Чарушников Олег. Пункт проката

   - Сдох, - сказал я безнадежно.
   - Кто сдох? - испуганно переспросил робот-информатор. - Все живы!
   - Двигатель сдох.
   На мгновение в информаторе проснулась прежняя сварливость.
   - Не может он сдохнуть. Он вечный!
   - Э, милый, - возразил я. - Мне известны восемь безотказных конструкций таких двигателей. Все вечные. До первого ремонта.
   Робот горестно вздохнул и не ответил.
   - Ты бы хоть новый курс вычислил, - посоветовал я. - Куда нас несет-то? Может, на сверхновую? Или в дыру?
   - Нет тут дырок, - помолчав, ответил он. - А несет нас во-он туда.
   - Куда? Ты толком объясни!
   - А вон пятнышко виднеется. Это корабль.
   - Час от часу не легче! Чей тут корабль? Инопланетный?
   - А черт его знает, - мрачно ответил робот. - Сейчас увидим...
   До инопланетного корабля летели часа два. Робот-информатор грустил, временами заводил печальные песни из репертуара заволокинцев и даже рассказал, какая не в пример спокойная жизнь была на Земле, во дворе монастыря. Я плотно поужинал манной кашей и придавил пару часиков в кресле пилота под горестные воспоминания товарища по путешествию.
   Проснулся я от удивленного возгласа робота.
   - Слышь, друг, вставай! Ошибочка вышла. Это не корабль вовсе!
   - Как не корабль! Мать честная, штуковина-то какая!..
   Я вглядывался в экран, пытаясь разобраться в увиденном. Перед нами предстала неровная сфера, диаметром сотни метров, составленная из множества фрагментов. Это было невообразимое смешение кусков отслуживших металлических конструкций, обломков межпланетных кораблей и транспортных спутников, переходных модулей, искореженных труб, солнечных батарей... Словно кто-то громадный собрал в космосе все остатки и обломки и огромными ладонями слепил из них бугристый шар. Поверх шара, наподобие венка, возлежала исключительно мятая и продырявленная оранжерея, точнее, металлический остов стандартной кольцевой оранжереи, какими снабжены почти все крупные звездолеты.
   Нас затягивало в самый центр этого бублика.
   - Инопланетяне! - орал робот.
   Я машинально потянул ручку экстренного торможения, но тут же плюнул с досады, вспомнив, что это бутафория. Драндулёт начало разворачивать боком...
   Еще секунда, и мы обрушились на поверхность сферы. Я успел пристегнуться и поэтому только прикусил язык. Паникеру-информатору пристегиваться было незачем, но он причитал и всхлипывал так громко, что закладывало уши. В момент удара из камбуза донесся грохот семейного скандала - в спешке я не успел последовать призыву "Помоги, товарищ, нам" и не убрал посуду сам.
   Раздался оглушающий лязг металла о металл. Робот взревел белугой.
   Все было кончено. Мы вляпались.
   Время тянулось медленно, как в приемной дантиста. Из динамика доносилось негромкое хныкание робота. Как единственному на корабле человеку и мужчине, действовать надлежало мне.
   Первым делом я призвал к порядку паникера.
   - Слышь ты, нюня! Кончай скулить! Ничего страшного не произошло. Проверь, камбуз в порядке?
   - Да-а-а, - плаксиво протянул "нюня". - Сейчас они явятся и разрежут нас лазерами на куски...
   - Кто они-то, господи?..
   - Инопланетяне... - прошептал робот и заплакал тоненько, по-детски.
   Не выношу детских слез. А уж роботовых и подавно. И я наигранно мужественным тоном произнес:
   - Ну-ну, малыш, держи себя в руках. Очень им нужно резать нас на куски. Что им, делать больше нечего? У них, брат, своих дел по горло...
   - Идут! - пискнул робот.
   И точно. Откуда-то из глубин сферы донеслось громовое лязгание, тяжелые шаги - и вот на поверхности появились две неуклюжие фигуры с антеннами на головах. Вид у них был устрашающий. Особенно не понравились мне длинноствольные предметы, подозрительно похожие на плазменные резаки.
   "В самом деле, как бы резать не начали", - мелькнула в голове паническая мысль.
   Инопланетяне, тяжело переваливая через рваные и перекрученные куски металла, подошли ближе и остановились возле корабля. Так как наш "Драндулёт" лежал на боку, то теперь я видел на экране в основном их ноги. Ноги мне тоже не понравились. Не знаю, какого они были размера, только такая обувь мне не по душе. От нее на сердце становится зябко.
   Инопланетяне молча обозревали добычу, а мы с роботом, затаив дыхание, сидели внутри, ждали, чем все это кончится, и тоже молчали. (Впрочем, за робота я не ручаюсь. Возможно, он не сидел, а стоял. Или лежал. Собственно говоря, он представлял из себя всего лишь систему электрических сигналов, бегущих по цепи. Но от этого боялся он не меньше.)
   Стоявший впереди инопланетянин гулко постучал рукояткой резака по обшивке корабля и покачал головой. Его собрат пнул корпус ногой (отчего робот еле слышно заскулил) и тоже покачал головой. Так как головы обоих по виду и размерам напоминали телевизоры - из числа тех, что хранились у Петра Евсеича, - впечатление было страшноватое.
   - Слышимость, слышимость получше сделай, - шепнул я роботу. - И переводчика включи...
   На пульте управления вспыхнула лампочка "Автоперевод". В рубке стали слышны далекий скрежет, какое-то позвякивание, тяжелое дыхание инопланетян - звуки чужой и враждебной жизни...
   Наконец один из инопланетян заговорил. По экрану немедленно побежали строчки автоматического перевода.
   - Слышь, Михеич, - сказал инопланетянин. - Кажись, обратно нам какая-то хреновина попалася.
   На экране тут же высветилось: "Слушай меня, сын Михея! По всей вероятности, в нашем распоряжении вновь оказалось... (тут автопереводчик на секунду запнулся, но бодро продолжал)... нечто, имеющее отношение к растению рода многолетних трав семейства крестоцветных..."
   Мы с роботом ахнули.
   - Угу, - пробурчал второй инопланетянин, поднимая плазменный резак, облезть можно, до чего невезуха...
   "Вы совершенно правы, - без колебаний отреагировал переводчик. - Есть вероятность лишиться волосяного покрова по причине полного отсутствия удачи..."
   - Эй, ребята! - завопил я. - Свои! Резаки уберите! Свои тут! Земляне!
   - Тьфу ты! - озлился первый "инопланетянин". - Слышь, Михеич, там внутри кто-то сидит.
   - Сгорел план, - безнадежно отозвался Михеич. - Говорю тебе, невезуха... Надо в другой район перебираться, пока не поздно.
   - Ау, на корабле! У вас чаю нет?
   - Нету, - ответил я. - У нас манная каша.
   - Ну и пусть сидят там, пока не посинеют, - резюмировал первый (переводчик сформулировал так: "Пока не приобретут синюю окраску"). - Айда домой.
   Инопланетяне развернулись и побрели обратно.
   - Эй, ребята! - закричал я с тревогой. - А мы-то как же?
   Инопланетяне равнодушно удалялись.
   - Выпустите нас отсюда! - закричали мы с роботом хором. - Нам тоже домой хочется!
   - Спроси, может у них кофе есть? - донесся тихий голос Михеича.
   - На корабле! - загремел первый. - Давайте кофейку и летите себе к чертям!
   - Кофе, кофе, кофе у нас есть? - лихорадочно зашептал я роботу.
   - Откуда? - уныло ответствовал товарищ по несчастью. - Манки можем дать центнера два...
   - Мы вам с Земли пришлем! - заявил я. - Пять пачек! Только скажите, где мы и как отсюда выбраться!
   - Слышь, Михеич, - засмеялся первый мощным басом. - Он не знает, куда попал. Отпустим, что ли?
   - Сгорел план, сгорел, - совсем расстроенно заметил Михеич. (Переводчик пояснил: "плановое задание уничтожено огнем"). - А все ты: "Давай к Водолею, к Водолею!.." Вот и сиди теперь без премии.
   С этими словами он нырнул в малозаметный люк между остатками старинного параболического зеркала и большим заржавленным телескопом и скрылся с глаз долой. На крышке люка значилось: "Заготконтора № 7".
   Его спутник, к счастью, был более словоохотлив.
   - Сами-то кто будете?
   - Да туристы мы, туристы с Земли! А вы кто?
   - А мы из Управления снабжением Космофлота, - горделиво приосанившись, сообщил первый инопланетянин. - Заготовители мы. Вторчермет, слыхал? С планом вот у нас туговато, - сокрушенно добавил он. - Всякая, прости господи, дрянь попадается. Не-ет, сезон теперь не тот для заготовок. Нету больших экспедиций! Кой-как это насобирали, - он топнул ногой, обутой в исполинский башмак скафандра высшей защиты, по металлолому, из которого состояла сфера (она при этом опасно вздрогнула и задрожала).
   - Ловко вы нас к себе притянули, - решил подольститься я. - Мы и мигнуть не успели...
   - А как же, - сказал заготовитель с важностью. - Аппаратура. Силовое, понимаешь ты, поле!
   - Извините, а нельзя ли вашей аппаратурой тово... отправить нас обратно?
   - Отчего нельзя, - равнодушно согласился заготовитель. - С нашим удовольствием. Айн момент!
   Он скрылся в люке и через полминуты мы ощутили сильнейший толчок. "Драндулёт" оторвался от поверхности, закружился, как перышко, и, подталкиваемый вторчерметовским силовым полем, понесся сквозь просторы Галактики.
   Вслед нам, уже по радиосвязи, донеслось зычное:
   - Будь здоров, не кашляй!
   Что наш автоматический переводчик тотчас и перевел: "Остерегайтесь простудных заболеваний!"
   Глава 6
   Большие Глухари
   Все хорошее быстро кончается.
   Какое-то время наш корабль, подстегнутый силовым полем, летел, как камень из рогатки. Постепенно движение его начало ослабевать. Вторчерметовская планета давно скрылась из вида. Звезды на смотровом экране понемногу замедляли ход, пока не остановились вовсе. Начался дрейф.
   Не скажу, чтобы я был особенно раздосадован. В конце кондов именно к чему-то подобному я и стремился. Тишина, не прерываемая даже гулом двигателя, полное (если не считать робота) одиночество - что еще нужно человеку, решившему провести месяц в покое. И главное - далеко от начальства! Это фактор немаловажный, и каждый, кто когда-либо был подчиненным, поймет меня без слов.
   Вообще удивительно, почему подчиненные до сих пор не догадались создать свою, глубоко законспирированную тайную организацию по борьбе с начальством! Идея просто носится в воздухе. Объединиться и совместными усилиями сражаться с начальниками-дураками, начальниками-тиранами, начальниками... да мало ли всяких разновидностей у этой немногочисленной, но грозной категории рода людского. Здесь можно было бы разрабатывать планы борьбы, делиться выстраданными идеями, находить приют и отдохновение в среде своих усталых измученных братьев...
   Нет, решительно непонятно, какая причина может помешать созданию такого объединения. Пожалуй, лишь одна... В глубине души каждый подчиненный считает себя на голову умнее своего начальника и надеется в конце-то концов сесть на его место! Если я не прав, если я в корне заблуждаюсь на сей счет, - что ж, значит такое объединение скоро появится. Только я как-то сомневаюсь...
   Итак, я наслаждался покоем, читал книжки, найденные в углу неработающей душевой, раздумывал над статьей - отдыхал, одним словом. Беспокоило, правда, однообразное питание, ну да от недостатков не свободно полностью ничто на белом свете. (В этом легко убедиться, если хотя бы раз внимательно посмотреть на себя в зеркало.)
   Информатор отвел мне небольшую уютную каюту, бывшую реакторную. После переоборудования корабля с ядерного на вечный двигатель местечко это пустовало. Вполне приличную раскладушку я обнаружил под бывшим реактором, приспособленным теперь под камеру для всякого хлама.
   Длинными вечерами я смотрел на звезды, размышлял о жизни и развлекался тем, что допытывался у робота, отчего он такой трусишка. Робот страшно сердился и кричал, что характер в него вложили такие люди, как я, поэтому нечего валить с больной головы на здоровую!
   Шел шестой или седьмой день путешествия. Как обычно, я лежал на раскладушке и дочитывал очередной том сочинений Панкреатидова (подбор книжек в душевой был весьма своеобразный). Василий Панкреатидов, по обыкновению, рвал страсти в клочья.
   - Ты спас меня, незнакомец! - вскричала она, прижимая руки к высокой груди под мохнатым свитером. - Как звать тебя? Ответь мне, как звать тебя, молю!.."
   - А кстати, как звать тебя? - обратился я к роботу. - Ей-богу, странно. Неделю вместе живем, а все "робот" да "робот". Невежливо как-то. Ответь, незнакомец, молю.
   Робот не отвечал. Скорее всего, он раздумывал, не кроется ли здесь подвоха.
   - Обидчивые какие роботы пошли, - заметил я как бы вскользь. - Я желаю познакомиться, все честь по чести, а он увиливает. Где же обходительность, столь свойственная лучшим представителям стального племени?.. Так как же тебя зовут, мм? Не тушуйся, будь откровенен, дружок. Доверься мне, я никому не скажу.
   Робот помалкивал.
   - Ага, понимаю, - не унимался я. - Ты стесняешься своего слишком лирического имени - тонкого и благоуханного, как ванна, опрысканная дезодорантом "Свежесть"? А, догадываюсь, тебя нарекли при рождении Гиацинтом! Гиацинтом, да? Ну, не молчи, открой тайну. Отомкни уста, дружочек...
   И робот отомкнул. Наверное, на него подействовало мое витийство, почерпнутое целиком из произведений дважды лауреата Панкреатидова. А может, повлияло мое незаурядное обаяние. Оно у меня действительно есть, только мало кто об этом догадывается.
   - Меня зовут... - донеслось из динамика.
   - Ну-ну-ну, смелее!
   - ГР74/альфа-бис № 7000302!
   На минуту в каюте воцарилось молчание. Я даже присел на раскладушке и внимательно посмотрел на динамик, пытаясь определить, шутит он или нет.
   Похоже, робот не шутил.
   - Да, брат, - потрясенно сказал я. - Громкое имя. Звучит почти как титул. ГР/альфа... как ты сказал?
   - ГР74/альфа-бис № 7000302! - отчеканил робот.
   - Напоминает "графа"... Граф-бис... нет-нет, это не то. На графа ты еще явно не тянешь. Малость трусоват... Давай-ка ты будешь просто Гришей. Согласен?
   - Согласен, - ответил Гриша.
   - Ну и прекрасно. А вот ответь, Григорий, двигатель ты запускать не пробовал?
   Григорий тут же предложил еще раз поужинать.
   - Ясно... Значит, пробовал. Интересно, куда мы все-таки летим? Нет ли тут по дороге захудалой планетки с ремонтными мастерскими? Двигатель починим, а то Петр Евсеич, чего доброго, взыщет. Да и, признаться, каша уж больно надоела... Ты местоположение наше определил?
   - А вон комета летит... - тоненьким голосом сказал Гриша. - Редкая разновидность. Гляньте, какой у нее хвост...
   - Так ты и местоположение не знаешь? Отвечай, Григорий!
   - Не знаю...
   - Ну где мы, хотя примерно? - заорал я. - Через три недели у меня отпуск кончается!
   - Я не знаю, - жалобно сказал робот. - У меня память только по маршруту заложена. Где-то здесь должна быть система Большие Глухари, вот все, что известно...
   - Не густо. Сколько же до них лететь, до Глухарей?
   - В принципе не так долго, - сообщил Гриша. - Миллиона полтора-два.
   - Лет?! - вскричал я наподобие панкреатидовской героини в мохнатом свитере.
   - Световых, - сказал робот.
   Я вытер пот со лба.
   - А как же отпуск? Отпуск мой как, спрашиваю! Двадцать четыре рабочих дня!
   - Дадим справку, - твердо ответил Гриша. - Об уважительной причине опоздания.
   - Опоздания? Это на полтора-два миллиона лет?..
   Застонав, я уткнулся в подушку. Из динамика неслась негромкая струнная музыка - Григорий пытался исправить мне настроение.
   - Да ладно, чего вы уж так убиваетесь... - после приключения со Вторчерметом он стал заметно вежливее. - Обойдется. Каши у нас много...
   Я застонал еще раз.
   - И потом, - продолжал мой верный спутник. - Вам уже спать пора. Поспали бы, а? Утро вечера мудренее...
   "А в самом деле, - подумал я. - Чего в панику ударяться? Космос не без добрых людей. Подберет кто-нибудь. Да и наверняка ищут нас уже... Прав Гриша, на свежую голову разберемся. Авось, кривая вывезет!"
   И я уснул на казенной раскладушке, понадеявшись на ту самую кривую, которая не раз уже завозила людей в самые неожиданные и неприятные места. Кривая не подкачала и на этот раз. К сожалению, понял я это слишком поздно...
   Пробудился я от радостного возгласа:
   - Готово дело! Вот они, голубчики!
   Я чуть не вывалился из раскладушки.
   - Какие голубчики, где?.. В чем дело?.. Кто кричал?
   - Это я! - раздался ликующий голос Гриши. - Справа по курсу Большие Глухари!
   Я стал быстро одеваться, бормоча:
   - Слава тебе, господи, хоть поем по-человечески...
   В рубке во весь экран красовалась неведомая планета Большие Глухари. С первого взгляда она производила вполне приличное впечатление. Горы, моря, материки - все было нормально, как у людей. Планета нежилась в лучах небольшого, но яркого солнышка и приятно переливалась всеми оттенками желтого цвета.
   - Вот видишь, - упрекнул я робота, - а ты говорил, два миллиона лет...
   - Ошибочка вышла! - легко парировал Гришка. И стал цитировать выдержку из энциклопедии. Память у него была дырявая, поэтому узнать удалось весьма немного.
   - "Б. Глухари, планета, открыта и заселена в 1990-х годах". Диаметр, скорость обращения... ну, это неинтересно... Вот: "...сплошь покрыта лесами, представляющими обильное сырье для промышленности, особенно бумажной..."
   - Лесами? - удивился я. - А почему она вся желтая?
   Гриша, как и его земной хозяин Петр Евсеич, не любил затрудняться с ответом.
   - Так это... штука-то в чем?.. Хлорофилл у них желтый? Да. У нас зеленый, а у них желтый. Обычное дело.
   - Ага. Н-ну, ладно. А дальше что?
   - Состав атмосферы. Это не важно... Количество спутников!
   - Постой! Как не важно? Тебе-то, может, и не важно, а мне все-таки хотелось бы знать. Дышать-то ей можно?
   - Можно, можно, успокойтесь... Количество спутников - не установлено. Странно... Население: 150 миллионов человек. Все! Будем спускаться?
   - Будем, - решительно сказал я. - А как без двигателя? Не врежемся?
   - Ни под каким видом! - ответил робот. - Инструкция не позволяет. В крайнем случае сгорим в плотных слоях атмосферы.
   - Ну, это, знаешь, тоже не сахар...
   - У нас есть небольшой аварийный двигатель.
   - Вечный?
   - Естественно. У нас все вечное.
   - Да я уж заметил...
   - Плюс в нашем распоряжении парашют. Не бойтесь, все будет в ажуре!
   Гриша с удивительной легкостью переходил от панического состояния к отважному и обратно. Это не могло не настораживать, но деваться было уже некуда. Большие Глухари надвигались на нас настойчиво и неотвратимо, как судьба.
   - Так садимся или нет? Время дорого!
   - А, - сказал я обреченно. - Один раз живем. Садимся!
   Я пристегнулся к креслу поплотнее и закрыл глаза.
   Глава 7
   В лапах
   Не знаю, как для кого, а для меня посадка - самое мучительное дело. У меня закладывает уши. Остальные могут болтать, читать газеты, глядеть в иллюминатор, чихать, ссориться, играть в шахматы и делать тысячу разных дел. Я в это время лежу, откинувшись в кресле, разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, и тщетно пытаюсь натянуть на лицо выражение мужественного равнодушия к опасности.
   Все говорят, что это предрассудок и при посадке уши закладывать не может. Охотно верю, что у остальных людей именно так и бывает. Может быть, у них вообще никогда не закладывает уши, даже если по ним (по ушам) хорошенько хлопнуть дверью. Я допускаю также, что им, (не ушам, а остальным людям) нет нужды натягивать на лицо выражение мужественного и презрительного равнодушия, потому что с этим выражением они лежали уже в колыбельке. Все это, повторяю, я вполне готов допустить.
   Но смеяться и подтрунивать над человеком только за то, что во время посадки он обильно потеет... Это в цивилизованном обществе просто недопустимо! И я каждый раз заявляю об этом твердо и решительно - после того, как посадка заканчивается и бортпроводницы окончательно приводят меня в чувство. Потому что для меня превыше всего справедливость, а не жалкие страдания двух-трех соседей-пассажиров, которым я, видите ли, испортил все удовольствие своими охами и стонами! Надо следить за собой, а не за чужими ушами, - такова моя платформа, и я с нее не сойду никогда.
   На удивление, посадка на планету Большие Глухари прошла довольно гладко - если не считать того, что нас основательно тряхнуло, когда раскрылся парашют. В остальном все было в порядке.
   Настораживало одно: мы очутились в полумраке, хотя садились, вроде бы, на освещенную сторону планеты.
   - Похоже, у них уже ночь, - сказал я Григорию. - Быстро как-то...
   - Скорее, сумерки, - озабоченно отозвался робот. - Скафандр будете надевать?
   - Обойдусь. Проверь-ка лучше воздух.
   - Воздух в норме. Вы бы там поосторожнее... Мало ли...
   - Тебе, Гришутка, нянькой работать, цены бы не было, - заметил я, открывая входной люк. - Заочной, разумеется. Ну, пока, не скучай тут.
   С этими словами я вышел из корабля. Вслед донеслись "Сибирские страдания" в исполнении народного хора им. братьев Заволокиных. Все-таки Гриша успел привязаться ко мне за эту неделю. Да и я, признаться, тоже.
   Как любит повторять Григорий, вышла ошибочка. Это насчет темноты. Тайна рассеялась, едва я сделал пару шагов и уткнулся носом в плотную ткань парашюта. После посадки он упал на корабль и накрыл его, словно колоколом.
   Какое-то время я блуждал среди складок, наподобие начинающего артиста, впервые попавшего за кулисы и пытающегося прорваться сквозь занавес к рампе (где, как он думает, его ждут слава, благодарные зрители и растроганные критики). Наконец я догадался опуститься на корточки и, пользуясь головой как тараном, выполз на свободу.
   Яркий дневной свет ударил по глазам, едва голова вышла наружу. Насколько хватало взгляда, расстилалась унылая степь, местами поросшая чахлыми кустиками.
   "Вечно все переврет", - беззлобно подумал я о роботе, утверждавшем, будто "Б. Глухари сплошь покрыты лесами".
   Я обошел вокруг корабля. Во все стороны простиралась та же скучная степь и только вдали, на самом горизонте виднелось какое-то темное пятнышко. Кругом не было ни души, а значит мои надежды на ремонт двигателя и нормальный обед из трех блюд откладывались на неопределенный срок.
   - Куда, интересно бы знать, подевались все эти хваленые 150 миллионов жителей! - произнес я в сердцах и с размаху уселся на глинистый плешивый бугорок, предварительно согнав с него ящерицу.
   На чужой планете можно ожидать всякого, и в принципе я был готов к неожиданностям. Но все же вздрогнул, когда из-под бугорка раздалось ворчливое:
   - Места другого не нашли? Совсем обнаглели, на головы садятся!..
   Я спрыгнул со своей кочки и сказал: "Пардон!"
   - И главное, каждый говорит "пардон", - сварливо добавили снизу. Сначала - на голову, потом - пардон!
   - Виноват, я не умышленно... Так как-то... само получилось. Приношу тысячу извинений!
   - С кем имею честь? - спросил мой невидимый собеседник.
   - Колмагоров Вениамин, - отрапортовал я. - Прибыл с Земли. Физик. В настоящий момент в отпуске. Нуждаюсь в ремонте и питании.
   - Вот и врете, - равнодушно ответил бугорок. - Во-первых, с Земли никого здесь не бывает, а во-вторых, физика отменена.
   - Как, то есть, отменена?
   - А так вот, отменена и все.
   - И Ньютон отменен? - я мало-помалу начинал закипать.
   - И Ньютон.
   - А Эйнштейн?
   - И Эйнштейн.
   Я уже кипел вовсю.
   - Извиняюсь, а химию у вас не отменили?
   - Отменили, - еще равнодушнее ответил бугорок.
   - Позвольте! Как-то странно все же...
   Под кочкой зевнули. Я понял, что разговор не доставляет удовольствия тому, под бугорком, и поспешил переменить тему беседы.
   Самым светским с древних времен считается разговор о погоде. Это справедливо. Весьма сложно вывести собеседника из себя невинными рассуждениями о переменной облачности или антициклонах, зачем-то перемещающихся к южной части страны. Гораздо проще нарваться на спор, заведя речь о хоккее, женщинах или, не дай бог, о политике. Каждый мнит себя специалистом в этих основополагающих, краеугольных областях и доказать ему что-либо невозможно - даже если вы сами хоккеист, женщина или, не дай бог, политик.
   Сердить своего подземного собеседника я не хотел. Я хотел добраться до ближайшей столовой. Поэтому я изобразил на лице светскую улыбку (вдруг смотрит!) и промолвил:
   - Сегодня довольно тепло, вы не находите?
   И тут же пожалел о сказанном. Даже под бугорком трудно не заметить, что наверху по крайней мере сорок градусов жары.
   С непередаваемым сарказмом невидимый собеседник ответил:
   - Нахожу. Что еще вы имеете сообщить?
   - Э-э-э... суховато у вас тут, - продолжал я, делая ошибку за ошибкой. - Пожалуй, небольшой дождик... э-э-э... освежил бы атмосферу. Не правда ли?
   Мое замечание вызвало бурную реакцию. Под кочкой закряхтели, заворочались, залязгали чем-то металлическим - должно быть замком. Бугорок дернулся и поднялся вверх. Из люка последовательно появились: всклокоченная каштановая шевелюра, закрывающая лоб, два маленьких хитрых глаза, длинный нос, на котором вольготно устроились сползшие очки; завершала картину остренькая бородка из числа тех, что придают лицу несколько вольнодумное и задиристое выражение. В целом физиономия незнакомца выражала живейшее любопытство, перемешанное с иронией.
   Я подумал о дымящемся бифштексе с яйцом и учтиво поклонился.
   Незнакомец, не вылезая из люка, отвесил мне насмешливый поклон и спросил:
   - Вы это всерьез насчет дождя? Или так сболтнули?
   Мне очень не нравится, когда чужие люди говорят, будто я болтун. Но я еще раз подумал о бифштексе и корректно ответил:
   - При такой жаре вполне естественно желание немного освежиться.
   Незнакомец посверлил меня своими гляделками и торжественно произнес:
   - Гарантирую вам исполнение вашего вполне естественного желания в течение... - он взглянул на часы. - В течение ближайших десяти минут. Вы постоите тут или пожелаете спуститься ко мне?..