Страница:
Рэймонд Чандлер
Суета с жемчугом
Глава 1
Истинная правда – в то утро мне действительно совершенно нечего было делать, кроме как сидеть и пялиться на девственно чистый лист бумаги с вялым намерением написать письмо. Впрочем, также верно и то, что у меня не очень-то много дел в любое утро. И все же это еще не причина, чтобы я должен был сломя голову бросаться на поиски жемчужного ожерелья старой миссис Пенраддок. Я ведь, в конце концов, не полицейский.
Я бы и пальцем не шевельнул для кого-то другого. Но мне позвонила Эллен Макинтош, а это совершенно меняло ситуацию.
– Как поживаешь, дорогой? Ты занят? – спросила она по телефону.
– И да и нет, – ответил я. – Вернее все же будет сказать, что нет. А поживаю я отлично. Что у тебя на этот раз?
– Что-то не похоже, чтобы ты был очень рад моему звонку, Уолтер... Ну, да ладно, тебе все равно просто необходимо найти какое-нибудь занятие. Вся твоя беда в том, что у тебя слишком много денег. Так вот, кто-то похитил жемчуга миссис Пенраддок, и я хочу попросить тебя их найти.
– Ты, должно быть, думаешь, что звонишь в полицейский участок, – сказал я холодно. – В таком случае это ошибка. Ты попала в квартиру Уолтера Гейджа, и у телефона он сам.
– Тогда пусть хозяин квартиры зарубит себе на носу, что, если он не прибудет сюда через полчаса, завтра по почте он получит небольшую заказную бандероль, в которой будет колечко с бриллиантом, подаренное им некой мисс Макинтош по случаю помолвки.
– Ах, так? Ну и пожалуйста... – начал я, но она уже повесила трубку, и мне ничего не оставалось, как взять шляпу и спуститься вниз к своему «паккарду». Все это происходило отменным апрельским утром – сообщаю для тех, кому интересно знать такие подробности. Миссис Пенраддок жила на неширокой тихой улочке в районе парка Кэрондолет. Ее великолепный дом не претерпел, вероятно, никаких изменений за последние пятьдесят лет, но это нисколько не примиряло меня с мыслью, что Эллен Макинтош может прожить в нем еще пятьдесят, пока старая миссис Пенраддок не отправится к праотцам, где ей уже не нужна будет нянька. Мистер Пенраддок скончался несколько лет назад, оставив вместо завещания полнейшую неразбериху в делах да длинный список дальних родственников, о которых нужно было заботиться.
У дверей я позвонил, и по прошествии определенного времени мне открыла пожилая женщина в передничке горничной и с тугим узлом седых волос на макушке. Меня она оглядела так, словно никогда прежде не видела и не слишком довольна первым впечатлением.
– Передайте мисс Эллен Макинтош, – сказал я, – что к ней мистер Уолтер Гейдж.
Она фыркнула, не говоря ни слова повернулась, и я последовал за нею в затхлый полумрак гостиной, набитой ветхой мебелью, от которой разило египетскими катакомбами. Еще раз фыркнув, горничная исчезла, но буквально через минуту дверь снова отворилась, и вошла Эллен Макинтош. Не знаю, может быть, вам не нравятся стройные девушки с медвяного оттенка волосами и кожей нежной, как те ранние персики, которые зеленщик выбирает из ящика для личного потребления. Если не нравятся, мне вас жаль.
– Ты все-таки пришел, дорогой! – воскликнула она. – Это так мило с твоей стороны, Уолтер! Давай присядем, я все тебе расскажу.
Мы уселись.
– Жемчужное ожерелье миссис Пенраддок украдено, представляешь, Уолтер?!
– Ты сообщила мне об этом по телефону. Не могу сказать, чтобы от этого известия у меня поднялась температура.
– Прости меня, но скажу тебе как медик: все дело в том, что она у тебя попросту все время пониженная... – усмехнулась она. – Речь идет о нитке из сорока девяти одинаковых розоватых жемчужин. Миссис Пенраддок получила их в подарок от мужа в день их золотой свадьбы. В последнее время ожерелье она почти не надевала, разве что на Рождество или когда к ней приходила парочка старых подруг, и она достаточно хорошо себя чувствовала, чтобы к ним выйти.
Каждый год в день Благодарения она давала обед для всех иждивенцев, которых оставил на ее попечение мистер Пенраддок, и бывших сотрудников его фирмы и она всегда надевает ожерелье по этому случаю.
– Ты несколько путаешь времена глаголов, – заметил я, – но в остальном все в порядке. Идею я уловил. Продолжай.
– Так вот, Уолтер, – сказала Эллен, бросив на меня взгляд, который некоторые называют «острым», – жемчуг исчез. Да, я знаю, что говорю тебе об этом уже в третий раз, но пропали они действительно при самых загадочных обстоятельствах. Ожерелье было упаковано в кожаный футляр и хранилось в стареньком сейфе, который и заперт-то был не всегда. Достаточно сильному мужчине не составило бы, я думаю, труда открыть его, даже если он и был на замке. Я поднялась туда сегодня за писчей бумагой и решила просто так, без особой причины взглянуть на жемчуг...
– Надеюсь, твоя привязанность к миссис Пенраддок не объясняется тем, что ты рассчитываешь получить ожерелье по наследству от нее, – заметил я.Учти, что жемчуг идет в основном старухам и полным блондинкам...
– О, не надо чепухи, прошу тебя, дорогой! – перебила меня Эллен. – У меня и в мыслях ничего такого не было, и прежде всего потому, что жемчуг фальшивый.
Я уставился на нее и изумленно присвистнул.
– Ну, знаешь, ходили слухи, что старина Пенраддок был мастак отмачивать номера, но всучить фальшивку собственной жене, да еще на золотую свадьбу...
Я потрясен.
– Ну не будь же идиотом, Уолтер! Тогда жемчуг был, разумеется, подлинным. Однако дело в том, что миссис Пенраддок продала ожерелье, а взамен заказала искусственную копию. Один из ее добрых друзей, мистер Лэнсинг Гэллемор, владелец ювелирной фирмы, выполнил этот заказ в полнейшей тайне, потому что она, конечно же, не хочет, чтобы дело получило огласку.
Именно поэтому мы не обратились в полицию. Ты ведь найдешь ожерелье, правда, Уолтер?
– Каким образом, хотел бы я знать? И вообще, зачем она его продала?
– Затем, что мистер Пенраддок умер внезапно, совершенно не позаботившись о всех тех людях, которые от него зависели. А потом началась депрессия, и деньги стали просто утекать сквозь пальцы. Хватало только на содержание дома и плату слугам. Все они прослужили у миссис Пенраддок долгие годы, и она была скорее сама согласна голодать, чем выгнать их на улицу в такое трудное время.
– Это другое дело, – сказал я. – Готов снять перед милой старушкой свою шляпу. Но как же, черт возьми, смогу я найти ожерелье? И к чему это, еели жемчуг все равно был поддельный?
– Пойми, жемчуг... то есть я хотела сказать, его имитация, стоит двести долларов. Копию ожерелья специально изготовили в Богемии. Сейчас по понятным причинам миссис Пенраддок уже не сможет получить другую копию. Она просто в ужасе. Вдруг кто-нибудь догадается, что это фальшивка? И, между прочим, дорогой мой, я знаю, кто украл ожерелье.
– Ну? – сказал я, хотя не часто пользуюсь этим междометием считая, что оно не очень подходит для лексикона настоящего джентльмена.
– Последние несколько месяцев у нас был шофер – грубая скотина по имени Хенри Эйхельбергер. Позавчера он внезапно ушел от нас без всякой видимой причины. От миссис Пенраддок так еще никто не уходил. Ее предыдущий шофер был уже очень стар и просто умер. А Хенри Эйхельбергер ушел, даже не предупредив нас. Уверена, это он стащил жемчуг. Представь, Уолтер, этот скот однажды пытался поцеловать меня!
– Ах, вот как! – вскричал я уже совершенно другим тоном. – Этот подонок приставал к тебе? Ты имеешь хотя бы приблизительное представление, где мне его искать? Сомнительно, чтобы он торчал где-нибудь поблизости, поджидая, пока я набью ему морду.
Эллен потупила взгляд, полузакрыв свои очаровательные длинные ресницы.
Когда она это делает, я просто таю.
– Как выяснилось, он и не думает прятаться, – сказала она. – Должно быть, он понял, что жемчуг фальшивый, и собирается теперь шантажировать свою бывшую хозяйку. Я звонила в агентство по найму, которое нам его прислало.
Там сказали, что он к ним вернулся и снова зарегистрировался как ищущий работу. Его домашний адрес они дать отказались.
– А не мог взять ожерелье кто-то другой? К примеру, грабитель, – Кто другой? Слуги вне всяких подозрений. На ночь дом запирается так, что сюда и мышь не проскользнет. Никаких следов взлома не видно. К тому же Хенри Эйкельбергер знал, где хранится ожерелье. Он видел, как я укладывала его в сейф после того, как миссис Пенраддок надела его в последний раз, когда ужинала с двумя друзьями дома по случаю очередной годовщины смерти мужа.
– Это, должно быть, была чертовски веселая вечеринка, – заметил я.Хорошо, я отправлюсь в агентство и заставлю их дать мне адрес. Где оно находится?
– Это «Агентство по найму домашней прислуги», дом номер 200 по Второй Восточной улице. Очень мрачный район. В таких я обычно чувствую себя очень неуютно.
– По-настоящему неуютно почувствует себя этот Хенри Эйхельбергер, когда я до него доберусь, – сказал я. – Так ты говоришь, он пытался поцеловать тебя?
– Жемчуг, Уолтер. Самое главное – жемчуг. Я молю бога, чтобы он еще не обнаружил, что ожерелье поддельное, и не вышвырнул его в море.
– Если он это сделал, я заставлю его нырять за ним.
– Он под два метра ростом, очень крупный и сильный. Уолтер, – сказала Эллен обеспокоенно. – Но, конечно, он не такой симпатичный, как ты.
– Ничего, справлюсь как-нибудь, – ответил я. – Пока, малышка.
Она вцепилась в мой рукав.
– Подожди, Уолтер. Еще я хочу тебе сказать, что ничего не имею против небольшой драки. Это так по-мужски. Только, прошу тебя, не слишком увлекайся, не доводи до вмешательства полиции, И хотя ты тоже большой и сильный, играл в американский футбол в колледже, ты сам знаешь, у тебя есть одна серьезная слабость. Обещай мне не притрагиваться к виски.
– Не волнуйся, – сказал я, – схватка с этим Эйхельбергером заменит мне любую выпивку.
Я бы и пальцем не шевельнул для кого-то другого. Но мне позвонила Эллен Макинтош, а это совершенно меняло ситуацию.
– Как поживаешь, дорогой? Ты занят? – спросила она по телефону.
– И да и нет, – ответил я. – Вернее все же будет сказать, что нет. А поживаю я отлично. Что у тебя на этот раз?
– Что-то не похоже, чтобы ты был очень рад моему звонку, Уолтер... Ну, да ладно, тебе все равно просто необходимо найти какое-нибудь занятие. Вся твоя беда в том, что у тебя слишком много денег. Так вот, кто-то похитил жемчуга миссис Пенраддок, и я хочу попросить тебя их найти.
– Ты, должно быть, думаешь, что звонишь в полицейский участок, – сказал я холодно. – В таком случае это ошибка. Ты попала в квартиру Уолтера Гейджа, и у телефона он сам.
– Тогда пусть хозяин квартиры зарубит себе на носу, что, если он не прибудет сюда через полчаса, завтра по почте он получит небольшую заказную бандероль, в которой будет колечко с бриллиантом, подаренное им некой мисс Макинтош по случаю помолвки.
– Ах, так? Ну и пожалуйста... – начал я, но она уже повесила трубку, и мне ничего не оставалось, как взять шляпу и спуститься вниз к своему «паккарду». Все это происходило отменным апрельским утром – сообщаю для тех, кому интересно знать такие подробности. Миссис Пенраддок жила на неширокой тихой улочке в районе парка Кэрондолет. Ее великолепный дом не претерпел, вероятно, никаких изменений за последние пятьдесят лет, но это нисколько не примиряло меня с мыслью, что Эллен Макинтош может прожить в нем еще пятьдесят, пока старая миссис Пенраддок не отправится к праотцам, где ей уже не нужна будет нянька. Мистер Пенраддок скончался несколько лет назад, оставив вместо завещания полнейшую неразбериху в делах да длинный список дальних родственников, о которых нужно было заботиться.
У дверей я позвонил, и по прошествии определенного времени мне открыла пожилая женщина в передничке горничной и с тугим узлом седых волос на макушке. Меня она оглядела так, словно никогда прежде не видела и не слишком довольна первым впечатлением.
– Передайте мисс Эллен Макинтош, – сказал я, – что к ней мистер Уолтер Гейдж.
Она фыркнула, не говоря ни слова повернулась, и я последовал за нею в затхлый полумрак гостиной, набитой ветхой мебелью, от которой разило египетскими катакомбами. Еще раз фыркнув, горничная исчезла, но буквально через минуту дверь снова отворилась, и вошла Эллен Макинтош. Не знаю, может быть, вам не нравятся стройные девушки с медвяного оттенка волосами и кожей нежной, как те ранние персики, которые зеленщик выбирает из ящика для личного потребления. Если не нравятся, мне вас жаль.
– Ты все-таки пришел, дорогой! – воскликнула она. – Это так мило с твоей стороны, Уолтер! Давай присядем, я все тебе расскажу.
Мы уселись.
– Жемчужное ожерелье миссис Пенраддок украдено, представляешь, Уолтер?!
– Ты сообщила мне об этом по телефону. Не могу сказать, чтобы от этого известия у меня поднялась температура.
– Прости меня, но скажу тебе как медик: все дело в том, что она у тебя попросту все время пониженная... – усмехнулась она. – Речь идет о нитке из сорока девяти одинаковых розоватых жемчужин. Миссис Пенраддок получила их в подарок от мужа в день их золотой свадьбы. В последнее время ожерелье она почти не надевала, разве что на Рождество или когда к ней приходила парочка старых подруг, и она достаточно хорошо себя чувствовала, чтобы к ним выйти.
Каждый год в день Благодарения она давала обед для всех иждивенцев, которых оставил на ее попечение мистер Пенраддок, и бывших сотрудников его фирмы и она всегда надевает ожерелье по этому случаю.
– Ты несколько путаешь времена глаголов, – заметил я, – но в остальном все в порядке. Идею я уловил. Продолжай.
– Так вот, Уолтер, – сказала Эллен, бросив на меня взгляд, который некоторые называют «острым», – жемчуг исчез. Да, я знаю, что говорю тебе об этом уже в третий раз, но пропали они действительно при самых загадочных обстоятельствах. Ожерелье было упаковано в кожаный футляр и хранилось в стареньком сейфе, который и заперт-то был не всегда. Достаточно сильному мужчине не составило бы, я думаю, труда открыть его, даже если он и был на замке. Я поднялась туда сегодня за писчей бумагой и решила просто так, без особой причины взглянуть на жемчуг...
– Надеюсь, твоя привязанность к миссис Пенраддок не объясняется тем, что ты рассчитываешь получить ожерелье по наследству от нее, – заметил я.Учти, что жемчуг идет в основном старухам и полным блондинкам...
– О, не надо чепухи, прошу тебя, дорогой! – перебила меня Эллен. – У меня и в мыслях ничего такого не было, и прежде всего потому, что жемчуг фальшивый.
Я уставился на нее и изумленно присвистнул.
– Ну, знаешь, ходили слухи, что старина Пенраддок был мастак отмачивать номера, но всучить фальшивку собственной жене, да еще на золотую свадьбу...
Я потрясен.
– Ну не будь же идиотом, Уолтер! Тогда жемчуг был, разумеется, подлинным. Однако дело в том, что миссис Пенраддок продала ожерелье, а взамен заказала искусственную копию. Один из ее добрых друзей, мистер Лэнсинг Гэллемор, владелец ювелирной фирмы, выполнил этот заказ в полнейшей тайне, потому что она, конечно же, не хочет, чтобы дело получило огласку.
Именно поэтому мы не обратились в полицию. Ты ведь найдешь ожерелье, правда, Уолтер?
– Каким образом, хотел бы я знать? И вообще, зачем она его продала?
– Затем, что мистер Пенраддок умер внезапно, совершенно не позаботившись о всех тех людях, которые от него зависели. А потом началась депрессия, и деньги стали просто утекать сквозь пальцы. Хватало только на содержание дома и плату слугам. Все они прослужили у миссис Пенраддок долгие годы, и она была скорее сама согласна голодать, чем выгнать их на улицу в такое трудное время.
– Это другое дело, – сказал я. – Готов снять перед милой старушкой свою шляпу. Но как же, черт возьми, смогу я найти ожерелье? И к чему это, еели жемчуг все равно был поддельный?
– Пойми, жемчуг... то есть я хотела сказать, его имитация, стоит двести долларов. Копию ожерелья специально изготовили в Богемии. Сейчас по понятным причинам миссис Пенраддок уже не сможет получить другую копию. Она просто в ужасе. Вдруг кто-нибудь догадается, что это фальшивка? И, между прочим, дорогой мой, я знаю, кто украл ожерелье.
– Ну? – сказал я, хотя не часто пользуюсь этим междометием считая, что оно не очень подходит для лексикона настоящего джентльмена.
– Последние несколько месяцев у нас был шофер – грубая скотина по имени Хенри Эйхельбергер. Позавчера он внезапно ушел от нас без всякой видимой причины. От миссис Пенраддок так еще никто не уходил. Ее предыдущий шофер был уже очень стар и просто умер. А Хенри Эйхельбергер ушел, даже не предупредив нас. Уверена, это он стащил жемчуг. Представь, Уолтер, этот скот однажды пытался поцеловать меня!
– Ах, вот как! – вскричал я уже совершенно другим тоном. – Этот подонок приставал к тебе? Ты имеешь хотя бы приблизительное представление, где мне его искать? Сомнительно, чтобы он торчал где-нибудь поблизости, поджидая, пока я набью ему морду.
Эллен потупила взгляд, полузакрыв свои очаровательные длинные ресницы.
Когда она это делает, я просто таю.
– Как выяснилось, он и не думает прятаться, – сказала она. – Должно быть, он понял, что жемчуг фальшивый, и собирается теперь шантажировать свою бывшую хозяйку. Я звонила в агентство по найму, которое нам его прислало.
Там сказали, что он к ним вернулся и снова зарегистрировался как ищущий работу. Его домашний адрес они дать отказались.
– А не мог взять ожерелье кто-то другой? К примеру, грабитель, – Кто другой? Слуги вне всяких подозрений. На ночь дом запирается так, что сюда и мышь не проскользнет. Никаких следов взлома не видно. К тому же Хенри Эйкельбергер знал, где хранится ожерелье. Он видел, как я укладывала его в сейф после того, как миссис Пенраддок надела его в последний раз, когда ужинала с двумя друзьями дома по случаю очередной годовщины смерти мужа.
– Это, должно быть, была чертовски веселая вечеринка, – заметил я.Хорошо, я отправлюсь в агентство и заставлю их дать мне адрес. Где оно находится?
– Это «Агентство по найму домашней прислуги», дом номер 200 по Второй Восточной улице. Очень мрачный район. В таких я обычно чувствую себя очень неуютно.
– По-настоящему неуютно почувствует себя этот Хенри Эйхельбергер, когда я до него доберусь, – сказал я. – Так ты говоришь, он пытался поцеловать тебя?
– Жемчуг, Уолтер. Самое главное – жемчуг. Я молю бога, чтобы он еще не обнаружил, что ожерелье поддельное, и не вышвырнул его в море.
– Если он это сделал, я заставлю его нырять за ним.
– Он под два метра ростом, очень крупный и сильный. Уолтер, – сказала Эллен обеспокоенно. – Но, конечно, он не такой симпатичный, как ты.
– Ничего, справлюсь как-нибудь, – ответил я. – Пока, малышка.
Она вцепилась в мой рукав.
– Подожди, Уолтер. Еще я хочу тебе сказать, что ничего не имею против небольшой драки. Это так по-мужски. Только, прошу тебя, не слишком увлекайся, не доводи до вмешательства полиции, И хотя ты тоже большой и сильный, играл в американский футбол в колледже, ты сам знаешь, у тебя есть одна серьезная слабость. Обещай мне не притрагиваться к виски.
– Не волнуйся, – сказал я, – схватка с этим Эйхельбергером заменит мне любую выпивку.
Глава 2
Месторасположение и интерьер (если его можно так назвать) «Агентства по найму домашней прислуги» оправдали мои самые худшие ожидания. Некоторое время меня мариновали в приемной, которую давненько не прибирали и где стоял жуткий запах – смесь затхлости и остатков дешевой пищи. Верховодила там не первой молодости женщина с грубым лицом и такими же манерами. Она подтвердила, что Хенри Эйхельбергер зарегистрирован у них как ищущий места личный шофер, и попросила оставить номер моего телефона, чтобы он мог мне позвонить. Однако стоило мне положить ей на стол десятидолларовую бумажку и заверить в совершеннейшем почтении к ней лично и ее славному заведению, как адрес был мне незамедлительно выдан. Он жил к западу от бульвара Санта-Моника, поблизости от того района, который раньше называли Шерман.
Я выехал туда незамедлительно, опасаясь, что Хенри Эйхельбергер может случайно позвонить в агентство и его предупредят о моем визите. Под указанным в адресе номером дома я обнаружил паршивенькие меблированные комнаты, прямо под окнами которых пролегали железнодорожные пути, а в первом этаже располагалась китайская прачечная, В наем сдавались комнаты наверху, куда вела шаткая, покрытая пыльной дорожкой деревянная лестница. Где-то на полпути между этажами запахи прачечной сменились вонью керосина и застоявшегося табака. В начале коридора висела полка, на которой я обнаружил регистрационную книгу. Последняя запись была сделана карандашом неделя три назад, из чего несложно было заключить, что администрация не особенно обременяет себя формальностями.
Рядом с книгой лежал колокольчик и табличка с надписью «Управляющий». Я позвонил и стал ждать. Через какое-то время до меня донеслись неторопливые шаркающие шаги, и передо мной появился мужчина, на котором были поношенные кожаные шлепанцы и потерявшие первоначальный цвет брюки. Через брючный ремень свисал необъятный живот. А лицу этого типа явно могла бы оказать добрую услугу китайская прачечная.
– Здорово, – буркнул он. – Чего стоишь, записывайся в книгу.
– Мне не нужна комната, – сказал я. – Я ищу Хенрн Эйхельбергера, который, насколько мне известно, обитает здесь у вас, хотя в вашем талмуде он не зарегистрирован. Вам известно, что это незаконно?
– Тоже мне, умник, – усмехнулся толстяк. – Его комната там, в конце коридора. Номер восемнадцать.
И он ткнул в полумрак коридора пальцем цвета пережаренного картофеля.
– Будьте любезны, проводите меня, – сказал я.
– Ты что, генерал-губернатор? – он захихикал, и живот запрыгал в такт.Ну ладно, ступай за мной, приятель.
Мы проследовали вдоль мрачного коридора до крепкой деревянной двери, над которой располагалось заколоченное фанерой окошко. Толстяк громыхнул в дверь кулаком, но никто не отозвался.
– Ушел куда-то, – прокомментировал этот простой факт управляющий.
– Соизвольте отпереть дверь, – сказал я. – Придется войти и дожидаться Эйхельбергера там.
– Черта лысого! – осклабился толстяк. – И вообще, кто ты такой? Откуда ты взялся?
Вот это мне уже не понравилось. Мужик он был крупный, но фигура его вся полнилась воспоминаниями о выпитом пиве. Я огляделся по сторонам – в коридоре не было ни души. Коротким, без замаха ударом я послал толстяка на пол. Придя в себя, он сел и посмотрел на меня снизу вверх слезящимися глазками.
– Это нечестно, парень, – сказал он, – Ты меня лет на двадцать моложе.
– Открывай дверь. У меня нет желания препираться с тобой.
– Ладно, гони пару долларов.
Я достал из кармана две долларовые банкноты и помог толстяку подняться.
Он запихнул деньги в задний карман брюк и достал оттуда же ключ.
– Если позже услышишь какой-нибудь шум, не обращай внимания, – сказал я. – Ущерб будет сполна возмещен.
Он кивнул и вышел, заперев дверь снаружи. Когда его шарканье затихло и наступила полная тишина, я огляделся по сторонам.
Комната была маленькая и душная. Здесь стояли шкаф с выдвижными ящиками, простой деревянный стол, кресло-качалка и узкая металлическая кровать с облезшей эмалью, которую покрывала штопаная-перештопанная накидка.
Окно прикрывали засиженные мухами занавески и жалюзи, у которых не хватало верхней планки.
В углу на табуретке стоял оцинкованный таз и висели на крюке два несвежих вафельных полотенца. Ни туалета, ни ванной здесь, разумеется, не было. Не было даже гардероба. Его заменяла тряпка, занавешившая еще один угол комнаты. Отдернув ее, я увидел серый деловой костюм самого большого из существующих размеров, то есть моего (разница в том, что я не покупаю готового платья). Внизу стояла пара черных ботинок по меньшей мере сорок четвертого размера и дешевый фибровый чемодан. Обнаружив, что он не заперт, я не преминул его обыскать.
Я просмотрел также все ящики и был немало удивлен тем, что вещи были сложены в них аккуратно. Другое дело, что вещей было немного и среди них мне не попалось жемчужного ожерелья. Я продолжил обыск, заглянув во все мыслимые и немыслимые места комнаты, но не нашел ничего достойного внимания.
Присев на край постели, я закурил сигарету и стал ждать. Теперь мне уже было ясно, что Хенри Эйхельбергер либо круглый дурак, либо ни в чем не виновен. Ни его поведение, ни сам вид этой комнаты не предполагали, что он – личность, способная на такие хлопотные, но выгодные операции, как кража жемчуга.
Я успел высадить четыре сигареты – больше, чем я выкуриваю обычно за целый день, – когда послышались шаги. Они были легкие и быстрые, но не крадущиеся. Ключ заскрежетал в замке, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина и смотрел прямо на меня.
Во мне 190 сантиметров роста, и вешу я приблизительно восемьдесят килограммов. Этот человек тоже был высок, но на вид должен был быть легче меня. На нем был синий летний костюм, который за неимением лучшего определения я бы назвал опрятным. Светлые густые волосы, шея, какими карикатуристы наделяют прусских капралов, широкие плечи и больше волосатые руки. По лицу видно, что ему пришлось в этой жизни выдержать немало крепких ударов. Его маленькие зеленоватые глазки разглядывали меня с выражением, которое в тот момент я принял за мрачный юмор. Сразу видно, с этим парнем шутки плохи, но меня его вид не испугал. Мы с ним примерно одинаковой комплекции, наши силы примерно равны, а уж в своем интеллектуальном превосходстве я не сомневался.
Я спокойно поднялся и сказал:
– Мне нужен некий Хенри Эйхельбергер.
– А ты, собственно, как здесь оказался? – спросил он.
– Это подождет. Повторяю, мне нужен Эйхельбергер.
– Ну ты, комик, тебя, кажись, давно не учили, как себя вести, – и он сделал пару шагов мне навстречу.
– Меня зовут Уолтер Гейдж, – сказал я. – Эйхельбергер – это ты?
– Так я тебе и сказал.
Я сделал шаг к нему.
– Послушай, я жених мисс Эллен Макинтош, и мне стало известно, что ты пытался поцеловать ее.
– Что значит пытался? – его рожа расплылась в гадкой ухмылке.
Я резко выбросил вперед правую руку, и удар пришелся ему в челюсть. Мне казалось, что я вложил в него достаточную мощь, но он принял его хладнокровно. Я еще два раза ударил его левой, но тут сам получил жуткий удар в солнечное сплетение. Потеряв равновесие, я упал, хватаясь руками за воздух. Видимо, я ударился головой об пол. В тот момент, когда у меня снова появилась возможность поразмыслить, как побыстрее подняться, меня уже хлестали мокрым полотенцем. Я открыл глаза. Прямо над собой я увидел лицо Хенри Эйхельбергера, на котором было написано что-то вроде сочувствия.
– Ну что, пришел в себя? – спросил он. – У тебя брюшной пресс слабенький, как чаЈк у китайцев.
– Дай мне бренди! – потребовал я. – И вообще, что случилось?
– Так, ерунда. Твоя нога попала в дырку в ковре. Тебе действительно нужно выпить?
– Бренди! – повторил я и закрыл глаза.
– Ну что ж, можно. Надеюсь, у меня от возни с тобой не начнется новый запой.
Дверь открылась и закрылась снова. Я лежал неподвижно, стараясь перебороть подступавшую тошноту. Время тянулось мучительно медленно. Дверь снова скрипнула и что-то твердое уперлось мне в нижнюю губу. Я открыл рот и в него полилось спиртное. Тепло моментально разлилось по моему телу, возвращая силы. Я сел.
– Спасибо, Хенри, – сказал я. – Можно, я буду звать тебя просто Хенри?
– Валяй, за это денег не берут.
Я поднялся на ноги и встал перед ним. Он разглядывал меня с любопытством.
– А ты неплохо выглядишь. Никогда бы не подумал, что ты окажешься таким хлипким.
– Берегись, Эйхельбергер! – воскликнул я и со всей силы врезал ему в челюсть. Он тряхнул головой, в его глазах появилось беспокойство. Не теряя времени, я нанес ему еще три удара.
– Отлично! Ты сам на это напросился! – заорал он и кинулся на меня.
Честное слово, мне удалось уклониться от его кулака, но движение получилось, видимо, слишком быстрым, я потерял равновесие и упал, ударившись головой о подоконник.
Влажное полотенце шлепнулось мне на лицо. Я открыл глаза.
– Слушай, друг, – сказал Хенри, – ты уже отключался два раза. Давай-ка полегче, а?
– Бренди! – прохрипел я.
– Придется обойтись простым виски.
Он прижал к моим губам стакан, и я стал жадно пить. Потом я снова поднялся на ноги и пересел на кровать. Хенри уселся рядом и похлопал меня по плечу.
– Уверен, мы с тобой поладим, – сказал он. – Не целовал я твоей девушки, хотя, признаюсь, не отказался бы. Это все, что тебя тревожило?
Он налил себе с полстакана виски из пинтовой бутыли, за которой выбегал в магазин, и со смаком опорожнил его.
– Нет, не все, – сказал я. – Есть еще одно дело.
– Выкладывай, но только без фокусов. Обещаешь? Крайне неохотно я дал ему это обещание.
– Почему ты бросил работу у миссис Пенраддок? – спросил я его.
Он пристально посмотрел на меня из-под своих густых, белесых бровей.
Затем взгляд его опустился на бутылку, которую он держал в руке.
– Как ты считаешь, меня можно назвать красавчиком?
– Видишь ли, Хенри...
– Только не надо пудрить мне мозги, – прервал меня он.
– Нет, Хенри, – сказал я тогда, – красавчиком тебя действительно назвать трудно, но внешность у тебя бесспорно мужественная.
Он снова до половины наполнил стакан и подал его мне.
– Твоя очередь, – сказал он.
И я осушил стакан, сам плохо соображая, что делаю. Когда я перестал кашлять. Хенри забрал у меня стакан, снова налил в него виски и выпил.
Бутыль почти опустела.
– Предположим, тебе понравилась девушка необыкновенной, неземной красоты. А у тебя такая рожа, как у меня. Лицо парня, которого воспитала улица, а образование дали грузчики в доках. Парня, который не дрался разве что с китами и товарными поездами, а остальных лупил за милую душу и, понятно, сам пропускал иной раз удар-другой. И вот он получает работу, где видит свою красавицу каждый день, зная, что шансов у него никаких. Что бы ты сделал в таком положении? Я решил, что лучше всего просто уйти.
– Хенри, дай мне пожать твою руку, – сказал я. Мы обменялись рукопожатиями.
– Вот я и свалил оттуда, – закончил он свой короткий рассказ. – А что мне еще оставалось?
Он приподнял бутылку и посмотрел ее на свет.
– Черт, ты совершил ошибку, когда заставил меня сбегать за этой жидкостью. Стоит мне начать пить, такой цирк начинается... Кстати, как у тебя с бабками?
– Хватает, – ответил я. – Если тебе нужно виски, ты его получишь. Хоть залейся. У меня хорошая квартира на Франклин-авеню в Голливуде. Я, конечно, ничего не имею против этого твоего милого гнездышка, но все-таки давай переберемся ко мне. Там есть по крайней мере где вытянуть ноги.
– Признайся, что ты уже пьян, – сказал Хенри, и во взгляде его маленьких глазок можно было прочесть восхищение.
– Я еще не пьян, но действительно уже чувствую приятное воздействие твоего виски. Только прежде, чем мы отправимся, мне необходимо обсудить с тобой еще одну небольшую деталь. Я уполномочен вести переговоры о возвращении жемчужного ожерелья миссис Пенраддок законной владелице.
Насколько мне известно, есть вероятность, что ты украл его.
– Сынок, ты опять нарываешься, – сказал Хенрн ласково.
– Это деловой разговор, и поэтому лучше обсудить все спокойно. Жемчуг фальшивый, так что, я думаю, нам с тобой будет нетрудно прийти к соглашению.
Я ничего не имею против тебя лично, Хенри. Более того, я благодарен тебе за это целительное виски. И все-таки бизнес есть бизнес. Вернешь ли ты ожерелье, не задавая лишних вопросов, если я заплачу тебе пятьдесят долларов?
Хенри расхохотался и помрачгел, но, когда он заговорил, в его голосе не было враждебности.
– Так ты, сдается мне, считаешь меня идиотом? Я, по-твоему, украл какие-то побрякушки и теперь сижу здесь, дожидаясь, пока нагрянут «фараоны»?
– Полицию об этом не ставили в известность, Хенри. И потом – ты мог догадаться, что жемчуг не настоящий... Давай, наливай...
Он выплеснул в стакан почти все, что оставалось в бутылке, и я влил виски в себя с превеликим удовольствием. Затем я швырнул стаканом в зеркало, но промахнулся. Стакан, сделанный из толстого дешевого стекла, при ударе не разбился.
Хенри расхохотался.
– Ты над чем смеешься? – спросил я с подозрением.
– Над этим кретином... Представляешь, как у него вытянется физиономия, когда он узнает... ха!.. Ну, про эти побрякушки...
– То есть ты утверждаешь, что жемчуг взял не ты?
– Вот именно. Вообще-то, надо бы мне поколотить тебя как следует. Ну да ладно, черт с тобой. Любому иногда приходит в голову дурацкие идеи. Нет, парень, я не брал жемчуга. А если бы взял, только б меня и видели...
Я снова взял его руку и пожал ее.
– Это все, что мне нужно было знать, – сказал я. – Теперь у меня словно камень с души свалился. Давай отправимся ко мне и там подумаем вместе, как нам найти это чертово ожерелье. Такая команда, как мы с тобой вдвоем, одолеет любого.
– Ты меня не разыгрываешь? Я встал и надел шляпу.
– Нет, Хенри, я предлагаю тебе работу, в которой, как я понимаю, ты сейчас нуждаешься. А заодно и все виски, которое можно найти в этом городе. Пошли. Ты можешь вести машину в этом состоянии?
– Дьявол, конечно! Я ведь совсем не пьян. – Хенри был явно удивлен моим вопросом.
Мы прошли полутемным коридором, в конце которого вдруг возник толстяк.
Он потирал ладонью живот и смотрел на меня своими крошечными жадными глазками.
– Все в норме? – спросил он, пожевывая зубочистку.
– Дай ему доллар, – сказал Хенри.
– Зачем?
– Не знаю. Просто так дай.
Я достал из кармана долларовую бумажку и протянул ее толстяку.
– Спасибо, старина, – сказал Хенри и вдруг врезал ему под адамово яблоко. Затем он забрал у толстяка доллар.
– Это плата за удар, – объяснил он мне. – Ненавижу получать деньги даром.
Мы спустились вниз в руке рука, оставив управляющего сидеть в изумлении на полу.
Я выехал туда незамедлительно, опасаясь, что Хенри Эйхельбергер может случайно позвонить в агентство и его предупредят о моем визите. Под указанным в адресе номером дома я обнаружил паршивенькие меблированные комнаты, прямо под окнами которых пролегали железнодорожные пути, а в первом этаже располагалась китайская прачечная, В наем сдавались комнаты наверху, куда вела шаткая, покрытая пыльной дорожкой деревянная лестница. Где-то на полпути между этажами запахи прачечной сменились вонью керосина и застоявшегося табака. В начале коридора висела полка, на которой я обнаружил регистрационную книгу. Последняя запись была сделана карандашом неделя три назад, из чего несложно было заключить, что администрация не особенно обременяет себя формальностями.
Рядом с книгой лежал колокольчик и табличка с надписью «Управляющий». Я позвонил и стал ждать. Через какое-то время до меня донеслись неторопливые шаркающие шаги, и передо мной появился мужчина, на котором были поношенные кожаные шлепанцы и потерявшие первоначальный цвет брюки. Через брючный ремень свисал необъятный живот. А лицу этого типа явно могла бы оказать добрую услугу китайская прачечная.
– Здорово, – буркнул он. – Чего стоишь, записывайся в книгу.
– Мне не нужна комната, – сказал я. – Я ищу Хенрн Эйхельбергера, который, насколько мне известно, обитает здесь у вас, хотя в вашем талмуде он не зарегистрирован. Вам известно, что это незаконно?
– Тоже мне, умник, – усмехнулся толстяк. – Его комната там, в конце коридора. Номер восемнадцать.
И он ткнул в полумрак коридора пальцем цвета пережаренного картофеля.
– Будьте любезны, проводите меня, – сказал я.
– Ты что, генерал-губернатор? – он захихикал, и живот запрыгал в такт.Ну ладно, ступай за мной, приятель.
Мы проследовали вдоль мрачного коридора до крепкой деревянной двери, над которой располагалось заколоченное фанерой окошко. Толстяк громыхнул в дверь кулаком, но никто не отозвался.
– Ушел куда-то, – прокомментировал этот простой факт управляющий.
– Соизвольте отпереть дверь, – сказал я. – Придется войти и дожидаться Эйхельбергера там.
– Черта лысого! – осклабился толстяк. – И вообще, кто ты такой? Откуда ты взялся?
Вот это мне уже не понравилось. Мужик он был крупный, но фигура его вся полнилась воспоминаниями о выпитом пиве. Я огляделся по сторонам – в коридоре не было ни души. Коротким, без замаха ударом я послал толстяка на пол. Придя в себя, он сел и посмотрел на меня снизу вверх слезящимися глазками.
– Это нечестно, парень, – сказал он, – Ты меня лет на двадцать моложе.
– Открывай дверь. У меня нет желания препираться с тобой.
– Ладно, гони пару долларов.
Я достал из кармана две долларовые банкноты и помог толстяку подняться.
Он запихнул деньги в задний карман брюк и достал оттуда же ключ.
– Если позже услышишь какой-нибудь шум, не обращай внимания, – сказал я. – Ущерб будет сполна возмещен.
Он кивнул и вышел, заперев дверь снаружи. Когда его шарканье затихло и наступила полная тишина, я огляделся по сторонам.
Комната была маленькая и душная. Здесь стояли шкаф с выдвижными ящиками, простой деревянный стол, кресло-качалка и узкая металлическая кровать с облезшей эмалью, которую покрывала штопаная-перештопанная накидка.
Окно прикрывали засиженные мухами занавески и жалюзи, у которых не хватало верхней планки.
В углу на табуретке стоял оцинкованный таз и висели на крюке два несвежих вафельных полотенца. Ни туалета, ни ванной здесь, разумеется, не было. Не было даже гардероба. Его заменяла тряпка, занавешившая еще один угол комнаты. Отдернув ее, я увидел серый деловой костюм самого большого из существующих размеров, то есть моего (разница в том, что я не покупаю готового платья). Внизу стояла пара черных ботинок по меньшей мере сорок четвертого размера и дешевый фибровый чемодан. Обнаружив, что он не заперт, я не преминул его обыскать.
Я просмотрел также все ящики и был немало удивлен тем, что вещи были сложены в них аккуратно. Другое дело, что вещей было немного и среди них мне не попалось жемчужного ожерелья. Я продолжил обыск, заглянув во все мыслимые и немыслимые места комнаты, но не нашел ничего достойного внимания.
Присев на край постели, я закурил сигарету и стал ждать. Теперь мне уже было ясно, что Хенри Эйхельбергер либо круглый дурак, либо ни в чем не виновен. Ни его поведение, ни сам вид этой комнаты не предполагали, что он – личность, способная на такие хлопотные, но выгодные операции, как кража жемчуга.
Я успел высадить четыре сигареты – больше, чем я выкуриваю обычно за целый день, – когда послышались шаги. Они были легкие и быстрые, но не крадущиеся. Ключ заскрежетал в замке, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина и смотрел прямо на меня.
Во мне 190 сантиметров роста, и вешу я приблизительно восемьдесят килограммов. Этот человек тоже был высок, но на вид должен был быть легче меня. На нем был синий летний костюм, который за неимением лучшего определения я бы назвал опрятным. Светлые густые волосы, шея, какими карикатуристы наделяют прусских капралов, широкие плечи и больше волосатые руки. По лицу видно, что ему пришлось в этой жизни выдержать немало крепких ударов. Его маленькие зеленоватые глазки разглядывали меня с выражением, которое в тот момент я принял за мрачный юмор. Сразу видно, с этим парнем шутки плохи, но меня его вид не испугал. Мы с ним примерно одинаковой комплекции, наши силы примерно равны, а уж в своем интеллектуальном превосходстве я не сомневался.
Я спокойно поднялся и сказал:
– Мне нужен некий Хенри Эйхельбергер.
– А ты, собственно, как здесь оказался? – спросил он.
– Это подождет. Повторяю, мне нужен Эйхельбергер.
– Ну ты, комик, тебя, кажись, давно не учили, как себя вести, – и он сделал пару шагов мне навстречу.
– Меня зовут Уолтер Гейдж, – сказал я. – Эйхельбергер – это ты?
– Так я тебе и сказал.
Я сделал шаг к нему.
– Послушай, я жених мисс Эллен Макинтош, и мне стало известно, что ты пытался поцеловать ее.
– Что значит пытался? – его рожа расплылась в гадкой ухмылке.
Я резко выбросил вперед правую руку, и удар пришелся ему в челюсть. Мне казалось, что я вложил в него достаточную мощь, но он принял его хладнокровно. Я еще два раза ударил его левой, но тут сам получил жуткий удар в солнечное сплетение. Потеряв равновесие, я упал, хватаясь руками за воздух. Видимо, я ударился головой об пол. В тот момент, когда у меня снова появилась возможность поразмыслить, как побыстрее подняться, меня уже хлестали мокрым полотенцем. Я открыл глаза. Прямо над собой я увидел лицо Хенри Эйхельбергера, на котором было написано что-то вроде сочувствия.
– Ну что, пришел в себя? – спросил он. – У тебя брюшной пресс слабенький, как чаЈк у китайцев.
– Дай мне бренди! – потребовал я. – И вообще, что случилось?
– Так, ерунда. Твоя нога попала в дырку в ковре. Тебе действительно нужно выпить?
– Бренди! – повторил я и закрыл глаза.
– Ну что ж, можно. Надеюсь, у меня от возни с тобой не начнется новый запой.
Дверь открылась и закрылась снова. Я лежал неподвижно, стараясь перебороть подступавшую тошноту. Время тянулось мучительно медленно. Дверь снова скрипнула и что-то твердое уперлось мне в нижнюю губу. Я открыл рот и в него полилось спиртное. Тепло моментально разлилось по моему телу, возвращая силы. Я сел.
– Спасибо, Хенри, – сказал я. – Можно, я буду звать тебя просто Хенри?
– Валяй, за это денег не берут.
Я поднялся на ноги и встал перед ним. Он разглядывал меня с любопытством.
– А ты неплохо выглядишь. Никогда бы не подумал, что ты окажешься таким хлипким.
– Берегись, Эйхельбергер! – воскликнул я и со всей силы врезал ему в челюсть. Он тряхнул головой, в его глазах появилось беспокойство. Не теряя времени, я нанес ему еще три удара.
– Отлично! Ты сам на это напросился! – заорал он и кинулся на меня.
Честное слово, мне удалось уклониться от его кулака, но движение получилось, видимо, слишком быстрым, я потерял равновесие и упал, ударившись головой о подоконник.
Влажное полотенце шлепнулось мне на лицо. Я открыл глаза.
– Слушай, друг, – сказал Хенри, – ты уже отключался два раза. Давай-ка полегче, а?
– Бренди! – прохрипел я.
– Придется обойтись простым виски.
Он прижал к моим губам стакан, и я стал жадно пить. Потом я снова поднялся на ноги и пересел на кровать. Хенри уселся рядом и похлопал меня по плечу.
– Уверен, мы с тобой поладим, – сказал он. – Не целовал я твоей девушки, хотя, признаюсь, не отказался бы. Это все, что тебя тревожило?
Он налил себе с полстакана виски из пинтовой бутыли, за которой выбегал в магазин, и со смаком опорожнил его.
– Нет, не все, – сказал я. – Есть еще одно дело.
– Выкладывай, но только без фокусов. Обещаешь? Крайне неохотно я дал ему это обещание.
– Почему ты бросил работу у миссис Пенраддок? – спросил я его.
Он пристально посмотрел на меня из-под своих густых, белесых бровей.
Затем взгляд его опустился на бутылку, которую он держал в руке.
– Как ты считаешь, меня можно назвать красавчиком?
– Видишь ли, Хенри...
– Только не надо пудрить мне мозги, – прервал меня он.
– Нет, Хенри, – сказал я тогда, – красавчиком тебя действительно назвать трудно, но внешность у тебя бесспорно мужественная.
Он снова до половины наполнил стакан и подал его мне.
– Твоя очередь, – сказал он.
И я осушил стакан, сам плохо соображая, что делаю. Когда я перестал кашлять. Хенри забрал у меня стакан, снова налил в него виски и выпил.
Бутыль почти опустела.
– Предположим, тебе понравилась девушка необыкновенной, неземной красоты. А у тебя такая рожа, как у меня. Лицо парня, которого воспитала улица, а образование дали грузчики в доках. Парня, который не дрался разве что с китами и товарными поездами, а остальных лупил за милую душу и, понятно, сам пропускал иной раз удар-другой. И вот он получает работу, где видит свою красавицу каждый день, зная, что шансов у него никаких. Что бы ты сделал в таком положении? Я решил, что лучше всего просто уйти.
– Хенри, дай мне пожать твою руку, – сказал я. Мы обменялись рукопожатиями.
– Вот я и свалил оттуда, – закончил он свой короткий рассказ. – А что мне еще оставалось?
Он приподнял бутылку и посмотрел ее на свет.
– Черт, ты совершил ошибку, когда заставил меня сбегать за этой жидкостью. Стоит мне начать пить, такой цирк начинается... Кстати, как у тебя с бабками?
– Хватает, – ответил я. – Если тебе нужно виски, ты его получишь. Хоть залейся. У меня хорошая квартира на Франклин-авеню в Голливуде. Я, конечно, ничего не имею против этого твоего милого гнездышка, но все-таки давай переберемся ко мне. Там есть по крайней мере где вытянуть ноги.
– Признайся, что ты уже пьян, – сказал Хенри, и во взгляде его маленьких глазок можно было прочесть восхищение.
– Я еще не пьян, но действительно уже чувствую приятное воздействие твоего виски. Только прежде, чем мы отправимся, мне необходимо обсудить с тобой еще одну небольшую деталь. Я уполномочен вести переговоры о возвращении жемчужного ожерелья миссис Пенраддок законной владелице.
Насколько мне известно, есть вероятность, что ты украл его.
– Сынок, ты опять нарываешься, – сказал Хенрн ласково.
– Это деловой разговор, и поэтому лучше обсудить все спокойно. Жемчуг фальшивый, так что, я думаю, нам с тобой будет нетрудно прийти к соглашению.
Я ничего не имею против тебя лично, Хенри. Более того, я благодарен тебе за это целительное виски. И все-таки бизнес есть бизнес. Вернешь ли ты ожерелье, не задавая лишних вопросов, если я заплачу тебе пятьдесят долларов?
Хенри расхохотался и помрачгел, но, когда он заговорил, в его голосе не было враждебности.
– Так ты, сдается мне, считаешь меня идиотом? Я, по-твоему, украл какие-то побрякушки и теперь сижу здесь, дожидаясь, пока нагрянут «фараоны»?
– Полицию об этом не ставили в известность, Хенри. И потом – ты мог догадаться, что жемчуг не настоящий... Давай, наливай...
Он выплеснул в стакан почти все, что оставалось в бутылке, и я влил виски в себя с превеликим удовольствием. Затем я швырнул стаканом в зеркало, но промахнулся. Стакан, сделанный из толстого дешевого стекла, при ударе не разбился.
Хенри расхохотался.
– Ты над чем смеешься? – спросил я с подозрением.
– Над этим кретином... Представляешь, как у него вытянется физиономия, когда он узнает... ха!.. Ну, про эти побрякушки...
– То есть ты утверждаешь, что жемчуг взял не ты?
– Вот именно. Вообще-то, надо бы мне поколотить тебя как следует. Ну да ладно, черт с тобой. Любому иногда приходит в голову дурацкие идеи. Нет, парень, я не брал жемчуга. А если бы взял, только б меня и видели...
Я снова взял его руку и пожал ее.
– Это все, что мне нужно было знать, – сказал я. – Теперь у меня словно камень с души свалился. Давай отправимся ко мне и там подумаем вместе, как нам найти это чертово ожерелье. Такая команда, как мы с тобой вдвоем, одолеет любого.
– Ты меня не разыгрываешь? Я встал и надел шляпу.
– Нет, Хенри, я предлагаю тебе работу, в которой, как я понимаю, ты сейчас нуждаешься. А заодно и все виски, которое можно найти в этом городе. Пошли. Ты можешь вести машину в этом состоянии?
– Дьявол, конечно! Я ведь совсем не пьян. – Хенри был явно удивлен моим вопросом.
Мы прошли полутемным коридором, в конце которого вдруг возник толстяк.
Он потирал ладонью живот и смотрел на меня своими крошечными жадными глазками.
– Все в норме? – спросил он, пожевывая зубочистку.
– Дай ему доллар, – сказал Хенри.
– Зачем?
– Не знаю. Просто так дай.
Я достал из кармана долларовую бумажку и протянул ее толстяку.
– Спасибо, старина, – сказал Хенри и вдруг врезал ему под адамово яблоко. Затем он забрал у толстяка доллар.
– Это плата за удар, – объяснил он мне. – Ненавижу получать деньги даром.
Мы спустились вниз в руке рука, оставив управляющего сидеть в изумлении на полу.
Глава 3
В пять часов вечера я очнулся и обнаружил, что лежу на постели в своей голливудской квартире. Я с трудом повернул больную голову и увидел растянувшегося рядом Хенри Эйхельбергера в майке и брюках. Рядом на столике стояла едва початая двухлитровая бутылка виски «Старая плантация». Такая же бутылка валялась на полу, но совершенно пустая. По всей комнате была разбросана одежда, а ручку одного из кресел прожгли окурком.
Я осторожно ощупал себя. Мышцы живота ныли, челюсть с одной стороны основательно распухла. В остальном я был как новенький. Когда я поднялся с постели, голову пронзила острая боль, но я отрешился от нее и прямиком направился к бутылке, чтобы хорошенько к ней приложиться. Спиртное подействовало на меня самым благоприятным образом. Я почувствовал бодрость и готовность к любым приключениям. Подойдя к кровати, я крепко потряс Хенри за плечо.
Я осторожно ощупал себя. Мышцы живота ныли, челюсть с одной стороны основательно распухла. В остальном я был как новенький. Когда я поднялся с постели, голову пронзила острая боль, но я отрешился от нее и прямиком направился к бутылке, чтобы хорошенько к ней приложиться. Спиртное подействовало на меня самым благоприятным образом. Я почувствовал бодрость и готовность к любым приключениям. Подойдя к кровати, я крепко потряс Хенри за плечо.