— Да, да! Дик-Бэби, писака, бумагомаратель, библиотечная крыса… Ну, скорей!
   Дик схватил котелок, сильно встряхнул его, перемешал бумажки рукой, как ложкой.
   — Да кончишь ли ты, мошенник!
   В то время миссис Клавдия, вся бледная, стиснув зубы от стыда и отвращения, думала:
   «Негодяи, делают из меня игрушку! Из меня, женщины, американки! И некому отомстить!»
   Она встала и хотела выйти из окружения пьяниц, но не тут-то было. Негодяи сомкнулись и оставались неподвижными, как стена. У нее брызнули из глаз слезы бешенства.
   — Невеста со слезами нетерпения ждет мужа, — заметил какой-то шутник.
   — Дик-Бэби виноват в этом… Ну же, скорей, не то отрежем тебе уши.
   Он погрузил руку в кучу бумажек и вытащил одну, держа ее бережно между указательным и большим пальцем, точно бабочку за крылья.
   — Ах! — вырвалось вдруг у присмиревшей толпы.
   Дик медленно развернул бумажку и прочел резким голосом:
   — Нэб Ренджер!..
   Раздались восклицания.
   — Нэб!.. Бродяга… потрошитель… охотник за скальпами… палач индейцев… великан… первый красавец всего прииска!.. Будь здоров, Нэб!.. И с невестой!
   Толпа раздвинулась, и из нее выступил вперед гигант, на голову выше всех присутствующих — один из тех уроженцев Кентукки, которые, характеризуя сами себя, говорят, что они наполовину крокодилы, наполовину лошади. Это был настоящий разбойник, хваставший тем, что нет злодейства, которого он не совершил, и державший в страхе весь прииск. В криках, встретивших его имя, слышалось как бы поклонение.
   Человек этот имел действительно устрашающий вид. От его охотничьей блузы и кожаных панталон, обшитых, как у индейца, бахромой, сильно пахло козлом. Сапоги были сделаны из кожи, снятой с задних ног жеребенка. (Изготавливаются они так: теплая окровавленная кожа сдирается с животного; человек всовывает ноги до бедра в эти мешки, привязывает их ремнями и дает высохнуть. Они принимают форму ноги. Обыкновенно эти сапоги снимаются только тогда, когда понадобятся новые.)
   Гигант приближался к женщине, тяжело смеясь, как медведь, напившийся перебродившего кленового сока.
   Миссис Клавдия смотрела со смесью отвращения и ужаса на это чудовище со скотским лицом и рыжими волосами, спутавшимися с бородой ярко-морковного цвета. Крепкие длинные зубы, пожелтевшие от табака, торчали из-под губы, искривленной усмешкой людоеда, почуявшего свежее мясо.
   Подойдя вплотную к молодой женщине, он остановился, пристально взглянул на нее, пустил два-три табачных плевка, важно высморкался при помощи пальцев и сказал:
   — Ай! Ай!.. Красавица!.. Так мне на тебе жениться?.. Пока я хотел оставаться холостяком… но, увидев тебя, передумал.
   Миссис Клавдия, полумертвая от страха, прижималась к стене.
   Он продолжал добродушным тоном:
   — Ты не болтушка?.. Мне это не по душе… У меня была жена индианка, языку которой не было покоя. Пришлось убить ее пощечиной… Ну, дай же ручку, пойдем к пастору.
   Молодая женщина считала себя погибшей: она надеялась, что это только комедия, которая не будет закреплена ни религиозным, ни законным образом.
   — Да разве… Разве есть здесь пастор?
   — Есть, голубушка, есть… чего здесь только нет!.. В палатке у меня лежат две бизоновые шкуры, и я сделаю из них постель для тебя. Кроме того, найдется горсть семечек, до которых вот уже полгода никто не смеет дотрагиваться, и бочонок виски. Можешь выпить его, когда станешь миссис Ренджер. Моя прежняя жена пила по три-четыре литра в день, молодец была баба!
   Он схватил руку миссис Клавдии и крепко сжал; она поморщилась от боли.
   — Я пожал немного сильно?..
   — Дурак!
   Он сжал тоненькую ручку еще сильнее, так что кости затрещали и ногти посинели.
   «Я убью его! » — подумала миссис Клавдия, но сделала вид, что покорилась своей участи.
   — Итак, мы поженимся, — сказал Нэб. — Билли!.. Эй, кум Билли!.. Где поп?.. Где Билли Соленая Селедка?
   — Здесь, здесь!.. — отвечал скрипучий голос, и из толпы вышла личность, вполне оправдывавшая свое прозвище.
   Длинный, сухой, как щепка, Билли был совершенно пьян и на ходу качался. В грязных лохмотьях, имевших отдаленное сходство со священнической одеждой, его странная длинная фигура напоминала рукоятку скрипки.
   — Венчай же нас скорее, если еще можешь припомнить нужные слова! — закричал Нэб.
   — Хорошо, кум, а ты платишь за пинту «Сока тарантула».
   — За целую бочку!..
   — Гип!.. гип!.. ура! — ревела толпа, наэлектризованная этим обещанием.
   — Скорее же за дело! — продолжал пастор. — Прежде всего ваши имена. Ты, ты Нэб… Нэб… Ренджер, это я помню. А ты, красотка?..
   Миссис Клавдия не отвечала, и кто-то крикнул за нее:
   — Миссис Клавдия Рид, вдова Джошуа Остина!
   — Спасибо, Дик-Бэби, — сказал пастор. — У тебя, наверное, нет вида? — обратился он к женщине.
   — Нет, — отвечала миссис Клавдия, надеясь, что отсутствие необходимого документа заставит отсрочить святотатственную церемонию.
   — Пусть черт заберет мою душу! Я спрашиваю для очищения совести… Очень мне нужен твой вид!.. Приступаю… Нэб Ренджер, согласен ли ты вступить в законный союз с… гм… с дамой… я что-то путаю… со вдовой Остина… Джошуа… да… здесь присутствующей?
   — Да, — хрипло отвечал великан, все еще не выпускавший руку молодой женщины.
   В эту минуту в толпе произошло движение, будто кто-то теснил ее задние ряды.
   Крики и выстрелы, служившие выражением восторга, встретили «да» Нэба Ренджера.
   Между тем натиск сзади становился все сильнее, но ковбои, заинтересованные церемонией бракосочетания, не обращали внимания ни на что другое. Соленая Селедка бормотал:
   — И ты, миссис Клавдия… Ри… ах! Позабыл имя… Хочешь ли признать супругом… Ах, Боже, как пить хочется!.. признать супругом этого верзилу, что предлагает бочку «Сока тарантула»… ах, да! что бишь я хотел сказать?.. Да, Нэба…
   Он не окончил. Пинок, нанесенный пониже спины, заставил его замолчать и отлететь шагов на десять.
   В то же время из побледневших губ женщины вырвалось:
   — Бессребреник!..
   С откуда-то взявшейся силой она высвободила руку из лапы совершенно растерявшегося Нэба, выхватила револьвер и выстрелила в разбойника. Тот привскочил, расставив руки, и тяжело грохнулся на пол.
   В толпе поднялся ужасный шум, несколько человек врезались в нее как бы клином. Вновь прибывших было четверо. Из своих револьверов они стреляли в упор, и пол покрылся ранеными и убитыми.
   Голос Бессребреника звучал как призывный рожок:
   — Смелее, друзья! Прочь, мерзавцы!
   Золотоискателями, думавшими, что они имеют дело с многочисленным неприятелем, овладела паника.
   Пиф, Паф и Снеговик, следуя примеру неустрашимого Бессребреника, поднимали заряженное оружие убитых и продолжали отчаянно стрелять.
   И произошло почти невероятное: пьяная чернь отступила.
   Избегнув опасности, миссис Клавдия с трудом сдерживала волнение; рука ее, опиравшаяся на руку Бессребреника, дрожала так же, как голос, когда она благодарила своего избавителя.
   — Мои товарищи сделали не меньше моего, — скромно отвечал Бессребреник.
   — Моя благодарность относится и к ним.
   Они удалились, держа револьверы наготове на случай возвращения опасной толпы.
   Джентльмены благополучно дошли до выхода из лагеря и достигли густой рощицы, где оставили лошадей, но лошадей не было.
   — Украдены!.. — проворчал Пиф.
   — Коновязи обрезаны, — подтвердил Паф.
   — Что делать?.. Нам не выбраться отсюда.
   — Я пойду пешком, — решительно заявила миссис Клавдия.
   — Я не сомневаюсь ни в вашей решимости, ни в выносливости, но боюсь, как бы эти злодеи не вернулись.
   — Вы словно напророчили, — сказал Пиф, внимательно следивший за лагерем. Там начиналось новое волнение.
   Оправившись от паники и узнав, что неприятелей всего четверо, золотоискатели жаждали реванша.
   Опасность была огромная, но Бессребреник, никогда не терявший присутствия духа, нашелся и здесь. У ног его темнела яма шириной метров в пять и глубиной в полтора метра; он одним прыжком спрыгнул в нее, крикнув другим:
   — За мной!
   Все повиновались, и миссис Клавдия последовала, не колеблясь, общему примеру. Было самое время. Бандиты приближались.
   Пятеро храбрецов сдерживали их наступление, укрепившись в яме, как в траншее. Начался настоящий бой. Пиф и Паф оказались замечательными стрелками и прицельным огнем уложили с десяток разбойников. Но вот раздался залп, и шляпа мистера Пафа покатилась на землю. Он слабо вскрикнул и опустился к ногам миссис Клавдии. Пуля попала ему в лоб.
   Бессребреник сказал вполголоса:
   — Он был первым. Придет и наша очередь.
   — Убейте меня, — перебила его молодая женщина, — лучше умереть, чем опять попасть в их руки… Вы убьете меня, не правда ли?
   — Да, — отвечал Бессребреник.
   Выстрелы продолжались. Скоро и мистер Пиф, выглянувший было из шахты, упал бездыханный. У миссис Клавдии вырвался стон, и слезы заблестели на глазах. Упав на колени, она стала горячо молиться за людей, умерших, защищая ее.
 
   Бессребреник не переставал отстреливаться, но не в состоянии был остановить осаждающих. В его револьвере и винтовке уже не оставалось зарядов.
   — Эй, Снеговик, — крикнул он, — всыпь им как следует!.. Стреляй в них!
   Негр, стуча зубами, поднялся из ямы, ободренный этим призывом.
   Хотя он стрелял слишком высоко и выстрелы не достигали цели, но непрерывный огонь и неслыханная отвага этого человека на минуту будто парализовали золотоискателей.
   — Нагнись, ради Бога! — закричал Бессребреник.
   Но совет пришел слишком поздно; Снеговик уже не слыхал его. Он упал на спину, обливаясь кровью и собрав последние силы, проговорил:
   — Хозяин… Я очень люблю вас… Прощайте!
   Рыдание сдавило горло Бессребреника.
   Нападающие были не далее тридцати шагов.
   — Все кончено? — сдавленным голосом спросила миссис Клавдия.
   — У нас еще есть полминуты в запасе.
   — Убейте меня… умоляю вас!
   — Еще полминуты!
   — Вы ничего не скажете мне… перед смертью?
   Несколько золотоискателей были всего в пяти-шести шагах.
   Миссис Клавдия взяла левую руку Бессребреника, сжала ее и еще успела вымолвить:
   — Мне сладко будет умереть от руки…
   Дикий рев покрыл ее голос. Человек двадцать окружили яму.
   — Попались! — кричали они.
   Бессребреник приставил револьвер к сердцу молодой женщины и в отчаянии спустил курок.

ГЛАВА 17

Серебряный король не дает себя эксплуатировать. — Перед чернильницей. — Приятные мечты. — Победа! — Расчетливость влюбленного. — Джим Сильвер пытается совершить невозможное. — Вперед! — Отряд волонтеров. — Могущество денег. — Поздно!
 
   Джим Сильвер, серебряный король, был в очень дурном расположении духа, когда получил телеграмму Желтой Птицы и Дика-Бэби, в которой за миссис Клавдию требовался выкуп в двадцать пять миллионов долларов. Незадолго перед тем ему уже пришлось вписать в графу убытков кругленькую цифру в пятьдесят миллионов — с Кубы сообщалось, что повстанцы, ведя борьбу с испанскими войсками, опустошили его обширные владения, уничтожив сахарные плантации, заводы, разрушив железную дорогу.
   Не зная, как поступить, вспыльчивый от природы Сильвер метался по кабинету и вдруг сокрушил ударом кулака лакированный столик, чудо столярного искусства, на котором стояла чашка минеральной воды с молоком.
   — И какого дьявола эта сумасшедшая полезла в волчью пасть? — злился он, не обращая внимания на черепки, трещавшие под его тяжелыми шагами. — Наши нервные барыни становятся положительно невозможными со своей страстью к перемене мест… Вот и попалась!.. Пусть и выпутывается как хочет!.. Кто она мне?.. Ни родственница, ни невеста!.. Мошенники ошиблись… Не видать им от меня ни доллара, ни шиллинга, ни пенни! Даже строчки ответа… Хитры, да и старый Джим не промах…
   Ну, довольно об этом. Работа не ждет!
   Серебряный король подошел к письменному столу, заваленному срочными бумагами, и принялся что-то читать и подписывать.
   Но по мере того как время шло, на лбу его контрастно проступали жилы, появились крупные капли пота, рука стала непослушной, перо сажало кляксы и рвало бумагу. «Душно!» — решил он и попробовал привстать, скользнув случайным взглядом по монументальной чернильнице, занимавшей половину письменного стола из черного дерева. Это была точная копия его яхты, вызывавшей зависть всех миллионеров Старого и Нового Света, и вдруг ему почудилось, что над двумя слегка наклоненными мачтами показался легкий туман опалового оттенка. Он замер. Среди этого беловатого облака появились черты, сначала неясные, затем все более определенные — Джим Сильвер узнал большие голубые глаза и чарующую улыбку женщины, потрясшей все его существо. С трудом переводя дыхание, он прохрипел:
   — Миссис Клавдия! Дорогая…
   С ресниц упали две слезы и медленно потекли по щекам. Серебряному королю почудилось, он слышит тяжелый, протяжный вздох.
   Сильвер вскочил, будто над его ухом раздался выстрел, сильным движением оттолкнул стул и воскликнул:
   — Клавдия — ангел… а я скот!.. Ей грозит опасность… Ее надо спасти!
   Мысль заработала, и Джим снова превратился в прежнего искателя приключений, энергия которого не знала пределов.
   Он позвонил. Вошел первый секретарь.
   — Я уезжаю, — без всякого вступления заговорил серебряный король.
   — Следите за текущими делами и ждите моих приказаний. Буду телеграфировать или телефонировать. Для корреспонденции шифр номер два.
   — Понял.
   Сильвер прошел к себе в спальню, взял карманный револьвер, дорожный мешок и отправился в кассу, где набил его банковскими билетами.
   В телеграфной конторе он подал короткую депешу по адресу Желтой Птицы:
 
   «Джима Сильвера нет. Подождите. Дело устроится, когда вернется. Задатком получите двадцать пять тысяч долларов.
   Фергюссон».
   — Так я выиграю время, — улыбнулся он, — сейчас я им заплачу, но потом… не будь я серебряный король, если не разорю их.
   Поезд мчался с головокружительной быстротой, которой так дорожат американцы, не обращая внимания на ужасные катастрофы, бывающие часто расплатами за ухарство.
   Когда житель старушки-Европы сообщает дяде Джонатану свои соображения по этому поводу, последний безапелляционно заключает:
   — Что делать! В промышленной борьбе — как на войне: о мертвых не заботятся… Главное — доехать!
   Внешне холодный, Джим Сильвер чувствовал, как сердце его готово разорваться на части и кровь течет по жилам, как расплавленный свинец. Этот живой серебряный слиток кипел, трепетал, страдал. По временам он выскакивал из поезда, бежал на почту и телеграфировал секретарю:
   «Сообщите этому человеку, что меня все еще нет. Снова пошлите, будто от себя, двадцать пять тысяч долларов».
   Секретарь повиновался, а Желтая Птица охотно ждал, находя, что изобрел выгодный способ добывать деньги.
   Серебряный король постоянно со страхом спрашивал себя, не поздно ли он приедет, и это опасение удесятеряло его мучения. В эти минуты он отдал бы и миллиард, лишь бы увидеть божественный профиль миссис Клавдии и услыхать из ее прекрасных полуоткрытых губ одно слово: «Благодарю».
   В Денвере Сильвер встретил взвод конных волонтеров, отправляющихся на индейскую территорию. Подъехав к начальнику, отрекомендовался ему и прямо спросил:
   — Сколько у вас людей?
   — Ровно шестьдесят.
   — Сможете помочь мне, если я предложу каждому солдату по тысяче долларов, а вам пятьдесят тысяч?..
   — Вы говорите серьезно?
   — Я — серебряный король…
   Джим Сильвер во время этого короткого разговора успел вынуть чековую книжку и написал несколько раз:
   «Выдать предъявителю тысячу долларов.
   Джим Сильвер».
   Последний чек несколько отличался от прочих:
   «Пятьдесят тысяч долларов предъявителю после экспедиции».
   — Какой экспедиции? — спросил начальник.
   — Той, в которой вы должны сопровождать меня.
   — Ол райт! За вами мы пойдем хоть в пекло.
   — Мне нужна лошадь.
   Мимо ехал ковбой на чудном жеребце. Сильвер жестом остановил его.
   — Сколько стоит лошадь?
   — Она не продается.
   — Десять тысяч долларов. Можете с этим чеком явиться в банк и получить деньги.
   Ковбой не брал.
   — Мне надо золото или бумажки, иначе дело не сладится.
   Сильвер открыл мешок, быстро вынул пять ассигнаций и передал их ковбою; затем, вскочив на лошадь, подобрал поводья жестом опытного наездника и поехал рядом с командиром.
   Волонтеры пришпорили лошадей и, опрокидывая на пути все, что не успевало посторониться, ураганом пронеслись по улицам города. Наконец, выехали на равнину. Начальник отряда и его люди, ничего не понимая, следовали беспрекословно за тем, кто так щедро вознаграждал за услуги, столь плохо оплачиваемые правительством.
   Дорогой Джим Сильвер в кратких словах сообщил начальнику, какой помощи ждал от него. Офицер, скакавший во весь опор, ответил только:
   — Ол райт! Мы освободим ее.
   Джим Сильвер продолжал:
   — За скорость я удваиваю обещанную награду.
   Солдаты, услыхав это, радостно закричали.
   — Загоним лошадей, возьмем новых в первом попавшемся ранчо.
   Бешеная скачка продолжалась несколько часов. По временам какая-то из лошадей падала, волонтер подсаживался к товарищу, и лошадь того скакала, пока могла, с двойной тяжестью.
   В каждом ранчо офицер брал свежих коней, серебряный король платил, и скачка продолжалась.
   Одному из ранчменов пришла несчастная мысль отказать. Джим Сильвер, подступив к нему с кошельком в одной руке и револьвером в другой, крикнул:
   — Выбирайте!
   Ранчмен хотел взяться за оружие, но бывший искатель приключений, теперь миллионер, с быстротой молнии спустил курок и всадил несговорчивому пулю в лоб. Ранчмен упал бездыханный. Волонтеры раздобыли лошадей, и скачка продолжалась.
   Наконец, отряд прибыл как раз к тому месту, где заканчивалась отчаянная борьба Бессребреника с золотоискателями.
   Волонтеры схватились за винтовки и ринулись вперед, предводительствуемые серебряным королем, имевшим, правда, несколько смешной вид в шелковом картузе и черном сюртуке, покрытом потом и пылью, но одушевлявшим всех своей энергией.
   Он первый заметил толпу бешеных золотоискателей, наступавших на Бессребреника и миссис Клавдию. Джим Сильвер слышал торжествующий рев, проклятия, крики боли и содрогнулся, увидав револьвер, приставленный к груди молодой женщины. Она между тем улыбалась, не боясь смерти, являвшейся для нее избавительницей от мучений.
   Эта картина была одной из тех, которые на всю жизнь оставляют в человеке неизгладимое впечатление и после многих лет заставляют содрогнуться даже самых мужественных. Сильвер закричал громовым голосом, покрывшим на минуту крики подоспевших на помощь, вопли убийц и топот распаленных лошадей:
   — Остановитесь!.. Остановитесь!
   Размахивая ружьем, он судорожно вонзил шпоры в бока своей лошади. Та заржала, поднялась на дыбы, взвилась в воздух и, сделав отчаянный прыжок, врезалась в середину свирепой толпы. Двадцать ружейных выстрелов грянуло разом.
   Джим Сильвер, услыхав тупой звук пуль, пронзивших тело его коня, почувствовал, как раненное насмерть животное задрожало, сам подался вперед, но среди облака порохового дыма, скрывшего яму-траншею, не смог ничего рассмотреть.
   Судорога сжала его горло, из глаз хлынула какая-то горячая волна. Он упал вместе с лошадью, едва проговорив:
   — Неужели поздно?

ГЛАВА 18

Синие куртки! — Схватка. — Миллионер и Бессребреник. — Убийство. — Ужасное наказание. — Вильям Соленая Селедка. — Закон Линча. — Повешен за ноги. — Прощание. — Опять один. — Лошадиное жаркое. — Урок содержателя салуна.
 
   Ни Бессребреник, ни миссис Клавдия не могли видеть прискакавший отряд, слышать шум голосов и лошадиный топот. В эту роковую минуту они стояли молча, с трудом переводя дух, спеша покончить с ужасной действительностью, грозившей раздавить их. Последний взгляд глаз, последний вздох из побледневших губ.
   Бессребреник чувствовал, как усиленно билось сердце женщины под дулом револьвера, и думал с горечью:
   «По крайней мере, она не будет больше страдать!»
   В ту самую секунду, как его палец нажимал курок, донеслось:
   — Синие куртки!.. Спасайся кто может!
   Но выстрел был уже неизбежен.
   Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как миссис Клавдия упадет на землю, где судорожно корчились умирающие.
   Против всякого ожидания выстрела не последовало. Послышался сухой звук. Это была единственная осечка в продолжение целого дня.
   — Спасена!.. Да, спасена! — задыхаясь, повторял в великой радости Бессребреник.
   Сломленная волнением, миссис Клавдия не в силах была перенести счастливейшую случайность. Она побледнела как мел и медленно опустилась на землю, проговорив:
   — Боже, благодарю Тебя!
   Серебряный король видел все. Он с трудом овладел собой и подбежал к молодой женщине, которую поддерживал Бессребреник.
   Между тем синие куртки — так прозвали волонтеров за цвет их мундиров — приступили к выполнению своей ужасной задачи.
   По команде офицера они резко осадили лошадей и открыли адский огонь. Когда все заряды вышли, начальник скомандовал:
   — В галоп!.. Сабли наголо!..
   Перекинув ружья за спину и обнажив сабли, синие куртки ринулись вперед с ужасным ревом, заимствованным у индейцев.
   Испуганные золотоискатели не пытались защищаться и, несмотря на свое численное превосходство, побросав оружие, обратились в беспорядочное бегство.
   Волонтеры рубили и кололи их без пощады; Бессребреник же между тем узнал, наконец, человека, выручившего его и его спутницу.
   — А, серебряный король! — сказал он весело. — Примите, ваше величество, мою искреннейшую благодарность за спасение.
   — Я вовсе не вас собирался спасать, — отвечал янки самым неприветливым тоном. — Это пришлось уже так… кстати.
   — Вы не особенно любезны…
   — Мне некогда рассыпаться в любезностях.
   — А наше пари?
   — Продолжает оставаться в силе.
   — В таком случае моя сохраненная жизнь — случайность, которая может унести у вас порядочное число долларов.
   — Что же?.. Если проиграю — выпишу чек; если выиграю — увижу, как ваш череп разлетится вдребезги… Хотя, правду сказать, мне несколько надоело выписывать чеки и видеть разбитые головы.
   — Позаботьтесь, чтобы ваша была цела! — отвечал Бессребреник, посмеиваясь при виде страстных взглядов, которые серебряный король устремлял на молодую женщину, понемногу приходившую в себя.
   — О, как вы остроумны! — сказал Джим Сильвер, хмурясь.
   — Кроме остроумия у меня ничего нет; а вам его не добыть за все ваши миллионы…
   — Мистер Бессребреник!
   — Мистер Сильвер!
   Не привыкший сносить дерзости, серебряный король схватился за револьвер.
   Бессребреник уже успел зарядить свой.
   — Господа!.. Господа!.. — раздался голос, еще слабый и дрожащий.
   Миссис Клавдия бросилась между ссорящимися.
   — Вы спасли меня, и я никогда не забуду, что обязана вам обоим жизнью и честью.
   — Да!.. Да!.. — ворчал серебряный король. — Этот джентльмен чуть не застрелил вас в ту минуту, когда я прискакал с синими куртками…
   — Разве можно поставить ему в упрек то, что делалось по моей просьбе?.. Умоляю, милые спасители, помиритесь!
   Оба с видимой неохотой протянули друг другу кончики пальцев.
   Издали доносились проклятия, жалобы, выстрелы. В воздухе поднимался столб дыма, расстилаясь по всему небу.
   Бессребреник выскочил из своей засады и сказал серебряному королю:
   — Потрудитесь приподнять миссис Клавдию и помочь ей выбраться.
   Молодая женщина в эту минуту смотрела со слезами на глазах на лежащие у ног трупы Пифа, Пафа и бедного Снеговика. Она стала на колени, снова прочла короткую молитву и набожно закрыла глаза всем троим.
   — Чего бы я ни дал, чтобы вернуть их к жизни!.. — промолвил серебряный король с необычайной для него сердечностью. — К несчастью, это не в моих силах…
   Неловким, но бережным движением он помог миссис Клавдии выбраться из ямы. Бессребренику, наблюдавшему эту сцену, пришло на ум сравнение со слоном, спасающим стрекозу.
   Вдали преследование не прекращалось. Золотоискатели, окруженные со всех сторон, уже не могли бежать. Большинство просило пощады. Из сострадания офицер вышел вперед, чтобы предложить условия примирения. Он дорого поплатился за свою доверчивость. Один из старателей пошел ему навстречу.
   — Послушайте, — сказал попросту офицер, — для вас самое лучшее — сдаться.
   — Да, — отвечал тот, — только прежде я сведу счеты с проклятой синей курткой.
   Он выхватил из кармана револьвер и в упор выстрелил в офицера. Тот упал навзничь, пораженный в самое сердце. Тогда разбойник, думая воспользоваться замешательством, отскочил назад, вопя:
   — Смелей, братцы! Вперед!.. Не сдавайтесь!.. Вас повесят!
   Волонтеры, как люди привычные ко всяким случайностям, быстро овладели собой и, кипя яростью, бросились на неприятеля.
   Миссис Клавдия, хотевшая было вмешаться и попросить пощады для виновных, остановилась в ужасе: всадник с саблей наголо преследовал последнего из бегущих, намереваясь заколоть его.
   — Это убийца, возьми его живьем, — крикнул кто-то из солдат.
   Волонтер схватил лассо, раскрутил в воздухе и ловко накинул петлю на шею негодяю. Тот свалился. Не сходя с лошади, солдат сделал пол-оборота и поволок за собой по земле разбойника, у которого пена выступила изо рта.