Страница:
Колчак выслал срочный заказ оборонным заводам на девять тысяч «рыбок». И уже в июле 1916 года он смог начать минную блокаду Босфора.
Тридцать первого июля первый в мире подводный минный заградитель «Краб» скрытно выставил сорок мин в самом горле пролива. Позже – 2, 5 и 9 августа – русские эсминцы сбросили в прибосфорские воды семьсот двадцать мин, которые и составили шесть линий основного минного заграждения. Чтобы турки не смогли пройти в обход, на флангах поля эсминцы выставили еще сто пятьдесят шесть мин. Почти месяц ни одно судно турецкого флота не смело выйти из Босфора. Правда, за это время противник сумел протралить фарватер у самого берега, пользуясь тем, что минные поля не прикрывались дежурными кораблями и мелкие суда рискнули возобновить свои рейсы. «Гебен» же и «Бреслау» отстаивались на якорях в Золотом Роге.
Осенние штормы и турецкие тральщики проредили минные поля. Надо было что-то придумать, чтобы перекрыть все обходные пути, а заодно и усилить прежние заграждения. Но как? Подойти ближе к берегу, войти в горло пролива мешали свои же собственные минные поля. Это эсминцам, а если пустить суда с малой осадкой? Колчак озаботил всех своих помощников поиском таких судов и вскоре уже осматривал одно из предложенных. Это была плоскодонная паровая шхуна из семейства так называемых «эльпидифоров», которые строились специально для небольшого Азовского моря.
Адмирал остановил свой выбор на двух «эльпидифорах», подумав о том, что команды для них нужно набирать из охотников. Но чем-чем, а сорви-головами русский флот всегда был богат.
Темной октябрьской ночью два минных заградителя притащили на буксире пару груженных минами «эльпидифоров». У внешней кромки заграждения паровые шхуны отдали буксиры и тихо двинулись по минному полю к темнеющим берегам Босфора. Под их днищами покачивались заякоренные рогатые шары: каждого бы из них хватило, чтобы разнести утлое суденышко вдребезги. Командиры «эльпидифоров» сознавали также и то, что взрыв, случись он ненароком, будет таким, что разбудит весь Константинополь. Ведь рванут разом все двести двадцать мин на борту шхуны. Тем не менее первый «рейс смерти» прошел благополучно. «Эльпидифоры» выставили на протраленных турками путях четыреста сорок мин и к утру вернулись к поджидавшим их минным заградителям. Днем на волне – дьявольская работенка: команды «эльпидифоров» перегрузили с кораблей по второму комплекту мин и ночью снова ушли к берегу. И вот так к концу года было выставлено у Босфора две тысячи восемьдесят восемь мин, у Варны – семьсот сорок. На них подорвались вражеский эскадренный миноносец, четыре германские подводные лодки, множество фелюг и углевозных шаланд… Но самое главное – германо-турецкие рейдеры оказались прочно заблокированными в Босфоре, где они простояли весь конец 16-го года и начало 17-го.
Титанический труд русских минеров немецкий историк контр-адмирал Лорей оценит в своем фундаментальном исследовании так:
«…Постановка минных заграждений у Босфора и Варны русскими морскими силами летом и осенью 1916 года явилась операцией во всех отношениях замечательной. По приблизительному подсчету, ими было поставлено от 1800 до 2000 мин заграждения. Для выполнения этого задания они пользовались многими ночами, потому что лишь ночью им можно было приближаться к берегу. Их линии заграждений тянулись до самого очертания побережья вплотную к берегу и новые ставились так близко от прежде поставленных, что ловкость, отчетливость и уверенность, с которой русские избегали своих же, на малую глубину ранее поставленных мин, поистине достойна удивления. В качестве приметных пунктов они обычно пользовались ракетной или спасательной станциями…»
За все время пребывания флота под началом адмирала Колчака русская транспортная флотилия потеряла лишь один пароход. Снабжение действующей армии ни разу не было прервано, в то время как Турция терпела самый настоящий энергетический кризис из-за того, что перевозка морем топлива из угольного района Зонгулдак была перекрыта русскими кораблями.
Первая директива Ставки Черноморскому флоту – добиться полного господства на море – была выполнена. Наступал следующий этап осуществления стратегической задачи – взять в свои руки Босфор и Дарданеллы. Верховное командование назначало срок – лето 1917 года. Именно к этому времени, рассчитывала Ставка, наступит общий перелом в затянувшейся войне, когда русская армия и войска союзников поведут наступление на всех фронтах.
Адмирал Колчак начал готовить детальный план грандиозной операции. Прежде всего он учел печальный опыт англо-французской эскадры, годами штурмовавшей Дарданеллы без поддержки наземных войск.
Овладение Босфором, по замыслу адмирала, должно было начаться с высадки большого десанта на его скалы, который бы привел к молчанию береговые батареи турок, прикрывавших вход в узкий пролив с высоких круч. Только после этого по протраленным фарватерам корабли врывались в морские врата Царьграда.
Уже была сформирована транспортная флотилия для переброски десанта.
Уже были розданы командирам штурмовых отрядов подробные тактические наставления.
Уже была создана служба связи для руководства десантом с кораблей. Но в ход операции властно вмешались форс-мажорные обстоятельства: Февральская революция, брожение в войсках, падение дисциплины…
7 октября 1916 г. 11 час. 30 мин.
А как великолепно все начиналось…
С того самого первого своего севастопольского дня, когда, подняв на линкоре комфлотовский флаг и выйдя в море на перехват «Бреслау», «Императрица Мария» стала его любимицей… Он не раз еще выходил на ней в море, с гордостью представлял корабль государю императору во время высочайшего смотра, на нем же положил себе войти в освобожденный Царьград… Не раз мечтал «познакомить Анну с «Марией», то есть увидеть на широчайшей палубе линкора свою возлюбленную, придумывая для этого невозможные почти сказочные комбинации…
Линкор, построенный в Николаеве, по праву считался гордостью отечественного судостроения.
ПЕРОМ ПИСАТЕЛЯ. "Современники и много лет спустя, – отмечал писатель Анатолий Елкин, – не переставали им восхищаться – …Черное море еще не знало таких дредноутов, как «Императрица Мария».
Водоизмещение дредноута определялось а 23 600 тонн. Скорость корабля 22 3/4 узла, иначе говоря, 22 3/4 морской мили в час, или около 40 километров. За один прием "Императрица Мария" могла взять 1970 тонн угля и 600 тонн нефти. Всего этого топлива для "Императрицы Марии" хватало на восемь суток похода при скорости 18 узлов. Команда корабля 1260 человек вместе с офицерами…
Корабль располагал шестью динамо-машинами: четыре из них боевые и две вспомогательные. В нем помещались турбинные машины мощностью в 10 000 лошадиных сил каждая. Для приведения башенных механизмов в действие на каждой башне имелось 22 электрических мотора… В четырех трехорудийных башнях размещались двенадцать обуховских двенадцатидюймовок. Палуба была предельно освобождена от надстроек, что весьма расширяло секторы обстрела башен главного калибра. Вооружение «Марии» дополняли еще тридцать две пушки различного назначения: противоминные и зенитные. В дополнение к ним были устроены подводные торпедные аппараты. Броневой пояс толщиной без малого четверть метра проходил по всему борту линкора, а сверху цитадель прикрывалась толстой броневой палубой.
Словом, это была многопушечная быстроходная бронированная крепость. Такой корабль и в наше время, в эпоху авианосцев, ракетных крейсеров и подводных атомоходов, мог бы быть зачислен в боевой строй любого флота.
Больше года "Императрица Мария" участвовала в боевых походах. Осенью 1915 года линкор прикрывал ударную группу русских кораблей в стратегической операции по отсечению главных баз турецкого флота от угольного района Зонгулдак. В октябре того же года «Мария» дважды вместе с другими кораблями громила порты на вражеском побережье. В ноябре корабль снова выходил на блокаду Угольного района.
В апреле 1916 года «Мария» прикрывала высадку казачьего десанта на побережье Лазистана. В июле она вела бой с германским линкором «Бреслау» и заставила его скрыться в Босфоре почти до конца войны.
Незадолго до гибели линкор прикрывал минную постановку, защищавшую подходы к союзническому порту Констанца…
На «Марию» возлагалось слишком иного надежд; и хотя еще не все механизмы корабля были доведены до боевого совершенства и к самодеятельным действиям линкор не совсем был готов, ему не было дано стоять в бездействии у стенки. Через какие-то месяцы вахтенный журнал «Императрицы Марии» пестрел сводом боевых реляций с самых напряженных участков битвы на морском театре войны. Уже 30 сентября 1915 года «Мария» вместе с крейсером «Кагул» и пятью эскадренными миноносцами прикрывает ударный отряд флота – вторую бригаду линейных кораблей «Евстафия», «Иоанна Златоуста» и «Пантелеймона», крейсеров «Алмаз» и «Память Меркурия», семь эсминцев – нанесших ощутимый удар противнику в юго-западной части моря. Более 1200 снарядов обрушили тогда корабли на Зунгулдак, Козлу, Килимли и Эрегли.
А потом было все – отражение атак немецких субмарин, тяжелые штормовые походы, ожесточенные бои, ответственнейшие операции.
1-2 ноября «Мария» и «Память Меркурия», держа под прицелом своих орудий выходы из Босфора, прикрывают действия русской эскадры в Угольном районе. 23—25 ноября «Мария» снова здесь. Моряки видят, как пылает вражеский порт Зунгулдак и стоящий на рейде пароход. Эскадра стремительно прошла вдоль берегов Турции, потопив два неприятельских судна.
Боевой счет «Марии» рос от дня ко дню. 2-4 февраля она прикрывает эскадру, поддерживающую с моря наступление у Виге. Турки были отброшены тогда к Агине, Потом операция по переброске войск для усиления Приморского отряда. На «Марии» держит флаг командующий флотом (адмирал Колчак – Н.Ч.). Линкор прикрывает постановку мин у Констанцы, несет боевую патрульную службу в море, а с 29 февраля идет на перехват обнаруженного в Синопской бухте «Бреслау». Пирату чудом удалось уйти, но 12-дюймовые орудия «Марии» наконец настигают его. Правда, «Бреслау» отделался маленькими повреждениями, но его крейсерская операция была сорвана. Преследуемый «Марией», «Бреслау» укрылся в Босфоре.
Появление «Марии» и «Екатерины Великой» на коммуникациях означало также, что время безнаказанных действий на море кайзеровских пиратов «Гебена» и «Бреслау» кончилось: в первой половине 1916 года «Гебен» всего три раза рискнул высунуться из Босфоре.
Одним словом, новые русские линкоры, уже успевшие причинить немцам великое множество неприятностей, становились для кайзеровского флота врагами № 1.
Над тем, как их уничтожить, бились не только лучшие умы в германском морском генеральном штабе, но и в кабинетах руководителей тайной войны против России».
Делегацией от города Севастополя, во главе с городским головой г. Ергопуло, ей был поднесен роскошный шелковый кормовой флаг, торжественно освященный на шканцах в присутствии самого командующего.
В август произошла смена командиров. Князь Трубецкой был назначен начальником минной бригады, а в командование «Императрицей Марией» вступил капитан 1-го ранга Кузнецов.
6-го октября «Мария» в последний раз вернулась с моря…»
Для Севастополя октябрь столь же роковой месяц, как для Москвы – август.
ВЗРЫВ НА ЗАРЕ
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ ВАХТЕННЫЕ ЖУРНАЛЫ
Тридцать первого июля первый в мире подводный минный заградитель «Краб» скрытно выставил сорок мин в самом горле пролива. Позже – 2, 5 и 9 августа – русские эсминцы сбросили в прибосфорские воды семьсот двадцать мин, которые и составили шесть линий основного минного заграждения. Чтобы турки не смогли пройти в обход, на флангах поля эсминцы выставили еще сто пятьдесят шесть мин. Почти месяц ни одно судно турецкого флота не смело выйти из Босфора. Правда, за это время противник сумел протралить фарватер у самого берега, пользуясь тем, что минные поля не прикрывались дежурными кораблями и мелкие суда рискнули возобновить свои рейсы. «Гебен» же и «Бреслау» отстаивались на якорях в Золотом Роге.
Осенние штормы и турецкие тральщики проредили минные поля. Надо было что-то придумать, чтобы перекрыть все обходные пути, а заодно и усилить прежние заграждения. Но как? Подойти ближе к берегу, войти в горло пролива мешали свои же собственные минные поля. Это эсминцам, а если пустить суда с малой осадкой? Колчак озаботил всех своих помощников поиском таких судов и вскоре уже осматривал одно из предложенных. Это была плоскодонная паровая шхуна из семейства так называемых «эльпидифоров», которые строились специально для небольшого Азовского моря.
Адмирал остановил свой выбор на двух «эльпидифорах», подумав о том, что команды для них нужно набирать из охотников. Но чем-чем, а сорви-головами русский флот всегда был богат.
Темной октябрьской ночью два минных заградителя притащили на буксире пару груженных минами «эльпидифоров». У внешней кромки заграждения паровые шхуны отдали буксиры и тихо двинулись по минному полю к темнеющим берегам Босфора. Под их днищами покачивались заякоренные рогатые шары: каждого бы из них хватило, чтобы разнести утлое суденышко вдребезги. Командиры «эльпидифоров» сознавали также и то, что взрыв, случись он ненароком, будет таким, что разбудит весь Константинополь. Ведь рванут разом все двести двадцать мин на борту шхуны. Тем не менее первый «рейс смерти» прошел благополучно. «Эльпидифоры» выставили на протраленных турками путях четыреста сорок мин и к утру вернулись к поджидавшим их минным заградителям. Днем на волне – дьявольская работенка: команды «эльпидифоров» перегрузили с кораблей по второму комплекту мин и ночью снова ушли к берегу. И вот так к концу года было выставлено у Босфора две тысячи восемьдесят восемь мин, у Варны – семьсот сорок. На них подорвались вражеский эскадренный миноносец, четыре германские подводные лодки, множество фелюг и углевозных шаланд… Но самое главное – германо-турецкие рейдеры оказались прочно заблокированными в Босфоре, где они простояли весь конец 16-го года и начало 17-го.
Титанический труд русских минеров немецкий историк контр-адмирал Лорей оценит в своем фундаментальном исследовании так:
«…Постановка минных заграждений у Босфора и Варны русскими морскими силами летом и осенью 1916 года явилась операцией во всех отношениях замечательной. По приблизительному подсчету, ими было поставлено от 1800 до 2000 мин заграждения. Для выполнения этого задания они пользовались многими ночами, потому что лишь ночью им можно было приближаться к берегу. Их линии заграждений тянулись до самого очертания побережья вплотную к берегу и новые ставились так близко от прежде поставленных, что ловкость, отчетливость и уверенность, с которой русские избегали своих же, на малую глубину ранее поставленных мин, поистине достойна удивления. В качестве приметных пунктов они обычно пользовались ракетной или спасательной станциями…»
За все время пребывания флота под началом адмирала Колчака русская транспортная флотилия потеряла лишь один пароход. Снабжение действующей армии ни разу не было прервано, в то время как Турция терпела самый настоящий энергетический кризис из-за того, что перевозка морем топлива из угольного района Зонгулдак была перекрыта русскими кораблями.
Первая директива Ставки Черноморскому флоту – добиться полного господства на море – была выполнена. Наступал следующий этап осуществления стратегической задачи – взять в свои руки Босфор и Дарданеллы. Верховное командование назначало срок – лето 1917 года. Именно к этому времени, рассчитывала Ставка, наступит общий перелом в затянувшейся войне, когда русская армия и войска союзников поведут наступление на всех фронтах.
Адмирал Колчак начал готовить детальный план грандиозной операции. Прежде всего он учел печальный опыт англо-французской эскадры, годами штурмовавшей Дарданеллы без поддержки наземных войск.
Овладение Босфором, по замыслу адмирала, должно было начаться с высадки большого десанта на его скалы, который бы привел к молчанию береговые батареи турок, прикрывавших вход в узкий пролив с высоких круч. Только после этого по протраленным фарватерам корабли врывались в морские врата Царьграда.
Уже была сформирована транспортная флотилия для переброски десанта.
Уже были розданы командирам штурмовых отрядов подробные тактические наставления.
Уже была создана служба связи для руководства десантом с кораблей. Но в ход операции властно вмешались форс-мажорные обстоятельства: Февральская революция, брожение в войсках, падение дисциплины…
Лучший корабль флота
Седьмого октября 1916 года в 8 час. 45 минут в Главную Ставку пришла срочная телеграмма на имя Государя от командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака. Никто не хотел относить ее императору:«Вашему императорскому величеству всеподданейше доношу: Сегодня в 7 час. 17 мин. на рейде Севастополя погиб линейный корабль "Императрица Мария". В 6 час. 20 мин. произошел внутренний взрыв носовых погребов и начался пожар нефти. Тотчас же начали затопление остальных погребов, но к некоторым нельзя было проникнуть из-за пожара. Взрывы погребов и нефти продолжались, корабль постепенно садился носом и в 7 час. 17 мин. перевернулся. Спасенных много, число их выясняется.Телеграмма Николая II Колчаку
Колчак»
7 октября 1916 г. 11 час. 30 мин.
Скорблю о тяжелой потере, но твердо уверен, что Вы и доблестный Черноморский флот мужественно перенесете это испытание.
Николай.
* * *
Письмо А.В. Тимиревой10 А.В. Колчаку 13 октября 1916 г.
Дорогой, милый Александр Васильевич, отправила сегодня утром Вам письмо, а вечером мне сообщили упорно ходящий по городу слух о гибели "Императрицы Марии". Я не смею верить этому, это был бы такой ужас, такое громадное для всех нас горе. Единственно, что меня утешает, это совершенно темные подробности, которым странно было бы верить. Вероятно, все-таки есть какие-нибудь основание к этому, ну, авария какая-нибудь, пожар, но не гибель же в самом деле лучшего из наших кораблей, не что-нибудь такое совсем непоправимое. С этим кораблем, которого я никогда не видел, я сроднилась душой за то время, что Вы в Черном море, больше, может быть, чем с любым из наших, близких мне и милых привычных кораблей здесь. Я привыкла представлять его на ходу во время операций, моя постоянная мысль о Вас так часто была с ним связана, что я не могу без ужаса и тоски подумать, что может быть все это правда и его больше нет совсем. Если же все-таки это так, то я понимаю, как это особенно должно быть тяжело для Вас, дорогой Александр Васильевич. В эти, такие черные минуты, которые Вы должны переживать тогда, что я могу, Александр Васильевич, – только писать Вам о своей тоске и тревоге и бесконечной нежности и молиться Господу, чтобы он помог Вам, сохранил Вас и дал Вам силу и возможность отомстить за нашу горькую потерю. Где-то Вы сейчас, милый далекий Александр Васильевич. Хоть что-нибудь узнать о Вас, чего бы я не дала за это сейчас. И так у нас на фронтах нехорошо, а тут, в Петрограде, все время слышишь только разговоры о повсеместном предательстве, о том, что при таких "обстоятельствах все равно напрасны все жертвы и все усилия наших войск, слухи один другого хуже и ужаснее – прямо места себе не находишь от всего этого. Да и без всяких слухов довольно и того что подтверждается официальными донесениями, чтобы не быть в очень розовом состоянии духа. Но слух о «Марии» положительно не укладывается у меня в уме, я хочу себе представить, что это правда и не могу. Постараюсь завтра узнать от Романова, есть ли какие-нибудь основания, сейчас же бросаю писать, т. к. все равно ни о чем больше писать не могу, а об этом говорить никакого смысла не имеет. Если б только завтра оказалось, что это дежурная городская сплетня и больше ничего. До свидания, Александр Васильевич, да хранит Вас Господь.
Анна Тимирева
с Вами, может быть я сумела бы лучше говорить с Вами, чем сейчас писать так трудно – лучше передать мое безграничное участие к Вашему горю. Если это что-нибудь значит для Вас, то знайте, дорогой Александр Васильевич, что в эти мрачные и тяжелые для Вас дни я неотступно думаю о Вас с глубокой нежностью и печалью, молюсь о Вас так горячо, как только могу и все-таки верю, что за этим испытанием Господь опять пошлет Вам счастье, поможет и сохранит Вас для светлого будущего.
До свидания милый далекий друг мой, Александр Васильевич, еще раз – да хранит Вас Господь.
Анна Тимирева
Р.S. Это письмо я пошлю через Генеральный штаб, т. к. иначе они идут очень долго; Вы же, Александр Васильевич, милый, если соберетесь написать мне, пишите на Шпалерную, 32, кв. Плеске – я здесь живу и вряд ли еще скоро, уеду».…
А как великолепно все начиналось…
С того самого первого своего севастопольского дня, когда, подняв на линкоре комфлотовский флаг и выйдя в море на перехват «Бреслау», «Императрица Мария» стала его любимицей… Он не раз еще выходил на ней в море, с гордостью представлял корабль государю императору во время высочайшего смотра, на нем же положил себе войти в освобожденный Царьград… Не раз мечтал «познакомить Анну с «Марией», то есть увидеть на широчайшей палубе линкора свою возлюбленную, придумывая для этого невозможные почти сказочные комбинации…
Линкор, построенный в Николаеве, по праву считался гордостью отечественного судостроения.
ПЕРОМ ПИСАТЕЛЯ. "Современники и много лет спустя, – отмечал писатель Анатолий Елкин, – не переставали им восхищаться – …Черное море еще не знало таких дредноутов, как «Императрица Мария».
Водоизмещение дредноута определялось а 23 600 тонн. Скорость корабля 22 3/4 узла, иначе говоря, 22 3/4 морской мили в час, или около 40 километров. За один прием "Императрица Мария" могла взять 1970 тонн угля и 600 тонн нефти. Всего этого топлива для "Императрицы Марии" хватало на восемь суток похода при скорости 18 узлов. Команда корабля 1260 человек вместе с офицерами…
Корабль располагал шестью динамо-машинами: четыре из них боевые и две вспомогательные. В нем помещались турбинные машины мощностью в 10 000 лошадиных сил каждая. Для приведения башенных механизмов в действие на каждой башне имелось 22 электрических мотора… В четырех трехорудийных башнях размещались двенадцать обуховских двенадцатидюймовок. Палуба была предельно освобождена от надстроек, что весьма расширяло секторы обстрела башен главного калибра. Вооружение «Марии» дополняли еще тридцать две пушки различного назначения: противоминные и зенитные. В дополнение к ним были устроены подводные торпедные аппараты. Броневой пояс толщиной без малого четверть метра проходил по всему борту линкора, а сверху цитадель прикрывалась толстой броневой палубой.
Словом, это была многопушечная быстроходная бронированная крепость. Такой корабль и в наше время, в эпоху авианосцев, ракетных крейсеров и подводных атомоходов, мог бы быть зачислен в боевой строй любого флота.
Больше года "Императрица Мария" участвовала в боевых походах. Осенью 1915 года линкор прикрывал ударную группу русских кораблей в стратегической операции по отсечению главных баз турецкого флота от угольного района Зонгулдак. В октябре того же года «Мария» дважды вместе с другими кораблями громила порты на вражеском побережье. В ноябре корабль снова выходил на блокаду Угольного района.
В апреле 1916 года «Мария» прикрывала высадку казачьего десанта на побережье Лазистана. В июле она вела бой с германским линкором «Бреслау» и заставила его скрыться в Босфоре почти до конца войны.
Незадолго до гибели линкор прикрывал минную постановку, защищавшую подходы к союзническому порту Констанца…
На «Марию» возлагалось слишком иного надежд; и хотя еще не все механизмы корабля были доведены до боевого совершенства и к самодеятельным действиям линкор не совсем был готов, ему не было дано стоять в бездействии у стенки. Через какие-то месяцы вахтенный журнал «Императрицы Марии» пестрел сводом боевых реляций с самых напряженных участков битвы на морском театре войны. Уже 30 сентября 1915 года «Мария» вместе с крейсером «Кагул» и пятью эскадренными миноносцами прикрывает ударный отряд флота – вторую бригаду линейных кораблей «Евстафия», «Иоанна Златоуста» и «Пантелеймона», крейсеров «Алмаз» и «Память Меркурия», семь эсминцев – нанесших ощутимый удар противнику в юго-западной части моря. Более 1200 снарядов обрушили тогда корабли на Зунгулдак, Козлу, Килимли и Эрегли.
А потом было все – отражение атак немецких субмарин, тяжелые штормовые походы, ожесточенные бои, ответственнейшие операции.
1-2 ноября «Мария» и «Память Меркурия», держа под прицелом своих орудий выходы из Босфора, прикрывают действия русской эскадры в Угольном районе. 23—25 ноября «Мария» снова здесь. Моряки видят, как пылает вражеский порт Зунгулдак и стоящий на рейде пароход. Эскадра стремительно прошла вдоль берегов Турции, потопив два неприятельских судна.
Боевой счет «Марии» рос от дня ко дню. 2-4 февраля она прикрывает эскадру, поддерживающую с моря наступление у Виге. Турки были отброшены тогда к Агине, Потом операция по переброске войск для усиления Приморского отряда. На «Марии» держит флаг командующий флотом (адмирал Колчак – Н.Ч.). Линкор прикрывает постановку мин у Констанцы, несет боевую патрульную службу в море, а с 29 февраля идет на перехват обнаруженного в Синопской бухте «Бреслау». Пирату чудом удалось уйти, но 12-дюймовые орудия «Марии» наконец настигают его. Правда, «Бреслау» отделался маленькими повреждениями, но его крейсерская операция была сорвана. Преследуемый «Марией», «Бреслау» укрылся в Босфоре.
Появление «Марии» и «Екатерины Великой» на коммуникациях означало также, что время безнаказанных действий на море кайзеровских пиратов «Гебена» и «Бреслау» кончилось: в первой половине 1916 года «Гебен» всего три раза рискнул высунуться из Босфоре.
Одним словом, новые русские линкоры, уже успевшие причинить немцам великое множество неприятностей, становились для кайзеровского флота врагами № 1.
Над тем, как их уничтожить, бились не только лучшие умы в германском морском генеральном штабе, но и в кабинетах руководителей тайной войны против России».
* * *
«В течении августа и сентября никаких особо выдающихся событий не произошло. – Сообщал бывший офицер штаба командующего Черноморским флотом капитан 2 ранга А. Лукин, – «Мария» продолжала выполнять очередные задачи но прикрытию различных операций и перегруппировки войск.Делегацией от города Севастополя, во главе с городским головой г. Ергопуло, ей был поднесен роскошный шелковый кормовой флаг, торжественно освященный на шканцах в присутствии самого командующего.
В август произошла смена командиров. Князь Трубецкой был назначен начальником минной бригады, а в командование «Императрицей Марией» вступил капитан 1-го ранга Кузнецов.
6-го октября «Мария» в последний раз вернулась с моря…»
Для Севастополя октябрь столь же роковой месяц, как для Москвы – август.
ВЗРЫВ НА ЗАРЕ
Гром грянул 7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя. Взорвался новейший и крупнейший корабль русского флота – линкор «Императрица Мария»…
7 октября в 6 часов 20 минут матросы, находившиеся в каземате № 4, услышали резкое шипение, идущее из погребов носовой башни главного калибра. Вслед за тем из люков и вентиляторов, расположенных в районе башни, вырвались клубы дыма и пламени. До рокового взрыва оставалось две минуты… За эти сто двадцать секунд один из матросов успел доложить вахтенному начальнику о пожаре, другие раскатали шланги и стали заливать водой подбашенное отделение. Но катастрофу уже ничто не могло предотвратить.
РУКОЮ СОВРЕМЕННИКА. (старший флагманский офицер минной дивизии Черного моря капитан 2 ранга А.П. Лукин): «В умывальнике, подставляя головы под краны, фыркала и плескалась команда, когда страшный удар грохнул под носовой башней, свалив с ног половину людей. Огненная струя, окутанная ядовитыми газами желто-зеленого пламени, ворвалась в помещение, мгновенно превратив царившую здесь только что жизнь в груду мертвых, сожженных тел…
Страшной силы новый взрыв вырвал стальную мачту. Как катушку, швырнул к небу броневую рубку (25 000 пудов). Взлетела на воздух носовая дежурная кочегарка. Корабль погрузился во тьму.
Минный офицер лейтенант Григоренко бросился к динамо, но смог добраться только до второй башни. В коридоре бушевало море огня. Грудами лежали совершенно обнаженные тела.
Взрывы гудели. Рвались погреба 130-миллиметровых снарядов.
С уничтожением дежурной кочегарки корабль остался без паров. Нужно было во что бы то ни стало поднять их, чтобы пустить пожарные помпы. Старший инженер-механик приказал поднять пары в кочегарке № 7. Мичман Игнатьев, собрав людей, бросился в нее.
Взрывы следовали один за другим (более 25 взрывов). Детонировали носовые погреба. Корабль кренился на правый борт все больше и больше, погружаясь в воду. Вокруг кишели пожарные спасательные пароходы, буксиры, моторы, шлюпки, катера…
Последовало распоряжение затопить погреба второй башни и прилегающие к ним погреба 130-мм орудий, чтобы перегородить корабль. Для этого нужно было проникнуть в заваленную трупами батарейную палубу, куда выходили штоки клапанов затопления, где бушевало пламя, клубились удушливые пары и каждую секунду могли сдетонировать заряженные взрывами погреба.
Старший лейтенант Пахомов (трюмный механик) с беззаветно отважными людьми вторично ринулся туда. Растаскивали обугленные, обезображенные тела, грудами завалившие штоки, причем руки, ноги, головы отделялись от туловищ. Пахомов со своими героями освободили штоки и наложили ключи, но в этот момент вихрь сквозняка метнул в них столбы пламени, превратив в прах половину людей. Обожженный, но не сознающий страданий, Пахомов довел дело до конца и выскочил на палубу. Увы, его унтер-офицеры не успели… Погреба сдетонировали, ужаснейший взрыв захватил и разметал их, как осенняя вьюга опавшие листья…
В некоторых казематах застряли люди, забаррикадированные лавой огня. Выйди – сгоришь. Останешься – утонешь. Их отчаянные крики походили на вопли безумцев. Некоторые, попав в капканы огня, стремились выброситься в иллюминаторы, но застревали в них. По грудь висели над водой, а ноги в огне.
Между тем в седьмой кочегарке кипела работа. Зажгли в топках огни и, выполняя полученное приказание, подымали пары. Но крен вдруг сильно увеличился. Поняв грозящую опасность и не желая подвергать ей своих людей, но полагая все же, что нужно поднимать пар – авось пригодится, – мичман Игнатьев крикнул:
– Ребята! Топай наверх! Ждите меня у антресолей. Понадобитесь – позову. Я сам перекрою клапана.
По скобам трапа люди быстро вскарабкались наверх. Но в этот момент корабль опрокинулся. Только первые успели спастись. Остальные вместе с Игнатьевым остались внутри… Долго ли жили они и чего натерпелись в воздушном колоколе, пока смерть не избавила их от страданий?
Много позже, когда подняли «Марию», нашли кости этих героев долга, разбросанные по кочегарке…»
Всего на линкоре погибло 216 человек, ранено и обожжено.
Жертв могло быть и больше, если бы часть экипажа не творила утреннюю молитву в корме корабля.
7 октября в 6 часов 20 минут матросы, находившиеся в каземате № 4, услышали резкое шипение, идущее из погребов носовой башни главного калибра. Вслед за тем из люков и вентиляторов, расположенных в районе башни, вырвались клубы дыма и пламени. До рокового взрыва оставалось две минуты… За эти сто двадцать секунд один из матросов успел доложить вахтенному начальнику о пожаре, другие раскатали шланги и стали заливать водой подбашенное отделение. Но катастрофу уже ничто не могло предотвратить.
РУКОЮ СОВРЕМЕННИКА. (старший флагманский офицер минной дивизии Черного моря капитан 2 ранга А.П. Лукин): «В умывальнике, подставляя головы под краны, фыркала и плескалась команда, когда страшный удар грохнул под носовой башней, свалив с ног половину людей. Огненная струя, окутанная ядовитыми газами желто-зеленого пламени, ворвалась в помещение, мгновенно превратив царившую здесь только что жизнь в груду мертвых, сожженных тел…
Страшной силы новый взрыв вырвал стальную мачту. Как катушку, швырнул к небу броневую рубку (25 000 пудов). Взлетела на воздух носовая дежурная кочегарка. Корабль погрузился во тьму.
Минный офицер лейтенант Григоренко бросился к динамо, но смог добраться только до второй башни. В коридоре бушевало море огня. Грудами лежали совершенно обнаженные тела.
Взрывы гудели. Рвались погреба 130-миллиметровых снарядов.
С уничтожением дежурной кочегарки корабль остался без паров. Нужно было во что бы то ни стало поднять их, чтобы пустить пожарные помпы. Старший инженер-механик приказал поднять пары в кочегарке № 7. Мичман Игнатьев, собрав людей, бросился в нее.
Взрывы следовали один за другим (более 25 взрывов). Детонировали носовые погреба. Корабль кренился на правый борт все больше и больше, погружаясь в воду. Вокруг кишели пожарные спасательные пароходы, буксиры, моторы, шлюпки, катера…
Последовало распоряжение затопить погреба второй башни и прилегающие к ним погреба 130-мм орудий, чтобы перегородить корабль. Для этого нужно было проникнуть в заваленную трупами батарейную палубу, куда выходили штоки клапанов затопления, где бушевало пламя, клубились удушливые пары и каждую секунду могли сдетонировать заряженные взрывами погреба.
Старший лейтенант Пахомов (трюмный механик) с беззаветно отважными людьми вторично ринулся туда. Растаскивали обугленные, обезображенные тела, грудами завалившие штоки, причем руки, ноги, головы отделялись от туловищ. Пахомов со своими героями освободили штоки и наложили ключи, но в этот момент вихрь сквозняка метнул в них столбы пламени, превратив в прах половину людей. Обожженный, но не сознающий страданий, Пахомов довел дело до конца и выскочил на палубу. Увы, его унтер-офицеры не успели… Погреба сдетонировали, ужаснейший взрыв захватил и разметал их, как осенняя вьюга опавшие листья…
В некоторых казематах застряли люди, забаррикадированные лавой огня. Выйди – сгоришь. Останешься – утонешь. Их отчаянные крики походили на вопли безумцев. Некоторые, попав в капканы огня, стремились выброситься в иллюминаторы, но застревали в них. По грудь висели над водой, а ноги в огне.
Между тем в седьмой кочегарке кипела работа. Зажгли в топках огни и, выполняя полученное приказание, подымали пары. Но крен вдруг сильно увеличился. Поняв грозящую опасность и не желая подвергать ей своих людей, но полагая все же, что нужно поднимать пар – авось пригодится, – мичман Игнатьев крикнул:
– Ребята! Топай наверх! Ждите меня у антресолей. Понадобитесь – позову. Я сам перекрою клапана.
По скобам трапа люди быстро вскарабкались наверх. Но в этот момент корабль опрокинулся. Только первые успели спастись. Остальные вместе с Игнатьевым остались внутри… Долго ли жили они и чего натерпелись в воздушном колоколе, пока смерть не избавила их от страданий?
Много позже, когда подняли «Марию», нашли кости этих героев долга, разбросанные по кочегарке…»
Всего на линкоре погибло 216 человек, ранено и обожжено.
Жертв могло быть и больше, если бы часть экипажа не творила утреннюю молитву в корме корабля.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ ВАХТЕННЫЕ ЖУРНАЛЫ
Итак, седьмого октября 1916 года город и крепость Севастополь были разбужены взрывами, разнесшимися над притихшей гладью Северной бухты. Люди бежали к гавани, и их глазам открывалась жуткая, сковывающая холодом сердце картина. Над новейшим линейным кораблем Черноморского флота – над «Императрицей Марией» – поднимались султаны черного дыма, разрезаемые молниями чередующихся почти в математической последовательности взрывов.
В те страшные минуты было не до хронометража событий, но позднее, по записям в вахтенном журнале стоящего неподалеку от «Марии» линкора «Евстафий», можно было проанализировать последовательность происходящего:
«6 часов 20 минут – На линкоре «Императрица Мария» большой взрыв под носовой башней.
6 часов 25 минут – Последовал второй взрыв, малый.
6 часов 27 минут – Последовали два малых взрыва.
6 часов 30 минут – Линкор «Императрица Екатерина» на буксире портовых катеров отошел от «Марии».
6 часов 32 минуты – Три последовательных взрыва.
6 часов 35 минут – Последовал один взрыв. Спустили гребные суда и послали к «Марии".
6 часов 37 минут – Два последовательных взрыва.
6 часов 47 минут – Три последовательных взрыва.
6 часов 49 минут один взрыв.
7 часов 00 минут – Один взрыв. Портовые катера начали тушить пожар.
7 часов 08 минут – Один взрыв. Форштевень ушел в воду.
7 часов 12 минут – Нос «Марии» сел на дно.
7 часов 16 минут – «Мария» начала крениться и легла на правый борт».
Телеграмма А.В.Колчака начальнику Генерального морского штаба адмиралу А.И. Русину.
Да, на все воля Божья… И стоя на панихиде во Владимирском соборе, Александр Васильевич пытался постичь этот удар судьбы, как плату за свои военные удачи на Балтике, за свое скоропалительное вице-адмиральство, за свою нечаянную и отвеченную любовь… Быть может, это знамение свыше, которое не предвещает ничего хорошего ни ему, ни флоту. Ведь на борту погибшего линкора было имя не просто императрицы, но самой Богородицы…
Архиепископ Таврический Дмитрий утешая его в письме, распределял вину за трагедию в Северной бухте на всех, но он-то знал – mea culpa, моя вина. Письмо это, подписанное и настоятелем Херсонесского монастыря Сильвестром, Колчак носил у сердца – в левом нагрудном кармане белого кителя:
В те страшные минуты было не до хронометража событий, но позднее, по записям в вахтенном журнале стоящего неподалеку от «Марии» линкора «Евстафий», можно было проанализировать последовательность происходящего:
«6 часов 20 минут – На линкоре «Императрица Мария» большой взрыв под носовой башней.
6 часов 25 минут – Последовал второй взрыв, малый.
6 часов 27 минут – Последовали два малых взрыва.
6 часов 30 минут – Линкор «Императрица Екатерина» на буксире портовых катеров отошел от «Марии».
6 часов 32 минуты – Три последовательных взрыва.
6 часов 35 минут – Последовал один взрыв. Спустили гребные суда и послали к «Марии".
6 часов 37 минут – Два последовательных взрыва.
6 часов 47 минут – Три последовательных взрыва.
6 часов 49 минут один взрыв.
7 часов 00 минут – Один взрыв. Портовые катера начали тушить пожар.
7 часов 08 минут – Один взрыв. Форштевень ушел в воду.
7 часов 12 минут – Нос «Марии» сел на дно.
7 часов 16 минут – «Мария» начала крениться и легла на правый борт».
Телеграмма А.В.Колчака начальнику Генерального морского штаба адмиралу А.И. Русину.
Секретно N 8997
7 октября 1916 г.
«Пока установлено, что взрыву носового погреба предшествовал пожар, продолжавшийся ок. 2 мин. Взрывом была сдвинута носовая башня. Боевая рубка, передняя мачта и труба взлетели на воздух, верхняя палуба до второй башни была вскрыта. Пожар перешел ва погреба второй башни, но был потушен. Последовавшим рядом взрывов числом до 25 вся носовая часть была разрушена. После последнего сильного взрыва ок. 7 час. 10 мин. корабль начал крениться на правый борт и в 7 час. 17 мин. перевернулся килем вверх на глубине 8,5 сажень. После первого взрыва сразу прекратилось освещение и нельзя было пустить помпы из-за перебитых трубопроводов. Пожар произошел через 20 мин. после побудки команды, никаких работ в погребах не производилось. Установлено, что причиной взрыва было возгорание пороха в носовом 12-дм погребе, взрывы снарядов явились как следствие. Основной причиной может быть только или самовозгорание пороха или злоумышление. Командир спасен, из офицерского состава погиб инженер-механик мичман Игнатьев, нижних чинов погибло 320. Присутствуя лично на корабле свидетельствую, что его личным составом было сделано все возможное для спасения корабля. Расследование производится комиссией.
Колчак».
* * *
Колчак был потрясен гибелью лучшего корабля своего флота. Боль была бы не так остра, если бы «Мария» погибла в бою. Но в родной гавани… Почему? По чьей вине или по чьему умыслу рванули погреба на дредноуте?Да, на все воля Божья… И стоя на панихиде во Владимирском соборе, Александр Васильевич пытался постичь этот удар судьбы, как плату за свои военные удачи на Балтике, за свое скоропалительное вице-адмиральство, за свою нечаянную и отвеченную любовь… Быть может, это знамение свыше, которое не предвещает ничего хорошего ни ему, ни флоту. Ведь на борту погибшего линкора было имя не просто императрицы, но самой Богородицы…
Архиепископ Таврический Дмитрий утешая его в письме, распределял вину за трагедию в Северной бухте на всех, но он-то знал – mea culpa, моя вина. Письмо это, подписанное и настоятелем Херсонесского монастыря Сильвестром, Колчак носил у сердца – в левом нагрудном кармане белого кителя:
«Ваше превосходительство, милостивый государь, Александр Васильевич!
Сегодня, по попущению Божьему и, несомненно, по грехам всех нас – сынов России, создалась общая отечественная скорбь, которая прежде всего и более всех поразила Ваше благородное сердце.
Вместе с Вами безмерно скорбим и мы, наш дорогой отважный вождь, и, братски обнимая Вас, вслед за святым Христовым Апостолом, громко говорим Вам: "Мужайтесь и да крепится сердце Ваше". Идет великая война, потери неизбежны, погибло и наше любимое военное судно, наша гордость, наша похвала… Но милостив Господь, не до конца Он будет гневаться на нас, Он же найдет и укажет пути, коими покроется и облегчится наша общая русская скорбь. В беде познаются люди. Вы наш мужественный вождь, Вас полюбила вся Россия; Отечество стало верить в Ваши силы, в Ваше знание и возлагает на Вас все свои надежды на Черное море. Проявите же и ныне присущие Вам славное мужество и непоколебимую твердость. Посмотрите на совершившееся прямо как на гнев Божий, поражающий не Вас одного всех нас – Его Творца и Промыслителя русских чад, и, оградив себя крестным знамением, скажите: "Бог дал, Бог и взял, да будет благословенно Имя Его во веки".