– Какая-то информация?
   – Я не слышал.
   – Она называла имена?
   – Возможно.
   – Имя Лили Хос звучало?
   – Я не слышал.
   – Имя Джона Сэнсома?
   Я ничего не ответил, и тип в синем костюме спросил:
   – Что?
   – Я откуда-то знаю это имя, – ответил я.
   – От нее?
   – Нет.
   – Она вам ничего не передавала?
   – Например, что?
   – Все, что угодно.
   – Расскажите мне, какое это имеет значение?
   – Человек, на которого мы работаем, хочет знать.
   – Тогда пусть сам у меня и спросит.
   – Лучше поговорите с нами.
   Я улыбнулся и пошел прочь по коридору между ними. Но один из парней справа сдвинулся в сторону и попробовал оттеснить меня назад. Я врезался ему плечом в грудь и убрал его с дороги. Он снова попытался меня задержать, тогда я остановился, сделал ложный выпад влево, потом вправо, шагнул ему за спину, с силой его толкнул, и он оказался передо мной. Я заметил, что у него пиджак с одним разрезом посередине, как принято у французов. Англичане любят двойные разрезы по бокам, а итальянцы вообще предпочитают их не делать. Я наклонился, схватил в каждую руку по фалде, дернул и разорвал шов вдоль всей спины. Затем снова пихнул его, и он отлетел вперед и вправо. Пиджак держался на одном воротнике, не застегнутый спереди и разодранный сзади, похожий на больничный халат.
   Я пробежал три шага, остановился и повернулся к ним. Гораздо эффектнее, хотя и намного глупее, было бы просто уйти медленным шагом. Беззаботность – это, конечно, хорошо, но все-таки лучше быть ко всему готовым. Вся дружная четверка оказалась в положении, когда они не могли решить, что им делать. Я не сомневался, что они очень хотели до меня добраться, но дело происходило на Тридцать пятой улице на рассвете. В это время здесь ездят только полицейские машины. Так что в конце концов они наградили меня злобными взглядами и отступили. Потом перешли улицу, выстроившись в линию друг за другом, и свернули на углу на юг.
   «Мы с вами закончили».
   Но это было не так. Я повернулся, собираясь идти дальше своей дорогой, когда из здания участка выскочил мужчина и бросился вслед за мной. Взглянув на мятую футболку, красные спортивные штаны и торчащие в разные стороны седые волосы, я его вспомнил – это был родственник, точнее, брат застрелившейся женщины. Коп из маленького городка в Нью-Джерси. Он поравнялся со мной, вцепился в мой локоть железной хваткой и сказал, что видел меня в участке и догадался, что я свидетель. А потом сообщил, что его сестра не совершала самоубийства.

Глава 11

   Я отвел его в кафетерий на Восьмой авеню. Много лет назад меня отправили на однодневный семинар, который проводили для представителей военной полиции в Форт-Ракере, где нас обучали деликатному поведению с теми, кто недавно потерял родных. Иногда военным полицейским приходится сообщать плохие новости. Мы называли их вестниками смерти. Мои умения в данной области оставляли желать много лучшего. Я входил в дом и просто говорил, что произошло, поскольку считал, что такова природа этого известия. Но, видимо, я все понимал неправильно, потому что меня послали в Ракер. Я многому там научился, и среди прочего – относиться к чувствам серьезно. Кроме того, я узнал, что кафетерии и кафе являются самыми лучшими местами для этих целей. Присутствие других людей сокращает вероятность истерики, а процесс заказа, ожидания и необходимости пить или есть что-то разбивает поток информации таким образом, что его становится легче осознать.
   Мы сели в кабинку около зеркала. Это тоже помогает. Вы можете смотреть друг на друга в зеркало. Получается, что вы сидите лицом к лицу, но не совсем в реальности. Половина мест в кафетерии была занята копами из ближайшего участка и водителями такси, которые возвращались в свои парки в Вестсайде. Я проголодался, но не собирался ничего заказывать, если мой спутник откажется. Это выглядело бы неуважительно по отношению к нему. Он сказал, что не хочет есть. Я сидел молча и ждал. Психологи из Ракера учили нас, что людям, потерявшим близких, нужно дать возможность заговорить первыми.
   Он сказал, что его зовут Джейкоб Марк, но во времена его деда они были Маркакисами, однако тогда греческое имя ничего не значило, если его обладатель не работал в ресторанном бизнесе. Дед занимался строительством и поэтому изменил фамилию. Джейкоб Марк предложил мне называть его Джейк; я сказал, что он может звать меня Ричер. Джейк сообщил мне, что он полицейский, не женат и живет один, а я – что был копом, только военным, и тоже не женат. В Ракере нас учили, что в подобной ситуации необходимо обязательно найти что-то общее, объединяющее того, кто узнал о смерти близкого человека, и вестника смерти.
   Вблизи и если не обращать внимания на не слишком аккуратный внешний вид, Джейк был вполне нормальным парнем, с обычной для копа многолетней усталостью на лице, под которой прятался сельский житель. Под руководством другого школьного психолога он мог бы стать учителем естественных наук, дантистом или продавцом запчастей для машин. В сорок с небольшим он уже поседел, но лицо оставалось молодым и без морщин. Темные глаза казались слишком широко раскрытыми, но это временно. Несколько часов назад, когда Джейк ложился спать, он, вероятно, был красивым мужчиной. Мне он сразу понравился, и я ему посочувствовал.
   Он набрал побольше воздуха и рассказал, что его сестру звали Сьюзан Марк. Одно время она была Сьюзан Молина, но давно развелась и взяла назад девичью фамилию. Сейчас она живет одна. Джейк говорил о ней в настоящем времени, и я понял, что ему предстоит пройти длинный путь до того момента, когда он примет случившееся.
   – Она не могла себя убить, такое просто невозможно, – сказал он.
   – Джейк, я там находился, – возразил я.
   Официантка принесла нам кофе, и мы несколько секунд молча его пили. Убивали время, давая возможность реальности поглубже пустить корни в его сознании. Психологи из Ракера уверенно твердили, что у людей, неожиданно потерявших родных, коэффициент умственного развития как у лабрадора. Грубо, потому что они военные, но точно, потому что они психологи.
   – Так расскажи мне, что произошло, – попросил Джейк.
   – Где ты живешь? – спросил я.
   Джейк назвал маленький городок в северной части Нью-Джерси, в самом сердце пригородов, где полно мамаш, занимающихся только детьми, процветающий, безопасный, спокойный, откуда многие ездят на работу в Нью-Йорк. Он сказал, что полицейский департамент хорошо финансируется и оборудован, но народу не хватает. Я спросил, есть ли у них копия израильского руководства, и он ответил, что после гибели Башен-близнецов все полицейские управления в стране оказались погребенными под горами копий этого руководства и каждому офицеру вменялось выучить его наизусть.
   – Твоя сестра вела себя очень странно, Джейк, – сказал я. – Ее поведение соответствовало всем пунктам руководства. Она была похожа на террористку-смертницу.
   – Дерьмо собачье, – возмутился Джейк, как и полагается любящему брату.
   – Теперь уже ясно, что она не была террористкой, – сказал я, – но ты бы на моем месте подумал то же самое. С твоей подготовкой иначе просто не могло быть.
   – Получается, что руководство больше относится к самоубийству, чем к взрыву бомбы.
   – Похоже, что так.
   – Она не была несчастливым человеком.
   – Наверное, все-таки была.
   Он ничего мне не ответил, и мы еще некоторое время пили кофе маленькими глоточками. Посетители приходили и уходили, платили по счетам, оставляли чаевые, на Восьмой появились машины.
   – Расскажи мне о ней, – попросил я.
   – Из какого пистолета она стреляла? – спросил он.
   – Из старого «Ругера Спид-Сикс».
   – Он принадлежал нашему отцу, Сьюзан получила его в наследство.
   – Где она жила? Здесь, в городе?
   Джейк покачал головой.
   – В Аннандейле, в Вирджинии.
   – Ты знал, что она сюда приехала?
   Он снова отрицательно покачал головой.
   – Что она тут делала?
   – Не знаю.
   – Почему она была в зимней куртке?
   – Не знаю.
   – Со мной разговаривали федеральные агенты и задавали вопросы. Потом, перед тем как ты меня окликнул, остановили какие-то парни из частного бюро. Все они спрашивали про женщину по имени Лиля Хос. Ты когда-нибудь слышал о ней от сестры?
   – Нет.
   – А как насчет Джона Сэнсома?
   – Он конгрессмен из Северной Каролины. Хочет стать сенатором. Крепкий орешек.
   Я кивнул, потому что вспомнил, где слышал это имя. Сезон выборов набирал обороты, и я видел статьи в газетах и передачу по телевизору. Сэнсом недавно появился в политике, но сразу стал восходящей звездой. Его представляли жестким и бескомпромиссным. И очень амбициозным. Некоторое время он успешно занимался бизнесом, а перед этим отличился в армии. Сэнсом намекал на выдающуюся карьеру в частях особого назначения, но без подробностей. Как раз то, что требуется в подобной ситуации, потому что большинство операций частей особого назначения являются секретными или их можно таковыми назвать.
   – Твоя сестра когда-нибудь упоминала Сэнсома? – спросил я.
   – Кажется, нет, – ответил он.
   – Она его знала?
   – Трудно представить, как она могла с ним познакомиться.
   – Чем она зарабатывала на жизнь?
   Джейк отказался ответить на мой вопрос.

Глава 12

   Впрочем, в этом не было необходимости; я знал достаточно, чтобы и самому догадаться. Отпечатки пальцев Сьюзан Марк имелись в базе данных; на моем горизонте тут же появились трое блестящих штабных офицеров в отставке, которые, задав мне свои вопросы, мгновенно испарились… Получалось, что она работала на военных, но занимала не слишком высокое положение. И жила в Аннандейле, в Вирджинии. Если я все правильно помню, это к юго-западу от Арлингтона. Возможно, с тех пор, как я там побывал, все изменилось, но с другой стороны, могло и остаться как прежде – приятным для жизни местом, откуда к тому же легко добираться до самого большого офисного здания, по прямой по 244-му шоссе.
   – Твоя сестра работала в Пентагоне, – сказал я.
   – Она не имела права говорить о своей работе, – ответил Джейк.
   – Если бы она на самом деле была секретной, Сьюзан сказала бы тебе, что работает в «Уолл-марте»[16], – покачав головой, возразил я.
   Он ничего не ответил, и я добавил:
   – Одно время я служил в Пентагоне и хорошо его знаю, можешь меня проверить.
   Он мгновение молчал, потом пожал плечами и сказал:
   – Сьюзан была гражданским клерком, но с ее слов выходило, будто у нее потрясающая работа. Она входила в группу КУЛСАСША, но почти ничего мне не рассказывала, давая понять, что это секретная информация. Теперь, после Башен-близнецов, люди стали гораздо меньше говорить.
   – Это не группа, а человек, – сказал я. – КУЛСАСША означает «Командующий Управлением личного состава армии США». Ничего потрясающего, обычный отдел кадров, бумажная работа и учетные карточки.
   Джейк не ответил, и мне показалось, что я его обидел, приуменьшив значимость карьеры его сестры. Наверное, семинары в Ракере не пошли мне на пользу. Может быть, следовало внимательнее слушать психологов. Молчание слишком затянулось и стало неловким, и потому я спросил:
   – Она вообще тебе что-нибудь рассказывала про свою работу?
   – Не особенно. Возможно, и рассказывать было нечего, – проговорил он с налетом горечи в голосе, как будто его сестру поймали на вранье.
   – Люди любят приукрашивать вещи, Джейк, – попытался утешить его я. – Такова природа человека. И, как правило, в этом нет никакого вреда. Может быть, дело в соперничестве, ты ведь коп, и она хотела, чтобы ее работа тоже выглядела значимой.
   – Мы не были близки.
   – И тем не менее вы являлись членами одной семьи.
   – Наверное.
   – Сьюзан нравилась ее работа?
   – Мне казалось, что да. И, похоже, она ей подходила. Сьюзан обладала всеми необходимыми качествами для работы с учетными карточками – хорошая память, старательная, очень организованная. А еще она отлично владела компьютером.
   Между нами снова повисло молчание, и я вернулся к своим размышлениям про Аннандейл. Приятный, но непримечательный городок, куда люди возвращаются после рабочего дня, чтобы переночевать. В данных обстоятельствах он имел всего одну важную характеристику: находится довольно далеко от Нью-Йорка.
   «Она не была несчастливым человеком».
   – Что? – спросил Джейк.
   – Ничего. Это не мое дело, – ответил я.
   – И все равно, что?
   – Я просто размышляю.
   – О чем?
   «Если данное дело окажется не совсем таким, каким кажется на первый взгляд».
   – Как давно ты в полиции?
   – Восемнадцать лет.
   – И все время в одном месте?
   – Я проходил подготовку в школе патрульных, потом получил назначение в Джерси. Как в фарм-клубе[17].
   – У вас случается много самоубийств?
   – Наверное, одно или два в год.
   – Кто-нибудь предвидел, что они произойдут?
   – В общем, нет. Обычно они оказываются огромной неожиданностью.
   – Как то, что сделала твоя сестра.
   – Совершенно верно.
   – Однако за каждым из них стоит какая-то причина.
   – Всегда. Финансовая, сексуальная, какое-то дерьмо, которое вот-вот свалится на голову…
   – Значит, у твоей сестры тоже имелась причина покончить с собой.
   – Я понятия не имею какая.
   Я снова задумался.
   – Давай выкладывай. Просто скажи мне, о чем ты думаешь.
   – Это не входит в мою компетенцию.
   – Ты же был копом и замечаешь детали, – возразил Джейк.
   – Наверное, семь из десяти самоубийств, которые ты видел, совершены дома, – кивнув, ответил я. – В трех случаях будущие жертвы доезжали до какого-нибудь переулка и там сводили счеты с жизнью.
   – Более или менее так.
   – Но это всегда знакомое место, тихое и уединенное. И определенное. Будущий самоубийца едет туда, собирается с духом и совершает задуманное.
   – И что?
   – А то, что я никогда не слышал про самоубийцу, который уехал на сотни миль от дома и покончил с собой в дороге.
   – Я же тебе говорил.
   – Ты сказал, что твоя сестра не убивала себя. Но я видел собственными глазами, как она это сделала. Я пытаюсь объяснить, что твоя сестра свела счеты с жизнью очень нетрадиционным способом. По правде говоря, я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь покончил с собой в вагоне метро. Под ним – да, но не внутри. Тебе известен хоть один случай самоубийства в общественном транспорте, да еще когда он движется?
   – И что? – повторил он.
   – И ничего. Я всего лишь задал вопрос.
   – Почему?
   – Потому что. Думай как коп, Джейк; на время забудь, что погибла твоя сестра. Что вы делаете, когда что-нибудь сильно отличается от обычной схемы?
   – Копаем поглубже.
   – Вот и копай.
   – Это ее не вернет.
   – Но понимание того, что произошло, сильно помогает.
   Этому принципу нас тоже научили в Форт-Ракере. Но не на занятиях психологией.
 
   Я налил себе еще кофе, а Джейкоб Марк вертел в руках пакетик с сахаром, и тот пересыпался из одного конца бумажного прямоугольничка в другой, как в песочных часах. Я видел, что голова у него работает, как у копа, но сердце болит, как у брата. И все это было написано у него на лице.
   «Копаем глубже… Это ее не вернет…»
   – Что еще? – спросил он.
   – В вагоне ехал пассажир, который сбежал, прежде чем до него добрались полицейские.
   – Кто?
   – Обычный мужчина. Копы решили, что он, скорее всего, не хотел, чтобы его имя попало в официальные бумаги. Они предположили, что он изменяет жене.
   – Такое может быть.
   – Да, может, – не стал спорить я.
   – И что?
   – Федералы и парни из частного агентства спрашивали меня, не передала ли мне что-нибудь твоя сестра.
   – Например, что?
   – Они не сказали.
   – Федералы были из какого агентства?
   – Они не сказали.
   – А парни из частной конторы?
   Я встал со скамейки и достал из заднего кармана визитку. Она была из дешевой бумаги и уже успела помяться и слегка испачкаться синим от моих джинсов, совсем новеньких, со свежей краской. Я положил визитку на стол, перевернул и подтолкнул к Джейку. Он внимательно ее прочитал, может быть, даже два раза. «Корпорация «Точно и надежно». Охрана, расследования, посредничество». И телефонный номер. Джейк достал мобильник и начал набирать номер. Сначала возникла пауза, потом прозвучали три короткие нотки и записанное на автоответчик сообщение. Джейк закрыл телефон и сказал:
   – Не отвечает. Фальшивка.

Глава 13

   Я заказал себе еще кофе, но Джейк смотрел на официантку таким взглядом, словно никогда в жизни не слышал о существовании в природе подобных особей. В конце концов она потеряла к нему интерес и отошла. Джейк подтолкнул ко мне визитку, я взял ее и убрал в карман.
   – Мне все это не нравится, – сказал он.
   – Мне тоже не нравится.
   – Мы должны вернуться и поговорить с ребятами из полицейского управления.
   – Она застрелилась, Джейк, и это главное. Больше они ничего не хотят знать. Им все равно, как, когда и почему.
   – Им не должно быть все равно.
   – Может быть, и так. Но им плевать. Как бы ты вел себя на их месте? Тебе было бы не все равно?
   – Наверное, ты прав, – ответил он, и я увидел, как в его глазах появилось отсутствующее выражение.
   Может быть, Джейк вспоминал свои старые дела. Большие дома, дороги с зелеными деревьями по обочинам и ведущие роскошную жизнь на деньги своих клиентов адвокаты, которые не в силах пережить позор, скандал и лишение лицензии. Или преподаватели и беременные студентки. А еще женатые мужчины с дружками-геями в Челси или Вест-Виллидж. И местные копы, исполненные такта и грубоватого сочувствия, крупные мужики, вторгающиеся в аккуратные тихие жилища, чтобы осмотреть дом, где совершено самоубийство, и изучить все факты. Потом они составляют отчет, закрывают дело, забывают о нем, переходят к другому, и им совершенно все равно, как, где и почему.
   – У тебя есть теория? – спросил Джейк.
   – Еще слишком рано для теории, – ответил я. – Пока у нас имеются только факты.
   – Какие?
   – Пентагон не до конца доверял твоей сестре.
   – Потрясающее заявление.
   – Она находилась под наблюдением, Джейк. Наверняка. Как только всплыло ее имя, тут же появились федералы. Трое. Такова процедура.
   – Но они быстро ушли.
   – Это означает, что они не слишком сильно ее в чем-то подозревали. Они просто решили задать парочку вопросов для собственного спокойствия. Может быть, у них были кое-какие не слишком серьезные предположения, но они и сами в них не особенно верили. И пришли, чтобы окончательно поставить точку.
   – Какие предположения?
   – Касательно информации, – объяснил я. – Это единственное, что есть в Управлении личным составом.
   – Они подозревали, что Сьюзан передает кому-то информацию?
   – Они хотели убедиться, что это не так.
   – Значит, сначала они думали, что это так.
   Я кивнул.
   – Возможно, ее видели в кабинете, где ей было нечего делать, и она открывала картотечный шкаф, к которому не имела никакого отношения. Или у них что-то пропало, они не знали, за кем следить, и потому стали следить за всеми.
   – О какой информации может идти речь?
   – Понятия не имею.
   – Вроде скопированных документов?
   – Меньше, – сказал я. – Сложенной записки или компьютерного диска. То, что можно передать из рук в руки в вагоне метро.
   – Сьюзан была патриоткой и любила свою страну. Она не стала бы делать ничего подобного.
   – Она и не делала. Она никому ничего не передавала.
   – Получается, у нас ничего нет.
   – У нас есть тот факт, что твоя сестра находилась в сотнях миль от дома с заряженным пистолетом в сумке.
   – И она чего-то боялась, – добавил Джейк.
   – А еще она зачем-то надела зимнюю куртку, хотя на улице было около тридцати градусов тепла.
   – Кроме того, не следует забывать про два имени, которые всплыли несколько раз, – сказал он. – Джон Сэнсом и Лиля Хос, уж не знаю, кто она такая, черт бы ее побрал. Но фамилия Хос звучит как-то по-иностранному.
   – Как когда-то Маркакис.
   Он снова погрузился в размышления, я пил кофе. Движение на Восьмой стало заметно медленнее – начинался утренний час пик. На небе, немного южнее востока, сияло солнце, его лучи падали не параллельно улице, а под небольшим углом, отбрасывая длинные диагональные тени.
   – Дай мне что-нибудь для начала, – проговорил Джейк.
   – Мы знаем недостаточно, – ответил я.
   – Порассуждай.
   – Я не могу. Придумать историю ничего не стоит, но в ней будет полно дыр. Да и вообще, где гарантия, что она окажется правильной?
   – Попытайся. Дай мне какую-нибудь зацепку. Давай устроим что-то вроде мозгового штурма.
   Я пожал плечами.
   – Ты хоть раз встречался с кем-нибудь из парней из частей особого назначения?
   – Ну, был знаком с двумя или тремя. Если считать ребят из Национальной гвардии, получится четыре или пять человек.
   – Скорее всего, ты не знал ни одного. Большинство блестящих карьер в частях особого назначения – это чистейшей воды фикция. Они похожи на людей, которые утверждают, будто побывали в Вудстоке[18]. Если всем верить, получится, что там собралось десять миллионов человек. Или взять, например, жителей Нью-Йорка, видевших, как самолеты врезались в Башни. Послушать их, так они все стали свидетелями катастрофы, и никто не смотрел в этот момент в другую сторону. Короче, те, кто говорят, что они служили в частях особого назначения, обычно врут. Большинство из них так и оттрубили весь срок в пехоте. А некоторые и вовсе не были в армии. Люди любят приукрашивать вещи.
   – Как моя сестра.
   – Такова природа человека.
   – К чему ты клонишь?
   – Я оперирую тем, что у нас есть: два случайных имени, начало избирательного сезона и твоя сестра, которая работала в Управлении личным составом.
   – Ты думаешь, Джон Сэнсом врет насчет своего прошлого?
   – Возможно, и нет, – ответил я. – Но это та область, в которой преувеличения – не редкость. И всем известно, что политика – грязный бизнес. Можно не сомневаться, что прямо сейчас кто-то проверяет приемщика из химчистки, в которую Сэнсом сдавал свою одежду, чтобы выяснить, имелась ли у парня грин-карта. Короче говоря, большого ума не нужно, чтобы предположить, что огромное количество людей изучает его биографию, раскладывая ее на отдельные факты. Это у нас национальный спорт.
   – Тогда, может быть, Лиля Хос журналистка или референт. Возможно, она работает на кабельном телевидении или на радио. Что-нибудь в таком роде.
   – Или конкурирует с Сэнсомом.
   – Только не с таким именем. И не в Северной Каролине.
   – Хорошо, предположим, она журналистка или референт, решила нажать на кого-нибудь из служащих управления личным составом и выбрала твою сестру.
   – И чем она ее взяла?
   – Это первая большая дыра в нашей истории, – сказал я.
   Сьюзан Марк была в отчаянии и очень сильно напугана. Я не мог представить, чтобы журналистка сумела найти в жизни простой служащей из Пентагона нечто такое, что привело бы ее в подобное состояние. Репортеры умеют манипулировать и убеждать, но никто их особенно не боится.
   – Сьюзан интересовалась политикой? – спросил я.
   – А что?
   – Может быть, ей не нравился Сэнсом и то, что он представляет. И она сотрудничала с его противниками. Или даже вызвалась им помогать.
   – Тогда чего она так боялась?
   – Она нарушала закон и поэтому, наверное, была напугана до смерти, – объяснил я.
   – Зачем она взяла пистолет?
   – Она обычно носила его с собой?
   – Никогда. Он достался ей в наследство, и она держала его в ящике с бельем, как делают все обычные люди.
   Я снова пожал плечами. Пистолет представлял собой вторую громадную дыру в нашей истории. Люди достают оружие из ящиков для белья по самым разным причинам. Например, для защиты или, наоборот, нападения. Но никогда на случай, если им вдруг захочется свести счеты с жизнью, а они будут находиться далеко от дома.
   – Сьюзан не особенно интересовалась политикой, – сказал Джейк.
   – Хорошо.
   – Значит, она не могла быть связана с Сэнсомом.
   – Тогда почему всплыло его имя?
   – Я не знаю.
   – Сьюзан наверняка приехала на машине, – заметил я. – Она не смогла бы пронести пистолет в самолет. Скорее всего, ее машину сейчас везут на штрафную стоянку. Видимо, она проехала по Гудзонову тоннелю[19] и припарковалась в направлении центра города.
   Джейк молчал. Кофе у меня уже совсем остыл, но официантка перестала подходить, чтобы предложить нам еще. Мы были невыгодным столиком. Посетители в кафетерии поменялись уже дважды – люди спешили на работу, старались не терять времени и быстро заправлялись перед напряженным днем. Я представил, как двенадцать часов назад Сьюзан Марк готовилась к трудной ночи. Она оделась, нашла пистолет отца, зарядила его, спрятала в черную сумку. Потом села в машину, проехала по часовой стрелке по 236-й автостраде до развязки, возможно, заправила машину, выбралась на 95-ю и покатила на север, широко раскрытыми глазами, в которых застыло отчаяние, вглядываясь в темноту впереди.