– Проснись, мой друг, уже померкли краски дня. Хенри поднял голову:
   – Что за чушь?.. А, это ты, Уолтер, привет. Как самочувствие?
   – Великолепно! Ты отдохнул?
   – Конечно.
   Он спустил босые ступни на ковер и пятерней поправил свою светлую шевелюру.
   – Мы прекрасно проводили время, пока ты не отрубился, – заметил он.Тогда и я прилег вздремнуть. Один не пью. С тобой все в порядке?
   – Да, Хенри. Я в отличной форме. Это кстати, потому что нам предстоит работа.
   Он добрался до бутылки и приник к ней ненадолго.
   – Когда человек болен, ему необходимо лекарство, – изрек он затем и огляделся.
   – Черт, мы так быстро с тобой накачались, что я даже не разглядел хорошенько, куда меня занесло. У тебя здесь недурно... Ничего себе – все белое: и телефон, и пишущая машинка. Что с тобой, приятель? Ты недавно принял первое причастие?
   – Нет, просто дурацкая фантазия, – ответил я, сделав неопределенный жест рукой в воздухе.
   Хенри подошел к столу, внимательно разглядел телефон, машинку и письменный прибор, каждая вещица в котором была помечена моими инициалами.
   – Потрясающе сделано, – сказал Хенри, повернувшись ко мне.
   – Да, неплохо, – скромно согласился с ним я.
   – Так, ну и что теперь? Есть какие-нибудь идеи или сначала немного выпьем?
   – Ты не ошибся, Хенри. Идея у меня есть, и с таким помощником, как ты, мне будет легко претворить ее в жизнь. Понимаешь, когда похищают столь дорогую вещь, как нитка жемчуга, об этом знает весь преступный мир.
   Ворованный жемчуг очень трудно продать, потому что он не поддается, как другие драгоценности, огранке, и специалист всегда сможет опознать его.
   Уголовники этого города уже должны были прийти в великое возбуждение. Нам не составит труда найти кого-то, кто передаст в заинтересованные круги, что мы готовы заплатить определенное вознаграждение, если ожерелье вернут.
   – Для пьяного ты вполне связно излагаешь свои мысли, – сказал Хенри, снова взявшись за бутылку. – Но только ты забыл, по-моему, что жемчуг-то – липовый.
   – По причинам чисто сентиментального характера я все равно готов заплатить за него.
   Хенри отхлебнул немного виски и сказал:
   – Все это понятно. Но с чего ты взял, что преступный мир, о котором ты здесь толкуешь, будет возиться со стекляшками?
   – Мне всегда казалось, Хенри, что у преступников тоже должно быть чувство юмора. А ведь в этой ситуации кто-то может стать настоящим посмешищем.
   – Да, что-то в этом есть. Можно себе представить, как обалдеет этот дурачок, когда узнает, что рисковал зря...
   – В этом деле есть еще один аспект. Правда, если вор глуп, то это не имеет большого значения. Если же у него котелок хоть немного варит, все осложняется. Видишь ли, Хенри, миссис Пенраддок – очень гордая женщина. И живет она в весьма и весьма респектабельном районе. Если станет известно, что она носила ожерелье из фальшивых жемчужин, а тем более, если в прессу просочится хоть намек, что это то самое ожерелье, которое муж подарил ей к дню золотой свадьбы... Ну, ты сам все понимаешь, Хенри.
   – Не думаю я, чтобы у этих воришек было в башке много извилин, – сказал Хенри, потирая в задумчивости подбородок. Потом он поднес ко рту большой палец руки и принялся ожесточенно грызть ноготь.
   – Так, значит, шантаж... Что ж, все может быть. Правда, преступники редко меняют специализацию, но все равно – этот тип может пустить сплетню, а ею уже воспользуется кто-то другой. Между прочим, сколько ты готов выложить?
   – Ста долларов, я считаю, было бы вполне достаточно, но, если возникнет торг, я готов повысить ставку до двухсот – именно такова стоимость копии ожерелья.
   Хенри покачал головой и снова отхлебнул виски.
   – Нет, – сказал он, – Нужно быть полным идиотом, чтобы подставляться за такие деньги. Ему проще будет загнать стекляшки.
   – Но попытаться-то мы можем?
   – Да, но как? К тому же у нас кончается горючее. Может, я слетаю?
   В этот момент что-то шлепнулось у моей входной двери. Я открыл ее и подобрал с пола вечерний выпуск газеты. Вернувшись в комнату, я ткнул в нее пальцем и сказал:
   – Вот. Готов держать пари на добрую кварту «Старой плантации», что ответ мы найдем здесь.
   Я раскрыл газету на третьей полосе не без некоторого сомнения. Заметку я уже видел в более раннем выпуске, когда ждал в приемной агентства по найму, но не было уверенности, что ее дадут повторно в вечернем издании.
   Однако мои ожидания оправдались. Заметку я нашел в той же колонке, что и раньше. Она была озаглавлена так:
   ЛУ ГАНДЕСИ ДОПРОШЕН В СВЯЗИ С ПОХИЩЕНИЕМ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ.
* * *
   – Слушай, – сказал я Хенри и прочитал ему следующее:
   "По звонку анонимного информатора вчера вечером в полицейский участок был доставлен и подвергнут интенсивному допросу Луис (Лу) Гандеси, владелец известной таверны на Спринг-стрит. Допрос касался серии дерзких ограблений, совершенных в последнее время в фешенебельных кварталах западной части нашего города. По предварительным оценкам добыча грабителей составила более 200 тысяч долларов в различного рода ювелирных украшениях. Гандеси был отпущен поздно ночью и отказался сообщить какие-либо детали репортерам.
   Капитан полиции Уильям Норгаард заявил, что он не обнаружил доказательств связи Гандеси с грабителями. По его словам, звонок в полицию был скорее всего актом личной мести".
   Я сложил газету и швырнул ее на кровать.
   – Твоя взяла, – сказал Хенри и передал мне бутылку. Сделав несколько больших глотков, я вернул ее.
   – И что теперь, – спросил Хенри. – Пойдем брать за бока этого Гандеси?
   – Он может быть очень опасен. Как ты думаешь, нам он по зубам?
   Хенри презрительно усмехнулся.
   – Не справиться с дешевым пижоном со Спринг-стрит? Жирным ублюдком с фальшивым рубином на мизинце? Да ты мне его только дай. Я его тебе наизнанку выверну. А вот выпивка у нас кончается. Здесь осталось не больше пинты,сказал он, разглядывая бутылку на свет.
   – Пока хватит, – возразил я.
   – Почему? Разве мы с тобой пьяные?
   – Конечно нет. Но ведь у нас впереди трудный вечерок, помни об этом.
   Сейчас пришло время побриться и переодеться. Думаю, нам нужно надеть смокинги. У меня найдется лишний для тебя. Мы ведь почти одного роста.
   Вообще забавно, что два таких здоровяка объединились, правда? А смокинги потому, что дорогая одежда производит на простолюдинов впечатление.
   – Хорошо придумано, – одобрил Хенри. – Они подумают, что мы с тобой бандиты, работающие на какую-то крупную фирму. А Гандеси может вообще с перепугу в штаны наделать.
   На том и порешили. Пока Хенри принимал душ и брился, я позвонил Эллен Макинтош.
   – О, Уолтер, я так рада, что ты позвонил! – воскликнула она. – Ты уже что-нибудь обнаружил?
   – Пока нет, дорогая, – ответил я. – Но у меня есть идея, и мы с Хенри буквально вот сейчас примемся за ее осуществление.
   – Хенри? Какой еще Хенри?
   – Хенри Эйхельбергер, конечно же. Как быстро ты его забыла. Мы с ним теперь неразлучные друзья, и...
   – Уолтер, ты опять пьешь? – резко перебила она.
   – Нет, конечно. Хенри нельзя пить. Она фыркнула.
   – А разве не Хенри украл ожерелье? – спросила она после затяжной паузы.
   – Конечно же нет, дорогая. Он ушел, потому что влюбился в тебя.
   – Кто, этот скот? Я уверена, Уолтер, что ты пил. Так вот, я с тобой больше не желаю разговаривать. Прощай, – и она с такой силой швырнула трубку, что этот звук звоном отдался в моем ухе.
   Я опустился в кресло с бутылкой виски в руках и стал гадать, что я мог такого обидного ей сказать. Поскольку соображать мне было уже трудно, я утешался бутылкой, пока Хенри не вышел из ванной. В моем смокинге с галстуком-бабочкой на шее он выглядел весьма представительно, Когда мы вышли на улицу, было уже темно, но я был полон надежды и уверенности, хотя и расстроен немного тем, как говорила со мной по телефону Эллен Макинтош.

Глава 4

   Найти заведение мистера Гандеси оказалось делом нетрудным. Первый же таксист указал нам его. Называлось оно «Голубая лагуна» и было залито внутри неприятным для глаза голубым светом. Прежде чем отправиться туда, мы основательно поужинали в итальянском ресторанчике.
   Хенри был почти красив в одном из лучших моих костюмов с белым шарфом, переброшенным через шею, и в мягкой черной фетровой шляпе. В каждый из боковых карманов легкого летнего плаща он сунул по бутылке виски.
   Бар «Голубой лагуны» был заполнен, но мы прошли прямо в ресторанный зал. У человека в засаленном фраке мы спросили, как найти Гандеси, и он указал нам на толстоватого мужчину, одиноко сидевшего за маленьким столиком в самом дальнем углу зала. Мы подошли к нему. Перед ним стоял бокал красного вина. Машинально он крутил на пальце кольцо с большим зеленым камнем. Нас он не удостоил даже взглядом. Других стульев у стола не было, поэтому Хенри наклонился и уперся в стол обеими лапищами.
   – Гандеси – это ты? – спросил он. Но тот даже сейчас не поднял на нас взгляда. Сдвинув брови, он ответил равнодушно:
   – Да, ну и что с того?
   – Нам надо бы переговорить с тобой с глазу на глаз, – сказал Хенри.Здесь есть местечко, где нам никто не помешает?
   Теперь Гандеси поднял голову. В его черных миндалевидных глазах застыла неизбывная скука.
   – О чем будет разговор? – поинтересовался он.
   – О некоем жемчуге, – сказал Хенри. – Точнее, о сорока девяти жемчужинах.
   – Продаете или покупаете? – спросил Гандеси, и было видно, что скука его начинает постепенно рассеиваться.
   – Покупаем, – ответил Хенри.
   Гандеси едва заметно прищелкнул пальцами, и рядом с ним тут же вырос необъятных размеров официант.
   – Этот человек пьян, – сказал ему Гандеси, тыча в Хенри пальцем,вышвырни-ка отсюда обоих.
   Официант ухватил Хенри за плечо, но тот, не моргнув глазом, быстрым движением схватил за руку нападавшего и резко вывернул ее. Через несколько секунд лицо официанта приобрело тот оттенок, который я затруднюсь описать иначе, как нездоровый. Он сдавленно застонал. Хенри отпустил его и сказал, обращаясь ко мне:
   – Кинь-ка ему сотенную на стол.
   Я достал бумажник и вынул из него стодолларовую банкноту.
   При виде этой бумажки Гандеси сразу же жестом приказал официанту удалиться, что тот и проделал, поглаживая на ходу прижатую к груди руку.
   – За что деньги? – спросил Гандеси.
   – Всего лишь за пять минут твоего времени.
   – Смешные вы, ребята... Ну ладно, будем считать, что я клюнул, – он взял купюру, аккуратно сложил пополам и сунул в жилетный карман. Затем он тяжело поднялся и, не глядя на нас, пошел к двери.
   Мы с Хенри последовали за ним через скудно освещенный коридор, в конце которого была еще одна дверь. Он распахнул ее перед нами, и я вошел первым.
   Когда же мимо Гандеси проходил Хенри, у толстяка в руках появилась вдруг тяжелая, обтянутая кожей дубинка, и он со всей силы опустил ее на голову моему другу. Хенри повалился вперед, опустившись на четыре точки. С проворством, которого трудно было ожидать при его комплекции, Гандеси захлопнул дверь и встал, привалившись к ней спиной. При этом так же внезапно в его левой руке оказался револьвер с коротким стволом.
   – Смешные вы, ребята, – повторил Гандеси, усмехнувшись.
   Что произошло сразу после этого, я как следует не успел даже разглядеть. В первый момент Хенри все еще был на полу спиной к Гандеси, а в следующий – что-то мелькнуло в воздухе, как плавник резвящейся акулы, и толстяк крякнул. Затем я увидел, что белобрысая голова Хенри уперлась в пухлый живот Гандеси, а руки крепко стиснули его волосатые запястья. Затем Хенри выпрямился во весь рост, и Гандеси, пробалансировав беспомощно у него на макушке, с грохотом рухнул на пол. Он лежал, судорожно хватая ртом воздух. Хенри, не теряя времени даром, запер дверь на ключ, переложил револьвер и дубинку в одну руку, а другой озабоченно охлопал себя по карманам, проверяя, не пострадало ли в схватке драгоценное виски. Все это произошло так стремительно, что я вынужден был сам опереться о стену, потому что у меня голова пошла кругом от этого мельтешения.
   – Вот гнус! – сказал Хенри, свирепо вращая глазами. – Я сейчас этого придурка просто выпорю, – добавил он, театральным жестом хватаясь за ремень.
   Гандеси перекатился по полу и с трудом поднялся на ноги. Его слегка шатало. Одежда покрылась пылью.
   – Смотри, он ударил меня этой дубиной, – сказал Хенри и протянул дубинку мне. – Попробуй, какая тяжелая.
   – Так что вам, парни, от меня нужно? – спросил Гандеси, причем от его итальянского акцента не осталось и следа.
   – Тебе уже сказали, что нам нужно, кретин!
   – Я только не припомню, где и на какой почве мы с вами, ребята, встречались? – Гандеси опустился в кресло, стоявшее около ободранного письменного стола. Тыльной стороной ладони он утер пот с лица и ощупал себя – все ли кости целы.
   – Ты нас не понял, приятель. У одной леди, которая живет в районе Каронделет-парка, пропал жемчуг. Если точнее, ожерелье из сорока девяти розовых жемчужин. Он застрахован в нашей фирме... Между прочим, сотню-то верни.
   Он шагнул к Гандеси. Тот поспешно достал сложенную банкноту и протянул ему. Хенри передал деньги мне, а я снова уложил их в свой бумажник.
   – Мне ничего об этом не известно, – сказал Гандеси, с опаской поглядывая по очереди на каждого из нас.
   – Слушай, ты ударил меня дубиной...
   – Я не якшаюсь с грабителями! – поспешно перебил его Гандеси. – И скупщиков краденого не знаю. Вы меня не за того приняли.
   – Ты мог что-нибудь слышать, – настаивал Хенри, поигрывая дубинкой прямо у него под носом. Шляпа все еще как влитая сидела у него на макушке, хотя и потеряла первоначальную форму.
   – Хенри, – сказал я, – сегодня вся работа достается тебе. Как ты думаешь, это справедливо?
   – Давай, включайся, – милостиво согласился Хенри, – хотя с этой тушей я и один справлюсь.
   К этому моменту Гандеси пришел, наконец, в себя окончательно. Взгляд его снова обрел утраченную было твердость.
   – Так вы, ребята, из страховой компании будете? – спросил он с сомнением.
   – В самую точку.
   – Мелакрино знаете?
   – Ты, паскуда, перестань морочить нам головы, – не выдержал Хенри, но я остановил его:
   – Постой-ка, Хенри, может, он дело говорит. Что такое Мелакрино?
   Человек?
   Глаза Гандеси округлились от удивления.
   – Ну ты даешь! Конечно, человек. Так, стало быть, вы его не знаете?
   Он бросил на меня еще более подозрительный взгляд.
   – Позвони ему, – сказал Хенри, указывая на аппарат, стоявший на столе.
   – Нет, звонить – это плохо, – возразил Гандеси, поразмыслив.
   – А получить дубинкой по голове хорошо? – спросил Хенри с присущей ему тонкой иронией.
   Гандеси тяжело вздохнул, повернулся в кресле всем телом и притянул к себе телефон. Грязным ногтем он набрал номер. Через минуту ему ответили.
   – Джо?.. Это Лу. Тут два парня из страхового агентства интересуются ограблением на Карондолет-парк... Да... Нет, жемчуг... Так ты ничего не слышал об этом, старина?.. Ладно, тогда пока.
   Гандеси положил трубку и снова повернулся к нам.
   – Дохлый номер... А если не секрет, на какую компанию вы работаете?
   – Дай ему свою визитку, – посоветовал Хенри.
   Я снова достал бумажник и извлек из него одну из моих визитных карточек. Ничего, кроме моего имени, на ней не было. Я достал ручку и приписал внизу адрес и номер телефона.
   Гандеси изучил карточку, поглаживая небритый подбородок. Его лицо вдруг просветлело.
   – Лучше всего вам будет обратиться к Джеку Лоулеру, – сказал он.
   Хенри пристально посмотрел на нега Гандеси выдержал этот взгляд совершенно спокойно. Его глаза сияли теперь чистотой и невинностью.
   – Кто это такой? – спросил Хенри.
   – Хозяин клуба «Пингвин» на бульваре Сансет. Если вам вообще кто-нибудь сможет помочь, так это он.
   – Спасибо, – вежливо сказал Хенри и посмотрел на меня:
   – Ты ему веришь?
   – По-моему, – ответил я, – этот тип соврет – недорого возьмет.
   – Ну ты, дятел! – попытался вспылить Гандеси, но у него ничего не вышло.
   – Заткнись, – оборвал его Хенри. – Такие слова сегодня здесь могу произносить только я, договорились? Вот и умница. А теперь расскажи, что это за Джек Лоулер.
   – Джек – это фигура. Ему известно все, что касается высшего общества.
   Но добиться встречи с ним нелегко.
   – А вот это уже не твоя забота. Спасибо за совет, Гандеси.
   С этими словами Хенри зашвырнул дубинку в дальний захламленный угол комнаты и открыл барабан револьвера. Достав патроны, он наклонился и пустил револьвер скользить по полу, пока тот не оказался где-то под столом. Поиграв небрежно патронами в руке, Хенри разжал ладонь и дал им высылаться на пол.
   – Бывай, Гандеси, – сказал Хенри. – И постарайся впредь не слишком задирать свой нос, чтобы тебе и его не пришлось когда-нибудь искать под столом.
   Он открыл дверь, и мы поспешно покинули «Голубую лагуну». Впрочем, никто и не пытался встать у нас на пути.

Глава 5

   Моя машина была припаркована неподалеку. Когда мы забрались в нее, Хенри положил руки на руль и посмотрел задумчиво сквозь ветровое стекло.
   – Ну и что ты об этом думаешь, Уолтер? – спросил он после продолжительной паузы.
   – Если хочешь знать мое мнение, Хенри, то я думаю, что мистер Гандеси наговорил нам чепухи, только бы от нас избавиться. Более того, я сильно сомневаюсь, чтобы он действительно принял нас за страховых агентов.
   – Верно, – поддержал меня Хенри. – И вот еще что: как я догадываюсь, ни Мелакрино, ни Джека Лоулера в природе не существует. Этот подонок набрал первый попавшийся номер и разыграл перед нами дурацкий спектакль. Хочешь, я вернусь туда и оторву ему его поганую башку?
   – Нет, Хенри. У нас с тобой была превосходная идея, и мы сделали все, чтобы как можно лучше реализовать ее. Я предлагаю теперь вернуться ко мне и обдумать, что делать дальше.
   – И напиться, – добавил Хенри, трогая машину с места.
   – Что ж, Хенри, я не вижу, почему бы нам не позволить себе немного выпить.
   – Да уж. А то я вернусь туда и разнесу эту забегаловку к чертовой матери.
   Он остановился у перекрестка, хотя горел зеленый свет, и поднес бутылку к губам. Но не успел он сделать и пары глотков, как сзади заскрежетали тормоза, и какая-то машина ткнула нас в задний бампер. Столкновение не было сильным, но толчка оказалось достаточно, чтобы Хенри пролил немного виски себе на брюки.
   – Дьявол! Что за треклятый город! – заорал он. – Честный гражданин глотка не может сделать, чтобы его не толкнули под руку.
   Поскольку наша машина все еще не тронулась с места, сзади принялись настойчиво сигналить. Хенри резким толчком распахнул дверь, выбрался наружу и пошел к остановившейся сзади машине. Мне были слышны очень громкие голоса, и самый громкий принадлежал моему приятелю. Вскоре он вернулся, сел за руль, и мы наконец поехали.
   – Убить идиота мало. Сам не знаю, почему пощадил его, – заметил он.
   Остальную часть пути до Голливуда он проделал очень быстро. Мы поднялись ко мне в квартиру и уселись в кресла с большими стаканами в руках.
   – Выпивки у нас с тобой литра полтора, – заметил Хенри, разглядывая оценивающе две бутылки виски, которые он поместил на столе рядом с теми, что мы успели опорожнить раньше, – Я думаю, этого достаточно, чтобы в наши головы пришла подходящая идейка?
   – Если этого окажется недостаточно, Хенри, чтобы в твою светлую голову начали приходить мудрые мысли, мы будем вынуждены совершить набег на ближайщий магазин, чтобы пополнить запасы, – сказал я и залпом осушил свой стакан.
   – А ты парень что надо, – заметил Хенри, благодушно улыбаясь. – Только говоришь очень странно.
   – Что ж, это и неудивительно. Мне уже трудно изменить свою манеру речи.
   Мои родители, видишь ли, были строгими пуристами в лучших традициях Новой Англии, и потому искусство сквернословия никогда мне легко не давалось. Даже когда я был студентом колледжа.
   По лицу Хенри было видно, что он мучительно пытается переварить мою фразу, но это ему никак не удается.
   Мы поговорили о Гандеси, его сомнительном совете и стоит ли ему следовать, и так пролетело примерно полчаса. Потом совершенно внезапно зазвонил белый телефон на моем письменном столе. Я вскочил и поспешно снял трубку, полагая, что это Эллен Макинтош, у которой прошел припадок дурного расположения духа. Однако голос был мужской, мне совершенно не знакомый и неприятный – скрипучий какой-то:
   – Это Уолтер Гейдж?
   – Да, вы говорите с мистером Гейджем.
   – Отлично, мистер Гейдж, насколько я понимаю, ты наводишь справки о неких драгоценностях?
   Я крепко сжал трубку и, повернувшись, сделал Хенри страшную гримасу.
   Тот, однако, ничего не заметил, преспокойно наливая себе очередную порцию «Старой плантации».
   – Да, это так, – сказал я в трубку, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, хотя волнение охватило все мое существо. – Надеюсь, под словом драгоценности вы имеете в виду жемчуг?
   – Вот именно. Сорок девять жемчужин, и все как одна. Моя цена – пять штук. Я задохнулся от возмущения:
   – Но это же полный абсурд! Пять тысяч долларов за эти...
   Голос грубо оборвал меня:
   – Пять штук, и ни цента меньше. Если ты плохо соображаешь, что такое пять штук, сосчитай их на пальцах. А теперь привет. Обдумай мое предложение.
   Позже я позвоню тебе.
   В трубке раздались гудки, и я положил ее нетвердой рукой. Меня слегка трясло. Я добрел до своего кресла, опустился в него и вытер лоб носовым платком.
   – Наша затея сработала, Хенри, но очень странным образом, – сказал я.
   Хенри поставил пустой стакан на пол. Я впервые видел, чтобы он отставил стакан, не наполнив его сразу же снова. Он уставился на меня немигающим взором зеленых глаз.
   – Не понял, что сработало, малыш? – спросил он и облизал губы кончиком языка.
   – То, что мы проделали у Гандеси. Мне только что позвонил какой-то тип и спросил, не я ли разыскиваю жемчуг.
   – Ух ты, – только и вымолвил Хенри и присвистнул, округлив губы.Значит, этот вонючий итальяшка все-таки что-то знал...
   – Да, во просят за жемчуг ни много ни мало – пять тысяч. Вот это уже за пределами моего разумения.
   – Что, что? – казалось, что у Хенри глаза из орбит повыскакивают, – пять штук за эти дурацкие побрякушки? У парня явно не все дома. Ты ведь сказал, что им две сотни – красная цена. Нет, это рехнуться можно! Пять штук? Да за эти деньги слона можно покрыть липовым жемчугом.
   Видно было, что Хенри искренне потрясен. Он наполнил стаканы, мы их подняли и посмотрели друг на друга.
   – И что ты теперь будешь делать? – спросил Хенри после длительной паузы.
   – А что мне остается? – ответил я вопросом на вопрос. – Эллен Макинтош просила меня хранить дело в тайне. Тем более, что миссис Пенраддок не давала ей разрешения доверить секрет жемчуга мне. Эллен сейчас злится на меня и не хочет со мной разговаривать, потому что, по ее мнению, я пью слишком много виски, хотя мой ум при этом остается острым и ясным, не так ли, Хенри?
   Конечно, дело приняло странный оборот, но, несмотря ни на что, мне кажется, первым делом нужно проконсультироваться с близким другом семьи миссис Пенраддок. Лучше, если это будет человек, искушенный в делах и знающий толк в драгоценностях. Такой человек у меня на примете есть, Хенри, и завтра я с ним свяжусь.
   – Бог ты мой, – сказал Хенри, – неужели трудно было сказать все это в двух словах? Что это за тип, с которым ты хочешь связаться?
   – Его зовут Лэнсинг Гэллемор. Он – президент ювелирной компании и старинный приятель миссис Пенраддок. Он-то и заказал для нее копию ожерелья.
   По крайней мере, так мне говорила Эллен.
   – Но ведь он сразу же позовет «фараонов», – заметил Хенри.
   – Не думаю. Он вряд ли предпримет что-либо, что может поставить миссис Пенраддок в неловкое положение. Хенри пожал плечами.
   – Липа и есть липа, – сказал он глубокомысленно. – С этим ничего не сможет поделать даже президент ювелирной фирмы.
   – И тем не менее – должна же быть какая-то причина требовать столь крупную сумму. Шантаж – это единственное, что мне приходит сейчас в голову, а в таком случае, честно говоря, я чувствую, что одному мне не справиться. Я слишком мало знаком с историей семьи миссис Пенраддок.
   – О'кей, – сказал Хенри и тяжело вздохнул, – если ты так считаешь, то действуй. А я тогда отправлюсь пока восвояси и постараюсь хорошенько проспаться, чтобы быть в форме на случай, если у тебя возникнет нужда в паре крепких рук.
   – А может, проведешь ночь здесь, у меня?
   – Спасибо, старик, но мне вполне подойдет и койка в отеле. Я только прихвачу с собой бутылочку вот этого снотворного. Вдруг меня замучает бессонница? К тому же утром мне могут позвонить из агентства, и нужно будет туда наведаться. Да и переодеться во что-нибудь не помешает. В этом наряде я в тех краях всех переполошу.
   С этими словами он скрылся в ванной и вскоре вышел оттуда в собственном синем костюме. Я пытался заставить его воспользоваться моей машиной, но он возразил, что в его квартале это небезопасно. Он согласился, однако, сохранить пока на себе легкий плащ и, запихивая в свой карман непочатую бутылку виски, сердечно пожал мне руку.