Страница:
Наступал рассвет, друзья брели по улицам, спрашивая себя, смогут ли они покрыть пешком триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера.
Наконец Дикки и Жан Рено оказались в центре города. Вдоль зловонных, кривых улиц длинной вереницей тянулись грязные хижины, больше похожие на норы, чем на дома. Вокруг не было ни души, лишь несколько открытых баров напоминали о том, что в городе есть жизнь. Внезапно из-за утла показались три человеческие фигуры. Подойдя ближе, друзья увидели женщину с двумя маленькими детьми. Нищенка и ее дети копались в отбросах и, найдя, по-видимому, что-то съедобное, принялись с жадностью поглощать какие-то жалкие остатки чьей-то трапезы.
— Смотрите, Дикки! — воскликнул уязвленный до глубины души Жан Рено. — Душераздирающая сцена, не правда ли?
— Бедная женщина! Бедные малютки! — ответил репортер.
Жан Рено инстинктивно сунул руку в карман. Заметив это, женщина прижала к себе детей и крикнула глухим голосом:
— Мы ничего у вас не просим!
В ее восклицании прозвучало столько непримиримости и мучительного отчаяния, что молодой человек почувствовал невольное уважение к несчастной. Поддавшись порыву, он поклонился и растроганно прошептал:
— Мадам, прошу вас, возьмите, ради детей… Вам не должно быть стыдно, потому что мы так же бедны, как и вы.
Достав из кармана единственный доллар, который у него был, Жан Рено почти насильно вложил его в руку женщины.
— Можно даже сказать, беднее, — с улыбкой добавил репортер. — Но мы мужчины, и к тому же совсем скоро у нас будет работа.
Еще очень молодая, с красивым, несмотря на следы жесточайшей нужды, лицом женщина смотрела на друзей с невыразимой признательностью и смущением. Перед сдержанной и одновременно почтительной настойчивостью она не могла устоять. Это больше походило на оказанную с превосходным тактом услугу, чем на милостыню. Пролепетав слова благодарности, она перевела грустный взгляд на бледные худые лица малышей.
— God Lord! — пробормотал Дикки. — Как бы мне хотелось быть сейчас богатым!
— Так мы же действительно богаты! — воскликнул Жан Рено, хлопнув себя по лбу. — Дикки, я — последняя скотина!
— Вы так считаете? Однако это утверждение не сделает нас миллионерами.
— Сейчас объясню. Когда я полез в карман за деньгами, мне попались под руку часы, а я о них и думать давно забыл. За них дадут не меньше тридцати долларов, хотя они стоят все сто пятьдесят. Такие часы наверняка прельстят какого-нибудь бармена.
— Неплохая идея.
Друзья находились неподалеку от бара, у дверей которого стоял, ожидая клиентов, keeper[62].
— Мадам, — снова обратился к женщине Жан Рено, — пожалуйста, подождите немного.
Затем, подойдя к keeper, он сказал:
— I say, сэр! Не хотите ли оказать услугу двум парням, оказавшимся в затруднении?
Мужчина смачно сплюнул, но все же ответил:
— Валяйте!
— У меня есть великолепные часы. Они стоят сто долларов. Предлагаю купить их за двадцать.
Keeper взял часы, внимательно осмотрел, потер корпус о свой башмак и проворчал:
— Можете не расхваливать ваш товар… Я знаю в этом толк… Часы-то ведь краденые! Ладно, так уж и быть, я дам вам за них десять долларов. И не будем торговаться. Иначе каждое ваше слово снизит цену еще на доллар.
— Что ж, согласен, — ответил Жан Рено.
— Не бойтесь, не прогадаете! Больше вам все равно никто не даст. В следующий раз, когда подвернется хорошая работенка, не забудьте про меня.
— Уж не думаете ли вы, что мы воры?! — смеясь, воскликнул репортер.
— What a fun![63] Отличная шутка! В этом никто с ходу не сознается. Но ничего, я уверен, мы еще встретимся. А пока берите деньги! Кстати, могу вас угостить стаканчиком виски, или же вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
— Нет-нет! Тысячу благодарностей! Мы оба трезвенники.
— При вашей профессии это правильно. Здесь важна не только ловкость рук, но и ясность мысли. Тогда до свидания, my lads! До свидания!
Вернувшись на прежнее место, они нашли женщину там же, посередине мостовой.
— Послушайте, Дикки, вы знаете, сколько стоят железнодорожные билеты от Флэштауна до Синклера?
— Около трех долларов.
— Отлично! Значит, на двоих нам потребуется шесть долларов.
Подойдя к женщине, Жан Рено вновь поклонился ей и тихо сказал:
— Мадам, ради ваших малышей, окажите нам честь, примите эти четыре доллара.
— Так много… Правда, слишком много, — прошептала она, поднимая на Жана Рено большие красивые глаза, наполненные нежностью и грустью.
— Прощайте, мадам. Пусть отныне всем вашим несчастьям наступит конец.
— Прощайте, господа. Будьте счастливы! Вы этого достойны!
Между тем уже наступило утро, и улицы понемногу начали заполняться народом. С шестью оставшимися долларами друзья поспешили на Центральный вокзал. Им повезло: поезд вот-вот должен был отправиться. Жан Рено купил в табачном киоске два билета и две сигареты, после чего у него в кармане осталось двадцать пять центов.
Поезд тронулся, и меньше чем за пять часов триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера, были преодолены. Ровно в одиннадцать утра молодые люди сошли с поезда на Центральном вокзале города Синклера.
Съев по сандвичу[64], друзья подсчитали деньги и обнаружили, что у них остался один доллар и двадцать центов.
— Пять золотых су Вечного жида![65] — воскликнул, смеясь, Жан Рено.
— Yes! Достойный капитал для освобождения заключенной в высокой башне Прекрасной Принцессы, победы над злыми духами и завоевания Империи! Go ahead!
— Что в вольном переводе означает: идем туда!
— Сначала в редакцию «Инстентейньес», в мою дорогую газетку. Она такая богатая и щедрая, а я — ее любимое дитя. Вы увидите, my dear Джонни, как, сказав у дверцы сейфа: «Сезам, откройся!», я легко и быстро получу две тысячи долларов в счет будущих репортажей.
Продолжая обсуждать эту тему, друзья сели в трамвай, который доставил их прямо к небоскребу, где находилась редакция.
На нижних этажах здания размещались многочисленные ателье, магазины, мастерские. По мере роста этажей появлялись различные службы, а также квартиры, тем шикарнее, чем выше они располагались. С появлением дирижаблей аристократия предпочитала селиться на верхних этажах, оставляя пролетариям нижние.
Войдя в помещение редакции, Дикки вновь окунулся в знакомую атмосферу. Оглушенный шумом, вдыхая едкие запахи бумаги, типографской краски и разогретого металла, репортер почувствовал себя родившимся заново.
— Честное слово, я здесь как у себя дома! — воскликнул он. — Теперь, мой дорогой, вы сами видите, что такое журналистика.
С единственным долларом в кармане, друзья сели в лифт, мгновенно доставивший их прямо в кабинет главного редактора. Обладая правом свободного доступа в святая святых редакции в любое время суток, Дикки по привычке вошел без стука. С видом победителя, уверенно протягивая руку для приветствия, репортер фамильярно воскликнул:
— Привет, старина! Да, это я, собственной персоной, после самых невероятных приключений, которые…
Внезапно он осекся. Казалось, все осталось по-прежнему: та же комната, та же обстановка, только человек, сидевший перед ним, был другим. Дикки никогда его раньше не видел. Посмотрев растерянно по сторонам, репортер узрел на месте молчаливого, непрерывно строчившего на машинке тощего секретаря пухленькую девушку.
Незнакомец был средних лет, высокий и сухопарый. Его бегающие глаза холодно смотрели на Дикки из-под очков в золотой оправе. Этот человек больше походил на священника, юриста или даже на полицейского, чем на главного редактора популярной газеты. Он заговорил резко и сухо:
— Кто вы? Что вам здесь надо?
— Так вы меня не знаете? — произнес с обычным апломбом Дикки. — В таком случае вы — единственный, кто меня не знает! Кстати, с кем имею честь? Я состою в штате редакции и имею полное право узнать, кто вы такой.
— Я — новый редактор «Инстентейньес». Удовлетворены?
— Значит, теперь у «Инстентейньес»…
— …новый владелец.
— Кто же?
— Это вас не касается!
— А что с редакцией?
— Старые сотрудники уволены, а на их места набраны новые.
— В таком случае я тоже уволен?
— Мы с вами еще не знакомы, и я думаю, что настала ваша очередь отвечать на вопросы.
— Yes! Спрашивайте.
— Кто вы?
— By James! Что вы скажете, если перед вами тот, кого все знают под именем Дикки? Малыш Дикки, гордость Принцессы… Я хотел сказать «Инстентейньес».
— Так вы и есть знаменитый Дикки?
Репортер, казалось, заметил иронию, с которой незнакомец произнес эпитет «знаменитый». Впрочем, такое же впечатление сложилось и у Жана Рено, до сих пор не принимавшего участия в разговоре. Дикки был явно раздосадован крахом своих надежд. Но, вспомнив, что у них в кармане практически пусто, он вновь принял независимый вид и гордо выпятил грудь:
— Именно знаменитый! А почему бы и нет? Меня называли так еще до вашего появления здесь, и я могу по праву гордиться услугами, оказанными мной «Инстентейньес».
— Вам за них платили.
— Да, но гораздо меньше, чем они того стоили.
Главный редактор нажал на кнопку звонка, посмотрел репортеру прямо в лицо и, немного помолчав, сказал:
— Вы не отличаетесь скромностью, мистер Дикки.
— За скромностью часто прячется ничтожество.
В эту минуту послышались звуки остановившегося лифта, потом быстрые шаги, и дверь в кабинет редактора распахнулась настежь. Обернувшись, Жан Рено и Дикки увидели двух господ. Их вид был до того пристоен, что с первого же взгляда можно было понять, кто они. Непонятно почему, друзья испытали безотчетную тревогу. Между тем тонкие губы редактора еле заметно скривились в злобной ухмылке.
— Вы украли свою репутацию, мистер Дикки. И не только ее, — сухо сказал он.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что хороший репортер стоит двух полицейских. Однако вы глупо попались в мышеловку, поставленную на вас еще со вчерашнего дня.
— Я вас не понимаю!
— Сейчас поймете.
Повернувшись к незнакомцам, редактор скомандовал:
— Господа, приступайте к вашим обязанностям!
При этих словах один из них достал из кармана листок, протянул его Дикки и спросил:
— Вас действительно зовут Дикки? Вы работаете репортером?
— Yes!
— А вы, — обратился незнакомец к Жану Рено, — действительно Жан Рено, называющий себя инженером?
— Yes! Я — Жан Рено, дипломированный инженер.
— Тогда ошибки нет.
— Что вам от нас нужно?
— Именем закона и во исполнение данного мне предписания я, Морис Элджернон Пенивос, шериф[66] города Синклера и штата Стейкед-Плейн, арестую вас.
— Обоих? — спросил Жан Рено, подойдя к редакторскому столу.
— Yes! Обоих.
— Но это же безумие! — возмущенно воскликнул Дикки. — Нас арестовать? Но за что?!
— Прекратите обсуждение и не вздумайте сопротивляться! Иначе мы будем вынуждены применить силу.
Услышав угрозу о применении силы, друзья впервые переглянулись, а затем одновременно подмигнули друг другу. Они все поняли!
— В чем нас обвиняют?
— В краже тысячи тысячедолларовых банкнот, иначе говоря, в краже миллиона долларов.
— Боже мой! У кого же мы их украли?
— У Мясного Короля.
— Какой идиотизм!
— Вас обвиняют также в краже драгоценностей мисс Эллен, Маленькой Королевы, которые оцениваются в полтора миллиона.
— Чудовищная ложь! — возмутился Жан Рено.
— Look here![67] Вдруг мы унесли в карманах весь Флэшмэнор?
— Заметьте, я обращаюсь с вами как с джентльменами и прошу вести себя пристойно! Иначе мне придется вызвать из вестибюля четырех полицейских, чтобы они привели закон в исполнение.
— Go!
Эта команда послужила сигналом. Одним прыжком Жан Рено вскочил на стол и без лишних слов нанес страшный удар ногой редактору прямо в лицо. С разбитыми очками, сплющенным носом и сломанной челюстью тот рухнул, не успев даже вскрикнуть. В ту же секунду Дикки заметил на столе плошку, наполненную песком. С потрясающим хладнокровием он схватил ее и запустил в лицо мистеру Морису Элджеpнону Пенивосу. Шериф принялся тереть глаза и собрался было позвать на помощь, но едкая пыль забила ему рот, вызвав приступ душераздирающего кашля.
Маленький спектакль длился не более пяти секунд. Несмотря на быстроту происшествия и природную заторможенность сопровождавшего шерифа полицейского, последнему все же хватило времени, чтобы позвать на помощь. Сильнейшим ударом кулака в челюсть Дикки заткнул ему рот. Вряд ли когда-нибудь ранее наносили такой удар по физиономии какого-либо янки! Затем, как бы поясняя, репортер бросил:
— Put it in your pipe and smoke![68]
Полицейский покачнулся, пошатываясь двинулся вперед, но Дикки ловко дал ему подножку, и парень упал.
— Браво, Дикки! — восторженно воскликнул Жан Рено.
Однако крик полицейского все же был услышан. Снаружи послышались тяжелые шаги. Они стремительно приближались. Репортер быстро закрыл дверь на засов и накинул еще сверху цепочку.
— Стол! — крикнул он Жану Рено.
— Правильно! Нужно построить баррикаду!
Друзья принялись опрокидывать мебель и подтаскивать ее к двери. Когда полицейские подбежали к кабинету редактора, за дверью выросла довольно мощная преграда.
— В нашем распоряжении не больше двух минут, — сказал Дикки Жану Рено. — Мы славно поработали! Оставим джентльменов приходить в себя, а сами удираем. Следуйте за мной!
С этими словами репортер побежал к лестнице, ведущей на террасу. На ходу он поинтересовался:
— Пистолет проводника все еще у вас?
— Да! — ответил Жан Рено.
— Отдайте его мне!
Взлетев, как вихрь, на платформу, где размещались ангары с аэростатами, друзья увидели, что охрана воздушных кораблей состоит только из одного человека. Дикки подошел к охраннику, приставил к его груди пистолет и скомандовал:
— Руки вверх и ни слова! Иначе я вас убью! А сейчас убирайтесь отсюда! Живее! У нас нет времени!
Напуганный сторож, дрожащий и бледный, покорно подчинился. На ватных ногах он проскользнул на лестницу и облегченно вздохнул, когда за его спиной опустилась панель, закрывавшая вход на террасу.
— Теперь быстро в дирижабль! — крикнул репортер. — Для осуществления нашего плана нельзя терять ни секунды!
Друзья бросились к ангарам.
— Номер три! Мой старичок! — радостно воскликнул Дикки.
— И он наверняка готов к отправлению, — добавил Жан.
— Как всегда! Полезайте внутрь!
Пока репортер открывал люк, снизу донеслись яростные удары.
— Господа из полиции пытаются вломиться в кабинет редактора, — холодно сказал Жан Рено.
— Ничего, чтобы подняться в аэростат, нам хватит и тридцати секунд!
Как только друзья оказались в гондоле, Дикки четкими, уверенными движениями наскоро проверил приборы.
Между тем удары, доносившиеся снизу вперемежку с жуткими ругательствами, усилились. Внезапно раздался грохот.
— Баррикада пала! — воскликнул Жан Рено. Репортер схватился за рукоятку рычага и описал им четверть круга. Дирижабль дернулся, задрожал, и его бортовые винты начали вращаться, жужжа, словно улей. В этот момент друзья услышали, как поднимается лифт. Через несколько мгновений панель лифта медленно поползла вверх, выпуская на террасу полицейских.
— Остановитесь! Негодяи! Воры! Остановитесь, или мы откроем огонь! — кричали они, размахивая пистолетами.
В ответ на угрозы и оскорбления раздался лишь взрыв смеха. Дирижабль уже оторвался от земли, когда из гондолы донесся насмешливый голос:
— Прощайте, господа! Желаем удачи!
Подобно метеору, аэростат за считанные секунды взмыл вверх и одним гигантским прыжком оказался в ста метрах от террасы. Увидев, что преступникам удалось скрыться, полицейские в бессильной злобе разрядили пистолеты в воздух. Но ярость блюстителей порядка для беглецов была просто смешна, поскольку дирижабль под номером три давно находился вне досягаемости для выстрелов.
Находясь в полной безопасности на борту удалявшегося с огромной скоростью аэростата, Жан Рено весело воскликнул:
— Дикки, вы были великолепны! Славное имя Короля Репортеров принадлежит вам по праву!
— Не испытывайте мою скромность! Ах, дорогой Джонни, вы мне грубо льстите!
— Я всего лишь плачу справедливую дань восхищению и дружбе.
— Спасибо! А теперь поговорим на серьезную тему.
— То, что я сейчас сказал, очень серьезно.
— Тогда поговорим о другом.
— Хорошо! Куда мы летим?
— Не знаю. Главное — как можно дальше отсюда.
— Правильно! Дальше на многие-многие километры.
— Затем мы выработаем план действий.
— Сначала нужно подвести итоги и осмыслить ситуацию.
— Yes! Это будет несложно. Нас пытались арестовать, обвинив в воровстве. Сбежав от полицейских, мы фактически поставили себя вне закона. За нами гонятся три группы преследователей: сыщики Мясного Короля, ищейки его врагов и представители правительства, полицейские. Но нельзя забывать, что мы выполняем трудную, опасную, но в то же время благородную миссию.
— Замечательно, Дикки!
— Для того чтобы одержать верх над людьми, предметами, злобой, ненавистью и многочисленными врагами, объединившимися против нас, у нас есть…
— Несколько центов! Что равно… одному су!
Часть вторая
ГЛАВА 1
Наконец Дикки и Жан Рено оказались в центре города. Вдоль зловонных, кривых улиц длинной вереницей тянулись грязные хижины, больше похожие на норы, чем на дома. Вокруг не было ни души, лишь несколько открытых баров напоминали о том, что в городе есть жизнь. Внезапно из-за утла показались три человеческие фигуры. Подойдя ближе, друзья увидели женщину с двумя маленькими детьми. Нищенка и ее дети копались в отбросах и, найдя, по-видимому, что-то съедобное, принялись с жадностью поглощать какие-то жалкие остатки чьей-то трапезы.
— Смотрите, Дикки! — воскликнул уязвленный до глубины души Жан Рено. — Душераздирающая сцена, не правда ли?
— Бедная женщина! Бедные малютки! — ответил репортер.
Жан Рено инстинктивно сунул руку в карман. Заметив это, женщина прижала к себе детей и крикнула глухим голосом:
— Мы ничего у вас не просим!
В ее восклицании прозвучало столько непримиримости и мучительного отчаяния, что молодой человек почувствовал невольное уважение к несчастной. Поддавшись порыву, он поклонился и растроганно прошептал:
— Мадам, прошу вас, возьмите, ради детей… Вам не должно быть стыдно, потому что мы так же бедны, как и вы.
Достав из кармана единственный доллар, который у него был, Жан Рено почти насильно вложил его в руку женщины.
— Можно даже сказать, беднее, — с улыбкой добавил репортер. — Но мы мужчины, и к тому же совсем скоро у нас будет работа.
Еще очень молодая, с красивым, несмотря на следы жесточайшей нужды, лицом женщина смотрела на друзей с невыразимой признательностью и смущением. Перед сдержанной и одновременно почтительной настойчивостью она не могла устоять. Это больше походило на оказанную с превосходным тактом услугу, чем на милостыню. Пролепетав слова благодарности, она перевела грустный взгляд на бледные худые лица малышей.
— God Lord! — пробормотал Дикки. — Как бы мне хотелось быть сейчас богатым!
— Так мы же действительно богаты! — воскликнул Жан Рено, хлопнув себя по лбу. — Дикки, я — последняя скотина!
— Вы так считаете? Однако это утверждение не сделает нас миллионерами.
— Сейчас объясню. Когда я полез в карман за деньгами, мне попались под руку часы, а я о них и думать давно забыл. За них дадут не меньше тридцати долларов, хотя они стоят все сто пятьдесят. Такие часы наверняка прельстят какого-нибудь бармена.
— Неплохая идея.
Друзья находились неподалеку от бара, у дверей которого стоял, ожидая клиентов, keeper[62].
— Мадам, — снова обратился к женщине Жан Рено, — пожалуйста, подождите немного.
Затем, подойдя к keeper, он сказал:
— I say, сэр! Не хотите ли оказать услугу двум парням, оказавшимся в затруднении?
Мужчина смачно сплюнул, но все же ответил:
— Валяйте!
— У меня есть великолепные часы. Они стоят сто долларов. Предлагаю купить их за двадцать.
Keeper взял часы, внимательно осмотрел, потер корпус о свой башмак и проворчал:
— Можете не расхваливать ваш товар… Я знаю в этом толк… Часы-то ведь краденые! Ладно, так уж и быть, я дам вам за них десять долларов. И не будем торговаться. Иначе каждое ваше слово снизит цену еще на доллар.
— Что ж, согласен, — ответил Жан Рено.
— Не бойтесь, не прогадаете! Больше вам все равно никто не даст. В следующий раз, когда подвернется хорошая работенка, не забудьте про меня.
— Уж не думаете ли вы, что мы воры?! — смеясь, воскликнул репортер.
— What a fun![63] Отличная шутка! В этом никто с ходу не сознается. Но ничего, я уверен, мы еще встретимся. А пока берите деньги! Кстати, могу вас угостить стаканчиком виски, или же вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
— Нет-нет! Тысячу благодарностей! Мы оба трезвенники.
— При вашей профессии это правильно. Здесь важна не только ловкость рук, но и ясность мысли. Тогда до свидания, my lads! До свидания!
Вернувшись на прежнее место, они нашли женщину там же, посередине мостовой.
— Послушайте, Дикки, вы знаете, сколько стоят железнодорожные билеты от Флэштауна до Синклера?
— Около трех долларов.
— Отлично! Значит, на двоих нам потребуется шесть долларов.
Подойдя к женщине, Жан Рено вновь поклонился ей и тихо сказал:
— Мадам, ради ваших малышей, окажите нам честь, примите эти четыре доллара.
— Так много… Правда, слишком много, — прошептала она, поднимая на Жана Рено большие красивые глаза, наполненные нежностью и грустью.
— Прощайте, мадам. Пусть отныне всем вашим несчастьям наступит конец.
— Прощайте, господа. Будьте счастливы! Вы этого достойны!
Между тем уже наступило утро, и улицы понемногу начали заполняться народом. С шестью оставшимися долларами друзья поспешили на Центральный вокзал. Им повезло: поезд вот-вот должен был отправиться. Жан Рено купил в табачном киоске два билета и две сигареты, после чего у него в кармане осталось двадцать пять центов.
Поезд тронулся, и меньше чем за пять часов триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера, были преодолены. Ровно в одиннадцать утра молодые люди сошли с поезда на Центральном вокзале города Синклера.
Съев по сандвичу[64], друзья подсчитали деньги и обнаружили, что у них остался один доллар и двадцать центов.
— Пять золотых су Вечного жида![65] — воскликнул, смеясь, Жан Рено.
— Yes! Достойный капитал для освобождения заключенной в высокой башне Прекрасной Принцессы, победы над злыми духами и завоевания Империи! Go ahead!
— Что в вольном переводе означает: идем туда!
— Сначала в редакцию «Инстентейньес», в мою дорогую газетку. Она такая богатая и щедрая, а я — ее любимое дитя. Вы увидите, my dear Джонни, как, сказав у дверцы сейфа: «Сезам, откройся!», я легко и быстро получу две тысячи долларов в счет будущих репортажей.
Продолжая обсуждать эту тему, друзья сели в трамвай, который доставил их прямо к небоскребу, где находилась редакция.
На нижних этажах здания размещались многочисленные ателье, магазины, мастерские. По мере роста этажей появлялись различные службы, а также квартиры, тем шикарнее, чем выше они располагались. С появлением дирижаблей аристократия предпочитала селиться на верхних этажах, оставляя пролетариям нижние.
Войдя в помещение редакции, Дикки вновь окунулся в знакомую атмосферу. Оглушенный шумом, вдыхая едкие запахи бумаги, типографской краски и разогретого металла, репортер почувствовал себя родившимся заново.
— Честное слово, я здесь как у себя дома! — воскликнул он. — Теперь, мой дорогой, вы сами видите, что такое журналистика.
С единственным долларом в кармане, друзья сели в лифт, мгновенно доставивший их прямо в кабинет главного редактора. Обладая правом свободного доступа в святая святых редакции в любое время суток, Дикки по привычке вошел без стука. С видом победителя, уверенно протягивая руку для приветствия, репортер фамильярно воскликнул:
— Привет, старина! Да, это я, собственной персоной, после самых невероятных приключений, которые…
Внезапно он осекся. Казалось, все осталось по-прежнему: та же комната, та же обстановка, только человек, сидевший перед ним, был другим. Дикки никогда его раньше не видел. Посмотрев растерянно по сторонам, репортер узрел на месте молчаливого, непрерывно строчившего на машинке тощего секретаря пухленькую девушку.
Незнакомец был средних лет, высокий и сухопарый. Его бегающие глаза холодно смотрели на Дикки из-под очков в золотой оправе. Этот человек больше походил на священника, юриста или даже на полицейского, чем на главного редактора популярной газеты. Он заговорил резко и сухо:
— Кто вы? Что вам здесь надо?
— Так вы меня не знаете? — произнес с обычным апломбом Дикки. — В таком случае вы — единственный, кто меня не знает! Кстати, с кем имею честь? Я состою в штате редакции и имею полное право узнать, кто вы такой.
— Я — новый редактор «Инстентейньес». Удовлетворены?
— Значит, теперь у «Инстентейньес»…
— …новый владелец.
— Кто же?
— Это вас не касается!
— А что с редакцией?
— Старые сотрудники уволены, а на их места набраны новые.
— В таком случае я тоже уволен?
— Мы с вами еще не знакомы, и я думаю, что настала ваша очередь отвечать на вопросы.
— Yes! Спрашивайте.
— Кто вы?
— By James! Что вы скажете, если перед вами тот, кого все знают под именем Дикки? Малыш Дикки, гордость Принцессы… Я хотел сказать «Инстентейньес».
— Так вы и есть знаменитый Дикки?
Репортер, казалось, заметил иронию, с которой незнакомец произнес эпитет «знаменитый». Впрочем, такое же впечатление сложилось и у Жана Рено, до сих пор не принимавшего участия в разговоре. Дикки был явно раздосадован крахом своих надежд. Но, вспомнив, что у них в кармане практически пусто, он вновь принял независимый вид и гордо выпятил грудь:
— Именно знаменитый! А почему бы и нет? Меня называли так еще до вашего появления здесь, и я могу по праву гордиться услугами, оказанными мной «Инстентейньес».
— Вам за них платили.
— Да, но гораздо меньше, чем они того стоили.
Главный редактор нажал на кнопку звонка, посмотрел репортеру прямо в лицо и, немного помолчав, сказал:
— Вы не отличаетесь скромностью, мистер Дикки.
— За скромностью часто прячется ничтожество.
В эту минуту послышались звуки остановившегося лифта, потом быстрые шаги, и дверь в кабинет редактора распахнулась настежь. Обернувшись, Жан Рено и Дикки увидели двух господ. Их вид был до того пристоен, что с первого же взгляда можно было понять, кто они. Непонятно почему, друзья испытали безотчетную тревогу. Между тем тонкие губы редактора еле заметно скривились в злобной ухмылке.
— Вы украли свою репутацию, мистер Дикки. И не только ее, — сухо сказал он.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что хороший репортер стоит двух полицейских. Однако вы глупо попались в мышеловку, поставленную на вас еще со вчерашнего дня.
— Я вас не понимаю!
— Сейчас поймете.
Повернувшись к незнакомцам, редактор скомандовал:
— Господа, приступайте к вашим обязанностям!
При этих словах один из них достал из кармана листок, протянул его Дикки и спросил:
— Вас действительно зовут Дикки? Вы работаете репортером?
— Yes!
— А вы, — обратился незнакомец к Жану Рено, — действительно Жан Рено, называющий себя инженером?
— Yes! Я — Жан Рено, дипломированный инженер.
— Тогда ошибки нет.
— Что вам от нас нужно?
— Именем закона и во исполнение данного мне предписания я, Морис Элджернон Пенивос, шериф[66] города Синклера и штата Стейкед-Плейн, арестую вас.
— Обоих? — спросил Жан Рено, подойдя к редакторскому столу.
— Yes! Обоих.
— Но это же безумие! — возмущенно воскликнул Дикки. — Нас арестовать? Но за что?!
— Прекратите обсуждение и не вздумайте сопротивляться! Иначе мы будем вынуждены применить силу.
Услышав угрозу о применении силы, друзья впервые переглянулись, а затем одновременно подмигнули друг другу. Они все поняли!
— В чем нас обвиняют?
— В краже тысячи тысячедолларовых банкнот, иначе говоря, в краже миллиона долларов.
— Боже мой! У кого же мы их украли?
— У Мясного Короля.
— Какой идиотизм!
— Вас обвиняют также в краже драгоценностей мисс Эллен, Маленькой Королевы, которые оцениваются в полтора миллиона.
— Чудовищная ложь! — возмутился Жан Рено.
— Look here![67] Вдруг мы унесли в карманах весь Флэшмэнор?
— Заметьте, я обращаюсь с вами как с джентльменами и прошу вести себя пристойно! Иначе мне придется вызвать из вестибюля четырех полицейских, чтобы они привели закон в исполнение.
— Go!
Эта команда послужила сигналом. Одним прыжком Жан Рено вскочил на стол и без лишних слов нанес страшный удар ногой редактору прямо в лицо. С разбитыми очками, сплющенным носом и сломанной челюстью тот рухнул, не успев даже вскрикнуть. В ту же секунду Дикки заметил на столе плошку, наполненную песком. С потрясающим хладнокровием он схватил ее и запустил в лицо мистеру Морису Элджеpнону Пенивосу. Шериф принялся тереть глаза и собрался было позвать на помощь, но едкая пыль забила ему рот, вызвав приступ душераздирающего кашля.
Маленький спектакль длился не более пяти секунд. Несмотря на быстроту происшествия и природную заторможенность сопровождавшего шерифа полицейского, последнему все же хватило времени, чтобы позвать на помощь. Сильнейшим ударом кулака в челюсть Дикки заткнул ему рот. Вряд ли когда-нибудь ранее наносили такой удар по физиономии какого-либо янки! Затем, как бы поясняя, репортер бросил:
— Put it in your pipe and smoke![68]
Полицейский покачнулся, пошатываясь двинулся вперед, но Дикки ловко дал ему подножку, и парень упал.
— Браво, Дикки! — восторженно воскликнул Жан Рено.
Однако крик полицейского все же был услышан. Снаружи послышались тяжелые шаги. Они стремительно приближались. Репортер быстро закрыл дверь на засов и накинул еще сверху цепочку.
— Стол! — крикнул он Жану Рено.
— Правильно! Нужно построить баррикаду!
Друзья принялись опрокидывать мебель и подтаскивать ее к двери. Когда полицейские подбежали к кабинету редактора, за дверью выросла довольно мощная преграда.
— В нашем распоряжении не больше двух минут, — сказал Дикки Жану Рено. — Мы славно поработали! Оставим джентльменов приходить в себя, а сами удираем. Следуйте за мной!
С этими словами репортер побежал к лестнице, ведущей на террасу. На ходу он поинтересовался:
— Пистолет проводника все еще у вас?
— Да! — ответил Жан Рено.
— Отдайте его мне!
Взлетев, как вихрь, на платформу, где размещались ангары с аэростатами, друзья увидели, что охрана воздушных кораблей состоит только из одного человека. Дикки подошел к охраннику, приставил к его груди пистолет и скомандовал:
— Руки вверх и ни слова! Иначе я вас убью! А сейчас убирайтесь отсюда! Живее! У нас нет времени!
Напуганный сторож, дрожащий и бледный, покорно подчинился. На ватных ногах он проскользнул на лестницу и облегченно вздохнул, когда за его спиной опустилась панель, закрывавшая вход на террасу.
— Теперь быстро в дирижабль! — крикнул репортер. — Для осуществления нашего плана нельзя терять ни секунды!
Друзья бросились к ангарам.
— Номер три! Мой старичок! — радостно воскликнул Дикки.
— И он наверняка готов к отправлению, — добавил Жан.
— Как всегда! Полезайте внутрь!
Пока репортер открывал люк, снизу донеслись яростные удары.
— Господа из полиции пытаются вломиться в кабинет редактора, — холодно сказал Жан Рено.
— Ничего, чтобы подняться в аэростат, нам хватит и тридцати секунд!
Как только друзья оказались в гондоле, Дикки четкими, уверенными движениями наскоро проверил приборы.
Между тем удары, доносившиеся снизу вперемежку с жуткими ругательствами, усилились. Внезапно раздался грохот.
— Баррикада пала! — воскликнул Жан Рено. Репортер схватился за рукоятку рычага и описал им четверть круга. Дирижабль дернулся, задрожал, и его бортовые винты начали вращаться, жужжа, словно улей. В этот момент друзья услышали, как поднимается лифт. Через несколько мгновений панель лифта медленно поползла вверх, выпуская на террасу полицейских.
— Остановитесь! Негодяи! Воры! Остановитесь, или мы откроем огонь! — кричали они, размахивая пистолетами.
В ответ на угрозы и оскорбления раздался лишь взрыв смеха. Дирижабль уже оторвался от земли, когда из гондолы донесся насмешливый голос:
— Прощайте, господа! Желаем удачи!
Подобно метеору, аэростат за считанные секунды взмыл вверх и одним гигантским прыжком оказался в ста метрах от террасы. Увидев, что преступникам удалось скрыться, полицейские в бессильной злобе разрядили пистолеты в воздух. Но ярость блюстителей порядка для беглецов была просто смешна, поскольку дирижабль под номером три давно находился вне досягаемости для выстрелов.
Находясь в полной безопасности на борту удалявшегося с огромной скоростью аэростата, Жан Рено весело воскликнул:
— Дикки, вы были великолепны! Славное имя Короля Репортеров принадлежит вам по праву!
— Не испытывайте мою скромность! Ах, дорогой Джонни, вы мне грубо льстите!
— Я всего лишь плачу справедливую дань восхищению и дружбе.
— Спасибо! А теперь поговорим на серьезную тему.
— То, что я сейчас сказал, очень серьезно.
— Тогда поговорим о другом.
— Хорошо! Куда мы летим?
— Не знаю. Главное — как можно дальше отсюда.
— Правильно! Дальше на многие-многие километры.
— Затем мы выработаем план действий.
— Сначала нужно подвести итоги и осмыслить ситуацию.
— Yes! Это будет несложно. Нас пытались арестовать, обвинив в воровстве. Сбежав от полицейских, мы фактически поставили себя вне закона. За нами гонятся три группы преследователей: сыщики Мясного Короля, ищейки его врагов и представители правительства, полицейские. Но нельзя забывать, что мы выполняем трудную, опасную, но в то же время благородную миссию.
— Замечательно, Дикки!
— Для того чтобы одержать верх над людьми, предметами, злобой, ненавистью и многочисленными врагами, объединившимися против нас, у нас есть…
— Несколько центов! Что равно… одному су!
Часть вторая
КОРОЛЬ РЕПОРТЕРОВ
ГЛАВА 1
Новый газ. — Гелион. — Подъемная и движущая сила. — Энергия внутри сосуда в отсутствии генератора, топлива, зубчатой передачи и привода. — Преследование. — На расстоянии в четыреста метров. — Первый враг. — Пушечные выстрелы. — Главная задача плохого пулеметчика. — Среди облаков.
Самым необычайным из всевозможных достижений человечества стало освоение воздушного пространства. Впрочем, люди не извлекли из этого события почти никакой пользы, хотя подобным открытием следовало бы гордиться. Ситуация напоминала историю с паром и электричеством, которые, прежде чем потрясти мир, были известны лишь как предметы лабораторных исследований.
Покорение высот, начатое еще совсем недавно, стало возможно благодаря открытию нового газа и упрощению механизмов аэростатов. Этот газ был поистине замечательным: он служил одновременно и подъемной и движущей силой. Впервые о существовании подобного газа и о его необычайных свойствах заговорил французский ученый Поль Комб, упорно и методично работавший над периодическим законом Менделеева. Затем, после сложных дорогостоящих испытаний, длившихся месяцы и даже годы, газ удалось выделить видному ученому, директору Энциклопедического института. Поль Комб смог основательно изучить полученный химический элемент, определить его свойства и особенности. Поскольку в спектроскопе новый газ давал линии, аналогичные солнечному газу, Поль Комб назвал его гелионом[69].
Гелион обнаруживает некоторое сходство с водородом, но при этом обладает удивительной особенностью быть в три раза легче[70]. Между тем водород весил в четырнадцать с половиной раз меньше воздуха. Таким образом, гелион оказался гораздо легче всех известных веществ. Этот факт и позволил использовать его в воздухоплавании.
Себестоимость гелиона была очень высока, потому что для его получения использовались редкие и дорогостоящие химические вещества, с которыми требовалось произвести целый ряд сложных операций, чтобы в результате химической реакции получить новый газ. Промышленное производство гелиона считалось практически невозможным, когда Поль Комб сумел добыть газ из пирита, воздействовав на него водяными парами, озоном и электричеством. С тех пор гелион стали производить в огромных количествах и применять в самых различных областях. Приведем простой пример. Однажды выделенный, гелион сжимается до бесконечности, и его без особых трудностей можно перевести не только в жидкое, но даже и в твердое состояние[71]. Возникла идея использовать расширение гелиона при переходе его из твердого состояния в газообразное как движущую силу. Многочисленные опыты привели к положительным результатам, и вскоре родилось новое направление в промышленности — гелио-динамическая индустрия.
Началось настоящее производство газа или, скорее, энергии, заключенной в сосуд. Способ получения сжатого газа состоял в следующем: гелион вводили под большим давлением в переносные резервуары с известным заранее сопротивлением. Представьте себе сифоны, сделанные из прессованного картона, твердые и пронизанные, как цемент, стержнями из хромированной стали внутри. Сверху на сосуд надет тонкий каркас, выполненный также из хромированной стали. Такие баллоны продавались повсюду, легко перевозились, широко использовались, а когда газ, помещенный внутри, заканчивался, их можно было сдать, как сдают бутылки из-под содовой воды, на завод, где сосуды заново наполняли. Кроме того, эти резервуары обладали повышенной прочностью и водонепроницаемостью, были довольно легки и никогда не взрывались.
Сосуд плотно закрывался металлической пробкой с резьбой на конце, позволявшей прикреплять резервуар к различным устройствам, имевшим тот же шаг резьбы. Это соответствие обозначалось буквами и цифрами. Наиболее распространенными были шаги Е.В.14 или L.H.17. Впрочем, появилась тенденция унифицировать систему на основе образца, принятого международной конференцией за эталон.
Освобождающиеся атомы газа несут в себе огромную силу. Таким образом, в сосуде, называемом гелио-динамиком, заключалась колоссальная энергия. Прибор срабатывал мгновенно. Достаточно было десять раз повернуть кран, чтобы затвердевшее вещество вновь стало газообразным. Вообразите сифоны, внутри которых содержится сгусток энергии, способной привести в движение автомобиль, лифт, насос, станок, завод, — иначе говоря, любой двигатель, от самого маленького до самого большого, промышленного.
Кроме того, использование гелиона было вполне безопасно. Возгорание газа предотвращалось добавлением в него небольшого количества азота в виде паров аммиака.
Таким образом, будучи в сорок пять раз легче воздуха, гелион обладал гигантской подъемной силой. Подумать только! Один баллон гелиона емкостью в тысячу кубометров был способен поднять тот же груз, что и воздушный шар, наполненный тремя тысячами кубометров водорода. Коэффициент полезного действия подъемной силы увеличивался настолько насколько оболочка аэростата весила меньше при равном объеме и насколько уменьшалась нагрузка, создаваемая приборами и механизмами.
Новая оболочка мало чем отличалась от предыдущей. Веретенообразная форма, более или менее вытянутая, сохранилась, но размеры стали крупнее. Дирижабли теперь не имели корзины — оболочка соединялась твердым каркасом с платформой, находившейся внутри, составляя с ней единое целое. Это позволило избежать боковых движений, и аэростат бороздил воздушные просторы так же легко, как подводная лодка бороздит морские.
Самым необычайным из всевозможных достижений человечества стало освоение воздушного пространства. Впрочем, люди не извлекли из этого события почти никакой пользы, хотя подобным открытием следовало бы гордиться. Ситуация напоминала историю с паром и электричеством, которые, прежде чем потрясти мир, были известны лишь как предметы лабораторных исследований.
Покорение высот, начатое еще совсем недавно, стало возможно благодаря открытию нового газа и упрощению механизмов аэростатов. Этот газ был поистине замечательным: он служил одновременно и подъемной и движущей силой. Впервые о существовании подобного газа и о его необычайных свойствах заговорил французский ученый Поль Комб, упорно и методично работавший над периодическим законом Менделеева. Затем, после сложных дорогостоящих испытаний, длившихся месяцы и даже годы, газ удалось выделить видному ученому, директору Энциклопедического института. Поль Комб смог основательно изучить полученный химический элемент, определить его свойства и особенности. Поскольку в спектроскопе новый газ давал линии, аналогичные солнечному газу, Поль Комб назвал его гелионом[69].
Гелион обнаруживает некоторое сходство с водородом, но при этом обладает удивительной особенностью быть в три раза легче[70]. Между тем водород весил в четырнадцать с половиной раз меньше воздуха. Таким образом, гелион оказался гораздо легче всех известных веществ. Этот факт и позволил использовать его в воздухоплавании.
Себестоимость гелиона была очень высока, потому что для его получения использовались редкие и дорогостоящие химические вещества, с которыми требовалось произвести целый ряд сложных операций, чтобы в результате химической реакции получить новый газ. Промышленное производство гелиона считалось практически невозможным, когда Поль Комб сумел добыть газ из пирита, воздействовав на него водяными парами, озоном и электричеством. С тех пор гелион стали производить в огромных количествах и применять в самых различных областях. Приведем простой пример. Однажды выделенный, гелион сжимается до бесконечности, и его без особых трудностей можно перевести не только в жидкое, но даже и в твердое состояние[71]. Возникла идея использовать расширение гелиона при переходе его из твердого состояния в газообразное как движущую силу. Многочисленные опыты привели к положительным результатам, и вскоре родилось новое направление в промышленности — гелио-динамическая индустрия.
Началось настоящее производство газа или, скорее, энергии, заключенной в сосуд. Способ получения сжатого газа состоял в следующем: гелион вводили под большим давлением в переносные резервуары с известным заранее сопротивлением. Представьте себе сифоны, сделанные из прессованного картона, твердые и пронизанные, как цемент, стержнями из хромированной стали внутри. Сверху на сосуд надет тонкий каркас, выполненный также из хромированной стали. Такие баллоны продавались повсюду, легко перевозились, широко использовались, а когда газ, помещенный внутри, заканчивался, их можно было сдать, как сдают бутылки из-под содовой воды, на завод, где сосуды заново наполняли. Кроме того, эти резервуары обладали повышенной прочностью и водонепроницаемостью, были довольно легки и никогда не взрывались.
Сосуд плотно закрывался металлической пробкой с резьбой на конце, позволявшей прикреплять резервуар к различным устройствам, имевшим тот же шаг резьбы. Это соответствие обозначалось буквами и цифрами. Наиболее распространенными были шаги Е.В.14 или L.H.17. Впрочем, появилась тенденция унифицировать систему на основе образца, принятого международной конференцией за эталон.
Освобождающиеся атомы газа несут в себе огромную силу. Таким образом, в сосуде, называемом гелио-динамиком, заключалась колоссальная энергия. Прибор срабатывал мгновенно. Достаточно было десять раз повернуть кран, чтобы затвердевшее вещество вновь стало газообразным. Вообразите сифоны, внутри которых содержится сгусток энергии, способной привести в движение автомобиль, лифт, насос, станок, завод, — иначе говоря, любой двигатель, от самого маленького до самого большого, промышленного.
Кроме того, использование гелиона было вполне безопасно. Возгорание газа предотвращалось добавлением в него небольшого количества азота в виде паров аммиака.
Таким образом, будучи в сорок пять раз легче воздуха, гелион обладал гигантской подъемной силой. Подумать только! Один баллон гелиона емкостью в тысячу кубометров был способен поднять тот же груз, что и воздушный шар, наполненный тремя тысячами кубометров водорода. Коэффициент полезного действия подъемной силы увеличивался настолько насколько оболочка аэростата весила меньше при равном объеме и насколько уменьшалась нагрузка, создаваемая приборами и механизмами.
Новая оболочка мало чем отличалась от предыдущей. Веретенообразная форма, более или менее вытянутая, сохранилась, но размеры стали крупнее. Дирижабли теперь не имели корзины — оболочка соединялась твердым каркасом с платформой, находившейся внутри, составляя с ней единое целое. Это позволило избежать боковых движений, и аэростат бороздил воздушные просторы так же легко, как подводная лодка бороздит морские.