Чапек Карел. Метеор

   Боже, как это было приятно, как освежало... эти компрессы, и белые фартучки, и все остальное. Мне показалось, что я нужен кому-то. Но тогда меня уже коснулась смерть".
   1 сиделки (англ.).
   IX
   - По-моему, это перст божий, - заметила сестра милосердия. - Болезнь есть предостережение свыше. Мудро поступает церковь, посылая слуг своих к ложу больного, чтобы помочь ему найти правильный путь па этом распутье. Но в наше время люди слишком страшатся болезней и смерти и потому не внемлют предостережениям и не умеют прочитать слова, начертанные огненной рукой болезни.
   " - Тогда меня коснулась смерть, - продолжал он, - меня спасли от нее, но я лежал обессиленный, слабый, как муха. Не скажу, чтобы я боялся смерти.
   Скорее, я удивлялся, что вообще способен умереть, то есть совершить такой серьезный и решительный поступок. Мне казалось, что от меня требуют чего-то значительного, важного и окончательного и нельзя было отказываться, ссылаясь на неспособность.
   Я чувствовал безмерную неуверенность и робость.
   Странно, ведь прежде я не раз смотрел в лицо смерти и, свидетель бог, вел жизнь бурную и часто исполненную опасностей. Но прежде Костлявая представлялась мне лишь риском или случайностью, я умел смеяться над ней и спорить с нею. Теперь она предстала передо мной, как неизбежность, как непостижимый, но окончательный и неотвратимый исход.
   Подчас меня охватывала слабость и безразличие, и я говорил ей: "Ладно, я закрою глаза, а ты делай свое дело, делай его без меня и поскорей. Я ничего не хочу знать". А иной раз я злился на себя за эту детскую трусость. Да ведь смерть это пустяки, - твердил я себе, - умирать совсем не трудно, это всего лишь конец. У каждого приключения был свой конец, и теперь станет одним концом больше. Но, странное дело, сколько я ни размышлял, я не мог представить себе смерть, как внезапный конец, - раз, и перерезана нить жизни. Я увидел ее тогда совсем рядом, и она казалось мне чем-то неизмеримым и длительным. Я не могу объяснить толком, в чем тут дело, но смерть очень протяженна во времени, она длится. По правде говоря, эта протяженность страшила меня. Я малодушно боялся, что не справлюсь.
   Ведь я никогда не предпринимал чего-нибудь длительного, никогда не подписывал договора, который связывал бы меня на долгий срок. Мне нередко представлялась возможность прочно обосноваться на месте и жить достойно, без чрезмерного напряжения сия, но всякий раз я испытывал острое и непреодолимое отвращение к такому образу жизни и считал это следствием своего непоседливого характера, который требует перемен и экзотики. Неужели теперь мне предстоит заключить контракт навеки? Я обливался холодным потом и стонал от ужаса. Нет, это немыслимо, это не для меня, не для меня! Господи боже, помоги мне, ведь я еще недостаточно взрослый, чтобы решать бесповоротно и окончательно. Вот если бы умереть на время, скажем, месяца на три, на полгода, тогда я согласен, вот моя рука. Но не требуй от меня, смерть, чтобы я сказал: "Теперь я твой..." И вдруг, сестра, меня словно осенило. Я снова увидел ее, девушку, в тот миг, когда она лежала передо мной, исполненная радости и уверенности, и шептала: "Теперь я твоя". И снова воспоминание о ее решимости жить и мой жалкий трепет перед неизбежностью смерти заставили меня почувствовать свое ничтожество и унижение. И я начал понимать, что жизнь, как и смерть, бесконечна, что все живое, по-своему и в меру сил своих, стремится быть вечным.
   Это как бы две половинки, одна дополняет другую и одна немыслима без другой. Да, это так: смерть целиком поглощает лишь нелепую и случайную жизнь, а жизнь цельную и устремленную она лишь увенчивает. Две половинки смыкаются в вечности. В горячечном бреду они представлялись мне полыми полушариями, которые нужно сложить, чтобы они сомкнулись. Но одно из них было истерто и прогнуто, почти обломок, и мне никак не удавалось сложить его с другим, безупречно гладким, которое знаменует собой смерть. Надо исправить, твердил я себе, надо их подогнать друг к другу. "Теперь я твоя..." И тогда я выдумал себе жизнь, сестра. Я говорю - выдумал, потому что многое в моем прошлом никуда не годилось и было отброшено и, наоборот, мне не хватало важного и нужного. И в юности моей тоже многое можно было бы исправить, но на ней я долго не задерживался. Самым важным было и остается, чтобы в той, настоящей жизни, которой не было и вместе с тем которая как-то была... были не события и факты, а чувства... Это вроде книги с вырванными страницами... Боже, что я хотел сказать? От лихорадки путаются мысли... Да, так вот, главное, что в той, настоящей жизни все было совсем иначе, понимаете? То есть должно было быть иначе, это главное! И те события, которые должны были произойти в действительности, они... они... - Зубы у него стучали, но он сдерживался. Помните, я вам рассказал... рассказал вам... как она лежала у меня... и шептала: "Теперь я твоя". Все это святая правда, сестра. Но дальше, дальше все должно было пойти иначе!.Сейчас я знаю это, потому что в меня вошли жизнь и смерть. "Да, и это хорошо, - должен был сказать тогда я. - Ты моя и ты будешь ждать. Будешь ждать, пока я не вернусь, постигнув жизнь и смерть. Ты же видишь, что я еще не достаточно зрел для жизни. Я еще... еще не такой цельный, чтобы быть постоянным, не такой смелый, чтобы решать. Во мне еще нет той цельности, что в тебе... что в тебе... Ну, скажи, пожалуйста, что ты будешь делать с такой бесформенной массой? Я ведь и сам не знаю, что из меня выйдет, не знаю, я еще не разобрался в самом себе. Тебе что, ты вечная, ты знаешь все, что нужно, ты знаешь, что ты принадлежишь мне. А я..."
   Он дрожал всем телом при этих словах.
   " - Погоди, и я приду и скажу: "Теперь я твой". Ах, сестра, поймите, она все это знала, она понимала, хоть я и не произнес этих слов. Потому она и сказала: "Нет, в другой раз". Значит, я должен вернуться, не правда ли? Ну скажите, скажите сами, ведь это значит, что она ждет меня, верно? Потому она и не попрощалась, потому я даже не заметил, как она ушла. Я вернусь, и обе половинки сомкнутся, как жизнь и смерть. Теперь я твой! Нет никакой другой, настоящей и цельной жизни, кроме той, что должна быть. - Он вздохнул глубоко, как человек, который освободился от огромной тяжести. Сольются воедино любовь, жизнь и смерть - все, что неоспоримо в моей душе. Я твой, теперь только я понял свое место. Единственная достоверность - это принадлежать другому. Себя самого, всего себя я нашел в том, что я принадлежу другому человеку. Слава богу, слава богу, наконец-то я у цели!
   Нет, пустите меня, я не могу ждать! Я возвращаюсь к ней! И она лишь улыбается: ну вот, теперь я твоя. А я уже не буду бояться, не отрекусь от нее, я иду, иду к ней! Я знаю, что она уже рвет тесемки и пуговицы на своем платье... Поторопитесь, вы же знаете, что я спешу домой!.. Вы называете это бурей?
   Бросьте, я видел циклоны, видел столбы смерчей.
   Этот ветерок недостаточно силен, чтобы унести меня.
   Разве вы не видите, вот она летит ко мне в объятия, наклонилась и летит... Берегись, мы столкнемся лбом и зубами... берегись, ты падаешь на меня... я падаю... как ты нетерпелива, как ты прижимаешь меня к своим плечам, к себе..."
   Он начал бредить в лихорадке.
   " - Что это, пилот летит в пустоту? Передайте ему, сестра, что это не в той стороне, пусть повернет обратно. Или нет, пойдите к ней, скажите, что я возвращаюсь. Вы же знаете, что она ждет. Умоляю, передайте ей, что я уже в пути... Пусть только пилот найдет место, где приземлиться. Писать ей я не мог, не знал, где она... - Он поднял на меня взгляд, полный отчаяния. - Что... что же вы, почему же вы не скажете ей? Я вынужден летать кругом, кругом, по замкнутому кругу, а вы только моргаете, глядя на меня, и не хотите ничего передать ей, потому что... - Вдруг он начал изменяться у меня на глазах: голова обвязана бинтами, сам дрожит, и я увидела, что он хохочет. - Я знаю, вы злая, завистливая, противная монашка. Вы злы на нее за то, что она познала любовь. Можете не завидовать ей: знайте, что тогда я и в этом смысле сплоховал. Может быть, потому я и повел себя так трусливо, понимаете? Знайте же, в другой раз..."
   Сестра милосердия грустно уставилась своими спокойными глазами в одну точку.
   - Потом он богохульствовал. Словно дьявол говорил его устами: он изрыгал проклятия и непристойности... Господи, прости меня и помилуй. - Она перекрестилась. - Это было очень страшно, потому что слова произносила кукла без глаз и рта. От страха я проснулась. Да, да, надо было взять четки и молиться за спасение его души, а я вместо этого пошла в палату и поставила ему градусник. Он лежал без сознания, температура сорок и три десятых, его била лихорадка.
   Сейчас у больного всего лишь тридцать восемь и семь. Он бредит, перевязанные руки беспокойно шевелятся на одеяле.
   - Вы не знаете, сестра, что он говорит? - спрашивает хирург.
   Сестра милосердия отрицательно качает головой и строго поджимает губы.
   - Он говорит "йеср", - вмешивается старик с соседней койки. - "йеср" да "йеср".
   - "Jes, sir" 1, - догадался хирург. - Стало быть по-английски.
   - А еще он говорил "маньяна" 2, - вспомнил старик, "маньяна" или "маняня". - Старик хрипло хихикнул. - "Маньяна, маньяна". Лепечет, как младенец в пеленках.
   Старику это слово почему-то казалось очень смешным, он задыхался от смеха, у него хрипело в горле.
   Пришлось на него прикрикнуть.
   И до сих пор никаких сведений о том, кто же такой пострадавший. Писатель звонит трижды в день:
   - Алло, нет ли каких подробностей?
   1 Да, сэр (англ.).
   2 maniana - утро, завтра (исп ).
   - Нет, ничего не знаем.
   - Тогда скажите, в каком он состоянии?..
   Но разве по телефону пожмешь плечами - мол, жив пока.
   Днем температура продолжает падать, но пациент - хоть его почти не видно из-под бинтов - становится еще желтее; у него началась икота: "То ли печень повреждена, то ли это желтуха", - ломает себе голову хирург и, чтобы внести ясность, приглашает на консультацию известного терапевта. Знаменитость- бодрый, розовый старичок - так и сыплет шутками. При виде почтенной сестры милосердия он от радости чуть ли не обнимает ее.
   - Да, да, немало мы с вами поработали, прежде чем вас перевели в хирургическое!
   Хирург вполголоса и преимущественно по-латыни излагает ему историю болезни. Терапевт, помаргивая, смотрит сквозь золотые'очки на фигуру, сделанную из бинтов и ваты.
   - Не приведи господь, - озабоченно говорит он и присаживается на край койки.
   Сестра милосердия молча откидывает одеяло. Терапевт втягивает ноздрями воздух и поднимает глаза.
   - Диабет?
   - Откуда вы знаете? - ворчит хирург. - Я, конечно, велел сделать анализ мочи... нет ли в ней крови. Оказалось, что есть и сахар. Вы что, определяете по запаху?
   - И обычно не ошибаюсь, - кивает терапевт. - Ацетон всегда различишь. Наша ars medica 1 - на пятьдесят процентов интуиция, голубчик.
   - Я не полагаюсь на интуицию, - отзывается хирург. - Я только... прямо, с первого взгляда чувствую: вот у этого я не стал бы оперировать... даже мозоль. С ним непременно случится что-нибудь вроде эмболии. А почему - мне и самому не понятно.
   Терапевт легонько ощупывает ладонью и пальцами тело человека, который лежит без сознания.
   - Я бы охотно его выслушал, - прочувствованно
   1 искусство медицины (лат ).
   говорит он, - да, пожалуй, не стоит беспокоить, а? - И, сдвинув очки на лоб, осторожно, почти нежно, доктор прикладывает розовое ухо к груди больного.
   Тихо так, что слышно, как муха бьется об оконное стекло. Наконец старик поднялся. - Да, сердце у него изношено, пробормотал он. - Оно, милый мой, могло бы многое порассказать. Правая легочная доля не в порядке. Печень увеличена...
   - А почему он такой желтый? - вырвалось у хирурга.
   - Я и сам хотел бы это знать, - задумчиво отозвался терапевт. - Почему резко падает температура?.. Покажите мне мочу, сестра. - Сиделка молча подала ему сосуд - в нем было несколько капель густой темной жидкости. - Скажите, пожалуйста, - удивленно подняв брови, спрашивает старый врач, как попал к вам этот человек?.. Ах, вы не выяснили, откуда он взялся? У него не было озноба, когда его к вам привезли?
   - Да, был, - ответила сестра.
   Врач сосчитал про себя до пяти.
   - Пять... максимум шесть дней, - пробормотал он. - Это почти невозможно! Мог он долететь сюда... скажем, из Вест-Индии, за пять-шесть дней?
   - Едва ли, - усомнился хирург. - Почти исключено. Разве только через Канарские острова...
   - Стало быть, не совсем исключено, - укоризненно произнес старый врач. - Потому что, скажите на милость, где еще он мог подхватить fiebre amarilla 1. - Он произнес "амарилья" с каким-то особым удовольствием.
   - Подхватить что? - не поняв, переспросил хирург.
   - Typhus icteroides - желтую лихорадку. Я за всю свою жизнь видел только один случай, - это было тридцать лет назад, в Америке. Сейчас у него фаза trompeuse 2, переходящая в фазу пожелтения.
   Хирург, видимо, сомневался.
   1 желтую лихорадку (исп.).
   2 ложная фаза (франц.).
   - Послушайте, - сказал он неуверенно. - А может, это болезнь Вейля?
   - Браво, коллега! - воскликнул старик. - Может быть! Давайте проверим на морских свинках. Как раз работа для моего лохматого ассистента. Ему бы только мучить этих животных. Если свинка останется жива и здорова, значит, я прав. Но мне кажется, - скромно добавил он, - что я не ошибаюсь.
   - Но почему?
   Терапевт развел руками.
   - Интуиция, коллега. Завтра температура опять поднимется и начнется vomito negro 1. Я непременно пришлю сюда своего юношу, пусть сделает анализ крови.
   Хирург смущенно почесал затылок.
   - А... скажите, а что такое красная лихорадка?
   - Красная лихорадка? A, fievre rouge. Это так называемая антильская лихорадка.
   - Ею болеют только на Антильских островах?
   - Да, на Антильских островах, в Вест-Индии, на Амазонке. А что?
   - Да так, - замялся хирург и покосился на сестру милосердия. - Но ведь желтая лихорадка встречается и в Африке, не так ли?
   - В Нигерии и соседних областях, но туда она занесена из других стран. При словах "желтая лихорадка" мне представляется Гаити или Панама, весь этот пейзаж - пальмы и прочее.
   - Но как он попал сюда с этой лихорадкой? - рассуждал хирург. - Инкубационный период равен пяти дням, верно? А за пять дней... Выходит, что он летел всю дорогу.
   - Выходит, - сказал терапевт таким тоном, что, мол, нынче это сущий пустяк. - Видно, торопился. И куда его черти несли? - Пальцы врача отбивали дробь на спинке кровати. - Думаю, сам он уже не скажет вам, почему так спешил. Очень плохое сердце. Этот человек, видно, многое перенес.
   1 Черная рвота (исп.); также испанское название желтой лихорадки.
   Хирург слегка кивнул и взглядом выслал сестру из палаты.
   - Я вам кое-что покажу, - сказал он и открыл бедра больного. У самого паха виднелись белые шрамы, один длинный и четыре покороче, расположенные полукругом. - Пощупайте, какие они глубокие, - показал хирург. - Я все думал, от чего бы они могли быть...
   - Ну, и?..
   - Если он жил в тропиках, это может быть след лапы хищного зверя. Посмотрите, как конвульсивно сжались когти. Для лапы тигра они маловаты. Скорее всего, это ягуар... стало быть, речь может идти об Америке.
   - Вот видите, - старый врач торжествующе высморкался, уже выясняется его биография. Lokus1: Вест-Индия. Curriculum vitae: 2 охотник и авантюрист...
   - И моряк. На левом запястье под бинтом у него татуировка - якорь. Он из так называемой хорошей семьи: ступни у него довольно узкие...
   - И вообще, сказал бы я, интеллигентное тело. Анамнез: пьяница, явно наследственный алкоголик. Застарелая легочная болезнь, которая недавно активизировалась, видимо, в результате лихорадки инфекционного происхождения. Скажу вам, меня эта красная лихорадка вполне устраивает. - В глазах терапевта блеснула радость. - И следы излеченной фрамбезии. Ах, коллега, мне вспоминаются мои мальчишеские мечты о дальних странах, индейцах, ягуарах, отравленных стрелах и всем прочем. Какой любопытный случай! Скиталец, который уезжает в Вест-Индию... Зачем? Видимо, бесцельно, если судить по почтовым штемпелям судьбы. Там он ведет странную, беспокойную жизнь, сердце у него для его лет невероятно изношено, он пьянствует с тоски и от жажды, обычной у диабетиков... Я прямо как на ладони вижу эту жизнь, коллега! - Старый врач, задумавшись, почесал кончик носа. - А потом внезапное и
   1 Местонахождение (лат.).
   2 Биография (лат.).
   стремительное возвращение домой, безумная погоня за чем-то... И вот, уже у самой цели, он умрет у нас па руках от желтой лихорадки, которой его заразила жалкая крохотная stegomyia fasciata 1 в последний день блужданий в тропиках.
   Хирург покачал головой.
   - Он умрет от сотрясения мозга и внутреннего кровоизлияния. Оставьте мне мой диагноз.
   - Желтая лихорадка у нас редкость, - настаивает терапевт. - Пожелайте ему, коллега, славной кончины, пусть он покинет этот мир, как редкий и замечательный пациент. Разве не похож он в этих повязках, безликий и безыменный, на воплощенную тайну? - Старый врач бережно прикрыл одеялом бесчувственное тело. - Ты еще кое-что расскажешь нам при вскрытии, бедняга. Но тогда книга твоей жизни будет захлопнута...
   XI
   Утром температура у больного поднялась до тридцати восьми с лишним, бинты у рта потемнели, словно от проступившей крови. Пациент совсем пожелтел, как и следовало ожидать, и таял на глазах.
   - Ну что? - осведомился хирург у сестры милосердия. - Сегодня ночью он вам не снился?
   Сестра решительно покачала головой.
   - Нет. Я молилась, и это помогло. А кроме того, - мрачно добавила она, - я на всякий случай приняла тройную порцию брома.
   Вошла другая сестра и доложила, что пациент с абсцессом на шее лежит в жару, икает, ничего не говорит и слабеет. Недовольно ворча, хирург заспешил к ясновидцу, так что полы его белого халата развевались на ходу.
   Ясновидец, с заострившимся носом, уныло торчащим кверху, лежал, закрыв глаза.
   - Ну, с какой стати у вас жар? - рассердился хирург. Покажите! - Температура была тридцать
   1 комар стегомия (лат.).
   восемь с лишним. Хирург сердито снял с больного повязку, рана была отличная, чистая, вокруг ни следа воспаления. И вообще никаких признаков болезни, вот только икота и чуть пожелтели белки глаз.
   Хирург бредет по коридору и снова заходит в палату номер шесть. Там, у постели пациента Икс, стоит знаменитый терапевт в обществе четырех молодых врачей в белых халатах и со смаком произносит: "Fiebre amarilla".
   - Ничего не поделаешь, коллега, - обращается он к хирургу, - придется вам поделиться этим пациентом с нами. Такой редкостный и интересный случай. Вот погодите, здесь соберется весь факультет со всеми светилами науки. Вы бы хоть повесили над постелью балдахин и надпись под хвойной гирляндой: "Добро пожаловать!" Или что-нибудь в этом духе. - Он высморкался, словно в рог затрубил. - С вашего разрешения мы возьмем у него несколько капель крови. Господин ординатор, распорядитесь, чтобы ассистент взял у больного кровь.
   Получив по инстанции это распоряжение, высокий, длинноволосый ассистент, стоявший у левого локтя корифея терапии, наклонился к предплечью больного и протер его кожу ваткой.
   - Когда вы освободитесь, - проворчал хирург, обращаясь к старику, - я попрошу вас на минутку к себе.
   Но старый доктор еще не исчерпал своих восторгов по поводу желтой лихорадки и продолжал говорить о ней, пока хирург вел его в палату ясновидца.
   - Ну вот, - сказал хирург. - А теперь скажите мне, что с ним?
   Старик засопел и взялся за пациента, легко и искусно ощупывая его, тихо приказывая вздохнуть, не дышать, вздохнуть глубже, лечь, сказать, если будет больно, и все прочее. Наконец он оставил пациента в покое, в раздумье потер себе кончик носа и подозрительно воззрился на ясновидца.
   - А что с ним может быть? Ничего, все в порядке... Тяжелый невропат, - добавил он бесцеремонно. - Не пойму только, почему у него жар.
   - Вот видите, - накинулся хирург на ясновидца. - А теперь скажите, приятель, что вы вытворяете?
   - Ничего я не вытворяю, - попытался отрицать больной. Но, может быть, мое самочувствие связано с тем пациентом, а?
   - С каким?
   - С тем, из самолета. Ведь я все время о нем думаю. У него снова жар?
   - Вы его видели?
   - Нет, не видел, - пробормотал ясновидец, - но я думал... сосредоточился на нем. Понимаете, такой контакт страшно изнурителен.
   - Он ясновидец, - поспешно объяснил хирург. - А вчера у вас была температура?
   - Да, была, - признался ясновидец. - Но иногда я... прерывал контакт, и температура падала. Это можно регулировать волей.
   Хирург вопросительно взглянул на светило терапии. Тот ерошил бородку и размышлял.
   - А боли? - спросил он вдруг. - Болей у вас не было? Я имею в виду боли, которые ощущает тот пациент.
   - Да, были... - как-то стесненно и нехотя ответил ясновидец. - Собственно, это были чисто душевные явления, хотя и локализованные на определенных участках тела. Трудно определить точно, - робко оправдывался он, - но я назвал бы это психической болью.
   - А где вы ее ощущали? - быстро спросил терапевт.
   - Вот тут, - показал ясновидец.
   - Ага, в верхней части брюшной полости. Правильно, удовлетворенно проворчал старый врач. - А здесь, под ложечкой?
   - Давит и поташнивает.
   - Очень хорошо, - обрадовался терапевт. - И больше ничего?
   - Ужасно болит голова, вот здесь, в затылке... И спина. Словно меня перешибли пополам.
   - Coup de barre 1, - обрадовался старый доктор. - Это же coup de barre, дружище! Вы
   1 Прострел (франц.).
   замечательно определили. Желгая лихорадка. Все симптомы. Как по-писаному!
   Ясновидец испугался.
   - Что вы говорите! Вы думаете, я мог подхватить желтую лихорадку?
   - Нет, что вы! - усмехнулся терапевт. - Будьте спокойны, у нас нет такого комара. Самовнушение, - ответил он на вопросительный взгляд хирурга и, видимо, решил, что вопрос вполне исчерпан. - Самовнушение. Я не удивлюсь, если у него в моче обнаружат следы белка и крови. Когда имеешь дело с истериком, - добавил он наставительно, - ничему не следует удивляться. Они выкидывают такие фокусы... Повернитесь к свету!
   - Но у меня слезятся глаза, - запротестовал ясновидец. Мне больно от света.
   - Превосходно, голубчик, - похвалил его терапевт. - Совершенно верная клиническая картина, друг мой. Вы прямо-таки клад для диагностика - умеете хорошо наблюдать... То есть наблюдать самого себя. Отличный пациент! Представьте себе, многие люди совсем не умеют определить, где и что у них болит.
   Ясновидец был явно польщен.
   - А здесь, господин доктор, - несмело признался он, - у меня сосет.
   - Эпигастрический симптом, - похвалил терапевт, словно экзаменуя усердного студента. - Отлично!
   - И во рту, - припоминал ясновидец, - будто все опухло.
   Старый доктор опять громогласно высморкался, словно торжествующе затрубил.
   - Вот видите, - обратился он к хирургу, - налицо все симптомы febris flavae. Мой диагноз подтверждается. Подумать только: тридцать лет я не видел больного желтой лихорадкой! - с чувством добавил он. - Тридцать лет - немалый срок!
   Хирург не разделял восторгов терапевта и, нахмурясь, смотрел на ясновидца. Тот отдыхал, изнуренный и обессиленный.
   - Для вас подобные эксперименты вредны, - строго заметил он. - Больше я вас тут не оставлю, отправляйтесь лучше домой. А то вы внушите себе все болезни, какие только есть в клинике. Словом, забирайте-ка свою зубную щетку и... - он указал на дверь.
   Ясновидец меланхолично кивнул в знак согласия.
   - Я бы тут и не выдержал, - смущенно признался он. - Вы понятия не имеете, как это изнурительно. Будь он... этот самый Некто, пациент Икс, в сознании, я бы воспринимал его ощущения отчетливо, ясно... как черное на белом. А в таком глубоком беспамятстве... - Ясновидец покачал головой. - Чудовищная, почти безнадежная работа! Ничего определенного, никаких очертаний. - Он пошевелил в воздухе тонкими пальцами. - К тому же лихорадка, эдакий хаос в подсознании... все перепутано и бессвязно. А кроме того, здесь всюду чувствуется его присутствие, все только и думают о нем: и вы, и сиделки - все! - Лицо ясновидца выражало глубокое страдание. Я должен уйти отсюда, иначе я сойду с ума!
   Терапевт с интересом слушал, склонив голову набок.
   - Скажите, - спросил он, - вы что-нибудь узнали о нем?
   Ясновидец сел, дрожащими пальцами зажег спичку и закурил сигарету.
   - Да, кое-что! - Он с облегчением выпустил клуб дыма. Что бы я ни узнавал, у меня все равно будут пробелы и неясности. - Он махнул рукой. - Познавать - значит постоянно сталкиваться с загадками. Если вы спрашиваете, натолкнулся ли на них я, отвечу "да". Стало быть, я и узнал нечто. Я понимаю, вы бы хотели, чтобы я вам рассказал, но предпочитаете не расспрашивать. - Он подумал, прикрыв глаза. - Но мне необходимо избавиться от мыслей об этом человеке. Если я расскажу их вам, я смогу отложить свои мысли в долгий ящик, как вы изволили бы выразиться. Человек никогда не избавится от того, о чем молчит.
   РАССКАЗ ЯСНОВИДЦА
   Ясновидец уселся на постели, подтянув худые колени к подбородку, и, кося глазами, уставился в пространство, тощий и карикатурный в своей полосатой пижаме.