Цель Леонид. Возлюбить духа

   - Хм! Может, и возлюбить их, Ванда? Возлюбить собственного духа?
   - Мы испробовали все средства, кроме милосердия.
   - Брось, не смеши меня - возлюбить духа, надо же?
   - А почему бы и не попытаться, если уж так приспичило выжить? Ладно, я пойду поброжу, а через пару дней мы продолжим разговор, ты еще слабоват.
   Она отдернула брезент, закрывавший вход, и нос к носу столкнулась с огромной рыжей обезьяной, перепоясанной старательским поясом с фляжкой и биноклем. Ванда вскрикнула и оцепенела. Чудище оскалилось, зарычало, обнажив изогнутые желтые клыки. Звериный дух ударил в ноздри. Но прежде, чем Ванда очутилась в смертельных объятиях, Руг успел выхватить бластер и коротким импульсом уложил пришельца. Смрадный дымок взвился над развороченной грудью зверя. Прент порядочно рисковал: вспышка обожгла плечо женщине и мочку уха. Обезьяна качнулась и рухнула замертво у входа и только тогда закричала Ванда, закричала по-настоящему, как вопит перепуганная женщина, когда худшее позади.
   - Осторожно! - прохрипел Прент. - Их может быть целая стая. Я прошу тебя...
   Она шагнула к нему, поддавшись минутной слабости, но быстро взяла себя в руки и, промокнув рукавом слезы, выскользнула из пещеры. Если до сих пор Руг был убежден, что тень бедной Ольги трагически витает между ними, и надо перетерпеть и притерпеться, то сейчас сомнения захлестнули его. Ошеломленный, обескураженный, он остался наедине с ее поцелуем, горящим на левой щеке, с трупом, чадящим у порога и с такой пустотой в груди, что трудно было назвать это даже вакуумом.
   - Ванда Джефлин, - прошептал он, - что же ты задумала, моя неукротимая девочка? Твой волос стал курчавым, а тело - упругим, и пахнет оно по новому - так пахнут мужики перед боем.
   Солнечные лучи струились уже параллельно земле, когда Ванда вернулась в пещеру. Возбужденная, запыхавшаяся, свалила в угол свежие плоды и несколько рыбешек, нанизанных на ветку. Руг скреб угрюмо щетину на уцелевшей части подбородка и прикидывал, как же ему вести себя отныне с этой женщиной, которую подхватили бог весть какие ветра? Не складывалось и Руг выжидал, что же будет дальше.
   Дальше была ночь и еще один томительный день. И снова день, и снова ночь. Наконец он почувствовал, что способен сам добывать пропитание и заботиться о подруге. Рука подживала на весу, он еще прихрамывал, но болезнь удалось отогнать, а к ранам не привыкать, поболят-поболят и стихнут. Поутру начнется новая жизнь - так он решил, глядя на мирно посапывающую Ванду - пусть отсыпается, ей досталось за эти три недели, пока она выхаживала его, пусть отдыхает. С таким чувством, как нежность, он вытянет ее из болота воспоминаний, из жуткой тоски, и они выкарабкаются из этой передряги. Руг и сам не знает, как, но выкарабкаются, черт возьми!
   Под утро его неслышно залило сном, мягким и пушистым, как беличий хвост, и разбудил привычный звук взводимых курков.
   Ванда Джефлин прятала оружие в странную сумку из цветного лыка на длинном ремне. Фотоаппарат, компас, нож, ночные очки и прочую мелочовку. Она была обнажена, совсем обнажена, если не считать дурацкой портупеи и широкого кожаного пояса с притороченной набедренной повязкой. На щиколотках поблескивали медные браслеты с острыми шипами, очевидно, предназначенные для шпор. Мочки оттягивали длинные ажурные серьги, позвякивающие на плечах. Волосы перехвачены ремешком, и на лбу сверкает золотой череп с тремя глазницами.
   - Ты рехнулась? - насмешливо спросил Руг.
   - Я ухожу, - просто ответила Ванда, стягивая узел на своей диковиной котомке. - Я ухожу, Руг, и прошу только об одном: не стреляй мне в спину. Пальнешь с психу, а потом будешь жалеть.
   - Нет, ты определенно рехнулась.
   - Тем более - опасней для тебя.
   - Опомнись, Ванда, что ты станешь делать одна-одинешенька на целой планете среди малохольных призраков, обуянных нечеловеческой злобой?
   - А, может, как раз наоборот - человеческой, а Руг?
   - Хорошо, пусть мы напакостили, пусть - и наши грязные мысли породили мир чудищ, мир сомнамбул, мир тварей, мир духов!..
   - Только не кричи, ты никогда не кричал на меня.
   - Тогда объясни сама, и попроще.
   - Попроще?
   - Да, попроще.
   - Хорошо. Мир чудищ и мир сомнамбул - это ведь тоже чей-то мир, правда? Мы толковали с тобой недавно о том, что ничегошеньки нам не о остается, кроме одного: возлюбить духа, ибо это - их мир, тут ты прав. Нам придется среди них раствориться, если мы хотим выжить, - исчезнуть, стать частичкой, равной прочим и неотличимой от прочих.
   - Невозможно, Ванда, невозможно - даже если мы и прибьемся к одной из шаек, они быстро раскусят, кто плодит кошмары, и прикончат нас.
   - Очень даже возможно, если считать их шайкой, а их жизнь - кошмаром. Но ведь и того не дано, Руг, не дано. И главное, ведь, в том, что среди них и мы станем другими. Нас сколачивает в кучу наше уникальное чванство, наша проклятая хватка, наша очаровательная способность насаждать насилие даже в сексе... Нас не убьют, Руг, мы станем колдунами, жрецами или шаманами - частичкой нового мира. Их мира.
   - Почему ты раньше не говорила об этом?
   Она опустилась на колени, и у Руга перехватило дыхание от запаха ее кожи.
   - Потому что осталось признаться в последнем: мы расстаемся.
   - Правда, девонька? О-о-хо-хо-хо!
   Однако безмятежная и миролюбивая Надежда скупо делилась своими тайнами. Несколько дней вертолет над горными полонинами, кружил над островками побережья, над перевалами и долинами. До рези в глазах всматривались колонисты в ослепительную зелень, буйно укрывавшую землю ничего, ни малейшего намека на живность! Дик Чапанис вновь вернулся к опытам. Он брал пробы донного ила, исследовал речную и морскую воду, добирался до горячих источников в каньоне гейзеров - безрезультатно, никаких признаков белковой жизни. Истинным хозяином на планете был хлорофилл, четыре пирольных кольца царствовали безраздельно.
   - Кроме биосинтеза сахара - ничего, - устало констатировал инженер в ответ на вопрошающие взгляды. - Этот козел такой же пришелец, как и мы. Нужно прочесывать предгорья пешком, ведь должна же быть популяция...
   - Да разве мы мало протопали? - взъярился Ульвич. - И кто бы это мог прозевать след от копыта, не говоря уже о тропах в водопою? Неужели эта старая ведьма права, когда бубнит о нечистой силе? Не знаю, что и сказать, ребята.
   Руг Прент опустил кулаки на столешницу, что являлось признаком окончательно принятого решения и веско резюмировал:
   - Жизнь в любом случае теплится в долинах рек. В верховья вот этой, он чиркнул пальцем по карте, - и вот этой мы высаживаем две группы. Учитывая адскую жару, срок возвращения через двадцать суток. Связь по рации. Цель маршрута - обнаружение живности. Патрик и Ян сегодня же начинают собирать катер.
   - Там не из чего собирать! - буркнул Патрик. - Труха.
   - Что сперли, то и сперли. Между экспедиционным шлюпом и каботажным ракетопланом есть, конечно, разница. По первому маршруту уходят Чанг и Царфис, по второму - Ульвич и Портер. Дик, ты продолжаешь работать с приборами, прощупай еще раз все, что можно. Подключи фотокамеру к компьютеру и снимай в различных спектрах. Звуковой фон - по всем диапазонам. За дело!
   К исходу семнадцатых суток, когда от однообразных и тошнотворных рапортов сводило зубы, передатчик подал голос и сразу же замолк. Ульвич и Портер отозвались спустя пол-минуты - они пережидали полуденный зной в болотистой лощине - значит, на связь пытались выйти Чанг и Царфис. Руг сорвал голос, вызывая эту пару, и, в конце концов, бросился к вертолету, почувствовав неладное. Лететь пришлось недолго - в сорока семи километрах от форта он заметил в излучине реки человеческую фигурку, яростно размахивающую руками. Это был Роман Чанг. Едва колеса плавно коснулись белоснежного песка, он ввалился в кабину, и вид у него был просто жалкий, никудышный вид.
   - Нас обстреляли, Руг, давай от греха подальше перелетим на тот островок...
   - Где Макс?
   Чанг испуганно покосился на зеленую стену леса; то, что недавно казалось ярким и безмятежным - сейчас дышало угрюмостью.
   - Я н-не знаю. Мы почти отработали маршрут, осталось два перехода. После обеда прилегли вздремнуть, солнце стояло как раз в зените. А перед этим... незадолго до этого видели сломанный куст - и никаких следов, Руг, никаких. Макс ворочался, ворочался и вдруг вскочил, взял рацию и бластер и зашнуровал башмаки. "Ты куда, Макс?" - Спрашиваю его, а он ворчит, мол, не спится, пойду покружу вокруг того куста, мол, не нравиться ему все это. Я спрашиваю: "Что не нравиться?" - а он отвечает, что ветер не мог так сломать ветку, уже на ходу отвечает.
   Прент посадил машину на небольшом островке посредине реки. Рыжая почва, поросшая кустарником и ковылем, жиденькая рощица. Он включил инфракрасный обзор, с минуту молча глазели на экран - ничего.
   - Ну, и?..
   - Я уснул, кажется, уснул. И вдруг меня подбросило - выстрелы! Рванул туда...
   - Куда?
   - Макс пошел по течению небольшого ручья, вот. С пол-мили. Но добежать к тому кусту я не успел: как током ударило - оборачиваюсь - вижу, сунется из-за валуна какой-то странный тип. Понимаешь, Руг, - Чанг извлек из кармана скомканный комочек грязной ткани, развернул его - это оказалось носовым платком - и растер грязь по мокрому лицу. - Понимаешь, я всего ожидал, любой подвох, но чтоб вылезло такое чучело?...
   - Туземец?
   - Руг, этот парень сошел с картинки.
   - Довольно мямлить!
   - Выряжен, как... как... черт его знает! Желтые сапоги с блестящими пряжками, черная шляпа, пестрая рубаха и побрякушки на жилетке. Я попытался окликнуть его, но, видать, не следовало этого делать - он принялся палить из револьвера.
   - Как, из обычного револьвера?!
   - Ну да, пороховыми зарядами палил. Пули свистели вокруг головы. Можешь считать меня трусом, но я дал деру. Что я мог поделать, у меня и палки под рукой не было...
   - Но Макс-то был вооружен!
   - Ну да...
   - Но где же он, черт возьми?!
   - Я не видел его ни живого, ни мертвого. - Чанг сокрушено мотнул странно асимметричной головой с обрубленным ухом, по огрубевшей коже лица сбегали крупные капли пота.
   - А мы прохлаждаемся, ах ты!.. Показывай, куда лететь? И давай все сначала, поподробней!
   Чанг сбивчиво, путаясь в деталях, что, в общем-то, было ему не свойственно, повторил рассказ. Чувствовалось, что он выбит из седла.
   - И вот еще что, Руг, - он замялся, но, наткнувшись на свирепый взгляд командира, залопотал, как миленький. - Мне его физия показалась удивительно знакомой. Понимаешь, такое ощущение, что я где-то его видел, этого хрена выряженного, где-то видел. Вот, он ухмыльнулся, а у меня мороз по коже...
   - В первый раз ты сказал, что мурашки побежали?
   - Поди разберись, что там побежало. Палил ведь, как сумасшедший, не продохнешь. - Руг покосился на нервно сжимающиеся пальцы сухих, жилистых рук Чанга и ничего не сказал.
   Они сделали несколько кругов над каменистой осыпью, сквозь которую пробивался ручей, но кроны деревьев мешали оглядеться, и Руг рискнул, да и что оставалось, кроме риска? - Он втиснул вертолет на полянку и приготовил оружие.
   - Здесь?
   - Угу, во-он там, чуть правее, мы натолкнулись на куст со сломанной веткой. А еще шагов на пятьдесят ниже по течению я встретил того психа.
   - Прикрой мне спину - и ни на шаг от вертолета! Сам осмотрюсь.
   Руг Прент скользнул в траву и растворился в ней, исчез, будто мышь. Пять лет он прослужил волонтером Звездного легиона наций и знал толк в этих лесных играх на выживание. Вернулся он совсем с другой стороны, спустя пол-часа, и на лицо его неприятно было смотреть.
   - Все верно, Роман. Есть куст со сломанной веткой, ошметки мха на валуне, следы каблуков на влажном песке, только Макса нигде нет, скверно. Ты расслабься - мы одни, поблизости никого, я бы учуял. - Чанг тяжело вздохнул и вытер вспотевшие ладони об изодранные штаны. Прент как-то странно смотрел на него, глаза его словно остекленели. Ничего хорошего такой взгляд предвещать не мог.
   - Ты чего, Руг?
   - Говоришь, пули свистели, просто страсть?
   - Ну да, я петлял, как заяц, а этот псих палил и палил.
   - Сними-ка рубашку.
   - Рубашку? Зачем?
   - Снимай, снимай - проветришься.
   Чанг уловил неприятный холодок в голосе командира и беспрекословно подчинился. Прент взял рубашку и развернул на раскаленном капоте. Тут уж Чанг не сдержал крика - наискосок, от левого плеча до правого бедра тянулись дырки с обгоревшими чуток краями, и в каждую свободно проходил указательный палец.
   - У тебя крепкая шкура, Чанг. - Руг ощупал смуглую кожу, лопатки, потрепал приятеля по шее. - Небось и не почувствовал, как пули барабанили по спине почище града?
   - Не-ет, Руг...
   - Надо же!
   - Руг, смилуйся, что это могло быть? - голос Романа сорвался на шепот, он затравленно озирался, и даже насмешливая ухмылка Прента его не образумила... - Я во всяких передрягах бывал, всякого насмотрелся и нанюхался, но чтоб такое? Не пистонами же он стрелял?
   - Сам говоришь, что пули свистели.
   - Еще как свистели, Руг, еще как!..
   - А вот так! - Руг тихонько присвистнул. - Мне знаком этот звук, не старайся объяснить. А тебе знакома физиономия парня, который разделался с вами, как с птенцами, имея в руках допотопный пугач. Напрягись, Чанг, это дерьмо плохо пахнет, напрягись - кто он?
   Чанг виновато покачал головой - память юродива, поди разберись в ее химерах...
   По широкому лицу Прента пошли трещины, бицепсы вздулись.
   - Что ж, будем благоразумны. Сейчас поднимемся в воздух и попытаемся накрыть их сверху. Если укрылись в пещерах, слетаем за Юджом и Деннисом и выйдем дальше на охоту вчетвером. Восьми стволов хватит, чтобы выжечь половину этого леса!..
   Но поохотиться им не пришлось - Макса Царфиса они обнаружили, перевалив через кроны гигантских секвой. Старатель лежал у самой кромки воды, раскинув руки, изрешеченный, словно утка, угодившая под дуплет, и ласковая зыбь реки вымывала из остывающего тела последние капли крови. Мертвые зрачки ослепительно отражали нестерпимый оранжевый свет.
   - Первый, - спокойно сказал Ян Кошель, когда обряд погребения завершился. - С почином вас, ребята!
   Никто не ответил - прикидывали. Потеря товарища отозвалась в сердцах скорее не скорбью, а озабоченностью - что дальше? Безусловно, военное положение, круглосуточные дозоры, пристрелка территории, но все это знакомо и привычно, а дальше?
   - Судя по всему, мы наткнулись на остатки неудачной экспедиции. Сухо заговорил Чепанис, едва лишь они осушили поминальные чаши. - Весьма вероятно, что колония рассыпалась, и выжил всего один человек, одичал, тронулся умом...
   - И бродит как, тень, по джунглям в начищенных крагах и с револьвером? Хорошая гипотеза, Дик, запиши-ка ее на всякий случай на мягкой бумажке! - язвительно отозвался Деннис Ульвич. В минуты, когда гнев смешивался с вином, его единственный глаз полыхал рубиновым светом в отличие от меланхолического, тусклого блеска искусственного глаза.
   - Возможно, кто-то провоцирует нас.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Это мог быть и кибер, мало ли штампуют сейчас кукол и для дела, и на потеху, черта с два отличишь от живого человека!
   - Но кто тогда доставил сюда эту игрушку?
   - Которая шмаляет хрен весть чем?..
   - Э-э-э, ребята!..
   - Роман! А ты не вспомнил, на кого похож этот сукин сын?
   Женщины, подавленно молчавшие доселе и не мешавшие беседе мужчин, подали голос. Матфея, попыхивая самокруткой, полюбопытствовала, достанет ли у них форсу перехватить инициативу и разобраться ху из ху на этой планете? И кто будет править бал? Ответить ей не успели, обругать тоже, потому что взорвалась донья Эстебана, единственная, кто возложил на себя траурные кружева.
   - С кем вы собрались сражаться, безумцы? С кем? Истинно говорю вам, что прегрешения наши велики и переполнили чашу Грааля - дьявол, сам дьявол пришел по наши души - трепещите! Поздно сопротивляться. Опомнитесь - это бесполезно! Последняя надежда - в покаянии. Растворитесь в молитве, и Всевышний развеет дьявольские козни пеплом по ветру.
   Юдж громко выругался, его дубленая морщинистая физиономия стала похожа на котелок с похлебкой, парящий злобой и тухлым мясом. Единственный глаз Ульвича вновь затек кровью, словно заменструировал.
   - Ты сама ведьма, Эстебана, промозглая, выжившая из ума ведьма! От твоей гнусной болтовни у меня бородавки на заднице вырастут, поэтому заткнись и, если тебе нечего сказать путного, помалкивай или ступай на камбуз, иначе я за себя не ручаюсь!
   - Юдж, не перегибай!
   - К черту! Я не мешаю ей молиться в ее склепе, пусть хоть голяком там стебается, но пусть никто и не пытается меня, Юджина Портера, вольного старателя и рейнджера, заставить плясать под свою дудку!
   - Вот что я тебе скажу, Юдж Портер, - донья Эстебана поднялась, прямая и недоступная, как крест на шпиле храма. - Я многое терпела и позволяла вам. Спаси и сохрани! Вы обращались со мной, как с портовой девкой, и я подчинялась, уступала, понимая, что всего лишь рабыня на новой планете, что мужчина без женской ласки - зверь! Зверь и антихрист. Только любовь женщины, только грех, который она принимает на себя, впитывает в себя, разрушая, - только он спасает вас, сукиных котов, от деградации, иначе вы лопнете от своего семени, как гнилые грибы. Я мыла и стирала за вами, готовила вам еду, выбирала коренья и запасала плоды впрок, чтобы вы не подохли с голоду. Составляла календарь... Бог лишил меня всего богатства, семьи, любви, но я терпела, принимая как должное Его немилость. Ныне же речь идет о святая святых - о душе человеческой, и я не уступлю, ибо нет страшнее греха, чем уступить душу дьяволу.
   - Ладно, сказано неплохо, ну и каков твой план? - спокойно отозвался Патрик. - И вообще, если пошли такие разговоры, может, отправим детей спать?
   - Мы можем уйти, - степенно отреагировал Олаф, - но толку с этого?
   Донья Эстебана прижала к себе бледную Ольгу. Девочка с трудом сдерживала рыдания.
   - Позвольте мне спасти этого ангела? Мы уединимся и будем молиться, только просветление душ, очищение рассудка от скверны соблазна, от вожделения, может спасти нас.
   С трудом сдерживая раздражение, заговорил Прент.
   - Мы договорились обсуждать любую точку зрения, рассматривать любой план. Я немало пошатался по свету и знаю, что самая страшная система общественного обустройства - это та, когда человека заставляют бояться не подлой власти, не жестокости лжезаконов - а бояться себя самого. Тогда все в порядке - и волки сыты, и овцы, якобы, целы. Худые времена - это времена страха души, великого страха, когда люди сидят под водой и едва дышат через соломинки. Ладно... пусть будет дьявол. Но где же он? Где прячется, и вообще - зачем пожаловал?
   Донья перекрестилась.
   - Спасибо тебе, Прент, ты задал хороший вопрос. И я отвечу тебе честно: все в воле Божьей. Нам не следовало прилетать сюда, где в задумчивости бродит Дух Божий, мы осквернили Его, и Он в смущении отпрянул, позволив лукавому бессовестно вторгнуться и править свой черный бал. И никогда не спрашивай, где он прячется, ибо истинно, истинно говорю тебе, Руг Прент, дьявол никогда - ни-ког-да! - не прячется, он всегда на виду, и потому неуязвим. Ты хочешь взглянуть на него? - Так подойди к зеркалу! Взгляни, взгляни! Пристальнее - он скалится...
   - Вон! - Юдж взорвался похабной руганью, не обращая внимания на протестующие крики Ванды. - Пусть уматывает в свою молельню, пусть! Ничего себе обсуждение, а, Руг? - Нас будут подстреливать, словно кроликов, а мы будем покорненько шлепать губами, стоя на коленях, или любоваться на себя в зеркало? Зачем теряем время, слушая эти бредни? Дьявол - значит дьявол! Против моего калибра еще ни одна гнида не устояла!
   - Довольно! - Прент припечатал ладонь к столешнице. - Отныне выходим только группами по трое, и все трое держат наготове оружие. Я бы не хотел отпускать тебя в часовню, Эстебана, но и неволить не собираюсь. Просто хочу попросить: не откалывайся - это дурной знак. Скажу откровенно: я не уверен, что надо предпринять. Атаковать первыми? Но кого?! У нас два стареньких вертолета и катер, который, возможно, продержится пару часов на плаву. В достатке энергии, раций, оружия. Не густо с провизией. И ежиться нам еще девять лет...
   - Тс-с! Ян Кошель вскинул руки. - Я что-то слышу, какая-то возня в подвале. Тихо, тихо...
   - Ну вот и галюники пошли, хе! - хохотнул Патрик. - Потеха! А я вам скажу, почему так вышло: нас прилетело сюда тринадцать человек, чертовски неудачное число, вот и расплата, ха-ха.
   Ян Кошель, подойдя на цыпочках к люку, рывком отворил его, и все услышали грохот падающих банок и какой-то писк. Ольга взвизгнула и прыгнула к матери на колени. Мати и донья Эстебана оцепенели. Портер и Чанг среагировали мгновенно - мигом сорвались с места и проскользнули в подпол. Секундой позже за ними последовали Кошель и Ульвич. Остальные колонисты сгрудились над люком и напряженно вслушивались в яростную возню.
   - Что там? - не выдержал Чепанис. - Эй, парни?
   - Заткнись! - хрипло прорычал Ульвич, голос его из подземелья гудел набатом.
   Потом четверка выбралась наверх, и даже у несгибаемого Юджа подрагивали веки и пальцы. Восемь пар глаз неотрывно глядели на них.
   - Господи, смилуйся над нами! - вымолвил наконец Ян Кошель. - Это... гномы, что ли? Какие-то крохотные человечки в дурацких колпаках, со сморщенными печеными личиками. Они вмиг разбежались по щелям.
   - Эти коротышки хуже крыс, - мрачно добавил Ульвич, - они пытаются уволочь жестянки со жратвой. Вот кто истинные хозяева планеты, ты здорово прошиб, Дик, посчитав Надюху необитаемой.
   - Она и есть необитаемая! - взорвался инженер. - У меня мизер приборов, но уловить и прямые, и вторичные признаки белковой жизни я могу. Здесь эволюционировал лишь растительный мир, аминокислоты же по какой-то странной прихоти не сложились в длинные молекулы, в них чего-то не хватает, самой малости.
   - Как они выглядят, эти коротышки?
   - Не здорово их разглядишь-то. Но рожи корчат злобнейшие. Ну, дюймов десять-двенадцать от силы. Куцые бороденки. Курточки зеленого сукна с медными пряжками... Что-то полосатое? А - гетры! И грубые башмаки.
   - Очень красные, просто пунцовые и морщинистые рожи. - Вставил Чанг. - Юркие, ни одного не удалось схватить.
   - Мы наткнулись на присутствие очень странной цивилизации, которая не числится в каталогах, - задумчиво произнес Чепанис. - Худо дело, это какая-то аномалия.
   Реплика Ульвича дышала гневом:
   - Мы наткнулись на нечисть, которая стреляет в нас безо всякого повода, пытается сожрать наши припасы и кроме того...
   Негромкий смех остановил спорщиков.
   - Вот вы и сами вышли к истине - нечисть! - Донья Эстебана торжественно перекрестилась. - И как же наивно противопоставлять ей грубую силу!
   Из-за спин послышался вкрадчивый голос Патрика:
   - Ничего, ничего, ты же, донья, не оставишь нас в своих молитвах, верно? А как совладать с этим отродьем, нам подскажет дружище Чанг. Патрик шагнул вперед, и палец его уперся в прорезь рубашки на груди Романа Чанга.
   - Почему я? - вздрогнул тот и отступил. Кинься он с кулаками на обидчика, никто бы не удивился, а, может, и бровью не повел бы, не до того - но Чанг отступил в растерянности, чем весьма удивил и насторожил колонистов.
   - Потому что дыры на твоей рубашке - это след! Хреноватый, но след, Чанг. А, кроме того, ты и сам признаешь, что...
   - У тебя было предчувствие, что ты увидишь этого человека? - спросила вдруг донья Эстебана. - Верно, Чанг? Тебя мучило предчувствие какой-то встречи?
   - Нет, - вконец растерялся Чанг, ища взглядом поддержки, но его окружал лед, разве что сочувствием теплился взгляд девочки-сероглазки. Ничего меня не мучило, просто мне кажется, где-то я видел его раньше...
   - Во сне, Чанг, во сне?
   Тут он призадумался.
   - Не уверен, не помню, скорее всего, нет - мне редко снятся настоящие сны, и обычно я их запоминаю.
   - А ты, случаем, не оборотень? - то ли в шутку, то ли всерьез спросил Патрик, и никто не одернул его, все напряженно вслушивались, но в подполье было тихо.
   - Это уж слишком! - прервал долгую и гнетущую паузу Прент. - Сейчас мы договоримся насчет дозорных. Кому-то придется стеречь вход, а кому-то погреб. Завтра запустим единственного кибера-сторожа, что у нас есть - на подвал его хватит... По периметру выставим импульсную мину. Все! Кончилась вольница, а отступать нам некуда. Кто бы ни опередил нас на этой планете, ему придется потесниться. Вариант с нечистой силой, при всем уважении к донье, пока отставим, попробуем пострелять.
   Но выспаться как следует им не удалось. Стояла пора ночей, и тьма окутывала леса и добиралась до вершин, мерцающих сединой среди звездной пыли. Стометровый круг электрического света вырывал из девственной чащи белый купол форта и прилегающую полоску луга, плавно стекающего к реке. И перед рассветом, когда тьма сгустилась до каучуковой вязкости, а тишина ртутью залила землю по самые макушки деревьев, так что у дежурившего Патрика закладывало уши - неожиданный и резкий звук прозвучал трубой Иерихонской. Он был похож на лязг, и в нем не было ничего от камня и дерева, от глухого и неопасного.
   Патрик вскочил и изготовился к бою. Звук, после короткой паузы, повторился, источник его таился в самом чреве непроглядной тьмы, далеко, по крайней мере, в пятистах шагах от купола. Затем, спустя четверть часа, зачастило. Звуки слились в скрежет, негромкий, но пронзительный и, наконец, в шум. Он нарастал, вздымался гулом, клубился у земли, забегал вперед угрожающими всхрипами. Это был _ж_и_в_о_й_ шум.
   Патрик сохранял спокойствие, пока не стали различимы смутные тени, что вплотную придвинулись в освещенной кромке периметра. Сигнализация помалкивала, следовательно, в охранную зону вторжения еще не было. На черном небосводе проступили лиловые дыры, предшествующие утреннему свету. Вероятно, на горизонте вспыхнула и малиновая полоска, но сплошная стена леса и отроги гор сдерживали золотистый поток расплавленного света. Патрик пытался высмотреть в клубящейся массе контуры чего-то различимо-понятного, знакомого, но тщетно. В конце концов он не выдержал и поднял Прента. Вдвоем они вслушивались в таинственный гул, пытались расшифровать его посредством акустического анализатора, однако проекции на экране оказались им не по зубам, и пришлось тормошить Дика Чепаниса.