Раздался какой-то, заглушаемый ревом поезда грохот, что-то по чему-то (видимо, по стене) забарабанило. Не знаю, что это было. Поезд мчался мимо в оглушительном крещендо.
Я ударился о грязный пол и о ноги бармена одновременно. Он сел мне на шею.
От этого нос мой уткнулся в лужу прокисшего пива, а ухо - в какой-то очень твердый и острый выступ каменного пола. В голове моей от боли словно взвыла сирена. Лежа наполовину ничком, наполовину на левом боку вдоль низкого дощатого настила за стойкой бара, я выдернул из-за пояса пистолет. Прижатый брючиной, он чудом не выскользнул на пол.
Бармен издал какой-то, обозначавший крайнее недовольство, рокочущий звук, и в меня вонзилось что-то горячее, так что в эту минуту выстрелов я больше не слышал. Я не стал стрелять в бармена, только двинул его изо всех сил дулом револьвера по той части тела, которая у некоторых людей отличается особой чувствительностью. Он оказался как раз одним из таких людей.
Грузная пятидесятилетняя туша взвилась верх, как обезумевшая муха. Если он не издавал душераздирающих воплей, то не за недостатком желания, а из-за отсутствия голосовых связок. Я еще немного откатился в сторону и снова ударил пистолетом по тому месту, где сходились его штанины.
- Хватит с тебя! - зарычал я на него. - Живо убирайся. Мне не хочется делать в тебе вульгарную дырку.
Грохнули еще два выстрела. Отдаленный шум поезда был уже едва слышен, но кому-то было наплевать. Деревянная перегородка затрещала. Она была сколочена давно и основательно, но не настолько основательно, чтобы остановить пули 45 калибра. Где-то надо мной глубоко вздохнул бармен. На лице мне упало что-то мокрое и горячее.
- Ребята, вы меня пристрелили, - прошептал он и, покачнувшись, начал на меня падать.
Я вовремя успел отскочить от него, подполз к тому краю стойки, что был ближе к улице, и заглянул за него. Примерно в десяти дюймах от моего лица и на одном с ним уровне на меня глядело лицо человека в коричневой шляпе.
Мы смотрели друг другу в глаза какую-то долю секунды, но, казалось, достаточно долго, чтобы из семечка успело вырасти взрослое дерево. Это бесконечно долгое время было настолько коротким, что тело бармена все еще падало позади меня, медленно описывая дугу в воздухе.
Это был мой последний пистолет. Он не достанется никому. Я поднял его раньше, чем мой визави успел хотя бы осознать, что происходит. Он не предпринял ничего. Просто, скользнув по стойке бара, тихо опустился на бок и выпустил изо рта большой красный пузырь.
Этот-то выстрел я услыхал. Он загрохотал так громко, словно наступил конец света, так громко, что я едва услышал, как захлопнулась задняя дверь. Я осторожно подполз к краю перегородки, брезгливо отпихнул чей-то валявшийся на полу пистолет, и высунул из-за угла кончик своей шляпы. По ней никто не стрелял. Тогда я одним глазом выглянул за стойку.
Задняя дверь была закрыта, и комната перед ней пуста.
Я встал на колени и прислушался. Где-то хлопнула еще одна дверь, взревел мотор, отъехала машина.
Я чуть с ума не сошел. Скачком перелетев через комнату, я распахнул заднюю дверь и ринулся туда.
Это была обычная ловушка. Спектакль с хлопаньем дверей и шумным отъездом машины. Я успел увидеть взмах сжимавшей бутылку руки.
В третий раз за двадцать четыре часа я провалился в небытие.
На этот раз вынырнул я из него с отчаянным воплем, задыхаясь от едкой вони нашатыря в носу. Сжав кулак, я свингом ударил по какому-то лицу. Однако свинга не получилось - бить мне было нечем. Каждая моя рука превратилась в четырехтонный якорь. Я мог только ворочаться и глухо рычать.
Расплывшееся передо мной лицо материализовалось в усталую, но внимательную физиономию человека в белом халате - врач скорой помощи.
- Нравится? - усмехнулся он. - А некоторые даже пьют его - на десерт, с рюмочкой тоника.
Он потянул меня за руку, резкий холод обжег мне плечо, и в него вонзилась иголка.
- Легкое огнестрельное ранение, - сказал он. - Но вот голова ваша не в лучшем виде. Гулять пока не придется.
Его лицо отодвинулось. Я поводил глазами по сторонам. Кругом туман и какие-то расплывчатые тени. Потом я начал различать еще одно лицо внимательное, молчаливо-сосредоточенное. Девушка. Кэрол Прайд.
- Ага, - сказал я. - Вы следили за мной. С вас станется.
Она улыбнулась и пошевелилась. Потом ее пальцы начали гладить меня по щеке, и я уже не мог ее видеть.
- Нет, это все ребята из машины полицейского патруля, - сказала она. Эти бандиты завернули вас в ковер - чтобы погрузить в кузов грузовика.
Видеть толком я не мог. Передо мной проскользнул какой-то высокий краснолицый человек в синем. В руке он держал взведенный револьвер. Где-то позади него кто-то хрипло закричал.
Она сказала:
- Они еще двоих закатали в ковер. Но те были уже мертвы. Уф!
- Идите домой, - гнусаво проворчал я. - Идите и пишите ваш очерк.
- Вы уже говорили это сегодня, дурачок. - Она все так же гладила меня по щеке. - Я думала, раз вы отправились сюда, вы забыли эти глупые шутки. Спать хочется?
- Ладно. Об этом уже позаботились, - раздался где-то рядом отрывистый голос. - Отвезите этого типа куда-нибудь, где вы сможете им заняться как следует. Я хочу, чтобы он остался жив.
Словно из тумана, передо мной появился Ревис. Лицо его медленно принимало четкие очертания - серое, внимательное, очень строгое. Вот оно склонилось ниже - Ревис сел рядом со мной.
- Значит, вам-таки непременно надо было поиграть в Шерлока Холмса, сказал он злым, колючим голосом. - Ладно, рассказывайте. К чертям вашу голову и как там она себя чувствует. На что напрашивались, то и получили.
- Дайте выпить.
Что-то задвигалось, блеснуло в тумане, и к моим губам прижалось горлышко фляжки. Жизненная сила вливалась ко мне в глотку. Холодная струйка потекла по подбородку, и я отвернулся от фляжки.
- Спасибо. Главного взяли - Магуна?
- Он весь нашпигован свинцом, но, кажется, выкарабкается. Его везут сейчас в город.
- А индейца нашли?
- А? - поперхнулся он.
- В кустах под Крестом Мира на Палисадах. Я его застрелил. Нечаянно.
- Мать... - Ревис пропал в тумане. Легкие пальцы продолжали медленно и ритмично гладить мою щеку.
Ревис снова выплыл из тумана и сел рядом.
- Откуда взялся этот индеец? - отрывисто бросил он.
- Что-то вроде телохранителя и вышибалы у Сукесяна. Экстрасенса Сукесяна. Он...
- Про Сукесяна мы знаем, - хмуро оборвал меня Ревис. - Вы, мистер Шерлок Холмс, пролежали в отключке больше часа. Леди рассказала нам про те карточки. Она утверждает, что это ее вина, но я ей не верю. Да в любом случае, все это странно. Но несколько человек наших ребят уже уехали туда.
- Я там был, - сказал я. - У него дома. Он точно что-то знает, только я не знаю что именно. Он испугался меня - но не стал меня мочить. Непонятно.
- Любитель, - сухо проговорил Ревис. - Он оставил эту работу для Муза Магуна. Муз Магун был парень крутой - до сегодняшнего дня. Хвост за ним тянется отсюда до Питтсбурга... Держите-ка. Только поосторожней. Это особый напиток - специально для предсмертной исповеди. Слишком хорош для такого идиота, как вы. Фляжка снова коснулась моих губ.
- Послушайте, - прохрипел я. - Это ведь была одна команда. Сукесян мозги, Линдли Пол - указательный палец. Наверное, он повел с ними какую-то двойную игру...
- Потрясающая мысль, - сказал Ревис, и тут где-то вдалеке зазвенел телефон и чей-то голос сказал:
- Вас, лейтенант.
Ревис ушел. Вернувшись, он уже не стал ко мне подсаживаться.
- Может, вы и правы, - мягко проговорил он. - Может, тут вы и правы. В доме на вершине холма на Брентвудских Высотах обнаружен сидящий в кресле мертвый блондин, над которым плачет женщина. Самоубийство. На столе рядом с ним лежит ожерелье из жадеита.
- Слишком много мертвецов, - пробормотал я и потерял сознание.
Очнулся я в карете скорой помощи. Сначала я думал, что я там один, но потом понял, что нет, почувствовав на лице ее руку. Теперь я был слеп, как крот. Я даже не видел света. Глаза и лоб были сплошь обмотаны повязками.
- Доктор сидит в кабине с шофером, - сказала она. - Можете взять меня за руку. Хотите, я вас поцелую?
- Если это меня ни к чему не будет обязывать.
Она тихо рассмеялась.
- Я думаю, вы будете жить, - сказала она и поцеловала меня. - У вас волосы пахнут шотландским виски. Вы что, в нем купаетесь? Доктор сказал, что с вами нельзя разговаривать.
- Они стукнули меня по голове полной бутылкой. Я рассказал Ревису про индейца?
- Да.
- А я рассказал ему, что, по мнению миссис Прендергаст, Пол был замешан...
- Вы ни разу не упомянули миссис Прендергаст, - перебила она меня.
На это я ничего не сказал. Через некоторое время она снова заговорила:
- А этот Сукесян, похож он был на бабника?
- Доктор сказал, что со мной нельзя разговаривать, - ответил я.
8
Белокурая змея
Спустя пару недель я ехал вниз по бульвару Санта-Моника. Десять дней я пролежал в госпитале за свой собственный счет, оправляясь от сильного сотрясения мозга. Примерно столько же времени Муз Магун прожил в тюремной больнице штата, где из него выковыривали семь или восемь полицейских пуль. Через десять дней его похоронили.
К тому времени благополучно похоронили и всю эту историю. Газеты обыграли ее на все лады, всплыло еще несколько подробностей, и в конце концов все сошлись на том, что была шайка, воровавшая драгоценности и перессорившаяся между собой оттого, что почти все ее главные члены вели двойную игру. Во всяком случае, так решила полиция, а кому лучше знать, как не ей. Других драгоценностей они не нашли, да и не ожидали найти. По их мнению, шайка проворачивала по одному делу за один раз, нанимая исполнителей со стороны и убирая их по окончании работы. Таким образом, только три человека по-настоящему были в курсе дела: Муз Магун, который тоже оказался армянином; Сукесян, использовавший свои связи, чтобы найти владельцев подходящих драгоценностей; и Линдли Пол, наводчик, указывавший шайке, когда и где их можно взять. Во всяком случае, так утверждала полиция, а кому лучше знать, как не ей.
Стоял чудный солнечный день. Кэрол Прайд жила на Двадцать пятой улице в отделенном от улицы живой изгородью опрятном домике из красного кирпича с нарядными белыми полосками.
Убранство гостиной составляли узорный светло-коричневый ковер, бело-розовые кресла, камин с черной мраморной доской и высокой медной решеткой, книжные полки по стенам от пола до потолка и толстые кремовые шторы снаружи на фоне полотняных навесов того же цвета.
Ничто в этой комнате не говорило о том, что здесь живет женщина, если не считать высокого зеркала, перед которым сверкала полоска чистейшего пола.
Я уселся в восхитительно мягкое кресло, откинув на его спинку то, что оставалось от моей головы, и, потягивая шотландское виски с содовой, разглядывал ее пушистые каштановые волосы над высоким закрытым воротом платья, из-за которого лицо ее казалось совсем маленьким, почти детским.
- Готов поспорить, что не вы заработали все это вашими очерками, сказал я.
- Но это еще не значит, что мой отец жил на взятки с полицейских, огрызнулась она. - У нас было несколько участков на Плайя Дель Рей, если вам уж непременно надо все знать.
- А, немножко нефти, - протянул я. - Здорово. Мне не надо ничего и непременно знать. Не надо сразу на меня огрызаться.
- Ваша лицензия все еще при вас?
- О да, - ответил я. - Отличное виски. Вам, конечно, не захочется прокатиться в стареньком автомобиле, а?
- С какой это стати я должна презирать старенькие автомобили? Что я, кинозвезда? - возмутилась она. - По-моему, вам в прачечной так накрахмалили воротничок, что вы не можете разговаривать по-человечески.
Я засмеялся, глядя на тоненькую морщинку у нее между бровей.
- Вы, может быть, не забыли о том, что я поцеловала вас в скорой помощи, - сказала она. - Но не стоит придавать этому большого значения. Просто я пожалела вашу так ужасно разбитую голову.
- Ну что вы, - успокоил я ее. - Я же деловой человек и не стану строить свою карьеру на столь зыбком фундаменте. Поедемте лучше покатаемся. Мне надо повидать одну блондинку на Беверли-Хиллз. Я должен перед ней отчитаться.
Она встала, глядя на меня заблестевшими глазами:
- Ах, Прендергастиху, - процедила она сквозь зубы. - Эту, с тощими деревянными ногами.
- Не знаю, может, и тощими, кому как кажется, - сказал я.
Покраснев, она выскочила из комнаты и секунды через три или меньше влетела обратно в маленькой смешной восьмиугольной шапочке с красной пуговкой и ворсистом клетчатом пальто со шведским воротником и манжетами.
- Поехали, - бросила она на бегу, уже успев запыхаться.
Мистер и миссис Филип Кортни Прендергаст проживали на одной из тех улиц, где дома кажутся стоящими несообразно близко друг к другу для их архитектурного размаха и величины представляемых ими состояний. Садовник-японец с презрительным выражением, неизменным у всех японцев-садовников, вылизывал несколько акров нежно-зеленой лужайки. Крыша дома была покрыта шиферными плитками на английский манер; перед входом росло несколько красивых привозных деревьев; стояли увитые бугенвиллеей шпалеры. Место было приятное и тихое. Но Беверли-Хиллз есть Беверли-Хиллз, и у дворецкого, открывшего нам дверь, был воротник крылышками и произношение, как у Алана Мобрея.
Он провел нас сквозь заколдованное царство абсолютной тишины в комнату, где никого пока не было. Честерфилдовские диванчики и мягкие шезлонги, живописно расставленные вокруг камина, были обиты бледно-желтой кожей; перед камином, на натертом до блеска, но не скользком полу лежал ковер тоньше шелка и старше Эзоповой тетушки. В углу - цветы, еще цветы - на низеньком столике, стены обиты пергаментом с неярким рисунком - тишина, покой, простор, уют, немножко ультрасовременного, немножко очень старинного. Словом, комната что надо.
Кэрол Прайд сморщила нос и фыркнула.
Дворецкий распахнул одну створку обитых кожей дверей, и в комнату вошла миссис Прендергаст. Вся в бледно-голубом, в шляпе и с сумочкой того же оттенка, готовая к выходу. Бледно-голубые перчатки легонько похлопывали по бледно-голубой ляжке. Улыбка, лукавые искры в глубине бездонных черных глаз, яркий румянец и приятное легкое опьянение, замеченное мною еще до того, как она заговорила.
Хозяйка протянула нам навстречу обе руки. Кэрол Прайд ухитрилась увернуться от рукопожатия, я же пожал ту, что была мне протянута.
- Это просто изумительно, что вы пришли, - воскликнула она. - Я так рада снова видеть вас обоих. До сих пор не могу забыть дивный вкус виски у вас в конторе. Это было ужасно, да?
Мы все уселись.
Я сказал:
- Наверное, мне не следовало отнимать у вас время, являясь к вам лично, миссис Прендергаст. Ведь все уладилось, и вы получили ваши бусы назад.
- Да. Этот странный человек... Трудно было поверить, что он мог оказаться одним из этих... Я ведь тоже была с ним знакома. Вы знали об этом?
- Сукесян? Я полагал, что вы могли быть с ним знакомы, - сказал я.
- О, да. И довольно близко. Но я ведь осталась должна вам кучу денег. И ваша бедная голова... Как вы теперь себя чувствуете?
Кэрол Прайд сидела рядом со мной.
Она пробормотала тихонько сквозь зубы, почти про себя, но не совсем:
- Опилки и креозот. Но все равно термиты не оставят ее в покое.
Я улыбнулся миссис Прендергаст, и она вернула мне такую лучезарно-ангельскую улыбку, что я мог видеть трепетание крылышек в воздухе.
- Вы не должны мне ни гроша, - сказал я. - Тут только есть еще одна такая вещь...
- Нет, это невозможно. Я обязана вознаградить вас. Но сперва давайте выпьем по капельке шотландского, вы не против?
Держа сумочку на коленях, она нажала что-то под своим креслом и произнесла:
- Скотч и соду. Верной.
И снова засияла лучезарной улыбкой:
- Остроумно, правда? Вы ни за что не найдете микрофона. Таких забавных штучек у нас полон дом. Мистер Прендергаст их очень любит. Вот эта говорит в буфетной у дворецкого.
Кэрол Прайд сказала:
- Я думаю, что та штучка, которая говорит прямо у шофера в кровати, еще остроумнее.
Миссис Прендергаст пропустила ее слова мимо ушей. Вошел дворецкий с подносом, смешал для нас напитки, обошел всех и вышел.
Касаясь губами краешка своего бокала, миссис Прендергаст проговорила:
- Как мило с вашей стороны, что вы ничего не сказали полиции о том, что я подозревала Линдли Пола в... - ну, в общем, вы понимаете. И о том, что вы из-за меня отправились в эту ужасную пивную. Кстати, как вы им это объяснили?
- Проще простого. Я сказал, что Пол сам мне про нее рассказывал. Ведь он был тогда вместе с вами, помните?
- Но он вам, конечно, ничего не говорил? - Мне показалось, что в глазах ее промелькнул лукавый огонек.
- По правде говоря, он мне вообще ничего не рассказывал. И во всяком случае, он, безусловно, не рассказывал мне, что шантажировал вас.
Я заметил, что Кэрол Прайд совсем перестала дышать.
Миссис Прендергаст по-прежнему глядела на меня поверх своего бокала. На долю секунды лицо ее приняло почти беспомощное выражение - "испуганной нимфы, застигнутой во время купанья". Потом она медленно поставила стакан на стол, открыла лежавшую на коленях сумочку и впилась зубами в извлеченный носовой платок. Некоторое время все молчали.
- Это, - заговорила она глухим, низким голосом, - чистая фантастика, вам не кажется?
Я холодно усмехнулся.
- Работа полиции, миссис Прендергаст, во многом похожа на работу газетчиков. По той или иной причине они очень часто не могут дать ход всем имеющимся у них материалам. Но это отнюдь не значит, что они ничего не понимают. Ревис далеко не дурак. На самом деле он не больше моего верит в то, что такая личность, как Сукесян, действительно руководила шайкой уголовников-профессионалов. Да он и пяти минут не мог бы поруководить человеком вроде Муза Магуна. Через минуту они бы уже топтали его лицо ногами - просто так, ради разминки. Однако ожерелье оказалось именно у Сукесяна. Этот факт требует объяснения. Я думаю, он его купил - у того же Муза Магуна. За те самые десять тысяч выкупа, которые дали вы, - плюс небольшое дополнительное вознаграждение, выплаченное, по всей вероятности, вперед, чтобы заставить Муза провернуть основную работу.
Веки миссис Прендергаст опустились, почти совсем закрыв глаза. Теперь она снова подняла их и улыбнулась. Улыбка получилась страшноватая. Кэрол Прайд сидела рядом со мной не шелохнувшись.
- Кто-то хотел, чтобы Линдли Пол был убит, - продолжал я. - Это совершенно очевидно. Вы можете нечаянно убить человека ударом дубинки, если не знаете, как с ней обращаться. Но вы не расколете ему череп и не размажете мозги по всему лицу. А если вы бьете его для того, чтобы он вел себя как следует, то и вовсе не станете бить его по голове. Потому что тогда он уже не будет чувствовать боли. А вам надо, чтобы он ее обязательно почувствовал, - конечно, в том случае, если вы желаете преподать ему урок и добиться от него чего-то, что вам нужно.
- Н-н-но, - хрипло проговорила блондинка, - при чем же здесь я?
Лицо ее застыло, словно маска. Глаза налились похожей на отравленный мед теплой горечью. Одна рука некоторое время машинально рылась в сумочке, пока, наконец, так и застыла внутри нее.
- Муз Магун всегда охотно брался за подобную работу, если ему хорошо платили, - нудно продолжал я долбить в одну и ту же точку. - Собственно, он готов был сделать какую угодно работу. Кроме того, Муз был армянином. Видимо, благодаря этому Сукесян и вышел на него. А Сукесян был как раз тот тип мужчины, который способен прилипнуть к шикарной юбке и исполнять все, чего она ни пожелает, вплоть до человекоубийства, в особенности если человек был его соперником, и тем более, если этот соперник принадлежал к тем, кто принимает гостей на полу на подушках и не прочь иногда заснять скрытой камерой своих веселых подруг, когда они, резвясь, слишком близко подходят к воротам Эдема. Это ведь не так уж трудно сообразить, миссис Прендергаст, вы согласны?
- Выпейте-ка лучше, - ледяным тоном оборвала меня Кэрол Прайд. - К чему вся эта болтовня? Вы напрасно утруждаете свои голосовые связки, пытаясь доказать этой крошке, что она потаскуха. Она это и так отлично знает. Вот только как, черт побери, можно было ее шантажировать? Чтобы шантажировать человека, надо, чтобы у него была репутация.
- Не лезьте не в свое дело! - огрызнулся я. - Чем ее у вас меньше, тем больше вы готовы заплатить, чтобы сохранить остатки.
Я заметил, как рука в сумочке внезапно дернулась.
- Не трудитесь вынимать пистолет, - сказал я. - Я сам знаю, что они вас не повесят. Я просто хотел, чтобы вы поняли, что вам не удалось никого провести. И я - и не только я - знаю, что эта ловушка в пивной, когда Сукесян от страха потерял голову, была подстроена специально, чтобы убрать меня с дороги, и что именно вы послали меня туда, чтобы я получил от них все, что мне причиталось. Впрочем, все это теперь уже быльем поросло.
Однако она все равно вытащила пистолет и, держа его на небесно-голубом колене, улыбалась мне.
Кэрол Прайд швырнула в нее бокалом. Она увернулась, и пистолет выстрелил. Пуля мягко и вежливо, высоко под потолком, ввинтилась в пергаментную стену, произведя не больше шума, чем ввинчивающийся в перчатку палец.
Дверь отворилась, и в комнату неторопливой походкой вошел худой мужчина невероятно высокого роста.
- Стреляй в меня, - сказал он. - Я всего лишь твой муж.
Блондинка взглянула на него. На какое-то мгновение я подумал, что она собирается поймать его на слове.
Но она ограничилась лишь тем, что одарила его еще более лучезарной улыбкой, спрятала пистолет назад в сумочку и потянулась за своим бокалом.
- Опять подслушивал? - лениво проговорила она. - В один прекрасный день ты можешь услышать что-нибудь такое, что тебе не понравится.
Высокий худой человек вынул из кармана чековую книжку в кожаном переплете и, приподняв одну бровь, обратился в мою сторону:
- Сколько вам надо, чтобы вы замолчали - раз и навсегда?
Я вытаращил на него глаза:
- Вы что, слышали все, что я тут говорил?
- Полагаю, да. В такую погоду помех почти никаких. Насколько я понимаю, вы обвиняли мою жену в причастности к чьей-то смерти, не так ли?
Я все так же сидел, вытаращив на него глаза.
- Так сколько же вы хотите? - тон его стал резким. - Торговаться с вами я не стану. Я привык к шантажистам.
- Пусть будет миллион, - сказал я. - Кроме того, она только что стреляла в нас. Это будет стоить еще четыре куска.
Блондинка разразилась безумным хохотом, который перешел в визг, а потом - в вой. Через минуту она уже каталась по полу, вопя и брыкаясь.
Долговязый быстро подошел к ней, наклонился и ударил ладонью по лицу. Не просто похлопал - звук этой пощечины можно было услышать, наверное, за милю отсюда. Когда он снова выпрямился, лицо его было темно-багровым. Блондинка, тихо всхлипывая, осталась лежать на полу.
- Я провожу вас к выходу, - сказал он. - Вы можете прийти ко мне в контору завтра.
- Зачем? - спросил я, берясь за шляпу. - Вы и у себя в конторе останетесь дураком.
Подхватив Кэрол Прайд под руку, я вывел ее из комнаты. Молча мы вышли из дома. Садовник-японец только что выдернул на лужайке несколько сорняков и, усмехаясь, разглядывал их длинные корешки.
Мы поехали в сторону предгорий. Красный свет светофора у старого здания отеля "Беверли-Хиллз" заставил меня, наконец, остановиться. Дальше я не поехал - так и сидел, положив руки на руль. Девушка рядом со мной тоже сидела не шевелясь и не произнося ни слова. Просто смотрела прямо перед собой.
- Мне не удалось испытать большого теплого чувства, - сказал я. - Мне не удалось их нокаутировать. У меня ничего не вышло.
- Вряд ли это был хладнокровный расчет, - прошептала она. - Скорее всего, она просто с ума сходила от ярости и обиды, и кто-то подсунул ей эту идею. Такие женщины берут себе мужчин и, когда те им наскучат, быстро их бросают, а те бесятся и все на свете готовы отдать, лишь бы заполучить своих возлюбленных обратно. Тут, возможно, было просто два соперника - Пол и Сукесян. А мистер Магун сработал жестче, чем было задумано.
- Она послала меня в ту пивную, - сказал я. - Для меня этого достаточно. А у Пола были свои соображения насчет Сукесяна. Я знал, что она промахнется. Я имею в виду, с этим пистолетом.
Я обнял ее. Она вся дрожала.
Позади нас остановилась машина. Водитель нажал клаксон и прижал его ногой. Я послушал немного, потом выпустил Кэрол Прайд и, выйдя из своего "крайслера", зашагал назад. За рулем седана сидел рослый широкоплечий детина.
- Это перекресток, - сердито сказал он. - Проезжая часть. Аллея Влюбленных дальше в ту сторону. Проезжайте, пока я не столкнул вас в кювет.
- Нажмите, пожалуйста, на клаксон еще разок, - вежливо попросил я. Только один разочек. И не откажите в любезности сообщить мне, под каким глазом вам предпочтительно иметь фонарь.
Он вытащил из жилетного кармана значок капитана полиции. Потом поглядел на меня и ухмыльнулся. Я тоже ухмыльнулся. Это был не мой день.
Вернувшись к себе в машину, я развернулся и поехал в сторону Санта-Моники.
- Давай поедем домой и выпьем еще немножко виски, - сказал я. - Твоего виски.
Я ударился о грязный пол и о ноги бармена одновременно. Он сел мне на шею.
От этого нос мой уткнулся в лужу прокисшего пива, а ухо - в какой-то очень твердый и острый выступ каменного пола. В голове моей от боли словно взвыла сирена. Лежа наполовину ничком, наполовину на левом боку вдоль низкого дощатого настила за стойкой бара, я выдернул из-за пояса пистолет. Прижатый брючиной, он чудом не выскользнул на пол.
Бармен издал какой-то, обозначавший крайнее недовольство, рокочущий звук, и в меня вонзилось что-то горячее, так что в эту минуту выстрелов я больше не слышал. Я не стал стрелять в бармена, только двинул его изо всех сил дулом револьвера по той части тела, которая у некоторых людей отличается особой чувствительностью. Он оказался как раз одним из таких людей.
Грузная пятидесятилетняя туша взвилась верх, как обезумевшая муха. Если он не издавал душераздирающих воплей, то не за недостатком желания, а из-за отсутствия голосовых связок. Я еще немного откатился в сторону и снова ударил пистолетом по тому месту, где сходились его штанины.
- Хватит с тебя! - зарычал я на него. - Живо убирайся. Мне не хочется делать в тебе вульгарную дырку.
Грохнули еще два выстрела. Отдаленный шум поезда был уже едва слышен, но кому-то было наплевать. Деревянная перегородка затрещала. Она была сколочена давно и основательно, но не настолько основательно, чтобы остановить пули 45 калибра. Где-то надо мной глубоко вздохнул бармен. На лице мне упало что-то мокрое и горячее.
- Ребята, вы меня пристрелили, - прошептал он и, покачнувшись, начал на меня падать.
Я вовремя успел отскочить от него, подполз к тому краю стойки, что был ближе к улице, и заглянул за него. Примерно в десяти дюймах от моего лица и на одном с ним уровне на меня глядело лицо человека в коричневой шляпе.
Мы смотрели друг другу в глаза какую-то долю секунды, но, казалось, достаточно долго, чтобы из семечка успело вырасти взрослое дерево. Это бесконечно долгое время было настолько коротким, что тело бармена все еще падало позади меня, медленно описывая дугу в воздухе.
Это был мой последний пистолет. Он не достанется никому. Я поднял его раньше, чем мой визави успел хотя бы осознать, что происходит. Он не предпринял ничего. Просто, скользнув по стойке бара, тихо опустился на бок и выпустил изо рта большой красный пузырь.
Этот-то выстрел я услыхал. Он загрохотал так громко, словно наступил конец света, так громко, что я едва услышал, как захлопнулась задняя дверь. Я осторожно подполз к краю перегородки, брезгливо отпихнул чей-то валявшийся на полу пистолет, и высунул из-за угла кончик своей шляпы. По ней никто не стрелял. Тогда я одним глазом выглянул за стойку.
Задняя дверь была закрыта, и комната перед ней пуста.
Я встал на колени и прислушался. Где-то хлопнула еще одна дверь, взревел мотор, отъехала машина.
Я чуть с ума не сошел. Скачком перелетев через комнату, я распахнул заднюю дверь и ринулся туда.
Это была обычная ловушка. Спектакль с хлопаньем дверей и шумным отъездом машины. Я успел увидеть взмах сжимавшей бутылку руки.
В третий раз за двадцать четыре часа я провалился в небытие.
На этот раз вынырнул я из него с отчаянным воплем, задыхаясь от едкой вони нашатыря в носу. Сжав кулак, я свингом ударил по какому-то лицу. Однако свинга не получилось - бить мне было нечем. Каждая моя рука превратилась в четырехтонный якорь. Я мог только ворочаться и глухо рычать.
Расплывшееся передо мной лицо материализовалось в усталую, но внимательную физиономию человека в белом халате - врач скорой помощи.
- Нравится? - усмехнулся он. - А некоторые даже пьют его - на десерт, с рюмочкой тоника.
Он потянул меня за руку, резкий холод обжег мне плечо, и в него вонзилась иголка.
- Легкое огнестрельное ранение, - сказал он. - Но вот голова ваша не в лучшем виде. Гулять пока не придется.
Его лицо отодвинулось. Я поводил глазами по сторонам. Кругом туман и какие-то расплывчатые тени. Потом я начал различать еще одно лицо внимательное, молчаливо-сосредоточенное. Девушка. Кэрол Прайд.
- Ага, - сказал я. - Вы следили за мной. С вас станется.
Она улыбнулась и пошевелилась. Потом ее пальцы начали гладить меня по щеке, и я уже не мог ее видеть.
- Нет, это все ребята из машины полицейского патруля, - сказала она. Эти бандиты завернули вас в ковер - чтобы погрузить в кузов грузовика.
Видеть толком я не мог. Передо мной проскользнул какой-то высокий краснолицый человек в синем. В руке он держал взведенный револьвер. Где-то позади него кто-то хрипло закричал.
Она сказала:
- Они еще двоих закатали в ковер. Но те были уже мертвы. Уф!
- Идите домой, - гнусаво проворчал я. - Идите и пишите ваш очерк.
- Вы уже говорили это сегодня, дурачок. - Она все так же гладила меня по щеке. - Я думала, раз вы отправились сюда, вы забыли эти глупые шутки. Спать хочется?
- Ладно. Об этом уже позаботились, - раздался где-то рядом отрывистый голос. - Отвезите этого типа куда-нибудь, где вы сможете им заняться как следует. Я хочу, чтобы он остался жив.
Словно из тумана, передо мной появился Ревис. Лицо его медленно принимало четкие очертания - серое, внимательное, очень строгое. Вот оно склонилось ниже - Ревис сел рядом со мной.
- Значит, вам-таки непременно надо было поиграть в Шерлока Холмса, сказал он злым, колючим голосом. - Ладно, рассказывайте. К чертям вашу голову и как там она себя чувствует. На что напрашивались, то и получили.
- Дайте выпить.
Что-то задвигалось, блеснуло в тумане, и к моим губам прижалось горлышко фляжки. Жизненная сила вливалась ко мне в глотку. Холодная струйка потекла по подбородку, и я отвернулся от фляжки.
- Спасибо. Главного взяли - Магуна?
- Он весь нашпигован свинцом, но, кажется, выкарабкается. Его везут сейчас в город.
- А индейца нашли?
- А? - поперхнулся он.
- В кустах под Крестом Мира на Палисадах. Я его застрелил. Нечаянно.
- Мать... - Ревис пропал в тумане. Легкие пальцы продолжали медленно и ритмично гладить мою щеку.
Ревис снова выплыл из тумана и сел рядом.
- Откуда взялся этот индеец? - отрывисто бросил он.
- Что-то вроде телохранителя и вышибалы у Сукесяна. Экстрасенса Сукесяна. Он...
- Про Сукесяна мы знаем, - хмуро оборвал меня Ревис. - Вы, мистер Шерлок Холмс, пролежали в отключке больше часа. Леди рассказала нам про те карточки. Она утверждает, что это ее вина, но я ей не верю. Да в любом случае, все это странно. Но несколько человек наших ребят уже уехали туда.
- Я там был, - сказал я. - У него дома. Он точно что-то знает, только я не знаю что именно. Он испугался меня - но не стал меня мочить. Непонятно.
- Любитель, - сухо проговорил Ревис. - Он оставил эту работу для Муза Магуна. Муз Магун был парень крутой - до сегодняшнего дня. Хвост за ним тянется отсюда до Питтсбурга... Держите-ка. Только поосторожней. Это особый напиток - специально для предсмертной исповеди. Слишком хорош для такого идиота, как вы. Фляжка снова коснулась моих губ.
- Послушайте, - прохрипел я. - Это ведь была одна команда. Сукесян мозги, Линдли Пол - указательный палец. Наверное, он повел с ними какую-то двойную игру...
- Потрясающая мысль, - сказал Ревис, и тут где-то вдалеке зазвенел телефон и чей-то голос сказал:
- Вас, лейтенант.
Ревис ушел. Вернувшись, он уже не стал ко мне подсаживаться.
- Может, вы и правы, - мягко проговорил он. - Может, тут вы и правы. В доме на вершине холма на Брентвудских Высотах обнаружен сидящий в кресле мертвый блондин, над которым плачет женщина. Самоубийство. На столе рядом с ним лежит ожерелье из жадеита.
- Слишком много мертвецов, - пробормотал я и потерял сознание.
Очнулся я в карете скорой помощи. Сначала я думал, что я там один, но потом понял, что нет, почувствовав на лице ее руку. Теперь я был слеп, как крот. Я даже не видел света. Глаза и лоб были сплошь обмотаны повязками.
- Доктор сидит в кабине с шофером, - сказала она. - Можете взять меня за руку. Хотите, я вас поцелую?
- Если это меня ни к чему не будет обязывать.
Она тихо рассмеялась.
- Я думаю, вы будете жить, - сказала она и поцеловала меня. - У вас волосы пахнут шотландским виски. Вы что, в нем купаетесь? Доктор сказал, что с вами нельзя разговаривать.
- Они стукнули меня по голове полной бутылкой. Я рассказал Ревису про индейца?
- Да.
- А я рассказал ему, что, по мнению миссис Прендергаст, Пол был замешан...
- Вы ни разу не упомянули миссис Прендергаст, - перебила она меня.
На это я ничего не сказал. Через некоторое время она снова заговорила:
- А этот Сукесян, похож он был на бабника?
- Доктор сказал, что со мной нельзя разговаривать, - ответил я.
8
Белокурая змея
Спустя пару недель я ехал вниз по бульвару Санта-Моника. Десять дней я пролежал в госпитале за свой собственный счет, оправляясь от сильного сотрясения мозга. Примерно столько же времени Муз Магун прожил в тюремной больнице штата, где из него выковыривали семь или восемь полицейских пуль. Через десять дней его похоронили.
К тому времени благополучно похоронили и всю эту историю. Газеты обыграли ее на все лады, всплыло еще несколько подробностей, и в конце концов все сошлись на том, что была шайка, воровавшая драгоценности и перессорившаяся между собой оттого, что почти все ее главные члены вели двойную игру. Во всяком случае, так решила полиция, а кому лучше знать, как не ей. Других драгоценностей они не нашли, да и не ожидали найти. По их мнению, шайка проворачивала по одному делу за один раз, нанимая исполнителей со стороны и убирая их по окончании работы. Таким образом, только три человека по-настоящему были в курсе дела: Муз Магун, который тоже оказался армянином; Сукесян, использовавший свои связи, чтобы найти владельцев подходящих драгоценностей; и Линдли Пол, наводчик, указывавший шайке, когда и где их можно взять. Во всяком случае, так утверждала полиция, а кому лучше знать, как не ей.
Стоял чудный солнечный день. Кэрол Прайд жила на Двадцать пятой улице в отделенном от улицы живой изгородью опрятном домике из красного кирпича с нарядными белыми полосками.
Убранство гостиной составляли узорный светло-коричневый ковер, бело-розовые кресла, камин с черной мраморной доской и высокой медной решеткой, книжные полки по стенам от пола до потолка и толстые кремовые шторы снаружи на фоне полотняных навесов того же цвета.
Ничто в этой комнате не говорило о том, что здесь живет женщина, если не считать высокого зеркала, перед которым сверкала полоска чистейшего пола.
Я уселся в восхитительно мягкое кресло, откинув на его спинку то, что оставалось от моей головы, и, потягивая шотландское виски с содовой, разглядывал ее пушистые каштановые волосы над высоким закрытым воротом платья, из-за которого лицо ее казалось совсем маленьким, почти детским.
- Готов поспорить, что не вы заработали все это вашими очерками, сказал я.
- Но это еще не значит, что мой отец жил на взятки с полицейских, огрызнулась она. - У нас было несколько участков на Плайя Дель Рей, если вам уж непременно надо все знать.
- А, немножко нефти, - протянул я. - Здорово. Мне не надо ничего и непременно знать. Не надо сразу на меня огрызаться.
- Ваша лицензия все еще при вас?
- О да, - ответил я. - Отличное виски. Вам, конечно, не захочется прокатиться в стареньком автомобиле, а?
- С какой это стати я должна презирать старенькие автомобили? Что я, кинозвезда? - возмутилась она. - По-моему, вам в прачечной так накрахмалили воротничок, что вы не можете разговаривать по-человечески.
Я засмеялся, глядя на тоненькую морщинку у нее между бровей.
- Вы, может быть, не забыли о том, что я поцеловала вас в скорой помощи, - сказала она. - Но не стоит придавать этому большого значения. Просто я пожалела вашу так ужасно разбитую голову.
- Ну что вы, - успокоил я ее. - Я же деловой человек и не стану строить свою карьеру на столь зыбком фундаменте. Поедемте лучше покатаемся. Мне надо повидать одну блондинку на Беверли-Хиллз. Я должен перед ней отчитаться.
Она встала, глядя на меня заблестевшими глазами:
- Ах, Прендергастиху, - процедила она сквозь зубы. - Эту, с тощими деревянными ногами.
- Не знаю, может, и тощими, кому как кажется, - сказал я.
Покраснев, она выскочила из комнаты и секунды через три или меньше влетела обратно в маленькой смешной восьмиугольной шапочке с красной пуговкой и ворсистом клетчатом пальто со шведским воротником и манжетами.
- Поехали, - бросила она на бегу, уже успев запыхаться.
Мистер и миссис Филип Кортни Прендергаст проживали на одной из тех улиц, где дома кажутся стоящими несообразно близко друг к другу для их архитектурного размаха и величины представляемых ими состояний. Садовник-японец с презрительным выражением, неизменным у всех японцев-садовников, вылизывал несколько акров нежно-зеленой лужайки. Крыша дома была покрыта шиферными плитками на английский манер; перед входом росло несколько красивых привозных деревьев; стояли увитые бугенвиллеей шпалеры. Место было приятное и тихое. Но Беверли-Хиллз есть Беверли-Хиллз, и у дворецкого, открывшего нам дверь, был воротник крылышками и произношение, как у Алана Мобрея.
Он провел нас сквозь заколдованное царство абсолютной тишины в комнату, где никого пока не было. Честерфилдовские диванчики и мягкие шезлонги, живописно расставленные вокруг камина, были обиты бледно-желтой кожей; перед камином, на натертом до блеска, но не скользком полу лежал ковер тоньше шелка и старше Эзоповой тетушки. В углу - цветы, еще цветы - на низеньком столике, стены обиты пергаментом с неярким рисунком - тишина, покой, простор, уют, немножко ультрасовременного, немножко очень старинного. Словом, комната что надо.
Кэрол Прайд сморщила нос и фыркнула.
Дворецкий распахнул одну створку обитых кожей дверей, и в комнату вошла миссис Прендергаст. Вся в бледно-голубом, в шляпе и с сумочкой того же оттенка, готовая к выходу. Бледно-голубые перчатки легонько похлопывали по бледно-голубой ляжке. Улыбка, лукавые искры в глубине бездонных черных глаз, яркий румянец и приятное легкое опьянение, замеченное мною еще до того, как она заговорила.
Хозяйка протянула нам навстречу обе руки. Кэрол Прайд ухитрилась увернуться от рукопожатия, я же пожал ту, что была мне протянута.
- Это просто изумительно, что вы пришли, - воскликнула она. - Я так рада снова видеть вас обоих. До сих пор не могу забыть дивный вкус виски у вас в конторе. Это было ужасно, да?
Мы все уселись.
Я сказал:
- Наверное, мне не следовало отнимать у вас время, являясь к вам лично, миссис Прендергаст. Ведь все уладилось, и вы получили ваши бусы назад.
- Да. Этот странный человек... Трудно было поверить, что он мог оказаться одним из этих... Я ведь тоже была с ним знакома. Вы знали об этом?
- Сукесян? Я полагал, что вы могли быть с ним знакомы, - сказал я.
- О, да. И довольно близко. Но я ведь осталась должна вам кучу денег. И ваша бедная голова... Как вы теперь себя чувствуете?
Кэрол Прайд сидела рядом со мной.
Она пробормотала тихонько сквозь зубы, почти про себя, но не совсем:
- Опилки и креозот. Но все равно термиты не оставят ее в покое.
Я улыбнулся миссис Прендергаст, и она вернула мне такую лучезарно-ангельскую улыбку, что я мог видеть трепетание крылышек в воздухе.
- Вы не должны мне ни гроша, - сказал я. - Тут только есть еще одна такая вещь...
- Нет, это невозможно. Я обязана вознаградить вас. Но сперва давайте выпьем по капельке шотландского, вы не против?
Держа сумочку на коленях, она нажала что-то под своим креслом и произнесла:
- Скотч и соду. Верной.
И снова засияла лучезарной улыбкой:
- Остроумно, правда? Вы ни за что не найдете микрофона. Таких забавных штучек у нас полон дом. Мистер Прендергаст их очень любит. Вот эта говорит в буфетной у дворецкого.
Кэрол Прайд сказала:
- Я думаю, что та штучка, которая говорит прямо у шофера в кровати, еще остроумнее.
Миссис Прендергаст пропустила ее слова мимо ушей. Вошел дворецкий с подносом, смешал для нас напитки, обошел всех и вышел.
Касаясь губами краешка своего бокала, миссис Прендергаст проговорила:
- Как мило с вашей стороны, что вы ничего не сказали полиции о том, что я подозревала Линдли Пола в... - ну, в общем, вы понимаете. И о том, что вы из-за меня отправились в эту ужасную пивную. Кстати, как вы им это объяснили?
- Проще простого. Я сказал, что Пол сам мне про нее рассказывал. Ведь он был тогда вместе с вами, помните?
- Но он вам, конечно, ничего не говорил? - Мне показалось, что в глазах ее промелькнул лукавый огонек.
- По правде говоря, он мне вообще ничего не рассказывал. И во всяком случае, он, безусловно, не рассказывал мне, что шантажировал вас.
Я заметил, что Кэрол Прайд совсем перестала дышать.
Миссис Прендергаст по-прежнему глядела на меня поверх своего бокала. На долю секунды лицо ее приняло почти беспомощное выражение - "испуганной нимфы, застигнутой во время купанья". Потом она медленно поставила стакан на стол, открыла лежавшую на коленях сумочку и впилась зубами в извлеченный носовой платок. Некоторое время все молчали.
- Это, - заговорила она глухим, низким голосом, - чистая фантастика, вам не кажется?
Я холодно усмехнулся.
- Работа полиции, миссис Прендергаст, во многом похожа на работу газетчиков. По той или иной причине они очень часто не могут дать ход всем имеющимся у них материалам. Но это отнюдь не значит, что они ничего не понимают. Ревис далеко не дурак. На самом деле он не больше моего верит в то, что такая личность, как Сукесян, действительно руководила шайкой уголовников-профессионалов. Да он и пяти минут не мог бы поруководить человеком вроде Муза Магуна. Через минуту они бы уже топтали его лицо ногами - просто так, ради разминки. Однако ожерелье оказалось именно у Сукесяна. Этот факт требует объяснения. Я думаю, он его купил - у того же Муза Магуна. За те самые десять тысяч выкупа, которые дали вы, - плюс небольшое дополнительное вознаграждение, выплаченное, по всей вероятности, вперед, чтобы заставить Муза провернуть основную работу.
Веки миссис Прендергаст опустились, почти совсем закрыв глаза. Теперь она снова подняла их и улыбнулась. Улыбка получилась страшноватая. Кэрол Прайд сидела рядом со мной не шелохнувшись.
- Кто-то хотел, чтобы Линдли Пол был убит, - продолжал я. - Это совершенно очевидно. Вы можете нечаянно убить человека ударом дубинки, если не знаете, как с ней обращаться. Но вы не расколете ему череп и не размажете мозги по всему лицу. А если вы бьете его для того, чтобы он вел себя как следует, то и вовсе не станете бить его по голове. Потому что тогда он уже не будет чувствовать боли. А вам надо, чтобы он ее обязательно почувствовал, - конечно, в том случае, если вы желаете преподать ему урок и добиться от него чего-то, что вам нужно.
- Н-н-но, - хрипло проговорила блондинка, - при чем же здесь я?
Лицо ее застыло, словно маска. Глаза налились похожей на отравленный мед теплой горечью. Одна рука некоторое время машинально рылась в сумочке, пока, наконец, так и застыла внутри нее.
- Муз Магун всегда охотно брался за подобную работу, если ему хорошо платили, - нудно продолжал я долбить в одну и ту же точку. - Собственно, он готов был сделать какую угодно работу. Кроме того, Муз был армянином. Видимо, благодаря этому Сукесян и вышел на него. А Сукесян был как раз тот тип мужчины, который способен прилипнуть к шикарной юбке и исполнять все, чего она ни пожелает, вплоть до человекоубийства, в особенности если человек был его соперником, и тем более, если этот соперник принадлежал к тем, кто принимает гостей на полу на подушках и не прочь иногда заснять скрытой камерой своих веселых подруг, когда они, резвясь, слишком близко подходят к воротам Эдема. Это ведь не так уж трудно сообразить, миссис Прендергаст, вы согласны?
- Выпейте-ка лучше, - ледяным тоном оборвала меня Кэрол Прайд. - К чему вся эта болтовня? Вы напрасно утруждаете свои голосовые связки, пытаясь доказать этой крошке, что она потаскуха. Она это и так отлично знает. Вот только как, черт побери, можно было ее шантажировать? Чтобы шантажировать человека, надо, чтобы у него была репутация.
- Не лезьте не в свое дело! - огрызнулся я. - Чем ее у вас меньше, тем больше вы готовы заплатить, чтобы сохранить остатки.
Я заметил, как рука в сумочке внезапно дернулась.
- Не трудитесь вынимать пистолет, - сказал я. - Я сам знаю, что они вас не повесят. Я просто хотел, чтобы вы поняли, что вам не удалось никого провести. И я - и не только я - знаю, что эта ловушка в пивной, когда Сукесян от страха потерял голову, была подстроена специально, чтобы убрать меня с дороги, и что именно вы послали меня туда, чтобы я получил от них все, что мне причиталось. Впрочем, все это теперь уже быльем поросло.
Однако она все равно вытащила пистолет и, держа его на небесно-голубом колене, улыбалась мне.
Кэрол Прайд швырнула в нее бокалом. Она увернулась, и пистолет выстрелил. Пуля мягко и вежливо, высоко под потолком, ввинтилась в пергаментную стену, произведя не больше шума, чем ввинчивающийся в перчатку палец.
Дверь отворилась, и в комнату неторопливой походкой вошел худой мужчина невероятно высокого роста.
- Стреляй в меня, - сказал он. - Я всего лишь твой муж.
Блондинка взглянула на него. На какое-то мгновение я подумал, что она собирается поймать его на слове.
Но она ограничилась лишь тем, что одарила его еще более лучезарной улыбкой, спрятала пистолет назад в сумочку и потянулась за своим бокалом.
- Опять подслушивал? - лениво проговорила она. - В один прекрасный день ты можешь услышать что-нибудь такое, что тебе не понравится.
Высокий худой человек вынул из кармана чековую книжку в кожаном переплете и, приподняв одну бровь, обратился в мою сторону:
- Сколько вам надо, чтобы вы замолчали - раз и навсегда?
Я вытаращил на него глаза:
- Вы что, слышали все, что я тут говорил?
- Полагаю, да. В такую погоду помех почти никаких. Насколько я понимаю, вы обвиняли мою жену в причастности к чьей-то смерти, не так ли?
Я все так же сидел, вытаращив на него глаза.
- Так сколько же вы хотите? - тон его стал резким. - Торговаться с вами я не стану. Я привык к шантажистам.
- Пусть будет миллион, - сказал я. - Кроме того, она только что стреляла в нас. Это будет стоить еще четыре куска.
Блондинка разразилась безумным хохотом, который перешел в визг, а потом - в вой. Через минуту она уже каталась по полу, вопя и брыкаясь.
Долговязый быстро подошел к ней, наклонился и ударил ладонью по лицу. Не просто похлопал - звук этой пощечины можно было услышать, наверное, за милю отсюда. Когда он снова выпрямился, лицо его было темно-багровым. Блондинка, тихо всхлипывая, осталась лежать на полу.
- Я провожу вас к выходу, - сказал он. - Вы можете прийти ко мне в контору завтра.
- Зачем? - спросил я, берясь за шляпу. - Вы и у себя в конторе останетесь дураком.
Подхватив Кэрол Прайд под руку, я вывел ее из комнаты. Молча мы вышли из дома. Садовник-японец только что выдернул на лужайке несколько сорняков и, усмехаясь, разглядывал их длинные корешки.
Мы поехали в сторону предгорий. Красный свет светофора у старого здания отеля "Беверли-Хиллз" заставил меня, наконец, остановиться. Дальше я не поехал - так и сидел, положив руки на руль. Девушка рядом со мной тоже сидела не шевелясь и не произнося ни слова. Просто смотрела прямо перед собой.
- Мне не удалось испытать большого теплого чувства, - сказал я. - Мне не удалось их нокаутировать. У меня ничего не вышло.
- Вряд ли это был хладнокровный расчет, - прошептала она. - Скорее всего, она просто с ума сходила от ярости и обиды, и кто-то подсунул ей эту идею. Такие женщины берут себе мужчин и, когда те им наскучат, быстро их бросают, а те бесятся и все на свете готовы отдать, лишь бы заполучить своих возлюбленных обратно. Тут, возможно, было просто два соперника - Пол и Сукесян. А мистер Магун сработал жестче, чем было задумано.
- Она послала меня в ту пивную, - сказал я. - Для меня этого достаточно. А у Пола были свои соображения насчет Сукесяна. Я знал, что она промахнется. Я имею в виду, с этим пистолетом.
Я обнял ее. Она вся дрожала.
Позади нас остановилась машина. Водитель нажал клаксон и прижал его ногой. Я послушал немного, потом выпустил Кэрол Прайд и, выйдя из своего "крайслера", зашагал назад. За рулем седана сидел рослый широкоплечий детина.
- Это перекресток, - сердито сказал он. - Проезжая часть. Аллея Влюбленных дальше в ту сторону. Проезжайте, пока я не столкнул вас в кювет.
- Нажмите, пожалуйста, на клаксон еще разок, - вежливо попросил я. Только один разочек. И не откажите в любезности сообщить мне, под каким глазом вам предпочтительно иметь фонарь.
Он вытащил из жилетного кармана значок капитана полиции. Потом поглядел на меня и ухмыльнулся. Я тоже ухмыльнулся. Это был не мой день.
Вернувшись к себе в машину, я развернулся и поехал в сторону Санта-Моники.
- Давай поедем домой и выпьем еще немножко виски, - сказал я. - Твоего виски.