Страница:
– Мы вас поняли, мой господин, – ответил Джозеф. – Могу ли я предположить также, что вы считаете, что он в своих планах какую-то роль отводит триполи?
– Можешь. Родная мать Кабара была из Триполи. Эти две ячейки – из разных ульев, но у них общее происхождение, и они обмениваются племенным материалом. Барон ячейки Триполи Фазиль амбициозен и совсем не прочь прижать нас, чтобы упрочить собственное положение. Мы полагаем, что они обладают способностями, иначе никто из них не поднялся бы до своего настоящего положения и не удержал его так надолго. Таким образом, мы также полагаем, что они знают людей в нашей постоянной службе безопасности. Их собственная группа подготовки прибывает сегодня поздно вечером, но большая часть предварительной работы уже была сделана рабочими ячеек Вронски и Пусаби, которые, поскольку они находятся ближе, выполняют больший объем работ. Джозеф, Калия, вы оба оказались в группе людей, в первую очередь отобранных нашими компьютерами, о вас обоих высоко отзывается ваше начальство; к тому же, вы оба вышли из низших слоев общества и чувствуете себя там как дома.
Калия подумала про себя, что она никогда не чувствовала себя там как дома, но, разумеется, не стала высказывать это.
– Именно поэтому вы и вызвали нас сюда вместе с рабочими батальонами, – заключил Джозеф. – Но ведь они наверняка будут ожидать кого-нибудь вроде нас?
– Будут, но не будут знать, кого и откуда, что делает их положение столь же невыгодным, как и наше.
– Это мы двое. А остальные? – спросила Калия. – Резерв?
– И не только. Тобруш – чрезвычайно сильная телепатка, и в качестве надсмотрщицы за рабочими бригадами сможет производить выборочное сканирование и, возможно, предупреждать вас, если что-нибудь разведает. Она также будет следить за джулки из улья Кабара, чтобы те не испортили праздник какими-нибудь токсинами. Робакук – телекинетик, за многие годы не раз доказавший свои способности. Учитывая количество присутствующих на празднестве тхионов, он сможет не только прикрыть ваши спины, но также собрать вместе членов улья, если это понадобится. Дезрет – великолепный аналитик и наблюдатель, обладающий и другими полезными способностями. Откровенно говоря, мы не думаем, что от нас ожидают использования шпиона-коринфианца. А поскольку здесь будут только наши коринфианцы, – остальные не слишком интересуются подобными вещами и прилетят сюда только ради соблюдения приличий, – то можно сказать, что все коринфианцы на празднике будут в полном вашем распоряжении.
– Неразумность этих празднеств выше нашего понимания. Они нас не интересуют, – пояснил Дезрет. – Однако тот факт, что они проводятся и представляют угрозу для улья, мы понимаем. Коринфианцы из улья Кабара не настолько пользуются доверием и участием, как члены нашего улья. Нам будет все равно, если они будут опозорены и уничтожены.
Уж в этом-то можно было не сомневаться. Хотя коринфианцы были расой, не только физиологически, но и психологически сильно отличавшейся от любой другой из известных рас, и не слишком хорошо уживались с остальными, они были прагматиками. Они жаждали знаний о Вселенной и нуждались в развитии. У миколианцев же были космические корабли, пушки и значительное численное превосходство. Коринфианцы оказались неоценимо полезны и непоколебимо верны ульям, давшим им действительно равный со всеми статус, и многие – почти все – Лорды Ульев с готовностью доверяли им в том, что сами не могли понять или непосредственно проконтролировать. Лорд Скуазос привлек коринфианцев ко всему, к чему они пожелали быть привлеченными, и умело пользовался их услугами, а они сторицей платили ему за это.
– Джозеф окажет всем из вас, кому это необходимо, помощь в защите ваших Талантов. Я знаю, что вы все имеете в этом некоторый опыт, но мы не должны забывать, что Кабар будет использовать самых лучших своих людей, – предупредил Мастер Улья. – Вы же должны быть еще лучше. Помните, что до начала празднеств осталось всего восемь дней. Что бы Кабар ни задумал, это произойдет до того, как официально начнутся торжества и прибудут все Лорды. Если он сорвет сам праздник, он вызовет гнев других Лордов, поскольку испортит им веселье, и станет всеобщим посмешищем. Его же задача – опозорить нас. А ваша задача – проследить, чтобы этого не случилось.
Смысл последней фразы был ясен им всем, хотя она и была произнесена будничным и деловым тоном. Продвижение в Империи зависело от успеха; на подобном уровне награды и повышения могли быть совершенно неслыханными. Но в случае провала смерть могла оказаться далеко не худшим наказанием. Не на таком уровне.
Миколианская система ценностей была простой и понятной: жизнь – это полигон, и у тебя есть право всего на один выстрел. Твой статус в загробном мире определялся не тем, насколько высоко ты был рожден или на какую высоту когда-либо поднимался, а той высотой, на которой ты заканчивал жизнь. Провал означал понижение в должности, за ним следовало ухудшение обращения, и в конце – смерть в унижении. Поэтому те, кому удавалось вырваться из низшего класса, скорее совершали самоубийство, чем допускали, чтобы их понизили в должности – таким образом им удавалось по крайней мере сохранить свой статус. Такие ценности прививались с колыбели и были одинаковыми для всех ульев, ячеек и рас. Возможно, для коринфианцев это было не совсем так, поскольку они не верили ни в загробную жизнь, ни во что-либо еще, но в их культуре считалось абсолютно непреложным, что в случае поражения ты сначала определял его причину и отправлял рапорт, а потом умирал как дефективный. В любом случае, все сводилось к тому же самому. Миколианские жрецы не искали сложных объяснений, попросту соглашаясь с коринфианцами в том, что у представителей их странной металлической расы все равно нет душ.
– Я понимаю, что первым делом нужно быть преданным семье, потом ячейке, а уже потом улью, но в данном случае мы все работаем для нашего улья. Мы должны доверять друг другу.
– Я не доверяю ни глазу рабовладельца, ни мозгу, скрывающемуся за ним, – ответила она четко, – к какой бы семье, ячейке или улью он ни принадлежал.
– У меня нет ни времени, ни желания оправдываться перед тобой, – отозвался он. – От тебя не будет никакого толку, если они пустят в ход гипнота, а они скорее всего так и сделают. Я собираюсь поставить тебе кое-какие автоматические защитные барьеры. Они не спасут тебя от сильного гипнота при физическом контакте, но предупредят и помогут справиться с менее сильным – и отправят ментальный сигнал, если кто-нибудь схватит тебя, так что Тобруш, настроенная на всех нас, немедленно узнает об этом. Такая обработка держится не очень долго, мне придется изо дня в день обновлять ее. Но эта техника вполне действенна – остальные по большей части дают худшие результаты – и спасла уже немало людей.
Прежде чем Калия успела хотя бы сформулировать ответ, Джозеф принялся за работу, и она снова почувствовала, как будто ее захватило ментальное подводное течение, которому она была не в силах сопротивляться. Он действовал практически без слов и удивил даже остальных, включая телепатку, которая улавливала его действия. Действия Джозефа оставили у Тобруш четкое впечатление, что гипнот и сам не понимает, ни что он делает, ни как это действует; он знал лишь, что это и вправду действует.
И снова Калию охватило чувство, как будто она вырвалась на поверхность из подводного плена. Джозеф не терял времени, сразу же взявшись за тхиона Робакука и повторив над ним ту же процедуру. Она пыталась следить за его словами, понимая, что примерно то же сделали с ней, но по большей части его фразы ничего не значили. Под конец он таким же образом обработал Тобруш. Дезрет был невосприимчив к любым ментальным Талантам; для коринфианца реальную угрозу представляли только телекинетики, чье воздействие было физическим.
В действительности, разумеется, коринфианцы держались спокойно не потому, что им ничто не угрожало, они просто заранее просчитывали все факторы риска.
– Приготовьтесь принять на себя свои роли, – сказал Джозеф. – Поскольку Мастер Улья координирует все задания, мы должны будем находиться не просто там, где сможем прикрывать друг друга, но именно в тех областях, которые являются наиболее вероятными мишенями. Не забывайте, что если вам удастся предотвратить саботаж, мы предпочли бы схватить злоумышленника живым, но это не существенно. Однако же, если им все-таки удастся действительно вывести что-то из строя, то чтобы доказать злой умысел, нам понадобится живой преступник. Наши жизни и судьбы сейчас зависят от того, сумеем ли мы продумывать наши действия, а не подчиняться импульсу.
Это было обоснованное предупреждение, но оно делало задачу намного более трудной.
Джозеф обернулся к Калии.
– Как ты? Ты сможешь притворяться дролкой и снизойти до черной работы?
– У меня никогда не было власти приказывать другим делать за меня работу, – едко отвечала она. – Следи лучше за собой, рабовладелец!
– Я понятия не имею, как ты стала такой, какая есть, но компьютер улья и штаб Мастера Улья говорит, что ты хороша в деле. Если это действительно так, забудь обиды, горечь и гнев. Мы не можем себе позволить индивидуалистов. Мы справимся как команда или провалимся как команда, наша жизнь и смерть зависят от действий остальных.
– До тех пор, пока мы прикрываем друг другу спины, а не смотрим друг другу в глаза, – с усмешкой парировала Калия. Развернувшись, она отправилась обратно той же дорогой, которой пришла, к лагерю дролов.
– Мы все защищаемся броней против горечи, обид и гнева нашего прошлого, – философски заметил Робакук. – И я сомневаюсь, что можно так уж легко отодвинуть все это в сторону. И все же ее броня крепче, чем у большинства остальных.
– Такое впечатление, что постоянная ухмылка, вырезанная на этом когда-то хорошеньком личике, отлично выражает то, что сейчас у нее внутри, – согласился Джозеф. – Но я готов поручиться, что она отличный боец. И все же… я тоже начал свою жизнь в кандалах. Быть молодым неопытным гипнотом в колонии более старых и опытных – почти то же самое, что не быть им вообще. Избавиться от этих оков стало моей навязчивой идеей, и когда я действительно это сделал, мой дух воспарил. Большинство людей, которых я встречал, чувствуют себя схожим образом. Она же, с другой стороны, пожалуй, единственная из всех, кого я видел, кто не желает расставаться с оковами.
– Она скрывает свои мысли, – сказала Тобруш. – Возможно, будь я из ее племени, я и смогла бы собрать в единое целое образы, мелькающие у нее в мозгу, но пока что мне удается только частично понять их. Какие бы шрамы ни носили все мы, у меня такое чувство, что она вытянула худший жребий. Один факт, что она все еще здесь и на этом уровне, многое говорит о ней. Единственный критерий для оценки ее внешнего вида я могу получить лишь из твоего разума, поскольку, откровенно говоря, вы, люди, кажетесь мне самыми отвратительными и глупыми на вид существами из всех, кого я знаю. Но, судя по твоим мыслям, больше всего ее уродует шрам на лице. Как и оковы, это только прибавляет Калии загадочности, поскольку на ее уровне она с легкостью могла бы от него избавиться.
– Да, это верно, – признал Джозеф. – И все же она носит его, как орден. – Он вздохнул. – Ладно, последуем ее примеру и возьмемся за дело. По крайней мере, здесь нет никого из ее расы, кто понял бы, что она не дролка. Что касается меня, мне часто снится, что я веду армию на превосходящего меня численностью врага, но я подчинюсь приказу и буду охранять пудинг нашего Лорда.
Легче всего это было сделать среди дролов, самого низшего рабочего класса Миколя, с которыми представители высших классов обращались немногим лучше, чем с домашней скотиной. Талантами обладало менее пяти процентов любого класса населения, а среди дролов таких было намного меньше, а если они и обнаруживались, то обычно были очень слабенькими. Хотя и не лишенные природного ума, они оставались ужасающе невежественными, и их немногочисленные обряды и традиции были очень примитивными. Их Вселенная была магическим местом, управляемым великими волшебниками, ведьмами, колдунами и демонами, и вряд ли большинство дролов вообще знало, что находятся на другой планете. Для этого им сначала нужно было узнать, что такое планета.
В Империи, которая умела строить звездолеты, роботов, оружие, способное разрушить несколько планет разом, и даже научилась передавать трехмерные изображения на другие звезды, само существование дролов казалось чужакам поразительным и служило доказательством миколианской порочности. Для Миколя же это было частью естественного миропорядка. Низшая каста должна была существовать, чтобы придавать смысл религии и ее взгляду на Вселенную. Грубое, зачастую скотское обращение с низшими было совершенно естественным в этой иерархии. Для миколианцев такие слои были необходимы, чтобы Вселенная имела смысл.
Разумеется, роботы и механизмы, которые построили этот огромный замок, или корабли, привезшие дролов сюда из их миров-ячеек, с легкостью могли за день сделать то, что эти люди делали за неделю, и к тому же гораздо лучше, чем они. Это касалось любой работы, которую делали дролы. Но тем не менее, они должны были существовать и работать. Жить иначе было бы, по мнению миколианцев, безнравственным.
Главное тут была социальная мобильность. Да, большинство дролов так и умирали дролами, проживая свои короткие трудные жизни, лишенные преимуществ, даваемых достижениями науки. Лишь немногим, очень немногим – наиболее умным и наделенным Талантом – хватало пороху воспользоваться возможностью и вырваться из болота. Но до тех пор, пока каждый дрол знал кого-то, кто знал кого-нибудь еще, кто знал того, кому удалось возвыситься и выбраться из болота, для них всегда оставалась надежда, что они, или их дети, или внуки будут среди избранных.
Калия была рождена дролкой и первые двенадцать лет жизни провела среди дролов. Она до сих пор считала их детское невежество освежающе честным и трогательным и с легкостью общалась с ними, без труда становясь среди них своей. Их примитивный язык также был замечательным щитом от телепатов. Переходя на их диалект и усваивая их грубые манеры, она прятала за ними свою более сложную личность. Разумеется, как гипнотические блоки Джозефа не остановили бы сильного гипнота, находящегося на близком расстоянии, так и ее уловки вряд ли смогли бы ввести в заблуждение сильного телепата, пытающегося уловить именно ее разум – но сначала телепату пришлось бы отличить ее от толпы, а в таких случаях этот ментальный режим работал почти безотказно.
Надсмотрщик заметил ее и немедленно отрядил помогать рабочим, поднимающим большие шатры и устанавливающим их на случай непогоды. Годы таскания тяжестей и прочих упражнений, подкрепленных тонизирующими препаратами, сделали ее крепкой, как сталь, и сильной, как мужчина, и она отлично справлялась с этой работой. Если здесь и были шпионы Кабара, то к тому времени, как им представилась бы возможность напакостить, они скорее всего были бы уже слишком вымотаны для этого.
Джозеф играл роль одного из надсмотрщиков над дролами. Хотя он и был большим и сильным, он не был покрыт мозолями, синяками и шрамами, которые любой дрол его возраста и сложения непременно должен был бы приобрести за свою жизнь, поэтому выдать себя за одного из простых работяг он не мог. Иногда надсмотрщики были Талантами, пусть и очень слабыми, самого низкого уровня; однако чаще это были простые дролы, просто-напросто оказавшиеся больше, сильнее и злее своего предшественника, которые в конце концов восставали, убивали его и сами занимали его место. Большую часть времени надсмотрщик расхаживал вокруг с треххвостой плеткой, пощелкивая ей, раздавая приказы и время от времени опуская ее – хотя и не слишком сильно – на спины тех, кто этого действительно заслуживал. Некоторые надсмотрщики использовали плетки в полную силу, явно наслаждаясь этим, но таких было немного. Умные не забывали, что надсмотрщик все равно остается дролом, и по-прежнему должен спать и есть с людьми, которыми командует, и если излишне распускать руки, то можно легко превратиться в мертвого надсмотрщика.
В основном он следил за лицами и действиями, будучи не менее Мастера Улья убежден, что единственный Лорд-человек в Миколианской Империи использует сородичей для воплощения в жизнь своих грязных планов. Если же так, то они должны быть действительно хороши – по крайней мере, не хуже Калии, за которой он наблюдал с чувством восхищения. Она не делала ни одного ложного движения, абсолютно сливаясь с толпой дролов, вплоть до перебранок и прочего общения со товарищами по работе. А глядя, как она поднимает и несет такое огромное и тяжелое бревно, что он сомневался, под силу ли было бы и ему самому поднять его, он преисполнился к ней еще большего уважения. Теперь он понимал, почему ее выбрали на эту роль, и был благодарен, что она – по крайней мере, номинально – была на его стороне.
Краем глаза он уловил какое-то движение и обернулся посмотреть, в чем дело. Это была джулки, стоявшая по другую сторону дороги и разглядывавшая в основном своих сородичей. Беда была в том, что для Джозефа все джулки были на одно лицо, за исключением того, что у джулки-мужчин были яркие раковины, а все их женщины, как и Тобруш, были уродливого болотно-серого цвета.
– Это ты, Тобруш? Если тебе нужно поговорить, покачай щупальцами на спине, и я освобожусь.
Несколько коричневых щупалец на спине колыхнулись, а небольшой их пучок изобразил жест, который считался непристойным только у людей. Подавив смешок, он медленно направился к ней, словно бы вознамерившись выяснить, что это джулки забыла в такой близости от человеческого лагеря.
– Я уловила в этом районе несколько общих мыслей, которые показались мне подозрительными, – сообщила джулки. – Девчонка молодец. Возможно, даже чересчур. Понятия не имею, где она в этой толпе. Остальные тоже молодцы, но время от времени здесь мелькают кое-какие выражения, которые не вписываются в примитивную речь остальных.
– Ты уверена, что это не мы с девчонкой?
– Уверена. Вы оба принадлежите к большинству из этих двух групп. А это определенно какая-то третья.
– Где?
– Не могу сказать точно, но где-то поблизости от павильона ячейки Барона Фазиля.
– Попробую что-нибудь сделать.
– Только осторожно, – предостерегла Тобруш. – Я уловила по меньшей мере один признак телепатического сканирования.
– Я посмотрю, – заверил он. – Только, пожалуйста, присмотри за мной.
Он зашагал обратно к стройке и через некоторое время подошел к Калии.
– Эй! Дрянь пусаби! – рявкнул он на нее, но вполне благодушно. – У Пусаби вместо мужиков работают бабы?
– Пусаби надерет задницу всем мужикам-вронски и еще сможет работать! – огрызнулась она.
– Павильон, – прошептал он одними губами, совсем неслышно. – Телепаты, другие. – Потом добавил, громко и без паузы: – Шевели задницей! – И щелкнул плеткой, едва задев Калию.
Она бросила на него заносчивый взгляд, потом плюнула ему под ноги, повернулась спиной и зашагала к большой поляне чуть справа и позади почти законченного павильона ячейки Барона.
Ее выступление имело большой успех у работающих по соседству мужчин-пусаби, которые принялись хихикать и отпускать ехидные замечания относительно того, у кого из двоих – надсмотрщика-вронски или девчонки-пусаби – есть яйца. Он прикрикнул на них, в притворной ярости щелкнув кнутом, и отошел, но хотя это и заставило дролов вернуться к работе, поток насмешек не прекратился.
В досье Калии говорилось, что она отлично освоила телепатическую маскировку, а Тобруш подтвердила это. Джозефу это удавалось не настолько хорошо, но телепат Кабара уже засветился, позволив себя заметить. Когда один телепат натыкался на защиту другого телепата, он всегда распознавал ее, и агент Кабара, возможно, до сих пор ругал себя за промашку. Если так, теперь он воспользуется своим Талантом только тогда, когда в этом будет настоящая необходимость, что для Джозефа было как нельзя лучше.
Ночная смена дролов была готова сменить дневную, поэтому он сам отправился к павильону. Он настолько проголодался, что был готов проглотить даже ту бурду, которой их кормили, к тому же ему хотелось осмотреться на местности. Загвоздка была в том, чтобы понять, что нужно сделать, чтобы непоправимо испортить праздник для такого количества рас.
Интересно, что уже закончили делать? Разумеется, сам павильон, но чего можно добиться, взорвав или подпалив его? Даже если подгадать время так, что его уже не успеют отремонтировать или заменить до прибытия важных гостей, это создаст некоторые неудобства, но всего лишь одной группе. Был еще алтарь, но его они вряд ли тронут. Даже если они ни во что не верили, в этом все равно не было никакого толку.
Кухни? Возможно. Отравить или испортить еду. Но это тоже было слишком мелко, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Опять же, если ему удастся нагадить одной или двум ячейкам, или даже только людям, это не принесет Кабару того, чего он хотел – полного фиаско, которое затронуло бы подавляющее большинство из восьмидесяти с лишним рас, представленных здесь.
Просто я недостаточно испорчен, сказал он себе, раздражаясь из-за того, что ему ничего не приходит в голову. Что стал бы делать я, если бы был на их месте?
Единственным, что он смог выдумать, был внезапный и сильный холодный ветер и проливной дождь с градом, но это означало необходимость совершения диверсии в Центре Погодного Контроля Лорда Скуазоса, то есть в высшей степени высокотехнологичную операцию. Но к этому местная служба безопасности всегда была готова и наверняка сумела бы предотвратить такое.
Нет, это было где-то здесь, что-то, сосредоточенное в этом месте, что-то, что совершенно ускользнуло от его внимания, что-то такое, обнаружив которое, он будет клясть себя за то, что это не пришло ему в голову раньше. Он только надеялся, что наткнется на это вовремя, чтобы успеть предотвратить катастрофу.
Это должно быть нечто, предназначенное специально для праздника, что-то такое, что не является обычной частью комплекса и поэтому не попадает под повседневное наблюдение сил безопасности Мастера Улья. Но что здесь может вызвать обширные разрушения, способные затронуть всю долину?
Он подошел к огромному костру и получил миску баланды. Пахла она даже несколько отвратительнее, чем выглядела, и показалась ему куда более мерзкой, чем он помнил. От дешевого эля он отказался: в него добавляли что-то такое, от чего дролы спали как убитые, просыпаясь на следующее утро свеженькими как огурчики. Вместо этого он взял воды. Она была теплой и слегка отдавала металлом, но по крайней мере делала баланду более или менее съедобной.
Сидя на земле и запихивая в себя еду, он продолжал оглядывать прибывающую толпу и раздумывал, кто же из этих людей замышляет каверзу, и что они могли задумать такого, чтобы испортить праздник не только людям, но и джулки, и тхионам, и еще семидесяти с лишком рас, у которых было настолько мало общего, что, сколь бы омерзительной эта баланда ни была, она казалась настоящим деликатесом по сравнению с тем, чем предпочитали питаться многие из них.
Что ж, если у Калии тоже хватило ума взять воду вместо эля, возможно, это удастся выяснить ей.
Эта мысль кольнула его – частично его беспокоило именно это. Гордость за ячейку, мужская гордость, личная гордость. В глубине души он знал, что почти боится, что она догадается первой.
Он сидел, запоминая тех, кто брал воду вместо эля. Это, по крайней мере, сузит круг подозреваемых. Эти парни не могли привезти с собой много оборудования, если вообще хоть что-то привезли, и им не обойтись без каких-то легенд, чтобы войти в один из известных кланов, а возможно, придется даже использовать гипноз, чтобы убедить кого-нибудь в том, что они тоже принадлежат к их клану. Что бы они ни делали, это должно быть сделано из подручных материалов, и почти обязательно – в ночное время.
Ладно, он еще некоторое время не будет ложиться и поглядит, не удастся ли что-нибудь выяснить, но он же не может бодрствовать все семь дней и при этом продолжать работать. Ночь была стихией тхионов – и коринфианцев, если они того хотели.
Дролы начали собираться в небольшие кланы, устраиваясь на ночь. Как бы они ни устали, отовсюду доносились характерные звуки, свидетельствовавшие о том, что дролы, не отличаясь особой стеснительностью, совокуплялись прямо на глазах у товарищей. Некоторые бродили вокруг, не успев подыскать себе никого, с кем захотели бы провести ночь.
– Можешь. Родная мать Кабара была из Триполи. Эти две ячейки – из разных ульев, но у них общее происхождение, и они обмениваются племенным материалом. Барон ячейки Триполи Фазиль амбициозен и совсем не прочь прижать нас, чтобы упрочить собственное положение. Мы полагаем, что они обладают способностями, иначе никто из них не поднялся бы до своего настоящего положения и не удержал его так надолго. Таким образом, мы также полагаем, что они знают людей в нашей постоянной службе безопасности. Их собственная группа подготовки прибывает сегодня поздно вечером, но большая часть предварительной работы уже была сделана рабочими ячеек Вронски и Пусаби, которые, поскольку они находятся ближе, выполняют больший объем работ. Джозеф, Калия, вы оба оказались в группе людей, в первую очередь отобранных нашими компьютерами, о вас обоих высоко отзывается ваше начальство; к тому же, вы оба вышли из низших слоев общества и чувствуете себя там как дома.
Калия подумала про себя, что она никогда не чувствовала себя там как дома, но, разумеется, не стала высказывать это.
– Именно поэтому вы и вызвали нас сюда вместе с рабочими батальонами, – заключил Джозеф. – Но ведь они наверняка будут ожидать кого-нибудь вроде нас?
– Будут, но не будут знать, кого и откуда, что делает их положение столь же невыгодным, как и наше.
– Это мы двое. А остальные? – спросила Калия. – Резерв?
– И не только. Тобруш – чрезвычайно сильная телепатка, и в качестве надсмотрщицы за рабочими бригадами сможет производить выборочное сканирование и, возможно, предупреждать вас, если что-нибудь разведает. Она также будет следить за джулки из улья Кабара, чтобы те не испортили праздник какими-нибудь токсинами. Робакук – телекинетик, за многие годы не раз доказавший свои способности. Учитывая количество присутствующих на празднестве тхионов, он сможет не только прикрыть ваши спины, но также собрать вместе членов улья, если это понадобится. Дезрет – великолепный аналитик и наблюдатель, обладающий и другими полезными способностями. Откровенно говоря, мы не думаем, что от нас ожидают использования шпиона-коринфианца. А поскольку здесь будут только наши коринфианцы, – остальные не слишком интересуются подобными вещами и прилетят сюда только ради соблюдения приличий, – то можно сказать, что все коринфианцы на празднике будут в полном вашем распоряжении.
– Неразумность этих празднеств выше нашего понимания. Они нас не интересуют, – пояснил Дезрет. – Однако тот факт, что они проводятся и представляют угрозу для улья, мы понимаем. Коринфианцы из улья Кабара не настолько пользуются доверием и участием, как члены нашего улья. Нам будет все равно, если они будут опозорены и уничтожены.
Уж в этом-то можно было не сомневаться. Хотя коринфианцы были расой, не только физиологически, но и психологически сильно отличавшейся от любой другой из известных рас, и не слишком хорошо уживались с остальными, они были прагматиками. Они жаждали знаний о Вселенной и нуждались в развитии. У миколианцев же были космические корабли, пушки и значительное численное превосходство. Коринфианцы оказались неоценимо полезны и непоколебимо верны ульям, давшим им действительно равный со всеми статус, и многие – почти все – Лорды Ульев с готовностью доверяли им в том, что сами не могли понять или непосредственно проконтролировать. Лорд Скуазос привлек коринфианцев ко всему, к чему они пожелали быть привлеченными, и умело пользовался их услугами, а они сторицей платили ему за это.
– Джозеф окажет всем из вас, кому это необходимо, помощь в защите ваших Талантов. Я знаю, что вы все имеете в этом некоторый опыт, но мы не должны забывать, что Кабар будет использовать самых лучших своих людей, – предупредил Мастер Улья. – Вы же должны быть еще лучше. Помните, что до начала празднеств осталось всего восемь дней. Что бы Кабар ни задумал, это произойдет до того, как официально начнутся торжества и прибудут все Лорды. Если он сорвет сам праздник, он вызовет гнев других Лордов, поскольку испортит им веселье, и станет всеобщим посмешищем. Его же задача – опозорить нас. А ваша задача – проследить, чтобы этого не случилось.
Смысл последней фразы был ясен им всем, хотя она и была произнесена будничным и деловым тоном. Продвижение в Империи зависело от успеха; на подобном уровне награды и повышения могли быть совершенно неслыханными. Но в случае провала смерть могла оказаться далеко не худшим наказанием. Не на таком уровне.
Миколианская система ценностей была простой и понятной: жизнь – это полигон, и у тебя есть право всего на один выстрел. Твой статус в загробном мире определялся не тем, насколько высоко ты был рожден или на какую высоту когда-либо поднимался, а той высотой, на которой ты заканчивал жизнь. Провал означал понижение в должности, за ним следовало ухудшение обращения, и в конце – смерть в унижении. Поэтому те, кому удавалось вырваться из низшего класса, скорее совершали самоубийство, чем допускали, чтобы их понизили в должности – таким образом им удавалось по крайней мере сохранить свой статус. Такие ценности прививались с колыбели и были одинаковыми для всех ульев, ячеек и рас. Возможно, для коринфианцев это было не совсем так, поскольку они не верили ни в загробную жизнь, ни во что-либо еще, но в их культуре считалось абсолютно непреложным, что в случае поражения ты сначала определял его причину и отправлял рапорт, а потом умирал как дефективный. В любом случае, все сводилось к тому же самому. Миколианские жрецы не искали сложных объяснений, попросту соглашаясь с коринфианцами в том, что у представителей их странной металлической расы все равно нет душ.
* * *
Когда Мастер Улья вышел, Джозеф повернулся к Калии:– Я понимаю, что первым делом нужно быть преданным семье, потом ячейке, а уже потом улью, но в данном случае мы все работаем для нашего улья. Мы должны доверять друг другу.
– Я не доверяю ни глазу рабовладельца, ни мозгу, скрывающемуся за ним, – ответила она четко, – к какой бы семье, ячейке или улью он ни принадлежал.
– У меня нет ни времени, ни желания оправдываться перед тобой, – отозвался он. – От тебя не будет никакого толку, если они пустят в ход гипнота, а они скорее всего так и сделают. Я собираюсь поставить тебе кое-какие автоматические защитные барьеры. Они не спасут тебя от сильного гипнота при физическом контакте, но предупредят и помогут справиться с менее сильным – и отправят ментальный сигнал, если кто-нибудь схватит тебя, так что Тобруш, настроенная на всех нас, немедленно узнает об этом. Такая обработка держится не очень долго, мне придется изо дня в день обновлять ее. Но эта техника вполне действенна – остальные по большей части дают худшие результаты – и спасла уже немало людей.
Прежде чем Калия успела хотя бы сформулировать ответ, Джозеф принялся за работу, и она снова почувствовала, как будто ее захватило ментальное подводное течение, которому она была не в силах сопротивляться. Он действовал практически без слов и удивил даже остальных, включая телепатку, которая улавливала его действия. Действия Джозефа оставили у Тобруш четкое впечатление, что гипнот и сам не понимает, ни что он делает, ни как это действует; он знал лишь, что это и вправду действует.
И снова Калию охватило чувство, как будто она вырвалась на поверхность из подводного плена. Джозеф не терял времени, сразу же взявшись за тхиона Робакука и повторив над ним ту же процедуру. Она пыталась следить за его словами, понимая, что примерно то же сделали с ней, но по большей части его фразы ничего не значили. Под конец он таким же образом обработал Тобруш. Дезрет был невосприимчив к любым ментальным Талантам; для коринфианца реальную угрозу представляли только телекинетики, чье воздействие было физическим.
В действительности, разумеется, коринфианцы держались спокойно не потому, что им ничто не угрожало, они просто заранее просчитывали все факторы риска.
– Приготовьтесь принять на себя свои роли, – сказал Джозеф. – Поскольку Мастер Улья координирует все задания, мы должны будем находиться не просто там, где сможем прикрывать друг друга, но именно в тех областях, которые являются наиболее вероятными мишенями. Не забывайте, что если вам удастся предотвратить саботаж, мы предпочли бы схватить злоумышленника живым, но это не существенно. Однако же, если им все-таки удастся действительно вывести что-то из строя, то чтобы доказать злой умысел, нам понадобится живой преступник. Наши жизни и судьбы сейчас зависят от того, сумеем ли мы продумывать наши действия, а не подчиняться импульсу.
Это было обоснованное предупреждение, но оно делало задачу намного более трудной.
Джозеф обернулся к Калии.
– Как ты? Ты сможешь притворяться дролкой и снизойти до черной работы?
– У меня никогда не было власти приказывать другим делать за меня работу, – едко отвечала она. – Следи лучше за собой, рабовладелец!
– Я понятия не имею, как ты стала такой, какая есть, но компьютер улья и штаб Мастера Улья говорит, что ты хороша в деле. Если это действительно так, забудь обиды, горечь и гнев. Мы не можем себе позволить индивидуалистов. Мы справимся как команда или провалимся как команда, наша жизнь и смерть зависят от действий остальных.
– До тех пор, пока мы прикрываем друг другу спины, а не смотрим друг другу в глаза, – с усмешкой парировала Калия. Развернувшись, она отправилась обратно той же дорогой, которой пришла, к лагерю дролов.
– Мы все защищаемся броней против горечи, обид и гнева нашего прошлого, – философски заметил Робакук. – И я сомневаюсь, что можно так уж легко отодвинуть все это в сторону. И все же ее броня крепче, чем у большинства остальных.
– Такое впечатление, что постоянная ухмылка, вырезанная на этом когда-то хорошеньком личике, отлично выражает то, что сейчас у нее внутри, – согласился Джозеф. – Но я готов поручиться, что она отличный боец. И все же… я тоже начал свою жизнь в кандалах. Быть молодым неопытным гипнотом в колонии более старых и опытных – почти то же самое, что не быть им вообще. Избавиться от этих оков стало моей навязчивой идеей, и когда я действительно это сделал, мой дух воспарил. Большинство людей, которых я встречал, чувствуют себя схожим образом. Она же, с другой стороны, пожалуй, единственная из всех, кого я видел, кто не желает расставаться с оковами.
– Она скрывает свои мысли, – сказала Тобруш. – Возможно, будь я из ее племени, я и смогла бы собрать в единое целое образы, мелькающие у нее в мозгу, но пока что мне удается только частично понять их. Какие бы шрамы ни носили все мы, у меня такое чувство, что она вытянула худший жребий. Один факт, что она все еще здесь и на этом уровне, многое говорит о ней. Единственный критерий для оценки ее внешнего вида я могу получить лишь из твоего разума, поскольку, откровенно говоря, вы, люди, кажетесь мне самыми отвратительными и глупыми на вид существами из всех, кого я знаю. Но, судя по твоим мыслям, больше всего ее уродует шрам на лице. Как и оковы, это только прибавляет Калии загадочности, поскольку на ее уровне она с легкостью могла бы от него избавиться.
– Да, это верно, – признал Джозеф. – И все же она носит его, как орден. – Он вздохнул. – Ладно, последуем ее примеру и возьмемся за дело. По крайней мере, здесь нет никого из ее расы, кто понял бы, что она не дролка. Что касается меня, мне часто снится, что я веду армию на превосходящего меня численностью врага, но я подчинюсь приказу и буду охранять пудинг нашего Лорда.
* * *
Хотя Калия и была эмпаткой, перед другими Талантами она была совершенно беззащитна. Одной из первых вещей, которым ей пришлось научиться прежде всего, чтобы выжить на уровне выше дролов, было умение обманывать и обходить Таланты, используя их самоуверенность против них. Труднее всего было обмануть телепатов, но когда она овладела этой техникой – это стоило ей огромного труда, долгих часов размышлений и практики, – она стала очень ценной. Научиться этой технике удавалось немногим, но те, кто справлялся с этим и имел достаточную силу воли, чтобы использовать ее, могли безнаказанно ходить в таких местах, куда не осмеливался зайти никто другой.Легче всего это было сделать среди дролов, самого низшего рабочего класса Миколя, с которыми представители высших классов обращались немногим лучше, чем с домашней скотиной. Талантами обладало менее пяти процентов любого класса населения, а среди дролов таких было намного меньше, а если они и обнаруживались, то обычно были очень слабенькими. Хотя и не лишенные природного ума, они оставались ужасающе невежественными, и их немногочисленные обряды и традиции были очень примитивными. Их Вселенная была магическим местом, управляемым великими волшебниками, ведьмами, колдунами и демонами, и вряд ли большинство дролов вообще знало, что находятся на другой планете. Для этого им сначала нужно было узнать, что такое планета.
В Империи, которая умела строить звездолеты, роботов, оружие, способное разрушить несколько планет разом, и даже научилась передавать трехмерные изображения на другие звезды, само существование дролов казалось чужакам поразительным и служило доказательством миколианской порочности. Для Миколя же это было частью естественного миропорядка. Низшая каста должна была существовать, чтобы придавать смысл религии и ее взгляду на Вселенную. Грубое, зачастую скотское обращение с низшими было совершенно естественным в этой иерархии. Для миколианцев такие слои были необходимы, чтобы Вселенная имела смысл.
Разумеется, роботы и механизмы, которые построили этот огромный замок, или корабли, привезшие дролов сюда из их миров-ячеек, с легкостью могли за день сделать то, что эти люди делали за неделю, и к тому же гораздо лучше, чем они. Это касалось любой работы, которую делали дролы. Но тем не менее, они должны были существовать и работать. Жить иначе было бы, по мнению миколианцев, безнравственным.
Главное тут была социальная мобильность. Да, большинство дролов так и умирали дролами, проживая свои короткие трудные жизни, лишенные преимуществ, даваемых достижениями науки. Лишь немногим, очень немногим – наиболее умным и наделенным Талантом – хватало пороху воспользоваться возможностью и вырваться из болота. Но до тех пор, пока каждый дрол знал кого-то, кто знал кого-нибудь еще, кто знал того, кому удалось возвыситься и выбраться из болота, для них всегда оставалась надежда, что они, или их дети, или внуки будут среди избранных.
Калия была рождена дролкой и первые двенадцать лет жизни провела среди дролов. Она до сих пор считала их детское невежество освежающе честным и трогательным и с легкостью общалась с ними, без труда становясь среди них своей. Их примитивный язык также был замечательным щитом от телепатов. Переходя на их диалект и усваивая их грубые манеры, она прятала за ними свою более сложную личность. Разумеется, как гипнотические блоки Джозефа не остановили бы сильного гипнота, находящегося на близком расстоянии, так и ее уловки вряд ли смогли бы ввести в заблуждение сильного телепата, пытающегося уловить именно ее разум – но сначала телепату пришлось бы отличить ее от толпы, а в таких случаях этот ментальный режим работал почти безотказно.
Надсмотрщик заметил ее и немедленно отрядил помогать рабочим, поднимающим большие шатры и устанавливающим их на случай непогоды. Годы таскания тяжестей и прочих упражнений, подкрепленных тонизирующими препаратами, сделали ее крепкой, как сталь, и сильной, как мужчина, и она отлично справлялась с этой работой. Если здесь и были шпионы Кабара, то к тому времени, как им представилась бы возможность напакостить, они скорее всего были бы уже слишком вымотаны для этого.
Джозеф играл роль одного из надсмотрщиков над дролами. Хотя он и был большим и сильным, он не был покрыт мозолями, синяками и шрамами, которые любой дрол его возраста и сложения непременно должен был бы приобрести за свою жизнь, поэтому выдать себя за одного из простых работяг он не мог. Иногда надсмотрщики были Талантами, пусть и очень слабыми, самого низкого уровня; однако чаще это были простые дролы, просто-напросто оказавшиеся больше, сильнее и злее своего предшественника, которые в конце концов восставали, убивали его и сами занимали его место. Большую часть времени надсмотрщик расхаживал вокруг с треххвостой плеткой, пощелкивая ей, раздавая приказы и время от времени опуская ее – хотя и не слишком сильно – на спины тех, кто этого действительно заслуживал. Некоторые надсмотрщики использовали плетки в полную силу, явно наслаждаясь этим, но таких было немного. Умные не забывали, что надсмотрщик все равно остается дролом, и по-прежнему должен спать и есть с людьми, которыми командует, и если излишне распускать руки, то можно легко превратиться в мертвого надсмотрщика.
В основном он следил за лицами и действиями, будучи не менее Мастера Улья убежден, что единственный Лорд-человек в Миколианской Империи использует сородичей для воплощения в жизнь своих грязных планов. Если же так, то они должны быть действительно хороши – по крайней мере, не хуже Калии, за которой он наблюдал с чувством восхищения. Она не делала ни одного ложного движения, абсолютно сливаясь с толпой дролов, вплоть до перебранок и прочего общения со товарищами по работе. А глядя, как она поднимает и несет такое огромное и тяжелое бревно, что он сомневался, под силу ли было бы и ему самому поднять его, он преисполнился к ней еще большего уважения. Теперь он понимал, почему ее выбрали на эту роль, и был благодарен, что она – по крайней мере, номинально – была на его стороне.
Краем глаза он уловил какое-то движение и обернулся посмотреть, в чем дело. Это была джулки, стоявшая по другую сторону дороги и разглядывавшая в основном своих сородичей. Беда была в том, что для Джозефа все джулки были на одно лицо, за исключением того, что у джулки-мужчин были яркие раковины, а все их женщины, как и Тобруш, были уродливого болотно-серого цвета.
– Это ты, Тобруш? Если тебе нужно поговорить, покачай щупальцами на спине, и я освобожусь.
Несколько коричневых щупалец на спине колыхнулись, а небольшой их пучок изобразил жест, который считался непристойным только у людей. Подавив смешок, он медленно направился к ней, словно бы вознамерившись выяснить, что это джулки забыла в такой близости от человеческого лагеря.
– Я уловила в этом районе несколько общих мыслей, которые показались мне подозрительными, – сообщила джулки. – Девчонка молодец. Возможно, даже чересчур. Понятия не имею, где она в этой толпе. Остальные тоже молодцы, но время от времени здесь мелькают кое-какие выражения, которые не вписываются в примитивную речь остальных.
– Ты уверена, что это не мы с девчонкой?
– Уверена. Вы оба принадлежите к большинству из этих двух групп. А это определенно какая-то третья.
– Где?
– Не могу сказать точно, но где-то поблизости от павильона ячейки Барона Фазиля.
– Попробую что-нибудь сделать.
– Только осторожно, – предостерегла Тобруш. – Я уловила по меньшей мере один признак телепатического сканирования.
– Я посмотрю, – заверил он. – Только, пожалуйста, присмотри за мной.
Он зашагал обратно к стройке и через некоторое время подошел к Калии.
– Эй! Дрянь пусаби! – рявкнул он на нее, но вполне благодушно. – У Пусаби вместо мужиков работают бабы?
– Пусаби надерет задницу всем мужикам-вронски и еще сможет работать! – огрызнулась она.
– Павильон, – прошептал он одними губами, совсем неслышно. – Телепаты, другие. – Потом добавил, громко и без паузы: – Шевели задницей! – И щелкнул плеткой, едва задев Калию.
Она бросила на него заносчивый взгляд, потом плюнула ему под ноги, повернулась спиной и зашагала к большой поляне чуть справа и позади почти законченного павильона ячейки Барона.
Ее выступление имело большой успех у работающих по соседству мужчин-пусаби, которые принялись хихикать и отпускать ехидные замечания относительно того, у кого из двоих – надсмотрщика-вронски или девчонки-пусаби – есть яйца. Он прикрикнул на них, в притворной ярости щелкнув кнутом, и отошел, но хотя это и заставило дролов вернуться к работе, поток насмешек не прекратился.
В досье Калии говорилось, что она отлично освоила телепатическую маскировку, а Тобруш подтвердила это. Джозефу это удавалось не настолько хорошо, но телепат Кабара уже засветился, позволив себя заметить. Когда один телепат натыкался на защиту другого телепата, он всегда распознавал ее, и агент Кабара, возможно, до сих пор ругал себя за промашку. Если так, теперь он воспользуется своим Талантом только тогда, когда в этом будет настоящая необходимость, что для Джозефа было как нельзя лучше.
Ночная смена дролов была готова сменить дневную, поэтому он сам отправился к павильону. Он настолько проголодался, что был готов проглотить даже ту бурду, которой их кормили, к тому же ему хотелось осмотреться на местности. Загвоздка была в том, чтобы понять, что нужно сделать, чтобы непоправимо испортить праздник для такого количества рас.
Интересно, что уже закончили делать? Разумеется, сам павильон, но чего можно добиться, взорвав или подпалив его? Даже если подгадать время так, что его уже не успеют отремонтировать или заменить до прибытия важных гостей, это создаст некоторые неудобства, но всего лишь одной группе. Был еще алтарь, но его они вряд ли тронут. Даже если они ни во что не верили, в этом все равно не было никакого толку.
Кухни? Возможно. Отравить или испортить еду. Но это тоже было слишком мелко, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Опять же, если ему удастся нагадить одной или двум ячейкам, или даже только людям, это не принесет Кабару того, чего он хотел – полного фиаско, которое затронуло бы подавляющее большинство из восьмидесяти с лишним рас, представленных здесь.
Просто я недостаточно испорчен, сказал он себе, раздражаясь из-за того, что ему ничего не приходит в голову. Что стал бы делать я, если бы был на их месте?
Единственным, что он смог выдумать, был внезапный и сильный холодный ветер и проливной дождь с градом, но это означало необходимость совершения диверсии в Центре Погодного Контроля Лорда Скуазоса, то есть в высшей степени высокотехнологичную операцию. Но к этому местная служба безопасности всегда была готова и наверняка сумела бы предотвратить такое.
Нет, это было где-то здесь, что-то, сосредоточенное в этом месте, что-то, что совершенно ускользнуло от его внимания, что-то такое, обнаружив которое, он будет клясть себя за то, что это не пришло ему в голову раньше. Он только надеялся, что наткнется на это вовремя, чтобы успеть предотвратить катастрофу.
Это должно быть нечто, предназначенное специально для праздника, что-то такое, что не является обычной частью комплекса и поэтому не попадает под повседневное наблюдение сил безопасности Мастера Улья. Но что здесь может вызвать обширные разрушения, способные затронуть всю долину?
Он подошел к огромному костру и получил миску баланды. Пахла она даже несколько отвратительнее, чем выглядела, и показалась ему куда более мерзкой, чем он помнил. От дешевого эля он отказался: в него добавляли что-то такое, от чего дролы спали как убитые, просыпаясь на следующее утро свеженькими как огурчики. Вместо этого он взял воды. Она была теплой и слегка отдавала металлом, но по крайней мере делала баланду более или менее съедобной.
Сидя на земле и запихивая в себя еду, он продолжал оглядывать прибывающую толпу и раздумывал, кто же из этих людей замышляет каверзу, и что они могли задумать такого, чтобы испортить праздник не только людям, но и джулки, и тхионам, и еще семидесяти с лишком рас, у которых было настолько мало общего, что, сколь бы омерзительной эта баланда ни была, она казалась настоящим деликатесом по сравнению с тем, чем предпочитали питаться многие из них.
Что ж, если у Калии тоже хватило ума взять воду вместо эля, возможно, это удастся выяснить ей.
Эта мысль кольнула его – частично его беспокоило именно это. Гордость за ячейку, мужская гордость, личная гордость. В глубине души он знал, что почти боится, что она догадается первой.
Он сидел, запоминая тех, кто брал воду вместо эля. Это, по крайней мере, сузит круг подозреваемых. Эти парни не могли привезти с собой много оборудования, если вообще хоть что-то привезли, и им не обойтись без каких-то легенд, чтобы войти в один из известных кланов, а возможно, придется даже использовать гипноз, чтобы убедить кого-нибудь в том, что они тоже принадлежат к их клану. Что бы они ни делали, это должно быть сделано из подручных материалов, и почти обязательно – в ночное время.
Ладно, он еще некоторое время не будет ложиться и поглядит, не удастся ли что-нибудь выяснить, но он же не может бодрствовать все семь дней и при этом продолжать работать. Ночь была стихией тхионов – и коринфианцев, если они того хотели.
Дролы начали собираться в небольшие кланы, устраиваясь на ночь. Как бы они ни устали, отовсюду доносились характерные звуки, свидетельствовавшие о том, что дролы, не отличаясь особой стеснительностью, совокуплялись прямо на глазах у товарищей. Некоторые бродили вокруг, не успев подыскать себе никого, с кем захотели бы провести ночь.