— Прими приглашение Доминика, — настойчиво посоветовала подошедшая к ним Габби. — Если ты не согласишься, я окажусь в меньшинстве и весь разговор сведется к обсуждению деловых вопросов.
   Франческа взглянула на нее удивленно.
   — А что, собственно, тебя смущает? Ты отлично разбираешься в этих вопросах.
   Глаза Габби лукаво блеснули.
   — Разреши себе этот опрометчивый поступок и скажи «да». Тебе понравится.
   Подсознательно Франческа понимала, что надо отказаться. Ее устраивала собственная жизнь, и она не видела нужды в том, чтобы осложнять ее ровное течение.
   — Что вы думаете об этой скульптуре из стали? — спросил Бенедикт, прерывая их разговор.
   Через десять минут Франческа решила уехать, тихонько напомнив Габби:
   — Увидимся завтра за ланчем.
   Но Леон задержал ее еще на несколько минут своими разглагольствованиями, когда она подошла к нему попрощаться. Направляясь к дверям, она увидела Доминика Андреа, погруженного в беседу с ошеломляюще красивой миниатюрной блондинкой.
   Словно почувствовав взгляд Франчески, Доминик поднял голову, и его темные глаза пронзили ее.
   В выражении его лица не было ничего особенного, только непоколебимая уверенность, которая подействовала на нее как разряд тока. Казалось, что он уже открыл счет в их тайном состязании, заранее радуясь предстоящей борьбе и последующей победе.
   Игра воображения, отмела все эти мысли Франческа; она пересекла фойе, спустилась по лестнице и пошла по ярко освещенной улице к машине.
   Доминику Андреа не место в ее жизни, мысленно уверяла она себя, вливаясь в шумный поток транспорта.
   Франческа добавила завершающие штрихи к своему макияжу, проверила небрежный узел волос, красующийся на затылке, и отступила назад, довольная своим видом.
   Черное платье с воротником-хомутом, черные колготки, рискованно высокие каблуки.
   Искусно наложенная косметика выглядела естественно, переливающийся красный блеск оттенял ее губы. Из украшений она отдала предпочтение бриллиантам — браслет и серьги.
   Не останавливаясь, чтобы не передумать, она схватила изящную вечернюю сумочку и ключи от машины, вышла из квартиры и спустилась на лифте в гараж.
   Движение на улицах было очень оживленным, и, выбравшись наконец на Портовый мост, она пересекла железнодорожный переезд и направилась к Бьюти-Пойнт.
   Черт возьми. Что же это она делает? Одевшись убийственно вызывающе, едет туда, куда не имела ни малейшего желания ехать, к человеку, которого не собиралась никогда больше видеть.
   Можно повернуть и поехать домой, потом позвонить и извиниться, сославшись на какую-нибудь правдоподобную причину.
   Но она почему-то делать этого не стала, остановилась около ворот с кованой решеткой, охраняющих дом в карибском стиле.
   И все из-за коварного выпада Габби, сделанного прошлым вечером, а после подкрепленного уговорами во время ланча. Теперь уже поздно.
   Франческа поставила машину за спортивным «ягуаром» Бенедикта и, перед тем как выключить мотор, бросила быстрый взгляд на электронные часы.
   Отлично. Она опаздывает на десять минут — лишнее свидетельство того, что она находится здесь на своих собственных условиях.
   Франческа нажала кнопку звонка. Мягкий мелодичный перезвон, и тяжелые, обитые панелями двери распахнулись. За ними стояла экономка средних лет.
   — Миссис Анджелетти? Заходите, пожалуйста.
   Высокие потолки и зеркало во всю стену создавали иллюзию простора, все было залито светом, проникающим сквозь белые деревянные жалюзи. На стенах висели дорогие картины, восточные ковры покрывали мраморный пол.
   Франческа прошла в большую гостиную, где сразу увидела высокую фигуру Доминика.
   В голубой рубашке и темных брюках он выглядел вполне элегантно, и все же его внешний вид казался обманчивым, противореча той мощной духовной энергии, которая исходила от него.
   — Примите мои извинения.
   Темные глаза Доминика остановились на ней, он ни на минуту не был обманут ее показным смирением. Но, двинувшись ей навстречу, приветствовал ее со сдержанной вежливостью.
   — Принимаю. — Широким жестом он указал на диван с мягкими кожаными подушками. — Проходите, располагайтесь.
   Она подошла к отдельно стоявшему стулу и уселась, сделав минимум движений.
   Все еще настаивает на независимости?
   — Что будете пить?
   Она подарила ему милую улыбку.
   — Минеральной воды со льдом.
   — Газированной или нет?
   — Обычной. Благодарю вас.
   Еще один взгляд, острый как лазер, из-под темных ресниц, одна бровь приподнята. Затем Доминик прошел в кабинет.
   Бенедикта их разговор, казалось, ужасно забавлял. Габби затрясла головой в негодовании. Франческа беззаботно улыбалась.
   Доминик вернулся и поставил рядом с ней на столик высокий стакан.
   — Спасибо. — Так вежливо, что даже противно.
   Через несколько минут экономка доложила, что все готово, и они отправились в большую столовую по соседству с гостиной.
   Покрытый узорчатой скатертью стол был великолепно сервирован: тонкий фарфор, столовое серебро, хрустальные бокалы.
   Обед поражал разнообразием и изобилием изысканно приготовленных блюд. Однако все они являли полную противоположность тому, чем следовало питаться модели. Единственно приемлемыми были салаты, на которых лежали кусочки авокадо, манго и кедровые орешки. Заказывая это, Доминик, видимо, все же вспомнил о том, что модели необходимо соблюдать диету.
   Но Франческа при желании могла есть все что угодно, ей не требовалось особых усилий, чтобы держаться в форме.
   Доминик усадил Франческу рядом с собой, напротив сели Габби и Бенедикт. Франческа быстро и с любопытством осмотрела убранство комнаты: шифоньер красного дерева, длинная буфетная стойка, элегантные кресла, после чего оставалось только мысленно поаплодировать вкусу хозяина. Мягкая мебель, занавески и ковер были одного тона, контраст им составляли картины и зеркала.
   В глаза бросилась картина великого мастера.
   — У вас чудесный дом. — Комплимент был заслуженным. Кстати, ни одна из висевших на стене картин даже отдаленно не напоминала ту абстракцию, которую Франческа видела в галерее Леона.
   Как будто прочитав ее мысли, Доминик сказал:
   — Свои работы я держу в студии.
   Хмыкнув, она спросила:
   — Это можно считать предложением полюбоваться вашими творениями?
   Его пальцы задели ее, когда он наклонился, чтобы взять и наполнить ее стакан. Озноб пробежал по ее коже, как подтверждение той магнетической интимной связи, которая установилась между ними.
   Сознание этого тревожило Франческу. Она осторожно взглянула ему в лицо.
   — Рискуя вас разочаровать, я должен сообщить, что в студии я рисую, а любовью занимаюсь в спальне. — Эти исполненные едкой иронии слова противоречили теплу его темных глаз.
   Что-то перевернулось у нее в душе, она подняла стакан и сделала большой глоток.
   — Как прозаично.
   Довольный собой, он усмехнулся, ленивая улыбка только подчеркнула чувственный изгиб его губ.
   — Вам так кажется? Вы не считаете комфорт чем-то необходимым?
   Франческе захотелось сказать какую-нибудь колкость, и она так и сделала бы, будь они одни. Вместо этого она невинно вскинула брови и разразилась фальшивым смехом, который никого не обманул, а меньше всего — Доминика.
   — Не всегда…
   — Цыплята удивительно вкусные. — Милая заботливая Габби попыталась предотвратить взрыв, к которому явно должна была привести их пикировка.
   Франческа взглянула на нее, как бы говоря взглядом: «А мне весело».
   — Как прошла поездка в Италию, Франческа? — Бенедикт попробовал сменить тему на более нейтральную. — Как тебе удалось выбраться из Рима?
   Франческа решила поддержать светскую беседу. И сообщила ровным голосом:
   — Да я же была не в Риме, а в Милане с показом Европейских весенних коллекций.
   Сразу после Парижа.
   Ее жизнь была похожа на бесконечную карусель — большие города, яркие огни. Правда, довольно часто она вырывалась из этого круга и возвращалась к нормальной жизни. И летела домой провести время с семьей и друзьями. Они были ее незыблемой опорой, единственным стержнем, вносившим в ее жизнь уверенность и покой.
   — Вам нравятся международные выступления?
   Франческа медленно повернулась к человеку, сидящему рядом, и обнаружила в его взоре неколебимую твердость и… еще что-то необъяснимое.
   — Да, конечно.
   — Хотите еще салата?
   Намек на то, что она едва коснулась роскошного набора изысканных блюд. Вряд ли имело смысл изображать фанатичную приверженность диетам, но крохотный чертик, засевший у нее в душе, заставлял ее продолжать свою игру.
   — Спасибо. — Франческа взяла вилку и с похвальной точностью отмерила на свою тарелку порцию размером с чайную ложку.
   Она все же взглянула с сожалением на буфетную стойку, где находился великолепный десерт, при одном взгляде на который рот наполнялся слюной. Но Франческа твердо решила отказать себе в удовольствии вкусить от этих яств, дабы удержаться в границах избранного образа.
   — Ну как, удалось Леону продать ваше произведение? — Шутливый тон не мог скрыть ее сомнения в достоинствах картины Доминика, и она почувствовала легкие угрызения совести.
   — А оно не для продажи, — совершенно безразлично, как казалось, парировал Доминик, улыбнувшись прямо в ее недоуменно раскрытые глаза.
   — В самом деле? — Франческа посмотрела в его суровое лицо и заметила во взгляде лукавый огонек. — Вы не похожи на художника.
   Доминик иронически улыбнулся:
   — А как, по-вашему, должен выглядеть художник?
   Совершенно невинные слова, но она внезапно осознала, что напряжение, давно уже висевшее в воздухе, достигло критического уровня. К этому не было никаких оснований, кроме сильного инстинктивного чувства, что она вступила в опасную игру с человеком, прекрасно разбирающимся в правилах этой игры и опытным в ее ведении.
   Было похоже на то, как хищник наблюдает за ничего не ведающей жертвой, резвящейся поблизости, но знает, что в любой момент он может броситься и вцепиться в нее когтями.
   Что за фантазии, отругала себя Франческа, внезапно рассердившись на то, что втянулась в глупейший обмен двусмысленностями.
   — Пройдемте в гостиную выпить кофе, — предложил Доминик с галантностью, показавшейся ей сплошным притворством.
   Впрочем, смена обстановки явно не повредила бы. Со вздохом облегчения она подумала о близком окончании вечера.
   Но шаловливый чертенок все еще не покинул ее, и она, отказавшись от кофе, потребовала чаю.
   — С травами, если у вас найдется. — Длинные ресницы взметнулись вверх, затем опять опустились.
   — Хорошо. — Ее требование не озадачило его ни в малейшей степени. Он как будто готовился к нему. Через пару минут она уже держала в ладонях тонкую чашку, наполненную прозрачной коричневой жидкостью, пить которую не имела ни малейшей охоты.
   Ужасно, подумала она, решившись наконец на первый глоток, и мило улыбнулась Габби, Бенедикту и Доминику, которые вкушали густой ароматный кофе.
   Франческа уныло примирилась со своей судьбой. Придется потерпеть.
   — Еще чашку?
   — Нет, нет! Спасибо. Чай был просто чудесный.
   Бенедикт поднялся, загадочно посмотрев на жену.
   — Вы нас извините, Доминик?
   — Это был замечательный вечер, — вежливо сказала Габби, беря свою сумочку.
   Их уход предоставлял Франческе великолепный шанс ретироваться. Но это было то, чего ожидал Доминик. Будь она проклята, если доставит ему такое удовольствие!
   Дуреха, бичевала она себя, пока Доминик провожал Габби и Бенедикта до входной двери. Хватай свою сумочку и следуй за ними.
   Слишком поздно, подумала она, увидев, что он возвращается в гостиную.
   Франческа молча смотрела, как Доминик удобно устраивается в кресле прямо напротив нее.
   — Вы давно дружите с Габби?
   — Собираетесь досконально исследовать мое прошлое?
   — Да, в общем, нет.
   — То есть глубоко копать не будете? — сухо спросила она.
   Несколько томительно долгих минут Доминик молчал, желая сломать стену, воздвигнутую ею между ними, и зная, что здесь требуются терпение и осторожность.
   — Мне известно о профессиональной стороне вашей жизни, — протянул он невозмутимо. — Расскажите мне о своем замужестве.
   Франческа перестала дышать, в висках застучало, она попыталась успокоиться. Хотелось бы вылить на него поток грубых слов, таких, чтобы хоть как-то уменьшить свою боль.
   Вместо этого в ее ответе прозвучало ехидство.
   — Габби не успела вам этого доложить?
   Он смотрел по-прежнему спокойно.
   — В самых общих чертах.
   — Все можно уместить в одной фразе: чемпион-автогонщик Марио Анджелетти разбился на гонках в Монако через несколько месяцев после своей свадьбы со всемирно известной моделью Франческой Карделли.
   Три года прошло с того трагического дня.
   Но ужас не прошел. И не важно, что сама она не видела, как разрывался металл, как при взрыве в разные стороны летели куски машины и живой плоти. Телевизионные камеры, фотографии в газетах, подробные описания репортеров донесли до нее все мельчайшие подробности.
   Семья и ближайшие друзья заслонили ее собой, защищая и нянчась с ней во время эмоционального срыва. Но после того, как она снова вышла на подиум, в каждом ее движении, в каждой тени, пробежавшей по лицу, люди старательно разыскивали видимые следы потрясения.
   Некоторые даже пытались спровоцировать ее. Но ни разу она не позволила застать себя врасплох. Только те, кто хорошо знал ее, поняли, что прежняя улыбка так и не вернулась на ее лицо, угадывая в ровном, спокойном поведении лишь хорошо отрепетированную роль.
   — Должно быть, это был очень болезненный период для вас.
   Франческа с облегчением отметила, что попыток соболезнования с его стороны не последовало. Просто констатация фактов.
   — Хотите чаю, кофе? — Ободряющая улыбка. — Может, что-нибудь покрепче?
   Франческа поднялась. Доминик тоже встал.
   — Нет, мне надо идти.
   — Я вас пугаю?
   Этот вопрос заставил ее замедлить шаги.
   «Страх» — многоликое слово, имеющее огромный диапазон значений. Она медленно повернулась и встретила его взгляд. Вздернула подбородок. Проверка силы духа?
   Его глаза не отрывались от ее глаз, она чувствовала, как он срывает одну за другой защитные завесы, которыми она окутала свое ранимое сердце, и оно становится обнаженным и кровоточащим.
   И вообще, что же это такое? Она почувствовала тревогу, как только его увидела. Уходи, настойчиво приказывал внутренний голос.
   Немедленно.
   — Нет. Не пугаете.
   Легкая улыбка тронула чувственный рот Доминика, в темных глазах промелькнула искорка.
   — Счастлив это слышать.
   — Почему? — Ей казалось, что она имеет право это узнать.
   — Я хочу тебя, — прошептал он мягко, как бы пытаясь взвесить каждое слово и оценить, какой вред они способны принести. И что он после сможет сделать, чтобы его исправить.
   Рука его поднялась и нежно скользнула по ее щеке.
   Прикосновение было как огонь, и сердце Франчески неистово забилось. Вздернув подбородок, она отступила назад.
   — Я не интересуюсь романами на один день.
   Смелость. Страсть. Вызов брошен. Вызов принят. Доминик испытывал сильнейшее желание, но знал, что она будет противиться ему на каждом шагу.
   — Как и я.
   Его слова заставили ее вздрогнуть. Что же он за человек такой? Ее раздражало, что, как только она находила удачный ответ на выпад, он менял позицию.
   Доминик следил за игрой чувств, отражающейся в ее выразительных глазах. Как сильно искушение прижать ее к себе и заставить ощутить свое могущество. Покрыть ее губы своими, покорить.
   Он сдержал себя. Это подождет. До лучших времен.
   А уж он позаботится, чтобы эти времена наступили.
   Франческа ясно понимала, что нужно спасаться. Привитые с детства хорошие манеры требовали, чтобы она пробормотала несколько вежливых слов.
   Потом она повернулась и пошла из комнаты к входной двери, остро ощущая его присутствие рядом. Она помедлила, разрешая ему открыть одну из больших, обитых панелями дверей.
   — Что ж вы делали в магазине, если у вас есть экономка?
   Доминик имел возможность прибегнуть к какой-нибудь ничего не значащей отговорке или придумать наскоро комплимент.
   Но он честно признался:
   — Я хотел бы снова вас увидеть.
   Ледяная дрожь пробежала у нее по телу от его прямого взгляда.
   — Спокойной ночи. — Подойдя к машине, она открыла ее и скользнула за руль.
   Франческа преодолела искушение рвануть с места, плавно выехала через ворота и только тогда нажала на газ, помчавшись по главной дороге, ведущей к Портовому мосту.
   Черт бы побрал этого Доминика! Руки Франчески так крепко сжимали руль, что костяшки пальцев побелели. Ему не потребовалось много времени, чтобы раскрыться и показать всю свою хищную сущность — как раз то, с чем ей не следует иметь ничего общего.
   Темно-синее небо над головой было усеяно звездами, а под ним лежал город — темный бархат, усыпанный огоньками электрического света. Мелькали яркие вспышки рекламы, живые переливы которой сменялись одна другой. Прошла электричка. Вагоны ее были ярко освещены и почти пусты.
   Франческа проехала по скоростному шоссе через Домайн, пересекла Королевский перекресток, направляясь к центральной улице, ведущей к Дабл-Бей.
   Она чувствовала тяжесть в голове и много отдала бы, чтобы неспешно пройтись, дыша холодным ночным воздухом. Наконец она доехала до своего дома, поставила машину в гараж, поднялась на лифте к себе.
   Бодрящий холодный душ, стакан минеральной воды со льдом и голубой экран телевизора должны помочь.
   Но все это так и не отвлекло ее мысли от человека, ворвавшегося в ее жизнь.
   Сон не шел, и даже когда Франческе удалось забыться, ее тревожили обрывки каких-то тяжелых, бессмысленных кошмаров. Кроме одного, от которого она проснулась вся в поту. Это был яркий образ смеющегося Марио, садящегося в свою гоночную машину перед тем, как направиться на линию старта последних гонок в своей жизни.
   На другом конце города Доминик стоял, глядя на мерцающие огоньки гавани, и думал о женщине, совсем недавно покинувшей этот дом.
   Спать не хотелось. У него было ощущение, что он не сможет уснуть даже на минуту.
   В соседней комнате пронзительно завизжал факс, Доминик не обратил на него внимания.
   Теперь ему нужна хорошо разработанная тактика, чтобы провести задуманную операцию успешно.
   Завтра он позвонит Бенедикту Николсу.
   Возможно, Габби сообщит ему планы Франчески на ближайшие дни.
   В данном случае цель оправдывает средства.

Глава 3

   В течение нескольких следующих дней Франческа позволила себе расслабиться. Она общалась с друзьями, делала покупки и встретилась со своим отцом за ланчем в уютном ресторанчике недалеко от его офиса.
   Кормили в нем великолепно, обслуживание было выше всяких похвал.
   — Как Мадлен?
   Ее мачеху нельзя было назвать злой женщиной, но Мадлен рассматривала Франческу как соперницу в борьбе за Рика.
   — Превосходно. — В его голосе была искренняя теплота.
   — А Катрин и Джон? — Франческа давно сроднилась со своими сводными братом и сестрой. — Надо бы встретиться. Сегодня вечером, например?
   Отец насмешливо улыбнулся.
   — Катрин уверяет меня, что приобрела сногсшибательный наряд, да и Джон, похоже, уверен, что новый костюм позволит ему остаться в памяти потомков, когда он будет сопровождать свою знаменитую сводную сестру. Возможно, что какой-нибудь бдительный фотограф щелкнет их и в завтрашней газете появится фотография, на которой он будет одним из самых шикарных поклонников известной красавицы на студенческом балу.
   Франческа рассмеялась. Отец не меняется.
   — Я так понимаю, что и мне надо надеть что-то невероятное?
   Рик Карделли философски улыбнулся.
   — И соблазнительное, — добавил он.
   Она нахмурилась.
   — Я не хочу затмить Катрин и Мадлен.
   Его темные глаза сверкнули, уголки рта поползли вверх.
   — Моя дорогая Франческа, Катрин наверняка захочет, чтобы ты сияла — и как можно ярче.
   — Решено. — Франческа подняла свой стакан и коснулась отцовского стакана. — Salute, Papa, — торжественно провозгласила она.
   — Ессо. Твое здоровье.
   И они принялись за сочных креветок и салат, украшенный ломтиками авокадо и манго.
   И вдруг, в самый разгар пиршества, Франческа почувствовала странное напряжение в спине — так бывает, когда на тебя смотрят.
   То, что на нее везде глазеют, было, как говорится, побочным эффектом ее профессии.
   Она давно уже научилась не обращать на это внимания.
   Но в данном случае это было нечто иное.
   Праздный, повышенный интерес, проявляемый к ней, обычно совершенно ее не беспокоил и не вызывал такой тревоги, как сейчас.
   Она медленно повернулась, с безразличным видом обводя глазами зал. И внезапно замерла, заметив Доминика Андреа, сидящего за столиком вместе с двумя другими мужчинами в нескольких шагах от нее.
   В этот момент он поднял глаза, и их взгляды встретились. На его лице расплылась широкая улыбка, вознагражденная лишь коротким кивком, после чего Франческа сосредоточилась на содержимом тарелки.
   Аппетит у нее сразу пропал, как будто его и вовсе не было. Отказавшись от десерта, она попросила принести кофе.
   — Франческа?
   Вздрогнув при звуке своего имени, она поняла, что не слышала ни слова, сказанного отцом.
   — Извини, что ты сказал?
   — У тебя есть причина быть такой рассеянной?
   — К сожалению, да.
   Отец крякнул.
   — Теперь, когда наконец мне удалось привлечь твое внимание… Мадлен приглашает тебя к нам на обед. Как насчет среды?
   — С удовольствием приду.
   Официант убрал посуду и принес кофе.
   Франческа ощущала каждое свое движение — никогда раньше ее так пристально не рассматривали.
   Никто бы не догадался о том, как ей хочется исчезнуть отсюда и как беспокоит ее присутствие Доминика.
   — Еще чашечку кофе?
   — Нет, спасибо, — улыбнулась она отцу. — Я получила большое удовольствие. — Теперь осталось дождаться, когда он расплатится по счету.
   — Рик, как поживаете?
   Но даже если бы не характерный запах одеколона, Франческа все равно бы знала, что это он.
   Темные глаза, оценивающий взгляд, любезная улыбка.
   — Франческа. — При звуке его голоса по спине у нее побежали мурашки. Все это ужасно ее раздражало.
   Доминик наклонился и коснулся губами ее виска. Прикосновение было кратким и легким. Но что-то вспыхнуло, разливаясь огнем по жилам, могущественное, живое.
   Ей хотелось его убить. Определенно, в следующий раз, когда его увидит, она так и сделает. Как он смел демонстрировать близость, которой на самом деле не существует и никогда не будет?
   — Вы знакомы? — поинтересовался Рик, заинтригованный необычным выражением лица своей дочери.
   — Мы обедали вместе на этой неделе, — пояснил Доминик.
   Черт тебя побери, выругалась Франческа, прекрасно понимая, что именно заставило его подойти.
   — В самом деле? — Рик запнулся и поспешно добавил:
   — Может быть, присядете и выпьете с нами кофе?
   — Лучше в следующий раз. Я здесь с двумя коллегами. — Его глаза обратились к Франческе, хладнокровно встретившей его твердый взгляд. — Вы меня извините?
   Он напоминал ей сытого сонного тигра.
   Затаенная агрессия под прикрытием показной расслабленности и лени.
   Франческа наблюдала, как он повернулся и направился назад к своему столику.
   — Я не знал, что ты так близко знакома с Домиником Андреа. У меня есть одна из его картин.
   Она представить себе не могла, что отец может приобрести что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее пеструю мазню, висящую на стене галереи Леона. Перебрала в уме картины, украшающие стены дома Рика и Мадлен.
   — Натюрморт с розами в столовой, — напомнил Рик. — Мадлен уверяет меня, что картина как раз для этой комнаты.
   Франческа не могла не согласиться. Сколько раз она восхищалась этой работой! Какой мазок, какой цвет, какая великолепная техника! Бархатистые изогнутые лепестки, совершенство раскинувшихся листов, капельки свежей росы. Керамическая ваза на темном фоне.
   Творение настоящего мастера, обладающего бесконечным терпением и талантом. Простираются ли эти качества и на занятия любовью?
   Почему-то она думала, что так оно и есть.
   От этой мысли ей стало не по себе, и еще долго смутное ощущение какой-то вины не покидало ее.
   — Пойдем? — предложил Рик, заплатив по счету. Они направились к выходу и, выйдя на мостовую, расстались, расцеловавшись на прощанье.
   Поход по магазинам, визит к парикмахеру и косметологу заняли весь день, затем она поехала домой переодеться к вечеру.
   И с выбором туалета не прогадала. Наряд и в самом деле был необыкновенным! Синие кружева поверх гладкого шелка, подчеркивающего формы. Кружевное болеро, туфельки на высоких каблуках и вечерняя сумочка. Последний штрих — ее любимые духи.
   Во время обеда в шикарном ресторане, в радушной атмосфере любящих ее близких, Франческа приятно расслабилась. Надо было раздать подарки, привезенные из Рима. Потом у их столика появился фотограф.
   Если бы Мадлен знала, что все заранее подстроено, то никогда не допустила бы этого. Жизнь семьи стала достоянием журналистов, фотографии ее детей регулярно появлялись на страницах светских журналов.