиннее не бывает, магических предметов при себе нет, а что шаур, что Око обнаружить возможно лишь при таком тщательном досмотре, что и на советской таможне, отличавшейся крайней степенью подозрительности, и то не устраивали. Ну а в личность его кто тут может знать? Даже если волей прихотливого случая он вдруг попадется на глаза каскадовцу, с которым сводила уже судьба или где-нибудь в застенках, или при задержании в кафе (хотя шанс такой встречи минимален, прямо как в «Спорлото»), то косметические изменения, каким Сварог подверг свой внешний вид, не позволят его опознать.
   Келина Ван-Ради тоже признаков волнения не выказывала. Она вела себя так, как и должна себя вести по уши влюбленная в своего мужа супруга: смотрела не по сторонам, а только на него, беспокоилась, как бы не забыли что из багажа, ведь муж такой рассеянный, проверяла, все ли в порядке у благоверного с одеждой.
   От вагонов по огороженным барьерами коридорам протянулись очереди к столам на выходе. Очередь двигалась медленно, но двигалась. Сварогу некогда было скучать — он занимался постоянным перетаскиванием с места на место своего багажа, насчитывающего пятнадцать мест. Причем он знал только, что находится в одном-единственном чемодане, в других же было понапихано невинное барахло, проверять которое перед отъездом он счел занятием пустым.
   Та-ак, Монах преодолел кордон беспрепятственно, это уже хорошо. Была опасность, что его опознает какой-нибудь глазастый каскадовец — что и говорить, Монах портил им кровь и в бытность свою уголовником, и позже, став активным деятелем революционного движения… Но Сварог предпочел рискнуть и взял его, решив, что знакомый черт лучше незнакомого.
   Каскадовцы прохаживались вдоль барьеров, как эсэсовцы вдоль колючки, пристально оглядывая прибывших. Но на Свароге никто из них взгляд не задерживал. Похоже, в поле их пристального внимания угодил ни кто иной, как толстяк стат-барон — уж больно заметно нервничал, вертелся без конца, вытягивая шею. Сварог-то знал, что тот высматривает жену и сына, но со стороны его поведение выглядело весьма подозрительно.
   Ну и довыглядывался. Бедолагу стат-барона промариновали на выходе гораздо дольше остальных, но, видимо, он не сумел убедить каскадовцев в своей честности и лояльности, и те отправили его не как остальных — к двери с горящей надписью «Город», а сопроводили к двери, вовсе никакой надписи не имевшей. Сварог даже пожалел забавного толстяка.
   А вскоре наступила и их с Келиной очередь.
   Человек за столом, типичная въедливая канцелярская крыса, бегло просмотрел документы, взглядом-рентгеном прошелся по лицам и багажу, потом ткнул пальцем явно наугад в пухлый кожаный чемодан с двумя ремнями:
   — Попрошу открыть.
   Сварог противиться не стал. Хотя он и не знал, что в этом чемодане, но нисколько не сомневался в невинности его содержимого. Так и оказалось: чемодан был доверху набит дамскими тряпками.
   Другой служака, видимо, специалист по досмотру, принялся ловко перебирать шелковые, бархатные, атласные тряпочки, мелькнуло нечто воздушно-кружевное. Келина Ван-Ради, презрительно фыркнув, отвернулась, всем своим видом показывая, как она презирает людей, чья профессия — копаться в женском белье.
   В общем, все проходило, как и у всех до них. И вопросы задавали те же:
   — Цель прибытия?
   Сварог объяснил все про бабочек. Устроило.
   — Ваша профессия? Где проживали в Вардроне? Ну и в том же духе. Сейчас их должны направить к двери с надписью «Город».
   И тут у Сварога тренькнуло чувство опасности. Легонько так, но явственно.
   Что за черт! Он незаметно отсканировал обстановку вокруг себя — никаких тревожных признаков, никаких настораживающих изменений. Так, так… А показалось или не показалось, что курьер, разносящий от стола к столу бланки анкет, скрытно так стукнул пальцем по спине чиновника, который беседовал сейчас с энтомологом и его супругой? Или это паранойя разыгралась? Тем более, что поведение чиновника не переменилось, он был по-прежнему казенно сух и неприветлив.
   — Попрошу вас пройти с этим человеком для некоторых уточнений, — вдруг сказал чиновник, отдавая документы не Сварогу, а каскадовцу, которого поманил пальцем.
   — В чем дело?! — изобразила возмущение «супруга энтомолога».
   «Молодец, Келина, — подумал Сварог. — Выигрывает время, чтоб я сообразил, что делать. А что делать? Сейчас пытаться уходить — в высшей степени неразумно. Во-первых, прямой угрозы пока нет. Во-вторых, слишком много каскадовцев ошивается вокруг. Повяжут в три секунды… Пока придется подчиняться».
   — Мой муж — знаменитый ученый. Его знают во всех университетах Гаранда! — исполняла знакомую песню Келина.
   — Дорогая, — тронул ее за рукав муж-интеллигент, — сходим, куда просят. Я уверен, это ненадолго. Наверное, просто недоразумение.
   Супруга вскинула подбородок в знак того, что подчиняется, но оставляет за собой право презирать.
   — А багаж? — робко поинтересовался Сварог.
   — Оставьте, с ним ничего не случится, — заверил чиновник.
   — Я только возьму с собой золотую часть коллекции, — Сварог сунул чиновнику под нос коробку, где сквозь стекло можно было посмотреть на бабочек, приколотых булавками к обитому мягкой тканью дну, — здесь бесценные экземпляры, которые вы нигде уже больше на Гаранде не найдете.
   Сопровождать энтомолога и супругу отправился не один каскадовец, а двое — один шел впереди, другой замыкал процессию. «Ерунда, — подумал Сварог. — С двоими-то управлюсь. Парализаторов у них что-то не видно. Может, и обойдется…»
   За дверью без надписи обнаружился длинный серый коридор с множеством дверей.
   — Прошу, — первый сопровождающий толкнул ничем не приметную дверь, открывая доступ в тускло освещенную и пустую комнату.
   — А что мы должны будем делать? — спросил Сварог.
   — Сейчас к вам придут и объяснят, — ожидаемо ответил каскадовец.
   Подчиняясь наитию, Сварог отступил на шаг назад и будто ненароком толкнул противоположную дверь.
   В комнате был стол, на краю которого сидел толстяк стат-барон, курил трубку и по-свойски, как с добрыми старыми приятелями, трепался с каскадовцами. Увидев Сварога, он на мгновение смутился, пришел в замешательство, потом соскользнул со стола…
   Чувство опасности взвыло как стадо мартовских котов.
   И Сварог не стал ждать, что предпримет добродушный толстяк. Сварог с силой захлопнул дверь и сходу включился в работу.
   Подсек под голень ближайшего каскадовца, и, когда тот стал валиться, добавил ему «клювом ястреба» под кадык. Потом взвился в прыжке и каблуком свернул второму сопровождающему челюсть.
   Не растерялась и Келина, вцепилась обеими руками в ручку двери, за которой находились стат-барон и его дружки-каскадовцы — чтоб выиграть время. И выиграла.
   — Отпускай! — крикнул Сварог, раздирая ногтями коробку с драгоценными бабочками.
   Келина отпустила ручку, и Сварог тут же, что есть силы врезал по двери ногой, отменно заехав в лоб тому, кто находился за дверью.
   — По коридору! Уходи!
   Она подчинилась, бросилась по коридору, Сварог за ней. Он уже выбросил разодранную коробку и сжимал в руке освобожденный из тайника свой верный шаур.
   — Стой!!! — закричал Сварог, увидев, что стат-барон и каскадовцы, выскочивши из комнаты, не преследуют их — стоят возле двери и просто смотрят.
   Но уже ничего нельзя было поделать.
   Первая решетка с лязгом обрушилась в пяти шагах перед ними, вторая — в трех шагах позади них. Они оказались заключенными в натуральную клетку.
   — Око, — твердым, ровным голосом сказала Келина. — Доставайте Око, господин Сварог. И я им устрою день гнева. Мы не проиграли.
   Достать Око было делом секундным, но Сварог замер в полной прострации, так и не дотронувшись до «кристалла».
   И обалдеть было от чего, ей-богу. Сварог почувствовал, как челюсть его предательски отвисает на грудь.
   Еще одна из коридорных дверей распахнулась, и послышался знакомый брюзжащий голос:
   — Что ж это вы, маскап, сразу драться-то начинаете, а? Не разобравшись, не поинтересовавшись, не спросив… Ай-ай-ай, разбалывались вы в этой своей Монитории. В меня не стреляйте, хорошо?
   Из кабинета, вытирая руки салфеткой, неторопливо вышел высокий худощавый человек.
   — А я, признаться, успел соскучиться по вас, мастер Сварог, — сказал Гор Рошаль.

ГЛОССАРИЙ

   Некоторые любопытные сведения о Короне, Великой Империи Четырех Континентов
О ЛЕТОСЧИСЛЕНИИ
   1. Новое летосчисление было введено в Короне триста два года назад, в год провозглашения правившего тогда короля Пер-Лошега первым императором Короны. За единую точку отсчета как раз и приняли год провозглашения Короны империей. Поэтому в официальных документах принято указывать: «такой-то год от Первой Империи», хотя в разговорной речи зачастую можно услышать: «От первого императора», — или: «От Объединения». События, происходившие до означенной точки отсчета, помечают в официальных документах как «такой-то год до Первой Империи».
   Сейчас, таким образом, 302 год от Первой Империи.
   До этого не существовало упорядоченной хронологии, чуть ли не у каждого государства была своя система летосчисления, но все же наибольшее распространение имел так называемый Храмовый отсчет. Согласно Храмовому канону, Книга Истинного Света была ниспослана человечеству восемьсот сорок семь лет тому назад — это и есть нулевая дата. Храм и по сию пору при составлении бумаг внутрицерковного хождения пользуется своим летосчислением — Храмовым отсчетом.
   К историческим курьезам можно отнести бытовавший в поглощенном Короной крохотном государстве Верхний Годли-Отт счет годов, который вели «со дня первой брачной ночи». Имелась в виду первая брачная ночь легендарных перволюдей Олии-Отт и Годли-дан-Ротан, в которую был зачат первый верховный вождь Годли-Отт, согласно преданию и основавший государство Верхний Годли-Отт. По этому летосчислению сейчас идет 5891 год от первой брачной ночи.
   А пророк Многоуст, живший в 136-103 годах до Первой Империи, предложил вести счет годам от «рождения звезды Ротритар». Сей пророк утверждал, что «когда звезда Ротритар зажглась в небеси, Бог явил себя первый и последний раз в обличье человечьем, а после превратил свое сердце в светоносный Гелис, а свое тело — в Свет». Звезда Ротритар появилась на небе, по утверждению пророка Многоуста, 1740 лет назад. Разумеется, последователи Многоуста, которых особенно много на Гвидоре, считают годы в соответствии с заветами своего учителя.
   2. Официальная историческая наука Короны выделяет следующие периоды всемирной истории: эпоха Всеобщей Дикости, эпоха Первых Королей, эпоха Утверждения Храма, эпоха Великих Войн, эпоха Владычества Империи и Электричества.
   Правда, в последнее время завоевывает популярность предложенная соректором университета города Некушд классификация эпох по доминирующему способу жизнеобеспечения: эпоха Лесов, эпоха Пашен, Кузнечная эпоха, эпоха Ремесла, эпоха Электричества.
КАЛЕНДАРЬ
   Год на Гаранде состоит из четырех сезонов: Жаркий сезон, Пасмурный сезон, Холодный сезон, Ранний сезон. Каждый сезон насчитывает двенадцать коротких недель (по семь дней) и одну длинную (восемь дней). Недели официально называют по порядковым номерам, допустим, «первая неделя Раннего сезона», «десятая неделя Пасмурного сезона». В народе распространены также обиходные названия недель: «больная неделя» (первая), «смешная неделя» (шестая), «резиновая неделя» (тринадцатая), «свадебная неделя» (седьмая неделя Пасмурного сезона) и так далее.
   Разумеется, в фольклоре народов империи по поводу каждой из недель существуют свои пословицы, поговорки, присловья, суеверия и приметы. Например, считается, что на тринадцатой неделе любого сезона нельзя ни в коем случае признаваться в любви, играть свадьбы, заключать сделки и заготавливать продукты впрок. Кое-где, скажем, в провинции Дакмор все четыре тринадцатые недели — выходные. А вторая неделя Раннего сезона издревле считается гадательной или определительной. Во время этой недели каждое событие, происходящее с человеком, истолковывается с прицелом на весь год. К примеру, если кто-то заболеет на этой неделе, то ему надлежит весь год самым бережным образом обходиться со своим здоровьем, побольше отдыхать, ничем не злоупотреблять, и только через год аналогичная неделя покажет, можно ли ему ослабить самоконтроль. А если кто на этой неделе потерпит неудачу в любви, то со свадьбами-женитьбами в этом году ему торопится не стоит, лучше год переждать.
ПРАЗДНИКИ
   В Короне четыре главных праздника.
   1. День рождения Императора. Сейчас отмечается в третий день одиннадцатой недели Пасмурного сезона — в этот день родился правящий ныне Император. К этому дню обычно приурочены награждения, повышения по службе, амнистии, торжественные открытия новых дорог, каналов, строительных объектов, спуск на воду кораблей и прочие официальные мероприятия. В этот день в столице, мегалополисе Вардрон, обязательно проводится парад авиаторов и Большой Дворцовый Прием, а в каждом из городов империи в честь Императора по главной улице проходит утреннее праздничное шествие. Простые люди в этот день празднично обедают в кругу семьи и дожидаются пятнадцатой стражи, когда на главные площади городов выкатывают оплаченные императорской казной бочки с вином. А с наступлением темноты на площади сжигают соломенное чучело, символизирующее беды, болезни и напасти, какие могут свалиться на Императора — сжигают, чтобы отвести эти напасти.
   С некоторых пор еще сжигают и чучело мага Визари.
   2. Новый год. Его справляют на стыке Холодного и Раннего сезонов. Главные торжества происходят в последнюю ночь Холодного сезона. На столе в эту ночь обязательно должен быть жареный двухмесячный поросенок и бочонок шарши (десятиградусный напиток на лесных ягодах). Обязательный новогодний ритуал — розыгрыш подарков. Все подарки складывают в сундук, поочередно достают, спрашивают: «Кому?», — человек с завязанными глазами называет имя. Доставшийся подарок нельзя передарить, от него нельзя отказаться. Традиция несет в себе элемент шуточного гадания. Какой подарок получишь — так год и проживешь. Новогодние праздники длятся шесть дней: три последних дня Холодного сезона и три дня Раннего сезона.
   3. День Первой Империи. Отмечается в четвертый день шестой недели Жаркого сезона. Из традиций, закрепленных за этим днем, можно отметить лишь певческие состязания, которые проходят во всех крупных городах империи. На бытовом уровне праздник сложился как день памяти. Люди посещают могилы своих родных, поминают ушедших в мир иной.