Страница:
Глава II
1. ЯН ИЗ ТРОЦНОВА
Пастушонок - мальчик лет тринадцати - долго глядел с холма вниз. Прикрыв от солнца глаза ладонью, он всматривался, стараясь угадать, что происходит в деревне, расположенной в долине. Деревня была заполнена вооруженными людьми - конными и пешими. Он заметил небольшую группу всадников, выехавшую из деревни. Всадники поднимались на холм, прямо к нему. Впереди ехал рыцарь. Рядом с конем шел пожилой крестьянин в длинной белой рубахе и безрукавке; позади ехали двое латников. Рыцарь остановил коня около мальчика. - Доброго пути, пан рыцарь! - Мальчик снял с белокурой лохматой головы шапчонку и внимательно поглядел на крестьянина. И хотя он прекрасно знал своего односельчанина из Троцнова - дядю Иозефа, но что-то в лице крестьянина удержало его от приветствия. - Слушай, хлопче, - обратился к нему, словно впервые видя мальчика, дядя Иозеф, - как напрямки тут пройти к Волчьему оврагу? - К Волчьему оврагу? - переспросил мальчуган. - Так вам надо спуститься вон сюда с холма и ехать прямо к лесу вон за то дерево, что в стороне стоит, и там увидите тропку. По ней прямо к Волчьему оврагу и выйдете. Рыцарь, сидя на лошади, поглядывал то на мальчика, то на крестьянина и усмехался в усы. - Добро, едем, - прервал он разговор с пастушонком и, тронув коня, стал спускаться с холма. Мальчик быстро оглянулся на темно-зеленую стену леса и, еще раз взглянув на удалявшихся всадников, вытащил из-за пазухи большой красный платок, стал лицом к лесу и начал махать платком. В лесной тишине прозвучал меланхоличный крик кукушки. Кукушка прокуковала три раза. Из-за густого куста выскочил человек и, вскинув за плечи лук, бросился бегом в глубь леса. Всадники в это время уже приближались к лесу. Рыцарь вдруг засмеялся и, наклонившись к шедшему рядом крестьянину, слегка хлопнул его по спине: - Вижу, боитесь вы за вашего Яна. Но меня ты можешь не опасаться, я никакого вреда пану Яну принести не хочу. Он воюет с паном Индржихом Рожмберком, а не со мной. Мое дело - передать ему, что мне велено, от пана Рожмберка. Иозеф недоверчиво взглянул снизу вверх на рыцаря. Ему показалось, что в открытом, добродушном лице рыцаря нет лукавства. Но все же осторожность взяла верх, и он промычал что-то себе под нос вместо ответа. - Скажи мне, любезный, давно уже воюет пан Ян с паном Рожмберком? - Да почитай уже лет с пять будет. С чего оно все у них началось - сказать вам правду я не знаю. Толкуют, что пан Рожмберк хотел заграбастать у нашего пана Яна его дедину13 - деревушку нашу Троцнов и землю, а пан Ян не желал их отдавать, хотя замок его только так, по названию замок деревянный, маленький, с башенкой, и все. Но наш пан Ян уперся: не желаю становиться слугой пана Индржиха, и все тут. Вот и разгорелся у них спор. Как увидел пан Ян, что Рожмберк его силой выгнать порешил, отослал он в Прагу свою сестру к тетке, а дочку пана Яна приютил у себя его давнишний друг пан Соколек. Пан Ян собрал таких же, как он, обедневших рыцарей да земанов14, которых Рожмберки разорили, и начал нападать на замки и города панов Рожмберков. А пан рыцарь, наверно, знает, что Рожмберк в своем кулаке держит почитай весь Бехиньский и Прахенский края. Ну, как народ услыхал, что Ян из Троцнова объявил пану Рожмберку войну, - стали к нему идти все, кто от пана Индржиха обиду имел: и мужики разоренные, и бедняки из города, и шляхтичи, обедневшие по милости пана Индржиха. Вот и пошло дело. Что ни месяц, так ребята пана Яна то замок сожгут, то обоз захватят. Будеёвицкие же коншели стали на сторону Рожмберка. Тут начал воевать пан Ян и против города Будеёвице. А как захватил пан Ян со своими ребятами замок Словеницы да Новы Грады, пан Рожмберк двинул на него всю свою силу. Да ведь пана Яна не поймаешь - все мужики на его стороне: и прячут, и кормят, и одевают, а ежели что, так и об опасности предупредят, потому что он крепко за народ стоит и всем мужикам помогает чем может. - Я вижу, что вы его оберегаете! - заметил с усмешкой рыцарь. - Думаешь, я не заметил, как ты нарочно к мальчишке подошел и надоумил его, что мы едем к Волчьему оврагу. Ну да ладно, будь спокоен, хлап. - Он обернулся к латникам: - Оставайтесь здесь, трубите в рог и ждите меня. Если что случится со мной, скачите в Троцнов и доложите пану Рожмберку... А мы с тобой, дядя Иозеф, пойдем дальше, - обратился он к мужику. Они достигли небольшой поляны, окруженной густой чащей дубов и кустов. Рыцарь остановился: - Дальше я не пойду. Ты же иди к своему пану Яну и скажи ему, что рыцарь Вилем из Коуржима зовет его для переговоров по поручению пана Индржиха Рожмберка. Пусть рыцарь Ян из Троцнова поверит рыцарскому слову Вилема из Коуржима и придет на эту поляну тоже один для переговоров. Я буду ожидать его здесь. Иозеф пристально поглядел на рыцаря, который спрыгнул с коня и спокойно уселся на ствол лежащего дуба, и уже на ходу бросил: - Добро! Ждите, пан Вилем! - и быстро скрылся в чаще кустарника. Вилем, мурлыча про себя песню, снял шлем. Солнце припекало, и он с удовольствием подставил вспотевшую голову свежему лесному ветерку. Оглянувшись назад, он увидел внизу на склоне холма стоявших латников. Один из них изо всех сил трубил в рог, и протяжные звуки повторялись эхом в лесу. Минут через десять послышался треск сучьев и чьи-то быстрые шаги. Пан Вилем обернулся и увидел, что из чащи кустов вышел человек и направился к нему. Вилем поднялся и, держа в одной руке повод коня, пошел навстречу незнакомцу. Потом они остановились и, испытующе глядя друг на друга, несколько секунд молчали. Перед паном Вилемом стоял худой загорелый человек в одежде шляхтича. При среднем росте он выглядел атлетически сложенным и коренастым. В его лице было что-то такое, что сразу приковало к себе внимание пана Вилема. Вероятно, это был взгляд его глаз - серых, с выражением необычайной твердости, ума и решительности. На вид ему было не больше сорока лет.
- Я - рыцарь Ян из Троцнова, - сказал он. - Что пан Вилем желает мне передать? - Пан Индржих из Рожмберка велел мне, рыцарю Вилему Новаку из Коуржима, предложить рыцарю Яну из Троцнова прекратить бесполезное сопротивление и сдаться со своими людьми на милость и благоусмотрение пана Индржиха Рожмберка. - Немного помолчав, пан Вилем добавил: - Пан Индржих велел также указать рыцарю Яну, что этот лес - его последнее убежище - плотно окружен со всех сторон воинами пана Индржиха, и по его первому знаку отряды со всех сторон сдавят и сметут с лица земли пана Яна и его отряд. - Что еще говорил пан Индржих? - поинтересовался рыцарь. - Больше ничего. Оба собеседника молчали, внимательно глядя друг на друга. Вдруг пан Ян совершенно неожиданно спросил: - А как пан Вилем думает, что мне следует предпринять? Пан Вилем надел шлем и в раздумье оглаживал крутую шею коня: - Пан Индржих больше всего ненавидит пана Яна за то, что крестьяне помогают ему и сами начинают поднимать голову. - А иначе и не может быть: у меня с мужиками один общий враг - паны, которые топчут своими сапогами и их и мои земли. - Так-то оно так, пан Ян, и вот поэтому-то я бы на вашем месте и не принял предложения пана Индржиха. По мне, лучше рыцарю погибнуть в бою, чем на виселице. Я так думаю. - Истинно! Вот это самое пусть пан Вилем и передаст как мой ответ пану Рожмберку. - Ну что ж, так и передам. Но, слово чести, пан Ян, не будь у меня дочери, я бы к вам присоединился, потому что меня самого сильный сосед лишил земли, а попы из монастыря за долги выгнали из родового замка. Я не богаче вас, пан Ян. - У меня таких, как вы, пан Вилем, наберется в отряде с десяток. Вилем вздохнул и протянул руку рыцарю из Троцнова: - Будьте благополучны, пан Ян, позвольте пожать вам руку. Даст бог, вы и на этот раз благополучно выйдете из беды. Пан Вилем вскочил на коня и отправился в обратный путь. Занятый мыслями о пане Яне, Вилем не заметил, как выехал на площадь деревушки Троцнов. Окруженный почти королевской по своему блеску свитой, перед большим шатром сидел в кресле высокий тучный старик, повернув свое красное, с крючковатым носом лицо к подъезжавшему рыцарю. Когда рыцарь, сойдя с коня, подошел к креслу, старик расправил седые усы и смерил его надменным взглядом: - С чем вернулся, пан Вилем? - Предложение пана Индржиха отклонено рыцарем Яном. - Отклонил? Жалкий жебрак15! Ты видел его мужицкую банду? - Нет. Он вышел ко мне совершенно один и без оружия. - Один?.. Так что же ты, растяпа, не снес ему голову и не привез ее мне? Пан Вилем побагровел: - Я, пан Индржих, не растяпа, а рыцарь и привык к честным способам... - Ни слова! - взвизгнул пан Рожмберк вскакивая. - Ты такой же негодяй, как и твой Ян! Подумаешь, "рыцарь"... Ты не рыцарь для меня, а жалкий червяк! Червяк, которого я могу вот так!.. - Старик исступленно топал и растирал землю остроконечным башмаком. - Мне такие слуги не нужны. Слышишь? Пан Вилем задрожал от оскорбления и, круто повернувшись, отошел. Рожмберк, оглянувшись по сторонам, позвал по-немецки: - Любезный барон! К нему подошел, тяжело ступая, плотный рыжебородый рыцарь. - Все готово, барон? - Все. Лес окружен. Жду вашего приказания. - Тогда превосходно, начинайте! За живого Яна из Троцнова даю пятьдесят золотых, за мертвого - десять. С богом, барон! Рыжий рыцарь грузной походкой двинулся к своим слугам, державшим огромного белого коня. Рожмберк снова уселся. К нему подошел юноша с вьющимися белокурыми волосами и голубыми наглыми глазами: - Отец, прибыл королевский придворный с грамотой. Старик нахмурил мохнатые седые брови: - Где он? Перед креслом остановился огромного роста мужчина, пожилой, с окладистой темной бородой. В руке он держал свиток с висящей на шнурке печатью. - А, пан Микулаш из Гуси? Добро пожаловать! В ответ прогудел густой бас: - Повелением его милости короля Чехии Вацлава Четвертого имею честь вручить тебе, высокий пан Индржих из Рожмберка, указ его милости. Пан Индржих встал и, приняв свиток, развернул его и начал читать. В середине чтения он разразился проклятиями и в ярости крикнул: - Король принимает в свою королевскую милость Яна из Троцнова, своего любезного подданного, и прощает ему все его прегрешения! Как вам нравится, а? "Своего любезного подданного"!.. Пан Индржих со сжатыми губами повернулся и пошел к шатру. У порога остановился и, полуобернувшись, крикнул: - Барон! Уберите людей! И, входя в шатер, он бормотал про себя: "Эх! Не то время, приходится повиноваться... Всякий дурак поймет, что этот коронованный пьяница только из ненависти ко мне покровительствует бунтовщику и смутьяну.." Микулаш из Гуси громко обратился к окружающим: - Не найдется ли кто сообщить королевскую милость моему другу пану Яну? - Вот это поручение я с радостью возьму на себя! - крикнул пан Вилем и тотчас поскакал в лес. 2. "ЗОЛОТОЙ КАБАН" В этот день, как всегда по субботам, Войтех велел пораньше заканчивать работу, чтобы успеть убрать мастерскую и сходить вместе с Ратибором, подмастерьями и учениками в баню. Это соблюдалось точно, словно неписаный закон. Пока Войтех с подмастерьями долго и с наслаждением парились, отмывая с себя накопившуюся за неделю угольную копоть, Ратибор и рыжий Гавлик, таинственно пошептавшись, наскоро вымылись. Одевшись, Ратибор просунул еще мокрую голову в мыльню: - Отец, я домой не пойду, ужинайте без меня. Войтех сурово оглядел сына: - Опять в шинок? Не отрицай! Знаю я, что там тебя уже приятели ожидают, как черти в пекле душу грешника. Смотри, Ратибор, догуляешься до беды!.. Старик продолжал мыться, сохраняя строгое и суровое выражение лица, но в уголках его рта под густыми усами пряталась добродушная усмешка. Войтех вспоминал свою молодость. Ратибор увлек с собой рыжего Гавлика, и они чуть не бегом устремились на соседнюю улицу, в шинок, над дверями которого красовалось грубо намалеванное золотой краской изображение кабана. Они вошли в полутемный шинок. Здесь было прохладно и сыро, воздух пропитан запахом пива и вина. Поперек погребка стояло с десяток тяжелых дубовых столов с такими же скамейками и табуретами. Вдоль стен выстроились ряды огромных бочек с пивом. В глубине виднелась дверь в другое отделение, где хранились запасы вин и съестных припасов. Пылал очаг; над огнем на вертеле поджаривалась телячья нога. Тут же висели круги колбас, копченые окорока; на ларе лежали колеса сыров. Хозяин - добродушный невысокий человек с большим животом и бегающими голубыми глазами - переваливаясь, быстро сновал между столами, покрикивая на слуг. За одним из столов сидели приятели Ратибора - молодые подмастерья: оружейники, ножовщики, столяры, пивовары, мясники. На столе перед ними уже давно стояли два полуведерных медных жбана и лежало полкруга соленого овечьего сыра. - Ого! Ратибор с рыжим Гавликом!.. Потеснитесь, братцы... Садитесь, ребята... Онеш, налей им, пусть догоняют нас... Ратибор уселся и взял пододвинутую оловянную кружку: - Эге! Видно, у ребят гроши завелись - вино хлещете вместо пива. Ну, на здоровье! - И он залпом осушил кружку, утерся рукавом камзола и отрезал кусок сыра. - Какие новости, ребята? Один из подмастерьев, сапожник Сташек, подсел поближе к Ратибору и стал вполголоса сообщать самые последние новости; - К хозяину в прошлую среду приходил один пан, он в Вышеграде частенько бывает, и тот пан говорил, что не сегодня-завтра у Польши с Литвой против немцев-меченосцев война вспыхнет. А король наш сторону немцев держит, потому что ему ихний посол сорок тысяч флоринов сунул. Король позволил ему у нас в Чехии и Моравии людей вербовать. Да, говорят, только триста человек навербовали, и то, слышно, всякий сброд - такие, что за гроши на кого хочешь меч подымут. - У нас, я знаю, все на стороне поляков и литовцев, - вставил Ратибор, с интересом слушавший новости. - А еще говорят, - продолжал Сташек, - что у нас в Чехии и Моравии многие паны и шляхтичи идут в войска Владислава - польского короля, и собирают их паны Сокол из Ламберга, Костка из Поступиц, Рановец из Пизова, Пыхта из Лихтенбурга и Ян из Троцнова. Уже сейчас собралось больше полутора тысяч охотников... За соседним столом зашумели молодые голоса, затрещали скамейки и табуретки, зазвенели кружки. Шинок наполнился веселым гамом. Ратибор оглянулся. В шинок ввалилась большая компания жаков - пражских студентов - и заняла соседние два стола. Сидевшая поодаль группа богато одетых молодых немцев недружелюбно поглядывала на студентов. Едва студенты расселись за столами, как один из них вскочил и бросился к Ратибору: - Будь здоров, братец! - Штепанек!.. Вот хорошо! Ты, значит, тоже этих мест не гнушаешься? Штепан присел на край скамьи рядом с Ратибором. - Какое там! Напротив, мне надо как можно больше с народом встречаться... Ратибор вопросительно посмотрел на Штепана и, как видно, что-то сообразив, с силой ударил Штепана по колену: - Правильно, Штепан, я понимаю тебя. Трудись для нашей Чехии!.. Что нового у вас в университете? Как пан Ян Гус, пан Иероним? Штепан, слегка понизив голос, стал делиться новостями; - Ты, конечно, слыхал о Кутногорском декрете16. Теперь у нас в университете хозяева - чехи. За эту победу мы, чехи, должны благодарить Яна Гуса и Иеронима Пражского, а также пана Яна из Троцнова, который через Микулаша Августинова помог нам добиться у короля этих прав. Немцы обозлились и ушли из университета. - Давно хочу тебя спросить об одной вещи, да все забываю. Наш мистр в своих проповедях громит за смертные грехи и епископов и даже папу. А нападают на него только папа да попы, а король и чешское панство не только не преследуют мистра Яна Гуса, но даже не дают его в обиду попам. В чем тут дело? Штепан понимающе улыбнулся: - Мне и самому это не раз приходило в голову. Спросил я у мистра Иеронима Пражского - он мне это так объяснил: король и паны не трогают нашего мистра не потому, что принимают всерьез его учение. Дело тут в том, что мистр Ян Гус отрицает право церкви на светскую власть и богатства. Эта часть учения мистра Яна Гуса пришлась очень по душе королю и панам, и они мечтают, чтобы церковные богатства - города, земли с крепостными мужиками и золото - попали в их руки. Кроме того, король знает, что преданные римской церкви немецкие церковники, немецкие паны и немцы-патриции находятся в тайных сношениях с немецкими князьями. Не секрет, что они своих герцогов, эрцгерцогов и князей почитают больше, чем законного чешского короля. - Не поэтому ли и в ваших университетских делах король держит руку нашего мистра? - Правильно! Именно поэтому. Гавлик, подойдя сзади, с размаху шлепнул Ратибора ладонью по спине: - Ратибор, брось хмуриться! Гляди, вагант17 пришел... Эй, ребята, давай ваганта к нам! Пусть споет. Несколько подмастерьев выскочили из-за стола, подбежали к только что вошедшему ваганту и потянули его к столу: - Пей и ешь! Ешь и пей! А потом - спой нам. В обиде не будешь. Вагант послушно сел за стол, положив свою старую цитру на колени. Одежда его давно утратила свои первоначальные цвета и была изрядно поношена. Видимо, жизнь не особенно щедро дарила ваганта своими милостями. Молодежь наперебой принялась угощать певца. Вагант принимал угощение, не церемонился. Выпив до дна кружку вина, он поставил ее вверх дном. Проверив цитру, он поднял глаза на окружающих:
- Что ж славное панство желает послушать? Со всех сторон посыпались заказы. Вагант поднял глаза к потолку, с которого спускалась цепь с привешенной к ней железной чашкой с маслом, где плавало несколько горящих фитилей, и запел простую, трогательную песню о юноше-олене. Крики, ругательства и громкие разговоры как-то невольно затихли сами собой, Все сидели молча и слушали. Хозяин шинка так и остался стоять между столами, с пустым жбаном в руках, слушая пение. Какой-то старый солдат, подперев огромной ладонью обветренное, загрубелое лицо с седыми длинными усами и глубоким шрамом через весь лоб, вдруг, бросив с проклятием свою кружку на деревянный пол, разразился громким пьяным плачем. Вытерев вспотевший лоб, вагант добродушно и просто обратился к слушателям: - Попрошу панство минуту отдыха. Со всех сторон послышались возгласы восхищения и похвалы. К нему подошел с кружкой вина Штепан: - Вот, дорогой друг, выпейте за нашу Чехию! - Благодарю, пане! - учтиво поблагодарил вагант и осушил кружку. - Я хочу, чтобы вы пропели в честь нашего мистра пана Яна Гуса. Он очень любит чешскую музыку, и ему ваше пение доставит истинную радость. - Для пана Яна Гуса, вифлеемского проповедника? Да я для него готов петь целые сутки без отдыха! К ваганту подошел студент Мартин Кржиделко И тоже поднес вина: - Наши студенты просят вас спеть нашу студенческую, если вы знаете... ту, про бискупа Абецеда18. Вагант рассмеялся: - Извольте, но кого из нас бить будут - запевалу или хор? - Пусть только попробуют! Начинайте. Вагант взял несколько аккордов и под забористый. плясовой аккомпанемент запел: Храбрый бискуп Абецеда Заставлял врагов бледнеть, Только азбуки наш бискуп Был не в силах одолеть! Хор студентов дружно грянул припев: Ай да Збынек, славный бискуп, Преотважно воевал! Но как взялся он за книги Ничего не разобрал! По погребку раскатился оглушительный хохот. Хохотали все: подмастерья, солдаты, шляхтичи, и даже несколько почтенных панов в дорогой бархатной одежде лукаво усмехались в усы. Не смеялись только немцы; они угрюмо слушали пение и тихонько о чем-то переговаривались. Когда студенты закончили последний куплет, немцы как один запели: Ах, плохо, ах, плохо! С Гусинца дурак Пророком себя объявляет, Себя превозносит он громко святым, А церковь нещадно ругает... - Эй! - крикнул Ратибор. - Паны немцы! Мы вас в наших песнях не поносили... так не годится... добром просим - перестаньте! Из-за стола немцев с шумом поднялся высокий красивый молодой человек, судя по богатой одежде принадлежащий к пражской аристократии. Подскочив к ваганту, он вырвал из его рук цитру и бросил ее об пол, а ударом кулака сшиб певца с ног. Уже лежащего ваганта молодой рыцарь яростно пихнул ногой: - Ах ты, ушибленный богом! Чтоб твоя мать захлебнулась в крови! Он хотел уйти на свое место, но чья-то рука схватила его за воротник. Рыцарь вырвался и повернулся лицом к противнику. Перед ним с разъяренным лицом стоял Ратибор: - Баварская скотина! Убить тебя мало... - К дьяволу! - заорал рыцарь. - На тебе! Но Ратибор ловко перехватил руку рыцаря, в которой блеснул клинок длинного кинжала. Ратибор с налитыми кровью глазами сжал руку рыцаря и круто повернул ее; рыцарь закричал. Ратибор выпустил руку; кинжал звякнул, упав на пол, а рука бессильно повисла. Рыцарь стоял с закушенной от боли губой, бледный как мертвец. - Ратибор, берегись! - крикнул Штепан. Мгновенно обернувшись, Ратибор увидел, что другой молодой немец стоит позади с поднятой тяжелой кочергой. Ратибор прыгнул и вырвал у него кочергу. - Погляди сначала, падаль в бархате, на кого прешь! Схватив за оба конца кочергу, Ратибор на глазах у всех тут же скрутил ее в узел и этим железным узлом с размаху ударил противника. Раздался вопль, немец схватился обеими руками за лицо; кровь лилась через его ладони на пол. На Ратибора кинулось сразу несколько человек. Он схватил табуретку и грозно поднял ее над головой. Из-за столов выскочили студенты и ремесленники и с возмущенными криками бросились на немцев. Шинок мгновенно превратился в место побоища: летели кружки, со звоном падали медные жбаны, грохотали переворачиваемые столы и скамейки. Несколько человек уже свалились с окровавленными головами на мокрый от разлитого пива пол, кое где блеснули в руках ножи... Не принимавшие участия в свалке поспешили оставить поле битвы, где и им грозила явная опасность оказаться случайно с проломленной головой или с выбитыми зубами. Штепан схватил ваганта за руку и вывел из шинка, а сам вновь сбежал вниз помогать Ратибору. Хозяин взобрался на бочку с пивом и завопил что было сил: - Панство, если вы сейчас же не перестанете лупить друг друга, я бегу и зову городскую стражу! Клянусь святым причастием, всех вас отдам стражникам!.. Ну! Эй, Тума, Янда, бегите за стражей, живее!
Или угроза шинкаря, или усталость убавили пыл бойцов, и немцы один за другим стали покидать шинок, уводя с собой раненых. Последний из них, стоя на ступеньках, со злобой крикнул Ратибору: - Пусть я лишусь вечного спасения, если ты не будешь висеть на Староградской площади! - и поспешно бросился догонять своих товарищей. Студенты, расплатившись с хозяином и перевязав пострадавшим раны, тоже стали собираться. Штепан пожал Ратибору руку и побежал искать ваганта, а Ратибор, все еще не пришедший в себя после потасовки, медленно стал подниматься вверх по скользким ступенькам лестницы. Он оглянулся, ища рыжего Гавлика, но подмастерье, очевидно, уже ушел с другими. Из темноты к Ратибору подошел незнакомый человек и сказал ему низким и твердым голосом: - Пойдем вместе, я хочу сказать тебе несколько слов. При слабом свете фонаря над входом в шинок Ратибор разглядел мужчину средних лет, одетого по-польски - в легкий жупан с откидными рукавами. В осанке его чувствовалась большая физическая сила, лицо было суровым и мужественным. Спокойный, но властный тон незнакомца заставил Ратибора подчиниться и послушно следовать за ним. - Долго говорить не буду. Ты знаешь, кого ты изувечил? - Нет, пане, откуда мне знать всех немцев! - Один - молодой барон Ульрих фон Зикинген, а второй - племянник коншеля Курта Штабера. За то, что ты их изувечил, тебя повесят. - Но, пан, что бы вы на моем месте делали? - Я? Конечно, отлупил бы их не меньше, чем ты. Я вовсе не порицаю тебя, а просто, как ближнего своего, предупреждаю. Ратибор понимал, что незнакомец прав. Немцы не успокоятся, пока его не казнят. Незнакомец не торопясь разговаривал с Ратибором таким тоном, как будто давно его знал: - Ты парень хороший, настоящий, честный чех, и из тебя выйдет толк. Но ты стоишь на дурной дороге. Ты любишь родину и свой народ, ты ненавидишь его врагов и мечтаешь освободить от них Чехию. Но не пивом и вином, не в кабацкой драке надо служить своей родине. Тут ты дальше виселицы не пойдешь и выше петли не подымешься. Если тебе охота драться с немецкими насильниками, едем со мной в Польшу. Немцы-меченосцы стремятся задавить Польшу и Литву, как задавили уже Поморье и Пруссию... В Польше - там каждая пара здоровых рук и сердце воина дороже золота. Согласен ехать? Ратибор с секунду подумал о том, как примут дома его отъезд, и сообразил, что для его родителей лучше, чтобы их сын сражался в Польше, чем, как преступник, погиб от руки палача. - Согласен. Вот моя рука! Ратибор протянул руку, и незнакомец крепко ее пожал. Ратибор почувствовал, что встретил руку ничуть не слабее его руки. - Прошу прощения, как мне пана называть и где мне его найти? - Зовусь я Ян из Троцнова, а найдешь меня в Вышеграде, в королевском замке. Жду тебя завтра в полдень. Кланяйся старому Войтеху, он меня хорошо знает. И не пей, Ратибор, больше - ты теряешь голову. Пока же будь здоров! Вернувшись домой, Ратибор, несмотря на поздний час, пошел к отцу. Войтех еще не спал. Гавлик не выдал молодого хозяина, и старик ни о чем не знал. Поэтому он удивленно посмотрел на сына. Ратибор же, не колеблясь ни секунды, просто и коротко рассказал ему все, что произошло. Он приготовился к грозе, зная вспыльчивый и властный характер отца, и был изумлен, когда Войтех не только не обругал его за буйство, а только спросил, когда он должен пойти к Яну из Троцнова. - Завтра в полдень. - Тебе надо уезжать как можно скорее. Попроси от меня пана Яна, чтобы он на эти дни забрал тебя к себе в Вышеград. Там тебя не достанут, а здесь ты пропадешь. Я же приготовлю для тебя и оружие, и доспехи, и коня, и все, что нужно для дороги. Когда все будет готово, с Гавликом пришлю к пану Яну. Пока иди, ложись спать... Что ж, может, это и есть твоя дорога - не делать оружие, а действовать им для нашей Чехии.
3. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ Мрачный, холодный зал Каролинума в это утро имел необычно оживленный и до некоторой степени даже праздничный вид. Наступал последний день традиционного, ежегодного университетского диспута. В течение нескольких дней доктора богословия и магистры свободных искусств выступали перед многочисленной аудиторией, соревнуясь в искусстве сложнейшей, как паутина, схоластической премудрости. Когда прозвучала в переполненном зале Каролинума торжественная формула окончания диспута, присутствующие густым потоком двинулись к выходу. Штепан отыскал в толпе студентов своего друга Мартина Кржиделко и, взяв его за руку, энергично работая локтями, пробивался через толпу слушателей к группе магистров, среди которых виднелась фигура его наставника Яна Гуса. По лицу магистра было видно, что диспутом он доволен. - Пане мистр, мы с Мартином хотели бы отлучиться из бурсы до вечера. Мне надо навестить моих родных в Новом Месте. Гус прервал разговор и поглядел на студентов: - Идите, дети мои, идите. - Затем озабоченно добавил: - Но, проходя через Старое Место, будьте внимательны и осторожны. Запрещаю вам искать ссор и затевать споры. Помните: в Праге сейчас неспокойно. Штепан и Мартин поклонились своему наставнику и стали пробиваться к выходу. Штепан с приятелем направились через улицы Старого Места к Новому Месту, чтобы попасть к дому Дуба. Узкие, извилистые улицы были покрыты еще не высохшими лужами, в которых, наслаждаясь весенним солнышком и блаженно похрюкивая, нежились свиньи. Среди куч мусора не торопясь прогуливались козы и куры. У ворот мирно дремали собаки. Приятели шли, оживленно обсуждая закончившийся диспут. С восхищением говорили они о Яне Гусе и о том, как смело он выступал на диспуте в защиту учения Виклефа19 и как обличал папский престол и всю римско-католическую церковь. Мартин слушал своего друга и вдруг воскликнул: - Гляжу на тебя и диву даюсь! Только сравнить, каким ты год назад появился в бурсе и каков сейчас! Пришел тихий, робкий, а стал такой бравый да толковый жак, что любо посмотреть. А послушать тебя - одно удовольствие! Клянусь Аристотелем! Штепан был смущен похвалой приятеля: - Я самый обыкновенный жак - и всё. Хотя, конечно, за этот год я здорово переменился. И все благодаря мистрам Яну Гусу и Иерониму Пражскому. Они научили меня искать правду, любить правду и не бояться говорить о ней людям.
1. ЯН ИЗ ТРОЦНОВА
Пастушонок - мальчик лет тринадцати - долго глядел с холма вниз. Прикрыв от солнца глаза ладонью, он всматривался, стараясь угадать, что происходит в деревне, расположенной в долине. Деревня была заполнена вооруженными людьми - конными и пешими. Он заметил небольшую группу всадников, выехавшую из деревни. Всадники поднимались на холм, прямо к нему. Впереди ехал рыцарь. Рядом с конем шел пожилой крестьянин в длинной белой рубахе и безрукавке; позади ехали двое латников. Рыцарь остановил коня около мальчика. - Доброго пути, пан рыцарь! - Мальчик снял с белокурой лохматой головы шапчонку и внимательно поглядел на крестьянина. И хотя он прекрасно знал своего односельчанина из Троцнова - дядю Иозефа, но что-то в лице крестьянина удержало его от приветствия. - Слушай, хлопче, - обратился к нему, словно впервые видя мальчика, дядя Иозеф, - как напрямки тут пройти к Волчьему оврагу? - К Волчьему оврагу? - переспросил мальчуган. - Так вам надо спуститься вон сюда с холма и ехать прямо к лесу вон за то дерево, что в стороне стоит, и там увидите тропку. По ней прямо к Волчьему оврагу и выйдете. Рыцарь, сидя на лошади, поглядывал то на мальчика, то на крестьянина и усмехался в усы. - Добро, едем, - прервал он разговор с пастушонком и, тронув коня, стал спускаться с холма. Мальчик быстро оглянулся на темно-зеленую стену леса и, еще раз взглянув на удалявшихся всадников, вытащил из-за пазухи большой красный платок, стал лицом к лесу и начал махать платком. В лесной тишине прозвучал меланхоличный крик кукушки. Кукушка прокуковала три раза. Из-за густого куста выскочил человек и, вскинув за плечи лук, бросился бегом в глубь леса. Всадники в это время уже приближались к лесу. Рыцарь вдруг засмеялся и, наклонившись к шедшему рядом крестьянину, слегка хлопнул его по спине: - Вижу, боитесь вы за вашего Яна. Но меня ты можешь не опасаться, я никакого вреда пану Яну принести не хочу. Он воюет с паном Индржихом Рожмберком, а не со мной. Мое дело - передать ему, что мне велено, от пана Рожмберка. Иозеф недоверчиво взглянул снизу вверх на рыцаря. Ему показалось, что в открытом, добродушном лице рыцаря нет лукавства. Но все же осторожность взяла верх, и он промычал что-то себе под нос вместо ответа. - Скажи мне, любезный, давно уже воюет пан Ян с паном Рожмберком? - Да почитай уже лет с пять будет. С чего оно все у них началось - сказать вам правду я не знаю. Толкуют, что пан Рожмберк хотел заграбастать у нашего пана Яна его дедину13 - деревушку нашу Троцнов и землю, а пан Ян не желал их отдавать, хотя замок его только так, по названию замок деревянный, маленький, с башенкой, и все. Но наш пан Ян уперся: не желаю становиться слугой пана Индржиха, и все тут. Вот и разгорелся у них спор. Как увидел пан Ян, что Рожмберк его силой выгнать порешил, отослал он в Прагу свою сестру к тетке, а дочку пана Яна приютил у себя его давнишний друг пан Соколек. Пан Ян собрал таких же, как он, обедневших рыцарей да земанов14, которых Рожмберки разорили, и начал нападать на замки и города панов Рожмберков. А пан рыцарь, наверно, знает, что Рожмберк в своем кулаке держит почитай весь Бехиньский и Прахенский края. Ну, как народ услыхал, что Ян из Троцнова объявил пану Рожмберку войну, - стали к нему идти все, кто от пана Индржиха обиду имел: и мужики разоренные, и бедняки из города, и шляхтичи, обедневшие по милости пана Индржиха. Вот и пошло дело. Что ни месяц, так ребята пана Яна то замок сожгут, то обоз захватят. Будеёвицкие же коншели стали на сторону Рожмберка. Тут начал воевать пан Ян и против города Будеёвице. А как захватил пан Ян со своими ребятами замок Словеницы да Новы Грады, пан Рожмберк двинул на него всю свою силу. Да ведь пана Яна не поймаешь - все мужики на его стороне: и прячут, и кормят, и одевают, а ежели что, так и об опасности предупредят, потому что он крепко за народ стоит и всем мужикам помогает чем может. - Я вижу, что вы его оберегаете! - заметил с усмешкой рыцарь. - Думаешь, я не заметил, как ты нарочно к мальчишке подошел и надоумил его, что мы едем к Волчьему оврагу. Ну да ладно, будь спокоен, хлап. - Он обернулся к латникам: - Оставайтесь здесь, трубите в рог и ждите меня. Если что случится со мной, скачите в Троцнов и доложите пану Рожмберку... А мы с тобой, дядя Иозеф, пойдем дальше, - обратился он к мужику. Они достигли небольшой поляны, окруженной густой чащей дубов и кустов. Рыцарь остановился: - Дальше я не пойду. Ты же иди к своему пану Яну и скажи ему, что рыцарь Вилем из Коуржима зовет его для переговоров по поручению пана Индржиха Рожмберка. Пусть рыцарь Ян из Троцнова поверит рыцарскому слову Вилема из Коуржима и придет на эту поляну тоже один для переговоров. Я буду ожидать его здесь. Иозеф пристально поглядел на рыцаря, который спрыгнул с коня и спокойно уселся на ствол лежащего дуба, и уже на ходу бросил: - Добро! Ждите, пан Вилем! - и быстро скрылся в чаще кустарника. Вилем, мурлыча про себя песню, снял шлем. Солнце припекало, и он с удовольствием подставил вспотевшую голову свежему лесному ветерку. Оглянувшись назад, он увидел внизу на склоне холма стоявших латников. Один из них изо всех сил трубил в рог, и протяжные звуки повторялись эхом в лесу. Минут через десять послышался треск сучьев и чьи-то быстрые шаги. Пан Вилем обернулся и увидел, что из чащи кустов вышел человек и направился к нему. Вилем поднялся и, держа в одной руке повод коня, пошел навстречу незнакомцу. Потом они остановились и, испытующе глядя друг на друга, несколько секунд молчали. Перед паном Вилемом стоял худой загорелый человек в одежде шляхтича. При среднем росте он выглядел атлетически сложенным и коренастым. В его лице было что-то такое, что сразу приковало к себе внимание пана Вилема. Вероятно, это был взгляд его глаз - серых, с выражением необычайной твердости, ума и решительности. На вид ему было не больше сорока лет.
- Я - рыцарь Ян из Троцнова, - сказал он. - Что пан Вилем желает мне передать? - Пан Индржих из Рожмберка велел мне, рыцарю Вилему Новаку из Коуржима, предложить рыцарю Яну из Троцнова прекратить бесполезное сопротивление и сдаться со своими людьми на милость и благоусмотрение пана Индржиха Рожмберка. - Немного помолчав, пан Вилем добавил: - Пан Индржих велел также указать рыцарю Яну, что этот лес - его последнее убежище - плотно окружен со всех сторон воинами пана Индржиха, и по его первому знаку отряды со всех сторон сдавят и сметут с лица земли пана Яна и его отряд. - Что еще говорил пан Индржих? - поинтересовался рыцарь. - Больше ничего. Оба собеседника молчали, внимательно глядя друг на друга. Вдруг пан Ян совершенно неожиданно спросил: - А как пан Вилем думает, что мне следует предпринять? Пан Вилем надел шлем и в раздумье оглаживал крутую шею коня: - Пан Индржих больше всего ненавидит пана Яна за то, что крестьяне помогают ему и сами начинают поднимать голову. - А иначе и не может быть: у меня с мужиками один общий враг - паны, которые топчут своими сапогами и их и мои земли. - Так-то оно так, пан Ян, и вот поэтому-то я бы на вашем месте и не принял предложения пана Индржиха. По мне, лучше рыцарю погибнуть в бою, чем на виселице. Я так думаю. - Истинно! Вот это самое пусть пан Вилем и передаст как мой ответ пану Рожмберку. - Ну что ж, так и передам. Но, слово чести, пан Ян, не будь у меня дочери, я бы к вам присоединился, потому что меня самого сильный сосед лишил земли, а попы из монастыря за долги выгнали из родового замка. Я не богаче вас, пан Ян. - У меня таких, как вы, пан Вилем, наберется в отряде с десяток. Вилем вздохнул и протянул руку рыцарю из Троцнова: - Будьте благополучны, пан Ян, позвольте пожать вам руку. Даст бог, вы и на этот раз благополучно выйдете из беды. Пан Вилем вскочил на коня и отправился в обратный путь. Занятый мыслями о пане Яне, Вилем не заметил, как выехал на площадь деревушки Троцнов. Окруженный почти королевской по своему блеску свитой, перед большим шатром сидел в кресле высокий тучный старик, повернув свое красное, с крючковатым носом лицо к подъезжавшему рыцарю. Когда рыцарь, сойдя с коня, подошел к креслу, старик расправил седые усы и смерил его надменным взглядом: - С чем вернулся, пан Вилем? - Предложение пана Индржиха отклонено рыцарем Яном. - Отклонил? Жалкий жебрак15! Ты видел его мужицкую банду? - Нет. Он вышел ко мне совершенно один и без оружия. - Один?.. Так что же ты, растяпа, не снес ему голову и не привез ее мне? Пан Вилем побагровел: - Я, пан Индржих, не растяпа, а рыцарь и привык к честным способам... - Ни слова! - взвизгнул пан Рожмберк вскакивая. - Ты такой же негодяй, как и твой Ян! Подумаешь, "рыцарь"... Ты не рыцарь для меня, а жалкий червяк! Червяк, которого я могу вот так!.. - Старик исступленно топал и растирал землю остроконечным башмаком. - Мне такие слуги не нужны. Слышишь? Пан Вилем задрожал от оскорбления и, круто повернувшись, отошел. Рожмберк, оглянувшись по сторонам, позвал по-немецки: - Любезный барон! К нему подошел, тяжело ступая, плотный рыжебородый рыцарь. - Все готово, барон? - Все. Лес окружен. Жду вашего приказания. - Тогда превосходно, начинайте! За живого Яна из Троцнова даю пятьдесят золотых, за мертвого - десять. С богом, барон! Рыжий рыцарь грузной походкой двинулся к своим слугам, державшим огромного белого коня. Рожмберк снова уселся. К нему подошел юноша с вьющимися белокурыми волосами и голубыми наглыми глазами: - Отец, прибыл королевский придворный с грамотой. Старик нахмурил мохнатые седые брови: - Где он? Перед креслом остановился огромного роста мужчина, пожилой, с окладистой темной бородой. В руке он держал свиток с висящей на шнурке печатью. - А, пан Микулаш из Гуси? Добро пожаловать! В ответ прогудел густой бас: - Повелением его милости короля Чехии Вацлава Четвертого имею честь вручить тебе, высокий пан Индржих из Рожмберка, указ его милости. Пан Индржих встал и, приняв свиток, развернул его и начал читать. В середине чтения он разразился проклятиями и в ярости крикнул: - Король принимает в свою королевскую милость Яна из Троцнова, своего любезного подданного, и прощает ему все его прегрешения! Как вам нравится, а? "Своего любезного подданного"!.. Пан Индржих со сжатыми губами повернулся и пошел к шатру. У порога остановился и, полуобернувшись, крикнул: - Барон! Уберите людей! И, входя в шатер, он бормотал про себя: "Эх! Не то время, приходится повиноваться... Всякий дурак поймет, что этот коронованный пьяница только из ненависти ко мне покровительствует бунтовщику и смутьяну.." Микулаш из Гуси громко обратился к окружающим: - Не найдется ли кто сообщить королевскую милость моему другу пану Яну? - Вот это поручение я с радостью возьму на себя! - крикнул пан Вилем и тотчас поскакал в лес. 2. "ЗОЛОТОЙ КАБАН" В этот день, как всегда по субботам, Войтех велел пораньше заканчивать работу, чтобы успеть убрать мастерскую и сходить вместе с Ратибором, подмастерьями и учениками в баню. Это соблюдалось точно, словно неписаный закон. Пока Войтех с подмастерьями долго и с наслаждением парились, отмывая с себя накопившуюся за неделю угольную копоть, Ратибор и рыжий Гавлик, таинственно пошептавшись, наскоро вымылись. Одевшись, Ратибор просунул еще мокрую голову в мыльню: - Отец, я домой не пойду, ужинайте без меня. Войтех сурово оглядел сына: - Опять в шинок? Не отрицай! Знаю я, что там тебя уже приятели ожидают, как черти в пекле душу грешника. Смотри, Ратибор, догуляешься до беды!.. Старик продолжал мыться, сохраняя строгое и суровое выражение лица, но в уголках его рта под густыми усами пряталась добродушная усмешка. Войтех вспоминал свою молодость. Ратибор увлек с собой рыжего Гавлика, и они чуть не бегом устремились на соседнюю улицу, в шинок, над дверями которого красовалось грубо намалеванное золотой краской изображение кабана. Они вошли в полутемный шинок. Здесь было прохладно и сыро, воздух пропитан запахом пива и вина. Поперек погребка стояло с десяток тяжелых дубовых столов с такими же скамейками и табуретами. Вдоль стен выстроились ряды огромных бочек с пивом. В глубине виднелась дверь в другое отделение, где хранились запасы вин и съестных припасов. Пылал очаг; над огнем на вертеле поджаривалась телячья нога. Тут же висели круги колбас, копченые окорока; на ларе лежали колеса сыров. Хозяин - добродушный невысокий человек с большим животом и бегающими голубыми глазами - переваливаясь, быстро сновал между столами, покрикивая на слуг. За одним из столов сидели приятели Ратибора - молодые подмастерья: оружейники, ножовщики, столяры, пивовары, мясники. На столе перед ними уже давно стояли два полуведерных медных жбана и лежало полкруга соленого овечьего сыра. - Ого! Ратибор с рыжим Гавликом!.. Потеснитесь, братцы... Садитесь, ребята... Онеш, налей им, пусть догоняют нас... Ратибор уселся и взял пододвинутую оловянную кружку: - Эге! Видно, у ребят гроши завелись - вино хлещете вместо пива. Ну, на здоровье! - И он залпом осушил кружку, утерся рукавом камзола и отрезал кусок сыра. - Какие новости, ребята? Один из подмастерьев, сапожник Сташек, подсел поближе к Ратибору и стал вполголоса сообщать самые последние новости; - К хозяину в прошлую среду приходил один пан, он в Вышеграде частенько бывает, и тот пан говорил, что не сегодня-завтра у Польши с Литвой против немцев-меченосцев война вспыхнет. А король наш сторону немцев держит, потому что ему ихний посол сорок тысяч флоринов сунул. Король позволил ему у нас в Чехии и Моравии людей вербовать. Да, говорят, только триста человек навербовали, и то, слышно, всякий сброд - такие, что за гроши на кого хочешь меч подымут. - У нас, я знаю, все на стороне поляков и литовцев, - вставил Ратибор, с интересом слушавший новости. - А еще говорят, - продолжал Сташек, - что у нас в Чехии и Моравии многие паны и шляхтичи идут в войска Владислава - польского короля, и собирают их паны Сокол из Ламберга, Костка из Поступиц, Рановец из Пизова, Пыхта из Лихтенбурга и Ян из Троцнова. Уже сейчас собралось больше полутора тысяч охотников... За соседним столом зашумели молодые голоса, затрещали скамейки и табуретки, зазвенели кружки. Шинок наполнился веселым гамом. Ратибор оглянулся. В шинок ввалилась большая компания жаков - пражских студентов - и заняла соседние два стола. Сидевшая поодаль группа богато одетых молодых немцев недружелюбно поглядывала на студентов. Едва студенты расселись за столами, как один из них вскочил и бросился к Ратибору: - Будь здоров, братец! - Штепанек!.. Вот хорошо! Ты, значит, тоже этих мест не гнушаешься? Штепан присел на край скамьи рядом с Ратибором. - Какое там! Напротив, мне надо как можно больше с народом встречаться... Ратибор вопросительно посмотрел на Штепана и, как видно, что-то сообразив, с силой ударил Штепана по колену: - Правильно, Штепан, я понимаю тебя. Трудись для нашей Чехии!.. Что нового у вас в университете? Как пан Ян Гус, пан Иероним? Штепан, слегка понизив голос, стал делиться новостями; - Ты, конечно, слыхал о Кутногорском декрете16. Теперь у нас в университете хозяева - чехи. За эту победу мы, чехи, должны благодарить Яна Гуса и Иеронима Пражского, а также пана Яна из Троцнова, который через Микулаша Августинова помог нам добиться у короля этих прав. Немцы обозлились и ушли из университета. - Давно хочу тебя спросить об одной вещи, да все забываю. Наш мистр в своих проповедях громит за смертные грехи и епископов и даже папу. А нападают на него только папа да попы, а король и чешское панство не только не преследуют мистра Яна Гуса, но даже не дают его в обиду попам. В чем тут дело? Штепан понимающе улыбнулся: - Мне и самому это не раз приходило в голову. Спросил я у мистра Иеронима Пражского - он мне это так объяснил: король и паны не трогают нашего мистра не потому, что принимают всерьез его учение. Дело тут в том, что мистр Ян Гус отрицает право церкви на светскую власть и богатства. Эта часть учения мистра Яна Гуса пришлась очень по душе королю и панам, и они мечтают, чтобы церковные богатства - города, земли с крепостными мужиками и золото - попали в их руки. Кроме того, король знает, что преданные римской церкви немецкие церковники, немецкие паны и немцы-патриции находятся в тайных сношениях с немецкими князьями. Не секрет, что они своих герцогов, эрцгерцогов и князей почитают больше, чем законного чешского короля. - Не поэтому ли и в ваших университетских делах король держит руку нашего мистра? - Правильно! Именно поэтому. Гавлик, подойдя сзади, с размаху шлепнул Ратибора ладонью по спине: - Ратибор, брось хмуриться! Гляди, вагант17 пришел... Эй, ребята, давай ваганта к нам! Пусть споет. Несколько подмастерьев выскочили из-за стола, подбежали к только что вошедшему ваганту и потянули его к столу: - Пей и ешь! Ешь и пей! А потом - спой нам. В обиде не будешь. Вагант послушно сел за стол, положив свою старую цитру на колени. Одежда его давно утратила свои первоначальные цвета и была изрядно поношена. Видимо, жизнь не особенно щедро дарила ваганта своими милостями. Молодежь наперебой принялась угощать певца. Вагант принимал угощение, не церемонился. Выпив до дна кружку вина, он поставил ее вверх дном. Проверив цитру, он поднял глаза на окружающих:
- Что ж славное панство желает послушать? Со всех сторон посыпались заказы. Вагант поднял глаза к потолку, с которого спускалась цепь с привешенной к ней железной чашкой с маслом, где плавало несколько горящих фитилей, и запел простую, трогательную песню о юноше-олене. Крики, ругательства и громкие разговоры как-то невольно затихли сами собой, Все сидели молча и слушали. Хозяин шинка так и остался стоять между столами, с пустым жбаном в руках, слушая пение. Какой-то старый солдат, подперев огромной ладонью обветренное, загрубелое лицо с седыми длинными усами и глубоким шрамом через весь лоб, вдруг, бросив с проклятием свою кружку на деревянный пол, разразился громким пьяным плачем. Вытерев вспотевший лоб, вагант добродушно и просто обратился к слушателям: - Попрошу панство минуту отдыха. Со всех сторон послышались возгласы восхищения и похвалы. К нему подошел с кружкой вина Штепан: - Вот, дорогой друг, выпейте за нашу Чехию! - Благодарю, пане! - учтиво поблагодарил вагант и осушил кружку. - Я хочу, чтобы вы пропели в честь нашего мистра пана Яна Гуса. Он очень любит чешскую музыку, и ему ваше пение доставит истинную радость. - Для пана Яна Гуса, вифлеемского проповедника? Да я для него готов петь целые сутки без отдыха! К ваганту подошел студент Мартин Кржиделко И тоже поднес вина: - Наши студенты просят вас спеть нашу студенческую, если вы знаете... ту, про бискупа Абецеда18. Вагант рассмеялся: - Извольте, но кого из нас бить будут - запевалу или хор? - Пусть только попробуют! Начинайте. Вагант взял несколько аккордов и под забористый. плясовой аккомпанемент запел: Храбрый бискуп Абецеда Заставлял врагов бледнеть, Только азбуки наш бискуп Был не в силах одолеть! Хор студентов дружно грянул припев: Ай да Збынек, славный бискуп, Преотважно воевал! Но как взялся он за книги Ничего не разобрал! По погребку раскатился оглушительный хохот. Хохотали все: подмастерья, солдаты, шляхтичи, и даже несколько почтенных панов в дорогой бархатной одежде лукаво усмехались в усы. Не смеялись только немцы; они угрюмо слушали пение и тихонько о чем-то переговаривались. Когда студенты закончили последний куплет, немцы как один запели: Ах, плохо, ах, плохо! С Гусинца дурак Пророком себя объявляет, Себя превозносит он громко святым, А церковь нещадно ругает... - Эй! - крикнул Ратибор. - Паны немцы! Мы вас в наших песнях не поносили... так не годится... добром просим - перестаньте! Из-за стола немцев с шумом поднялся высокий красивый молодой человек, судя по богатой одежде принадлежащий к пражской аристократии. Подскочив к ваганту, он вырвал из его рук цитру и бросил ее об пол, а ударом кулака сшиб певца с ног. Уже лежащего ваганта молодой рыцарь яростно пихнул ногой: - Ах ты, ушибленный богом! Чтоб твоя мать захлебнулась в крови! Он хотел уйти на свое место, но чья-то рука схватила его за воротник. Рыцарь вырвался и повернулся лицом к противнику. Перед ним с разъяренным лицом стоял Ратибор: - Баварская скотина! Убить тебя мало... - К дьяволу! - заорал рыцарь. - На тебе! Но Ратибор ловко перехватил руку рыцаря, в которой блеснул клинок длинного кинжала. Ратибор с налитыми кровью глазами сжал руку рыцаря и круто повернул ее; рыцарь закричал. Ратибор выпустил руку; кинжал звякнул, упав на пол, а рука бессильно повисла. Рыцарь стоял с закушенной от боли губой, бледный как мертвец. - Ратибор, берегись! - крикнул Штепан. Мгновенно обернувшись, Ратибор увидел, что другой молодой немец стоит позади с поднятой тяжелой кочергой. Ратибор прыгнул и вырвал у него кочергу. - Погляди сначала, падаль в бархате, на кого прешь! Схватив за оба конца кочергу, Ратибор на глазах у всех тут же скрутил ее в узел и этим железным узлом с размаху ударил противника. Раздался вопль, немец схватился обеими руками за лицо; кровь лилась через его ладони на пол. На Ратибора кинулось сразу несколько человек. Он схватил табуретку и грозно поднял ее над головой. Из-за столов выскочили студенты и ремесленники и с возмущенными криками бросились на немцев. Шинок мгновенно превратился в место побоища: летели кружки, со звоном падали медные жбаны, грохотали переворачиваемые столы и скамейки. Несколько человек уже свалились с окровавленными головами на мокрый от разлитого пива пол, кое где блеснули в руках ножи... Не принимавшие участия в свалке поспешили оставить поле битвы, где и им грозила явная опасность оказаться случайно с проломленной головой или с выбитыми зубами. Штепан схватил ваганта за руку и вывел из шинка, а сам вновь сбежал вниз помогать Ратибору. Хозяин взобрался на бочку с пивом и завопил что было сил: - Панство, если вы сейчас же не перестанете лупить друг друга, я бегу и зову городскую стражу! Клянусь святым причастием, всех вас отдам стражникам!.. Ну! Эй, Тума, Янда, бегите за стражей, живее!
Или угроза шинкаря, или усталость убавили пыл бойцов, и немцы один за другим стали покидать шинок, уводя с собой раненых. Последний из них, стоя на ступеньках, со злобой крикнул Ратибору: - Пусть я лишусь вечного спасения, если ты не будешь висеть на Староградской площади! - и поспешно бросился догонять своих товарищей. Студенты, расплатившись с хозяином и перевязав пострадавшим раны, тоже стали собираться. Штепан пожал Ратибору руку и побежал искать ваганта, а Ратибор, все еще не пришедший в себя после потасовки, медленно стал подниматься вверх по скользким ступенькам лестницы. Он оглянулся, ища рыжего Гавлика, но подмастерье, очевидно, уже ушел с другими. Из темноты к Ратибору подошел незнакомый человек и сказал ему низким и твердым голосом: - Пойдем вместе, я хочу сказать тебе несколько слов. При слабом свете фонаря над входом в шинок Ратибор разглядел мужчину средних лет, одетого по-польски - в легкий жупан с откидными рукавами. В осанке его чувствовалась большая физическая сила, лицо было суровым и мужественным. Спокойный, но властный тон незнакомца заставил Ратибора подчиниться и послушно следовать за ним. - Долго говорить не буду. Ты знаешь, кого ты изувечил? - Нет, пане, откуда мне знать всех немцев! - Один - молодой барон Ульрих фон Зикинген, а второй - племянник коншеля Курта Штабера. За то, что ты их изувечил, тебя повесят. - Но, пан, что бы вы на моем месте делали? - Я? Конечно, отлупил бы их не меньше, чем ты. Я вовсе не порицаю тебя, а просто, как ближнего своего, предупреждаю. Ратибор понимал, что незнакомец прав. Немцы не успокоятся, пока его не казнят. Незнакомец не торопясь разговаривал с Ратибором таким тоном, как будто давно его знал: - Ты парень хороший, настоящий, честный чех, и из тебя выйдет толк. Но ты стоишь на дурной дороге. Ты любишь родину и свой народ, ты ненавидишь его врагов и мечтаешь освободить от них Чехию. Но не пивом и вином, не в кабацкой драке надо служить своей родине. Тут ты дальше виселицы не пойдешь и выше петли не подымешься. Если тебе охота драться с немецкими насильниками, едем со мной в Польшу. Немцы-меченосцы стремятся задавить Польшу и Литву, как задавили уже Поморье и Пруссию... В Польше - там каждая пара здоровых рук и сердце воина дороже золота. Согласен ехать? Ратибор с секунду подумал о том, как примут дома его отъезд, и сообразил, что для его родителей лучше, чтобы их сын сражался в Польше, чем, как преступник, погиб от руки палача. - Согласен. Вот моя рука! Ратибор протянул руку, и незнакомец крепко ее пожал. Ратибор почувствовал, что встретил руку ничуть не слабее его руки. - Прошу прощения, как мне пана называть и где мне его найти? - Зовусь я Ян из Троцнова, а найдешь меня в Вышеграде, в королевском замке. Жду тебя завтра в полдень. Кланяйся старому Войтеху, он меня хорошо знает. И не пей, Ратибор, больше - ты теряешь голову. Пока же будь здоров! Вернувшись домой, Ратибор, несмотря на поздний час, пошел к отцу. Войтех еще не спал. Гавлик не выдал молодого хозяина, и старик ни о чем не знал. Поэтому он удивленно посмотрел на сына. Ратибор же, не колеблясь ни секунды, просто и коротко рассказал ему все, что произошло. Он приготовился к грозе, зная вспыльчивый и властный характер отца, и был изумлен, когда Войтех не только не обругал его за буйство, а только спросил, когда он должен пойти к Яну из Троцнова. - Завтра в полдень. - Тебе надо уезжать как можно скорее. Попроси от меня пана Яна, чтобы он на эти дни забрал тебя к себе в Вышеград. Там тебя не достанут, а здесь ты пропадешь. Я же приготовлю для тебя и оружие, и доспехи, и коня, и все, что нужно для дороги. Когда все будет готово, с Гавликом пришлю к пану Яну. Пока иди, ложись спать... Что ж, может, это и есть твоя дорога - не делать оружие, а действовать им для нашей Чехии.
3. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ Мрачный, холодный зал Каролинума в это утро имел необычно оживленный и до некоторой степени даже праздничный вид. Наступал последний день традиционного, ежегодного университетского диспута. В течение нескольких дней доктора богословия и магистры свободных искусств выступали перед многочисленной аудиторией, соревнуясь в искусстве сложнейшей, как паутина, схоластической премудрости. Когда прозвучала в переполненном зале Каролинума торжественная формула окончания диспута, присутствующие густым потоком двинулись к выходу. Штепан отыскал в толпе студентов своего друга Мартина Кржиделко и, взяв его за руку, энергично работая локтями, пробивался через толпу слушателей к группе магистров, среди которых виднелась фигура его наставника Яна Гуса. По лицу магистра было видно, что диспутом он доволен. - Пане мистр, мы с Мартином хотели бы отлучиться из бурсы до вечера. Мне надо навестить моих родных в Новом Месте. Гус прервал разговор и поглядел на студентов: - Идите, дети мои, идите. - Затем озабоченно добавил: - Но, проходя через Старое Место, будьте внимательны и осторожны. Запрещаю вам искать ссор и затевать споры. Помните: в Праге сейчас неспокойно. Штепан и Мартин поклонились своему наставнику и стали пробиваться к выходу. Штепан с приятелем направились через улицы Старого Места к Новому Месту, чтобы попасть к дому Дуба. Узкие, извилистые улицы были покрыты еще не высохшими лужами, в которых, наслаждаясь весенним солнышком и блаженно похрюкивая, нежились свиньи. Среди куч мусора не торопясь прогуливались козы и куры. У ворот мирно дремали собаки. Приятели шли, оживленно обсуждая закончившийся диспут. С восхищением говорили они о Яне Гусе и о том, как смело он выступал на диспуте в защиту учения Виклефа19 и как обличал папский престол и всю римско-католическую церковь. Мартин слушал своего друга и вдруг воскликнул: - Гляжу на тебя и диву даюсь! Только сравнить, каким ты год назад появился в бурсе и каков сейчас! Пришел тихий, робкий, а стал такой бравый да толковый жак, что любо посмотреть. А послушать тебя - одно удовольствие! Клянусь Аристотелем! Штепан был смущен похвалой приятеля: - Я самый обыкновенный жак - и всё. Хотя, конечно, за этот год я здорово переменился. И все благодаря мистрам Яну Гусу и Иерониму Пражскому. Они научили меня искать правду, любить правду и не бояться говорить о ней людям.