Страница:
Ночью армия была усилена за счет резерва командующего войсками фронта рядом полков противотанковой артиллерии и батальонов противотанковых ружей. Очевидно, противник тоже получил значительные пополнения и тщательно подготовился к наступлению. С рассветом выяснилось, что на этот раз он решил протаранить оборону 1-й танковой армии мощным концентрированным ударом.
— Что-то невероятное, товарищ командующий, противник бросил на нашем участке до семисот танков и самоходок! — доложил Катукову Кривошеий.
Это был первый случай, когда фашистское командование сосредоточивало на узком 10-километровом участке фронта столь огромное количество боевой техники. Предварительно намеченное им место прорыва было подвергнуто интенсивной авиационной и артиллерийской обработке. И не успела осесть пыль от взрывов авиабомб и артиллерийских снарядов, как вражеские танки впереди устремились в атаку.
Каждые четверть часа Катуков связывался с Кривошейным. Тот докладывал, что танкисты, артиллеристы, мотострелки дерутся самоотверженно, но противник наращивает удары. По всему было видно, что он во что бы то ни стало стремился прорваться к Курску, чтобы соединиться с войсками, наступавшими с севера.
За первой атакой последовала вторая, затем третья. И каждый раз противник начинал все сначала — проводил мощную авиационную и артиллерийскую подготовку, затем бросал в атаку танки и мотопехоту. В 13 часов последовала четвертая атака. На этот раз враг имел еще большее превосходство в силах. 3-й механизированный корпус стал медленно отходить. Катуков выдвинул в полосу его обороны ряд танковых и артиллерийских частей. По его вызову мощные удары по войскам противника наносила фронтовая авиация. В итоге замысел фашистского командования был сорван: врагу удалось лишь потеснить 3-й механизированный корпус.
Ночью Катуков объехал несколько соединений.
— Прут и прут! Восемь атак сегодня отбили, — доложил командир 3-й механизированной бригады подполковник А. X. Бабаджанян. — Люди на ходу засыпают.
Уже какие сутки сам Катуков или вообще не спал, или урывал на сон 2–3 часа, «досыпая» затем в машине или в бронетранспортере во время поездок по соединениям. Мозг его был папряжен до предела. Именно он, командарм, представляя целостную картину множества разгоревшихся и разгоравшихся боев, которые вела армия, видел общую тенденцию их развития, должен был направлять ее в нужное русло. Поэтому только он должен был решать, кому в первую очередь дать подкрепления, как и где использовать резервы, когда и как изменить тактику боевых действий. За всем этим — бесчисленное множество конкретных вопросов, которые также нужно было решать немедленно и одновременно.
В самом же общем плане линия Катукова состояла в том, чтобы вести жесткую оборону выгодных высот, перекрестков дорог, населенных пунктов. Это должно было резко изменить обстановку. Бои велись бы сразу во многих местах: противпик вынужден был бы дробить свои силы, разжимать свой кулак. Оборона важных в тактическом отношении пунктов должна была также лишить врага превосходства в технике и живой, силе. Она состояла как бы из двух взаимосвязанных частей — жесткой и маневренной обороны. На подходе к этим пунктам враг неизменно наталкивался на «сюрпризы»: на прицельный огонь искусно замаскированных танковых и артиллерийских засад, на внезапно возникавшие мощные танковые заслоны. Такая организация обороны позволяла наносить врагу огромные потери, мешала ему маневрировать резервами и авиацией.
События, собственно, так и развивались. Но враг наращивал удары. 8 июля накал боев и их масштабы достигли апогея. В этот день враг предпринял 12 крупномасштабных атак, поддержанных сотнями самолетов. Были критические положения: отдельные танки противника прорывались через вторую полосу обороны. В центре и на левом фланге 1-я танковая армия вынуждена была отойти на 4–5 километров. Фронт ее обороны гнулся, но не ломался. И каждый километр продвижения давался противнику ценой огромных потерь.
Ночью, обдумывая поступившие с мест донесения и другие данные, Катуков улыбнулся и, встав из-за стола, потянулся так, что захрустели кости.
— Сегодня противник пошел ва-банк. Это кульминация!
— Да, похоже, — подумав, согласился Шалин.
— А вы, Ефим Викентьевич, что думаете? — спросил Катуков Барановича.
— Все признаки за то. Думаю, что нужно усилить контратаки.
— Правильно! Пока мы контратакуем ротами, батальонами, сегодня контратаковали двумя бригадами… Михаил Алексеевич, — Катуков повернулся к Шалину, — передайте в соединения: завтра произвести контратаки более крупными силами, учитывая, конечно, конкретные условия. Если действительно противник пошел ва-банк, то резервы его иссякли. Контратаки это проверят…
Как показали дальнейшие события, Катуков правильно оценил положение: 8 июля вражеское командование бросило в атаки все свои резервы, всю авиацию.
На следующий день внешне все происходило по-прежнему: в атаки шли крупные силы вражеских танков и пехоты. И в небе продолжались жаркие схватки. Но…
— А знаешь, противник-то нервничает, — заметил Попель, просматривая вместе с Катуковым сводки из соединений.
— Вроде бы… Мечется, в ответ на наши контратаки свежих сил не ввел.
— Выходит, что сегодняшние атаки — жест отчаянья?
— Выходит, вроде… Только во что обернется нам этот жест завтра? Мы ведь тоже на пределе, — вздохнув, ответил Катуков. — Я докладывал командующему фронтом. Жду помощи.
И помощь пришла. Генерал Ватутин усилил 1-ю танковую армию 204-й стрелковой дивизией и 10-м танковым корпусом. Танковой армии был подчинен и 5-й гвардейский танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. К утру 10 июля эти соединения заняли отведенные им участки обороны.
10 июля «жест» противника обернулся крупными атаками. Они повсеместно отбивались. Было в них что-то такое, что позволило Катукову вечером сказать Шалину:
— Нужно продержаться день-другой, и силы противника иссякнут. А мы теперь намного сильней. Крепко поддержал нас Ватутин.
— Да, второй день действуют одни и те же войска. Видимо, свежих сил у противника уже нет.
Выслушав доклады заместителей, Катуков вдруг почувствовал такую усталость, что закачался. Кое-как добравшись до избы, где жил, он, не раздеваясь, рухнул на кровать. Рано утром его с трудом растолкал адъютант.
В штабе Катукова встретил Никитин.
— Сегодня необычный день, Михаил Ефимович! — поздоровавшись, весело сказал он. — Противник-то ведет себя тихо, лишь обозначает свое присутствие.
Позже выяснилось, что командование противника, убедившись в несокрушимости обороны советских войск на обояньском направлении, перегруппировало свои силы с тем, чтобы обойти 1-ю танковую армию с востока и через Прохоровку прорваться к Курску.
В разгар знаменитого танкового сражения под Прохоровкой находившиеся на правом фланге армии приданные ей 8-й и 10-й танковые корпуса по приказу Катукова нанесли контрудар. В результате противник не только не снял с обояньского направления дополнительные силы, но и вернул сюда часть артиллерии и других огневых средств, которые уже направлялись под Прохоровку.
Вечером 14 июля атаки противника на фронте 1-й танковой армии вообще прекратились. Катуков доложил об этом Ватутину.
— Всюду то же самое, — ответил тот.
— Это же значит…
— Да, — прервал Ватутин. — Это значит, что мы выстояли…
В ночь на 16 июля войска армии и приданные ей соединения были выведены в тыл.
Пользуясь передышкой, Катуков обдумывал прошедшие бои. Впервые советское командование использовало мощные танковые объединения и соединения для удержания полос в глубине обороны. Дело это было не только новым, но и исключительным. Ведь танковые объединения и соединения в оборонительных сражениях предназначены для нанесения контрударов, а не непосредственно для обороны. Но чего не бывает на войне! Память указывала не только на удачи, но и на промахи, в том числе его собственные. А в недостатках он обычно копался больше, чем в удачах. В целом же Катуков был доволен. Ему удалось осуществить многое из того, что он не раз обдумывал: маневрирование крупными танковыми силами, танковые заслоны, засады, различные варианты взаимодействия с другими родами войск, особенно с артиллерией и авиацией.
В конце июля Н. Ф. Ватутин произвел разбор Курского сражения. Он отметил, что 1-я танковая армия полностью выполнила свои задачи в обороне на направлении главного удара противника. Позже в донесении командования войсками Воронежского фронта в Ставку Верховного Главнокомандования Катуков прочитал: «Противник разбился на обояньском направлении и нашего фронта не прорвал».
Катуков с признательностью думал о своих ближайших помощниках, о командирах соединений, восторгался мастерством и героизмом личного состава и был очень рад за вверенные ему войска, когда все корпуса армии были переименованы в гвардейские.
22 июля в штабе Воронежского фронта состоялось совещание командующих и членов Военных советов армий. Заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков подробно изложил замысел крупной наступательной операции Воронежского и Степного фронтов, вошедшей в историю под названием Белгородско-Харьковской. Она являлась составной частью контрнаступления советских войск в Курской битве и имела целью разгромить белгородско-харьковскую группировку противника и создать условия для освобождения Правобережной Украины.
1-й в 5-й гвардейской танковым армиям поручалось развивать успех прорыва вражеской обороны на направлении главного удара войск Воронежского фронта.
Вот оно наконец, долгожданное, что Катуков считал основным назначением танковых войск, — наступление! Получив конкретные установки, он с воодушевлением занялся подготовкой к предстоящей операции. Прежде всего нужно было повысить боеспособность самой армии. Здесь Катуков мог теперь ограничиваться принципиальными указаниями. Все практическое руководство этим делом осуществлял Баранович. Армия получила 200 новых танков и другую технику. Под руководством Дынера широко развернулись ремонтные работы. Из 562 имевшихся в армии танков не удалось восстановить только 20 — не хватило запасных частей. В короткий срок воины армии отремонтировали 1215 автомашин.
На период операции командование войсками фронта усилило 1-ю танковую армию рядом истребительно-артиллерийских, минометных, инженерно-штурмовых и других соединений и частей. Поддержку боевых действий армии должны были осуществлять штурмовая и истребительная дивизии.
Подготовка к наступлению велась на всех уровнях, начиная с подразделений. И на всех уровнях под руководством Попеля и Журавлева велась деятельная партийно-политическая работа. Словом, армия набиралась сил.
Сам же Катуков вместе с Шалиным и Никитиным сосредоточился на разработке плана предстоящей операции, отработке взаимодействия с будущими соседями, с командованием выделенных для поддержки армии авиации и артиллерии. Затем они перешли на ступень ниже — отработали все эти вопросы в пределах самой армии, добиваясь, чтобы корпуса и отдельные части четко представляли свои задачи, умели тесно взаимодействовать друг с другом. Такая же работа велась в соединениях и частях. И снова, как всегда, Катуков доводил отработку взаимодействия вплоть до экипажей, артиллерийских и минометных расчетов.
— Уметь действовать автономно должны все: и соединения, и части, и подразделения, и отдельные экипажи, — настойчиво повторял он. — В наступлении это особенно важно. Придется отрываться от главных сил, действовать во вражеском тылу, самостоятельно принимать решения.
Вскоре наступил момент, когда Катуков мог считать подготовку к операциизаконченной. Все, что зависело от командования армии и ее соединений, было сделано. И все же Катуков волновался. И было отчего. Укомплектованность армии была далека от необходимой: по личному составу — 82, танкам — 81, самоходно-артиллерийским установкам — 67, орудиям и минометам — 85, автотранспорту — около 55 процентов, не хватало более 3 тысяч автомашин.
Катуков, Шалин и Никитин прикидывали и так и этак, но в конце концов обеспечили, чтобы соединения, на которые возлагались наиболее ответственные задачи, обладали необходимой огневой мощью, подвижностью и маневренностью.
В ночь на 2 августа войска армии начали переход в исходные районы. Днем боевая задача была доведена до всего личного состава. Во всех частях прошли митипги. Катуков побывал на некоторых из них и вместе со всеми испытывал то чувство подъема, особой собранности, которые обычно вызывали такого рода митинги. Внимательно всматривался он в загорелые, казалось, опаленные только что прошедшими боями лица солдат и офицеров, которые строго, сосредоточенно произносили:
«Клянемся тебе, наш великий народ, что мы будем драться до последнего дыхания, пока сердце бьется в груди, а глаза видят землю…»
3 августа в 6 часов утреннюю тишину всколыхнул грохот артиллерийской канонады. По укреплениям противника били тысячи орудий и минометов. В 7 часов 40 минут грохот усилился — по врагу открыли огонь «катюши». Одновременно сотни самолетов непрерывно бомбили вражескую оборону с воздуха.
Сразу же после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление общевойсковые соединения. Противник предпринял ряд яростных атак. Для завершения прорыва в сражение были введены передовые отряды 1-й и 5-й танковых армий. Они помогли пехотинцам допрорвать главную полосу обороны противника. Затем через узкий коридор на оперативный простор вышли обе танковые армии — 1-я и 5-я гвардейская.
Девять суток — с 3 по 11 августа — войска 1-й танковой армии вели непрерывные бои. Было все — и стремительные, ошеломляющие удары по врагу, и отражение его яростных контратак. И прав был Катуков: нередко частям и подразделениям приходилось действовать автономно. 120 километров прошла армия за девять суток. Ее соединения перерезали железную дорогу Харьков — Полтава. Противнику удалось вновь овладеть этой магистралью. По указанию Ставки на это направление была переброшена 5-я гвардейская танковая армия. Взаимодействуя, обе армии рассекли войска противника на две части, вышли на фланг его харьковской группировки и отрезали ей путь отхода на запад. Успешное продвижение танкистов содействовало войскам Степного фронта в освобождении Харькова.
Для Катукова эта операция явилась первым опытом руководства боевыми действиями армии в наступлении, новым, чрезвычайно важным шагом в развитии его искусства военачальника. Даже то, что некоторые недостатки в организации и действиях войск сразу же устранялись, свидетельствовало о его способности быстро ориентироваться в обстановке и принимать правильные решения.
Высокое мастерство проявили его ближайшие помощники и командиры соединений. В целом 1-я танковая армия приобрела за период Курской битвы огромный и всесторонний опыт крупномасштабных боевых действий — оборонительных и наступательных.
В сентябре армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Через несколько дней Катукова и Попеля вызвали на совещание к Верховному Главнокомандующему.
Оно оказалось весьма представительным: присутствовали все командующие и члены Военных советов танковых армий.
Во вступительном слове Сталин сказал, что в ближайшее время предстоят крупные наступательные операции и поэтому нужно разобраться в организационных и штатных делах танковых армий.
Мнения разделились. Некоторые командармы считали, что танковые армии нужно «облегчить», освободить от «довесков» — госпиталей, санитарно-эпидемических отрядов, дорожно-мостовых батальонов. Они предлагали медицинское и дорожно-мостовое обслуживание танкистов возложить на соответствующие службы общевойсковых армий, в полосе которых придется действовать объединениям танковых войск. Катуков был за то, чтобы эти специальные части остались в танковых армиях. Он привел убедительные примеры, показывающие, что эти части, приспособленные к особенностям и задачам танковых войск, напротив, способствуют подвижности и маневренности танковых армий, особенно после ввода их в прорыв, когда они уходят от общевойсковых армий на трое-четверо суток. Катуков предложил также усилить танковые армии гаубичной артиллерией.
Были приняты предложения Катукова. Обсудили и многие другие вопросы.
— Видал, как: предстоят крупные наступательные операции, — восторгался Попель, возвращаясь с Катуковым из Кремля. — Помнишь, ты нашу армию под Курском назвал броневым щитом? Теперь она будет рассекающим мечом.
— Красиво говоришь. После войны, наверное, писать будешь… Ладно, Федоренко передал, что нас Калинин вызывает. Пошли.
Мягко улыбаясь, Калинин сказал, что он наслышан о них обоих. Оказалось, что в 1-й танковой армии служил политработником друг Калинина — старый большевик, который много писал ему, и Михаил Иванович решил лично познакомиться с Катуковым и Попелем. И ордена за Курскую битву задержал, чтобы самому вручить. Калинин подал им коробочки с орденами.
— Ваш, товарищ Катуков, орден особый — полководческий, — сказал Михаил Иванович. — Статусу ордена Кутузова первой степени как раз и соответствуют действия вашей армии в Курской битве — переход от активной обороны к решительному контрнаступлению.
Возвращаясь на фронт, Катуков сделал маленький крюк — заехал к отцу. Застал его сильно одряхлевшим, больным. Но о войне Ефим Епифанович расспрашивал с большим интересом и гордился сыном, даже припас для него где-то вычитанные слова Суворова: «Русские прусских всегда бивали». Это была последняя встреча Катукова с отцом. Вскоре Ефим Епифанович умер.
В конце ноября 1-я танковая армия была передана в состав 1-го Украинского фронта и приняла активное участие в операциях по освобождению Правобережной Украины. В Житомирско-Бердичевской операции ее соединения и части, действуя на направлении главного удара, за 17 суток прошли с боями до 300 километров, освободили более 100 населенных пунктов и вышли совместно с 38-й армией в глубокий тыл оборонявшейся на Днепре 8-й немецкой армии. В этой операции Катуков широко применил тщательно продуманный им прием: войска действовали не только днем, но и ночью, причем большинство крупных населенных пунктов бралось, как правило, с ходу в ночное время. Для того времени это было смелым и новаторским делом — ведь танки еще не имели приборов ночного видения.
Исключительно важную роль в освобождении Правобережной Украины сыграла Проскуровско-Черновицкая наступательная операция 1-го Украинского фронта, проведенная с 4 марта по 17 апреля 1944 года во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта. В этой операции на направлении главного удара участвовали сразу три танковые армии.
1-й танковой армии была поставлена сложная задача — во взаимодействии с другими войсками рассечь фронт противника и создать условия главным силам 1-го и 2-го Украинских фронтов для освобождения обширной части территории Правобережной Украины. Планом операции был установлен высокий темп продвижения 1-й танковой армии. Только за первые три дня наступления она должна была продвинуться на 120 километров.
Командующий фронтом Г. К. Жуков подробно рассмотрел с Катуковым обстановку и условия, в которых предстояло действовать армии, назвав их тяжелейшими. И хоть редко он говорил об общем, но на этот раз подчеркнул особое значение операции и, улыбнувшись, заключил:
— Имеешь шанс отличиться, Катуков. Тебе все понятно?.. Хорошо. Значит, через недельку будь с армией вот здесь. — Жуков карандашом ткнул на карте в район Тернополя. — А там — «ура», и будь здоров…
Тяжелейшие условия сказались почти сразу. Началась распутица. Танки идти могли, и они шли, сокрушая опорные пункты противника, громя его живую силу и технику. Но танки не люди. «Голодать» они не могли. Необходимо было также огромное количество боеприпасов. Колесные же машины безнадежно буксовали. Катуков приказал ко всем танкам, кроме тех, что действовали в передовых отрядах, прицепить волокуши и везти на них горючее, боеприпасы и продовольствие. Изготовить из подручных средств сотни волокуш для перевозки тысяч тонн грузов, причем немедленно, в условиях непрерывных боев, — это дело, которое по праву можно приравнять к боевым подвигам.
Катукову приходилось одновременно решать множество сложнейших задач, причем так, чтобы выполнить главную: выдерживать установленный темп наступления. И он был выдержан. За 15 суток армия продвинулась на 250 километров. Но мало что можно выразить словом «продвинулась» — это и жестокие бои, и дерзкие по замыслу и исполнению охваты группировок противника, внезапные удары по его флангам. Это и форсирование с ходу на подручных средствах Днестра, ночные атаки и захват крупных населенных пунктов. Во взаимодействии с 4-й танковой армией 1-я танковая армия рассекла вражескую группу армий «Юг» и отрезала ее главным силам пути отхода на территорию Западной Украины.
В пути Катукова догнала приятная весть — 4 апреля ему было присвоено звание генерал-полковника танковых войск.
— Черт, и отметить-то некогда! — ответил Катуков поздравившему его Попелю.
— Придет день, — ответил тот.
И день пришел. Да какой! Операция закончилась, армия заняла позиции во втором эшелоне. 25 апреля Катукова вызвали к аппарату ВЧ. Из Генштаба сообщили, что только что подписан приказ народного комиссара обороны о переименовании армии в 1-ю гвардейскую танковую армию.
Затем трубку взял Федоренко.
— Поздравляю, Михаил Ефимович! Желаю и впредь действовать по-гвардейски…
— Спасибо, Яков Николаевич!
— А вам лично еще и по-суворовски! — добавил Федоренко. — Вы награждены орденом Суворова первой степени. А это знаете что? Статус читали, конечно. Орденами Кутузова за контрнаступления награждаются, а Суворова — за полководческое искусство в наступлениях… Намек понимаете?
— Понимаю, — рассмеялся Катуков.
— Поздравляю! Так что соответствуйте.
«Соответствовать» пришлось скоро. С 13 июля по 29 августа войска 1-го Украинского фронта осуществили Львовско-Сандомирекую операцию, в ходе которой были освобождены западные области Украины и юго-восточные районы Польши. В исключительно быстром темпе продвигалась в этой операции 1-я гвардейская танковая армия: за 35 суток — 400 километров! Катуков широко использовал предшествовавший опыт, смело обогащал его новыми приемами.
Еще со времен Белгородско-Харьковской операции Катуков много думал о нецелесообразности танковым армиям ввязываться в затяжные бои за крупные опорные пункты в глубине вражеской обороны. Позже Катуков писал по этому поводу: «…Мы накопили достаточный опыт, чтобы усвоить истину — освобождение населенных пунктов отнюдь не задача танковых войск. Перерезать коммуникации противника, внести хаос в его оборону, вызвать панику в тылах, перекрыть пути отхода его передовых частей или пути переброски его резервов — вот задача, которую мы ставили в первую очередь».
Во время Львовско-Сандомирской операции Катуков так именно и направлял действия соединений армии: они обходили крупные опорные пункты врага, и этим обеспечивался высокий темп наступления.
Сам Катуков был, как всегда, бодр, подтянут, энергичен. На своем вездеходе он мчался по ухабам и рытвинам, успевая побывать в штабах многих соединений. И мало кто знал, что это далеко не легко ему давалось. Накануне наступления острый приступ аппендицита вынудил его обратиться к хирургам. Г. К. Жуков советовал отправиться самолетом в Москву, но Катуков рассудил: аппендицит не такое уж серьезное дело, чтобы лететь за тысячи километров, и лег в свой армейский госпиталь. Оперировал его вызванный для этого профессор, но неудачно: кожа срослась, а мышцы живота не срастались. На повторную операцию времени не было. Кончилось тем, что сделали корсет, который Катуков и носил до конца войны.
На пути продвижения армии находились серьезные водные преграды. Не дожидаясь подхода понтонных частей, ее соединения на подручных средствах форсировали Буг, Сан и Вислу, во взаимодействии с другими войсками армия захватила и удерживала так называемый Сандомирский плацдарм, ставший потом трамплином для броска войск 1-го Украинского фронта через всю Польшу к реке Нейсе.
За умелое руководство войсками, мужество и героизм во Львовско-Сандомирской операции Катукову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Три месяца 1-я гвардейская танковая армия находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Как и всегда в таких случаях, это время было заполнено боевой и политической подготовкой войск, приемом новой и ремонтом имевшейся техники, обучением пополнения. Произошли изменения в командном составе, в том числе и в высшем армейском звене. По состоянию здоровья вынужден был оставить армию Е. В. Баранович. Заместителем командующего войсками армии стал проявивший незаурядные способности военачальника генерал-лейтенант танковых войск Андрей Лаврентьевич Гетман. На его место — командиром 11-го гвардейского танкового корпуса был назначен полковник А. X. Бабаджанян.
Передышки между операциями Катуков всегда использовал для объезда войск. Теперь пауза была большой. Вместе с Попелем Катуков посетил все госпитали и медсанбаты, что оба они вообще считали для себя правилом. Еще раньше они приняли решение отправлять в глубокий тыл только тяжело раненных воинов. Остальные же раненые лечились в госпиталях, принадлежавших самой армии, и ветераны возвращались в свои части и подразделения. Катуков, бывало, сам проверял: не обойдены ли наградами раненые, а также санитары, медсестры и врачи? В войска он нередко ездил, как говорил, просто так: не для проверки и совещаний, а для общения с солдатами, сержантами и офицерами. Получалось это у него всегда просто, естественно. Авторитет его в войсках был исключительно высок. Воины с гордостью называли себя катуковцами. Солдаты распевали сочиненную кем-то в армии песню:
— Что-то невероятное, товарищ командующий, противник бросил на нашем участке до семисот танков и самоходок! — доложил Катукову Кривошеий.
Это был первый случай, когда фашистское командование сосредоточивало на узком 10-километровом участке фронта столь огромное количество боевой техники. Предварительно намеченное им место прорыва было подвергнуто интенсивной авиационной и артиллерийской обработке. И не успела осесть пыль от взрывов авиабомб и артиллерийских снарядов, как вражеские танки впереди устремились в атаку.
Каждые четверть часа Катуков связывался с Кривошейным. Тот докладывал, что танкисты, артиллеристы, мотострелки дерутся самоотверженно, но противник наращивает удары. По всему было видно, что он во что бы то ни стало стремился прорваться к Курску, чтобы соединиться с войсками, наступавшими с севера.
За первой атакой последовала вторая, затем третья. И каждый раз противник начинал все сначала — проводил мощную авиационную и артиллерийскую подготовку, затем бросал в атаку танки и мотопехоту. В 13 часов последовала четвертая атака. На этот раз враг имел еще большее превосходство в силах. 3-й механизированный корпус стал медленно отходить. Катуков выдвинул в полосу его обороны ряд танковых и артиллерийских частей. По его вызову мощные удары по войскам противника наносила фронтовая авиация. В итоге замысел фашистского командования был сорван: врагу удалось лишь потеснить 3-й механизированный корпус.
Ночью Катуков объехал несколько соединений.
— Прут и прут! Восемь атак сегодня отбили, — доложил командир 3-й механизированной бригады подполковник А. X. Бабаджанян. — Люди на ходу засыпают.
Уже какие сутки сам Катуков или вообще не спал, или урывал на сон 2–3 часа, «досыпая» затем в машине или в бронетранспортере во время поездок по соединениям. Мозг его был папряжен до предела. Именно он, командарм, представляя целостную картину множества разгоревшихся и разгоравшихся боев, которые вела армия, видел общую тенденцию их развития, должен был направлять ее в нужное русло. Поэтому только он должен был решать, кому в первую очередь дать подкрепления, как и где использовать резервы, когда и как изменить тактику боевых действий. За всем этим — бесчисленное множество конкретных вопросов, которые также нужно было решать немедленно и одновременно.
В самом же общем плане линия Катукова состояла в том, чтобы вести жесткую оборону выгодных высот, перекрестков дорог, населенных пунктов. Это должно было резко изменить обстановку. Бои велись бы сразу во многих местах: противпик вынужден был бы дробить свои силы, разжимать свой кулак. Оборона важных в тактическом отношении пунктов должна была также лишить врага превосходства в технике и живой, силе. Она состояла как бы из двух взаимосвязанных частей — жесткой и маневренной обороны. На подходе к этим пунктам враг неизменно наталкивался на «сюрпризы»: на прицельный огонь искусно замаскированных танковых и артиллерийских засад, на внезапно возникавшие мощные танковые заслоны. Такая организация обороны позволяла наносить врагу огромные потери, мешала ему маневрировать резервами и авиацией.
События, собственно, так и развивались. Но враг наращивал удары. 8 июля накал боев и их масштабы достигли апогея. В этот день враг предпринял 12 крупномасштабных атак, поддержанных сотнями самолетов. Были критические положения: отдельные танки противника прорывались через вторую полосу обороны. В центре и на левом фланге 1-я танковая армия вынуждена была отойти на 4–5 километров. Фронт ее обороны гнулся, но не ломался. И каждый километр продвижения давался противнику ценой огромных потерь.
Ночью, обдумывая поступившие с мест донесения и другие данные, Катуков улыбнулся и, встав из-за стола, потянулся так, что захрустели кости.
— Сегодня противник пошел ва-банк. Это кульминация!
— Да, похоже, — подумав, согласился Шалин.
— А вы, Ефим Викентьевич, что думаете? — спросил Катуков Барановича.
— Все признаки за то. Думаю, что нужно усилить контратаки.
— Правильно! Пока мы контратакуем ротами, батальонами, сегодня контратаковали двумя бригадами… Михаил Алексеевич, — Катуков повернулся к Шалину, — передайте в соединения: завтра произвести контратаки более крупными силами, учитывая, конечно, конкретные условия. Если действительно противник пошел ва-банк, то резервы его иссякли. Контратаки это проверят…
Как показали дальнейшие события, Катуков правильно оценил положение: 8 июля вражеское командование бросило в атаки все свои резервы, всю авиацию.
На следующий день внешне все происходило по-прежнему: в атаки шли крупные силы вражеских танков и пехоты. И в небе продолжались жаркие схватки. Но…
— А знаешь, противник-то нервничает, — заметил Попель, просматривая вместе с Катуковым сводки из соединений.
— Вроде бы… Мечется, в ответ на наши контратаки свежих сил не ввел.
— Выходит, что сегодняшние атаки — жест отчаянья?
— Выходит, вроде… Только во что обернется нам этот жест завтра? Мы ведь тоже на пределе, — вздохнув, ответил Катуков. — Я докладывал командующему фронтом. Жду помощи.
И помощь пришла. Генерал Ватутин усилил 1-ю танковую армию 204-й стрелковой дивизией и 10-м танковым корпусом. Танковой армии был подчинен и 5-й гвардейский танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. К утру 10 июля эти соединения заняли отведенные им участки обороны.
10 июля «жест» противника обернулся крупными атаками. Они повсеместно отбивались. Было в них что-то такое, что позволило Катукову вечером сказать Шалину:
— Нужно продержаться день-другой, и силы противника иссякнут. А мы теперь намного сильней. Крепко поддержал нас Ватутин.
— Да, второй день действуют одни и те же войска. Видимо, свежих сил у противника уже нет.
Выслушав доклады заместителей, Катуков вдруг почувствовал такую усталость, что закачался. Кое-как добравшись до избы, где жил, он, не раздеваясь, рухнул на кровать. Рано утром его с трудом растолкал адъютант.
В штабе Катукова встретил Никитин.
— Сегодня необычный день, Михаил Ефимович! — поздоровавшись, весело сказал он. — Противник-то ведет себя тихо, лишь обозначает свое присутствие.
Позже выяснилось, что командование противника, убедившись в несокрушимости обороны советских войск на обояньском направлении, перегруппировало свои силы с тем, чтобы обойти 1-ю танковую армию с востока и через Прохоровку прорваться к Курску.
В разгар знаменитого танкового сражения под Прохоровкой находившиеся на правом фланге армии приданные ей 8-й и 10-й танковые корпуса по приказу Катукова нанесли контрудар. В результате противник не только не снял с обояньского направления дополнительные силы, но и вернул сюда часть артиллерии и других огневых средств, которые уже направлялись под Прохоровку.
Вечером 14 июля атаки противника на фронте 1-й танковой армии вообще прекратились. Катуков доложил об этом Ватутину.
— Всюду то же самое, — ответил тот.
— Это же значит…
— Да, — прервал Ватутин. — Это значит, что мы выстояли…
В ночь на 16 июля войска армии и приданные ей соединения были выведены в тыл.
Пользуясь передышкой, Катуков обдумывал прошедшие бои. Впервые советское командование использовало мощные танковые объединения и соединения для удержания полос в глубине обороны. Дело это было не только новым, но и исключительным. Ведь танковые объединения и соединения в оборонительных сражениях предназначены для нанесения контрударов, а не непосредственно для обороны. Но чего не бывает на войне! Память указывала не только на удачи, но и на промахи, в том числе его собственные. А в недостатках он обычно копался больше, чем в удачах. В целом же Катуков был доволен. Ему удалось осуществить многое из того, что он не раз обдумывал: маневрирование крупными танковыми силами, танковые заслоны, засады, различные варианты взаимодействия с другими родами войск, особенно с артиллерией и авиацией.
В конце июля Н. Ф. Ватутин произвел разбор Курского сражения. Он отметил, что 1-я танковая армия полностью выполнила свои задачи в обороне на направлении главного удара противника. Позже в донесении командования войсками Воронежского фронта в Ставку Верховного Главнокомандования Катуков прочитал: «Противник разбился на обояньском направлении и нашего фронта не прорвал».
Катуков с признательностью думал о своих ближайших помощниках, о командирах соединений, восторгался мастерством и героизмом личного состава и был очень рад за вверенные ему войска, когда все корпуса армии были переименованы в гвардейские.
22 июля в штабе Воронежского фронта состоялось совещание командующих и членов Военных советов армий. Заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков подробно изложил замысел крупной наступательной операции Воронежского и Степного фронтов, вошедшей в историю под названием Белгородско-Харьковской. Она являлась составной частью контрнаступления советских войск в Курской битве и имела целью разгромить белгородско-харьковскую группировку противника и создать условия для освобождения Правобережной Украины.
1-й в 5-й гвардейской танковым армиям поручалось развивать успех прорыва вражеской обороны на направлении главного удара войск Воронежского фронта.
Вот оно наконец, долгожданное, что Катуков считал основным назначением танковых войск, — наступление! Получив конкретные установки, он с воодушевлением занялся подготовкой к предстоящей операции. Прежде всего нужно было повысить боеспособность самой армии. Здесь Катуков мог теперь ограничиваться принципиальными указаниями. Все практическое руководство этим делом осуществлял Баранович. Армия получила 200 новых танков и другую технику. Под руководством Дынера широко развернулись ремонтные работы. Из 562 имевшихся в армии танков не удалось восстановить только 20 — не хватило запасных частей. В короткий срок воины армии отремонтировали 1215 автомашин.
На период операции командование войсками фронта усилило 1-ю танковую армию рядом истребительно-артиллерийских, минометных, инженерно-штурмовых и других соединений и частей. Поддержку боевых действий армии должны были осуществлять штурмовая и истребительная дивизии.
Подготовка к наступлению велась на всех уровнях, начиная с подразделений. И на всех уровнях под руководством Попеля и Журавлева велась деятельная партийно-политическая работа. Словом, армия набиралась сил.
Сам же Катуков вместе с Шалиным и Никитиным сосредоточился на разработке плана предстоящей операции, отработке взаимодействия с будущими соседями, с командованием выделенных для поддержки армии авиации и артиллерии. Затем они перешли на ступень ниже — отработали все эти вопросы в пределах самой армии, добиваясь, чтобы корпуса и отдельные части четко представляли свои задачи, умели тесно взаимодействовать друг с другом. Такая же работа велась в соединениях и частях. И снова, как всегда, Катуков доводил отработку взаимодействия вплоть до экипажей, артиллерийских и минометных расчетов.
— Уметь действовать автономно должны все: и соединения, и части, и подразделения, и отдельные экипажи, — настойчиво повторял он. — В наступлении это особенно важно. Придется отрываться от главных сил, действовать во вражеском тылу, самостоятельно принимать решения.
Вскоре наступил момент, когда Катуков мог считать подготовку к операциизаконченной. Все, что зависело от командования армии и ее соединений, было сделано. И все же Катуков волновался. И было отчего. Укомплектованность армии была далека от необходимой: по личному составу — 82, танкам — 81, самоходно-артиллерийским установкам — 67, орудиям и минометам — 85, автотранспорту — около 55 процентов, не хватало более 3 тысяч автомашин.
Катуков, Шалин и Никитин прикидывали и так и этак, но в конце концов обеспечили, чтобы соединения, на которые возлагались наиболее ответственные задачи, обладали необходимой огневой мощью, подвижностью и маневренностью.
В ночь на 2 августа войска армии начали переход в исходные районы. Днем боевая задача была доведена до всего личного состава. Во всех частях прошли митипги. Катуков побывал на некоторых из них и вместе со всеми испытывал то чувство подъема, особой собранности, которые обычно вызывали такого рода митинги. Внимательно всматривался он в загорелые, казалось, опаленные только что прошедшими боями лица солдат и офицеров, которые строго, сосредоточенно произносили:
«Клянемся тебе, наш великий народ, что мы будем драться до последнего дыхания, пока сердце бьется в груди, а глаза видят землю…»
3 августа в 6 часов утреннюю тишину всколыхнул грохот артиллерийской канонады. По укреплениям противника били тысячи орудий и минометов. В 7 часов 40 минут грохот усилился — по врагу открыли огонь «катюши». Одновременно сотни самолетов непрерывно бомбили вражескую оборону с воздуха.
Сразу же после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление общевойсковые соединения. Противник предпринял ряд яростных атак. Для завершения прорыва в сражение были введены передовые отряды 1-й и 5-й танковых армий. Они помогли пехотинцам допрорвать главную полосу обороны противника. Затем через узкий коридор на оперативный простор вышли обе танковые армии — 1-я и 5-я гвардейская.
Девять суток — с 3 по 11 августа — войска 1-й танковой армии вели непрерывные бои. Было все — и стремительные, ошеломляющие удары по врагу, и отражение его яростных контратак. И прав был Катуков: нередко частям и подразделениям приходилось действовать автономно. 120 километров прошла армия за девять суток. Ее соединения перерезали железную дорогу Харьков — Полтава. Противнику удалось вновь овладеть этой магистралью. По указанию Ставки на это направление была переброшена 5-я гвардейская танковая армия. Взаимодействуя, обе армии рассекли войска противника на две части, вышли на фланг его харьковской группировки и отрезали ей путь отхода на запад. Успешное продвижение танкистов содействовало войскам Степного фронта в освобождении Харькова.
Для Катукова эта операция явилась первым опытом руководства боевыми действиями армии в наступлении, новым, чрезвычайно важным шагом в развитии его искусства военачальника. Даже то, что некоторые недостатки в организации и действиях войск сразу же устранялись, свидетельствовало о его способности быстро ориентироваться в обстановке и принимать правильные решения.
Высокое мастерство проявили его ближайшие помощники и командиры соединений. В целом 1-я танковая армия приобрела за период Курской битвы огромный и всесторонний опыт крупномасштабных боевых действий — оборонительных и наступательных.
В сентябре армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Через несколько дней Катукова и Попеля вызвали на совещание к Верховному Главнокомандующему.
Оно оказалось весьма представительным: присутствовали все командующие и члены Военных советов танковых армий.
Во вступительном слове Сталин сказал, что в ближайшее время предстоят крупные наступательные операции и поэтому нужно разобраться в организационных и штатных делах танковых армий.
Мнения разделились. Некоторые командармы считали, что танковые армии нужно «облегчить», освободить от «довесков» — госпиталей, санитарно-эпидемических отрядов, дорожно-мостовых батальонов. Они предлагали медицинское и дорожно-мостовое обслуживание танкистов возложить на соответствующие службы общевойсковых армий, в полосе которых придется действовать объединениям танковых войск. Катуков был за то, чтобы эти специальные части остались в танковых армиях. Он привел убедительные примеры, показывающие, что эти части, приспособленные к особенностям и задачам танковых войск, напротив, способствуют подвижности и маневренности танковых армий, особенно после ввода их в прорыв, когда они уходят от общевойсковых армий на трое-четверо суток. Катуков предложил также усилить танковые армии гаубичной артиллерией.
Были приняты предложения Катукова. Обсудили и многие другие вопросы.
— Видал, как: предстоят крупные наступательные операции, — восторгался Попель, возвращаясь с Катуковым из Кремля. — Помнишь, ты нашу армию под Курском назвал броневым щитом? Теперь она будет рассекающим мечом.
— Красиво говоришь. После войны, наверное, писать будешь… Ладно, Федоренко передал, что нас Калинин вызывает. Пошли.
Мягко улыбаясь, Калинин сказал, что он наслышан о них обоих. Оказалось, что в 1-й танковой армии служил политработником друг Калинина — старый большевик, который много писал ему, и Михаил Иванович решил лично познакомиться с Катуковым и Попелем. И ордена за Курскую битву задержал, чтобы самому вручить. Калинин подал им коробочки с орденами.
— Ваш, товарищ Катуков, орден особый — полководческий, — сказал Михаил Иванович. — Статусу ордена Кутузова первой степени как раз и соответствуют действия вашей армии в Курской битве — переход от активной обороны к решительному контрнаступлению.
Возвращаясь на фронт, Катуков сделал маленький крюк — заехал к отцу. Застал его сильно одряхлевшим, больным. Но о войне Ефим Епифанович расспрашивал с большим интересом и гордился сыном, даже припас для него где-то вычитанные слова Суворова: «Русские прусских всегда бивали». Это была последняя встреча Катукова с отцом. Вскоре Ефим Епифанович умер.
В конце ноября 1-я танковая армия была передана в состав 1-го Украинского фронта и приняла активное участие в операциях по освобождению Правобережной Украины. В Житомирско-Бердичевской операции ее соединения и части, действуя на направлении главного удара, за 17 суток прошли с боями до 300 километров, освободили более 100 населенных пунктов и вышли совместно с 38-й армией в глубокий тыл оборонявшейся на Днепре 8-й немецкой армии. В этой операции Катуков широко применил тщательно продуманный им прием: войска действовали не только днем, но и ночью, причем большинство крупных населенных пунктов бралось, как правило, с ходу в ночное время. Для того времени это было смелым и новаторским делом — ведь танки еще не имели приборов ночного видения.
Исключительно важную роль в освобождении Правобережной Украины сыграла Проскуровско-Черновицкая наступательная операция 1-го Украинского фронта, проведенная с 4 марта по 17 апреля 1944 года во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта. В этой операции на направлении главного удара участвовали сразу три танковые армии.
1-й танковой армии была поставлена сложная задача — во взаимодействии с другими войсками рассечь фронт противника и создать условия главным силам 1-го и 2-го Украинских фронтов для освобождения обширной части территории Правобережной Украины. Планом операции был установлен высокий темп продвижения 1-й танковой армии. Только за первые три дня наступления она должна была продвинуться на 120 километров.
Командующий фронтом Г. К. Жуков подробно рассмотрел с Катуковым обстановку и условия, в которых предстояло действовать армии, назвав их тяжелейшими. И хоть редко он говорил об общем, но на этот раз подчеркнул особое значение операции и, улыбнувшись, заключил:
— Имеешь шанс отличиться, Катуков. Тебе все понятно?.. Хорошо. Значит, через недельку будь с армией вот здесь. — Жуков карандашом ткнул на карте в район Тернополя. — А там — «ура», и будь здоров…
Тяжелейшие условия сказались почти сразу. Началась распутица. Танки идти могли, и они шли, сокрушая опорные пункты противника, громя его живую силу и технику. Но танки не люди. «Голодать» они не могли. Необходимо было также огромное количество боеприпасов. Колесные же машины безнадежно буксовали. Катуков приказал ко всем танкам, кроме тех, что действовали в передовых отрядах, прицепить волокуши и везти на них горючее, боеприпасы и продовольствие. Изготовить из подручных средств сотни волокуш для перевозки тысяч тонн грузов, причем немедленно, в условиях непрерывных боев, — это дело, которое по праву можно приравнять к боевым подвигам.
Катукову приходилось одновременно решать множество сложнейших задач, причем так, чтобы выполнить главную: выдерживать установленный темп наступления. И он был выдержан. За 15 суток армия продвинулась на 250 километров. Но мало что можно выразить словом «продвинулась» — это и жестокие бои, и дерзкие по замыслу и исполнению охваты группировок противника, внезапные удары по его флангам. Это и форсирование с ходу на подручных средствах Днестра, ночные атаки и захват крупных населенных пунктов. Во взаимодействии с 4-й танковой армией 1-я танковая армия рассекла вражескую группу армий «Юг» и отрезала ее главным силам пути отхода на территорию Западной Украины.
В пути Катукова догнала приятная весть — 4 апреля ему было присвоено звание генерал-полковника танковых войск.
— Черт, и отметить-то некогда! — ответил Катуков поздравившему его Попелю.
— Придет день, — ответил тот.
И день пришел. Да какой! Операция закончилась, армия заняла позиции во втором эшелоне. 25 апреля Катукова вызвали к аппарату ВЧ. Из Генштаба сообщили, что только что подписан приказ народного комиссара обороны о переименовании армии в 1-ю гвардейскую танковую армию.
Затем трубку взял Федоренко.
— Поздравляю, Михаил Ефимович! Желаю и впредь действовать по-гвардейски…
— Спасибо, Яков Николаевич!
— А вам лично еще и по-суворовски! — добавил Федоренко. — Вы награждены орденом Суворова первой степени. А это знаете что? Статус читали, конечно. Орденами Кутузова за контрнаступления награждаются, а Суворова — за полководческое искусство в наступлениях… Намек понимаете?
— Понимаю, — рассмеялся Катуков.
— Поздравляю! Так что соответствуйте.
«Соответствовать» пришлось скоро. С 13 июля по 29 августа войска 1-го Украинского фронта осуществили Львовско-Сандомирекую операцию, в ходе которой были освобождены западные области Украины и юго-восточные районы Польши. В исключительно быстром темпе продвигалась в этой операции 1-я гвардейская танковая армия: за 35 суток — 400 километров! Катуков широко использовал предшествовавший опыт, смело обогащал его новыми приемами.
Еще со времен Белгородско-Харьковской операции Катуков много думал о нецелесообразности танковым армиям ввязываться в затяжные бои за крупные опорные пункты в глубине вражеской обороны. Позже Катуков писал по этому поводу: «…Мы накопили достаточный опыт, чтобы усвоить истину — освобождение населенных пунктов отнюдь не задача танковых войск. Перерезать коммуникации противника, внести хаос в его оборону, вызвать панику в тылах, перекрыть пути отхода его передовых частей или пути переброски его резервов — вот задача, которую мы ставили в первую очередь».
Во время Львовско-Сандомирской операции Катуков так именно и направлял действия соединений армии: они обходили крупные опорные пункты врага, и этим обеспечивался высокий темп наступления.
Сам Катуков был, как всегда, бодр, подтянут, энергичен. На своем вездеходе он мчался по ухабам и рытвинам, успевая побывать в штабах многих соединений. И мало кто знал, что это далеко не легко ему давалось. Накануне наступления острый приступ аппендицита вынудил его обратиться к хирургам. Г. К. Жуков советовал отправиться самолетом в Москву, но Катуков рассудил: аппендицит не такое уж серьезное дело, чтобы лететь за тысячи километров, и лег в свой армейский госпиталь. Оперировал его вызванный для этого профессор, но неудачно: кожа срослась, а мышцы живота не срастались. На повторную операцию времени не было. Кончилось тем, что сделали корсет, который Катуков и носил до конца войны.
На пути продвижения армии находились серьезные водные преграды. Не дожидаясь подхода понтонных частей, ее соединения на подручных средствах форсировали Буг, Сан и Вислу, во взаимодействии с другими войсками армия захватила и удерживала так называемый Сандомирский плацдарм, ставший потом трамплином для броска войск 1-го Украинского фронта через всю Польшу к реке Нейсе.
За умелое руководство войсками, мужество и героизм во Львовско-Сандомирской операции Катукову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Три месяца 1-я гвардейская танковая армия находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Как и всегда в таких случаях, это время было заполнено боевой и политической подготовкой войск, приемом новой и ремонтом имевшейся техники, обучением пополнения. Произошли изменения в командном составе, в том числе и в высшем армейском звене. По состоянию здоровья вынужден был оставить армию Е. В. Баранович. Заместителем командующего войсками армии стал проявивший незаурядные способности военачальника генерал-лейтенант танковых войск Андрей Лаврентьевич Гетман. На его место — командиром 11-го гвардейского танкового корпуса был назначен полковник А. X. Бабаджанян.
Передышки между операциями Катуков всегда использовал для объезда войск. Теперь пауза была большой. Вместе с Попелем Катуков посетил все госпитали и медсанбаты, что оба они вообще считали для себя правилом. Еще раньше они приняли решение отправлять в глубокий тыл только тяжело раненных воинов. Остальные же раненые лечились в госпиталях, принадлежавших самой армии, и ветераны возвращались в свои части и подразделения. Катуков, бывало, сам проверял: не обойдены ли наградами раненые, а также санитары, медсестры и врачи? В войска он нередко ездил, как говорил, просто так: не для проверки и совещаний, а для общения с солдатами, сержантами и офицерами. Получалось это у него всегда просто, естественно. Авторитет его в войсках был исключительно высок. Воины с гордостью называли себя катуковцами. Солдаты распевали сочиненную кем-то в армии песню: