Царевич Сергей. За Отчизну (Часть 2)

Делали новое, починяли старое и захваченное в боях. Войтех был весел, бодр и как будто помолодел. Гавлик и Иозеф, добровольно оставшиеся у Войтеха в черные дни его разорения, не покинувшие Дубов и далее, теперь стали близкими помощниками главного оружейника Табора- Войтеха Дуба. Комнаты были тесноваты, и поэтому Войтех и Текла могли пригласить на новоселье только Яна Жижку с братом и еще двух-трех друзей, да и угощение было скудным. В почетном углу усадили Яна Жижку, рядом с ним расположился его брат Ярослав, далее уселись на лавках Вацлав Коранда, Микулаш из Гуси, Штепан, Ратибор, Гавлик и Иозеф, медник Марк с дочкой Раечкой и зятем Болеславом. Прислуживали за столом Текла с Боженой. Гости были народ непривередливый и сразу же оказали должную честь незамысловатому угощению и легкому домашнему вину. - Ну, брат, с новосельем тебя! -протянул Ян Жижка свою кружку и чокнулся с Войтехом. - Жить тебе в этом доме сто лет и не знать заботы! - Спасибо, пан Ян! Коли так, пусть уж мы с Ратибором послужим за правду тоже сто лет, пока на земле чешской всю кривду не выведем. Все вокруг зазвенели кружками. - Как ты думаешь, Войтех, я пришел к тебе только поздравить с новосельем? - Не знаю, пан Ян, что еще есть у вас на уме. - Есть еще одно дело, и немаловажное. Все приумолкли и с интересом следили за беседой Жижки с хозяином дома. - Тем лучше для меня, что у пана Яна имеется ко мне важное дело, - с улыбкой заметил Войтех, тоже заинтересованный. - Я человек военный и долго ходить вокруг да около не люблю. Скажи мне, Войтех: как ты думаешь, могут ли быть в Таборе богатые и бедные? Старик помолчал, насупив седые брови, потом медленно и не совсем решительно проговорил: - По моему разуменью, не могут, потому как у нас тут не с чего богатства добыть - все служат братству и всякий отдает ему свой труд. - И я так думаю. Всякий свое богатство здесь отдает общине. Правда ведь? - По-моему, так, - согласился Войтех. - А если так, то и приданое Божены также пойдет в общину? Вопрос застиг старика врасплох, и он явно был смущен, не зная, как ответить. - Вишь, какое дело... Ян Краса оставил мне для приданого Божены двадцать коп грошей. Когда у меня дела пошли под гору, я из предосторожности передал их на хранение Милану, а Милан, уходя в Моравию, отдал их снова мне - все деньги целы до последнего. Пускай Божена сама решает, ее приданое. Где Божена? Божена вошла и вопросительно взглянула на Теклу. - Вот тебя отец и пан Ян хотят о чем-то спросить. Ратибор, который во все время разговора чувствовал себя очень неловко, зная, что дело так или иначе коснется его и что сейчас решится его судьба, не выдержал и незаметно улизнул во двор. Никто из присутствующих, кроме Штепана, не заметил его бегства. Божена между тем стояла перед Войтехом и, догадавшись по озабоченным лицам Войтеха и других, что ее собираются спрашивать о чем-то важном, заволновалась и смутилась. Войтех же, сдвинув брови, обратился к ней: - Пан Ян захотел узнать, как ты намерена распорядиться в дальнейшем своим приданым, что за тобой дает наш дорогой друг и твой благодетель Ян Краса. Божена молчала, делая героическое усилие собраться с мыслями, но в ее голове в этот момент все смешалось. Ее глаза встретились с лукавым взглядом Раечки: та незаметно для других выразительно мигала ей, стараясь этим ободрить растерявшуюся подругу. Неожиданная помощь пришла к Божене в лице пана Микулаша. - Слушай, девушка, не робей и не пугайся. Дело простое: мы все живем общиной, для которой отдаем все, что у нас есть, а если придется, то и нашу жизнь. Так вот, брат Ян и спрашивает Войтеха, желаешь ли ты стать воистину сестрой нашего братства или, может быть, ты пожелаешь жить так, как живут все люди там. - И пан Микулаш махнул рукой в сторону. - Воля твоя: желаешь - можешь свое приданое внести как свою лепту в кассу общины; желаешь-можешь сохранить его за собой, как твою собственность, и не входить в общину таборитов. Никто не хочет вмешиваться в твою жизнь. Божена собралась с духом и чуть слышно проговорила: - Я желала бы, чтобы мое приданое пошло Табору. Люди за наш Табор умирают-можно ли говорить о каких-то деньгах! - Двадцать коп - это для нее "какие-то деньги"! - проворчал Войтех. Ян Жижка, в свою очередь, обратился к Войтеху и Текле: - Мне кажется, самое разумное будет поступить таким образом: если Божена желает отдать свои двадцать коп грошей Табору-мы препятствовать ее воле не станем, но зато, когда наступит время ей идти под венец, община позаботится о ее будущем. Войтех удовлетворенно закивал головой. Предложение Яна Жижки, видимо, всем пришлось по душе. - Я вижу, что Войтех и Текла довольны, Божена тоже, но недовольным остался я. - Вы, пан Ян? - с испугом вскрикнул Войтех. - Но, ради бога, чем же? - А тем, что ты обидел моего хорошего сотника и верного таборита Ратибора. - Я обидел Ратибора?-в полном недоумении пролепетал старик. - Да когда же и чем? Хоть четвертуйте меня, не понимаю! Эй, Ратибор, чем я тебя обидел, сынок? Тут все заметили, что Ратибора в комнате нет. - И что ты зря мучаешь Ратибора и Божену? Зачем ты из ложной гордости и излишней щепетильности отказал им в счастье? Теперь, я думаю, у тебя вовсе нет повода бояться, что твой сын женится на богатой невесте. Правда ведь? Войтех ожесточенно теребил бороду и молчал, низко наклонившись над столом. - Войтех, это будет первый брак в нашей таборской общине, брак по обряду чаши. Грех препятствовать ему,-вмешался Коранда. - Что ж, наш кнез, как говорится, попал в самую точку,-снова прогудел низкий бас Микулаша.-Право, Войтех, скажи спасибо, что у тебя такой послушный, словно ягненок, сын. Я знаю таких, что не поглядели бы на то, что ты отец, а взяли бы да окрутились у первого встречного попа. - Лучшей пары и не найдешь, хоть сто лет ищи! - вставил свое слово и закадычный друг Войтеха медник Марк.-Зря ты, Войтех, упрямишься. - У Божены ни отца, ни матери, а дядя в отсутствии. Ты, Войтех, сейчас заменяешь ей отца. Вот я, Ян Жижка из Троцнова, напрямик тебя спрашиваю: согласен ли ты отдать руку своей воспитанницы Божены Пташки сотнику таборитов Ратибору Дубу, сыну славного пражского оружейника Войтеха Дуба? Войтех вздохнул и, не отвечая на слова, обратился к Текле: - Жена, ты слышала, пан Ян Жижка сватает за Ратибора нашу Божену. Текла стояла взволнованная, сложив на груди руки и сурово поджав губы; она укоряюще заметила мужу: - Если бы обычай не велел мне почитать тебя как мужа, я бы сказала тебе все, что накопилось у меня на сердце, глядя на Божену и Ратибора. Кабы не твое воловье упрямство, давно бы сыграли свадьбу, да какую славную!.. Хоть ты и первый в Праге оружейник, муж, а в этих делах словно слепой в огороде. Войтех не привык слышать от Теклы подобных речей, особенно при посторонних. - Хватит, жена! - насупившись, оборвал он Теклу и поднялся с лавки. - Вы, пан Ян, конечно, не примите в обиду слова старика, но отчего пришло вам на ум толковать об этом деле при всем честном народе? Разве нельзя было это как-нибудь... скажем, наедине поговорить да обсудить, что и как? - В голосе Войтеха звучала затаенная обида. - Не обижайся, старина,-мягко возразил ему Ян Жижка, - все мы здесь как одна семья. А с другой стороны, не скрою, хотелось мне, чтобы наша община узнала, что для Войтеха лучше родного сына сделать несчастным, чем взять чужие деньги. Хочу, чтобы это было хорошим примером для всего нашего братства. Но все-таки за тобой слово, Войтех. - Ян Жижка прищурил свой единственный глаз. Старик перекрестился и сказал твердо, как будто отдал команду: - Добро. Пусть будет по-вашему, пан Ян. Зовите их сюда. Штепан мигом вскочил из-за стола и бросился во двор. Ратибор стоял около кучи лат и кольчуг и, казалось, был всецело занят разглядыванием этой груды ржавого железа. Штепану пришлось несколько раз его окликнуть, и, только когда он над самым ухом крикнул: "Ратибор, тебя отец зовет!", тот медленно обернулся и с деланным безразличием спросил: - Зовет? А зачем? - А вот ты иди, да поскорее,-там узнаешь зачем,- торопил его Штепан, слегка подталкивая в спину. Ратибор не спеша пошел в дом. Войдя в комнату, он все же смутился и потупил глаза в пол. Посреди комнаты, окруженные гостями, стояли Войтех и Текла, держа за руку тоже готовую провалиться сквозь землю Божену. - Ратибор, подойди ко мне, - важно сказал Войтех. Ратибор стоял как вкопанный, но Штепан, крепко взяв его за локоть, подвел к отцу. - Пан Ян Жижка просил отдать тебе в жены нашу воспитанницу Божену. Пан Ян сказал, что это ваше желание, да и ты мне об этом уже говорил. Так ли это? - Так, отец, - насколько был в силах, твердо ответил Ратибор. Войтех повернулся к Божене: - А ты что скажешь? - Так, дядя Войтех,-чуть слышно прошептала Божена, не смея поднять глаза и машинально играя кончиком своей длинной косы. - Тогда, с божьего благословения, и мы с женой выражаем свое согласие на ваш брак. Дайте сюда ваши руки, и да благословит вас господь счастливым супружеством! Когда все, начиная с Микулаша и Яна Жижки, с веселыми возгласами и прибаутками поздравили жениха и невесту, Войтех торжественно объявил: - По обычаю, свадьбу сыграем осенью, а пока, Текла, подавай чего-нибудь покрепче-выпьем за нареченных! Долго еще длилось празднование помолвки. Едва только гости выпили по стакану в честь Яна Крестителя, как, по старому чешскому обычаю, назывался последний стакан вина, в комнату вошел один из оруженосцев Яна Жижки и в нерешительности остановился у двери. - Что тебе, Иозеф? - крикнул через стол Жижка. - Ты, верно, за мной? Тот молча наклонил голову. Войтех же подошел к оруженосцу и, схватив его за плечо, заставил присесть к столу и выпить стакан вина в честь помолвленных. - Но все-таки, Иозеф, что приключилось? - повторил свой вопрос Ян Жижка. - Пан Збынек и пан Хвал послали меня отыскать вас, пан Ян, и пана Микулаша, чтобы вы немедленно шли в радницу. Прибыли какие-то люди из Праги. - Ого! Говоришь, из Праги? Ян Жижка молча поднялся. Его веселость мигом исчезла. Все поняли - эти люди принесли в Табор важные новости. Ян Жижка, Микулаш и Коранда быстрыми шагами направились в радницу-дом, где происходили совещания старшин таборской общины. Это было довольно обширное деревянное здание, пока еще в один этаж, и по своему виду оно ничем не отличалось от других домов, за исключением лишь своей величины. В комнате, где происходили заседания совета старшин, уже сидели на длинных лавках гетманы Збынек из Бухова и Хвал из Ржепиц, Микулаш Пельгржимов и другие старшины общины. Тут же находились четверо пожилых горожан, среди которых был и Якубек. Пражане были угрюмы. Обмен приветствиями был быстро закончен, и Микулаш, как старший по возрасту, сразу же задал гостям вопрос: - С чем пришли, пражские братья? Тогда поднялся самый пожилой из пражских посланцев и неторопливо, достаточно многословно и пространно стал рассказывать, что происходит в данное время в Чехии, в частности в Праге, и почему они явились в Табор. Причины же появления в Таборе послов пражских чашников оказались следующие. Хотя пражское бюргерство знало, что император, римская церковь и высшее панство - их вековечные враги, но, опасаясь захвата власти городской и сельской беднотой, они предпочли идти на примирение с императором и Римом, надеясь, что за ними останется захваченное имущество церквей, монастырей, немецких патрициев, изгнанных из Праги, и власть над Прагой. Однако скоро эти надежды рухнули. Сигизмунд на сейме в Брно, выслушав пожелания представителей пражских чашников, дипломатично обещал им милостивое свое отношение при условии, если они признают его своим королем. Бюргеры пошли на эту удочку, признали Сигизмунда чешским королем и довольные вернулись в Прагу. Но Сигизмунд в начале 1420 года уже предъявил совершенно новые требования: вернуть в Прагу немецких патрициев и вновь поставить их коншелями, снять все баррикады и цепи с пражских улиц, то есть открыть доступ в Прагу императорским войскам. Короче говоря, Сигизмунд потребовал от пражских чашников полной капитуляции и разоружения. Только тогда староместские бюргеры вспомнили зловещие предупреждения проповедника Яна Желивского. К этому добавилось еще одно: собравший к весне 1420 года большое войско Сигизмунд решил показать свою силу. В Братиславе он приказал казнить двадцать трех братиславских горожан, а двух пражан, привязав к хвостам лошадей, волочить по улицам и потом сжечь. И, наконец, 17 апреля 1420 года папский легат Фердинанд объявил в Братиславе крестовый поход против гуситов. Папский престол в лице папы Мартина V и феодалы во главе с императором Сигизмундом решили с корнем вырвать "чешскую ересь". Со всех сторон в Чехию вторглись орды крестоносцев. Сигизмунд набрал в свое крестоносное войско авантюристов и преступников из Пруссии, Швабии, Тюрингии, Штирии, Мейсена, Баварии, Австрии, Саксонии, Франконии, Венгрии, Хорватии, Далмации, Болгарии, Валахии, Франции, Англии, Брабанта, Вестфалии, Голландии, Швейцарии, Каринтии, Арагонии, Польши и рейнских областей. Войска крестоносцев двинулись на Прагу-"гнездо ереси" - и почти окружили ее. - И вот мы по поручению староместской и новоместской радниц прибыли к вам просить Табор прийти на помощь своим пражским братьям и спасти их от неминуемой гибели, - закончил свою речь старший из послов. Микулаш сидел выпрямившись, сложив на груди руки, Ян Жижка слушал посла, подперев голову рукой, сдвинув брови. Молодой Вацлав Коранда только с участием и горечью качал головой. Збынек из Бухова опустил голову на грудь и что-то бормотал про себя. А Хвал из Ржепиц от удивления и негодования то и дело вскакивал с места и всплескивал руками, в сердцах призывая на голову Сигизмунда все, какие знал, проклятия. После речи посла несколько секунд никто не нарушал молчания. Вести были страшные не только для пражской общины, но и для всего чешского народа. Микулаш встал и обратился к своим собеседникам: - Я думаю, пусть добрые пражские братья сейчас пойдут отдохнуть, а мы тут обдумаем наш ответ и завтра поутру объявим его. Послы чинно откланялись и вышли. Когда Якубек собирался переступить порог, Ян Жижка его окликнул: - Скажи на милость, кого из пражан этот "красный дракон" Сигизмунд так мучил и сжег? Якубек, сумрачно глядя в пол, проговорил: - Один из мучеников - наш уважаемый Ян Краса, а второй... знаю, что студент, но имени не упомнил, простите, пан Ян! - Как? Ян Краса-замучен?-закричал Ян Жижка и в горе схватился за голову. - Ян Краса погиб! Негодяй Сигизмунд! - слышалось в комнате. - Вбить ему, убийце Яна Гуса, зубы в глотку! - рявкнул горячий Хвал из Маховиц, потрясая в воздухе кулаком. Долго совещались таборитские старшины, и, только когда засветились огоньки в маленьких окошках домов, было принято окончательное решение. Полного единодушия среди гетманов и старшин общины не было. Хотя Микулаш и соглашался, что надо немедленно идти с войском на Прагу, но он вовсе не собирался соединяться с пражскими бюргерами. - Мы будем воевать с имперцами, пока их не уничтожим, но сливаться воедино с этими двоедушными богачами, желающими и папу и чашу, невозможно. Нет нам с ними общего пути!-твердил Микулаш. Но Ян Жижка был другого мнения; - Прежде всего - единство всех сил, борющихся против папы и императора. Мы, табориты, должны быть терпимы к чашникам, если они имеют с нами общего врага. И знаешь, Микулаш, у меня и сейчас на душе неспокойно за наше будущее: слишком много развелось у нас всяких сект. Ты знаешь, к чему приведет это бесконечное дробление нашего движения? К гибели всего нашего святого дела! Микулаш был явно недоволен возражением Яна Жижки. - Ты что же, брат Ян, не веришь тому, что говорят наши проповедники Ян Желивский, Мартин Гуска, Вацлав Коранда: что наступает царство Христово на земле? - Я верю лишь в то, что я слышал собственными ушами от нашего святого мученика Яна Гуса и его друга блаженной памяти Иеронима Пражского, а они ни единого слова об этом не говорили. Микулаш упрямо покачал головой: - Никогда я не пойду на союз с толстобрюхими купцами-все равно они нас рано или поздно предадут! - Братья, нам надо сейчас приготовить ответ пражанам,-вмешался в спор Коранда.-Вы никогда не договоритесь друг с другом. - Конечно, мы придем всей нашей силой к ним на помощь! - пылко заявил Хвал из Маховиц. - Но командовать войсками должны табориты, - предложил спокойный Збынек. - Значит, кажется, на этот счет мысли всех братьев одинаковы,-заключил Микулаш.-Брат Вацлав, напиши пражанам наш ответ и завтра поутру вручи. А вы, братья гетманы, давайте готовиться в поход. Завтра же мы выступим. Почти до рассвета Якубек рассказывал в доме Дубов обо всем, что произошло в Праге после их ухода. Печальная повесть о мученической смерти Яна Красы наполнила всех скорбью. По окончании рассказа Якубка Ратибор как бы мимоходом спросил приятеля: - Не слыхал ли ты каких вестей о Шимоне? При упоминании о Шимоне Якубек сразу оживился: - Вот хорошо, что напомнил! Не только слыхал, но даже и видел его. И вы ни за что не угадаете, кто он сейчас! Я глазам своим не поверил. Шимон теперь сотник староместского ополчения. Понятно? - Что? Шимон - чашник? - широко раскрыл глаза Ратибор.-Нет, ты что-то путаешь, Якубек. - Вовсе ничего не путаю-чашник он, и даже считается доверенным человеком среди староместских чашников. - Ого!-многозначительно проворчал Войтех.Видать, Шимон снова какую-то хитрую петлю раскидывает. Беда тому, кто в нее попадет!.. Ну, а ты, Якубек, как? По-прежнему к богачам тянешься? Якубек решительно потряс головой и с необычной для него твердостью заявил: - Нет, я напрасно спорил с Миланом. Жаль, что он еще не вернулся, - я бы ему сейчас сказал: "Ты был прав, Милан, а я вел себя как олух". Большинство наших купцов думают лишь о своем брюхе и кармане. У них совесть и карман заодно. Только страх перед Сигизмундом заставил их просить помощи у Табора. Я же буду просить, чтобы меня приняли в общину Яна Желивского. - Ну, друзья милые, пора спать. Как бы завтра не объявили поход,-вмешался в их разговор повелительный голос Войтеха. Поутру размеренные звуки набатного колокола созвали таборских жителей на вече. Со всех концов Табора стекались сотни и тысячи мужчин и женщин, и скоро вся площадь перед радницей была заполнена. На крыльцо вышли таборитские старшины во главе с паном Микулашем и Яном Жижкой, а- к крыльцу приблизились пражские послы. Вацлав Коранда принялся читать ответ Табора пражанам. Ратибору не удалось услышать все письмо, и единственно, что донеслось до него, были слова: "...И если вы действительно нуждаетесь в нашей помощи, то мы придем, разрушим вражеские крепости, прогоним императорское правительство и воздвигнем чешскую республику". Микулаш вручил письмо старшему послу и, вынув из ножен меч, провозгласил громовым голосом, подняв блестящий клинок меча к небу: - Братья Табора! К оружию! В бой за Прагу, за нашу святую правду, за чашу! Не забывайте братиславских мучеников и Яна Красу!
   2. ВИТКОВА ГОРА - ЖИЖКОВА ГОРА
   В первых числах апреля 1420 года Табор поднялся на помощь Праге, а уже 20 апреля пражане, собравшись с самого раннего утра у южных ворот Нового Места, с минуты на минуту ожидали появления на горизонте войска таборитов. Едва со сторожевой башни донесся зычный крик дозорного: "Табор идет! Табор идет!", толпа новоместской бедноты высыпала бегом из ворот по большой дороге, идущей на юг. И правда, на горизонте поднималась огромная серая туча пыли. Прага облегченно вздохнула. Помощь шла от всех гуситских общин Чехии. Потянулся народ с северо-западной Чехии: из Жатца, Лоуни, Слани. Из восточных областей привел отряды оребитов Амброж-организатор общины на горе Ореб. В толпе, встречавшей приближавшееся к Новому Месту войско таборитов, работая локтями, пробивался вперед молодой воин с нашитым на груди золотым изображением чаши. Новоместские ремесленники, мелкие торговцы и поденщики с неудовольствием оглядывались на щеголеватую внешность парня, бесцеремонно и грубо расталкивавшего соседей, чтобы протиснуться поближе к дороге. Выбравшись в первые ряды, молодой воин заметил невдалеке группу молоденьких девушек с большими букетами фиалок в руках, молодцевато подбоченился, положив левую руку на рукоять меча, и, вызывающе скосив глаза на щебечущих девиц, принялся задорно накручивать небольшие темные усы. - Табор, Табор! - послышались из толпы голоса. И, как будто по знаку невидимого дирижера, вся масса народа запела торжественно и грозно: "Восстань, восстань, великий город Прага!" На крепостных стенах разом грянули трубы и гулко рассыпалась барабанная дробь. Из ворот крепости выступил для торжественной встречи братьев Табора Ян Желивский в сопровождении новоместских коншелей, недавно избранных общиной из среды небогатых ремесленников. Впереди таборитского войска, как обычно, шли кнезы. За священниками на своем любимом белом коне, высоко подняв руку с палицей, ехал Ян Жижка; рядом на горячем вороном жеребце возвышалась величественная, мощная фигура Микулаша из Гуси с обнаженным мечом в руке. За обоими гетманами ехали их помощники, далее- отряд конницы, а за ней двигалась пехота и тянулись сотни телег, составлявших важнейшее средство обороны и наступления таборитских войск. Прага гудела от колокольного звона. В воздухе замелькали сотни подброшенных кверху шапок, под ноги лошадям посыпались со всех сторон цветы, и отовсюду неслись восторженные возгласы. - Слава Табору! Слава Яну Жижке! Слава Микулашу! - кричали мужчины, женщины, дети. - Держись, Сигизмунд! Держитесь, кржижаки! Когда молодой воин увидел, что Микулаш и Жижка остановились и слезли с коней, крепко обнялись и расцеловались с Яном Желивским, его тонкий рот передернулся в иронической усмешке. Но, осмотрев с любопытством передние ряды таборитской конницы, он при виде молодого сотника вдруг съежился и, закусив губу, опрометью бросился через толпу назад. - И чего он прется? То вперед, как бык, теперь назад. Словно заимодавца повстречал! - раздавались раздраженные голоса. Но воин, не обращая внимания, торопливо юркнул в ворота и направился в первый же переулок. Услышав за собой чьи-то поспешные шаги, он остановился и оглянулся, одновременно нащупывая рукоятку меча. - Да не беги так, Шимон! Прямо какой-то оглашенный! Насилу догнал. Перепугался ты, что ли, чего? - Это ты, Генрих? А я чуть не влопался, - криво усмехаясь, пробормотал Шимон, - едва на родного братца не напоролся! - Да ты не говори по-немецки! Очумел, что ли? - Верно, верно, Гынец, - перешел поспешно на чешский язык Шимон, - я вовсе голову потерял. Ты представляешь себе, что было бы, если бы Ратибор меня увидел, да еще с чашей на груди? - Чего тут особенно представлять! Или сразу же вышиб бы из тебя дух, или сдал бы тебя своему одноглазому черту, а тот уж вознес бы тебя поближе к небесам-веревкой за шею! Завернув за угол и убедившись, что поблизости никого нет, Шимон вопросительно уставился на Генриха: - Ну что, парни готовы? - Подобрал шестерых висельников. За то, что император избавил их от веревки да еще обещал щедро платить за службу, они на радостях готовы и родному отцу глотку зубами перегрызть. - Держи их взаперти. И не давай им слишком много вина: пускай в кости дуются, чтобы не скучать. Нам тут с тобой, Гынец, большие дела предстоят. Ты знаешь, какое приказание привез отец Гильденбрант? - Откуда мне знать! Ты ведь у нас старший. Шимон не мог понять, искренне или с издевкой говорит его старый друг, бывший клирик отца Яна Противы. - Ладно, идем. Покажешь мне твоих крестников. Войско Табора вошло в Новое Место, и сейчас же гетманы распорядились отпустить людей на отдых. Пражане с нескрываемым любопытством глядели на бронзовые от загара и непогоды строгие и энергичные лица бородатых таборитов. Их удивляла простота и суровость таборитов - темных цветов одежда без каких-либо украшений, самая незатейливая пища, жесткая подстилка вместо постели. Никто не видел таборитов за игрой в кости или бранящимися, не говоря уже о драках. Микулаш вместе с Яном Жижкой и другими гетманами отдыхал в новоместской раднице, слушая рассказ Яна Желивского о положении дел. - Как же, любезный брат Ян, получилось, что Сигизмунд так надул пражских богачей и университетских мистров вроде Яна из Пржибрама? Ян Желивский, сменивший свою монашескую рясу на обычный плащ, из-под которого выглядывала стальная кольчуга, в ответ только рассмеялся: - Эти пожиратели чужого труда думали служить Христу и антихристу одновременно. Надеялись, что Сигизмунд их испугается и позволит им хозяйничать в Праге. Но вышло не так. Как услыхали староместские богачи, что папа объявил крестовый поход против "чешской ереси", так пошли искать союз с Новым Местом. А мы у себя подняли народ и прежде всего сменили коншелей, что с Сигизмундом в прошлом году мир заключили и своих послов на сейм в Брно посылали. На их место поставили добрых и честных мастеровых. - А как со староместскими патрициями?-поинтересовался Микулаш. - Тысяча четыреста человек патрициев из Старого и Нового Места, главным образом немцев, изгнаны, а их имения, дома и иное имущество отданы нашей общине. - Но ведь многие имели немало золота и драгоценностей в своих домах. Что стало с их сокровищами? Ян Желивский, словно на проповеди, с пафосом подняв вверх руку, строго потряс в воздухе указательным пальцем: - Все суета сует и всяческая суета! Бежавшие патриции укрылись в крепости, и все их сокровища попали в руки нечестивого Ченка, а сами изгнанники были выпровождены тем же Ченком за пределы Праги. - Ничего себе, пан Ченек славно ловит рыбку в мутной водичке! - не мог удержаться от смеха Ян Жижка. - У пана Ченка, подобно римскому богу Янусу, два лица: одно-католика, другое-чашника. Смотря по нужде, он поворачивается или тем, или другим лицом. - Пан Ченек-это наше высшее панство!-с тем же жаром продолжал Ян Желивский. - Он был чашником, пока не награбил вдосталь церковных имений и богатств. Но, как только Сигизмунд стал готовиться к вторжению в Чехию, он тотчас объявил себя верным католиком и слугой императора, за что получил от Сигизмунда звание наместника.