Черепанов Макс. Ольга, или семь мгновений весны

   захлопнула дверь.
   Пнуть дверь, что ли? Глупо...
   Я спустился на пол-пролета, когда заскрипели петли. "Что, уже
   Валерик? Или Оля?" - и я проворно развернулся. Но нет, это была вновь
   лишь самая любящая из матерей.
   - Ты даже не знаешь, что в Омске у нее жених, и они любят друг
   друга без памяти, - подарив мне свысока презрительный взгляд,
   съехидничала мадам.
   - Что?!
   Хлопок закрывающейся двери. Спускался я, наверное, полчаса,
   медленно-медленно переставляя ноги, сосредоточенно обдумывая сказанное.
   Возможно ли? Ольга, выпадающая мне на руки из двери... целующая меня
   в лунном свете... плачущая на серой бетонной площадке... смеющаяся
   в лесу...
   Нет.
   Или все-таки да? Кто их разберет, женский пол. Ей было скучно,
   одиноко. Игрушка, просто игрушка... Ее глаза позавчера. "Как хорошо,
   что мы встретились...". Нет, не может быть.
   Ночь была довольно беспокойной. Поутру я, злой и невыспавшийся,
   мотался по университетским делам. Днем сидел дома... ничего не
   делалось - не читалось, не думалось. Хотелось видеть Ольгу, быть рядом,
   держать ее руку в своей. Как-то она там? Не загрызли бы добрые
   родственники... вместе с "друзьями семьи". Колебался я долго, почти час.
   Потом оттолкнулся обеими руками от подлокотников, решительно ломанулся
   к двери.
   Затрещал телефон. На ходу подхватил трубку, зло рявкнул:
   - Да?!
   - Ма-акс?
   Я припал к трубке.
   - Ты, Оль? А почему шепотом?
   - Конспирация, - с тихим смешком пронеслось в динамике, - как
   хорошо...
   - Что хорошо?
   - Твой голос.
   Я поискал рукой стул, нашел, присел.
   - Как ты? Все в порядке?
   - Ерунда, - и опять тихий смешок, - маман только пилила, со
   своей старой песней...
   - Я приеду?
   Недолгое молчание.
   - Сегодня не стоит. Может быть, завтра. Точно сказать не могу,
   тут что-то непонятное затевается...
   Я вдруг вспомнил последние слова ее матери. Прочистил горло,
   сипло начал:
   - Оль...
   Там что-то скрипнуло, будто передвинули стул.
   - Сейчас! - крикнула она кому-то, и уже мне: - я еще перезвоню,
   пока. Люблю тебя...
   - Подожди!
   Гудки.
   - Ч-черт! - и ни в чем не повинному телефону досталось трубкой
   по голове. Перезвонить ей? Черт, номера не знаю... Стоп, а откуда она
   знает мой? Я же вроде не давал... Голова шла кругом.
   Ольга так и не перезвонила в тот день.
   Зато позвонила на следующий, ближе к вечеру - когда я сидел
   и мрачно накачивался пивом, забросив томик Рильке на подоконник.
   Слышно было плохо до безобразия.
   - Максим... Максим, я звоню попрощаться...
   - Не понял?
   - Я уезжаю сегодня... сейчас. Мы все уезжаем.
   - Постой, а как же похороны? Девять дней, сорок дней?
   - Все там будет... - исчезающе тихо в шуме и треске.
   - Громче говори, я тебя почти не слышу! Как уезжаешь? Совсем?
   - Да...
   - Черт! Подожди, я сейчас приеду!
   - Я не из дома, я уже с вокзала. Минут через двадцать поезд,
   я тут ненадолго удрала от своих. Ты прости меня...
   Я заторопился, чувствуя, что время уходит:
   - Ну адрес скажи, я тебе напишу! Или слушай мой...
   - Твой я знаю...
   "Откуда? Ага, записная... но какого черта, зачем? Почему бы
   просто не спросить? И номер телефона оттуда же. А адрес я, по-моему,
   и сам ей говорил...". Ольга между тем продолжала:
   - Максим, а оно тебе надо? Я знаю, как все будет - сначала по
   письму в неделю, потом в месяц, потом - открытка к Новому Году. И
   мать будет твои письма из ящика таскать, а потом врать мне,
   честно-честно глядя в глаза - "нет-нет, ничего не было"... Ты ее
   хорошо достал. Уж не знаю чем.
   - Ну, блиннн... Какой поезд? Номер пути? Уж проводить-то мне
   тебя можно?
   Она колебалась.
   - Не знаю, стоит ли... и звонить-то не стоило. Но я не могла не
   попрощаться.
   - Номер. Пути. Отправления. Скажи.
   - Четвертый. Но ты не успеешь... Прощай.
   И гудки, прежде чем я успел хоть что-то сказать.
   От вокзала я живу недалеко - остановки три. Не успеешь? Посмотрим.
   Я побежал, прыгая через лужи, локтем вперед огибая прохожих, они
   шарахались в стороны. На ближайшей остановке я был через две минуты.
   Пританцовывая, посмотрел по ходу движения - ничего, одни легковушки.
   М-мать! И рванул по тротуару, пригибаясь, немного раскачиваясь на
   бегу в такт рифмованным словам, звучащим в голове - нехитрый прием,
   чтобы отвлечься от пульсирующего жжения в мышцах.
   Две остановки на одном дыхании. Что я собирался делать? Не знаю
   точно, но не покидало ощущение, что если мы снова увидим друг друга,
   возьмемся за руки - никуда она не уедет, останется, и все опять будет
   хорошо. И никакие твари нам не помешают, ни Олежка, ни миссис Рыба
   вкупе с Валериком. Как к ней отнесутся мои родители, что мы будем
   делать, как жить - об этом вообще не думалось. Горячий пот стекал по
   лбу, и одна мысль билась в голове - догнать, успеть.
   Невесть откуда взявшийся автобус подкатил к предпоследней
   остановке параллельно со мной, и я влетел в него, просочился между
   сходящимися дверцами. Привалился к поручню, свистяще дыша. Бросил
   взгляд на часы - двенадцать минут. Успеваю... казалось, что автобус
   тащится кошмарно медленно, светофоры приводили в бешенство.
   Все было бесполезно... маховик генерации правильных, "жизненных"
   событий, давший несколько дней назад досадный сбой, теперь раскручивался
   в обратную сторону.
   Я успел на вокзал, когда до отхода оставалось минут семь.
   Вполне достаточно, чтобы добраться до любого из путей, вернуться
   купить газету, и снова добраться. Для любого нормального человека,
   но только не для меня. Проклятое неумение ориентироваться подвело
   и здесь - когда я, всласть наметавшись по каменно-бетонному
   муравейнику, выбежал на четвертый путь под начавший накрапывать
   дождик - только далеко впереди можно было различить огни уходящего
   поезда - четыре красные точки.
   Ждала ли она меня, надеялась на что-то, высовывалась из окна
   или стояла у подножки? Похоже, я никогда уже не узнаю об этом.
   Опустим грустную часть истории - как я общался с теми, кто потом
   въехал в эту квартирку, беседу с работниками жэка, искренне хотевшими
   помочь, но ровным счетом ничего не знавшими об омских адресах...
   Я даже фамилии ее не знаю.
   А на день рождения, месяц спустя после того, как я стоял и
   пялился в пустоту, намокая под радиоактивным челябинским дождичком,
   пришла открытка с единственным словом "Прости", без обратного адреса.
   Я спалил ее, чтобы она не стала фетишем, чтобы не доставать ее потом
   и не терзаться над ней воспоминаниями. После чего хорошенько отпраздновал
   семнадцатилетие.
   Есть такое красивое выражение... оно не принадлежит мне, но я
   все равно употреблю его - слишком хорошо подходит. Нет, Ольга не умерла
   от тифа на острове Корфу, она вообще не умерла... длинной и счастливой
   ей жизни. Но еще долго после того дня я чувствовал, как ее мысли
   текут сквозь мои.
   С той поры прошло пять лет - довольно много. Мир изменился...
   я изменился. Стал умнее, опытнее, злее... но только не потерял
   легкой такой, осторожной романтичности. Потому что знаю - иногда
   серые законы Мерфи дают нежданные сбои. И взгляд продолжает дежурно
   шарить по лицам встречных - вдруг?
   Конечно, не будет второго такого шанса... и я запрещаю себе
   думать о ней. Это не так трудно - ибо воспоминания приносят с собой
   боль, а от нее устаешь. Но изредка, надравшись до такой степени,
   что эмоции берут верх над волей и делают любую боль тупой, не
   мешающей чувствовать - я разрешаю себе курить, стоя на балконе, и
   под тяжелый рев катящейся в голове крови, густо насыщенной алкоголем
   - вспоминаю, усмехаясь ночным электрическим огням, реже - звездам,
   и еще реже - ветру в лицо.
   "Плотнее плюшевых штор, страшней чугунных оград
   Я вижу только ТЕБЯ, везде встречаю ТВОЙ взгляд..."