Буссенар Луи Анри. Без гроша в кармане

   Но от Нью-Йорка до Чикаго дорога длинная, и после пяти-шести часов пути Снеговик почувствовал, что голоден, о чем и сообщил своему хозяину. Тот воскликнул:
   — Ах, а я об этом и не подумал!.. Только, видишь ли, у меня нет ни гроша в кармане; придется затянуть потуже пояса.
   Пиф и Паф вернулись в эту минуту из вагона-буфета, плотно закусив, веселые, с зубочистками во ртах.
   Снеговик, высунувшись из окна, впитывал в себя кухонные ароматы, которыми благоухал воздух, и бормотал:
   — Плохой вы негр, мистер Снеговик! Не приходится вам зажигать сигару зеленой бумажкой!.. Денег ни гроша, поесть не на что!.. Другой раз надо откладывать деньгу… экономить!
   — Попадись мне только с этим! — проворчал Бессребреник… — Вздумал экономить!.. Захотелось моей смерти?..
   Делать было нечего: голодный негр и голодный господин старались проспать те мили и часы, которые еще оставалось проехать. Их разбудил крик кондуктора.
   — Чикаго!.. Чикаго!..
   Выйдя из вагона, Бессребреник, никогда ничему не удивлявшийся, немало изумился при виде молоденькой женщины, одетой в изящный дорожный костюм. В руках у нее был плед на ремнях.
   — Здравствуйте, мистер Бессребреник.
   — К вашим услугам, миссис Остин.
   — Куда вы?
   — Еду на «цветной» обед.
   — К кому?
   — Не знаю.
   — Какая улица?.. Какой номер?
   — И того не ведаю.
   — И вы уехали из Нью-Йорка, не справившись?..
   — Тот, кто пригласил меня, сумеет отыскать… А вы?.. Вы здесь какими судьбами?
   — Я приехала этим же поездом. Вам не неприятно будет пройтись со мной под руку?
   — Буду весьма польщен, очень счастлив…
   Несметное полчище репортеров, фотографов, рисовальщиков, просто любопытных собралось на перроне. Миссис Остин взяла под руку джентльмена; Снеговик последовал за ними, Пиф и Паф делали все возможное, чтобы толпа не оттерла их.
   — Бессребреник! Бессребреник! — кричали репортеры. — Где вы, мистер Бессребреник?
   Неузнанный джентльмен уже был на улице, между тем как его искали по всем углам вокзала.
   — Как же вы намерены поступить дальше? — спросила миссис Клавдия.
   — Остановлюсь в «Атенеуме», объявлю о своем прибытии и стану зарабатывать на пропитание.
   — В таком случае проводите вначале меня…
   — Я только что собирался просить доставить мне эту честь.
   Они шли около получаса, и молодая женщина, наконец, остановилась перед роскошным отелем.
   — Войдемте, — предложила она.
   Бессребреник последовал за любезной хозяйкой.
   Они очутились в великолепном зале, где было несколько джентльменов и леди в нарядных туалетах. При появлении миссис Клавдии и ее спутника поднялся легкий ропот.
   — Господа, позвольте представить мистера Бессребреника — героя дня… Он принял приглашение на обед, которое я послала в Нью-Йорк. Мистер Бессребреник, — обратилась она к нему, — вы здесь у меня в гостях. Позвольте руку, и пройдемте в столовую.
   При этих словах молодая женщина сбросила серый каш-пусьер, окутывавший ее с головы до ног, и появилась в черном атласном платье-декольте, с черными жемчужинами в ушах и звездой из черных бриллиантов, воткнутой во вьющиеся пряди пепельных волос…
   Мистер Бессребреник был ослеплен. Он вежливо поклонился и проговорил:
   — Вы — волшебница!
   Все пошли в столовую, и при виде ее странного убранства у молодых леди вырвались восклицания испуга.
   Следует сказать два слова о «цветных» обедах — странной, оригинальной выдумке американцев.
   На этих обедах — голубых, желтых, зеленых или лиловых — все должно приближаться по тону к тому цвету, который избрала хозяйка дома.
   Все должно быть розовое или голубое, лиловое или желтое: убранство столовой, посуда, туалеты дам, блюда, десерт, бутоньерки у мужчин, даже драгоценные камни.
   Самый обыкновенный — розовый обед: торжество лососины, ростбифа, биска, томатов, креветок, кремов, редиски, красиво убранных пирожных, фруктов, роз.
   — Насколько я знаю, еще никто не давал черного обеда, — сказала, улыбаясь, миссис Клавдия. — И вот мне, женщине эксцентричной, пришло в голову устроить такой обед в честь ваших дебютов, мистер Бессребреник. Как вы находите, мой план выполнен успешно?
   — Чудесно! — отвечал, смеясь, джентльмен. — Невозможно, наверное, более своеобразно напомнить о недавнем прошлом тому, кто служил живой рекламой черной ваксы… Кстати, куда девался Снеговик, мой бывший хозяин, а теперешний слуга?
   — Не беспокойтесь. Мистер Пиф и Паф взяли на себя заботу о его черной персоне.
   — Прекрасно.
   Гости разместились по указанию хозяйки, и мистер Бессребреник, сидевший по правую ее руку, не без иронии смотрел на представившееся зрелище.
   А зрелище было странным и мрачным: огромная столовая, вся обтянутая черным, в том числе и потолок. Черный ковер на полу, стол, накрытый черной бархатной скатертью, на которой лежали меню и карточки с именами гостей, написанные белым по черному. Салфетки были черные, как и посуда и серебро. Прислуживали, само собой, негры, черные как уголь. Все дамы оделись в черное, и единственные украшения, допущенные хозяйкой, состояли из черных бриллиантов, черного жемчуга и оксидированного серебра.
   Впечатление от такого стола под волнами электрического света, лившегося с черного потолка, получалось действительно необычайным, и гости громко восхищались. Кушанья, которыми был уставлен стол, представляли целую гамму цветов, начиная от коричневого до совершенно черного.
   Здесь были колбасы и всякие припасы: черная редька, черный хлеб, поджаренное мясо с темными, странными на вид и на вкус соусами. Вино подавалось густого фиолетового цвета, как чернила, а кофе, естественно, черный. Белого было — только женские плечи, мужские манжеты и манишки, да и то многие нарядились в черное, поистине ужасное белье…
   Мистер Бессребреник после шестнадцатичасового путешествия не страдал отсутствием аппетита. Однако, не выпуская куска изо рта, он был любезен со всеми. Миссис Клавдия, сделавшая попытку удивить джентльмена, очень хотела знать, как понравилась гостю эта американская веселость под катафалком.
   Она подозревала, что мистер Бессребреник — иностранец, может быть даже француз, и вполне сознавала отсутствие хорошего вкуса в своем празднике. Мнение Бессребреника хозяйка ставила особенно высоко, так как вообще относилась к нему далеко не равнодушно.
   Любила ли она его?.. или ненавидела?.. Наверное, и то и другое вместе. Может, как раз оттого, что этот иностранец отнесся к ней равнодушно, миссис Клавдия обратила на него более внимания, чем на кого-либо другого. Кроме того, знакомство с ним ее интересовало, создавало ей успех, обращало внимание на ее поступки, а ради рекламы она готова была пожертвовать многим.
   — Скажите, наконец, что вы думаете обо всем этом? — спросила она мистера Бессребреника.
   — О чем именно?.. о поваре?.. о кушаньях?..
   — Мне хотелось бы знать ваше мнение обо всем.
   — Что же! Повар ваш совершил подвиг… придумать такие блюда — настоящий подвиг… Убранство тоже экзотично… А что касается гостей, я скажу, что они — янки — умеют ценить подобные проявления оригинальности.
   Миссис Клавдия капризно покачала своей хорошенькой головкой — пепельные кудри еще рельефнее выделились на черном фоне — и, состроив гримаску, проговорила:
   — Вы несколько жестоко относитесь и к моему празднику, и к его устроительнице…
   — Намереваетесь защищать янки и признаете у них вкус?
   — Я как американка…
   — Вы прежде всего женщина; ваш каприз — закон, и вы имеете на то право.
   — Вы уклоняетесь от ответа… Мой обед…
   — Я говорю, что очень приятно быть такой богатой и предлагать гостям подобные увеселения…
   — О, я знаю, что об этом подумают в Америке! Но в Европе?.. Вы не американец?
   — Кто знает…
   — Вы француз?
   — Может быть.
   — Парижанин?
   — Я — человек без гроша в кармане.
   — Но от вас зависело сделаться миллионером!
   — Куда мне!..
   — Вы имели бы солидное состояние, и в два-три года оно могло удвоиться.
   — Благодарю за хорошее обо мне мнение.
   — Я — владелица нефтяных источников, открытых недавно в Дакоте.
   — Мельком слышал об этом.
   — Там теперь возник целый городок — Нью-Ойл-Сити, будущий соперник многолюдного Петроли-Пенсильвании… Мистер Джай Гульд — золотой король, мистер Джим Сильвер — серебряный, а я сделаюсь нефтяной королевой. У меня будет дворец в Нью-Йорке, коттедж в Иеллоустонском парке, собственный салон-вагон на всех железных дорогах, отель в Париже, вилла в Ницце, яхта в тысячу тонн на океане… Я буду сиять по своему капризу на землях и морях то одного, то другого полушария.
   — Вы не находите, что все это очень утомительно? — спросил равнодушным тоном джентльмен.
   Но восклицания, вызванные у гостей планами на будущее красавицы хозяйки, заглушили вопрос Бессребреника.
   Все знали историю быстрого обогащения миссис Клавдии: ее покойный муж — молодой инженер, погибший в одной из железнодорожных катастроф, разбогател благодаря счастливой случайности. Став вдовой, миссис Остин не продала земли, на которой оказались нефтяные источники, но продолжила их разработку, заставив всех, от последнего рабочего до главного инженера, повиноваться себе.
   За полтора года она получила полтора миллиона долларов и положила их в банк как неприкосновенный капитал.
   Ею многие восхищались, и у красивой, образованной, деловитой женщины не было недостатка в женихах.
   Говоря со своим гостем, она возвысила голос, так что присутствовавшие слышали ее. Все серьезно верили в возможность осуществления грандиозной мечты хозяйки и отнеслись к ней с шумным восторгом. Один из гостей встал и, подняв бокал с фиолетовым вином, предложил тост:
   — Леди и джентльмены! Божественная миссис Клавдия Остин позволила мне поднять бокал в честь ее. Пью за здоровье королевы ума, королевы красоты и, надеюсь, в скором времени — нефтяной королевы…
   В это время в комнату вошел метрдотель. Одетый в безукоризненный черный костюм, он был единственным из слуг с белым лицом.
   Представьте ужас хозяйки! Это бледное лицо нарушило господствующий тон обстановки… И другая непростительная оплошность: непрошеный гость держал в руках не черный поднос, а белый.
   А на подносе?..
   — Что такое, мистер Шарп?..
   — Важная телеграмма.
   — Откуда вы знаете?
   — Я прочел ее и, смею думать, правильно сделал.
   Миссис Клавдия развернула депешу.
   Телеграмма оказалась длинной. Когда она закончила чтение, губы ее побледнели так же, как и щеки.
   Впрочем, то было единственным проявлением волнения — руки не дрожали и глаза сверкали.
   Наступило тяжелое выжидательное молчание.
   — Будем же продолжать веселиться, — обратилась миссис Клавдия к гостям, но голос ее как бы потерял некоторую долю звучности.
   Затем, обращаясь к джентльмену, предложившему тост, она прибавила:
   — Нефтяная королева благодарит вас за добрые пожелания.
   К ней вернулось спокойствие, щеки снова порозовели. Она передала телеграмму Бессребренику.
   — Я думаю, вы поступили благоразумно, не женившись на мне.
   Джентльмен бросил на нее вопросительный взгляд.
   — Прочтите, — сказала она, — и вы все поймете.
   Он повиновался:
   «Доводим до вашего сведения, что ковбои осаждают Нью-Ойл-Сити. Нефтяные цистерны горят. Собираются взорвать колодцы динамитом. Рабочие сопротивляются, но боимся, что нельзя будет долго продержаться. Убытки громадные. Бедствие ужасное. Необходимо скорое решительное вмешательство. Иначе — разорение. Просим немедленно прислать инструкции. Гаррисон, главный инженер».
   Бессребреник возвратил телеграмму миссис Клавдии, которая пристально глядела на него:
   — Что вы на это скажете?
   Он ответил с ироничной улыбкой:
   — Когда мне своим трудом удастся заработать достаточную сумму денег…
   — Вы дадите мне взаймы?..
   — Нет, постараюсь отложить три шиллинга…
   — Чтобы?..
   — Чтобы купить экземпляр басен Лафонтена.
   — Это еще что такое?
   — Я предложу вам одну из них… Когда вы прочтете «Молочницу и крынку молока», то убедитесь, что нет кувшина, который не мог бы опрокинуться.
   — Можно подумать, мое несчастье доставляет вам удовольствие.
   — Нет, я отношусь к нему равнодушно. Впрочем, будет любопытно посмотреть, как вы выпутаетесь из затруднения.
   — А если я попрошу вас о помощи?..
   — Подумаю… Хотя помощь от человека, у которого нет ни гроша, весьма сомнительна.
   — Вы — необыкновенный человек!
   Она говорила тихо, и со стороны казалось — равнодушно, так что гости ничего не поняли.
   Общая беседа снова оживилась, и телеграмма стала забываться.
   Правда, гости находили, что хозяйка слишком внимательна к этому странному господину, хотя тут же извиняли ее — как-никак он был знаменитостью!
   — Послушайте, — продолжала миссис Клавдия. — Вы отказались жениться на мне, и я даже смогла рассердиться… Теперь, вероятно, у меня уже ничего нет, и я предлагаю вам не брак, но дружбу. Почему миссис Бессребренице не стать товарищем мистера Бессребреника?
   — Да, это идея!
   — Вы принимаете?
   — Без сомнения! Только с одним условием — чтобы вы действительно не имели ни гроша.

ГЛАВА 5

Первые затруднения устранены. — Не хватило трех су! — На поезде. — «Негодные земли» Небраски. — Последние бизоны. — Ранчо. — Первая встреча с ковбоями. — Битва. — История кондуктора, съевшего свою хозяйку.

 
   Таким образом, отношения между миссис Остин и крайне своеобразным джентльменом, прозванным «Бессребреником», упрочились и одновременно усложнились. Они стали товарищами, составив синдикат двух бедняков и положив начало фирме «Без гроша в кармане и К°«.
   Бессребреник, возможно, был наиболее богатым из двух компаньонов — его состояние равнялось нулю, тогда как миссис Клавдия не знала, не обернулось ли ее разорение несколькими сотнями тысяч долга.
   Без колебания она решила немедленно отправиться в дикую пустынную Дакоту, в самый центр восстания, чтобы принять личное участие в борьбе.
   У янки много недостатков, но одного достоинства у них оспаривать нельзя — энергии, соединенной со смелостью. Ничто не в состоянии смутить или обескуражить янки. Он с совершенным хладнокровием переносит самые ужасные бедствия и, в случае надобности, без колебания жертвует жизнью, стремясь остаться победителем в «борьбе за существование».
   Храбрая женщина обсудила свой план с джентльменом.
   — Значит, мы едем в Дакоту, — заключил он.
   — Да, любезнейший компаньон.
   — Следовательно, мне надо заработать столько, чтобы я мог заплатить за поездку из Чикаго в Денвер, и не только за себя, но и за Снеговика.
   — Прошу вас, не беспокойтесь об этом. Издержки покроются из общего капитала.
   — Но ведь он исчисляется нулями?..
   — Примите в виде аванса сумму, необходимую на проезд и пропитание.
   — Невозможно!.. Я дал обещание не принимать ничего ни под видом подарка, ни займа…
   — Как же быть?.. Время идет… боюсь, не поздно ли уже.
   — Поезжайте вперед, а я со своим слугой догоню вас.
   — Без вас я не поеду.
   Во время разговора Бессребреник вынул записную книжку и начал что-то писать.
   — Вы позволите? — спросил он у своей собеседницы, смотревшей на него с недоумением.
   — Конечно! Продолжайте.
   Он писал, не отрываясь, с полчаса и вздохнул с облегчением, когда закончил.
   — Можно узнать, в чем дело? — спросила миссис Клавдия, любопытная, как все женщины.
   — Телеграмма в «Нью-Йорк Геральд», корреспондентом которой я являюсь.
   — Она даст вам возможность заплатить за проезд?
   — Надеюсь… Но прежде всего надо ее отправить.
   — Кто-нибудь из моей прислуги легко справится с этим. Хорошо?
   — Нет.
   — Опять не понимаю.
   — Вы платите вашим людям, стало быть, я не могу пользоваться их услугами… Я ничего не могу принять даром… даже четверти часа чужого времени.
   — Вы начинаете приводить меня в отчаяние.
   — Какое жалованье получает ваш слуга?
   — Сорок долларов в месяц.
   — Стало быть, в день доллар и… Позвольте мне перевести на французский счет…
   — Для чего вам все это? — Миссис Клавдия начинала терять терпение.
   — Вот для чего: ваш слуга получает в сутки шесть франков шестьдесят сантимов, то есть в час около двадцати восьми сантимов… Предположим, что ему нужно полчаса, чтобы сходить на телеграф; стало быть, я должен уплатить ему пятнадцать сантимов, то есть три су.
   — Ну, а дальше?
   — Этих трех су у меня нет и не может быть; недаром я джентльмен «Без гроша в кармане».
   Несмотря на серьезность положения, миссис Клавдия не могла удержаться от смеха.
   — В самом деле, очень забавно; но как вы думаете: в конце концов не станет ли это неудобным? — спросила она.
   — Не знаю… может быть.
   — Что вы намереваетесь делать?
   — Сам отнесу телеграмму…
   — Могу я знать ее содержание?
   — Извольте. Это подробное сообщение о вашем черном обеде, оригинальной выдумке миллионерши и хорошенькой женщины…
   — Миллионерши уже нет!..
   — Но хорошенькая женщина стала еще прелестнее.
   — За отсутствием мелочи вы богаты любезностями.
   — Всегда к вашим услугам.
   — Бегите же на телеграф!.. Разве вы забыли, что моя нефть, мой завод, мой город — все горит.
   Джентльмен побежал на телеграф и по дороге встретил Пифа и Пафа со Снеговиком, пьяным, как всамделишный ковбой, проглотивший пинту «Сока тарантула».
   Троица пустилась вдогонку за джентльменом, словно тот пытался скрыться от них. Остановились у телеграфа.
   Депеша немедленно была отправлена в Нью-Йорк, и час спустя Бессребреник, благодаря американской четкости, уже получил плату за свою первую статью.
   Прежде чем вернуться к миссис Клавдии, он зашел взять билет на поезд для себя и Снеговика.
   Его спутница была уже готова. В путь она отправлялась по-американски, намереваясь купить дорогой все, что понадобится. Два ручных чемоданчика, плед, непромокаемый плащ, зонт — вот и все, что составляло ее багаж.
   Бессребреник передал чемоданы негру, сам взял плед с плащом и предложил руку миссис Клавдии.
   Пиф и Паф не отставали от них.
   Между Чикаго и Денвером нет недостатка в путях сообщения. Всего насчитывается до пяти железнодорожных компаний, наперебой пускающих в ход рекламу, восхваляя удобства, комфорт и быстроту своих поездов. Но если поезда в действительности прекрасны, то самый путь ужасен; в этом отношении ни одна из пяти конкурирующих дорог ни в чем не может похвастаться перед другими.
   Пиф и Паф, поддерживая Снеговика, усадили его благополучно между собой в том же вагоне, где поместились Бессребреник и миссис Клавдия.
   До Денвера было тридцать часов пути. Выехали рано. Снеговик спал, как тюлень; Пиф и Паф жевали табак, разгуливая по всему поезду; Бессребреник и миссис Клавдия разговаривали, мечтали, делали заметки и спали. Проехали несколько городов и достигли, наконец, штата Небраска, одного из самых бесплодных во всех Соединенных Штатах и занятого большей частью так называемыми «негодными землями». Нельзя придумать названия, более подходящего для этих необозримых пустынных равнин, где не видно никакой другой растительности, кроме шалфея, сильный запах которого разносится в воздухе. Кругом ни дерева, ни холма, ни хижины, лишь группки индейцев нарушают иногда монотонность пустыни.
   Поезд шел вдоль Платт-Ривера; заросли шалфея исчезли и стали попадаться люди, стада, фермы.
   Цивилизация завоевала эти необозримые пространства и преобразила их там, где двадцать лет назад кочевали краснокожие и бродили бизоны, пасутся бесчисленные стада быков, баранов и лошадей. Бизоны уже почти исчезли — осталась всего сотня голов. Закон взял их под свое покровительство, поместив в Иеллоустонском парке.
   Индейцы тоже близки к исчезновению. Неумеренное употребление водки и болезни, занесенные белыми, действуют на них губительно.
   В Небраске с особенной ясностью видна работа, преобразующая весь Американский материк с запада на восток.
   Людская волна, которую ничто не сдерживает, безостановочно продвигается вперед, никогда не отступая назад, заполняя необозримые пространства между Атлантическим и Тихим океанами. На всем этом протяжении то и дело появляются местечки, быстро превращающиеся в многолюдные города.
   Между этими городами, расположенными подчас на громадном расстоянии, виднеются маленькие деревянные домики, склады угля, колодцы и изредка встречаются люди.
   Любопытный путешественник, заглянув в путеводитель, читает, что эта хижина, эти столбы с дощечками названы городом.
   Если это заметит американец, он улыбнется и скажет:
   — Вы удивлены — и совершенно справедливо… Но приезжайте сюда лет через пять-шесть и действительно увидите город с десятью, пятнадцатью, двадцатью тысячами жителей.
   И это правда.
   Денвер служит живым доказательством необычайно быстрого роста городов. Ему нет еще и двадцати пяти лет, а он насчитывает уже до ста сорока тысяч жителей.
   В нем есть университет, биржа, несколько театров, обширные бульвары, ботанический сад, великолепные церкви, десятиэтажные дома и всюду электрическое освещение.
   По мере приближения к молодой, роскошной столице штата Колорадо количество ферм и обработанных земель увеличивалось.
   Скоро беспрерывно потянулись ранчо, окруженные проволочной изгородью, идущей вокруг деревянного дома и хозяйственных построек.
   Там и сям паслись быки, коровы и лошади под охраной разъезжающих верхом ковбоев.
   На одной из станций несколько из них сели в вагон, звеня деньгами в карманах, — то, что досталось с таким трудом, предполагалось истратить на шумные попойки.
   Они фамильярно обратились к негру, принимая его за своего:
   — Хелло, бой!
   Произошел обмен рукопожатиями, от которых, казалось, мог последовать вывих плеча, и через минуту собеседники уже плевали друг другу на ноги табак, который все здесь жуют с наслаждением.
   — Откуда вы?.. Куда отправляетесь?..
   — Из Нью-Йорка… Туда.
   — Куда?
   — Не знаю!
   — Он глуп… или смеется над нами…
   — Не смеюсь, говорю правду.
   — Это не ковбой, а грязный негр, одевшийся по-нашему.
   — Мошенник… Идиот… Негодяй!.. Постой, мы тебя научим, как выставлять себя не тем, что ты есть!..
   Их было человек шесть; довольные случаем пошуметь, они с криками окружили Снеговика, забавляясь его испугом.
   С бедняги сорвали шляпу и оборвали галун. От рубашки летели клочья. Негр, восхищавшийся своим героическим костюмом, плакал, как дитя. Голосом и знаками он умолял хозяина прийти на помощь. И, наконец, Бессребреник, которого эта сцена сначала забавляла, решил вступиться за своего слугу.
   — Господа, — обратился он миролюбиво к ковбоям, — оставьте!
   Ему захохотали в лицо. Бессребреник тоже начал смеяться, хотя ноздри его и верхняя губа поднялись в странной гримасе. Миссис Клавдия с любопытством наблюдала, что он намеревается делать.
   Джентльмен встал и сказал сухим отрывистым голосом:
   — Я просил вас… Теперь приказываю… Прочь лапы!
   При этих словах ковбои на минуту выпустили свою жертву, находя очень смешным человека, осмеливающегося выступать сразу против шестерых.
   — Постойте! — воскликнул один из них. — Мы и его разденем, оголим, как червяка. Сударыня, потрудитесь пройти в соседнее отделение: вам будет неловко.
   Миссис Клавдия не трогалась с места, все более и более заинтересовываясь происходившим. Бессребреник выпрямился и заслонил собою негра. Ковбои, нещадно ругаясь, бросились на него, стараясь повалить.
   Без видимого усилия джентльмен дал пинок, с математической точностью попавший в чей-то перепоясанный красным кушаком живот. Затем его рука стремительно разогнулась и раздался удар по одному из багровых носов. Послышались возгласы: «Ох!.. А-а-а! » Обладатель живота упал на пол, его товарищ с разбитым носом последовал за ним.
   — Очень мило, — заметила миссис Клавдия.
   Но это было не все. На ногах остались еще четыре взбешенных противника. Бессребреник, усвоивший, вероятно, что нападение — лучшая защита, упредил своих врагов. Двое из ковбоев имели длинные бороды. Джентльмен схватился за них и резко дернул. Из двух ртов вырвался бешеный рев. Бессребреник, желая дополнить урок, развел руки и снова сблизил их со страшной силой. Два лба столкнулись и ударились друг о друга с шумом брошенной о стену тыквы. Удар был столь чудовищен, что вой, несшийся из открытых ртов, вдруг замолк. Джентльмен выпустил бороды, и оба ковбоя, потеряв равновесие, упали на товарищей, уже прежде лишившихся возможности сопротивляться. Борьба продолжалась не более полуминуты.
 
   Два последних ковбоя, растерявшись, смотрели на живописное смешение рубашек, сапог, шпор, вонзившихся в тело, судорожно сжатых рук и обезображенных лиц.
   Впрочем, привыкшие ко всему, они скоро пришли в себя и схватились за револьверы. Но в ту же секунду раздались два выстрела. Оба мерзавца, раненные в спину, упали, как подстреленные кролики — у двери в коридор, соединяющий все вагоны поезда, появился кондуктор, держа еще дымящийся револьвер.
   — Что за адский шум подняли эти ковбои? — произнес он хриплым голосом. — Надеюсь, сударыня, вас не побеспокоили?
   — Нет, благодарю вас, — отвечала миссис Клавдия.
   — Тем лучше.
   Между тем раненые стали приподниматься, ощупывая тела и головы.