Джек Чалкер
Ветры перемен
(Ветры перемен-1)
ГЛАВА 1
ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ БОЯЛАСЬ ГРОЗЫ
В громадных торговых центрах есть нечто почти потустороннее. Оставив на улице жару и холод, ночь и день, ты попадаешь в нереальный мир Диснейленда. Стерильный, изолированный, искусственный, он, как ни странно, способен удовлетворить почти все потребности современного человека. Он все вобрал в себя, все перемешал и слил воедино: пестрый восточный базар, средневековую рыночную площадь, тенистый городской сквер, киоски с прохладительными напитками, кинотеатры, автостоянки… Здесь на необозримых пространствах плещут аккуратные фонтаны, журчат водопады и неизменно играет музыка. Причем даже хиты "Роллинг Стоунз" звучат почему-то совсем как те мелодии, которые некогда сводили с ума отцов и дедов нынешних завсегдатаев торговых центров.
Для тех, кого еще не пускают в бары или ночные клубы, торговый центр – и огромный клуб, и бар.
Вечер среды – не лучшее время для развлечений в торговом центре. И не так-то просто, сидя на уроках, сочинить трогательную историю, которую вечером расскажешь дома в свое оправдание.
Но Шарлен Шаркин по прозвищу Чарли чувствовала, что сегодня ей придется постараться.
Не то чтобы она очень любила прогулки по торговому центру, но какое-то место в ее жизни он занимал. Шарлен недавно исполнилось семнадцать. Через пять месяцев она заканчивала школу и с надеждой смотрела в будущее. Она хорошо училась, но школу терпеть не могла. Родители строили по ее поводу всякие планы, в которых неизменно фигурировал колледж, а может, даже и университет. Вот только Чарли от подобной перспективы приходила в ужас. Ну ладно еще секретарские курсы – она уже довольно неплохо печатала на машинке и пробовала работать на школьном компьютере. Ну или курсы медсестер, помощников адвоката… А колледж… в колледж можно поступить и потом (если очень захочется).
Ее миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, подкрашенными "Кларолем", было не красиво, по привлекательно, и Чарли это знала. Правда, на ее взгляд, щеки были уж слишком пухлые, да и вообще, если честно, неплохо бы немного похудеть. Но Чарли не считала, что полнота – большой недостаток, иначе бы давно уже села на диету. И потом, она ведь так любила всякие вкусности!
Подростком Чарли была худощавой, но за последние два года сильно располнела и теперь при росте пять футов три дюйма она весила сто тридцать шесть фунтов, но это ее мало заботило. С некоторых пор Чарли даже позволяла себе полакомиться лишний раз. С тех пор… ну, с тех пор, как это случилось у нее с Томми.
Чарли тогда только-только исполнилось шестнадцать, и мальчики всерьез начали интересоваться ею. В ночь молодежного бала Томми Мейерс стянул бутылку первосортного виски, и прежде чем она успела что-либо сообразить, Томми уже, что называется, раздавил ее вишенку в позаимствованном у брата автомобиле с откидным верхом. Вид крови не слишком напугал ее, но очередных месячных Чарли оживала с тревогой: не дай Бог забеременеть! Конечно, среди подружек она сделалась лидером, зато ребята теперь смотрели на нее как на доступную девчонку, И это было очень неприятно.
С тех-то самых пор она и махнула на себя рукой, забросила занятия спортом и ела все, что хотела, особенно шоколад. Если бы в город тогда не приехала Сэм, Чарли впала бы в настоящую депрессию. Но, хотя Сэм всегда прямо говорила все, что думает, не было дружбы крепче, чем между ними.
И вот Сэм пропала. Сэм, Саманта Бьюэлл, лучшая подруга Чарли, единственный человек на всем свете, которому можно доверять!
Когда чуть больше года назад Сэм с матерью переехали в их город, ей тоже нужна была подруга. Обеих девочек тогда поразило, что их прозвища звучали скорее как имена мальчиков, хотя Сэм и говорила, что эти имена пола не имеют. Им нравились одни и те же рок-группы, одни и те же телешоу, они зачитывались приключенческими романами, они обожали шататься по торговому центру и примерять самые смелые модели одежды. Почти все свободное время они Проводили вместе или болтали по телефону. Они были одного роста, только у Сэм – фигура получше. Еще у нее был легкий, но заметный новоанглийский акцент, который очень отличался от юго-западного тягучего твэнга Чарли. Обе они были единственными детьми преуспевающих родителей, обе были избалованы и обе не понимали этого. Родители Сэм уже давно расстались. Мать работала юристом, отец был подрядчиком в Бостоне. С отцом у Сэм сохранились хорошие отношения. Она иногда проводила у него часть лета, а иногда и все каникулы. Отец часто звонил ей, хотя, возможно, три сотни миль – слишком большое расстояние для того, что называется "совместной опекой".
У Сэм был уникальный голос. Настолько низкий, что Чарли никогда не думала, что у девочки может быть такой. Впрочем, он вовсе не был неприятным или раздражающим. Голос такого тембра мог принадлежать и мальчику их возраста. Сэм рассказывала, что такой же голос был у ее бабушки по отцу.
У Сэм были мальчишеские замашки. Она подолгу пропадала в мастерской отца Чарли, так что Чарли просто диву давалась. Особенно Сэм нравилось плотничать, и у нее это хорошо получалось. Правда, отец Чарли не поощрял подобные увлечения – у него были свои представления о том, чем должны заниматься девочки, а чем мальчики, – а уж мать Сэм, которая мечтала увидеть дочку если и не президентом, то хотя бы доктором хоть каких-нибудь наук, была просто в ужасе от ее пристрастия к ручному труду. Зато Чарли и в гроб не легла бы, не одевшись по последней моде. А Сэм до встречи с Чарли к одежде была равнодушна.
Правда, потом, под руководством подруги Сэм перепробовала все модные наряды, которые сделали ее более женственной. К тому же она вдруг заинтересовалась косметикой и парфюмерией, чем успокоила мать и вызвала повышенный интерес со стороны мальчиков. Однако Сэм не особенно их поощряла. Дело в том, что в Бостоне двум ее одноклассницам на редкость не повезло: одна забеременела, а другая подцепила нехорошую болезнь. Сэм все еще оставалась девушкой и в ближайшем будущем ничего менять не собиралась. Вот почему ей так нужна была подруга. Они с Чарли поддерживали и охраняли друг дружку. И вместе чувствовали себя в безопасности.
И вот Сэм пропала.
Когда Сэм не пришла в школу в понедельник, Чарли не очень взволновалась. Она уезжала на весь уик-энд навестить родственников и слишком устала, черт возьми, чтобы в понедельник обращать внимание на окружающих. Во вторник Чарли позвонила Сэм и оставила сообщение на автоответчике. Никакого результата. Тогда она подумала, не заболел ли кто-нибудь из родственников Сэм, там, па востоке. Позже до Чарли дошли разговоры о каком-то объявлении по радио и в воскресной газете, но к тому времени у них дома все газеты уже выбросили.
А сегодня в школе Чарли вызвали с первого урока английского в кабинет мистера Дентмана, заместителя директора по административной части, и там ее ждал незнакомый человек. Он представился детективом О'Доннеллом из Отдела детской преступности и спросил, что Чарли слышала о Сэм в последние несколько дней.
– Я? Ничего. А что? Что-нибудь случилось?
– Мы не знаем. Когда вы в последний раз видели се или разговаривали с ней?
– М-м-м… В пятницу. Здесь. Я уезжала на уикэнд и вернулась в воскресенье вечером.
– Так-так. И она не казалась… необычной? Нервной? Раздраженной? Подавленной?
Чарли ненадолго задумалась. Хотя ей пока ничего не говорили, она чувствовала: что-то случилось. Конечно, именно она могла заметить, что с Сэм что-то неладно.
– Она казалась… знаете, напряженной. Да, может быть, нервничала. Я сначала подумала, что у нее месячные или она почему-то плохо себя чувствует, но на это было не похоже. Она казалась, ну, напуганной. Но, когда я спросила, Сэм ответила, что все в порядке. Она упоминала о каких-то проблемах, но вроде как старалась не обращать пока на них внимания и обещала обо всем рассказать, когда я вернусь. Мне показалось, будто Сэм хотела еще что-то сказать, но увидела, что я ухожу, и не стала. А что такое? Что с ней случилось?
О'Доннелл вздохнул. Высокий, крепкий, как бетонный блок, с кудрявыми рыжими волосами и ярко-голубыми глазами, он выглядел, как типичный ирландец.
– Она вышла из школы, как обычно – мы знаем это от многих. Села в первый же автобус. Дома собрала вещи – ее мать еще не пришла с работы – и ушла. Больше нам ничего не известно. Она просто… исчезла. – О'Доннел замолчал, заметив в глазах девочки нарастающий ужас. – Такие вещи действительно происходят, мисс. Нередко. Моя работа – собрать все доступные сведения и постараться найти се прежде, чем с ней случится что-нибудь по-настоящему плохое.
– Вы думаете, что она убежала? Нет, нет! Единственно, к кому она могла бы убежать, это к отцу, а он бы тут же отправил ее обратно. Я знаю!
– Честно говоря, мы не знаем вообще ничего. У нее определенно не было никакого продуманного плана бегства. Все указывает на внезапное решение просто взять и исчезнуть. Она пришла домой, упаковала небольшой чемодан, в банкомате банка на Фронт-стрит по кредитной карточке своей матери сняла три сотни долларов – максимум, который допускает машина, – и пропала.
– Да, мать дала ей карточку на тот случай, если в ее отсутствие Сэм вдруг понадобятся деньги, но, по-моему, она никогда не снимала больше двадцати долларов. А три сотни…
– Это не так много, как вы думаете. Достаточно, чтобы купить билет в большинство знакомых мест, но при условии, что там вас встретят. Мы проверили авиалинии и автобусные станции – никаких следов. У нее были водительские права?
Чарли покачала головой:
– Нет. Она три раза заваливала экзамены. Слишком боится.
– И никаких приятелей? В особенности новых? Никаких страстных увлечений? Вы уверены?
– Уверена! У нее не было парня. Ей нравились ребята, но Сэм сказала бы мне, если бы решилась с кем-нибудь сделать это самое. Ну разве что кто-то появился прямо в пятницу.
– Бывают и более странные вещи, но, полагаю, в данном случае это маловероятно. Ну что ж, если Сэм свяжется с вами, дайте мне знать немедленно.
Вот вам карточка, здесь мое имя и телефон. Может, она чего-то сильно испугалась. И почему-то не смогла довериться даже лучшей подруге, а просто в панике бежала. Ни записки, никаких следов. Но у нее мало денег. Если она попробует еще раз воспользоваться кредитной карточкой своей матери, это сразу же обнаружится. Думаю, Сэм, конечно, это сообразит. А деньги будут быстро таять, если и вообще-то есть еще чему таять. Что ей останется? Совершить преступление она вряд ли способна, на панель пойти – перспектива не очень-то… Значит, ей придется связаться с кем-то, кому она доверяет. И скорее всего, это будете вы. Если она даст о себе знать, постарайтесь, главное, узнать, где она, а потом сразу звоните мне. И попробуйте все-таки спросить, что же се так напугало.
Чарли пообещала, но на самом-то деле она не знала, как поступит, если Сэм ей все-таки позвонит, и подозревала, что О'Доннелл это понимает. Какого черта, что могло так напугать Сэм? Может, она что-то скрывала? Ну, беременность, например? Да будь она хоть на шестом месяце, все можно было бы устроить, и Сэм знала об этом. Ее мать, несмотря на свою занятость, была женщина что надо – куда более современная, чем родители самой Чарли, если уж на то пошло.
Сэм хотела быть актрисой; она занималась в школьном драматическом кружке, и ей дали хорошую роль в пьесе, которую должны были сыграть в апреле, но других увлечений у нее почти не было, а удрать в Голливуд… Да нет, это не в ее стиле.
Трудно даже представить, что Сэм ушла, какова бы ни была причина. Да она выходить-то одна боялась. Она даже грозы боялась. Ладно, придется подождать, может быть, скоро что-нибудь прояснится.
Весь день в школе Чарли сидела как на иголках и, едва кончились уроки, помчалась домой. В почтовом ящике ее ждал маленький конверт со штампом местной почты, надписанный знакомым почерком. Чарли тут же разорвала его. Внутри оказался листок из блокнота, на котором рукой Сэм было торопливо написано:
Чарли переоделась для торгового центра – в шелковый голубой брючный костюм и полусапожки с кожаной бахромой, – ив шесть тридцать ей наконец удалось удрать. До торгового центра было всего десять минут езды, но еще ведь надо припарковаться, дойти до Сиерса, провести там сколько-то времени… Кроме того, записка ее напугала.
"Проследи, чтобы за тобой никто не увязался…"
Да какой идиот за ней увяжется?! Ну, полиция, еще ладно: решат, что надо проследить за прогуливающейся девчонкой. А вдруг еще кто-то? Вдруг те, кто так напугал Сэм? Они могли сообразить с таким же успехом, как и О'Доннелл, что не стоит глаз спускать с ее лучшей подружки?
"Пропади все пропадом! Этак мне повсюду начнут мерещиться черные машины с людьми в шпионских плащах!"
Хуже всего было то, что Чарли пришлось надеть очки, а по ее глубокому убеждению, в них она была похожа на библиотекаршу, да еще тупую. Без очков она не смогла бы вести машину, а контактные линзы она забыла в школе. Вот Сэм очки были нужны только для чтения, но она соглашалась выглядеть по-идиотски, держа книгу на расстоянии вытянутой руки от глаз, только бы не показываться в школе очках.
Для зимнего вечера в среду в торговом центре было довольно-таки многолюдно, наверное, из-за необычно теплой погоды, Чарли даже заметила одного-двух знакомых, но ей было не до них. Если за ней следят, ну и черт с ними! Что может случиться в этой толчее?
У Сиерса Чарли походила, рассматривая новые модели одежды. Конечно, таких актерских способностей, как у Сэм, у нее не было, и, возможно, представлялась она не слишком убедительно, но, во всяком случае, она старалась. Чарли взглянула на часы – пять минут восьмого! Пора уходить. Чарли вышла и завернула за угол, к туалетам.
Они располагались в конце коридора, недалеко от двери с надписью "Только для служащих", которая вела в складскую часть. От них начинался небольшой боковой коридорчик, там были какие-то офисы. Чарли вошла в туалет – пусто. Оставаться здесь или нет? Глупо ведь сидеть тут всю ночь. Эта дурацкая игра в Джейн Бонд ей порядком надоела. Может быть, сегодня вечером Сэм не придет? Может быть, она не правильно рассчитала, когда Чарли получит ее записку, а возможно, просто проверяет, не увязался ли кто-нибудь за Чарли.
Прошло минут пятнадцать. В туалет вошла только одна беременная женщина. Чарли уже совсем было собралась уходить, открыла дверь и тут услышала за спиной громкий шепот:
– Чарли, сюда! Скорее!
Чарли обернулась. Маленькая коренастая фигурка в мальчишеских голубых джинсах и такой же куртке выглядывала из-за приоткрытой двери "Только для служащих". Чарли успела юркнуть в эту дверь на мгновение раньше, чем из туалета вышла та беременная женщина.
– Ради Бога, Сэм, – это правда ты?
– Да-да! Пошли! Надо найти место, где мы сможем спокойно поговорить. Скорее!
Сэм было не узнать. Вместо длинных, прямых черных волос – слегка вьющиеся, рыжевато-каштановые, остриженные очень коротко, под мальчика, зачесанные назад, с пробором сбоку. Грубая джинсовка полностью скрывала фигуру. Дешевые теннисные туфли и длинные черные носки, тонированные розовые мужские очки довершали этот маскарад. Простой, но поразительно эффективный. Лицо Сэм само по себе могло казаться мужским или женским в зависимости от прически и одежды. А необычно низкий голос она без особых усилий могла сделать еще ниже и чуть резковатым, как у мальчика-подростка.
Они выскользнули наружу и прошли через автостоянку к входу в кинотеатр. Сэм купила два билета на новейший диснеевский мультик. При этом она заметила, что на позднем сеансе будет немного народу, и, во всяком случае, не будет никого, кто их знает.
Действительно, в зале сидело не более дюжины зрителей. Девушки устроились за боковым проходом, возле задней стены, подальше от остальных. Сэм обняла Чарли.
– Сделай вид, что мы интересуемся не кино, а друг другом, – сказала она. – Кто будет обращать внимание на обнимающуюся парочку в заднем ряду.
– Какого черта все это нужно? – прошептала Чарли. – Ты удрала? Где ты пропадала? Все переполошились из-за тебя…
– Долго объяснять. Я тебе расскажу, как сумею. Сама знаю, все это похоже на бред, а я – на сумасшедшую, но вся штука в том, что все это правда, будь она проклята.
И Сэм стала рассказывать. В течение нескольких месяцев, почти с самого переезда сюда, с ней происходило нечто странное. Сначала это были сны – множество сновидений, продолжительных и запутанных, иногда по несколько ночей подряд, и в них всегда происходило примерно одно и то же.
Чарли знала о ее снах. Чаще всего повторялся тот, с рогатым демоном и Сэм, которая неизменно вела красный спортивный автомобиль по извилистой горной дороге вдоль берега моря, хотя Сэм не умела водить машину, а до любого берега были сотни миль.
Сон всегда начинался одинаково, с появления темной фигуры, одиноко сидящей в комнате, похожей на зал в средневековом замке. В камине слабо горел огонь, на столе стояли какие-то кубки, все было зыбко и неясно, как обычно и бывает во сне. Она видела очертания фигуры, но лицо было скрыто в тени. Это были странные очертания довольно крупного человека в свободно ниспадающей одежде, в чем-то вроде шлема с большими изогнутыми рогами по бокам. Она смотрела на него так. словно сама была там, сидела напротив него в кресле. Почему-то она была уверена, что в кубке на маленьком столике налито некое снадобье, которое делает возможным таинственное, смутное присутствие темного человека в кресле напротив.
Внезапно раздавался грохот и треск, очень похожий на электрический разряд, казалось, что-то подхватывало и несло, но не тело ее, а как бы душу. по головокружительному, ослепляющему, многоцветному пути, похожему на взбесившуюся карусель, а тот, темный, в кресле, оставался с ней, и силуэт его чернел на фоне искрящегося огненного круговорота.
Затем была темнота, разрываемая вспышками молний под оглушительные раскаты грома, и вид с высоты на пенящийся океан внизу, бьющийся о черные скалы, и ряд низких гор, образующих зазубренную, извилистую линию берега, и поодаль – пара приближающихся огоньков, двигающихся вдоль берега. Они двое как бы принадлежали буре и медленно двигались вместе с ней к берегу, туда, где буря должна была встретиться с двумя огоньками.
И потом она видела саму себя, ведущую тот красный спортивный автомобиль. Она смотрела на себя с высоты, при вспышках молнии, и, когда они были почти над той, другой Сэм, темная, рогатая фигура произнесла грозным шепотом, который перекрывал грохот бури и прибоя.
– Вот оно! Я был прав. Уравнения сходятся точно. Вот она, кого мы ищем. Минимальное сопротивление, максимальный поток, вероятность успеха свыше девяноста процентов… Вот оно!
Громадная молния вырвалась из облаков и ударила в дорогу чуть впереди автомобиля, ближе к океану, автомобиль внезапно занесло, завертело на залитой дождем дороге, и…
Дальше – чернота.
Таков был первый из снов Сэм, повторявшийся много раз, иногда с небольшими изменениями, но были и другие. Сперва она думала, что все эти кошмары – плод ее слишком развитого воображения, но сны продолжались, и она стала обнаруживать в них некую закономерность.
Сны всегда приходили в те ночи, когда приближалась и разражалась над ее домом гроза.
Сейчас, зимой, Сэм почти избавилась от видений. Почти – до вечера последнего четверга, когда неожиданный теплый фронт столкнулся с очень холодным зимним воздухом и вызвал редкую зимнюю грозу.
Чарли нахмурилась:
– Я не припомню грозы в прошлый четверг.
– Она была очень рано, под утро. Часа в два, может, в три. Ты в это время и атомный взрыв бы не услышала. Можешь проверить по газетам, если хочешь. Гроза была, и я снова видела сон.
– Ты что, хочешь сказать, что удирала от сна?
– Нет.
Сэм проснулась от шума и ярости неожиданной бури и лежала с широко открытыми глазами, чувствуя, что проснулась, и боясь заснуть снова. Вдруг в раскатах грома, в грохоте дождя и града по крыше, в бешено колотившемся в окна ветре возникли голоса, и все в комнате, казалось, стало едва различимым. В почти полной темноте она словно видела все со стороны, не вмешиваясь и не управляя, а словно подсматривая, чувствуя, что ей не полагается быть там, где бы ни находилось это "там".
Это был зал средневекового замка, сырой и довольно мрачный, освещенный факелами и огнем в огромном камине. Она сидела в большом, богато украшенном кресле во главе длинного стола, который выглядел бы нарядно, если бы не малоаппетитное жирное, пережаренное кушанье на стоявшем перед ней блюде. У нее было женское тело, и, когда она протягивала руку за едой и вином, было видно, какие у нее изящные, тонкие пальцы с очень длинными ярко-красными безупречной формы ногтями. Возможно, эта женщина была королевского сана.
Рядом сидел крупный человек с окладистой бородой и волосами до плеч, тяжеловесный и грубый, но роскошно одетый, в накидке с капюшоном. Были еще грубые на вид мужчины, некоторые в сопровождении молодых женщин в шелках и золоте. Но ее поразили совсем, совсем другие.
Один из них – маленький скрюченный человечек, не более трех футов ростом, одетый в серое. и коричневое, с роскошной черной бородой, которая доходила ему до колен, – сидел на особом, очень высоком креслице. Были еще странные существа в малиновых мантиях с капюшонами, из-под которых выглядывали не лица, а скорее морды с лягушачьими ртами и круглыми желтыми немигающими, как у кошки, глазами, в которых отражался свет факелов. У других на длинных, уродливо искривленных, одутловатых лицах выделялись громадные круглые синие глаза, а посередине лба торчал рог, вроде носорожьего. Еще там была женщина с голым костлявым черепом и с клешнями вместо пальцев рук. Наверное, там собралось еще много разной нечисти, но она как будто была больше занята едой и не слишком их рассматривала.
Длинноволосый человек, сидевший рядом с ней, спросил:
– Ваше высочество, полагаю, проблема двойников наконец решена?
Позади нее голос, тот самый, из ее сна, ответил:
– Дорогой лорд Клюэ, все мы знаем, что не существует ничего совершенно определенного, что следует принимать во внимание даже немыслимое. Но до сих пор мы за долгие месяцы поисков обнаружили очень немногих, и вряд ли они представляли собой действительную угрозу. Впрочем, мы устранили каждую из них по очереди. Противник должен обнаружить двойника и каким-то образом перенести его прежде, чем мы сделаем свое дело, а для поиска геометрических мест точек в любом случае существует только один способ. Вы не можете представить себе, на сколько слоев вверх мы прошли, но как только мы думаем, что можно остановиться, мои бури находят следующую, но так далеко… Ну что ж, я разберусь с каждой из них.
– Коль скоро вам так уж необходима определенность, почему бы вам не покончить с собой? – продолжал тот же странный голос. – Что может принести определенность в таком мире, как наш. если не сама смерть. Мы далеко продвинулись в достижении минимально возможного риска, много дальше, чем можно себе представить. Но риск всегда будет существовать, он и должен существовать, Поскольку победа без риска обесценивает награду. Наше предприятие столь грандиозно, что мы рискуем нарушить тонкую ткань нашей реальности и, может быть, даже усилить Ветры Перемен и обратить их на самих себя, но сравните наши цели и возможные альтернативы и успокойтесь.
И тут заговорила ОНА, голосом, похожим на собственный, странно низкий голос Сэм, только Звучал он мягче, нежнее, женственнее, чем тот, которым она обычно говорила, да язык был незнакомый, певучий, нисколько не похожий ни на английский, ни на какой-либо другой язык, который ей приходилось слышать.
– дорогой лорд, к чему эти вопросы? Вам ведомы мои возможности, вам ведомо искусство Клиттихорна-Хранителя. Мы сознательно заключали этот союз. Наши идеи и цели имеют высочайшее значение. Те низкие умы. что в слепоте своей уничтожили вашего сына, чтобы сохранить свои порочные и ничтожные ценности, ныне покушаются и на меня. Мы объединимся и победим либо погибнем – или мы ничего не сделаем и просто умрем, не намного позже и не менее неизбежно. Но если и суждено нам погибнуть, да не будет причиной тому слабость наших душ, коль скоро пока все обстоит благополучно. Высказывайтесь здесь свободно, все вы равны за этим столом.
– Равны, да, кроме НЕГО, – проворчал чернобородый гном неожиданно низким, хриплым голосом. – Мы преданы вам и вашим идеалам до самой смерти, моя леди, но отдать себя в руки другого угнетателя!…
– Хранитель – выдающийся человек, и он мечтает о том же, что я, – ответила она. – Я полностью доверяю ему. и нет никакой надежды на истинную победу без помощи его потрясающего искусства. Я сожалею, что двор и политики не жалуют его, но он всегда служил мне преданно и честно. Отбросьте малейшие сомнения. Мы должны доверять друг другу и поддерживать наш союз.
Для тех, кого еще не пускают в бары или ночные клубы, торговый центр – и огромный клуб, и бар.
Вечер среды – не лучшее время для развлечений в торговом центре. И не так-то просто, сидя на уроках, сочинить трогательную историю, которую вечером расскажешь дома в свое оправдание.
Но Шарлен Шаркин по прозвищу Чарли чувствовала, что сегодня ей придется постараться.
Не то чтобы она очень любила прогулки по торговому центру, но какое-то место в ее жизни он занимал. Шарлен недавно исполнилось семнадцать. Через пять месяцев она заканчивала школу и с надеждой смотрела в будущее. Она хорошо училась, но школу терпеть не могла. Родители строили по ее поводу всякие планы, в которых неизменно фигурировал колледж, а может, даже и университет. Вот только Чарли от подобной перспективы приходила в ужас. Ну ладно еще секретарские курсы – она уже довольно неплохо печатала на машинке и пробовала работать на школьном компьютере. Ну или курсы медсестер, помощников адвоката… А колледж… в колледж можно поступить и потом (если очень захочется).
Ее миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, подкрашенными "Кларолем", было не красиво, по привлекательно, и Чарли это знала. Правда, на ее взгляд, щеки были уж слишком пухлые, да и вообще, если честно, неплохо бы немного похудеть. Но Чарли не считала, что полнота – большой недостаток, иначе бы давно уже села на диету. И потом, она ведь так любила всякие вкусности!
Подростком Чарли была худощавой, но за последние два года сильно располнела и теперь при росте пять футов три дюйма она весила сто тридцать шесть фунтов, но это ее мало заботило. С некоторых пор Чарли даже позволяла себе полакомиться лишний раз. С тех пор… ну, с тех пор, как это случилось у нее с Томми.
Чарли тогда только-только исполнилось шестнадцать, и мальчики всерьез начали интересоваться ею. В ночь молодежного бала Томми Мейерс стянул бутылку первосортного виски, и прежде чем она успела что-либо сообразить, Томми уже, что называется, раздавил ее вишенку в позаимствованном у брата автомобиле с откидным верхом. Вид крови не слишком напугал ее, но очередных месячных Чарли оживала с тревогой: не дай Бог забеременеть! Конечно, среди подружек она сделалась лидером, зато ребята теперь смотрели на нее как на доступную девчонку, И это было очень неприятно.
С тех-то самых пор она и махнула на себя рукой, забросила занятия спортом и ела все, что хотела, особенно шоколад. Если бы в город тогда не приехала Сэм, Чарли впала бы в настоящую депрессию. Но, хотя Сэм всегда прямо говорила все, что думает, не было дружбы крепче, чем между ними.
И вот Сэм пропала. Сэм, Саманта Бьюэлл, лучшая подруга Чарли, единственный человек на всем свете, которому можно доверять!
Когда чуть больше года назад Сэм с матерью переехали в их город, ей тоже нужна была подруга. Обеих девочек тогда поразило, что их прозвища звучали скорее как имена мальчиков, хотя Сэм и говорила, что эти имена пола не имеют. Им нравились одни и те же рок-группы, одни и те же телешоу, они зачитывались приключенческими романами, они обожали шататься по торговому центру и примерять самые смелые модели одежды. Почти все свободное время они Проводили вместе или болтали по телефону. Они были одного роста, только у Сэм – фигура получше. Еще у нее был легкий, но заметный новоанглийский акцент, который очень отличался от юго-западного тягучего твэнга Чарли. Обе они были единственными детьми преуспевающих родителей, обе были избалованы и обе не понимали этого. Родители Сэм уже давно расстались. Мать работала юристом, отец был подрядчиком в Бостоне. С отцом у Сэм сохранились хорошие отношения. Она иногда проводила у него часть лета, а иногда и все каникулы. Отец часто звонил ей, хотя, возможно, три сотни миль – слишком большое расстояние для того, что называется "совместной опекой".
У Сэм был уникальный голос. Настолько низкий, что Чарли никогда не думала, что у девочки может быть такой. Впрочем, он вовсе не был неприятным или раздражающим. Голос такого тембра мог принадлежать и мальчику их возраста. Сэм рассказывала, что такой же голос был у ее бабушки по отцу.
У Сэм были мальчишеские замашки. Она подолгу пропадала в мастерской отца Чарли, так что Чарли просто диву давалась. Особенно Сэм нравилось плотничать, и у нее это хорошо получалось. Правда, отец Чарли не поощрял подобные увлечения – у него были свои представления о том, чем должны заниматься девочки, а чем мальчики, – а уж мать Сэм, которая мечтала увидеть дочку если и не президентом, то хотя бы доктором хоть каких-нибудь наук, была просто в ужасе от ее пристрастия к ручному труду. Зато Чарли и в гроб не легла бы, не одевшись по последней моде. А Сэм до встречи с Чарли к одежде была равнодушна.
Правда, потом, под руководством подруги Сэм перепробовала все модные наряды, которые сделали ее более женственной. К тому же она вдруг заинтересовалась косметикой и парфюмерией, чем успокоила мать и вызвала повышенный интерес со стороны мальчиков. Однако Сэм не особенно их поощряла. Дело в том, что в Бостоне двум ее одноклассницам на редкость не повезло: одна забеременела, а другая подцепила нехорошую болезнь. Сэм все еще оставалась девушкой и в ближайшем будущем ничего менять не собиралась. Вот почему ей так нужна была подруга. Они с Чарли поддерживали и охраняли друг дружку. И вместе чувствовали себя в безопасности.
И вот Сэм пропала.
Когда Сэм не пришла в школу в понедельник, Чарли не очень взволновалась. Она уезжала на весь уик-энд навестить родственников и слишком устала, черт возьми, чтобы в понедельник обращать внимание на окружающих. Во вторник Чарли позвонила Сэм и оставила сообщение на автоответчике. Никакого результата. Тогда она подумала, не заболел ли кто-нибудь из родственников Сэм, там, па востоке. Позже до Чарли дошли разговоры о каком-то объявлении по радио и в воскресной газете, но к тому времени у них дома все газеты уже выбросили.
А сегодня в школе Чарли вызвали с первого урока английского в кабинет мистера Дентмана, заместителя директора по административной части, и там ее ждал незнакомый человек. Он представился детективом О'Доннеллом из Отдела детской преступности и спросил, что Чарли слышала о Сэм в последние несколько дней.
– Я? Ничего. А что? Что-нибудь случилось?
– Мы не знаем. Когда вы в последний раз видели се или разговаривали с ней?
– М-м-м… В пятницу. Здесь. Я уезжала на уикэнд и вернулась в воскресенье вечером.
– Так-так. И она не казалась… необычной? Нервной? Раздраженной? Подавленной?
Чарли ненадолго задумалась. Хотя ей пока ничего не говорили, она чувствовала: что-то случилось. Конечно, именно она могла заметить, что с Сэм что-то неладно.
– Она казалась… знаете, напряженной. Да, может быть, нервничала. Я сначала подумала, что у нее месячные или она почему-то плохо себя чувствует, но на это было не похоже. Она казалась, ну, напуганной. Но, когда я спросила, Сэм ответила, что все в порядке. Она упоминала о каких-то проблемах, но вроде как старалась не обращать пока на них внимания и обещала обо всем рассказать, когда я вернусь. Мне показалось, будто Сэм хотела еще что-то сказать, но увидела, что я ухожу, и не стала. А что такое? Что с ней случилось?
О'Доннелл вздохнул. Высокий, крепкий, как бетонный блок, с кудрявыми рыжими волосами и ярко-голубыми глазами, он выглядел, как типичный ирландец.
– Она вышла из школы, как обычно – мы знаем это от многих. Села в первый же автобус. Дома собрала вещи – ее мать еще не пришла с работы – и ушла. Больше нам ничего не известно. Она просто… исчезла. – О'Доннел замолчал, заметив в глазах девочки нарастающий ужас. – Такие вещи действительно происходят, мисс. Нередко. Моя работа – собрать все доступные сведения и постараться найти се прежде, чем с ней случится что-нибудь по-настоящему плохое.
– Вы думаете, что она убежала? Нет, нет! Единственно, к кому она могла бы убежать, это к отцу, а он бы тут же отправил ее обратно. Я знаю!
– Честно говоря, мы не знаем вообще ничего. У нее определенно не было никакого продуманного плана бегства. Все указывает на внезапное решение просто взять и исчезнуть. Она пришла домой, упаковала небольшой чемодан, в банкомате банка на Фронт-стрит по кредитной карточке своей матери сняла три сотни долларов – максимум, который допускает машина, – и пропала.
– Да, мать дала ей карточку на тот случай, если в ее отсутствие Сэм вдруг понадобятся деньги, но, по-моему, она никогда не снимала больше двадцати долларов. А три сотни…
– Это не так много, как вы думаете. Достаточно, чтобы купить билет в большинство знакомых мест, но при условии, что там вас встретят. Мы проверили авиалинии и автобусные станции – никаких следов. У нее были водительские права?
Чарли покачала головой:
– Нет. Она три раза заваливала экзамены. Слишком боится.
– И никаких приятелей? В особенности новых? Никаких страстных увлечений? Вы уверены?
– Уверена! У нее не было парня. Ей нравились ребята, но Сэм сказала бы мне, если бы решилась с кем-нибудь сделать это самое. Ну разве что кто-то появился прямо в пятницу.
– Бывают и более странные вещи, но, полагаю, в данном случае это маловероятно. Ну что ж, если Сэм свяжется с вами, дайте мне знать немедленно.
Вот вам карточка, здесь мое имя и телефон. Может, она чего-то сильно испугалась. И почему-то не смогла довериться даже лучшей подруге, а просто в панике бежала. Ни записки, никаких следов. Но у нее мало денег. Если она попробует еще раз воспользоваться кредитной карточкой своей матери, это сразу же обнаружится. Думаю, Сэм, конечно, это сообразит. А деньги будут быстро таять, если и вообще-то есть еще чему таять. Что ей останется? Совершить преступление она вряд ли способна, на панель пойти – перспектива не очень-то… Значит, ей придется связаться с кем-то, кому она доверяет. И скорее всего, это будете вы. Если она даст о себе знать, постарайтесь, главное, узнать, где она, а потом сразу звоните мне. И попробуйте все-таки спросить, что же се так напугало.
Чарли пообещала, но на самом-то деле она не знала, как поступит, если Сэм ей все-таки позвонит, и подозревала, что О'Доннелл это понимает. Какого черта, что могло так напугать Сэм? Может, она что-то скрывала? Ну, беременность, например? Да будь она хоть на шестом месяце, все можно было бы устроить, и Сэм знала об этом. Ее мать, несмотря на свою занятость, была женщина что надо – куда более современная, чем родители самой Чарли, если уж на то пошло.
Сэм хотела быть актрисой; она занималась в школьном драматическом кружке, и ей дали хорошую роль в пьесе, которую должны были сыграть в апреле, но других увлечений у нее почти не было, а удрать в Голливуд… Да нет, это не в ее стиле.
Трудно даже представить, что Сэм ушла, какова бы ни была причина. Да она выходить-то одна боялась. Она даже грозы боялась. Ладно, придется подождать, может быть, скоро что-нибудь прояснится.
Весь день в школе Чарли сидела как на иголках и, едва кончились уроки, помчалась домой. В почтовом ящике ее ждал маленький конверт со штампом местной почты, надписанный знакомым почерком. Чарли тут же разорвала его. Внутри оказался листок из блокнота, на котором рукой Сэм было торопливо написано:
Дорогая Чарли! Извини, что втягиваю тебя в это, но мне больше некого просить. Не могла бы ты встретиться со мной в торговом центре в семь вечера? Пойди к Сиерсу. Веди себя как обычно, а в семь сделай вид, что идешь в дамскую комнату. Никому ничего не говори и не показывай эту записку. Проследи, чтобы за тобой никто не увязался. У меня пока все хорошо, если только ты не притащишь кого-нибудь на хвосте.Чарли боялась опоздать, а у се па, как назло, оказалось разговорчивое настроение, и он вовсе не собирался ее никуда пускать. Едва удалось убедить его, что это совсем ненадолго и что ей ну просто необходимо купить кое-что для школы к завтрашнему дню.
С любовью и поцелуями,
Сэм.
Чарли переоделась для торгового центра – в шелковый голубой брючный костюм и полусапожки с кожаной бахромой, – ив шесть тридцать ей наконец удалось удрать. До торгового центра было всего десять минут езды, но еще ведь надо припарковаться, дойти до Сиерса, провести там сколько-то времени… Кроме того, записка ее напугала.
"Проследи, чтобы за тобой никто не увязался…"
Да какой идиот за ней увяжется?! Ну, полиция, еще ладно: решат, что надо проследить за прогуливающейся девчонкой. А вдруг еще кто-то? Вдруг те, кто так напугал Сэм? Они могли сообразить с таким же успехом, как и О'Доннелл, что не стоит глаз спускать с ее лучшей подружки?
"Пропади все пропадом! Этак мне повсюду начнут мерещиться черные машины с людьми в шпионских плащах!"
Хуже всего было то, что Чарли пришлось надеть очки, а по ее глубокому убеждению, в них она была похожа на библиотекаршу, да еще тупую. Без очков она не смогла бы вести машину, а контактные линзы она забыла в школе. Вот Сэм очки были нужны только для чтения, но она соглашалась выглядеть по-идиотски, держа книгу на расстоянии вытянутой руки от глаз, только бы не показываться в школе очках.
Для зимнего вечера в среду в торговом центре было довольно-таки многолюдно, наверное, из-за необычно теплой погоды, Чарли даже заметила одного-двух знакомых, но ей было не до них. Если за ней следят, ну и черт с ними! Что может случиться в этой толчее?
У Сиерса Чарли походила, рассматривая новые модели одежды. Конечно, таких актерских способностей, как у Сэм, у нее не было, и, возможно, представлялась она не слишком убедительно, но, во всяком случае, она старалась. Чарли взглянула на часы – пять минут восьмого! Пора уходить. Чарли вышла и завернула за угол, к туалетам.
Они располагались в конце коридора, недалеко от двери с надписью "Только для служащих", которая вела в складскую часть. От них начинался небольшой боковой коридорчик, там были какие-то офисы. Чарли вошла в туалет – пусто. Оставаться здесь или нет? Глупо ведь сидеть тут всю ночь. Эта дурацкая игра в Джейн Бонд ей порядком надоела. Может быть, сегодня вечером Сэм не придет? Может быть, она не правильно рассчитала, когда Чарли получит ее записку, а возможно, просто проверяет, не увязался ли кто-нибудь за Чарли.
Прошло минут пятнадцать. В туалет вошла только одна беременная женщина. Чарли уже совсем было собралась уходить, открыла дверь и тут услышала за спиной громкий шепот:
– Чарли, сюда! Скорее!
Чарли обернулась. Маленькая коренастая фигурка в мальчишеских голубых джинсах и такой же куртке выглядывала из-за приоткрытой двери "Только для служащих". Чарли успела юркнуть в эту дверь на мгновение раньше, чем из туалета вышла та беременная женщина.
– Ради Бога, Сэм, – это правда ты?
– Да-да! Пошли! Надо найти место, где мы сможем спокойно поговорить. Скорее!
Сэм было не узнать. Вместо длинных, прямых черных волос – слегка вьющиеся, рыжевато-каштановые, остриженные очень коротко, под мальчика, зачесанные назад, с пробором сбоку. Грубая джинсовка полностью скрывала фигуру. Дешевые теннисные туфли и длинные черные носки, тонированные розовые мужские очки довершали этот маскарад. Простой, но поразительно эффективный. Лицо Сэм само по себе могло казаться мужским или женским в зависимости от прически и одежды. А необычно низкий голос она без особых усилий могла сделать еще ниже и чуть резковатым, как у мальчика-подростка.
Они выскользнули наружу и прошли через автостоянку к входу в кинотеатр. Сэм купила два билета на новейший диснеевский мультик. При этом она заметила, что на позднем сеансе будет немного народу, и, во всяком случае, не будет никого, кто их знает.
Действительно, в зале сидело не более дюжины зрителей. Девушки устроились за боковым проходом, возле задней стены, подальше от остальных. Сэм обняла Чарли.
– Сделай вид, что мы интересуемся не кино, а друг другом, – сказала она. – Кто будет обращать внимание на обнимающуюся парочку в заднем ряду.
– Какого черта все это нужно? – прошептала Чарли. – Ты удрала? Где ты пропадала? Все переполошились из-за тебя…
– Долго объяснять. Я тебе расскажу, как сумею. Сама знаю, все это похоже на бред, а я – на сумасшедшую, но вся штука в том, что все это правда, будь она проклята.
И Сэм стала рассказывать. В течение нескольких месяцев, почти с самого переезда сюда, с ней происходило нечто странное. Сначала это были сны – множество сновидений, продолжительных и запутанных, иногда по несколько ночей подряд, и в них всегда происходило примерно одно и то же.
Чарли знала о ее снах. Чаще всего повторялся тот, с рогатым демоном и Сэм, которая неизменно вела красный спортивный автомобиль по извилистой горной дороге вдоль берега моря, хотя Сэм не умела водить машину, а до любого берега были сотни миль.
Сон всегда начинался одинаково, с появления темной фигуры, одиноко сидящей в комнате, похожей на зал в средневековом замке. В камине слабо горел огонь, на столе стояли какие-то кубки, все было зыбко и неясно, как обычно и бывает во сне. Она видела очертания фигуры, но лицо было скрыто в тени. Это были странные очертания довольно крупного человека в свободно ниспадающей одежде, в чем-то вроде шлема с большими изогнутыми рогами по бокам. Она смотрела на него так. словно сама была там, сидела напротив него в кресле. Почему-то она была уверена, что в кубке на маленьком столике налито некое снадобье, которое делает возможным таинственное, смутное присутствие темного человека в кресле напротив.
Внезапно раздавался грохот и треск, очень похожий на электрический разряд, казалось, что-то подхватывало и несло, но не тело ее, а как бы душу. по головокружительному, ослепляющему, многоцветному пути, похожему на взбесившуюся карусель, а тот, темный, в кресле, оставался с ней, и силуэт его чернел на фоне искрящегося огненного круговорота.
Затем была темнота, разрываемая вспышками молний под оглушительные раскаты грома, и вид с высоты на пенящийся океан внизу, бьющийся о черные скалы, и ряд низких гор, образующих зазубренную, извилистую линию берега, и поодаль – пара приближающихся огоньков, двигающихся вдоль берега. Они двое как бы принадлежали буре и медленно двигались вместе с ней к берегу, туда, где буря должна была встретиться с двумя огоньками.
И потом она видела саму себя, ведущую тот красный спортивный автомобиль. Она смотрела на себя с высоты, при вспышках молнии, и, когда они были почти над той, другой Сэм, темная, рогатая фигура произнесла грозным шепотом, который перекрывал грохот бури и прибоя.
– Вот оно! Я был прав. Уравнения сходятся точно. Вот она, кого мы ищем. Минимальное сопротивление, максимальный поток, вероятность успеха свыше девяноста процентов… Вот оно!
Громадная молния вырвалась из облаков и ударила в дорогу чуть впереди автомобиля, ближе к океану, автомобиль внезапно занесло, завертело на залитой дождем дороге, и…
Дальше – чернота.
Таков был первый из снов Сэм, повторявшийся много раз, иногда с небольшими изменениями, но были и другие. Сперва она думала, что все эти кошмары – плод ее слишком развитого воображения, но сны продолжались, и она стала обнаруживать в них некую закономерность.
Сны всегда приходили в те ночи, когда приближалась и разражалась над ее домом гроза.
Сейчас, зимой, Сэм почти избавилась от видений. Почти – до вечера последнего четверга, когда неожиданный теплый фронт столкнулся с очень холодным зимним воздухом и вызвал редкую зимнюю грозу.
Чарли нахмурилась:
– Я не припомню грозы в прошлый четверг.
– Она была очень рано, под утро. Часа в два, может, в три. Ты в это время и атомный взрыв бы не услышала. Можешь проверить по газетам, если хочешь. Гроза была, и я снова видела сон.
– Ты что, хочешь сказать, что удирала от сна?
– Нет.
Сэм проснулась от шума и ярости неожиданной бури и лежала с широко открытыми глазами, чувствуя, что проснулась, и боясь заснуть снова. Вдруг в раскатах грома, в грохоте дождя и града по крыше, в бешено колотившемся в окна ветре возникли голоса, и все в комнате, казалось, стало едва различимым. В почти полной темноте она словно видела все со стороны, не вмешиваясь и не управляя, а словно подсматривая, чувствуя, что ей не полагается быть там, где бы ни находилось это "там".
Это был зал средневекового замка, сырой и довольно мрачный, освещенный факелами и огнем в огромном камине. Она сидела в большом, богато украшенном кресле во главе длинного стола, который выглядел бы нарядно, если бы не малоаппетитное жирное, пережаренное кушанье на стоявшем перед ней блюде. У нее было женское тело, и, когда она протягивала руку за едой и вином, было видно, какие у нее изящные, тонкие пальцы с очень длинными ярко-красными безупречной формы ногтями. Возможно, эта женщина была королевского сана.
Рядом сидел крупный человек с окладистой бородой и волосами до плеч, тяжеловесный и грубый, но роскошно одетый, в накидке с капюшоном. Были еще грубые на вид мужчины, некоторые в сопровождении молодых женщин в шелках и золоте. Но ее поразили совсем, совсем другие.
Один из них – маленький скрюченный человечек, не более трех футов ростом, одетый в серое. и коричневое, с роскошной черной бородой, которая доходила ему до колен, – сидел на особом, очень высоком креслице. Были еще странные существа в малиновых мантиях с капюшонами, из-под которых выглядывали не лица, а скорее морды с лягушачьими ртами и круглыми желтыми немигающими, как у кошки, глазами, в которых отражался свет факелов. У других на длинных, уродливо искривленных, одутловатых лицах выделялись громадные круглые синие глаза, а посередине лба торчал рог, вроде носорожьего. Еще там была женщина с голым костлявым черепом и с клешнями вместо пальцев рук. Наверное, там собралось еще много разной нечисти, но она как будто была больше занята едой и не слишком их рассматривала.
Длинноволосый человек, сидевший рядом с ней, спросил:
– Ваше высочество, полагаю, проблема двойников наконец решена?
Позади нее голос, тот самый, из ее сна, ответил:
– Дорогой лорд Клюэ, все мы знаем, что не существует ничего совершенно определенного, что следует принимать во внимание даже немыслимое. Но до сих пор мы за долгие месяцы поисков обнаружили очень немногих, и вряд ли они представляли собой действительную угрозу. Впрочем, мы устранили каждую из них по очереди. Противник должен обнаружить двойника и каким-то образом перенести его прежде, чем мы сделаем свое дело, а для поиска геометрических мест точек в любом случае существует только один способ. Вы не можете представить себе, на сколько слоев вверх мы прошли, но как только мы думаем, что можно остановиться, мои бури находят следующую, но так далеко… Ну что ж, я разберусь с каждой из них.
– Коль скоро вам так уж необходима определенность, почему бы вам не покончить с собой? – продолжал тот же странный голос. – Что может принести определенность в таком мире, как наш. если не сама смерть. Мы далеко продвинулись в достижении минимально возможного риска, много дальше, чем можно себе представить. Но риск всегда будет существовать, он и должен существовать, Поскольку победа без риска обесценивает награду. Наше предприятие столь грандиозно, что мы рискуем нарушить тонкую ткань нашей реальности и, может быть, даже усилить Ветры Перемен и обратить их на самих себя, но сравните наши цели и возможные альтернативы и успокойтесь.
И тут заговорила ОНА, голосом, похожим на собственный, странно низкий голос Сэм, только Звучал он мягче, нежнее, женственнее, чем тот, которым она обычно говорила, да язык был незнакомый, певучий, нисколько не похожий ни на английский, ни на какой-либо другой язык, который ей приходилось слышать.
– дорогой лорд, к чему эти вопросы? Вам ведомы мои возможности, вам ведомо искусство Клиттихорна-Хранителя. Мы сознательно заключали этот союз. Наши идеи и цели имеют высочайшее значение. Те низкие умы. что в слепоте своей уничтожили вашего сына, чтобы сохранить свои порочные и ничтожные ценности, ныне покушаются и на меня. Мы объединимся и победим либо погибнем – или мы ничего не сделаем и просто умрем, не намного позже и не менее неизбежно. Но если и суждено нам погибнуть, да не будет причиной тому слабость наших душ, коль скоро пока все обстоит благополучно. Высказывайтесь здесь свободно, все вы равны за этим столом.
– Равны, да, кроме НЕГО, – проворчал чернобородый гном неожиданно низким, хриплым голосом. – Мы преданы вам и вашим идеалам до самой смерти, моя леди, но отдать себя в руки другого угнетателя!…
– Хранитель – выдающийся человек, и он мечтает о том же, что я, – ответила она. – Я полностью доверяю ему. и нет никакой надежды на истинную победу без помощи его потрясающего искусства. Я сожалею, что двор и политики не жалуют его, но он всегда служил мне преданно и честно. Отбросьте малейшие сомнения. Мы должны доверять друг другу и поддерживать наш союз.