Страница:
Готовя выход второго эшелона подводных кораблей, Трибуц решил расширить район действий и на север, и на юг Балтики, бить врага там, где он не ждал удара. Было разработано несколько вариантов перехода и возвращения кораблей.
Первым вышел подводный минный заградитель Л-3 («Ленинец-3») под командованием П. Д. Грищенко. Трибуц решил послать лодку именно такого типа потому, что она обладала высокими мореходными качествами, имела мощное вооружение: торпеды и трубы для постановки мин. Эти лодки могли выходить далеко в открытое море.
Лодка прорвалась на меридиан Берлина и поставила мины (позже стало известно, что на них подорвались два транспорта и шхуна) и затем, атаковав конвой, одним залпом торпед потопила два транспорта. Однако Л-3 была обнаружена противолодочными силами противника. Ее долго преследовали и бомбили вражеские корабли. Оказались поврежденными компас и радиостанция, с лодкой никак не могли связаться береговые радисты. Кончился расчетный срок пребывания корабля в море, и кое-кто из работников штаба предложил доложить в Ставку о гибели Л-3. Командующий флотом не согласился. Он верил в мастерство экипажа, талант командира — флегматичного внешне, но настойчивого, терпеливого Грищенко. Приказал в любое время суток докладывать о первой же весточке с лодки. И вот ночью позвонил командир соединения подводных лодок А. М. Стеценко и, радуясь, не по-уставному доложил:
— Живы! Все в порядке! Запрашивают перед входом в Финский залив. Семь побед!
Да, в этом походе экипаж Л-3 потопил семь крупных транспортов и боевых кораблей. Командующий представил к наградам всех его матросов, старшин и командиров орденами и медалями.
Подводная лодка Щ-309, которой командовал И. С. Кабо, одновременно атаковала транспорт и эскадренный миноносец. Командир выпустил торпеды в эсминец, затем в находившийся за ним транспорт. Результат стрельбы с лодки наблюдать не могли, но слышали два взрыва. Лодка ушла от преследования и вернулась в Кронштадт, а между тем о ее потоплении сообщил противник.
В победах подводников был и труд моряков катеров-тральщиков, обеспечивавших безопасные переходы, и труд авиаторов, наносивших удары по подстерегавшим наши подводные корабли дозорам противника, отгонявших его авиацию от мест всплытия лодок.
Высокие морально-боевые качества, готовность к подвигу и выучка подводников создавали на кораблях особую атмосферу мужества и стойкости. Трибуц записал в рабочей тетради после доклада командира подводной лодки «Леит» А. М. Матиясевича: «Свыше десяти часов на грунте в отравленном воздухе. Это выше человеческих возможностей. А экипаж работал, и не все имели кислородные приборы…»
Произошло это так. Подводная лодка потопила два вражеских транспорта. Но, заметив перископ, на «Леит» помчался сторожевой корабль, надеясь таранить лодку. Она стала уходить на глубину, вокруг уже стали взрываться глубинные бомбы. От сотрясения корпуса в аккумуляторной яме замкнуло контакт. Возникла искра. Громыхнул взрыв. Над головой тридцать метров воды и вражеские противолодочные катера, а в лодке пожар. Помещения стали заполняться удушливым дымом.
Когда Матиясевич докладывал о происшедшем, Трибуц с удивлением смотрел на него. Он многое повидал в гражданскую и в Отечественную войны, но о таком слышал впервые. Он представил сорванные взрывом люки аккумуляторных батарей, вздутый горбом палубный настил, разбитую радиорубку, клубящийся дым, которому некуда уходить из лодки, и тугую струю воды, хлещущую под огромным давлением из сорванного клапана шахты лага.
Отличная выучка, мужество моряков победили огонь и воду. Когда лодка всплыла, вражеских катеров вблизи не оказалось.
Чтобы усилить удары по врагу, Трибуц решил, не ожидая возвращения лодок второго эшелона, послать в море корабли третьего. Перед развертыванием 16 лодок этого эшелона в середине сентября собрался Военный совет флота, куда были приглашены командиры ряда соединений. Командующий откровенно сказал о трудностях предстоящих походов: об усилении противолодочной обороны противника в Финском заливе, о бдительной охране конвоев, возросшей активности вражеской авиации. С учетом этого он приказал изменить места встреч подводных лодок, возвращавшихся из похода, рекомендовал командирам лодок использовать плохую погоду, чтобы сделать штормовую Балтику союзником, всплывать при сильной волне, когда противник возвращает противолодочные корабли в базы.
Чтобы дезориентировать врага, Трибуц дал указание тральщикам в светлое время суток работать на второстепенных фарватерах, а действительное траление вести ночью. Особое внимание он обратил на мероприятия по активизации легких сил и авиации флота в борьбе против кораблей врага.
Боевые действия третьего эшелона лодок у вражеских берегов нанесли значительный ущерб транспортному флоту противника. 24 октября 1942 года «Правда», оценивая успехи балтийских подводников, писала: «…В сложных условиях ведет свою изумительную борьбу Краснознаменный Балтийский флот. Его корабли в трудных условиях наносят врагу страшные по своей силе удары, достают его в самых потаенных местах».
Шли ко дну торпедированные транспорты с оружием и боеприпасами, с горючим и продовольствием, с танками и солдатами. Не могли перевозить грузы многие суда, потому что при появлении советских подводных лодок получали приказ укрыться в портах до особого распоряжения, а его часто приходилось ждать очень долго.
В кампании 1942 года подводники флота уничтожили и повредили 60 транспортов и несколько боевых кораблей. Несмотря на привлечение крупных сил и средств, противник так и не добился решающего успеха в борьбе с нашими подводными кораблями. Советские подводники нарушали перевозки войск и техники для вражеской группы армий «Север» и стратегического сырья в Германию, оказав этим существенную помощь войскам фронта и флоту, оборонявшим Ленинград.
После провала попыток захватить Ленинград штурмом Гитлер надеялся голодной блокадой вынудить город к сдаче. Немецкое командование считало, что пути снабжения его отрезаны. Западный берег Ладожского озера и значительная часть восточного побережья у финнов, южный берег от Шлиссельбурга и далее на восток — у немцев. Движение советских судов по узкому водному пространству находилось под контролем немецкой авиации и артиллерии.
В Смольном часто обсуждались задачи и действия входившей в состав Балтийского флота Ладожской военной флотилии. «Подвезут продовольствие, значит, живем» — так определил положение Жданов. Командующий флотом побывал на Ладоге, и вскоре здесь развернулось строительство причалов, пирсов, стоянок Мешали штормы, атаки вражеских самолетов, но корабли и суда делали свое дело.
Когда озеро замерзло, по льду пролег ледовый тракт — знаменитая «Дорога жизни». В Ленинград потянулись сначала санные обозы с хлебом, с 22 ноября — грузовики. Трибуц приказал направить на Ладогу лучших летчиков, шоферов, инженерные части. С апреля 1942 года грузы снова повезли моряки. К навигации па ленинградских заводах построили немало барж. За лето и осень были подвезены запасы, исключавшие повторение голода.
22 октября командующий флотом Трибуц, командующий Ладожской флотилией В. С. Чероков и командующий ВВС КБФ М. И. Самохин собрались ехать из поселка Осиновца в поселок Новая Ладога, на командный пункт флотилии. В этот момент им доложили, что враг с быстроходных катеров и десантных барж обстреливает остров Сухо. Трибуц понял, что, захватив остров, враг перережет Ладожскую трассу. Он приказал послать в район боя штурмовики.
В течение всего дня Трибуц был в Новой Ладоге, вместе с командующим флотилией руководил действиями сил. Несколько раз ему звонил начальник Генерального штаба А. М. Василевский. Командующий флотом докладывал, что моряки дали должный отпор противнику. И действительно, несмотря на низкую облачность, авиация нанесла успешный удар по вражеским кораблям. Гарнизон острова решительной контратакой сбросил противника в озеро. Было уничтожено 16 десантных судов и одно захвачено. В районе высадки сбито 15 самолетов врага. «Дорога жизни» продолжала действовать.
После разгрома врага на острове Сухо Ладожская военная флотилия полностью господствовала на озере. Она обеспечивала прочное положение флангов нескольких армий, успешные перевозки в Ленинград всего необходимого для города и фронта.
Новые большие события на озере происходили в период наступления советских войск в июне 1944 года. Приехав на Ладогу, Трибуц рассмотрел решение командующего флотилией о десанте на занятое врагом побережье, одобрил высадку на ограниченный с флангов реками плацдарм, что облегчало оборону на нем наших частей. Адмирал приказал шире использовать артиллерию кораблей и штурмовую авиацию, усилил истребительное прикрытие места высадки. По его распоряжению для авиации и корабельной артиллерии были подготовлены схемы с указанием целей и рубежей, по которым предстояло вести огонь.
С началом операции командующий флотом вышел на морском охотнике вслед за кораблями десантного отряда. Когда катер подошел к району высадки, Трибуц увидел, что суда и тендеры остановились неподалеку от берега. Адмирал приказал ускорить десантирование. При поддержке корабельной артиллерии, авиации флота и фронта десантники захватили плацдарм. Трибуц поторопил второй эшелон десанта и вернулся на командный пункт флотилии, чтобы ускорить переброску резервов.
В последующие дни противник яростно контратаковал наши войска, стремясь сбросить их с плацдарма. Использовать авиацию в помощь десантникам не удавалось из-за плохой погоды. Командующий приказал усилить поддержку десанта корабельной артиллерией. Продвигаясь вперед, наши воины перерезали железную и шоссейную дороги. Противник не смог маневрировать резервами, отступал по лесам, бросая тяжелое оружие и технику.
В октябре 1943 года Трибуц собрал совещание руководящего состава. Командиры и политработники соединений не знали о причинах вызова к командующему. То, что он сказал, заставило их заволноваться.
— Я только что с совещания в Смольном, — начал адмирал. — Наступательную операцию по окончательному освобождению Ленинграда от блокады приказано готовить уже сейчас. Авиации и артиллерии флота в ней отводится самая значительная роль. Дела предстоят серьезные.
Трибуцу из выступления командующего становилось ясно, что день разгрома врага под Ленинградом недалек. Он поставил задачи перед артиллеристами, авиаторами, корабельными соединениями, штабными специалистами, при этом подчеркнув большое значение партийно-политической работы в операции. На кораблях и в частях началась усиленная подготовка к предстоящим боям.
Одной из задач, поставленных командующим Ленинградским фронтом перед Трибуцем, в это время являлась переброска на Ораниенбаумский пятачок 2-й ударной армии генерала Федюнинского. Дело это было очень сложным: сроки сжатые, фарватеры мелководные, высадочных средств мало, места погрузки, выгрузки и перехода противник может обстреливать.
Как лучше организовать перевозку, Трибуц решил определить на месте. В Кронштадт он отправился, полагая, что член Военного совета должен на месте ознакомиться с условиями, в которых предстояло действовать. Шли на катере из Лисьего Носа по трассе будущих перевозок частей и техники 2-й ударной армии.
— Командующий фронтом считает, что если перевозку проведем удачно и скрытно, то это уже почти половина решения задачи по разгрому противника. Важно, чтобы вражеское командование не раскрыло нашего замысла. А как это сделаешь, если все просматривается? — говорил командующий члену Военного совета у Кронштадтской пристани.
И словно в подтверждение его слов в нескольких шагах от прибывших разорвался снаряд. Трибуц и Смирнов укрылись у кирпичного здания — снаряды продолжали рваться. Думалось обоим об одном: маленький катер, маленькая группа людей, и тех заметили, обстреляли. А перебросить предстоит армию!
Перевозки Трибуц решил производить по ночам, а если из-за ледовой обстановки будут задержаны до рассвета, то применять дымы для подавления противника, держать в готовности артиллерию, авиацию, наиболее крупные караваны судов сопровождать боевыми кораблями.
С 5 ноября начались ночные перевозки войск. Людей в Ораниенбаум доставляли из Лисьего Носа, технику, пока не образовался толстый лед, — из Ленинграда. Трибуц часто бывал на командном пункте, откуда шло руководство транспортной операцией. Однажды ночью ему доложили, что сильный ветер вызвал подвижку льда, и в Невской губе льдами зажало 18 судов, буксировавших баржи с людьми и техникой. Приближалось утро, и надо было принимать срочные меры, чтобы снасти караван от вражеской артиллерии и авиации. Командующий флотом позвонил генералу Самохину:
— Пусть твои летчики обеспечат надежную дымовую завесу. Иначе беды не миновать.
С рассвета и до ночи летали в тот день штурмовики над караваном судов. Фашисты не могли увидеть, что происходит на льду залива, но все же открыли артиллерийский огонь. Трибуц приказал из орудий бить по немецким батареям, их атаковали бомбардировщики и штурмовики. Существенных потерь наши суда не понесли. Следующей ночью их доставили в Ораниенбаум.
Всего в ноябре и декабре в сложнейших условиях на Ораниенбаумский плацдарм была переброшена 2-я ударная армия — свыше 50 тысяч бойцов, 800 орудий и минометов, 200 танков и бронемашин, 2 тысячи автомобилей, 25 тысяч тонн боезапаса и других грузов, а также дивизион железнодорожной артиллерии — восемь транспортеров тяжелых орудий, три паровоза с тендерами и 27 железнодорожных вагонов.
В середине ноября Трибуца и Смирнова вызвал командующий фронтом. В кабинете находились члены Военного совета фронта Жданов и Кузнецов, начальник штаба Гусев, командующие армиями. Говоров доложил о замысле операции по полному снятию блокады, о задачах фронта и флота.
С этого момента началась усиленная подготовка к операции. Флоту предстояло не только продолжать перебазировать 2-ю ударную армию. Его важнейшим делом было содействие сухопутным войскам в разрушении узлов обороны противника, взаимодействие с войсками в разгроме вражеской стрельненско-петергофской группировки, авиационная поддержка дивизий непосредственно в боях.
«Наступление» — это слово было на устах у всех моряков флота, от командующего до кока. Но лишь ограниченная группа людей знала о его задачах и масштабах. Многое в те дни Трибуц делал сам, исходя из известных ему общих задач. По его указанию было создано пять ударных артиллерийских групп. Дальнобойные морские орудия нацеливались не только на первую, но и на вторую линию вражеской обороны. Ряд кораблей и железнодорожных батарей перебазировались поближе к линии фронта.
В ночь на 13 января командующий флотом находился на Лисьем Носу, продолжая организовывать переброску частей 2-й ударной армии. Неподалеку от пристани он встретил командующего армией Федюнинского.
Командарм был озабочен, взволнован. Владимир Филиппович понимал его состояние: армия сосредоточена на пятачке, и с него должен быть нанесен удар, которому предстояло определить развитие событий под Ленинградом.
— Не сомневайтесь, Иван Иванович, — успокаивал его Трибуц, — вся наша авиация и артиллерия с рассвета четырнадцатого в вашем распоряжении, в том числе не меньше сотни стволов крупных калибров.
На машине через залив командующий флотом и командующий армией проехали в Кронштадт, а оттуда на буксире в Ораниенбаум…
Утро 14 января выдалось тихим, туманным. Когда рассвело, сняли маскировочные сетки с орудий. Медленно поднялись вверх стальные направляющие реактивных установок, длинные жерла орудий и застыли, готовые к бою. Словно неведомый исполин натянул гигантский лук, гибкая шестидесятипятикилометровая дуга которого проходила по Ораниенбаумскому плацдарму от Старого Петергофа до Лебяжья, а тетива — по Кронштадту и его могучим фортам.
В это время командующий флотом находился на наблюдательном посту артиллерийской группы у переднего края. В 9 часов 35 минут командир флотской артгруппы обратился к адмиралу:
— Разрешите начинать?
Трибуц протянул ему руку:
— Действуйте!
К вражеским позициям понеслись огненные стрелы — реактивные снаряды, басовито, раскатисто заговорила артиллерия. Над укреплениями противника взметнулись клубы черного дыма, заполыхали ослепительные вспышки, задрожала, застонала промерзшая земля.
То натягивалась, то снова опускалась тетива огромного лука, на врага обрушивались снаряды артиллерии 2-й ударной армии, кронштадтских фортов, балтийских линкоров и крейсеров. В большой морской бинокль Трибуц наблюдал, как точно ложились снаряды. Взлетали над землей бревна и многопудовые камни вражеских блиндажей и дотов, вырванные с корнями деревья икусты.
О чем думал тогда командующий флотом? Может быть, об осени сорок первого, когда он делал все, чтобы сохранить этот плацдарм, от которого во многом зависела судьба флота, о морских пехотинцах, что стояли здесь насмерть. Или вспомнил, как метался тогда по пятачку у вековых сосен, решая, где разместить небольшой аэродром, артиллерию, зенитные части. Или, может быть, память воскресила поврежденный «Марат», артиллерия которого нанесла немалый урон врагу. Или, возможно, о прорыве блокады в 1943-м, когда артиллерия флота так же вот громила вражеские укрепления и помогла войскам фронта…
Больше часа над узким десятикилометровым участком предстоящего прорыва бушевал огненный смерч. А когда он стих, вперед пошли пехота и танки.
Трибуцу доложили, что в наблюдательный пункт, где только что находился командарм Федюнинский, попал снаряд.
— Что командующий? — занервничал Владимир Филиппович.
— Не пострадал. Он в то время ушел за изгиб траншеи.
Адмирал успокоился. Все шло нормально. Он был уверен в успехе наступления. Подготовились полностью. Силы фронт и флот накопили. Он побывал на кораблях и фортах, видел — все предусмотрено, все подготовлено. По информации Говорова знал, что и у фронта полная готовность и уверенность в успехе. Ждали хороших вестей, и они приходили. Тем более неожиданным был доклад о серьезной задержке у деревни Подпорожье, где у маленькой речушки застряли или были сожжены более двух десятков наших танков. Доложили, что часть вражеских огневых средств не подавлена. На наблюдательный пункт поступили просьбы: открыть огонь. 16 раз повторились короткие артиллерийские удары.
Для организации взаимодействия сухопутных войск, флота и авиации на командном пункте 2-й ударной армии находился командующий фронтом генерал Говоров. Через начальника штаба он сообщил Трибуцу, что авиация сухопутных войск летать не сможет, ее аэродромы закрыл туман, пришедший с Ладоги. Над Ораниенбаумом тоже висели низкие облака, и Говоров не приказывал, а просил летчиков флота нанести удары по неподавленным огпевым точкам, поддержать пехоту с воздуха.
Трибуц знал, что операции летчиков фронта начались за день до начала общего наступления. Дальние бомбардировщики нанесли удары по железнодорожным узлам и местам сосредоточения фашистских войск. Ночью флотские тяжелые самолеты бомбили вражеские коммуникации, пункты управления. И теперь план был рассчитан на максимальные возможности авиации. Оставались только базировавшиеся на Ораниенбаумском пятачке штурмовики. Как это у них получится? Погода была явно нелетной: облака нависли над землей на высоте 50— 100 метров.
— Хочу уточнить, — спросил по телефону Трибуц начальника штаба ВВС флота полковника А. М. Шутинина, — можно ли летать над полем боя, видно, куда бить, машины в воздухе не столкнутся?
— Сможем летать, если пехотинцев поддерживать одиночными самолетами, — ответил Шугинин. — На цели будем наводить по указаниям наступающих.
— Действуйте! — приказал адмирал.
Весь день кипел горячий бой. На десять километров продвинулись 14 января дивизии ударной армии, сокрушив первую линию вражеской обороны.
Зимний день рождается медленно, но быстро угасает. Убедившись, что наступление 2-й ударной армии развивается успешно, командующий фронтом решил вернуться в Ленинград, чтобы с рассветом быть в 42-й армии, которой предстояло атаковать врага на другой день. Уезжая с плацдарма, Говоров от имени Военного совета фронта объявил благодарность всем экипажам морской авиации, совершившим боевые вылеты для поддержки пехоты и танков.
В ночь на 15 января флотская артиллерия вела огонь по вражеским батареям, уничтожала и подавляла их. А командующий флотом отправился в Ленинград на КП фронта.
Ранним утром вместе с Говоровым Трибуц поднялся на чердак здания. Через морозную дымку в стереотрубу просматривались Пулковские высоты, был виден передний край вражеской обороны. Но вот залпы орудий сотрясли воздух, докатились до центра Ленинграда. С опаской выходили из домов, выглядывали из окон жители: не стреляет ли снова по городу враг? Но снаряды не рвались на улицах, и люди поняли: свершается наконец долгожданное.
Грохот орудий был столь сильным, что на командном пункте фронта не разговаривали, а переписывались между собой или объяснялись знаками. А после почти двухчасовой артподготовки, прижимаясь к огненному валу, двинулись на Пулковские высоты части 42-й армии.
Из штаба армии Трибуца попросили, чтобы флотская артиллерия ударила по одной из высот в районе Красного Села, где крепким «орешком» оказались долговременные укрепления. Орудия 406 миллиметров и главного калибра крейсера «Максим Горький» помогли расколоть «орешек». На высоте адмирал увидел огромные взрывы и пожар.
Лишь на первом этапе наступления балтийские артиллеристы обстреляли 876 целей.
Больше двух лет немецко-фашистские войска создавали укрепления под Ленинградом. Сеть траншей прикрывалась широкими минными полями, противотанковыми рвами и надолбами. Десяток, а то и полтора дотов и дзотов приходилось на километр фронта. «Неприступным северным валом», «стальным кольцом» называли свою оборону гитлеровцы. И все это «неприступное», «стальное», «долговременное» было сокрушено нашими воинами фактически за два-три дня. На пятый день наступления у Ропши соединились войска 42-й и 2-й ударной армий, образовав единый фронт наступления.
Операция под Ленинградом и Новгородом положила начало историческим победам нашей армии в 1944 году. За полтора месяца наступательных боев наши войска продвинулись на 150–300 километров, полностью сняли с Ленинграда блокаду, избавили город от вражеских обстрелов. Раньше история не знала примера, когда бы блокированный с суши и моря флот активно участвовал в операции, завершившейся полным разгромом противника ударом из кольца блокады. В организации этого удара немалая роль принадлежала и Трибуцу.
Эта операция вошла как яркая страница в историю Вооружеппых Сил. Ее успех создал благоприятные условия для освобождения Прибалтики и Карельского перешейка, способствовал расширению операционной зоны деятельности Балтийского флота.
«Именно прежде всего новые задачи флота предстоит обсудить в наркомате», — подумал командующий флотом, когда ему после завершения Ленипградско-Новгородской операции сообщили о вызове в Москву.
Принявший Трибуца Кузнецов сказал, что его вызывает Сталин, и успокоил: речь пойдет о развертывании активных, наступательных действий на море.
Сталин рассказал о положении на фронтах и перспективах наступления советских войск, говорил о необходимости шире использовать флот.
— Теперь у моряков появилась возможность проявить себя на море, — сказал Сталин и предложил командующему высказать свое мнение.
Трибуц ответил, что флот по своему техническому состоянию и подготовке личного состава будет готов, как только залив очистится ото льда. Самым большим препятствием для плавания остаются мины, отметил он. Кроме того, при проведении морских операций следует предусмотреть возможность активных действий на Балтике немецкого флота.
И присутствовавший на беседе Кузнецов, и командующий флотом высказали мнение, что в первую очередь должна действовать флотская авиация на коммуникациях противника, а в тех районах, где смогут плавать наши корабельные соединения, они будут поддерживать наступление сухопутных частей артиллерийским огнем и высадкой десантов, особенно при освобождении Карельского перешейка и островов Выборгского залива.
Все предложения по действиям флота были одобрены. Верховный Главнокомандующий предупредил, однако, чтобы напрасно не рисковали большими кораблями. Задача — борьба на коммуникациях противника, защита своих морских сообщений, охрана занятого побережья.
Сталин поинтересовался, чем может флот содействовать наступлению на Карельском перешейке. Трибуц доложил, что враг еще угрожает нашим кораблям с северного и южного берегов Финского залива.
— Ну, эту территорию он скоро утратит, — заметил Сталин.
— Что же касается артиллерии флота, — доложил Трибуц, — то ее действия ограничены дальностью огня орудий.
— Покажите на карте, — попросил Верховный Главнокомандующий и, увидев, что район удара достаточно отдален от побережья, добавил: — Ну что же, это тоже будет большая подмога сухопутным войскам…
Первым вышел подводный минный заградитель Л-3 («Ленинец-3») под командованием П. Д. Грищенко. Трибуц решил послать лодку именно такого типа потому, что она обладала высокими мореходными качествами, имела мощное вооружение: торпеды и трубы для постановки мин. Эти лодки могли выходить далеко в открытое море.
Лодка прорвалась на меридиан Берлина и поставила мины (позже стало известно, что на них подорвались два транспорта и шхуна) и затем, атаковав конвой, одним залпом торпед потопила два транспорта. Однако Л-3 была обнаружена противолодочными силами противника. Ее долго преследовали и бомбили вражеские корабли. Оказались поврежденными компас и радиостанция, с лодкой никак не могли связаться береговые радисты. Кончился расчетный срок пребывания корабля в море, и кое-кто из работников штаба предложил доложить в Ставку о гибели Л-3. Командующий флотом не согласился. Он верил в мастерство экипажа, талант командира — флегматичного внешне, но настойчивого, терпеливого Грищенко. Приказал в любое время суток докладывать о первой же весточке с лодки. И вот ночью позвонил командир соединения подводных лодок А. М. Стеценко и, радуясь, не по-уставному доложил:
— Живы! Все в порядке! Запрашивают перед входом в Финский залив. Семь побед!
Да, в этом походе экипаж Л-3 потопил семь крупных транспортов и боевых кораблей. Командующий представил к наградам всех его матросов, старшин и командиров орденами и медалями.
Подводная лодка Щ-309, которой командовал И. С. Кабо, одновременно атаковала транспорт и эскадренный миноносец. Командир выпустил торпеды в эсминец, затем в находившийся за ним транспорт. Результат стрельбы с лодки наблюдать не могли, но слышали два взрыва. Лодка ушла от преследования и вернулась в Кронштадт, а между тем о ее потоплении сообщил противник.
В победах подводников был и труд моряков катеров-тральщиков, обеспечивавших безопасные переходы, и труд авиаторов, наносивших удары по подстерегавшим наши подводные корабли дозорам противника, отгонявших его авиацию от мест всплытия лодок.
Высокие морально-боевые качества, готовность к подвигу и выучка подводников создавали на кораблях особую атмосферу мужества и стойкости. Трибуц записал в рабочей тетради после доклада командира подводной лодки «Леит» А. М. Матиясевича: «Свыше десяти часов на грунте в отравленном воздухе. Это выше человеческих возможностей. А экипаж работал, и не все имели кислородные приборы…»
Произошло это так. Подводная лодка потопила два вражеских транспорта. Но, заметив перископ, на «Леит» помчался сторожевой корабль, надеясь таранить лодку. Она стала уходить на глубину, вокруг уже стали взрываться глубинные бомбы. От сотрясения корпуса в аккумуляторной яме замкнуло контакт. Возникла искра. Громыхнул взрыв. Над головой тридцать метров воды и вражеские противолодочные катера, а в лодке пожар. Помещения стали заполняться удушливым дымом.
Когда Матиясевич докладывал о происшедшем, Трибуц с удивлением смотрел на него. Он многое повидал в гражданскую и в Отечественную войны, но о таком слышал впервые. Он представил сорванные взрывом люки аккумуляторных батарей, вздутый горбом палубный настил, разбитую радиорубку, клубящийся дым, которому некуда уходить из лодки, и тугую струю воды, хлещущую под огромным давлением из сорванного клапана шахты лага.
Отличная выучка, мужество моряков победили огонь и воду. Когда лодка всплыла, вражеских катеров вблизи не оказалось.
Чтобы усилить удары по врагу, Трибуц решил, не ожидая возвращения лодок второго эшелона, послать в море корабли третьего. Перед развертыванием 16 лодок этого эшелона в середине сентября собрался Военный совет флота, куда были приглашены командиры ряда соединений. Командующий откровенно сказал о трудностях предстоящих походов: об усилении противолодочной обороны противника в Финском заливе, о бдительной охране конвоев, возросшей активности вражеской авиации. С учетом этого он приказал изменить места встреч подводных лодок, возвращавшихся из похода, рекомендовал командирам лодок использовать плохую погоду, чтобы сделать штормовую Балтику союзником, всплывать при сильной волне, когда противник возвращает противолодочные корабли в базы.
Чтобы дезориентировать врага, Трибуц дал указание тральщикам в светлое время суток работать на второстепенных фарватерах, а действительное траление вести ночью. Особое внимание он обратил на мероприятия по активизации легких сил и авиации флота в борьбе против кораблей врага.
Боевые действия третьего эшелона лодок у вражеских берегов нанесли значительный ущерб транспортному флоту противника. 24 октября 1942 года «Правда», оценивая успехи балтийских подводников, писала: «…В сложных условиях ведет свою изумительную борьбу Краснознаменный Балтийский флот. Его корабли в трудных условиях наносят врагу страшные по своей силе удары, достают его в самых потаенных местах».
Шли ко дну торпедированные транспорты с оружием и боеприпасами, с горючим и продовольствием, с танками и солдатами. Не могли перевозить грузы многие суда, потому что при появлении советских подводных лодок получали приказ укрыться в портах до особого распоряжения, а его часто приходилось ждать очень долго.
В кампании 1942 года подводники флота уничтожили и повредили 60 транспортов и несколько боевых кораблей. Несмотря на привлечение крупных сил и средств, противник так и не добился решающего успеха в борьбе с нашими подводными кораблями. Советские подводники нарушали перевозки войск и техники для вражеской группы армий «Север» и стратегического сырья в Германию, оказав этим существенную помощь войскам фронта и флоту, оборонявшим Ленинград.
После провала попыток захватить Ленинград штурмом Гитлер надеялся голодной блокадой вынудить город к сдаче. Немецкое командование считало, что пути снабжения его отрезаны. Западный берег Ладожского озера и значительная часть восточного побережья у финнов, южный берег от Шлиссельбурга и далее на восток — у немцев. Движение советских судов по узкому водному пространству находилось под контролем немецкой авиации и артиллерии.
В Смольном часто обсуждались задачи и действия входившей в состав Балтийского флота Ладожской военной флотилии. «Подвезут продовольствие, значит, живем» — так определил положение Жданов. Командующий флотом побывал на Ладоге, и вскоре здесь развернулось строительство причалов, пирсов, стоянок Мешали штормы, атаки вражеских самолетов, но корабли и суда делали свое дело.
Когда озеро замерзло, по льду пролег ледовый тракт — знаменитая «Дорога жизни». В Ленинград потянулись сначала санные обозы с хлебом, с 22 ноября — грузовики. Трибуц приказал направить на Ладогу лучших летчиков, шоферов, инженерные части. С апреля 1942 года грузы снова повезли моряки. К навигации па ленинградских заводах построили немало барж. За лето и осень были подвезены запасы, исключавшие повторение голода.
22 октября командующий флотом Трибуц, командующий Ладожской флотилией В. С. Чероков и командующий ВВС КБФ М. И. Самохин собрались ехать из поселка Осиновца в поселок Новая Ладога, на командный пункт флотилии. В этот момент им доложили, что враг с быстроходных катеров и десантных барж обстреливает остров Сухо. Трибуц понял, что, захватив остров, враг перережет Ладожскую трассу. Он приказал послать в район боя штурмовики.
В течение всего дня Трибуц был в Новой Ладоге, вместе с командующим флотилией руководил действиями сил. Несколько раз ему звонил начальник Генерального штаба А. М. Василевский. Командующий флотом докладывал, что моряки дали должный отпор противнику. И действительно, несмотря на низкую облачность, авиация нанесла успешный удар по вражеским кораблям. Гарнизон острова решительной контратакой сбросил противника в озеро. Было уничтожено 16 десантных судов и одно захвачено. В районе высадки сбито 15 самолетов врага. «Дорога жизни» продолжала действовать.
После разгрома врага на острове Сухо Ладожская военная флотилия полностью господствовала на озере. Она обеспечивала прочное положение флангов нескольких армий, успешные перевозки в Ленинград всего необходимого для города и фронта.
Новые большие события на озере происходили в период наступления советских войск в июне 1944 года. Приехав на Ладогу, Трибуц рассмотрел решение командующего флотилией о десанте на занятое врагом побережье, одобрил высадку на ограниченный с флангов реками плацдарм, что облегчало оборону на нем наших частей. Адмирал приказал шире использовать артиллерию кораблей и штурмовую авиацию, усилил истребительное прикрытие места высадки. По его распоряжению для авиации и корабельной артиллерии были подготовлены схемы с указанием целей и рубежей, по которым предстояло вести огонь.
С началом операции командующий флотом вышел на морском охотнике вслед за кораблями десантного отряда. Когда катер подошел к району высадки, Трибуц увидел, что суда и тендеры остановились неподалеку от берега. Адмирал приказал ускорить десантирование. При поддержке корабельной артиллерии, авиации флота и фронта десантники захватили плацдарм. Трибуц поторопил второй эшелон десанта и вернулся на командный пункт флотилии, чтобы ускорить переброску резервов.
В последующие дни противник яростно контратаковал наши войска, стремясь сбросить их с плацдарма. Использовать авиацию в помощь десантникам не удавалось из-за плохой погоды. Командующий приказал усилить поддержку десанта корабельной артиллерией. Продвигаясь вперед, наши воины перерезали железную и шоссейную дороги. Противник не смог маневрировать резервами, отступал по лесам, бросая тяжелое оружие и технику.
В октябре 1943 года Трибуц собрал совещание руководящего состава. Командиры и политработники соединений не знали о причинах вызова к командующему. То, что он сказал, заставило их заволноваться.
— Я только что с совещания в Смольном, — начал адмирал. — Наступательную операцию по окончательному освобождению Ленинграда от блокады приказано готовить уже сейчас. Авиации и артиллерии флота в ней отводится самая значительная роль. Дела предстоят серьезные.
Трибуцу из выступления командующего становилось ясно, что день разгрома врага под Ленинградом недалек. Он поставил задачи перед артиллеристами, авиаторами, корабельными соединениями, штабными специалистами, при этом подчеркнув большое значение партийно-политической работы в операции. На кораблях и в частях началась усиленная подготовка к предстоящим боям.
Одной из задач, поставленных командующим Ленинградским фронтом перед Трибуцем, в это время являлась переброска на Ораниенбаумский пятачок 2-й ударной армии генерала Федюнинского. Дело это было очень сложным: сроки сжатые, фарватеры мелководные, высадочных средств мало, места погрузки, выгрузки и перехода противник может обстреливать.
Как лучше организовать перевозку, Трибуц решил определить на месте. В Кронштадт он отправился, полагая, что член Военного совета должен на месте ознакомиться с условиями, в которых предстояло действовать. Шли на катере из Лисьего Носа по трассе будущих перевозок частей и техники 2-й ударной армии.
— Командующий фронтом считает, что если перевозку проведем удачно и скрытно, то это уже почти половина решения задачи по разгрому противника. Важно, чтобы вражеское командование не раскрыло нашего замысла. А как это сделаешь, если все просматривается? — говорил командующий члену Военного совета у Кронштадтской пристани.
И словно в подтверждение его слов в нескольких шагах от прибывших разорвался снаряд. Трибуц и Смирнов укрылись у кирпичного здания — снаряды продолжали рваться. Думалось обоим об одном: маленький катер, маленькая группа людей, и тех заметили, обстреляли. А перебросить предстоит армию!
Перевозки Трибуц решил производить по ночам, а если из-за ледовой обстановки будут задержаны до рассвета, то применять дымы для подавления противника, держать в готовности артиллерию, авиацию, наиболее крупные караваны судов сопровождать боевыми кораблями.
С 5 ноября начались ночные перевозки войск. Людей в Ораниенбаум доставляли из Лисьего Носа, технику, пока не образовался толстый лед, — из Ленинграда. Трибуц часто бывал на командном пункте, откуда шло руководство транспортной операцией. Однажды ночью ему доложили, что сильный ветер вызвал подвижку льда, и в Невской губе льдами зажало 18 судов, буксировавших баржи с людьми и техникой. Приближалось утро, и надо было принимать срочные меры, чтобы снасти караван от вражеской артиллерии и авиации. Командующий флотом позвонил генералу Самохину:
— Пусть твои летчики обеспечат надежную дымовую завесу. Иначе беды не миновать.
С рассвета и до ночи летали в тот день штурмовики над караваном судов. Фашисты не могли увидеть, что происходит на льду залива, но все же открыли артиллерийский огонь. Трибуц приказал из орудий бить по немецким батареям, их атаковали бомбардировщики и штурмовики. Существенных потерь наши суда не понесли. Следующей ночью их доставили в Ораниенбаум.
Всего в ноябре и декабре в сложнейших условиях на Ораниенбаумский плацдарм была переброшена 2-я ударная армия — свыше 50 тысяч бойцов, 800 орудий и минометов, 200 танков и бронемашин, 2 тысячи автомобилей, 25 тысяч тонн боезапаса и других грузов, а также дивизион железнодорожной артиллерии — восемь транспортеров тяжелых орудий, три паровоза с тендерами и 27 железнодорожных вагонов.
В середине ноября Трибуца и Смирнова вызвал командующий фронтом. В кабинете находились члены Военного совета фронта Жданов и Кузнецов, начальник штаба Гусев, командующие армиями. Говоров доложил о замысле операции по полному снятию блокады, о задачах фронта и флота.
С этого момента началась усиленная подготовка к операции. Флоту предстояло не только продолжать перебазировать 2-ю ударную армию. Его важнейшим делом было содействие сухопутным войскам в разрушении узлов обороны противника, взаимодействие с войсками в разгроме вражеской стрельненско-петергофской группировки, авиационная поддержка дивизий непосредственно в боях.
«Наступление» — это слово было на устах у всех моряков флота, от командующего до кока. Но лишь ограниченная группа людей знала о его задачах и масштабах. Многое в те дни Трибуц делал сам, исходя из известных ему общих задач. По его указанию было создано пять ударных артиллерийских групп. Дальнобойные морские орудия нацеливались не только на первую, но и на вторую линию вражеской обороны. Ряд кораблей и железнодорожных батарей перебазировались поближе к линии фронта.
В ночь на 13 января командующий флотом находился на Лисьем Носу, продолжая организовывать переброску частей 2-й ударной армии. Неподалеку от пристани он встретил командующего армией Федюнинского.
Командарм был озабочен, взволнован. Владимир Филиппович понимал его состояние: армия сосредоточена на пятачке, и с него должен быть нанесен удар, которому предстояло определить развитие событий под Ленинградом.
— Не сомневайтесь, Иван Иванович, — успокаивал его Трибуц, — вся наша авиация и артиллерия с рассвета четырнадцатого в вашем распоряжении, в том числе не меньше сотни стволов крупных калибров.
На машине через залив командующий флотом и командующий армией проехали в Кронштадт, а оттуда на буксире в Ораниенбаум…
Утро 14 января выдалось тихим, туманным. Когда рассвело, сняли маскировочные сетки с орудий. Медленно поднялись вверх стальные направляющие реактивных установок, длинные жерла орудий и застыли, готовые к бою. Словно неведомый исполин натянул гигантский лук, гибкая шестидесятипятикилометровая дуга которого проходила по Ораниенбаумскому плацдарму от Старого Петергофа до Лебяжья, а тетива — по Кронштадту и его могучим фортам.
В это время командующий флотом находился на наблюдательном посту артиллерийской группы у переднего края. В 9 часов 35 минут командир флотской артгруппы обратился к адмиралу:
— Разрешите начинать?
Трибуц протянул ему руку:
— Действуйте!
К вражеским позициям понеслись огненные стрелы — реактивные снаряды, басовито, раскатисто заговорила артиллерия. Над укреплениями противника взметнулись клубы черного дыма, заполыхали ослепительные вспышки, задрожала, застонала промерзшая земля.
То натягивалась, то снова опускалась тетива огромного лука, на врага обрушивались снаряды артиллерии 2-й ударной армии, кронштадтских фортов, балтийских линкоров и крейсеров. В большой морской бинокль Трибуц наблюдал, как точно ложились снаряды. Взлетали над землей бревна и многопудовые камни вражеских блиндажей и дотов, вырванные с корнями деревья икусты.
О чем думал тогда командующий флотом? Может быть, об осени сорок первого, когда он делал все, чтобы сохранить этот плацдарм, от которого во многом зависела судьба флота, о морских пехотинцах, что стояли здесь насмерть. Или вспомнил, как метался тогда по пятачку у вековых сосен, решая, где разместить небольшой аэродром, артиллерию, зенитные части. Или, может быть, память воскресила поврежденный «Марат», артиллерия которого нанесла немалый урон врагу. Или, возможно, о прорыве блокады в 1943-м, когда артиллерия флота так же вот громила вражеские укрепления и помогла войскам фронта…
Больше часа над узким десятикилометровым участком предстоящего прорыва бушевал огненный смерч. А когда он стих, вперед пошли пехота и танки.
Трибуцу доложили, что в наблюдательный пункт, где только что находился командарм Федюнинский, попал снаряд.
— Что командующий? — занервничал Владимир Филиппович.
— Не пострадал. Он в то время ушел за изгиб траншеи.
Адмирал успокоился. Все шло нормально. Он был уверен в успехе наступления. Подготовились полностью. Силы фронт и флот накопили. Он побывал на кораблях и фортах, видел — все предусмотрено, все подготовлено. По информации Говорова знал, что и у фронта полная готовность и уверенность в успехе. Ждали хороших вестей, и они приходили. Тем более неожиданным был доклад о серьезной задержке у деревни Подпорожье, где у маленькой речушки застряли или были сожжены более двух десятков наших танков. Доложили, что часть вражеских огневых средств не подавлена. На наблюдательный пункт поступили просьбы: открыть огонь. 16 раз повторились короткие артиллерийские удары.
Для организации взаимодействия сухопутных войск, флота и авиации на командном пункте 2-й ударной армии находился командующий фронтом генерал Говоров. Через начальника штаба он сообщил Трибуцу, что авиация сухопутных войск летать не сможет, ее аэродромы закрыл туман, пришедший с Ладоги. Над Ораниенбаумом тоже висели низкие облака, и Говоров не приказывал, а просил летчиков флота нанести удары по неподавленным огпевым точкам, поддержать пехоту с воздуха.
Трибуц знал, что операции летчиков фронта начались за день до начала общего наступления. Дальние бомбардировщики нанесли удары по железнодорожным узлам и местам сосредоточения фашистских войск. Ночью флотские тяжелые самолеты бомбили вражеские коммуникации, пункты управления. И теперь план был рассчитан на максимальные возможности авиации. Оставались только базировавшиеся на Ораниенбаумском пятачке штурмовики. Как это у них получится? Погода была явно нелетной: облака нависли над землей на высоте 50— 100 метров.
— Хочу уточнить, — спросил по телефону Трибуц начальника штаба ВВС флота полковника А. М. Шутинина, — можно ли летать над полем боя, видно, куда бить, машины в воздухе не столкнутся?
— Сможем летать, если пехотинцев поддерживать одиночными самолетами, — ответил Шугинин. — На цели будем наводить по указаниям наступающих.
— Действуйте! — приказал адмирал.
Весь день кипел горячий бой. На десять километров продвинулись 14 января дивизии ударной армии, сокрушив первую линию вражеской обороны.
Зимний день рождается медленно, но быстро угасает. Убедившись, что наступление 2-й ударной армии развивается успешно, командующий фронтом решил вернуться в Ленинград, чтобы с рассветом быть в 42-й армии, которой предстояло атаковать врага на другой день. Уезжая с плацдарма, Говоров от имени Военного совета фронта объявил благодарность всем экипажам морской авиации, совершившим боевые вылеты для поддержки пехоты и танков.
В ночь на 15 января флотская артиллерия вела огонь по вражеским батареям, уничтожала и подавляла их. А командующий флотом отправился в Ленинград на КП фронта.
Ранним утром вместе с Говоровым Трибуц поднялся на чердак здания. Через морозную дымку в стереотрубу просматривались Пулковские высоты, был виден передний край вражеской обороны. Но вот залпы орудий сотрясли воздух, докатились до центра Ленинграда. С опаской выходили из домов, выглядывали из окон жители: не стреляет ли снова по городу враг? Но снаряды не рвались на улицах, и люди поняли: свершается наконец долгожданное.
Грохот орудий был столь сильным, что на командном пункте фронта не разговаривали, а переписывались между собой или объяснялись знаками. А после почти двухчасовой артподготовки, прижимаясь к огненному валу, двинулись на Пулковские высоты части 42-й армии.
Из штаба армии Трибуца попросили, чтобы флотская артиллерия ударила по одной из высот в районе Красного Села, где крепким «орешком» оказались долговременные укрепления. Орудия 406 миллиметров и главного калибра крейсера «Максим Горький» помогли расколоть «орешек». На высоте адмирал увидел огромные взрывы и пожар.
Лишь на первом этапе наступления балтийские артиллеристы обстреляли 876 целей.
Больше двух лет немецко-фашистские войска создавали укрепления под Ленинградом. Сеть траншей прикрывалась широкими минными полями, противотанковыми рвами и надолбами. Десяток, а то и полтора дотов и дзотов приходилось на километр фронта. «Неприступным северным валом», «стальным кольцом» называли свою оборону гитлеровцы. И все это «неприступное», «стальное», «долговременное» было сокрушено нашими воинами фактически за два-три дня. На пятый день наступления у Ропши соединились войска 42-й и 2-й ударной армий, образовав единый фронт наступления.
Операция под Ленинградом и Новгородом положила начало историческим победам нашей армии в 1944 году. За полтора месяца наступательных боев наши войска продвинулись на 150–300 километров, полностью сняли с Ленинграда блокаду, избавили город от вражеских обстрелов. Раньше история не знала примера, когда бы блокированный с суши и моря флот активно участвовал в операции, завершившейся полным разгромом противника ударом из кольца блокады. В организации этого удара немалая роль принадлежала и Трибуцу.
Эта операция вошла как яркая страница в историю Вооружеппых Сил. Ее успех создал благоприятные условия для освобождения Прибалтики и Карельского перешейка, способствовал расширению операционной зоны деятельности Балтийского флота.
«Именно прежде всего новые задачи флота предстоит обсудить в наркомате», — подумал командующий флотом, когда ему после завершения Ленипградско-Новгородской операции сообщили о вызове в Москву.
Принявший Трибуца Кузнецов сказал, что его вызывает Сталин, и успокоил: речь пойдет о развертывании активных, наступательных действий на море.
Сталин рассказал о положении на фронтах и перспективах наступления советских войск, говорил о необходимости шире использовать флот.
— Теперь у моряков появилась возможность проявить себя на море, — сказал Сталин и предложил командующему высказать свое мнение.
Трибуц ответил, что флот по своему техническому состоянию и подготовке личного состава будет готов, как только залив очистится ото льда. Самым большим препятствием для плавания остаются мины, отметил он. Кроме того, при проведении морских операций следует предусмотреть возможность активных действий на Балтике немецкого флота.
И присутствовавший на беседе Кузнецов, и командующий флотом высказали мнение, что в первую очередь должна действовать флотская авиация на коммуникациях противника, а в тех районах, где смогут плавать наши корабельные соединения, они будут поддерживать наступление сухопутных частей артиллерийским огнем и высадкой десантов, особенно при освобождении Карельского перешейка и островов Выборгского залива.
Все предложения по действиям флота были одобрены. Верховный Главнокомандующий предупредил, однако, чтобы напрасно не рисковали большими кораблями. Задача — борьба на коммуникациях противника, защита своих морских сообщений, охрана занятого побережья.
Сталин поинтересовался, чем может флот содействовать наступлению на Карельском перешейке. Трибуц доложил, что враг еще угрожает нашим кораблям с северного и южного берегов Финского залива.
— Ну, эту территорию он скоро утратит, — заметил Сталин.
— Что же касается артиллерии флота, — доложил Трибуц, — то ее действия ограничены дальностью огня орудий.
— Покажите на карте, — попросил Верховный Главнокомандующий и, увидев, что район удара достаточно отдален от побережья, добавил: — Ну что же, это тоже будет большая подмога сухопутным войскам…