Чалкер Джек Лоуренс. Демоны на Радужном Мосту

   Этот мир не походил на другие миры, у него были свои земля и климат, растительность и животный мир, но было также и нечто, что объединяло его со всеми остальными мирами Мицлаплана.
   Единый Народ, Единая Вера, Единый Путь. Это было легче сказать, чем сделать – особенно это касалось последнего, – если учесть, какие расстояния и различия разделяют людей Святой Империи и их миры, но все же это было действительно так. Нужно было только делать поправку на местные особенности.
   Это и в самом деле было очень удобно для тех, кто разделял это кредо: единство культуры, включавшее один и тот же набор убеждений и верований, и один язык повсюду, вне зависимости от того, насколько далеко от дома тебя заносило.
   Этот мир назывался Террой, как и родной мир космолетчика; все остальные миры Империи, в которых он побывал, населяли люди, покрытые чешуей, люди со щупальцами, люди, похожие на ящериц, люди, похожие на камни, и люди, вообще ни на что не похожие. В Мицлаплане эволюционное происхождение вида и его биология не имели значения. Рас было множество, но Народ был Единым. Это очень впечатляло.
   – Далеко еще до Прибежища? – через некоторое время спросил он возницу.
   – Порядочно, господин. Еще самое меньшее минут тридцать-сорок.
   Он не чувствовал за собой вины, погнав извозчика так далеко за город. Это было его извозчичьей работой, точно так же, как его собственной работой было быть капитаном «Клятвы Гурусу». Этой должности он был удостоен за заслуги и многолетнюю упорную работу и службу. Его выбрали для этой карьеры после Экзамена в возрасте двенадцати лет и, едва только ему исполнилось тринадцать, отправили в Космическую Академию. Через десять лет напряженной учебы и воспитания в строгом монастырском духе без каких-либо перерывов, не считая нескольких поездок домой, навестить родственников, ему присвоили офицерский чин и назначили на низшую должность на грузовой корабль, курсировавший из одного ничем не примечательного места в другое точно такое же. После этого он больше не бывал дома; его поездки туда и без того с каждым годом становились все реже и реже. Тот мир был примитивным миром кочевников-пастухов с суровым холодным климатом; его же миром теперь стали компьютеры и высокие технологии, а с сородичами его больше не объединяло ничего, кроме генов.
   С годами, благодаря своим знаниям и способностям, он начал приобретать слишком много свободы. Таких, как он, называли большими крысами, по названию древнего бедствия, которое настолько давно утратило исторический смысл, что теперь уже вряд ли кто-то вообще помнил, что это такое. Он стал пресыщенным, небрежным по отношению к своей внешности и привычкам, настоящим неряхой. Он понимал, что по большей части это был просто бунт против долгих лет, когда он был таким, как все, но ему было все равно. Он побывал в тысяче миров и видел в них почти все, что можно было увидеть. Он бывал даже у язычников – в империях Миколя и Биржи. Первая всегда пугала его, вторая же совершенно выводила из себя своим акцентом на накопление богатств, своим обществом, плывущим без руля и ветрил морали, и абсолютно материалистическим и беспорядочным мировоззрением. Практически единственным, что объединяло миколианцев и мицлапланцев, была их неспособность представить себе, что кто-то действительно может жить на территории Биржи – без корней, без устоев, даже посреди огромного города не имеющий возможности рассчитывать ни на кого, кроме самого себя.
   Конечно же, у всех трех империй было и еще кое-что общее. Он хорошо помнил, как впервые увидел ничем не отличающихся от него терран, которые были не из Мицлаплана. Именно тогда он понял, что люди из одной генетической семьи могут быть более чуждыми друг другу, чем представители разных рас и разных миров.
   Разумеется, терране были не единственной расой, обитающей в Трех Империях, но они, похоже, были самой крупной из подобных им рас – путешествующих в космосе, вырвавшихся из собственных миров и расселившихся за их пределами, основавших относительно большие государства и считавших себя повелителями мироздания – до тех пор, пока не наткнулись на мицлапланцев, миколианцев или биржанцев. Космическая география и неудачное стечение обстоятельств разбросали и его собственных предков по всем трем империям, в результате чего на расу и облик внимание обращали лишь в самую последнюю очередь.
   Это задание вызвало у него прилив раздражения. Приняв груз на борт, капитан брал на себя определенные обязательства; он терпеть не мог, когда ему приходилось выгружать груз посреди маршрута и просить другие корабли подобрать его, но не выполнить подобный приказ было нельзя.
   Узнав, что большая часть Длани находится в Прибежище, он тоже не очень обрадовался, поскольку задание было срочным. Когда Святые находились в Прибежищах, они были отрезаны от всего современного, что означало поездку за город на извозчике и личный контакт. Это тоже не слишком-то ему нравилось. Он предпочитал стандартные задания, вроде проверки только что открытых миров, оценки их потенциала и обнаружения скрытых опасностей или, возможно, какой-нибудь колонии, по случайности не вошедшей ни в одну из трех великих империй, которую необходимо было передать в лоно Мицлаплана, пока она не попала в руки язычников и не погибла навеки.
   Извозчик все-таки не удержался, чтобы не вступить в разговор.
   – Вы работаете со Святыми? – спросил он, пытаясь представить себе подобного типа среди божьих избранников.
   – Да – когда я им нужен, – ответил он. – Что же до того, почему они выбрали такого человека, как я, если тебя это интересует, то я понятия не имею. Они говорят, что я даю им перспективу. Они проводят большую часть жизни в божественном мире или среди праведников вроде тебя. Я же служу для них постоянным напоминанием о том, во что могут превратиться люди, если они будут плохо делать свое дело.
   Извозчик собрался было обернуться, но потом раздумал, хотя ему и очень хотелось поглядеть, шутит пассажир или нет.
   Они выехали из-за поворота, и перед ними внезапно раскинулось Святое Прибежище, расположенное в широкой тенистой долине. Капитан никогда прежде не видел Святого Прибежища, и его аккуратно подстриженные лужайки, ухоженные парки и внушительные здания произвели на него впечатление. Дорога проходила мимо большой спортивной площадки с беговой дорожкой, которая ничуть не уступала любой из виденных им прежде. Поодаль располагался большой открытый плавательный бассейн, окруженный многочисленными более мелкими бассейнами, над которыми поднимались клубы пара, что говорило о наличии в этой долине горячих источников. В центре долины возвышался большой, но довольно примитивный на вид храм с общежитиями и хозяйственными постройками в точно таком же стиле, только из дерева. Если бы это место не было религиозным центром, он и сам был бы не прочь отдохнуть здесь недельку.
   Людей поблизости было не очень много, но те, кого они видели, без сомнения отдыхали и развлекались. Было большим утешением видеть, что Святые тоже время от времени расслабляются – по крайней мере, в рамках своих ограничений.
   – Здесь есть свой Ангел? – спросил он извозчика.
   – Да, господин, – с гордостью ответил тот. – Я и сам молюсь здешнему Высокочтимому; он обитает в главном алтаре вон в том храме.
   Капитан не без трепета взглянул в направлении, указанном возницей, хотя смотреть там было совершенно не на что. Он был заправским циником, любящим все земные блага, а также профессиональным грешником, и сам знал это, но это не мешало ему быть истинно верующим. Все, кроме божьих избранников, жили в грехе и умирали в грехе, и спасти их могли лишь милость и прощение богов, даруемые через избранные сосуды совершенства, Ангелов Мицлаплана.
   Однако для него самого дальнейшее продвижение к спасению откладывалось по меньшей мере до следующей жизни, поскольку именно та его исключительная особенность, из-за которой на него пал выбор Длани Святой Инквизиции для выполнения этого поручения, навсегда заказывала ему дорогу к святости. У всех прочих оставалась хотя бы крошечная надежда на мгновенное очищение и обновление – у всех, кроме немногих таких же, как он. В былые времена таких провозглашали проклятыми, посланцами зла, и убивали, но последний запрет Высокочтимых спас его и остальных таких же от подобной судьбы, хотя ему пришлось всю жизнь вкалывать за троих, чтобы доказать свое рвение и веру.
   Для разумного человека не оставалось выбора. Расы и народы Биржи лицемерно поклонялись миллионам разных богов и божков, практически все из которых были выдуманы ими по своему образу и подобию для служения их нуждам. Многие биржанцы, если не большинство из них, вообще не верили ни во что.
   Миколианцы же, с другой стороны, поклонялись силам зла и тьмы и служили им, поскольку они были неизменными, и хотя он так и не мог понять, какую пользу это приносило, и уж точно не хотел бы такой жизни для себя, но по крайней мере, они были непоколебимы в вере. Миколианцы шли по пути тьмы потому, что во тьме родились и во тьме выросли. У мицлапланцев же не было ни сомнений, ни вопросов, ни хаоса и никаких ритуалов темных богов, которые бы не обращали на своих адептов никакого внимания. Очень возможно, что большинство из миколианцев в глубине души питали ничуть не больше веры в своих богов, чем биржанцы, но, по крайней мере, у них не было неразберихи.
   Но здесь, в Мицлаплане, ни один разумный человек не усомнился бы в истинности своих верований и системы. Да и как это было бы возможно, когда Ангелы жили среди верующих, верша правосудие и милосердие, и были равно доступны и великим и малым, каждый день, через божьих избранников?
   Экипаж подъехал к кампусу, потом покатил по дороге, идущей вдоль беговой дорожки, и они с возницей, оба простые смертные, увидели Святых. Обычный народ, как они двое, был облачен в простую мешковатую одежду, полностью закрывавшую тела. Женщины носили длинные и такие же простые платья почти безо всяких украшений, чтобы смирять искушения плоти и не вызывать ничьей зависти. Но Святые представляли собой совершенно иную картину, поскольку были чисты ото всех грехов и не могли совершить никаких грехов в будущем.
   Не все Святые выглядели так замечательно, как эти образчики, но это были сливки общества, совершенные люди: мужчины все как один стройные, сильные и красивые – образцы мужского физического совершенства, женщины такие же сильные, но ошеломляюще, естественно прекрасные – воплощение женского физического совершенства, отражающего совершенство их душ. Одежды Святых были облегающими, часто даже откровенными, ибо им было совершенно нечего скрывать и они не могли поддаться искушению.
   Возница со вздохом окинул взглядом одну обладательницу особенно пышных форм, одетую только в обтягивающий пуловер и коротенькие шорты для бега.
   – Должен признаться, терпеть не могу сюда приезжать, – сказал он капитану. – Подобные картины вызывают во мне в высшей степени греховные мысли, а вид этих бугрящихся мужских мышц будит зависть, и я против воли начинаю думать, что это зряшная трата такой красоты.
   Капитан улыбнулся. Он очень хорошо понимал, о чем ему толкует этот малый, но не удержался от искушения походя сыпануть соли ему на рану, исключительно ради удовольствия.
   – Ты считаешь, что это все зря? Что стать Святым и достичь духовного и телесного совершенства – зло и грех? Они – образцы, похожими на которые мы должны попытаться стать, милейший. Их физическое совершенство – дар богов, предназначенный именно для этой цели. Ты полагаешь, что боги заблуждаются?
   – Нет, нет, добрый господин, – забормотал извозчик, тут же принявшись оправдываться. – Боги поместили наши души в эти порочные тела, и именно тело сказало эти слова. Ведь я не совершенен и не всегда могу контролировать, что оно мне говорит.
   Капитан рассмеялся.
   – Успокойся и не переживай! Я и сам часто чувствую то же самое. Я пошутил, вот и все. Попробуй побыть взаперти на космическом корабле с одной или несколькими женщинами, которые выглядят в точности так, как твои самые грешные фантазии, и знать, что они не для тебя. Сначала я даже боялся, что сойду с ума, и даже сейчас мне удается пережить это, только пойдя на соглашение с моим разумом. Скажи, ты женат?
   – Да, господин. Следующей весной уже тридцать лет будет.
   – Так значит, ты любишь свою жену?
   – Ну конечно же!
   – И дети есть?
   – Шестеро, господин. Два мальчика и четыре девочки – они уже почти все выросли, но такими можно только гордиться.
   – Ну тогда, пожалуй, тебе стоит перестать чувствовать себя таким виноватым из-за того, чего ты все равно не можешь получить, и удовольствоваться тем, что имеешь, что в каком-то смысле ничуть не хуже, чем эти святые. Благоразумие не дает грешить.

* * *

   Они остановились у невысокого деревянного домика, и капитан, выйдя из коляски, поблагодарил извозчика и начал подниматься по лестнице. При этом никакие деньги не перешли из рук в руки и не было сделано никаких записей.
   Подобные вещи в Мицлаплане не существовали. Каждый выполнял работу, для которой теократическая бюрократия сочла его наиболее подходящим, и каждый имел равные права на труд других. В империи, пусть даже и протяженностью в неисчислимые световые годы, где Церковь и Государство были единым целым, тунеядства не существовало, как не могло существовать и фундаментальных разногласий.
   Вот для этого люди вроде капитана подходили лучше некуда. Удаленный от вездесущей общественной и социальной системы, он чувствовал меньшее давление и ощущал себя более независимым. В мицлапланском обществе такой индивидуализм считался грехом, и очень тяжким, но его, скрепя сердце, все же прощали, если индивидуалист был полезен и состоял на службе у Системы.
   Это Прибежище было в основном терранским. Не то чтобы другие расы здесь не приветствовались и подвергались гонениям, просто у всех у них были различные физические потребности и нужды, от еды до удаления отходов и от методов тренировок до способов отдыха. Морок Святой Ладу, командир их Длани, к примеру, был старгином – похожим на птицу существом с полыми костями, которые при определенных условиях становились весьма хрупкими, поэтому в любом случае предпочитал Прибежище на планете, где можно было летать. За Мороком он собирался заехать по пути на Звездную Базу Гриншин. Остальные два члена команды, семейство Кли, были лебурами и ничуть не более святыми, чем он, поэтому остались ждать его в космопорте.
   Однако здесь можно было встретить и представителей нескольких других рас, которые могли жить в тех же условиях, что и терране.
   В присутствии Святых, особенно незнакомых, капитан всегда чувствовал себя неуютно. Загорелый парень с буграми мышц и роскошными волосами, который сидел за большим столом в приемной, казался слишком великолепным, чтобы быть настоящим. Впрочем, как и все остальные здесь. Лишь немногие из миллиардов мицлапланцев знали или хотя бы слышали о генной инженерии. Капитан принадлежал к этим немногим и в подобных местах с тайным и виноватым удовольствием обнаруживал, что и эти образчики совершенства должны упорно трудиться, чтобы так выглядеть.
   Капитан остановился перед красавцем, слегка поклонился, заметив, что мизинец на правой руке секретаря отливает металлической зеленью с красной полосой вокруг сустава – небожитель, которому нет никакого дела до других – потом представился:
   – Капитан Ган Ро Чин, с «Клятвы Гурусу», Святой. Мне приказано прервать уединение Савина Святого Пешвы, Криши Святой Мендоро и Маньи Святой Сцин. Длани Святой Инквизиции Мицлаплана приказано немедленно собраться.
   Красавец оглядел капитана с ног до головы с той же брезгливостью и ясно отразившимся в глазах желанием сбегать за дезинфектантом, что и некоторое время назад извозчик. Такое появление было неслыханным, равно как и то, что кто-то из простых смертных, а не Святых, прибыл, чтобы вызвать божьих избранников. Но все же ему и в голову не пришло подвергать слова незнакомца сомнению. Приказ богов есть приказ, и ни один смертный не осмелился бы прийти сюда, если сами боги не приказали ему сделать это.
   Великан быстро записал имя в блокнотик.
   – Хорошо. Присядьте, капитан, и подождите. Мне нужно узнать, где они могут находиться, и отправить за ними гонцов.
   – Как прикажете, Святой. Однако, с вашего разрешения, я предпочел бы подождать на улице, а не здесь. Когда большую часть жизни проводишь в металлических стенах, стараешься не упустить ни малейшей возможности побыть на свежем воздухе и открытом пространстве.
   – Разумеется. Идите. Только не уходите далеко, я вызову их сюда.
   Его явно переполняло облегчение от того, что ему не придется терпеть этого грязного субъекта в своей до скрипа вылизанной приемной.
   Ган Ро Чин вышел и несколько минут посидел на деревянных ступеньках, наслаждаясь мирной картиной. Он вытащил еще одну сигару, откусил кончик и поджег ее видавшей виды зажигалкой, некогда украшенной красивой гравировкой, но теперь настолько выцветшей, помятой и исцарапанной, что разобрать что-нибудь почти не представлялось возможным. Строго говоря, курение не считалось грехом, но оно осуждалось культурным – то есть всем – мицлапланским обществом и считалось вредной для здоровья привычкой.
   Капитан понимал, что управляющего встревожили не только его вид и манеры. Скорее всего, он был телепатом, способным читать по меньшей мере мысли первого уровня у всех, кроме других телепатов – а в таком случае он всегда ощутил бы блокировку. Для такого телепата Ган Ро Чин был страшно неприятен, просто потому, что у телепата появлялось ощущение, будто его лишили одного чувства. Чина можно было видеть, слышать, обонять и осязать, но для телепата он был мертв. Чин не был телепатом и не мог блокировать телепатическое излучение, но он был «островом», официальной категорией Нуль. В этом и заключалась его ценность для системы, ибо Нули были редчайшей из всех известных ментальных мутаций.
   Люди с различными паранормальными способностями встречались не так уж редко. Это пошло еще с прошлого, от космических команд, проводивших на кораблях год за годом, подвергаясь действию неизвестных сил и излучений. Продолжительное облучение приводило к многочисленным изменениям, часть из которых была положительными, часть неблагоприятными, а некоторые носили лишь внешний характер. Как правило, люди со схожими изменениями скрещивались, по сути давая начало новым субрасам. Но основной интерес вызывали не столько физические, сколько ментальные изменения. И вот посредством селекции были также созданы субрасы, физиологически ничем не отличавшиеся от остальных, зато обладавшие некоторыми ментальными способностями, не свойственными обычным людям.
   Савин был месоком – огромным гуманоидным существом с жесткой резиновой кожей, как у рептилии, и злыми желтыми глазами, точно у гигантской кошки. Пальцы на его больших костлявых руках и ногах заканчивались присосками, а громадные уши-тарелки казались приклеенными к макушке угловатой головы. Вид у него был довольно пугающий – черно-зеленый, с чудовищными зубами, торчавшими изо рта, даже когда рот у него был закрыт, он походил на исчадие ада.
   Савин был эмпат; обмануть его было практически невозможно, поскольку он улавливал эмоции, а также в какой-то степени мог и передавать их. Он мог успокоить панику, расшевелить целую толпу или заставить другого радоваться без причин. Он мог почуять любую ложь или вину. Из эмпатов получались лучшие проповедники, теологи и психологи, и для Инквизиции они были неоценимы.
   Криша была терранкой – темнокожая и черноглазая красавица-телепатка. Насколько хорошим телепатом она была, знала лишь она сама. Средние, единственные «официальные» телепаты могли читать лишь поверхностные мысли и передавать собственные только на ограниченные расстояния. Лучшие могли улавливать даже слабые потоки мысленной энергии, исходящие от существ, не принадлежащих к их собственным расам, а иногда и примитивные мысли существ, еще не открытых, но уже готовых броситься на тебя в каком-нибудь чужом мире. Однако считалось, что ни одному телепату не под силу проникнуть глубже первичных, или поверхностных, мысленных волн, туда, где скрывалось то, что люди обычно предпочитали оставить скрытым. Так «считалось», но Чин видел, как Криша и другие телепаты, войдя в физический контакт с предметами своего изучения, казалось, пробирались в самую сокровенную глубину их душ.
   В службе безопасности телепатами были все.
   Манья принадлежала расе гноллов, совершенно чуждой терранам, но с виду очень похожей на них – по крайней мере, для не-терран. Гноллы были приземистыми пузатыми коротышками с раздвоенными змеиными языками, огромными выпученными глазами, торчавшими с обеих сторон головы, и шершавой серой кожей, похожей на слоновью шкуру. Но они могли питаться той же пищей, что и терране, отличались такой же любовью к сладкому, обладали сходными биологическими системами и, с точки зрения эволюции, отстояли друг от друга вовсе не так далеко, как могло показаться на первый взгляд. Разумеется, хотя ни один терранин не счел бы Манью королевой красоты, для любого гнолла она была каноном физического совершенства.
   Морок, старгин, возглавлявший Длань, был гипнотом. Он был способен сканировать широкий диапазон бесчисленного количества чужих мысленных частот и, только взглянув на человека, подчинить его своей воле. Морок мог убедить тебя, что верх – это низ, что черное – это красное, и что ты – это вовсе не ты, а кто-то другой. Только Нуль вроде Ган Ро Чина или другой гипнот мог сопротивляться этой незримой власти, и если один гипнот натыкался на другого, то победа зависела от его силы и воли. Гипноты становились жрецами по определению и строжайшей заповеди; тех, кто осмеливался ослушаться, предавали анафеме и без промедления казнили – если получалось.
   Чин сидел на ступеньке, дымя сигарой и не без удовольствия разглядывая прохожих. Жрецы и жрицы, главным образом терране, представляли собой воплощенный гимн генной инженерии – совершенные мужчины и совершенные женщины, прекрасные настолько, что простому смертному вроде него и представить невозможно, и при том все наделенные тем или иным Талантом. Таланты при виде Чина приходили в замешательство, и это всегда забавляло его.
   Вот тот парень, к примеру, резко остановился, озадаченно взглянув на него, а потом пошел дальше, чтобы не привлекать внимание к своему недоумению. Чтобы распознать в нем телепата, не нужно было даже видеть мизинец его левой руки с вытатуированными на нем чередующимися черными и белыми полосами. Телепаты всегда нуждались в обычных чувствах, прежде чем направить свой Талант на определенного человека. Жрец увидел Чина и, вероятно, бессознательно попытался прощупать его, но тот оказался ему не по зубам. Для человека, который родился и вырос телепатом, Чин представлял собой немыслимое противоречие: он был живым и видимым, но телепатические чувства его не улавливали. Чин знал, что бедняга еще до сегодняшнего вечера пройдет через все возможные проверки своих телепатических способностей, а потом будет сходить с ума, пытаясь понять, в чем дело.
   Или вон та жрица – потрясающе красивая даже по меркам Святых. Она взбежала по ступеням и, несмотря на то, что отлично его видела, чуть было не налетела на него. Только запах дыма от его сигары и выкрикнутое в самую последнюю секунду «Осторожней!» не дали ей споткнуться о него. Она вздрогнула, остолбенело уставившись на Чина, и хотела что-то сказать, но потом передумала и, обойдя его кругом, вошла в дом.
   Эмпатка, никакого сомнения. Мизинец с узким белым кольцом. Эмпаты всегда были очень направленными. Многих людей обычно никто особенно не замечает, но для эмпатки, будь ее мысли даже где-нибудь в миллионе световых лет отсюда, не заметить, что кто-то находится поблизости от нее, было совершенно невероятным. От эмпата закрыться не мог никто, даже другой эмпат. Поэтому Чин для нее просто не существовал. Ну и ладно, может быть, в будущем она будет чуть более наблюдательной и чуть менее беспечной. И уж, конечно, тоже изрядно поломает себе голову, пытаясь сообразить, что к чему.
   Он часто задумывался, каково это – иметь такие способности, особенно если ты вырос с ними и воспринимаешь их как данность. Конечно, говорили, что телепаты могут читать лишь поверхностные мысли, но иметь возможность время от времени залезть в чужие мысли было бы забавно, пусть даже это и считалось грехом. Он не был жрецом, и в его имя не входило слово «Святой». Он родился грешником и умрет им, и бремя его грехов будут взвешивать на Космических Весах, чтобы определить, какой будет его следующая инкарнация.
   И уж, конечно, эмпатические способности должны быть исключительно удобны при соблазнении женщин. Процент неудач стал бы на порядок ниже, и он всегда мог бы почувствовать искренность или неискренность партнерши или спроецировать на нее часть своей страсти. Грешные, плотские мысли, уместнее некуда в святом Прибежище. Подобные места всегда будили в нем самое худшее.