Страница:
— Вы говорите: по большей части, — следовательно, есть еще другой народ, кроме вашего?
— Да, вы сейчас увидите этих людей. Они обратились в животных. Это Мао-Чин («волосатые люди»), по виду очень похожие на вас.
3
4
— Да, вы сейчас увидите этих людей. Они обратились в животных. Это Мао-Чин («волосатые люди»), по виду очень похожие на вас.
3
— Ну, Шин-чунг, как ваше здоровье?
— Очень хорошо, Та-Лао-Йе, — благодарю вас.
— Не нуждаетесь ли в пище?
— Совсем не нуждаюсь.
— Однако, уже дано приказание приготовить для вас пищевые вещества, употребляемые обыкновенными Мао-Чинами.
— Вероятно, овощи, говядина…
— Без сомнения.
— Напрасно беспокоились: я питаюсь не так, как прочие люди. Вот уже 25 лет, как моею пищею служат только простые, химически чистые элементы, из которых состоят названные вами блюда.
— Вы?!
— Да. Что же вы находите тут странного? — спросил удивленным тоном Синтез у своего собеседника. — Я нашел, что, чем трудиться над перевариванием пищи, лучше прямо вводить в организм необходимые питательные вещества. Обыкновенно кушают хлеб, овощи, мясо и т. п. пищу, которая состоит из простых элементов: углерода, водорода, азота и т. д. Я предпочитаю употреблять эти элементы в чистом виде.
— Да ваша система питания решительно та же, что и наша! И вы дошли до нее за 10000 лет?
— Совершенная правда, Почтенный Старец; я даже сам приготовлял эти вещества.
— Удивительно, Шин-Чунг. Значит, ничто не ново под солнцем!
— В мое время употребляли афоризм слово в слово сходный с тем, какой вы сейчас произнесли.
— Но тогда выходит, что назад тому 10000 лет люди вовсе не были жалкими созданиями, чуть-чуть выше животных!
— Что вы говорите, Почтенный Старец! Напротив, у нас цивилизация ушла очень далеко вперед, и меня удивляет, что вы до сих пор ни одним словом не упомянули о многочисленных памятниках, оставленных нашими современниками, по крайней мере, в обитаемых и теперь землях.
— Ошибаетесь, следы вашего времени существуют, и даже в большом количестве; но все это такие тяжелые предметы, что мы едва догадываемся об их употреблении. Во всяком случае они не могут нам дать ни одной возвышенной мысли о состоянии умственного уровня доисторических людей.
— Я посмотрю ваши музеи и буду очень счастлив дать вам необходимые разъяснения относительно древних вещей. Может быть, вы откажетесь тогда от своего предубеждения… Кто бы мог сказать мне раньше, — прибавил мысленно Синтез, — что я сделаюсь доисторическим человеком и буду вынужден узнавать от своих потомков, чем мы были в 19 веке?!..
Ученый швед печально задумался, размышляя о своей судьбе. Вдруг его внимание привлек человек средних лет, с покорною миною подходивший к ним, держа в руках большое блюдо, прикрытое колпаком. Голова его была не покрыта, ноги босы, всю одежду составляли грубая французская блуза и короткие панталоны.
— Мао-Чин! — заметил старик.
— Но, — прервал Синтез, удивление которого все возрастало, — этот человек, которого вы называете «волосатым», как мы называли айно, то есть волосатыми, жителей островов Восточной Азии, не имеет ни одной черты, характеризующей эту первобытную расу — айно. Он белый… белый, подобно мне, бородат, словом, это настоящий тип жителей, теперь исчезнувшей Европы.
— Однако, теперь это — выродившаяся раса, способная исполнять у нас лишь рабские обязанности. Посмотрите только на эту незначительную голову, на этот подавшийся назад лоб, на эту склоненную к земле шею, на эти огромные руки и ноги, на эти члены с мускулатурою зверя… Я сомневаюсь, способен ли он мыслить! Он говорит бормоча, ест прожорливо, пьет с жадностью животного, бьется со своими сородичами, не задумывается даже убить их, если хмель или бешенство возбудят его. Кроме того, он на всю свою жалкую жизнь прикреплен к земле, он не может унестись смелым полетом вверх, не может, подобно нам, свободно летать по воздуху… Словом, это переходное существо… самое совершенное, сознаюсь, из животных, но самое низкое из творений, достойных теперь называться людьми.
— Значит, — с горечью пробормотал Синтез, — в сравнении с совершенными «мозговыми людьми», и я не более, как любопытная в антропологическом отношении порода, немного выше той человекообразной обезьяны, которую когда-то отыскивали мои коллеги — члены ученых обществ, чтобы связать человека моей эпохи с настоящими обезьянами. Но что это за «мозговые» люди? Я постараюсь разузнать это.
По знаку старика Та-Лао-Йе, человек, принесший блюдо, низко поклонился и бесшумно исчез. Синтез успел, однако, заметить его любопытный взгляд при виде человека своей расы, который фамильярно сидел рядом с его хозяином.
— Что же, Та-Лао-Йе, все ваши Мао-Чин походят на этого человека, которого вы можете сравнивать с европейцами, жившими 10000 лет тому назад?
— Все они походят без малейшего исключения.
— Вот оттого-то вы и считаете белокожих людей доисторической расой!
— Конечно!
— А между тем, если бы в наше время жили такие существа, как ваши Мао-Чин, их бы сочли вполне достойными носить имя человека.
— Все зависит, с какой точки зрения смотреть на предмет. Назад тому десять тысяч лет и Мао-Чин, волосатые люди, стояли первыми на животной лестнице, точно так же, как за 10000 лет до вас существовали еще несовершеннее вас, однако, и они стояли между современными им существами на первом месте.
— Это совершенно справедливо: одна раса необходимо должна была вырождаться, другая развиваться.
— Да. Если вы уделите мне несколько минут внимания, я сообщу вам об исторических периодах, начиная с самых отдаленных времен, о которых только наши предания сохранили воспоминания. Может быть, это прольет нам свет на многое. Но прежде позвольте заметить вам, что я считаю вас бесконечно выше наших «волосатых людей», и вы — живое доказательство, что и в наше время белый человек иногда является выше своего жалкого настоящего положения.
— Я слушаю вас, Та-Лао-Йе, с живым интересом и очень благодарен за ваше лестное обо мне мнение.
— Предание говорит, что наши предки, китайцы чистой крови, занимали значительную часть земли, которой они дали название Азии. Их владения на востоке ограничивались огромным морем…
— Как?! — с живостью прервал Синтез, думая, что он ослышался. — Вы говорите: «ограничивались морем», а разве теперь на востоке Азии уже нет моря?
— Нет, и давно уже! Это море все наполнилось коралловыми наростами, которые образовали новый материк, слившийся со старым.
— Я предвидел это, — прибавил Синтез, — но не думал, что мне самому приведется это видеть. По этому предмету можно бы рассказать вам, Та-Лао-Йе, странные истории… Простите, однако, я увлекся в сторону. Продолжайте, пожалуйста, свой рассказ.
— Наши предки, люди очень скромного нрава, почти исключительно занимались земледелием. Сначала все шло хорошо. Но вскоре число их так увеличилось, что вся их обширная страна оказалась тесна для них. Тогда они мало-помалу стали переселяться на соседние страны, где встретились с западными, белокожими людьми. Эти последние, будучи вспыльчивого нрава, любили только войны да завоевания. Многократно они нападали на мирных китайцев и разбивали их, хотя те желали только одного — жить в мире с ними. Развились продолжительные войны. Но вот настал день, когда китайцы, число которых уже давно превосходило число их врагов, решили покончить эту беспрерывную борьбу. Вынужденные, по праву самозащиты, перенять у врагов их способы и средства борьбы, эти скромные земледельцы вдруг предстали в один прекрасный день грозными воинами, ужасными и неумолимыми. Наше предание сохранило воспоминание об общем избиении всех белых, находившихся тогда на земле наших предков, избиении, которое должно было повести к страшному возмездию со стороны тех. Нужно заметить, что до этого времени белые сами постоянно резались между собою и жили в вечной ссоре друг с другом. Вы видите, насколько они уже и тогда стояли ниже наших предков: одни мирно трудились над землею и услаждали себя радостями знания, а другие жили только кровью ближних. Теперь, в виду общей опасности, они думали было соединиться и общими силами дать отпор врагу. Но было уже поздно: Китай к тому времени мог выставить страшную армию; миллионы его обитателей, решившихся покончить с беспокойными соседями, покинули отечество и решились не возвращаться туда, пока не истребят всех белых. Наступила кровавая война двух рас, война без жалости и снисхождения. Китайцы, подобно грозному потоку, разлились по всему Западу. Ничто не могло остановить их страшного нашествия. Грозные враги обращали в пепел целые страны, превращали в груды развалин роскошные города и безжалостно истребляли жителей, занимая их области. Так они постепенно овладели всею землею.
— Это должно было случиться, — тихо прошептал Синтез. — Нельзя было безнаказанно играть с таким колоссом, как Китай, где еще в конце 19 века было пол-миллиарда обитателей. А скажите, Та-Лао-Йе, эта борьба, без сомнения, была очень продолжительна?
— Напротив, все заставляет нас предположить, что она была коротка, но зато очень жестока, благодаря усовершенствованным орудиям истребления, какими владели противники.
— И истребление белых было полное?
— Нет, Шин-Чунг, китайцы в эту эпоху отличались слишком промышленным духом, были слишком экономны, так сказать, чтобы без пользы для себя уничтожить столько рабочих сил. Те, кто избежал резни, сделались простыми рабами, которым отказывали в умственном образовании и приневоливали только к грубым работам. Тотчас же по окончании борьбы были изданы специальные законы, навсегда утвердившие рабское положение побежденных. Китайцам было запрещено родниться с ними, а им размножаться дальше известного предела и покидать землю, к которой их прикрепили. С того времени и началось вырождение белой расы, как вы видите это на наших Мао-Чин, жалких наследниках своих побежденных за 2000 лет предков… Кстати, об этом названии — Мао-Чин. Вы говорите, что так когда-то называли жителей восточных окраин прежнего Китая?
— Да.
— Можно думать, что это название было дано победителями побежденным по аналогии. Побежденные были так же бородаты, как Мао-Чин их времен, и китайцы естественно обратили внимание на это сходство, назвав волосатыми обе низшие расы: одну низшую по происхождению, другую — сделавшеюся такою по своему рабскому состоянию. Поэтому, мне кажется, белые совершенно справедливо получили название Мао-Чин.
— Да, справедливо, — медленно отвечал Синтез, на которого рассказ о бедствиях и униженности его расы произвел удручающее впечатление.
— Я продолжаю. Китайская цивилизация разлилась далеко на Запад. Скоро Азия, Европа и север Африки, — все сделалось китайским; мало-помалу численность желтой расы возросла до громадной цифры, между тем как число Мао-Чин, вследствие суровости законов, оставалось прежним. Несколько позднее, около 24-го столетия, — наверно не могу сказать, так как наша хронология еще не определила достоверно этого времени…
— Кстати о хронологии!.. Я замечу вам, что вы пользуетесь нашею хронологией, т. е. хронологией так беспощадно истребленных вами белых.
— Без сомнения, и это нисколько не стесняет нас. Хронология — может быть единственная вещь, которую мы сохранили из достояния побежденных… Но продолжаю. Около 24-го столетия наша планета испытала много всякого рода переворотов — атмосферических, геологических и даже астрономических. После ужасных землетрясений, перетасовавших антарктические страны, на земле настал беспорядок в распределении времен года и понижение температуры.
Я рассказываю вам об этих событиях пока лишь в общих чертах, откладывая более подробное изложение до другого времени. Тогда, если вам будет угодно, я с точки зрения науки постараюсь разъяснить вам вероятные причины и необходимые следствия порабощения белых.
Льды загромоздили северные и южные страны и сделали необитаемыми земли, занятые когда-то победителями. Тогда последние удалились в более теплые страны, а в северных странах остались только немногие Мао-Чин — влачить жалкое существование на неблагодатной почве. Европа сделалась ледовитой, и наши предки, покинув ее, направились прямо в Африку.
— А Средиземное море, отделяющее эти части света?
— Если когда-нибудь это море и существовало, то оно уже давно исчезло после одного из переворотов, происшедших на земле, о чем я сейчас говорил вам.
В Африке наши предки нашли первобытную расу с совершенно черною кожей; но эта раса отличалась мирным характером, была гостеприимна, кротка и трудолюбива. Черные приняли пришельцев, в противоположность белым, по-дружески, дружески разделили с ними свою землю и вообще выказали им полную симпатию. Следствием таких отношений явилось слияние черных с желтыми посредством браков, которые были очень плодовиты. Мало-помалу произошло совершенно слияние двух рас, давшее, как видите, отличные результаты, так как происшедшее отсюда потомство соединило в себе качества обеих рас. Черная раса дала ему свою телесную силу, свою удивительную выносливость, свою живую благородную кровь, желтая раса принесла — качество ума и плоды вековой цивилизации, искусства, науки и промышленность, совершенный мозг, твердую волю и совершенную общественную организацию. Словом, через слияние с черною кровью китайская кровь получила новую силу.
— Значит, произошла как бы естественная прививка качеств одной расы к другой? — заметил Синтез, все более и более интересуясь рассказом своего собеседника.
— Да, вы совершенно удачно выразились — прививка, Шин-Чунг.
— И прививка, имевшая поразительные результаты, по крайней мере относительно Африки, которую вы называете теперь Западным Китаем. Любопытно только знать, как произошло скрещивание двух рас, и как распространилось оно на другие части нашей планеты. Ведь народы, населяющие теперь Восточный Китай, — по вашей терминологии, — походят на здешних?
— Совершенно.
— Вот это-то и удивительно!
— Нисколько! Я сейчас объясню вам. Представьте себе, что на 30» выше и ниже экватора проведены кругом земли две линии.
— Хорошо!
— Поверхность, находящаяся между этими двумя линиями, почти представит обитаемый теперь нами пояс земли.
— Мне кажется, этой полосы слишком недостаточно для нынешнего населения земли, и человечество должно чувствовать тесноту.
— Вы забываете, что от самого древнего Китая, который был колыбелью нашей расы, далее на восток идет одна только суша.
— Ах, да! Вы ведь сообщили мне, что теперь там вместо моря огромный материк образованный кораллами…
— И поднятый во время одного переворота, происшедшего на земле. Притом даже и в ваше время эта страна, усеянная островами, была заселена черными.
— Вы правы, Та-Лао-Йе. Теперь мне совершенно ясно, как произошло слияние двух рас. Из Китая сначала началось переселение на восток, и те, кого мы называли папуасами, австралийцами и полинезийцами, слились с китайцами. Потом массы желтолицых разлились по всему новому материку и встретили американских негров и чернолицых антильцев, которые тоже вскоре превратились в китайцев. Мало-помалу, когда между Африкой и Америкой появлялись новые страны, сюда притекал черный элемент и, встречая желтый, постепенно сливался с ним.
— Ваше предположение совершенно верно. Теперь можно объехать кругом всей нашей планеты, не замочив ног.
— Это действительно удивительно. Теперь все мои старые предположения о будущем расстроены. Воображаю, как бы посмотрели в мое время на того, кто бы осмелился объявить: «будущность принадлежит китайцам и неграм»! У нас такого пророка сочли бы просто сумасшедшим… Во сколько же дней теперь можно объехать весь свет, не замочив, как вы говорите, ног?
— Дней!.. Это путешествие можно совершить гораздо быстрее. Не хотите ли, мы с вами совершим его?
— Но какие же совершенные средства передвижения должны быть у вас?!
— Они почти мгновенны!
— Мгновенны!.. Впрочем, я уже и не удивляюсь, — так много удивительного слышал я о вас. Однако, вы меня заинтересовали. Конечно, мы не поедем по морю?
— Этот способ путешествий давно уже перешел в область преданий.
— О земле я уже и не упоминаю: подобные вам существа не могут и путешествовать по ней.
— Вы правы.
— Так по чему же мы поедем? Остается, ведь, только воздух. Разве он будет нашей дорогой?
— Вы угадали, Шин-Чунг.
— А на чем мы полетим? На шаре, может быть?
— Фи! Отцы наших прадедов уже видели эти неудобные машины только в музеях! Мы понесемся со скоростью, почти равною скорости света.
— Очень хорошо, Та-Лао-Йе, — благодарю вас.
— Не нуждаетесь ли в пище?
— Совсем не нуждаюсь.
— Однако, уже дано приказание приготовить для вас пищевые вещества, употребляемые обыкновенными Мао-Чинами.
— Вероятно, овощи, говядина…
— Без сомнения.
— Напрасно беспокоились: я питаюсь не так, как прочие люди. Вот уже 25 лет, как моею пищею служат только простые, химически чистые элементы, из которых состоят названные вами блюда.
— Вы?!
— Да. Что же вы находите тут странного? — спросил удивленным тоном Синтез у своего собеседника. — Я нашел, что, чем трудиться над перевариванием пищи, лучше прямо вводить в организм необходимые питательные вещества. Обыкновенно кушают хлеб, овощи, мясо и т. п. пищу, которая состоит из простых элементов: углерода, водорода, азота и т. д. Я предпочитаю употреблять эти элементы в чистом виде.
— Да ваша система питания решительно та же, что и наша! И вы дошли до нее за 10000 лет?
— Совершенная правда, Почтенный Старец; я даже сам приготовлял эти вещества.
— Удивительно, Шин-Чунг. Значит, ничто не ново под солнцем!
— В мое время употребляли афоризм слово в слово сходный с тем, какой вы сейчас произнесли.
— Но тогда выходит, что назад тому 10000 лет люди вовсе не были жалкими созданиями, чуть-чуть выше животных!
— Что вы говорите, Почтенный Старец! Напротив, у нас цивилизация ушла очень далеко вперед, и меня удивляет, что вы до сих пор ни одним словом не упомянули о многочисленных памятниках, оставленных нашими современниками, по крайней мере, в обитаемых и теперь землях.
— Ошибаетесь, следы вашего времени существуют, и даже в большом количестве; но все это такие тяжелые предметы, что мы едва догадываемся об их употреблении. Во всяком случае они не могут нам дать ни одной возвышенной мысли о состоянии умственного уровня доисторических людей.
— Я посмотрю ваши музеи и буду очень счастлив дать вам необходимые разъяснения относительно древних вещей. Может быть, вы откажетесь тогда от своего предубеждения… Кто бы мог сказать мне раньше, — прибавил мысленно Синтез, — что я сделаюсь доисторическим человеком и буду вынужден узнавать от своих потомков, чем мы были в 19 веке?!..
Ученый швед печально задумался, размышляя о своей судьбе. Вдруг его внимание привлек человек средних лет, с покорною миною подходивший к ним, держа в руках большое блюдо, прикрытое колпаком. Голова его была не покрыта, ноги босы, всю одежду составляли грубая французская блуза и короткие панталоны.
— Мао-Чин! — заметил старик.
— Но, — прервал Синтез, удивление которого все возрастало, — этот человек, которого вы называете «волосатым», как мы называли айно, то есть волосатыми, жителей островов Восточной Азии, не имеет ни одной черты, характеризующей эту первобытную расу — айно. Он белый… белый, подобно мне, бородат, словом, это настоящий тип жителей, теперь исчезнувшей Европы.
— Однако, теперь это — выродившаяся раса, способная исполнять у нас лишь рабские обязанности. Посмотрите только на эту незначительную голову, на этот подавшийся назад лоб, на эту склоненную к земле шею, на эти огромные руки и ноги, на эти члены с мускулатурою зверя… Я сомневаюсь, способен ли он мыслить! Он говорит бормоча, ест прожорливо, пьет с жадностью животного, бьется со своими сородичами, не задумывается даже убить их, если хмель или бешенство возбудят его. Кроме того, он на всю свою жалкую жизнь прикреплен к земле, он не может унестись смелым полетом вверх, не может, подобно нам, свободно летать по воздуху… Словом, это переходное существо… самое совершенное, сознаюсь, из животных, но самое низкое из творений, достойных теперь называться людьми.
— Значит, — с горечью пробормотал Синтез, — в сравнении с совершенными «мозговыми людьми», и я не более, как любопытная в антропологическом отношении порода, немного выше той человекообразной обезьяны, которую когда-то отыскивали мои коллеги — члены ученых обществ, чтобы связать человека моей эпохи с настоящими обезьянами. Но что это за «мозговые» люди? Я постараюсь разузнать это.
По знаку старика Та-Лао-Йе, человек, принесший блюдо, низко поклонился и бесшумно исчез. Синтез успел, однако, заметить его любопытный взгляд при виде человека своей расы, который фамильярно сидел рядом с его хозяином.
— Что же, Та-Лао-Йе, все ваши Мао-Чин походят на этого человека, которого вы можете сравнивать с европейцами, жившими 10000 лет тому назад?
— Все они походят без малейшего исключения.
— Вот оттого-то вы и считаете белокожих людей доисторической расой!
— Конечно!
— А между тем, если бы в наше время жили такие существа, как ваши Мао-Чин, их бы сочли вполне достойными носить имя человека.
— Все зависит, с какой точки зрения смотреть на предмет. Назад тому десять тысяч лет и Мао-Чин, волосатые люди, стояли первыми на животной лестнице, точно так же, как за 10000 лет до вас существовали еще несовершеннее вас, однако, и они стояли между современными им существами на первом месте.
— Это совершенно справедливо: одна раса необходимо должна была вырождаться, другая развиваться.
— Да. Если вы уделите мне несколько минут внимания, я сообщу вам об исторических периодах, начиная с самых отдаленных времен, о которых только наши предания сохранили воспоминания. Может быть, это прольет нам свет на многое. Но прежде позвольте заметить вам, что я считаю вас бесконечно выше наших «волосатых людей», и вы — живое доказательство, что и в наше время белый человек иногда является выше своего жалкого настоящего положения.
— Я слушаю вас, Та-Лао-Йе, с живым интересом и очень благодарен за ваше лестное обо мне мнение.
— Предание говорит, что наши предки, китайцы чистой крови, занимали значительную часть земли, которой они дали название Азии. Их владения на востоке ограничивались огромным морем…
— Как?! — с живостью прервал Синтез, думая, что он ослышался. — Вы говорите: «ограничивались морем», а разве теперь на востоке Азии уже нет моря?
— Нет, и давно уже! Это море все наполнилось коралловыми наростами, которые образовали новый материк, слившийся со старым.
— Я предвидел это, — прибавил Синтез, — но не думал, что мне самому приведется это видеть. По этому предмету можно бы рассказать вам, Та-Лао-Йе, странные истории… Простите, однако, я увлекся в сторону. Продолжайте, пожалуйста, свой рассказ.
— Наши предки, люди очень скромного нрава, почти исключительно занимались земледелием. Сначала все шло хорошо. Но вскоре число их так увеличилось, что вся их обширная страна оказалась тесна для них. Тогда они мало-помалу стали переселяться на соседние страны, где встретились с западными, белокожими людьми. Эти последние, будучи вспыльчивого нрава, любили только войны да завоевания. Многократно они нападали на мирных китайцев и разбивали их, хотя те желали только одного — жить в мире с ними. Развились продолжительные войны. Но вот настал день, когда китайцы, число которых уже давно превосходило число их врагов, решили покончить эту беспрерывную борьбу. Вынужденные, по праву самозащиты, перенять у врагов их способы и средства борьбы, эти скромные земледельцы вдруг предстали в один прекрасный день грозными воинами, ужасными и неумолимыми. Наше предание сохранило воспоминание об общем избиении всех белых, находившихся тогда на земле наших предков, избиении, которое должно было повести к страшному возмездию со стороны тех. Нужно заметить, что до этого времени белые сами постоянно резались между собою и жили в вечной ссоре друг с другом. Вы видите, насколько они уже и тогда стояли ниже наших предков: одни мирно трудились над землею и услаждали себя радостями знания, а другие жили только кровью ближних. Теперь, в виду общей опасности, они думали было соединиться и общими силами дать отпор врагу. Но было уже поздно: Китай к тому времени мог выставить страшную армию; миллионы его обитателей, решившихся покончить с беспокойными соседями, покинули отечество и решились не возвращаться туда, пока не истребят всех белых. Наступила кровавая война двух рас, война без жалости и снисхождения. Китайцы, подобно грозному потоку, разлились по всему Западу. Ничто не могло остановить их страшного нашествия. Грозные враги обращали в пепел целые страны, превращали в груды развалин роскошные города и безжалостно истребляли жителей, занимая их области. Так они постепенно овладели всею землею.
— Это должно было случиться, — тихо прошептал Синтез. — Нельзя было безнаказанно играть с таким колоссом, как Китай, где еще в конце 19 века было пол-миллиарда обитателей. А скажите, Та-Лао-Йе, эта борьба, без сомнения, была очень продолжительна?
— Напротив, все заставляет нас предположить, что она была коротка, но зато очень жестока, благодаря усовершенствованным орудиям истребления, какими владели противники.
— И истребление белых было полное?
— Нет, Шин-Чунг, китайцы в эту эпоху отличались слишком промышленным духом, были слишком экономны, так сказать, чтобы без пользы для себя уничтожить столько рабочих сил. Те, кто избежал резни, сделались простыми рабами, которым отказывали в умственном образовании и приневоливали только к грубым работам. Тотчас же по окончании борьбы были изданы специальные законы, навсегда утвердившие рабское положение побежденных. Китайцам было запрещено родниться с ними, а им размножаться дальше известного предела и покидать землю, к которой их прикрепили. С того времени и началось вырождение белой расы, как вы видите это на наших Мао-Чин, жалких наследниках своих побежденных за 2000 лет предков… Кстати, об этом названии — Мао-Чин. Вы говорите, что так когда-то называли жителей восточных окраин прежнего Китая?
— Да.
— Можно думать, что это название было дано победителями побежденным по аналогии. Побежденные были так же бородаты, как Мао-Чин их времен, и китайцы естественно обратили внимание на это сходство, назвав волосатыми обе низшие расы: одну низшую по происхождению, другую — сделавшеюся такою по своему рабскому состоянию. Поэтому, мне кажется, белые совершенно справедливо получили название Мао-Чин.
— Да, справедливо, — медленно отвечал Синтез, на которого рассказ о бедствиях и униженности его расы произвел удручающее впечатление.
— Я продолжаю. Китайская цивилизация разлилась далеко на Запад. Скоро Азия, Европа и север Африки, — все сделалось китайским; мало-помалу численность желтой расы возросла до громадной цифры, между тем как число Мао-Чин, вследствие суровости законов, оставалось прежним. Несколько позднее, около 24-го столетия, — наверно не могу сказать, так как наша хронология еще не определила достоверно этого времени…
— Кстати о хронологии!.. Я замечу вам, что вы пользуетесь нашею хронологией, т. е. хронологией так беспощадно истребленных вами белых.
— Без сомнения, и это нисколько не стесняет нас. Хронология — может быть единственная вещь, которую мы сохранили из достояния побежденных… Но продолжаю. Около 24-го столетия наша планета испытала много всякого рода переворотов — атмосферических, геологических и даже астрономических. После ужасных землетрясений, перетасовавших антарктические страны, на земле настал беспорядок в распределении времен года и понижение температуры.
Я рассказываю вам об этих событиях пока лишь в общих чертах, откладывая более подробное изложение до другого времени. Тогда, если вам будет угодно, я с точки зрения науки постараюсь разъяснить вам вероятные причины и необходимые следствия порабощения белых.
Льды загромоздили северные и южные страны и сделали необитаемыми земли, занятые когда-то победителями. Тогда последние удалились в более теплые страны, а в северных странах остались только немногие Мао-Чин — влачить жалкое существование на неблагодатной почве. Европа сделалась ледовитой, и наши предки, покинув ее, направились прямо в Африку.
— А Средиземное море, отделяющее эти части света?
— Если когда-нибудь это море и существовало, то оно уже давно исчезло после одного из переворотов, происшедших на земле, о чем я сейчас говорил вам.
В Африке наши предки нашли первобытную расу с совершенно черною кожей; но эта раса отличалась мирным характером, была гостеприимна, кротка и трудолюбива. Черные приняли пришельцев, в противоположность белым, по-дружески, дружески разделили с ними свою землю и вообще выказали им полную симпатию. Следствием таких отношений явилось слияние черных с желтыми посредством браков, которые были очень плодовиты. Мало-помалу произошло совершенно слияние двух рас, давшее, как видите, отличные результаты, так как происшедшее отсюда потомство соединило в себе качества обеих рас. Черная раса дала ему свою телесную силу, свою удивительную выносливость, свою живую благородную кровь, желтая раса принесла — качество ума и плоды вековой цивилизации, искусства, науки и промышленность, совершенный мозг, твердую волю и совершенную общественную организацию. Словом, через слияние с черною кровью китайская кровь получила новую силу.
— Значит, произошла как бы естественная прививка качеств одной расы к другой? — заметил Синтез, все более и более интересуясь рассказом своего собеседника.
— Да, вы совершенно удачно выразились — прививка, Шин-Чунг.
— И прививка, имевшая поразительные результаты, по крайней мере относительно Африки, которую вы называете теперь Западным Китаем. Любопытно только знать, как произошло скрещивание двух рас, и как распространилось оно на другие части нашей планеты. Ведь народы, населяющие теперь Восточный Китай, — по вашей терминологии, — походят на здешних?
— Совершенно.
— Вот это-то и удивительно!
— Нисколько! Я сейчас объясню вам. Представьте себе, что на 30» выше и ниже экватора проведены кругом земли две линии.
— Хорошо!
— Поверхность, находящаяся между этими двумя линиями, почти представит обитаемый теперь нами пояс земли.
— Мне кажется, этой полосы слишком недостаточно для нынешнего населения земли, и человечество должно чувствовать тесноту.
— Вы забываете, что от самого древнего Китая, который был колыбелью нашей расы, далее на восток идет одна только суша.
— Ах, да! Вы ведь сообщили мне, что теперь там вместо моря огромный материк образованный кораллами…
— И поднятый во время одного переворота, происшедшего на земле. Притом даже и в ваше время эта страна, усеянная островами, была заселена черными.
— Вы правы, Та-Лао-Йе. Теперь мне совершенно ясно, как произошло слияние двух рас. Из Китая сначала началось переселение на восток, и те, кого мы называли папуасами, австралийцами и полинезийцами, слились с китайцами. Потом массы желтолицых разлились по всему новому материку и встретили американских негров и чернолицых антильцев, которые тоже вскоре превратились в китайцев. Мало-помалу, когда между Африкой и Америкой появлялись новые страны, сюда притекал черный элемент и, встречая желтый, постепенно сливался с ним.
— Ваше предположение совершенно верно. Теперь можно объехать кругом всей нашей планеты, не замочив ног.
— Это действительно удивительно. Теперь все мои старые предположения о будущем расстроены. Воображаю, как бы посмотрели в мое время на того, кто бы осмелился объявить: «будущность принадлежит китайцам и неграм»! У нас такого пророка сочли бы просто сумасшедшим… Во сколько же дней теперь можно объехать весь свет, не замочив, как вы говорите, ног?
— Дней!.. Это путешествие можно совершить гораздо быстрее. Не хотите ли, мы с вами совершим его?
— Но какие же совершенные средства передвижения должны быть у вас?!
— Они почти мгновенны!
— Мгновенны!.. Впрочем, я уже и не удивляюсь, — так много удивительного слышал я о вас. Однако, вы меня заинтересовали. Конечно, мы не поедем по морю?
— Этот способ путешествий давно уже перешел в область преданий.
— О земле я уже и не упоминаю: подобные вам существа не могут и путешествовать по ней.
— Вы правы.
— Так по чему же мы поедем? Остается, ведь, только воздух. Разве он будет нашей дорогой?
— Вы угадали, Шин-Чунг.
— А на чем мы полетим? На шаре, может быть?
— Фи! Отцы наших прадедов уже видели эти неудобные машины только в музеях! Мы понесемся со скоростью, почти равною скорости света.
4
— Вы приготовились к путешествию? — спросил Синтез своего собеседника.
— Нам нечего готовиться к нему, — заметил тот. — Мы везде чувствуем себя дома, везде можем найти питательные элементы, необходимые для нашей жизни.
— Еще одно слово… Извините только, что я вас останавливаю.
— Сделайте одолжение! Я весь в вашем распоряжении.
— Благодарю… Я совершенно ясно понял все, что вы сейчас кратко рассказали мне. Смею надеяться, что вы еще возвратитесь к этому предмету.
— С большим удовольствием!
— Еще раз благодарю. Все эти факты, рассказанные вами, все изменения, происшедшие в земле, как бы необыкновенны они не были, я все-таки допускаю, тем более, что вы сами представляете неоспоримое доказательство их достоверности. Но мне хотелось бы расспросить вас об анатомическом строении вашего тела, о вашей почти болезненной чувствительности и особенно о вашей удивительной способности свободно летать по воздуху, тогда как мы навеки привязаны к земле.
— Что же тут непонятного? Вы, конечно, хорошо понимаете, что наш мозг, тысячи лет находясь в постоянном упражнении, мог развиться до его нынешних размеров, которые вам кажутся чудовищными? Это явление очень обычное в природе. Тот орган, который чаще всего упражняется, больше и развивается.
— Действительно, давно уже доказано, что тот орган, который в продолжение нескольких поколений остается без употребления, с течением времени ослабляется, атрофируется, мало-помалу исчезает. Напротив, работающий без устали орган достигает сильного развития и больших размеров. Это известно было и нам.
— Тогда ничего нет проще объяснить и чувствительность, которая вам кажется даже болезненной и которая зависит от развития нервов. — Она тоже результат преобладания в нас мозговой системы. Будучи «мозговыми» людьми, мы должны, по необходимости, быть и «нервными».
— Это так!
— Наш мозг, по объему, почти втрое больше вашего, стало быть, мы должны быть и втрое более нервными, чем вы.
— Без сомнения.
— Замечу, впрочем, что эта теоретическая пропорция не вполне соответствует действительности.
— Конечно, так как нужно принять еще во внимание постоянное упражнение вашего мозга…
— Не только постоянное, но и вековое, так как наши отцы из поколения в поколение передавали эту чувствительность, которая таким образом беспрерывно совершенствовалась…
— …И в конце концов достигла такого совершенства, что ваш организм начинает терять черты своей вещественности?
— Да. Мы надеемся, что наши будущие потомки добьются полной духовности…
— Так вот почему вы и отличаетесь такою необычайною чувствительностью к малейшему, более или менее сильному шуму и крику: сильное развитие нервного вещества выделяет вас из среды грубых, материальных существ и приближает к бесплотным существам, а последние, естественно, не могут выносить сильных впечатлений извне.
— Ваше объяснение, Шин-Чунг, совершенно верно. По своей чувствительности мы избегаем всякого необычайного шума. Поэтому наши рабы, Мао-Чин, должны говорить с нами тихим голосом, никогда не кричать…
— Ну, а когда случится сильная буря, например, с громом?
— Наши чувствительные нервы заранее уведомляют нас о ней, и мы успеваем убежать на чистое место неба.
— У вас, Та-Лао-Йе, готов на все ответ! Право, я не знаю, как и удивляться вам. Что касается вашей необыкновенной силы, которую я назову психическою силою…
— Как вы сказали? — психическая сила?! Вы выразились очень удачно!
— Как, то есть?
— Мы действительно, не действительно не имеем другого названия для этой силы, в тайну которой я постараюсь посвятить вас.
— Со своей стороны позвольте вам заметить, что и в мое время существовало несколько счастливцев, обладавших вашею завидною способностью подниматься над землею.
— Как?! Что вы говорите, Шин-Чунг?
— Сущую правду, Та-Лао-Йе. Только этою способностью они владели временами и не в такой мере, как вы.
— Э! Вы думаете, что все мои современники владеют этою способностью в одинаковой мере? Ошибаетесь, Шин-Чунг! Подобно тому, как не все люди бывают одного и того же роста, одной и той же мускулатуры, одного и того же ума, — так и психическая сила не у всех бывает одинакова.
— Мне это кажется совершенно правильным и соответствующим законам природы, которая никогда не могла да и не может терпеть полного равновесия организмов, как животных так и растительных.
— Вы отлично понимаете меня, Шин-Чунг! Как я рад, что в последние дни своей жизни нашел, между развалинами древнего мира, такого прекрасного собеседника. Вы поистине далеко опередили свой век.
— Зато, — увы! — я много пережил его!
— Возвратимся к психической силе. Вы сейчас сообщили мне, что назад тому десять тысяч лет некоторые из ваших современников, — Мао-Чин, значит,
— обладали этою способностью, которая теперь составляет нашу исключительную принадлежность, и в которой сама природа отказала нынешним Мао-Чин.
— Я ничего не прибавил от себя к тому, что было. Смею уверить вас в этом, Та-Лао-Йе.
— Что вы, помилуйте, Шин-Чунг! Я никогда не сомневался в истине ваших слов. Мне только хочется спросить вас, похожи ли на нас эти люди?
— Очень мало, Та-Лао-Йе. Прежде всего, по своему мозгу они не отличались от простых смертных; затем, у них была только сотая, или даже тысячная доля того могущества, которым владеете вы. Однако, самый факт их существования — неоспорим. Повторяю вам, существовали, не только в 19 веке, но еще раньше лица, которые могли без всяких приспособлений подниматься на воздух и держались там. Например, на моих глазах, в Индии, пандиты, т. е. просвещенные, одною силою своей воли поднимались над землею и оставались в таком положении некоторое время. Это были люди умеренной, постнической жизни, которые старались, по возможности, отрешиться от внешнего мира и усилить свою нервную чувствительность. Я мог бы набрать вам множество подобных примеров; но я остановлюсь на тех, которые были подчинены строго научному контролю, устранявшему всякую мысль о подделке со стороны свидетелей или действующих лиц. Так, англичанин Крукс, член Лондонского Королевского общества, человек хорошо известный в химии своими открытиями… Впрочем, что же это я говорю?! Говорю о Лондоне, о Королевском обществе, об Англии, как будто все это существует и поныне… Вот что значит проснуться через 10000 лет!..
— Вы крайне заинтересовали меня, Шин-Чунг. Я бесконечно счастлив, узнав, что и среди ваших современников, людей, несомненно, несовершенных, — находились существа, одаренные нашими способностями. Но, продолжайте, пожалуйста.
— Хорошо! Крукс, при посредстве очень простых аппаратов, мог измерить силу, развиваемую этими необыкновенными, по нашему времени, людьми, чтобы нельзя было сомневаться в подлинности явлений.
— Ну, и до чего же доходила эта сила?
— А вот слушайте: она поднимала предметы на несколько аршин от земли, она увеличивала весь предмет до 150 раз…
— Тут нет ничего невероятного. Как вы думаете, сколько весит та кристаллическая масса, на которой вы находились?
— Я думаю 100-150 пудов, а может быть и более.
— Смотрите же!
С этими словами старец встал на землю, слегка подался назад и просто коснулся своими десятью пальцами глыбы. Можно себе представить остолбенение Синтеза, когда он увидел, что вся эта огромная масса вдруг затряслась и с глухим шумом поднялась на воздух.
Старец, смотря на него, тихо засмеялся.
— Чего вы удивляетесь? Я могу легко переворачивать эту массу тою или другою стороною…
— Бесполезно! — вскричал Синтез, приходя в себя. — Я вполне убежден, что это не представит для вас ничего невозможного.
— Для меня, равно как и для всех моих сородичей, это вполне естественная вещь, так как наша сила, так сказать бесконечна… Так, положим, я взялся бы двумя пальцами за ваше запястье, — я мог бы раздавить его, как тонкое стекло.
— Я не сомневаюсь в этом.
— Еще одно слово, прежде чем приобщить вас, как вы этого заслужили, к нашему счастью. Как объясняли, назад тому 10000 лет, это явление, ставшее обычным у нас?
— Мы полагали, что эта сила, имеющая, конечно, нервное происхождение, образует вокруг известных тел род нервной атмосферы, довольно плотной и способной, в сфере своего действия, заставить неодушевленный предмет совершать разные движения. Под влиянием этой нервной силы, человеческое тело, обыкновенно притягиваемое силой тяжести к земле, может отталкиваться…
— Нам нечего готовиться к нему, — заметил тот. — Мы везде чувствуем себя дома, везде можем найти питательные элементы, необходимые для нашей жизни.
— Еще одно слово… Извините только, что я вас останавливаю.
— Сделайте одолжение! Я весь в вашем распоряжении.
— Благодарю… Я совершенно ясно понял все, что вы сейчас кратко рассказали мне. Смею надеяться, что вы еще возвратитесь к этому предмету.
— С большим удовольствием!
— Еще раз благодарю. Все эти факты, рассказанные вами, все изменения, происшедшие в земле, как бы необыкновенны они не были, я все-таки допускаю, тем более, что вы сами представляете неоспоримое доказательство их достоверности. Но мне хотелось бы расспросить вас об анатомическом строении вашего тела, о вашей почти болезненной чувствительности и особенно о вашей удивительной способности свободно летать по воздуху, тогда как мы навеки привязаны к земле.
— Что же тут непонятного? Вы, конечно, хорошо понимаете, что наш мозг, тысячи лет находясь в постоянном упражнении, мог развиться до его нынешних размеров, которые вам кажутся чудовищными? Это явление очень обычное в природе. Тот орган, который чаще всего упражняется, больше и развивается.
— Действительно, давно уже доказано, что тот орган, который в продолжение нескольких поколений остается без употребления, с течением времени ослабляется, атрофируется, мало-помалу исчезает. Напротив, работающий без устали орган достигает сильного развития и больших размеров. Это известно было и нам.
— Тогда ничего нет проще объяснить и чувствительность, которая вам кажется даже болезненной и которая зависит от развития нервов. — Она тоже результат преобладания в нас мозговой системы. Будучи «мозговыми» людьми, мы должны, по необходимости, быть и «нервными».
— Это так!
— Наш мозг, по объему, почти втрое больше вашего, стало быть, мы должны быть и втрое более нервными, чем вы.
— Без сомнения.
— Замечу, впрочем, что эта теоретическая пропорция не вполне соответствует действительности.
— Конечно, так как нужно принять еще во внимание постоянное упражнение вашего мозга…
— Не только постоянное, но и вековое, так как наши отцы из поколения в поколение передавали эту чувствительность, которая таким образом беспрерывно совершенствовалась…
— …И в конце концов достигла такого совершенства, что ваш организм начинает терять черты своей вещественности?
— Да. Мы надеемся, что наши будущие потомки добьются полной духовности…
— Так вот почему вы и отличаетесь такою необычайною чувствительностью к малейшему, более или менее сильному шуму и крику: сильное развитие нервного вещества выделяет вас из среды грубых, материальных существ и приближает к бесплотным существам, а последние, естественно, не могут выносить сильных впечатлений извне.
— Ваше объяснение, Шин-Чунг, совершенно верно. По своей чувствительности мы избегаем всякого необычайного шума. Поэтому наши рабы, Мао-Чин, должны говорить с нами тихим голосом, никогда не кричать…
— Ну, а когда случится сильная буря, например, с громом?
— Наши чувствительные нервы заранее уведомляют нас о ней, и мы успеваем убежать на чистое место неба.
— У вас, Та-Лао-Йе, готов на все ответ! Право, я не знаю, как и удивляться вам. Что касается вашей необыкновенной силы, которую я назову психическою силою…
— Как вы сказали? — психическая сила?! Вы выразились очень удачно!
— Как, то есть?
— Мы действительно, не действительно не имеем другого названия для этой силы, в тайну которой я постараюсь посвятить вас.
— Со своей стороны позвольте вам заметить, что и в мое время существовало несколько счастливцев, обладавших вашею завидною способностью подниматься над землею.
— Как?! Что вы говорите, Шин-Чунг?
— Сущую правду, Та-Лао-Йе. Только этою способностью они владели временами и не в такой мере, как вы.
— Э! Вы думаете, что все мои современники владеют этою способностью в одинаковой мере? Ошибаетесь, Шин-Чунг! Подобно тому, как не все люди бывают одного и того же роста, одной и той же мускулатуры, одного и того же ума, — так и психическая сила не у всех бывает одинакова.
— Мне это кажется совершенно правильным и соответствующим законам природы, которая никогда не могла да и не может терпеть полного равновесия организмов, как животных так и растительных.
— Вы отлично понимаете меня, Шин-Чунг! Как я рад, что в последние дни своей жизни нашел, между развалинами древнего мира, такого прекрасного собеседника. Вы поистине далеко опередили свой век.
— Зато, — увы! — я много пережил его!
— Возвратимся к психической силе. Вы сейчас сообщили мне, что назад тому десять тысяч лет некоторые из ваших современников, — Мао-Чин, значит,
— обладали этою способностью, которая теперь составляет нашу исключительную принадлежность, и в которой сама природа отказала нынешним Мао-Чин.
— Я ничего не прибавил от себя к тому, что было. Смею уверить вас в этом, Та-Лао-Йе.
— Что вы, помилуйте, Шин-Чунг! Я никогда не сомневался в истине ваших слов. Мне только хочется спросить вас, похожи ли на нас эти люди?
— Очень мало, Та-Лао-Йе. Прежде всего, по своему мозгу они не отличались от простых смертных; затем, у них была только сотая, или даже тысячная доля того могущества, которым владеете вы. Однако, самый факт их существования — неоспорим. Повторяю вам, существовали, не только в 19 веке, но еще раньше лица, которые могли без всяких приспособлений подниматься на воздух и держались там. Например, на моих глазах, в Индии, пандиты, т. е. просвещенные, одною силою своей воли поднимались над землею и оставались в таком положении некоторое время. Это были люди умеренной, постнической жизни, которые старались, по возможности, отрешиться от внешнего мира и усилить свою нервную чувствительность. Я мог бы набрать вам множество подобных примеров; но я остановлюсь на тех, которые были подчинены строго научному контролю, устранявшему всякую мысль о подделке со стороны свидетелей или действующих лиц. Так, англичанин Крукс, член Лондонского Королевского общества, человек хорошо известный в химии своими открытиями… Впрочем, что же это я говорю?! Говорю о Лондоне, о Королевском обществе, об Англии, как будто все это существует и поныне… Вот что значит проснуться через 10000 лет!..
— Вы крайне заинтересовали меня, Шин-Чунг. Я бесконечно счастлив, узнав, что и среди ваших современников, людей, несомненно, несовершенных, — находились существа, одаренные нашими способностями. Но, продолжайте, пожалуйста.
— Хорошо! Крукс, при посредстве очень простых аппаратов, мог измерить силу, развиваемую этими необыкновенными, по нашему времени, людьми, чтобы нельзя было сомневаться в подлинности явлений.
— Ну, и до чего же доходила эта сила?
— А вот слушайте: она поднимала предметы на несколько аршин от земли, она увеличивала весь предмет до 150 раз…
— Тут нет ничего невероятного. Как вы думаете, сколько весит та кристаллическая масса, на которой вы находились?
— Я думаю 100-150 пудов, а может быть и более.
— Смотрите же!
С этими словами старец встал на землю, слегка подался назад и просто коснулся своими десятью пальцами глыбы. Можно себе представить остолбенение Синтеза, когда он увидел, что вся эта огромная масса вдруг затряслась и с глухим шумом поднялась на воздух.
Старец, смотря на него, тихо засмеялся.
— Чего вы удивляетесь? Я могу легко переворачивать эту массу тою или другою стороною…
— Бесполезно! — вскричал Синтез, приходя в себя. — Я вполне убежден, что это не представит для вас ничего невозможного.
— Для меня, равно как и для всех моих сородичей, это вполне естественная вещь, так как наша сила, так сказать бесконечна… Так, положим, я взялся бы двумя пальцами за ваше запястье, — я мог бы раздавить его, как тонкое стекло.
— Я не сомневаюсь в этом.
— Еще одно слово, прежде чем приобщить вас, как вы этого заслужили, к нашему счастью. Как объясняли, назад тому 10000 лет, это явление, ставшее обычным у нас?
— Мы полагали, что эта сила, имеющая, конечно, нервное происхождение, образует вокруг известных тел род нервной атмосферы, довольно плотной и способной, в сфере своего действия, заставить неодушевленный предмет совершать разные движения. Под влиянием этой нервной силы, человеческое тело, обыкновенно притягиваемое силой тяжести к земле, может отталкиваться…