Светлана уже давно пыталась избавиться от пагубной привычки. Не получалось никак. Пробовала по-разному - и резко, махом (выдерживала только до обеда), и постепенно, снижая количество выкуренных сигарет
(после такого снижения начинала курить даже больше). Иной раз не выдерживала и по дороге в гараж, доставала сигарету и зажимала в зубах. Но не прикуривала. Так и шла как дура, держа в зубах незажженную сигарету. А иногда, когда было особенно проблемно в личной жизни или на работе что-то не ладилось, она за завтраком с отвращением глядела на продукты, лежащие перед ней и рука тянулась к пачке. Но… нельзя! Табу. Нельзя нарушать установленный порядок.
Подъем, зарядка, умывание, и так далее… Иначе… Светлана задумывалась. Иначе, очень будет легко, дав себе слабинку и нарушив один из пунктов распорядка, постепенно начать нарушать и другие. Это означало хаос. А скатываться в хаос Светлана себе позволить не могла. Интересно, думала она иногда, соблюдать жесткий распорядок у меня силы воли хватает, а вот бросить курить, нет.
В квартире царила полная тишина. До звона в ушах.
Светлана встала и вышла из спальни. На столике в прихожей, придавленная пепельницей (пепельница была чистая и сверкала хрустальными гранями), лежала записка.
"Светлана Андреевна, доброе утро!
Я на квартире. Сегодня привезут холодильник и стиральную машину.
А потом придут мастера ее подключить. Я взяла из ванной ведро, губку, моющее средство. Буду наводить чистоту.
Завтрак на столе.
Аня"
Только бы она не вздумала окна мыть, подумала Светлана. Холодно.
Простудится, а ей нельзя…
Светлана прошлась по квартире, заглянула на кухню. На кухонном столе стояла тарелка с двумя сосисками, а под ней еще одна записка.
"Сосиски я отварила. Только разогрейте их в микроволновке. А кофе варить не стала. Вы, наверное, свежезаваренный любите. И хлеб резать не стала. Подсохнет"
Светлана улыбнулась, тронутая Анютиной заботой. Машинально сунула в рот холодную сосиску, без отвращения проглотила кусочек. Подумала:
"что же это я делаю? Не умывшись, не сделав зарядку…"
Приведя себя в порядок, Светлана позавтракала, и пошла было к компьютеру, но остановилась на полпути. Вернулась на кухню и взяла с подоконника пачку сигарет. Потом оделась и медленно пошла в гараж.
Дядя Федя был как всегда на боевом посту - ковырялся в чреве железного ветерана. Услышав шаги, и, наверное, на слух определив, кому они принадлежат, старик оторвался от своего занятия, поднял голову и подмигнул Светлане. Это означало: привет, соседка!
Светлана улыбнулась в ответ:
- Здравствуйте, дядя Федя! Все чините?
- Смотрю…
Океан терпеливо ждал Светлану. Он был спокоен. Почти спокоен.
Волна нехотя ворошила гальку и шугу. Было холодно, но ветра почти не было. Легкий бриз.
Светлана посмотрела на горизонт. Было совершенно непонятно, где кончается вода и начинается небо. И то и другое было одного темно-серого цвета.
- Тебе надо подумать, Касатка, - сказала Светлана. - Тебе надо хорошенько подумать… Что с тобой? Что с тобой происходит? Ты влюбилась? Глупости! Какие глупости… В твоем-то возрасте. Да, что собственно произошло? Да ничего не произошло. Ты просто-напросто нашла еще одного институтского товарища. Не более того. Согласна, когда-то, очень давно, ты испытывала к нему симпатию… Нет. Здесь лгать не надо. Твой слушатель - океан. Он хороший слушатель. И верный товарищ. Никогда и никому ничего не разболтает. Выслушает молча или немного ворча. Выслушает и промолчит. Он даже тебе лично ничего не скажет. Если напрячься, можешь, конечно, услышать то, что он о тебе думает. Но он ничего не скажет, если даже не согласен. Он не станет смеяться над тобой. Не станет тебя критиковать. И врать ему нельзя. Не получится… Он все понимает без слов. Все что у тебя на душе. Все он понимает, он читает твои мысли. Можешь даже не говорить вслух. Океан… Я люблю тебя, Океан.
"И Кита любила… Опять неточность. Почему - опять? Просто - неточность. Первый раз хотела солгать, второй раз допустила неточность в термине. Влюблена была. Не успела полюбить. Если бы Кит ответил взаимностью…, полюбила бы. Но он не ответил. У Кита другая была. Он жениться собирался, Грач рассказывал. Может, врал Грач?
Может, врал… Скорей всего, врал. Теперь понятно, почему… Зачем все так в жизни? В молодости, зачем все так… сложно? Ведь в молодости ты и так часто не понимаешь, что с тобой происходит. И так все сложно. А тут еще… сложности. Дополнительные. Грач…
Грач - птица весенняя… Гад он, а не птица. Гаденыш… А собственно…, при чем здесь Грач? Не получилось. Не случилось любви, вот и все. Ее и потом не случилось. Как-то все глупо, необдуманно, впопыхах что ли? Не остановилась, не прислушалась к себе. Куда ветер… Не знаю. Не понимаю… Ничего не понимаю. Жизнь прошла. Любовь не встретилась. Думала… Ни фига я не думала"
Светлана достала пачку, озябшими пальцами вытащила сигарету.
- Океан, ты не обидишься?.. Дурная привычка, я понимаю. Столько запахов… А я вот…
Ш-ш-ши-х-х-х.
Волна откатилась, поволокла мелкую гальку.
- Не обидишься, - поняла Светлана. - Ты добрый. В тебя столько гадости люди бросают, а ты им все прощаешь. А я не буду бросать окурок, я его с собой увезу.
Светлана с наслаждением закурила.
- Когда я увидела на сайте Кита, - стала рассказывать она океану,
- у меня почему-то сердце застучало. Не знаю, почему. Наверное, жалко себя стало. Или было всегда жалко, а когда увидела… Ты знаешь, он сильно изменился. Я написала ему, что он почти не изменился, но это неправда. Вернее, не совсем правда. Мне кажется,
Кит не очень постарел. То есть…, не правильно сказала. Нельзя одним словом. Лучше так: не очень огрубели черты лица, не много появилось морщин. Седина? Она у всех нас пятидесятилетних. У кого-то больше, у кого-то меньше… Но глаза. Взгляд… Понимаешь, Океан, у
Кита сейчас другой взгляд. Он такой… - Касатка замолчала, подбирая слово; она мысленно понимала, каким стал у Кита взгляд через тридцать лет, а вот словами не могла легко сформулировать. -
Понимаешь, Океан, Кит словно хочет показать, что он крутой и жизнью своей доволен вполне. Но это как бы сверху. Как туман. Ты знаешь,
Океан, каким бываешь ты, если над тобой туман. Сразу не поймешь, что у тебя в глубине, не поймешь глубины. Вот и Кит, он такой же. Под напускным туманом печаль. Я не знаю, что это за печаль. Я ничего не знаю о нем. Я дура, да? Скажи мне, Океан, я дура?
- Ш-ши-х-х, - ответил Океан, шелестя шугой и галькой. -
Ш-ш-ши-х-х. Ш-ши-х. - Он словно посмеивался. Но не обидно.
- Да не смейся ты! Сама знаю, что дура. Старая уставшая баба. И дура к тому же полная.
- Ш-ш-ш-ш-ш-ши-х-х-х-х! - возмутился Океан. - Шух! - разбил крупный комок смерзшейся шуги о камень.
- Думаешь, не дура? Просто устала?
- Ш-ш-ши-х-х…
- Да, я устала, Океан. Я устала быть сильной. Я хочу стать слабой. Хоть ненадолго. Хоть на чуть-чуть…
Со своего мыса Светлана поехала на квартиру будущих молодоженов.
Все там уже сверкало чистотой. Холодильник уже привезли, а стиралку должны были доставить с минуты на минуту. Уже звонили, что привезут и установят сразу; слесаря едут вместе с машиной.
Задерживаться на квартире Светлана не стала. Ей тут делать было нечего. И придраться было не к чему. Впрочем, она и не собиралась выискивать всякие мелочи. Просто убедилась, что Анюта сделала все так, как и она сама бы сделала. Еще раз подумала, что ей с невесткой, а ее сыну с женой повезло. Но, несмотря на удовлетворение, отругала будущую невестку, окна та все-таки помыла.
По дороге домой Светлана поняла, что торопится. Ей не терпелось проверить почту.
"Здравствуй, Касатка!
Что-то произошло. Со мной что-то произошло.
Ты написала мне, я ответил. Ты напомнила, а я… Я вдруг задумался. Над своей жизнью. Ты взбудоражила мое сознание, ты вошла в мой мир и все перевернула там.
Мне плохо, мне грустно. Мне… хреново. Прости за бранное слово. Но ты же из производственников, должна быть к таким словам привычной. Но ты женщина в первую очередь, и я не должен был… Но понимаешь, Касатка, какого-то другого слова, способного выразить мое сегодняшнее состояние, я подобрать не могу. Мне хреново, Касатка…
Я всегда считал, что живу правильно. А теперь засомневался.
Какая-то неудовлетворенность появилась. Не знаю, не понимаю…
Как я жил? Я жил сегодняшним. Я не думал о будущем, я не вспоминал прошлого. Будущее казалось мне простым и понятным.
Безоблачным. Я обеспеченный человек. Что мне бояться какого-то там будущего? А прошлое?.. Оно было мне просто не нужно.
А сейчас я стал вспоминать. Ты заставила меня.
Касатка! Ты спросила меня о семье. В своем третьем письме поздравила меня и мою семью с Новым годом, а в четвертом спросила напрямую - есть ли она у меня. А я не ответил.
Почему? Хотел написать об этом позже? Вообще не хотел писать.
Может, подспудно стыдился, что нет у меня никакой семьи? Не знаю. Наверное…
Да, Касатка, у меня нет семьи. Я один. Больше скажу - у меня никогда не было семьи, я всегда был один. Мне было хорошо и комфортно одному. Я даже не думал, что может быть хорошо как-то по-другому.
Однажды, правда, чуть не женился.
Сейчас расскажу… Не знаю, надо ли тебе это? Все равно, расскажу. Почему-то мне хочется рассказать тебе об этой своей неудачной попытке, а теперь думаю - глупой, даже дурацкой попытке завести семью.
Произошло это вскоре после моего ухода из института. Вернее, сразу же. Уйдя с недослушанной лекции, я прямиком отправился к
Ирке. Ирка - та самая женщина, о которой тебе Грач рассказывал. Она была моей соседкой, жили в одном подъезде. Пришел к ней и с порога сказал: собирайся,
Ирка, в ЗАГС пойдем. Почему-то она не удивилась, не обрадовалась, ничего не спросила, а просто сказала:
"пошли…" Наверное, Ирка уже давно ждала моего предложения. Мы пошли с ней и подали заявление. Месяц надо было ждать. За этот месяц я решил заработать денег на свадьбу.
Можно было ничего этого не делать, отец взял бы на себя все расходы. Но я решил, что сам должен. А как можно было в те времена за месяц заработать денег на свадьбу?..
Был у меня один знакомый… Даже не знакомый, а так - сосед.
Имени его называть не буду, потому что это к делу не относится.
Да и, в общем-то, вскоре после того случая он исчез из моей жизни.
Где он теперь, и что с ним стало - понятия не имею. Сосед этот всегда был одет в фирму и разъезжал на "волге". Наверное, он был самым богатым человеком в нашем доме. А ведь старше меня был года на два, не больше. Понятно откуда такие бабки, фарцой занимался мой соседушка. Так это в те времена называлось. Он возил из Львова джинсовые рубахи с орлами и прочую джинсу. Сбывал шмотки на нашей "толкучке".
Вот к нему я в гости как-то вечерком и зашел. И напрямик попросил - научи, мол, товарисч, как заработать денег.
Он внимательно на меня посмотрел, почесал затылок и, недолго думая, взял в дело. Соседи ведь. По-соседски…
Съездил я во Львов, прикупил у "панов" товара и стал торговать им. Меня взяли, когда я уже почти все распродал. И в милицию на черном воронке отвезли. Потом в КПЗ определили. Я там всего чуть больше двух суток отсидел. Батя, царство ему небесное, подсуетился; он с главным полыноградским милиционером в приятельских отношениях состоял. Отпустили меня.
Постыдили только. Пригрозили в институт сообщить, если еще хоть раз на барахолке меня увидят. У меня студенческий билет при себе был. Но я не стал им рассказывать, что уже не учусь. Дома отец добавил. А вот ему мне пришлось про институт рассказать. Что ж, сказал батя, видать суждено тебе неучем быть. И велел мне прямо с завтрашнего дня устраиваться на
"нормальную" работу. Так из спекулянтов я переквалифицировался в строители.
К торговле, конечно, вернулся, но не скоро. Только тогда, когда вся страна стала торговать.
Я увлекся рассказом о том, как меня чуть не посадили. А ведь хотел рассказать о том, почему не женился.
Все просто. Все совершенно просто, Касатка. Как в анекдоте…
Меня выпустили из КПЗ, и я сразу направился к Ирке. Открыл дверь своим ключом, а там цепочка. Я позвонил. Ну, дальше все понятно… Короче, с Иркой был тот самый сосед. Заглянул к ней на минутку. По-соседски так сказать. И закрылись на цепочку.
Я в тот момент подумал, если меня не было всего лишь пару суток, то, что будет, если я уеду на месяц? А ведь наверняка и было, покуда я к западенцам за польским контрафактом мотался.
Вопрос со свадьбой отпал сам собой. Наверное, именно тогда я и решил, что с женитьбой торопиться не стоит. А может, и вообще ни к чему связывать себя брачными узами и какими-то обязательствами.
Так и жил. Не связывая…
Жалею ли я? Не знаю, Касатка. Не могу однозначно ответить на этот вопрос. С одной стороны - зачем жил? Для кого?
Для себя.
Это плохо? Всегда считал, что человек должен жить только для себя. Он просто обязан быть эгоистом. Альтруизм для слабых. А я сильный. Я так считал. Я считал себя сильным.
Сейчас… Не знаю, Касатка. Твои письма как-то странно повлияли на меня. Я в растерянности. Не могу собрать мысли в кучу, они разбегаются.
Итак, я жил для себя. Это факт.
Никого не сделал счастливым? Зато и несчастным никого не сделал. Это еще один факт. Хотя…, и здесь есть сомнения.
Плохо ли мне одному? Да нет, вроде бы неплохо. По-прежнему комфортно. По-прежнему уютно и тихо в моем доме. Никто не мешает мне думать и отдыхать. Если надоест отдыхать в тишине, могу развлечься. Могу пойти куда-нибудь, куда захочу, и с кем захочу. И никто не скажет: куда пошел? Могу позвать к себе гостей.
Только все чаще и чаще в последнее время получается так, что некого звать. И какая-то ржавчина на душе.
А иногда…
Касатка, ты приходишь ко мне… Смеешься? Не веришь? Это правда. И раньше приходила. Редко, но я видел тебя. Во сне. И наяву. Мне казалось, что я вижу тебя наяву. Ты мерещилась мне.
Я не понимал, что это такое. Я и сейчас не понимаю.
Я ничего не понимаю. Правильно ли я жил? Неправильно? Не понимаю.
И еще… Извини, Касатка. Я сейчас спрошу тебя о том, чего не спросил бы ни у кого и никогда. Об этом, наверное, не спрашивают.
Каждый должен сам знать ответ на этот вопрос. А я вот не знаю.
Касатка, скажи мне - любовь, она существует?
Скажи. Ответь. Объясни мне! Касатка…
Ты умная. Ты всегда была самой умной из нас. Ты была отличницей, но… не в этом дело…
Сейчас вспоминаю тебя. Ты мало говорила. Больше слушала. Но как ты умела слушать! Ты слушала, и в твоих глазах было понимание и сопереживание. И когда ты кому-то что-то советовала, это всегда было правильным.
Жду твоего письма. Жду твоей помощи. Жду твоего совета.
Просто жду.
Кит"
Прочитав это странное, сумбурное письмо Кита, наполненное отчаяньем и вопросами, на которые наверняка есть ответ, только не каждый сможет ответить, Касатка задумалась. Кит взывает о помощи. И к кому? К ней. Как она может помочь? Чем? Она?! Он просит ее ответить на вопрос. Такой простой, казалось бы, вопрос…
"Кит, я не смогу тебе помочь. Не смогу, извини. Мне бы кто помог.
Ты спрашиваешь меня, есть ли любовь? Значит ты жил без любви. А я? Я жила с нелюбовью, Кит. Невелика разница. Вернее, разницы нет вовсе.
Не любила я, не любили меня. Я так жила. И ты так жил. Мы с тобой одинаковы. Мы - два сапога пара. Но… Нет, есть небольшая разница.
Я о любви мечтала, а ты бежал от нее… Ты не знаешь, есть ли любовь на свете, а я? Я знаю? Мечты… Не знаю, Кит, не знаю… Тоже не знаю. Мечты - это не ответ на вопрос. Это все лишь мечты"
Касатка закурила, и дым показался ей горьким.
15.
(после такого снижения начинала курить даже больше). Иной раз не выдерживала и по дороге в гараж, доставала сигарету и зажимала в зубах. Но не прикуривала. Так и шла как дура, держа в зубах незажженную сигарету. А иногда, когда было особенно проблемно в личной жизни или на работе что-то не ладилось, она за завтраком с отвращением глядела на продукты, лежащие перед ней и рука тянулась к пачке. Но… нельзя! Табу. Нельзя нарушать установленный порядок.
Подъем, зарядка, умывание, и так далее… Иначе… Светлана задумывалась. Иначе, очень будет легко, дав себе слабинку и нарушив один из пунктов распорядка, постепенно начать нарушать и другие. Это означало хаос. А скатываться в хаос Светлана себе позволить не могла. Интересно, думала она иногда, соблюдать жесткий распорядок у меня силы воли хватает, а вот бросить курить, нет.
В квартире царила полная тишина. До звона в ушах.
Светлана встала и вышла из спальни. На столике в прихожей, придавленная пепельницей (пепельница была чистая и сверкала хрустальными гранями), лежала записка.
"Светлана Андреевна, доброе утро!
Я на квартире. Сегодня привезут холодильник и стиральную машину.
А потом придут мастера ее подключить. Я взяла из ванной ведро, губку, моющее средство. Буду наводить чистоту.
Завтрак на столе.
Аня"
Только бы она не вздумала окна мыть, подумала Светлана. Холодно.
Простудится, а ей нельзя…
Светлана прошлась по квартире, заглянула на кухню. На кухонном столе стояла тарелка с двумя сосисками, а под ней еще одна записка.
"Сосиски я отварила. Только разогрейте их в микроволновке. А кофе варить не стала. Вы, наверное, свежезаваренный любите. И хлеб резать не стала. Подсохнет"
Светлана улыбнулась, тронутая Анютиной заботой. Машинально сунула в рот холодную сосиску, без отвращения проглотила кусочек. Подумала:
"что же это я делаю? Не умывшись, не сделав зарядку…"
Приведя себя в порядок, Светлана позавтракала, и пошла было к компьютеру, но остановилась на полпути. Вернулась на кухню и взяла с подоконника пачку сигарет. Потом оделась и медленно пошла в гараж.
Дядя Федя был как всегда на боевом посту - ковырялся в чреве железного ветерана. Услышав шаги, и, наверное, на слух определив, кому они принадлежат, старик оторвался от своего занятия, поднял голову и подмигнул Светлане. Это означало: привет, соседка!
Светлана улыбнулась в ответ:
- Здравствуйте, дядя Федя! Все чините?
- Смотрю…
Океан терпеливо ждал Светлану. Он был спокоен. Почти спокоен.
Волна нехотя ворошила гальку и шугу. Было холодно, но ветра почти не было. Легкий бриз.
Светлана посмотрела на горизонт. Было совершенно непонятно, где кончается вода и начинается небо. И то и другое было одного темно-серого цвета.
- Тебе надо подумать, Касатка, - сказала Светлана. - Тебе надо хорошенько подумать… Что с тобой? Что с тобой происходит? Ты влюбилась? Глупости! Какие глупости… В твоем-то возрасте. Да, что собственно произошло? Да ничего не произошло. Ты просто-напросто нашла еще одного институтского товарища. Не более того. Согласна, когда-то, очень давно, ты испытывала к нему симпатию… Нет. Здесь лгать не надо. Твой слушатель - океан. Он хороший слушатель. И верный товарищ. Никогда и никому ничего не разболтает. Выслушает молча или немного ворча. Выслушает и промолчит. Он даже тебе лично ничего не скажет. Если напрячься, можешь, конечно, услышать то, что он о тебе думает. Но он ничего не скажет, если даже не согласен. Он не станет смеяться над тобой. Не станет тебя критиковать. И врать ему нельзя. Не получится… Он все понимает без слов. Все что у тебя на душе. Все он понимает, он читает твои мысли. Можешь даже не говорить вслух. Океан… Я люблю тебя, Океан.
"И Кита любила… Опять неточность. Почему - опять? Просто - неточность. Первый раз хотела солгать, второй раз допустила неточность в термине. Влюблена была. Не успела полюбить. Если бы Кит ответил взаимностью…, полюбила бы. Но он не ответил. У Кита другая была. Он жениться собирался, Грач рассказывал. Может, врал Грач?
Может, врал… Скорей всего, врал. Теперь понятно, почему… Зачем все так в жизни? В молодости, зачем все так… сложно? Ведь в молодости ты и так часто не понимаешь, что с тобой происходит. И так все сложно. А тут еще… сложности. Дополнительные. Грач…
Грач - птица весенняя… Гад он, а не птица. Гаденыш… А собственно…, при чем здесь Грач? Не получилось. Не случилось любви, вот и все. Ее и потом не случилось. Как-то все глупо, необдуманно, впопыхах что ли? Не остановилась, не прислушалась к себе. Куда ветер… Не знаю. Не понимаю… Ничего не понимаю. Жизнь прошла. Любовь не встретилась. Думала… Ни фига я не думала"
Светлана достала пачку, озябшими пальцами вытащила сигарету.
- Океан, ты не обидишься?.. Дурная привычка, я понимаю. Столько запахов… А я вот…
Ш-ш-ши-х-х-х.
Волна откатилась, поволокла мелкую гальку.
- Не обидишься, - поняла Светлана. - Ты добрый. В тебя столько гадости люди бросают, а ты им все прощаешь. А я не буду бросать окурок, я его с собой увезу.
Светлана с наслаждением закурила.
- Когда я увидела на сайте Кита, - стала рассказывать она океану,
- у меня почему-то сердце застучало. Не знаю, почему. Наверное, жалко себя стало. Или было всегда жалко, а когда увидела… Ты знаешь, он сильно изменился. Я написала ему, что он почти не изменился, но это неправда. Вернее, не совсем правда. Мне кажется,
Кит не очень постарел. То есть…, не правильно сказала. Нельзя одним словом. Лучше так: не очень огрубели черты лица, не много появилось морщин. Седина? Она у всех нас пятидесятилетних. У кого-то больше, у кого-то меньше… Но глаза. Взгляд… Понимаешь, Океан, у
Кита сейчас другой взгляд. Он такой… - Касатка замолчала, подбирая слово; она мысленно понимала, каким стал у Кита взгляд через тридцать лет, а вот словами не могла легко сформулировать. -
Понимаешь, Океан, Кит словно хочет показать, что он крутой и жизнью своей доволен вполне. Но это как бы сверху. Как туман. Ты знаешь,
Океан, каким бываешь ты, если над тобой туман. Сразу не поймешь, что у тебя в глубине, не поймешь глубины. Вот и Кит, он такой же. Под напускным туманом печаль. Я не знаю, что это за печаль. Я ничего не знаю о нем. Я дура, да? Скажи мне, Океан, я дура?
- Ш-ши-х-х, - ответил Океан, шелестя шугой и галькой. -
Ш-ш-ши-х-х. Ш-ши-х. - Он словно посмеивался. Но не обидно.
- Да не смейся ты! Сама знаю, что дура. Старая уставшая баба. И дура к тому же полная.
- Ш-ш-ш-ш-ш-ши-х-х-х-х! - возмутился Океан. - Шух! - разбил крупный комок смерзшейся шуги о камень.
- Думаешь, не дура? Просто устала?
- Ш-ш-ши-х-х…
- Да, я устала, Океан. Я устала быть сильной. Я хочу стать слабой. Хоть ненадолго. Хоть на чуть-чуть…
Со своего мыса Светлана поехала на квартиру будущих молодоженов.
Все там уже сверкало чистотой. Холодильник уже привезли, а стиралку должны были доставить с минуты на минуту. Уже звонили, что привезут и установят сразу; слесаря едут вместе с машиной.
Задерживаться на квартире Светлана не стала. Ей тут делать было нечего. И придраться было не к чему. Впрочем, она и не собиралась выискивать всякие мелочи. Просто убедилась, что Анюта сделала все так, как и она сама бы сделала. Еще раз подумала, что ей с невесткой, а ее сыну с женой повезло. Но, несмотря на удовлетворение, отругала будущую невестку, окна та все-таки помыла.
По дороге домой Светлана поняла, что торопится. Ей не терпелось проверить почту.
"Здравствуй, Касатка!
Что-то произошло. Со мной что-то произошло.
Ты написала мне, я ответил. Ты напомнила, а я… Я вдруг задумался. Над своей жизнью. Ты взбудоражила мое сознание, ты вошла в мой мир и все перевернула там.
Мне плохо, мне грустно. Мне… хреново. Прости за бранное слово. Но ты же из производственников, должна быть к таким словам привычной. Но ты женщина в первую очередь, и я не должен был… Но понимаешь, Касатка, какого-то другого слова, способного выразить мое сегодняшнее состояние, я подобрать не могу. Мне хреново, Касатка…
Я всегда считал, что живу правильно. А теперь засомневался.
Какая-то неудовлетворенность появилась. Не знаю, не понимаю…
Как я жил? Я жил сегодняшним. Я не думал о будущем, я не вспоминал прошлого. Будущее казалось мне простым и понятным.
Безоблачным. Я обеспеченный человек. Что мне бояться какого-то там будущего? А прошлое?.. Оно было мне просто не нужно.
А сейчас я стал вспоминать. Ты заставила меня.
Касатка! Ты спросила меня о семье. В своем третьем письме поздравила меня и мою семью с Новым годом, а в четвертом спросила напрямую - есть ли она у меня. А я не ответил.
Почему? Хотел написать об этом позже? Вообще не хотел писать.
Может, подспудно стыдился, что нет у меня никакой семьи? Не знаю. Наверное…
Да, Касатка, у меня нет семьи. Я один. Больше скажу - у меня никогда не было семьи, я всегда был один. Мне было хорошо и комфортно одному. Я даже не думал, что может быть хорошо как-то по-другому.
Однажды, правда, чуть не женился.
Сейчас расскажу… Не знаю, надо ли тебе это? Все равно, расскажу. Почему-то мне хочется рассказать тебе об этой своей неудачной попытке, а теперь думаю - глупой, даже дурацкой попытке завести семью.
Произошло это вскоре после моего ухода из института. Вернее, сразу же. Уйдя с недослушанной лекции, я прямиком отправился к
Ирке. Ирка - та самая женщина, о которой тебе Грач рассказывал. Она была моей соседкой, жили в одном подъезде. Пришел к ней и с порога сказал: собирайся,
Ирка, в ЗАГС пойдем. Почему-то она не удивилась, не обрадовалась, ничего не спросила, а просто сказала:
"пошли…" Наверное, Ирка уже давно ждала моего предложения. Мы пошли с ней и подали заявление. Месяц надо было ждать. За этот месяц я решил заработать денег на свадьбу.
Можно было ничего этого не делать, отец взял бы на себя все расходы. Но я решил, что сам должен. А как можно было в те времена за месяц заработать денег на свадьбу?..
Был у меня один знакомый… Даже не знакомый, а так - сосед.
Имени его называть не буду, потому что это к делу не относится.
Да и, в общем-то, вскоре после того случая он исчез из моей жизни.
Где он теперь, и что с ним стало - понятия не имею. Сосед этот всегда был одет в фирму и разъезжал на "волге". Наверное, он был самым богатым человеком в нашем доме. А ведь старше меня был года на два, не больше. Понятно откуда такие бабки, фарцой занимался мой соседушка. Так это в те времена называлось. Он возил из Львова джинсовые рубахи с орлами и прочую джинсу. Сбывал шмотки на нашей "толкучке".
Вот к нему я в гости как-то вечерком и зашел. И напрямик попросил - научи, мол, товарисч, как заработать денег.
Он внимательно на меня посмотрел, почесал затылок и, недолго думая, взял в дело. Соседи ведь. По-соседски…
Съездил я во Львов, прикупил у "панов" товара и стал торговать им. Меня взяли, когда я уже почти все распродал. И в милицию на черном воронке отвезли. Потом в КПЗ определили. Я там всего чуть больше двух суток отсидел. Батя, царство ему небесное, подсуетился; он с главным полыноградским милиционером в приятельских отношениях состоял. Отпустили меня.
Постыдили только. Пригрозили в институт сообщить, если еще хоть раз на барахолке меня увидят. У меня студенческий билет при себе был. Но я не стал им рассказывать, что уже не учусь. Дома отец добавил. А вот ему мне пришлось про институт рассказать. Что ж, сказал батя, видать суждено тебе неучем быть. И велел мне прямо с завтрашнего дня устраиваться на
"нормальную" работу. Так из спекулянтов я переквалифицировался в строители.
К торговле, конечно, вернулся, но не скоро. Только тогда, когда вся страна стала торговать.
Я увлекся рассказом о том, как меня чуть не посадили. А ведь хотел рассказать о том, почему не женился.
Все просто. Все совершенно просто, Касатка. Как в анекдоте…
Меня выпустили из КПЗ, и я сразу направился к Ирке. Открыл дверь своим ключом, а там цепочка. Я позвонил. Ну, дальше все понятно… Короче, с Иркой был тот самый сосед. Заглянул к ней на минутку. По-соседски так сказать. И закрылись на цепочку.
Я в тот момент подумал, если меня не было всего лишь пару суток, то, что будет, если я уеду на месяц? А ведь наверняка и было, покуда я к западенцам за польским контрафактом мотался.
Вопрос со свадьбой отпал сам собой. Наверное, именно тогда я и решил, что с женитьбой торопиться не стоит. А может, и вообще ни к чему связывать себя брачными узами и какими-то обязательствами.
Так и жил. Не связывая…
Жалею ли я? Не знаю, Касатка. Не могу однозначно ответить на этот вопрос. С одной стороны - зачем жил? Для кого?
Для себя.
Это плохо? Всегда считал, что человек должен жить только для себя. Он просто обязан быть эгоистом. Альтруизм для слабых. А я сильный. Я так считал. Я считал себя сильным.
Сейчас… Не знаю, Касатка. Твои письма как-то странно повлияли на меня. Я в растерянности. Не могу собрать мысли в кучу, они разбегаются.
Итак, я жил для себя. Это факт.
Никого не сделал счастливым? Зато и несчастным никого не сделал. Это еще один факт. Хотя…, и здесь есть сомнения.
Плохо ли мне одному? Да нет, вроде бы неплохо. По-прежнему комфортно. По-прежнему уютно и тихо в моем доме. Никто не мешает мне думать и отдыхать. Если надоест отдыхать в тишине, могу развлечься. Могу пойти куда-нибудь, куда захочу, и с кем захочу. И никто не скажет: куда пошел? Могу позвать к себе гостей.
Только все чаще и чаще в последнее время получается так, что некого звать. И какая-то ржавчина на душе.
А иногда…
Касатка, ты приходишь ко мне… Смеешься? Не веришь? Это правда. И раньше приходила. Редко, но я видел тебя. Во сне. И наяву. Мне казалось, что я вижу тебя наяву. Ты мерещилась мне.
Я не понимал, что это такое. Я и сейчас не понимаю.
Я ничего не понимаю. Правильно ли я жил? Неправильно? Не понимаю.
И еще… Извини, Касатка. Я сейчас спрошу тебя о том, чего не спросил бы ни у кого и никогда. Об этом, наверное, не спрашивают.
Каждый должен сам знать ответ на этот вопрос. А я вот не знаю.
Касатка, скажи мне - любовь, она существует?
Скажи. Ответь. Объясни мне! Касатка…
Ты умная. Ты всегда была самой умной из нас. Ты была отличницей, но… не в этом дело…
Сейчас вспоминаю тебя. Ты мало говорила. Больше слушала. Но как ты умела слушать! Ты слушала, и в твоих глазах было понимание и сопереживание. И когда ты кому-то что-то советовала, это всегда было правильным.
Жду твоего письма. Жду твоей помощи. Жду твоего совета.
Просто жду.
Кит"
Прочитав это странное, сумбурное письмо Кита, наполненное отчаяньем и вопросами, на которые наверняка есть ответ, только не каждый сможет ответить, Касатка задумалась. Кит взывает о помощи. И к кому? К ней. Как она может помочь? Чем? Она?! Он просит ее ответить на вопрос. Такой простой, казалось бы, вопрос…
"Кит, я не смогу тебе помочь. Не смогу, извини. Мне бы кто помог.
Ты спрашиваешь меня, есть ли любовь? Значит ты жил без любви. А я? Я жила с нелюбовью, Кит. Невелика разница. Вернее, разницы нет вовсе.
Не любила я, не любили меня. Я так жила. И ты так жил. Мы с тобой одинаковы. Мы - два сапога пара. Но… Нет, есть небольшая разница.
Я о любви мечтала, а ты бежал от нее… Ты не знаешь, есть ли любовь на свете, а я? Я знаю? Мечты… Не знаю, Кит, не знаю… Тоже не знаю. Мечты - это не ответ на вопрос. Это все лишь мечты"
Касатка закурила, и дым показался ей горьким.
15.
- А вчера мне анекдот рассказали…
Олег Митин был как всегда пьян, но в меру. Они возвращались с корпоратива в двенадцатом часу ночи. В такси их помимо водителя было четверо. Олежка сидел рядом с водителем и травил один анекдот за другим. Он был как всегда без супруги - Ленка укатила в Египет и вернуться должна была только к рождеству. Вообще, Митины по-современному жили, не дружно, но мирно, к скандалам не стремились. Ленка все знала о любовницах мужа. Она не закрывала глаза на Олежкины интрижки, просто ей было все равно. Она и сама не отличалась особой верностью. Наверняка, в Египет не одна поехала.
Олегу тоже это было по барабану. Короче, современная семья, каких, к сожалению не так уж и мало. Жили супруги каждый своей жизнью, и разводиться не собирались. Олеговы деньги крутились в Ленкином бизнесе. Коттедж достраивали на берегу Полынки в престижном районе.
Да и пацан у них рос, скоро школу должен был окончить. Смышленый паренек и очень самостоятельный. Папа Олег и мама Лена планировали отправить его в Кембридж.
Латышев расположился сзади. Рядом с ним сидели Женька и его жена
Наталья. Наталья уже с трудом сдерживала зевоту, иногда прикрывала рот рукой.
- Смешной анекдот! Но из прошлой совковой жизни. Значит так: приходит военный в ресторан. Или в столовую? Не важно. Просит официантку: мне, пожалуйста, котлету по-киевски и борщ. А она ему: у нас на второе ничего нет. Как нет? - удивляется военный. А так, - отвечает официантка, - съели все. Борщ - пожалуйста, а второго нет, извините. Хоть самой ложись! Гы-гы-гы!
- И в чем соль? - озадаченно спросил Женька.
- А я еще не закончил. Посмотрел военный на официантку и как рявкнет: отставить первое! Две порции второго! Гы-гы-гы-гы-гы!
- Пошляк ты, Олежка, - сонно отреагировала Наталья.
Латышев тоже счел анекдот пошлым. К тому же, он слышал его еще классе в восьмом.
- Останови, - сказал он водителю, - я выйду здесь.
- Так мы ж не доехали, - удивился Митин. - Тебе еще пара кварталов до дома.
- Пройдусь. Свежим воздухом хочу подышать.
Водитель прижался к обочине.
- Может, не стоит? - озаботилась Наталья. - Ночь. Хулиганов полно. А ты, Никита, выпивший…
- Нормально, - отозвался Латышев, открывая дверь. - Это мой район. Меня тут каждая собака знает. Да и пушка у меня при себе. -
Он похлопал себя по боку.
- Газовая пукалка, - усмехнулся Олег.
Женька придержал его за рукав, спросил тихо и настороженно:
- У тебя что, опять голова болит?
- Просто хочу прогуляться перед сном. А голова не болит.
Совершенно. Твой эскулап - просто чародей какой-то! Спасибо, что привез его ко мне.
- Он тебе еще не звонил? Ну, насчет…
- Да нет пока. Не звонил.
- Значит, после праздников позвонит.
Небо было черным, малозвездным. Зато фонари горели все и ярко.
Прохожих на хорошо освещенной улице было мало, и автомобили редко проезжали по шоссе мимо Латышева. С неба падали огромные хлопья снега и тихо опускались на его непокрытую голову; Никита не надел шапку, нес ее в руке. Он думал о Касатке.
"Касатка… Почему я о тебе думаю? Зачем вспоминаю? Зачем мне кажется, что ты идешь рядом со мной? Снег. Какие огромные снежинки!
Нет, не снежинки, это целые хлопья, содружества снежинок, семьи…
Много семей. Они и на тебя падают, Касатка… Ты любишь, когда на твои ресницы падают снежинки? Наверное, любишь. Ты любила бродить по лужам босиком. Ты писала, я помню. И наверное, любишь, когда с неба падают снежинки и опускаются на твои волосы, на твое лицо… О, господи! Какая же ты… другая"
Латышев вдруг вспомнил, что все его женщины терпеть не могли непогоды - снега, дождя, ветра. Быстро под зонтик, быстро в укрытие, домой. Дома тепло и уютно, там нет этих противных снежинок и капелек дождя, которые падают на ресницы, попадают в глаза - мокнет лицо, подтекает тушь. Это же катастрофа! Зачем? Прочь с улицы, дома лучше.
А еще лучше - сидеть в полутемном зале уютного ресторанчика, лениво потягивая коктейль, и перемывать косточки своим самым лучшим
"подругам". А не бродить по лужам. Тем более, босиком.
Никите вдруг показалось, что все его бывшие любовницы на одно лицо - одинаково холеные, укутанные в дорогие меха и упакованные в модные импортные шмотки, одинаково красивые и одинаково… скучные.
Такое складывалось впечатление, что и не было у него кучи любовниц, была только одна - приходящая и уходящая.
"Касатка! - мысленно воскликнул Кит. - Ты совершенно другая! Как хорошо, что ты другая…"
И тут же мысленно усмехнулся:
"Кому хорошо? Твоему мужу?.. Мне-то что с того, что ты не такая, как все?.. И все-таки, хорошо. Просто - хорошо, что ты есть, и что ты - другая"
Кит вошел во двор своего дома. Многие окна были освещены.
Некоторые ярко, в некоторых мерцал работающий телевизор. Некоторые были занавешены плотными светонепроницаемыми шторами, но свет все равно пробивался в щелки. Было понятно, что там не спят. Кто они, эти люди? Чем они сейчас занимаются? Смотрят телевизор? Сидят за столом и поздно ужинают? Или выпивают… А может, они любят друг друга? Вот в эту самую минуту. Лежат в постелях и… любят.
Как-то не так, как всегда подумал про это Кит. Подумал о сексе, но мысленно назвал секс любовью. Нет, кто-то, конечно и просто сексом занимается, а кто-то любит…
Кит грустно взглянул на темные прямоугольники своих окон.
Почему-то ему вдруг расхотелось идти домой. Он закурил и присел на скамейку рядом с заваленной снегом детской песочницей. Закурив, подумал:
"Собирался свежим воздухом подышать, а дышу никотином…"
- Мужик! Закурить дай!
Латышев поднял голову. Прямо перед ним стояли двое парней.
Высокие…, нет, не высокие - длинные. Годков эдак по шестнадцать обоим. Что-то он их в своем дворе не встречал никогда. Впрочем, кого он знает в своем доме? Он даже не знает тех, кто живет на одной с ним лестничной площадке. Парни ухмылялись. Наверняка не курить они хотели. Просто приключений искали. Латышев прикинул - парни молодые, но какие-то щуплые, узкоплечие. Наверное, о спорте слышали только то, что он есть. Если что, справиться будет не сложно. Он даже свою газовую пукалку, как ее обозвал Олег Митин, доставать не стал.
Встал, выпрямившись во весь рост, отметив, что он ненамного ниже парней, а уж ширину плеч и вовсе сравнивать нечего. Глубоко затянувшись, Латышев щелчком отправил окурок в темноту и, усмехнувшись, назидательно произнес:
- Не курю, ребята. И вам не советую. И вообще просто обязан вам сказать, если ваши родители так и не удосужились втолковать вам эту простую истину. Курить вредно, юноши. На каждой пачке сигарет написано: "Курение вредит вашему здоровью". Читали? Или вы еще читать не научились?
- Ты че, мужик?! - явно обрадовался один из парней и ринулся, было в драку, но второй искатель приключений, видимо, углядев что-то во взгляде и усмешке "старпера", потянул приятеля за рукав:
- Стой, Дэн. Успокойся. Нету и нету. - И добавил тихо: - Пошли, ну его на хер! Ненормальный дед какой-то, не видишь, что ли?
- Нет, а че он… оскорбляет, - "Драчун" тоже, по-видимому, все уже понял, но уйти просто так…
- Пошли, пошли. В киоске сигарет купим.
- Да причем здесь сигареты! Дело в принципе.
- Пошли, - с силой потянул "драчуна" приятель.
Латышев демонстративно достал пачку, прикурил сигарету, потом зажигалку и сигареты сунул в карман пальто и выжидающе посмотрел на парней. Они ретировались. "Драчун" неохотно оставлял поле несостоявшейся битвы, но тот другой, более понятливый, тянул приятеля настойчиво. Через минуту за углом дома раздался их нервный смех. Латышев прислушался к своим ощущениям. Коленки немного дрожали, но не от страха, от возбуждения.
"Захотелось подраться? Старый дурень! Связался с пацанами. Ну, накостылял бы им. А зачем?.. Почувствовал себя молодым? Впрочем, старым я себя и не чувствовал еще. Но драться… Как давно ты не дрался, Кит? Лет двадцать?.. Нет, меньше. Это было…"
Это было в девяносто третьем. Латышев только-только вселился в новую квартиру в этом доме. Ремонт еще не сделал и мебели был самый минимум. Практически, голые стены, звукоизоляции - ноль. А за стенкой жил сосед алкаш. Напьется и воет по-волчьи всю ночь напролет. Сначала Латышев стучал в стену. Потом вышел на площадку и позвонил в дверь. Никто не открыл. Тогда он утром дождался, когда сосед проснется и выйдет за опохмелкой, поймал его, сгреб за грудки и объяснил что к чему. Казалось, тот все понял. Утихомирился, но ненадолго. Дня через два снова начал выть. Как-то раз Латышев вышел из себя и бросился разбираться. Долго звонил, но никто не отвечал.
Рванул со злости на себя дверь, а она открытой оказалась. Латышев оторвался по полной. Собственно, драки не было, было одно лишь избиение. Бедняга и не думал сопротивляться, уж тем более, отвечать.
Лишь втягивал голову в плечи, мычал что-то нечленораздельное и пытался прикрыться руками. Да, по большому счету, и избиения-то не было. Так, врезал раз несколько… Вскоре беспокойный сосед Латышева продал квартиру какой-то многодетной семье, а деньги наверное пропил. Теперь видимо бомжует, воет где-нибудь в подвале. Или на помойке. Как бездомный пес. А скорей всего, его уже нет в живых - спился или пришибли. Бомжей часто убивают.
А драки…, все драки были раньше. Молодость у Никиты была бурной, и драк было предостаточно. Но теперь Латышеву вдруг расхотелось о них вспоминать. Ему захотелось домой. Там наверняка его ждало письмо от Касатки.
И оно было, Кит оказался прав.
"Здравствуй, Кит!
Боюсь, я плохая советчица.
Умная? Кит, ты назвал меня умной… Да еще отличницей! Кит, ты ничего не помнишь. Впрочем, я уже успела в этом убедиться.
Отличницей я была в школе. А в институте я была самой обычной студенткой, и ни какой не отличницей. Уже на первой сессии я завалила один экзамен. Истмат. Потом пересдавала. И на последующих сессиях бывало, заваливала. Со всеми это случалось, и я была такая же, как все, не выделялась. Иногда прогуливала лекции, иногда стеклотронила чужие проекты, если не успевала сама, пользовалась "шпорами", много чего не понимала.
Олег Митин был как всегда пьян, но в меру. Они возвращались с корпоратива в двенадцатом часу ночи. В такси их помимо водителя было четверо. Олежка сидел рядом с водителем и травил один анекдот за другим. Он был как всегда без супруги - Ленка укатила в Египет и вернуться должна была только к рождеству. Вообще, Митины по-современному жили, не дружно, но мирно, к скандалам не стремились. Ленка все знала о любовницах мужа. Она не закрывала глаза на Олежкины интрижки, просто ей было все равно. Она и сама не отличалась особой верностью. Наверняка, в Египет не одна поехала.
Олегу тоже это было по барабану. Короче, современная семья, каких, к сожалению не так уж и мало. Жили супруги каждый своей жизнью, и разводиться не собирались. Олеговы деньги крутились в Ленкином бизнесе. Коттедж достраивали на берегу Полынки в престижном районе.
Да и пацан у них рос, скоро школу должен был окончить. Смышленый паренек и очень самостоятельный. Папа Олег и мама Лена планировали отправить его в Кембридж.
Латышев расположился сзади. Рядом с ним сидели Женька и его жена
Наталья. Наталья уже с трудом сдерживала зевоту, иногда прикрывала рот рукой.
- Смешной анекдот! Но из прошлой совковой жизни. Значит так: приходит военный в ресторан. Или в столовую? Не важно. Просит официантку: мне, пожалуйста, котлету по-киевски и борщ. А она ему: у нас на второе ничего нет. Как нет? - удивляется военный. А так, - отвечает официантка, - съели все. Борщ - пожалуйста, а второго нет, извините. Хоть самой ложись! Гы-гы-гы!
- И в чем соль? - озадаченно спросил Женька.
- А я еще не закончил. Посмотрел военный на официантку и как рявкнет: отставить первое! Две порции второго! Гы-гы-гы-гы-гы!
- Пошляк ты, Олежка, - сонно отреагировала Наталья.
Латышев тоже счел анекдот пошлым. К тому же, он слышал его еще классе в восьмом.
- Останови, - сказал он водителю, - я выйду здесь.
- Так мы ж не доехали, - удивился Митин. - Тебе еще пара кварталов до дома.
- Пройдусь. Свежим воздухом хочу подышать.
Водитель прижался к обочине.
- Может, не стоит? - озаботилась Наталья. - Ночь. Хулиганов полно. А ты, Никита, выпивший…
- Нормально, - отозвался Латышев, открывая дверь. - Это мой район. Меня тут каждая собака знает. Да и пушка у меня при себе. -
Он похлопал себя по боку.
- Газовая пукалка, - усмехнулся Олег.
Женька придержал его за рукав, спросил тихо и настороженно:
- У тебя что, опять голова болит?
- Просто хочу прогуляться перед сном. А голова не болит.
Совершенно. Твой эскулап - просто чародей какой-то! Спасибо, что привез его ко мне.
- Он тебе еще не звонил? Ну, насчет…
- Да нет пока. Не звонил.
- Значит, после праздников позвонит.
Небо было черным, малозвездным. Зато фонари горели все и ярко.
Прохожих на хорошо освещенной улице было мало, и автомобили редко проезжали по шоссе мимо Латышева. С неба падали огромные хлопья снега и тихо опускались на его непокрытую голову; Никита не надел шапку, нес ее в руке. Он думал о Касатке.
"Касатка… Почему я о тебе думаю? Зачем вспоминаю? Зачем мне кажется, что ты идешь рядом со мной? Снег. Какие огромные снежинки!
Нет, не снежинки, это целые хлопья, содружества снежинок, семьи…
Много семей. Они и на тебя падают, Касатка… Ты любишь, когда на твои ресницы падают снежинки? Наверное, любишь. Ты любила бродить по лужам босиком. Ты писала, я помню. И наверное, любишь, когда с неба падают снежинки и опускаются на твои волосы, на твое лицо… О, господи! Какая же ты… другая"
Латышев вдруг вспомнил, что все его женщины терпеть не могли непогоды - снега, дождя, ветра. Быстро под зонтик, быстро в укрытие, домой. Дома тепло и уютно, там нет этих противных снежинок и капелек дождя, которые падают на ресницы, попадают в глаза - мокнет лицо, подтекает тушь. Это же катастрофа! Зачем? Прочь с улицы, дома лучше.
А еще лучше - сидеть в полутемном зале уютного ресторанчика, лениво потягивая коктейль, и перемывать косточки своим самым лучшим
"подругам". А не бродить по лужам. Тем более, босиком.
Никите вдруг показалось, что все его бывшие любовницы на одно лицо - одинаково холеные, укутанные в дорогие меха и упакованные в модные импортные шмотки, одинаково красивые и одинаково… скучные.
Такое складывалось впечатление, что и не было у него кучи любовниц, была только одна - приходящая и уходящая.
"Касатка! - мысленно воскликнул Кит. - Ты совершенно другая! Как хорошо, что ты другая…"
И тут же мысленно усмехнулся:
"Кому хорошо? Твоему мужу?.. Мне-то что с того, что ты не такая, как все?.. И все-таки, хорошо. Просто - хорошо, что ты есть, и что ты - другая"
Кит вошел во двор своего дома. Многие окна были освещены.
Некоторые ярко, в некоторых мерцал работающий телевизор. Некоторые были занавешены плотными светонепроницаемыми шторами, но свет все равно пробивался в щелки. Было понятно, что там не спят. Кто они, эти люди? Чем они сейчас занимаются? Смотрят телевизор? Сидят за столом и поздно ужинают? Или выпивают… А может, они любят друг друга? Вот в эту самую минуту. Лежат в постелях и… любят.
Как-то не так, как всегда подумал про это Кит. Подумал о сексе, но мысленно назвал секс любовью. Нет, кто-то, конечно и просто сексом занимается, а кто-то любит…
Кит грустно взглянул на темные прямоугольники своих окон.
Почему-то ему вдруг расхотелось идти домой. Он закурил и присел на скамейку рядом с заваленной снегом детской песочницей. Закурив, подумал:
"Собирался свежим воздухом подышать, а дышу никотином…"
- Мужик! Закурить дай!
Латышев поднял голову. Прямо перед ним стояли двое парней.
Высокие…, нет, не высокие - длинные. Годков эдак по шестнадцать обоим. Что-то он их в своем дворе не встречал никогда. Впрочем, кого он знает в своем доме? Он даже не знает тех, кто живет на одной с ним лестничной площадке. Парни ухмылялись. Наверняка не курить они хотели. Просто приключений искали. Латышев прикинул - парни молодые, но какие-то щуплые, узкоплечие. Наверное, о спорте слышали только то, что он есть. Если что, справиться будет не сложно. Он даже свою газовую пукалку, как ее обозвал Олег Митин, доставать не стал.
Встал, выпрямившись во весь рост, отметив, что он ненамного ниже парней, а уж ширину плеч и вовсе сравнивать нечего. Глубоко затянувшись, Латышев щелчком отправил окурок в темноту и, усмехнувшись, назидательно произнес:
- Не курю, ребята. И вам не советую. И вообще просто обязан вам сказать, если ваши родители так и не удосужились втолковать вам эту простую истину. Курить вредно, юноши. На каждой пачке сигарет написано: "Курение вредит вашему здоровью". Читали? Или вы еще читать не научились?
- Ты че, мужик?! - явно обрадовался один из парней и ринулся, было в драку, но второй искатель приключений, видимо, углядев что-то во взгляде и усмешке "старпера", потянул приятеля за рукав:
- Стой, Дэн. Успокойся. Нету и нету. - И добавил тихо: - Пошли, ну его на хер! Ненормальный дед какой-то, не видишь, что ли?
- Нет, а че он… оскорбляет, - "Драчун" тоже, по-видимому, все уже понял, но уйти просто так…
- Пошли, пошли. В киоске сигарет купим.
- Да причем здесь сигареты! Дело в принципе.
- Пошли, - с силой потянул "драчуна" приятель.
Латышев демонстративно достал пачку, прикурил сигарету, потом зажигалку и сигареты сунул в карман пальто и выжидающе посмотрел на парней. Они ретировались. "Драчун" неохотно оставлял поле несостоявшейся битвы, но тот другой, более понятливый, тянул приятеля настойчиво. Через минуту за углом дома раздался их нервный смех. Латышев прислушался к своим ощущениям. Коленки немного дрожали, но не от страха, от возбуждения.
"Захотелось подраться? Старый дурень! Связался с пацанами. Ну, накостылял бы им. А зачем?.. Почувствовал себя молодым? Впрочем, старым я себя и не чувствовал еще. Но драться… Как давно ты не дрался, Кит? Лет двадцать?.. Нет, меньше. Это было…"
Это было в девяносто третьем. Латышев только-только вселился в новую квартиру в этом доме. Ремонт еще не сделал и мебели был самый минимум. Практически, голые стены, звукоизоляции - ноль. А за стенкой жил сосед алкаш. Напьется и воет по-волчьи всю ночь напролет. Сначала Латышев стучал в стену. Потом вышел на площадку и позвонил в дверь. Никто не открыл. Тогда он утром дождался, когда сосед проснется и выйдет за опохмелкой, поймал его, сгреб за грудки и объяснил что к чему. Казалось, тот все понял. Утихомирился, но ненадолго. Дня через два снова начал выть. Как-то раз Латышев вышел из себя и бросился разбираться. Долго звонил, но никто не отвечал.
Рванул со злости на себя дверь, а она открытой оказалась. Латышев оторвался по полной. Собственно, драки не было, было одно лишь избиение. Бедняга и не думал сопротивляться, уж тем более, отвечать.
Лишь втягивал голову в плечи, мычал что-то нечленораздельное и пытался прикрыться руками. Да, по большому счету, и избиения-то не было. Так, врезал раз несколько… Вскоре беспокойный сосед Латышева продал квартиру какой-то многодетной семье, а деньги наверное пропил. Теперь видимо бомжует, воет где-нибудь в подвале. Или на помойке. Как бездомный пес. А скорей всего, его уже нет в живых - спился или пришибли. Бомжей часто убивают.
А драки…, все драки были раньше. Молодость у Никиты была бурной, и драк было предостаточно. Но теперь Латышеву вдруг расхотелось о них вспоминать. Ему захотелось домой. Там наверняка его ждало письмо от Касатки.
И оно было, Кит оказался прав.
"Здравствуй, Кит!
Боюсь, я плохая советчица.
Умная? Кит, ты назвал меня умной… Да еще отличницей! Кит, ты ничего не помнишь. Впрочем, я уже успела в этом убедиться.
Отличницей я была в школе. А в институте я была самой обычной студенткой, и ни какой не отличницей. Уже на первой сессии я завалила один экзамен. Истмат. Потом пересдавала. И на последующих сессиях бывало, заваливала. Со всеми это случалось, и я была такая же, как все, не выделялась. Иногда прогуливала лекции, иногда стеклотронила чужие проекты, если не успевала сама, пользовалась "шпорами", много чего не понимала.