Мадам… Это к Софи обратились «мадам», а она сразу уставилась на какую-то заплесневелую картинку, нарисованную на серебряном яйце, стоящем на тускло поблёскивающей серебряной подставке.
Она ткнула Демьяна локотком в бок и сказала по-русски:
— Я давно любуюсь этой эмалью… Это настоящий Фаберже!
Сказано было таким тоном, будто Демьяну тут же надо было упасть перед яйцом на колени и начать на него молиться. Ага, щас!
— И охота тебе деньги тратить на такую ерунду? — удивлённо спросил Демьян.
— Это не… как ты сказал, а эмаль на серебре… Миниатюра, изображающая похищение Зевсом Европы… Зевс превратился в быка…
— В бычару? — засмеялся Демьян. — Ну, ты даёшь! Этот Зевс был реальным пацаном! Да на что тебе это?
— Это большая художественная ценность… — произнесла Софи, не отрывая взгляда от яйца.
— Ну, коли тебе так нравится эта мура, давай, я тебе её куплю, — спокойно произнёс Демьян.
А что, надо же было девчонку уважить. Она-то его вообще на улице подобрала.
Софи посмотрела на Демьяна с явным изумлением.
— Ты есть миллионер?
— А сколько стоит? — деловито поинтересовался парень.
— Это стоит сто тысяч франк!
Сказано это было таким тоном, будто сто тысяч франков являлись Бог весть каким состоянием в глазах русских путешественников.
— Я ваших франков не понимаю, — сказал Демьян. — Ты мне скажи, сколько это будет в наших деньгах? В долларах сколько?
Софи слегка зажмурила глазки, шевеля губами.
— Двадцать тысяч доллар америкэн.
— Что? За это? — Демьян аж зашёлся от возмущения, вытаращив глаза на Софи. — Как за три новые «девятки»? За это? — и он брезгливо ткнул пальцем в яйцо от какого-то там Фаберже, судя по фамилии — масона.
— Я не знаю, что есть «новые девятки», но эта вещь обозначена во всех каталогах, — ответила Софи.
Девушка состроила такую мину, будто парень в её глазах упал, словно принц с коня на рыцарском турнире.
И тут Демьян понял, что надо действовать. Он достал из внутреннего кармана пачку сотенных, и, отсчитав двадцать бумажек, кинул на витринное
стекло.
— Хватит, папаша? — спросил он хозяина магазина. — Мне вон то яйцо с витрины.
— Но, месье! — сказал хозяин. — Се сульмон де миль долляр!
— Это только две тысячи долларов, — перевела Софи, у которой глаза становились все круглее и круглее от того, что она видела.
— Ах, ты, ёшкин кот! — совсем незлобно ругнулся Демьян и принялся отсчитывать купюры. — Извини, старый, ошибся. Ну, с кем не бывает, — весело подмигивая несказанно удивлённому, видимо, ещё ни разу не сталкивавшемуся с новыми русскими, продавцу антикварного магазинчика, сказал Демьян и отдал недостающую сумму. — Держи, копи на пенсию.
Демьян понял теперь, почему здесь так много подобных магазинчиков и почему в них никогда никого не бывает. Этому барыге достаточно было в месяц одну вещь продать, и бизнес уже оправдывался. А таких, как Софи, сумасшедших, тут, судя по всему, хватает.
Да, Франция смогла поразить простого пацана не только реальным супермаркетом — таким огромным магазином, какого Демьян ещё никогда в жизни раньше не видел. Нет, она вновь поразила его, и на этот раз тем, что местные за фигню из какого-то там каталога готовы были отдавать три «девятки». Обалдеть! И при этом Франция считалась богатой, а Россия-матушка — бедной. Нет, Демьян бы лучше вместо этого яйца от масона купил бы три «девятки» — для себя и для пацанов.
Но Софи… Софи не отрывала взгляда от затейливо упакованного подарка. Её глаза так и горели.
— Я знала, что ты другой! — с чувством произнесла она, старательно выбирая знакомые ей русские слова. — Ты тонкий! Ты — друг искусству.
— И тебе я тоже друг, — заметил Демьян, открывая Софи дверцу машины, как и положено настоящему внимательному и воспитанному мужчине.
— Я тебе очень благодарна, — сказала Софи, нежно притянув Демьянову голову к своей груди, когда они сели в машину. — Гранд мерси! Я сделаю для тебья всё, что ты захочешь, — пообещала она, лучезарно глядя на него.
— Я тебе сегодня вечером скажу, чего я хочу, — пообещал девушке Демьян и нахально погладил ладонью в вырезе её пляжного платья.
Чёрт с ними, с деньгами! Без Софи его уже давно должны были сцапать. А свобода, как известно, дороже баксов!
Её дело было разыграть из себя богатую бездельницу-мамочку, готовую пуститься на отдыхе во все тяжкие. Как всегда это бывает на курортах с подобными дамочками, жертвами их становились в основном служащие отелей. Это ни у кого не вызывало удивления, потому что роман богатой парижской или лондонской дамочки с молодым администратором считался обычным для курорта явлением.
Алла сняла дорогой номер на втором этаже с видом на Ла-Манш. Полторы тысячи франков за сутки. Ничего, Геракл, или Жорик, или Жорж, как теперь на французский манер звала Сушёного Алла, все оплачивал! Так что гуляй, веселись, только о деле не забывай.
— Жан-Пьер, похоже, эта русская путана меня хочет, — с явным намерением похвастаться пожаловался своему напарнику дежурный администратор Марк Павлински.
— Эти русские — все мафия! — с видом знатока ответил напарнику Жан-Пьер. — Они даже зовутся не просто русскими, а новыми русскими.
— Зачем? — удивился Марк.
— Как зачем? Для того чтобы отличаться от простых русских, — пояснил напарнику Жан-Пьер. — Так что будь осторожен с этой мамашей. Видел вчера по телевизору, как банда русских гангстеров проникла в гробу к нам во Францию?
— Да, конечно, видел. Кошмар, что творится, — покачал головой Марк. — Но то была не банда, а один человек. К тому же мужчина, а это богатая русская мадам. Она меня дважды вызывала в номер, ко всему придиралась — это плохо, это нехорошо, и все намекала… — Марк, не закончив фразу, выразительно посмотрел на напарника.
— На что намекала? — не понял Жан-Пьер и даже отложил на время заполнение на бланке ежедневного списка постояльцев гостиницы для полиции.
— На то, что только мы, французы, мол, заниматься любовью хорошо умеем. Что об этом по всему миру слава ходит, но и эту славу надо ещё доказать…
Марк ещё более выразительно посмотрел на Жан-Пьера.
— И что ты ей на это ответил? — уже заинтересованно спросил Жан-Пьер, смекнувший, что на этом желании богатенькой туристки из далёкой снежной страны можно неплохо заработать.
— А то и ответил, что если надо — мы всегда готовы защитить цвета нации. Не бесплатно, разумеется, — с гордостью уточнил Марк Павлински.
— Молодец, правильно сказал, — похвалил напарника дежурный администратор, возвращаясь к заполнению списка.
Тут он снова отложил ручку и уставился на Марка.
— А знаешь-ка, что я об этом думаю…
— Молчи, Жан-Пьер, она идёт, эта русская! — перебил его Марк и сразу же неестественно заулыбался.
Пятнадцать лет на сцене варьете выработали у неё безошибочное чутьё. Даже в темноте, в сумеречном полумраке любого кабака или борделя, от её обострённого восприятия никогда не ускользал тот особенный блеск мужских глаз, когда в них начинало пробиваться желание…
Но как ей это удавалось — для неё самой всегда оставалось загадкой. Она изгибалась на подиуме под лучами слепящей рампы, а мужики пялились на неё из тёмной, неосвещённой глубины зала. Но она всегда точно знала, что именно тот мужик, что сидит за четвёртым от дверей столиком, придёт потом к ней за кулисы, чтобы сделать пристойное предложение продолжить вечер у него на квартире. Разумеется, за солидное вознаграждение.
Сама для себя Алла объясняла это тем, что она чувствовала запах похоти.
Вот и теперь, вооружённая до зубов своей вызывающе-зрелой красотой, она почувствовала это нечто, исходящее от глаз французика-администратора курортной гостиницы.
Что он видел тут, в этой своей Франции?
Красивые дамочки на курорте встречаются — это факт. Но какие крохи женской красоты достаются этому скромному служащему отеля! Он при своей зарплате мог только облизываться на их стройные ножки и упругие выпуклости в вырезах платьев.
Здесь, на курорте, в сезон и во внесезонье вся эта дамская красота стоила бешеных денег. И поэтому этот несчастный французишка за стойкой мог только смотреть и завидовать богачам, которые сажали красоток в свои роскошные «Феррари» и «Мерседесы», вели их с пляжа или теннисного корта к себе в номер. Только смотреть и завидовать…
А что он получает от своего бесконечного стояния за гостиничной стойкой? Иногда сюда приезжают стареющие американочки, лет под пятьдесят или даже более того. Правда, американские старухи выглядят ещё будь здоров, и они готовы платить молодому французскому мужчине за его французские поцелуи…
Вот это-то ему, надо думать, и достаётся! Боже мой, какой отстой! А ещё европейская страна!
Но мечтает-то администратор, наверняка, совсем о другом!
Мечтает-то он о чуде, когда вместо пожилой сексуально озабоченной американки к нему в кровать прямо с неба упадёт сногсшибательная юная красотка… Из России, где, как известно, самые красивые женщины.
А вдруг?
Бывают же в жизни чудеса!
Вдруг у молодой дамочки с умопомрачительными формами произойдёт разрыв с её любовником или женихом? Она приехала в отель, чтобы провести уикенд, наполнив его любовными утехами со своим бойфрендом, а он, бойфренд, разбился по дороге в Довилль в своём «Феррари», врезался в столб или вылетел в кювет на скорости в сто пятьдесят километров в час… И вот, эта молодая дамочка ждала-ждала его всю пятницу и субботу… А в воскресенье — готова уже обратить внимание на бедного служащего из гостиницы.
«Так о чём мечтает этот жалкий французик?» — спросила сама себя Алла, идя по коридору мимо оторопевших напарников-администраторов, застывших за своей зачуханной стойкой с дежурными натянутыми улыбочками.
Спросила и сама же себе ответила; «Именно об этом! Вот о чём он мечтает! Когда нет достаточно денег, и, когда вокруг вьётся столько красоток, ему остаётся только облизываться, проклиная судьбу за то, что красивые бабы дороги и что его денег хватает только на видеокассету да на бутылку доброго кальвадоса».
Как пел один популярный американский рок-певец:
Марк всегда подсознательно ждал того момента, когда красивая женщина однажды сама подойдёт к нему и, взяв за руку, отведёт его прямо в рай несбывшихся желаний.
Алла подошла к стойке и улыбнулась Марку своей обезоруживающей улыбкой развратной девственницы… Убийственной улыбкой порочной недотроги…
— Я не говорю по-французски! — сказала Алла. — Может быть, вы знаете английский?
Бедный гостиничный служащий так и впился своими горящими от вожделения глазками в рисковый вырез её платья.
— Мадам дезир?.. Простите, чем я вам могу помочь?
Безо всякого труда Алла договорилась с ним о встрече после того, как он сдаст смену другому администратору, стоявшему рядом, и с нарочито бесстрастным видом листавшему регистрационную книгу, но при этом прислушивающемуся к их разговору очень даже внимательно, так что даже уши шевелились…
А пока, дожидаясь конца смены французика, Алла решила осмотреть достопримечательности. В вестибюле находился офис АВИСа, фирмы по прокату автомобилей. Проживающим в гостинице машины давали по предъявлении золотой кредитки. Алла, снабжённая таковой от щедрот Гериных, пользуясь случаем, решила взять себе какие-нибудь колеса.
Мальчишка — служащий АВИСа — как баран на новые ворота, долго пялился на её российские водительские права, но потом спохватился под её недоуменным взглядом и, сказав на неплохом английском: «Все правильно, мадам», — выдал ей ключи от «Рено Клио».
«Триста франков в сутки без стоимости бензина — это недорого для человека со вкусом, — подумала Алла, усаживаясь на водительское сиденье. — Куда поедем? Да куда глаза глядят».
Замоскворецкая выехала на почти пустынную автостраду, поднимавшуюся в гору в направлении на восток, вдоль берега Ла-Манша.
«Анфлер — тридцать километров, Гавр — пятьдесят километров», — прочитала она на синем указателе развилки.
Что ж, поедем в Анфлер!
Дорога шла по кромке высоченного обрыва, с которого открывался неописуемо красивый вид. И даже казалось, что там, вдали, видна Англия. Но Алла понимала, что этого не может быть. Это не Па-де-Кале, где до Англии какие-нибудь тридцать вёрст. Это Ла-Манш, и до ближайшего английского берега, где расположен город Саут-Гэмптон, по прямой было не меньше трехсот километров…
Но все равно — красиво, и дух захватывало от этой красоты.
Алла любовалась видами Нормандии. Огромные волны, с рёвом накатывающие на каменистый берег внизу под обрывом, высокий маяк, выкрашенный в ослепительно белый цвет, с красной металлической крышей, видневшийся впереди, чайки, кружащие над водой с пронзительными криками, воздух, наполненный солёными брызгами волн, — все это великолепие настраивало её на романтический лад.
Попетляв по льнущей к берегу дороге, Алла через полчаса приехала в Анфлер.
Она бросила «Рено» возле небольшой таверны в стиле американского салуна из голливудских вестернов и пошла далее пешком, покуда стройные ножки не вынесли свою красавицу-хозяйку на берег уютной бухточки, окружённой с трех сторон почти средневековыми гостиничками и ресторанчиками. Воистину — туристский рай!
На водной глади маленькой бухты качались три явно подделанных под старину парусника. На них тоже были рестораны, о чём свидетельствовали расположенные прямо на палубе столики, сплошь занятые японскими и американскими туристами.
Алла присела на открытой веранде одного из кафе.
Ей принесли кока-колу со льдом и мороженое.
Мороженое было очень красивым и при этом очень безвкусным, словно ватным. Круглые разноцветные шарики, облитые искусственными взбитыми сливками, в которых не было ни грамма калорий, и посыпанные несладкой шоколадной стружкой, которая и на шоколад-то походила только с виду, а никак не на вкус. Все это великолепное подобие мороженого завершала вишенка, окружённая зелёными дольками киви.
Алла запустила ложечку в эту красоту, проглотила, и ей тут же вспомнился отечественный доперестроечный пломбир по двадцать копеек, тот, что продавался в брикетиках, сдавленных с двух сторон вафельными пластинами. Вот у того мороженого был настоящий, вкус. И с калориями там было все в порядке. Алла всегда такие брикетики покупала у старой мороженщицы, что испокон веков стояла под зонтиком в самом центре Москвы, у кинотеатра «Художественный», прямо напротив ресторана «Прага». Алла всегда проходила мимо неё, когда возвращалась с подружками из танцкласса. Правда, у мамы денег на мороженое вечно не хватало, а потому приходилось маленькой Аллочке денежки таскать потихоньку из её кошелька.
Все эти воспоминания пронеслись перед глазами Замоскворецкой в одно мгновение, растаяв вместе с первой ложкой искусственного мороженого — такого красивого, но такого ненатурального!
Покончив с мыслями о мороженом, но не с самим мороженым, Алла полюбовалась на стилизованную под средневековую пиратскую старину площадь портового городка, допила свою колу и пошла к машине.
Скоро этот Марк Павлински будет сдавать свою смену…
Поэтому едва невысокий и худенький соискатель похотливого счастья оказался у неё в машине, она спросила, глядя в жёлто-коричневые французские глазки:
— Хочешь заработать денег?
И, не дождавшись ответа, взяла его потную руку в свою и, положив её себе на вырез платья, проникновенно спросила:
— Хочешь повеселиться со мной?
Одним словом, француз не долго сопротивлялся своему счастью. Не дольше французской конницы при реке Березине.
На чём он сломался в большей степени — на не потерявшей ещё девичьей упругости Алкиной груди, или на перспективе заполучить к её объятиям сто тысяч франков бонуса, — она так и не узнала.
Гостиничный администратор просто онемел — и от нахлынувшего счастья, и от липкого страха быть пойманным на страшном и противозаконном деле… На похищении кассет из архива наружного видеонаблюдения…
Едва лишь закончился первый акт его счастливого обладания красавицей из далёкой снежной страны, где, по слухам, на улицах сновали озабоченные медведи, которых их хозяева посылали за водкой, как администратору-французику поступило второе предложение, от которого он, как говорится в киношедевре «Крёстный отец», не смог отказаться.
Страшное дело предложила лежавшая рядом красавица, подперев голову локтем, смотревшая на него. Великолепные груди бесстыдно торчали, уставясь розовыми сосками на Марка. Страшное дело, и к тому же опасное. Если за таким его поймают, то в лучшем случае выгонят с работы. При этом ни на какую новую работу Марка уже никто не возьмёт. Городок-то курортный, маленький, и то, что его выгнали за что-то явно противозаконное, быстрее морского ветра разнесётся по тихим улочкам, обрастая шелестящими сплетнями.
Но, тем не менее, он согласился!
Согласился рискнуть своей карьерой и даже, может, свободой, ради неё — ради Алки…
И ради денег, разумеется!
Договорились, что и деньги, и секс он получит послезавтра утром, когда принесёт кассеты ей в номер.
Довольная Замоскворецкая на прощанье смачно поцеловала Марка в губы и тут же выставила администратора за дверь.
Глава девятая
Софи уютно устроилась у Пятака под боком и молчала. А о чём было говорить? Ведь они были почти счастливы.
— Я люблю тебя, — тихим голосом, наконец, сказала Софи.
— И я тебя люблю, — так же тихо и честно ответил Демьян Пятак.
— Я хочу сделать для тебя что-нибудь особенное, — призналась Софи.
— Ладно, — вздохнув, отозвался Демьян. — Скоро мне придётся попросить тебя об одной услуге…
— Знаешь, я неисправимая авантюристка, — объяснила она, уловив суть просьбы, — и потом, я уже поняла, что ты не простой русский турист из этих ваших новых богатеньких. Ты — человек риска. А риск — это так сексуально! Так притягательно! У нас этого в мужчинах уже давно нет.
И Софи скорчила недовольную гримасу.
Демьян только улыбнулся и ничего девушке не ответил.
В этот момент официант принёс заказанный ужин: устрицы, для которых был самый сезон, полукружьем лежащие на широком фарфоровом блюде, сок только что отжатого лимона в маленьком соуснике и бутылку лёгкого белого вина — непременный атрибут, подаваемый к морскому деликатесу.
Софи посмотрела, как Демьян, взяв в руку одну из раковин, слегка передёрнулся, и улыбнулась.
— Это очень вкусно, — проговорила она. — Попробуй. К тому же помогает мужчинам в любови. Хотя тебе это не нужно, — добавила девушка с хитрой улыбочкой задорной лисички.
Демьян от важности тут же надулся и выпятил нижнюю губу: дескать, знай наших русских пацанов. Это тебе не французские задохлики.
Он сбрызнул устрицу лимонным соком, подивился, что она ещё живая и пищит, и, чуть наморщив нос, проглотил деликатес.
— Ну? — пристала к нему любопытная Софи.
— Нормально. Есть можно, — сообщил ей Демьян, запивая устрицу большим количеством вина.
— Я рада, что тебе нравится.
После такого лёгкого ужина официант принёс кофе. Демьян развалился в кресле и, довольный и сытый, нежился под ласковыми взглядами француженки, попивая ароматный напиток и поглядывая вокруг: не видать ли нашей конкурентки? Где-то она сейчас? Небось, тоже охотится за кассетами. Ну-ну, давай, действуй, а мы пока кофейку попьём.
От таких мыслей Демьяну стало весело, и он, повернувшись к Софи, погладил её по щеке и задорно подмигнул.
Девушка ласково потёрлась щекой о грубую мужскую ладонь.
— Ладно, хватит отдыхать, пошли в номер, — решительно произнёс Дёма.
И он увлёк за собой и не думавшую сопротивляться Софи.
— Я дам тебе ещё сорок тысяч долларов, всё, что у меня осталось… Но нужно ещё решить, как мне вернуться в Россию, — сказал Демьян.
— С этим будет трудней, чем с кассетами, но не бывает нерешаемых проблем, — ответила Софи и философски добавила: — Были бы страсть и любовь, а всё остальное — ерунда.
Одну маленькую вещь не сказала своему любовнику лукавая Софи. Она не хотела испортить такое славное знакомство.
А вещь эта была очень важной. Всё дело было в том, что гостиница «Виктор Гюго», как и многая другая недвижимость в Довилле и Трувилле, принадлежала её отцу. Администрация гостиницы, естественно, была в курсе того, что за барышня жила в королевском люксе их отеля. Отсюда и проистекала её уверенность в том, что забрать кассеты не составит для неё большого труда.
Но Демьян ничего этого не знал, а потому слегка поражался самоуверенности французской искательницы приключений.
— Давай, пойдём прогуляемся на пляж? — предложила Софи, лукаво подмигнув Демьяну и носком туфельки толкнув его ногу. — Там есть весьма укромные уголки.
— Но как мы добудем кассеты? — бестолково переспросил он.
— Не волнуйся, «мон шер», завтра в полдень они будут у тебя.
При этом у Софи было такое выражение лица, что у Демьяна пропала всякая неуверенность насчёт видеокассет.
— Пойдём, — только и сказал он, покорно двинувшись следом за лукавой француженкой.
«Или пан, или пропал» — подумал он, выходя из гостиницы и подставляя лицо освежающему морскому бризу.
Это было обычное, рядовое ночное дежурство, каких Марк уже отстоял за гостиничной стойкой не один десяток. И всё-таки в эту ночь он очень волновался.
Сегодня ему предстояло совершить кражу в отеле, где он проработал почти пятнадцать лет. Но чего не сделаешь ради красоты! Или ради денег! Или ради тогой другого…
Ведь они — французы — такая противоречивая нация. С одной стороны, они расчётливы и бережливы. И лишнего сантима не потратят на сомнительное удовольствие. А с другой стороны, они так любят жизнь! Так любят женщин, что порой теряют голову и целые состояния бросают под милые и очаровательные ножки!
А что было в жизни у Марка Павлински?
Родился он в провинциальном городке Вилер-Бокаж, где всего тысяча жителей, одна школа, одно кафе, один универсам, да одна церковь… И все девчонки там уже почти с первого класса были распределены и поделены между местными «звёздами» — тут уж не разгуляешься!
Куда там щуплому и близорукому польскому еврейчику Марку было тягаться с крупными нахальными, спортивного сложения парнями, такими как главный их школьный Дон Жуан — Жорж Дюкло.
Это у Жоржа была возможность свободно лапать всех девчонок в классе, не считаясь с распределением, потому что в случае чего мог и по рогам своими здоровенными кулаками настучать, а близорукому Марку оставалось только подглядывать в папин бинокль за своей соседкой, что жила в домике напротив, молодой булочницей Ани Безансон. Стыдливо прячась за штору, он наблюдал, как Ани раздевается, перед тем как лечь со своим мужем, мсье Безансоном. И Марк целыми часами подкарауливал этот всего одну секунду длившийся момент, когда Ани расстёгивала свой лифчик, и розовые бретельки легко соскальзывали с её волнующе округлых плеч… Это было единственное сексуальное развлечение за всю его юность…
Что-то тихонько напевая себе под нос за стойкой бара, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго» даже головой покачал от неудовольствия, вызванного такими горькими воспоминаниями.
А потом… потом было училище коммерции в Гавре. В портовом Гавре, а не в Париже, да и то на деньги французской коммунистической партии, потому что у его родителей не было денег на парижскую «Эколь де Коммерс». Да и родителей-то у него не было.
Какого чёрта придумали люди на заре цивилизации эти самые деньги, проклятие человечества? Марк снова сокрушённо покачал головой и даже на секунду прекратил своё тихое пение, перейдя на протяжный свист.
Она ткнула Демьяна локотком в бок и сказала по-русски:
— Я давно любуюсь этой эмалью… Это настоящий Фаберже!
Сказано было таким тоном, будто Демьяну тут же надо было упасть перед яйцом на колени и начать на него молиться. Ага, щас!
— И охота тебе деньги тратить на такую ерунду? — удивлённо спросил Демьян.
— Это не… как ты сказал, а эмаль на серебре… Миниатюра, изображающая похищение Зевсом Европы… Зевс превратился в быка…
— В бычару? — засмеялся Демьян. — Ну, ты даёшь! Этот Зевс был реальным пацаном! Да на что тебе это?
— Это большая художественная ценность… — произнесла Софи, не отрывая взгляда от яйца.
— Ну, коли тебе так нравится эта мура, давай, я тебе её куплю, — спокойно произнёс Демьян.
А что, надо же было девчонку уважить. Она-то его вообще на улице подобрала.
Софи посмотрела на Демьяна с явным изумлением.
— Ты есть миллионер?
— А сколько стоит? — деловито поинтересовался парень.
— Это стоит сто тысяч франк!
Сказано это было таким тоном, будто сто тысяч франков являлись Бог весть каким состоянием в глазах русских путешественников.
— Я ваших франков не понимаю, — сказал Демьян. — Ты мне скажи, сколько это будет в наших деньгах? В долларах сколько?
Софи слегка зажмурила глазки, шевеля губами.
— Двадцать тысяч доллар америкэн.
— Что? За это? — Демьян аж зашёлся от возмущения, вытаращив глаза на Софи. — Как за три новые «девятки»? За это? — и он брезгливо ткнул пальцем в яйцо от какого-то там Фаберже, судя по фамилии — масона.
— Я не знаю, что есть «новые девятки», но эта вещь обозначена во всех каталогах, — ответила Софи.
Девушка состроила такую мину, будто парень в её глазах упал, словно принц с коня на рыцарском турнире.
И тут Демьян понял, что надо действовать. Он достал из внутреннего кармана пачку сотенных, и, отсчитав двадцать бумажек, кинул на витринное
стекло.
— Хватит, папаша? — спросил он хозяина магазина. — Мне вон то яйцо с витрины.
— Но, месье! — сказал хозяин. — Се сульмон де миль долляр!
— Это только две тысячи долларов, — перевела Софи, у которой глаза становились все круглее и круглее от того, что она видела.
— Ах, ты, ёшкин кот! — совсем незлобно ругнулся Демьян и принялся отсчитывать купюры. — Извини, старый, ошибся. Ну, с кем не бывает, — весело подмигивая несказанно удивлённому, видимо, ещё ни разу не сталкивавшемуся с новыми русскими, продавцу антикварного магазинчика, сказал Демьян и отдал недостающую сумму. — Держи, копи на пенсию.
* * *
Когда они выходили из магазинчика — счастливая Софи прижимала к своей умопомрачительной груди драгоценный свёрток стоимостью двадцать штук зелёных баксарей.Демьян понял теперь, почему здесь так много подобных магазинчиков и почему в них никогда никого не бывает. Этому барыге достаточно было в месяц одну вещь продать, и бизнес уже оправдывался. А таких, как Софи, сумасшедших, тут, судя по всему, хватает.
Да, Франция смогла поразить простого пацана не только реальным супермаркетом — таким огромным магазином, какого Демьян ещё никогда в жизни раньше не видел. Нет, она вновь поразила его, и на этот раз тем, что местные за фигню из какого-то там каталога готовы были отдавать три «девятки». Обалдеть! И при этом Франция считалась богатой, а Россия-матушка — бедной. Нет, Демьян бы лучше вместо этого яйца от масона купил бы три «девятки» — для себя и для пацанов.
Но Софи… Софи не отрывала взгляда от затейливо упакованного подарка. Её глаза так и горели.
— Я знала, что ты другой! — с чувством произнесла она, старательно выбирая знакомые ей русские слова. — Ты тонкий! Ты — друг искусству.
— И тебе я тоже друг, — заметил Демьян, открывая Софи дверцу машины, как и положено настоящему внимательному и воспитанному мужчине.
— Я тебе очень благодарна, — сказала Софи, нежно притянув Демьянову голову к своей груди, когда они сели в машину. — Гранд мерси! Я сделаю для тебья всё, что ты захочешь, — пообещала она, лучезарно глядя на него.
— Я тебе сегодня вечером скажу, чего я хочу, — пообещал девушке Демьян и нахально погладил ладонью в вырезе её пляжного платья.
Чёрт с ними, с деньгами! Без Софи его уже давно должны были сцапать. А свобода, как известно, дороже баксов!
3
Алла Замоскворецкая сразу решила брать быка за рога.Её дело было разыграть из себя богатую бездельницу-мамочку, готовую пуститься на отдыхе во все тяжкие. Как всегда это бывает на курортах с подобными дамочками, жертвами их становились в основном служащие отелей. Это ни у кого не вызывало удивления, потому что роман богатой парижской или лондонской дамочки с молодым администратором считался обычным для курорта явлением.
Алла сняла дорогой номер на втором этаже с видом на Ла-Манш. Полторы тысячи франков за сутки. Ничего, Геракл, или Жорик, или Жорж, как теперь на французский манер звала Сушёного Алла, все оплачивал! Так что гуляй, веселись, только о деле не забывай.
— Жан-Пьер, похоже, эта русская путана меня хочет, — с явным намерением похвастаться пожаловался своему напарнику дежурный администратор Марк Павлински.
— Эти русские — все мафия! — с видом знатока ответил напарнику Жан-Пьер. — Они даже зовутся не просто русскими, а новыми русскими.
— Зачем? — удивился Марк.
— Как зачем? Для того чтобы отличаться от простых русских, — пояснил напарнику Жан-Пьер. — Так что будь осторожен с этой мамашей. Видел вчера по телевизору, как банда русских гангстеров проникла в гробу к нам во Францию?
— Да, конечно, видел. Кошмар, что творится, — покачал головой Марк. — Но то была не банда, а один человек. К тому же мужчина, а это богатая русская мадам. Она меня дважды вызывала в номер, ко всему придиралась — это плохо, это нехорошо, и все намекала… — Марк, не закончив фразу, выразительно посмотрел на напарника.
— На что намекала? — не понял Жан-Пьер и даже отложил на время заполнение на бланке ежедневного списка постояльцев гостиницы для полиции.
— На то, что только мы, французы, мол, заниматься любовью хорошо умеем. Что об этом по всему миру слава ходит, но и эту славу надо ещё доказать…
Марк ещё более выразительно посмотрел на Жан-Пьера.
— И что ты ей на это ответил? — уже заинтересованно спросил Жан-Пьер, смекнувший, что на этом желании богатенькой туристки из далёкой снежной страны можно неплохо заработать.
— А то и ответил, что если надо — мы всегда готовы защитить цвета нации. Не бесплатно, разумеется, — с гордостью уточнил Марк Павлински.
— Молодец, правильно сказал, — похвалил напарника дежурный администратор, возвращаясь к заполнению списка.
Тут он снова отложил ручку и уставился на Марка.
— А знаешь-ка, что я об этом думаю…
— Молчи, Жан-Пьер, она идёт, эта русская! — перебил его Марк и сразу же неестественно заулыбался.
* * *
Алла знала свои сильные стороны.Пятнадцать лет на сцене варьете выработали у неё безошибочное чутьё. Даже в темноте, в сумеречном полумраке любого кабака или борделя, от её обострённого восприятия никогда не ускользал тот особенный блеск мужских глаз, когда в них начинало пробиваться желание…
Но как ей это удавалось — для неё самой всегда оставалось загадкой. Она изгибалась на подиуме под лучами слепящей рампы, а мужики пялились на неё из тёмной, неосвещённой глубины зала. Но она всегда точно знала, что именно тот мужик, что сидит за четвёртым от дверей столиком, придёт потом к ней за кулисы, чтобы сделать пристойное предложение продолжить вечер у него на квартире. Разумеется, за солидное вознаграждение.
Сама для себя Алла объясняла это тем, что она чувствовала запах похоти.
Вот и теперь, вооружённая до зубов своей вызывающе-зрелой красотой, она почувствовала это нечто, исходящее от глаз французика-администратора курортной гостиницы.
Что он видел тут, в этой своей Франции?
Красивые дамочки на курорте встречаются — это факт. Но какие крохи женской красоты достаются этому скромному служащему отеля! Он при своей зарплате мог только облизываться на их стройные ножки и упругие выпуклости в вырезах платьев.
Здесь, на курорте, в сезон и во внесезонье вся эта дамская красота стоила бешеных денег. И поэтому этот несчастный французишка за стойкой мог только смотреть и завидовать богачам, которые сажали красоток в свои роскошные «Феррари» и «Мерседесы», вели их с пляжа или теннисного корта к себе в номер. Только смотреть и завидовать…
А что он получает от своего бесконечного стояния за гостиничной стойкой? Иногда сюда приезжают стареющие американочки, лет под пятьдесят или даже более того. Правда, американские старухи выглядят ещё будь здоров, и они готовы платить молодому французскому мужчине за его французские поцелуи…
Вот это-то ему, надо думать, и достаётся! Боже мой, какой отстой! А ещё европейская страна!
Но мечтает-то администратор, наверняка, совсем о другом!
Мечтает-то он о чуде, когда вместо пожилой сексуально озабоченной американки к нему в кровать прямо с неба упадёт сногсшибательная юная красотка… Из России, где, как известно, самые красивые женщины.
А вдруг?
Бывают же в жизни чудеса!
Вдруг у молодой дамочки с умопомрачительными формами произойдёт разрыв с её любовником или женихом? Она приехала в отель, чтобы провести уикенд, наполнив его любовными утехами со своим бойфрендом, а он, бойфренд, разбился по дороге в Довилль в своём «Феррари», врезался в столб или вылетел в кювет на скорости в сто пятьдесят километров в час… И вот, эта молодая дамочка ждала-ждала его всю пятницу и субботу… А в воскресенье — готова уже обратить внимание на бедного служащего из гостиницы.
«Так о чём мечтает этот жалкий французик?» — спросила сама себя Алла, идя по коридору мимо оторопевших напарников-администраторов, застывших за своей зачуханной стойкой с дежурными натянутыми улыбочками.
Спросила и сама же себе ответила; «Именно об этом! Вот о чём он мечтает! Когда нет достаточно денег, и, когда вокруг вьётся столько красоток, ему остаётся только облизываться, проклиная судьбу за то, что красивые бабы дороги и что его денег хватает только на видеокассету да на бутылку доброго кальвадоса».
Как пел один популярный американский рок-певец:
Алла все ближе и ближе подходила к стойке, за которой стояли, зачарованные её, якобы, доступной красотой, администраторы. И умопомрачительные ножки в дорогих чулочках от дочери великого художника так задорно цокали каблучками по мраморному полу гостиницы! А платьице с декольте открывало изумлённым взорам французских администраторов часть недостижимых прелестей.
Parachute woman,
Land on me tonight!
Марк всегда подсознательно ждал того момента, когда красивая женщина однажды сама подойдёт к нему и, взяв за руку, отведёт его прямо в рай несбывшихся желаний.
Алла подошла к стойке и улыбнулась Марку своей обезоруживающей улыбкой развратной девственницы… Убийственной улыбкой порочной недотроги…
* * *
Разговор легко пошёл на интернациональном языке, английском.— Я не говорю по-французски! — сказала Алла. — Может быть, вы знаете английский?
Бедный гостиничный служащий так и впился своими горящими от вожделения глазками в рисковый вырез её платья.
— Мадам дезир?.. Простите, чем я вам могу помочь?
Безо всякого труда Алла договорилась с ним о встрече после того, как он сдаст смену другому администратору, стоявшему рядом, и с нарочито бесстрастным видом листавшему регистрационную книгу, но при этом прислушивающемуся к их разговору очень даже внимательно, так что даже уши шевелились…
А пока, дожидаясь конца смены французика, Алла решила осмотреть достопримечательности. В вестибюле находился офис АВИСа, фирмы по прокату автомобилей. Проживающим в гостинице машины давали по предъявлении золотой кредитки. Алла, снабжённая таковой от щедрот Гериных, пользуясь случаем, решила взять себе какие-нибудь колеса.
Мальчишка — служащий АВИСа — как баран на новые ворота, долго пялился на её российские водительские права, но потом спохватился под её недоуменным взглядом и, сказав на неплохом английском: «Все правильно, мадам», — выдал ей ключи от «Рено Клио».
«Триста франков в сутки без стоимости бензина — это недорого для человека со вкусом, — подумала Алла, усаживаясь на водительское сиденье. — Куда поедем? Да куда глаза глядят».
Замоскворецкая выехала на почти пустынную автостраду, поднимавшуюся в гору в направлении на восток, вдоль берега Ла-Манша.
«Анфлер — тридцать километров, Гавр — пятьдесят километров», — прочитала она на синем указателе развилки.
Что ж, поедем в Анфлер!
Дорога шла по кромке высоченного обрыва, с которого открывался неописуемо красивый вид. И даже казалось, что там, вдали, видна Англия. Но Алла понимала, что этого не может быть. Это не Па-де-Кале, где до Англии какие-нибудь тридцать вёрст. Это Ла-Манш, и до ближайшего английского берега, где расположен город Саут-Гэмптон, по прямой было не меньше трехсот километров…
Но все равно — красиво, и дух захватывало от этой красоты.
Алла любовалась видами Нормандии. Огромные волны, с рёвом накатывающие на каменистый берег внизу под обрывом, высокий маяк, выкрашенный в ослепительно белый цвет, с красной металлической крышей, видневшийся впереди, чайки, кружащие над водой с пронзительными криками, воздух, наполненный солёными брызгами волн, — все это великолепие настраивало её на романтический лад.
Попетляв по льнущей к берегу дороге, Алла через полчаса приехала в Анфлер.
Она бросила «Рено» возле небольшой таверны в стиле американского салуна из голливудских вестернов и пошла далее пешком, покуда стройные ножки не вынесли свою красавицу-хозяйку на берег уютной бухточки, окружённой с трех сторон почти средневековыми гостиничками и ресторанчиками. Воистину — туристский рай!
На водной глади маленькой бухты качались три явно подделанных под старину парусника. На них тоже были рестораны, о чём свидетельствовали расположенные прямо на палубе столики, сплошь занятые японскими и американскими туристами.
Алла присела на открытой веранде одного из кафе.
Ей принесли кока-колу со льдом и мороженое.
Мороженое было очень красивым и при этом очень безвкусным, словно ватным. Круглые разноцветные шарики, облитые искусственными взбитыми сливками, в которых не было ни грамма калорий, и посыпанные несладкой шоколадной стружкой, которая и на шоколад-то походила только с виду, а никак не на вкус. Все это великолепное подобие мороженого завершала вишенка, окружённая зелёными дольками киви.
Алла запустила ложечку в эту красоту, проглотила, и ей тут же вспомнился отечественный доперестроечный пломбир по двадцать копеек, тот, что продавался в брикетиках, сдавленных с двух сторон вафельными пластинами. Вот у того мороженого был настоящий, вкус. И с калориями там было все в порядке. Алла всегда такие брикетики покупала у старой мороженщицы, что испокон веков стояла под зонтиком в самом центре Москвы, у кинотеатра «Художественный», прямо напротив ресторана «Прага». Алла всегда проходила мимо неё, когда возвращалась с подружками из танцкласса. Правда, у мамы денег на мороженое вечно не хватало, а потому приходилось маленькой Аллочке денежки таскать потихоньку из её кошелька.
Все эти воспоминания пронеслись перед глазами Замоскворецкой в одно мгновение, растаяв вместе с первой ложкой искусственного мороженого — такого красивого, но такого ненатурального!
Покончив с мыслями о мороженом, но не с самим мороженым, Алла полюбовалась на стилизованную под средневековую пиратскую старину площадь портового городка, допила свою колу и пошла к машине.
Скоро этот Марк Павлински будет сдавать свою смену…
* * *
Алла решила, что правильнее будет сразу приступить к делу.Поэтому едва невысокий и худенький соискатель похотливого счастья оказался у неё в машине, она спросила, глядя в жёлто-коричневые французские глазки:
— Хочешь заработать денег?
И, не дождавшись ответа, взяла его потную руку в свою и, положив её себе на вырез платья, проникновенно спросила:
— Хочешь повеселиться со мной?
Одним словом, француз не долго сопротивлялся своему счастью. Не дольше французской конницы при реке Березине.
На чём он сломался в большей степени — на не потерявшей ещё девичьей упругости Алкиной груди, или на перспективе заполучить к её объятиям сто тысяч франков бонуса, — она так и не узнала.
Гостиничный администратор просто онемел — и от нахлынувшего счастья, и от липкого страха быть пойманным на страшном и противозаконном деле… На похищении кассет из архива наружного видеонаблюдения…
Едва лишь закончился первый акт его счастливого обладания красавицей из далёкой снежной страны, где, по слухам, на улицах сновали озабоченные медведи, которых их хозяева посылали за водкой, как администратору-французику поступило второе предложение, от которого он, как говорится в киношедевре «Крёстный отец», не смог отказаться.
Страшное дело предложила лежавшая рядом красавица, подперев голову локтем, смотревшая на него. Великолепные груди бесстыдно торчали, уставясь розовыми сосками на Марка. Страшное дело, и к тому же опасное. Если за таким его поймают, то в лучшем случае выгонят с работы. При этом ни на какую новую работу Марка уже никто не возьмёт. Городок-то курортный, маленький, и то, что его выгнали за что-то явно противозаконное, быстрее морского ветра разнесётся по тихим улочкам, обрастая шелестящими сплетнями.
Но, тем не менее, он согласился!
Согласился рискнуть своей карьерой и даже, может, свободой, ради неё — ради Алки…
И ради денег, разумеется!
Договорились, что и деньги, и секс он получит послезавтра утром, когда принесёт кассеты ей в номер.
Довольная Замоскворецкая на прощанье смачно поцеловала Марка в губы и тут же выставила администратора за дверь.
Глава девятая
«ПЕРВЫЙ! ПЕРВЫЙ! Я НА ВТОРОЙ!.. ПРИЁМ?!.. ХОРОШИЙ ПРИЁМ!»
1
Настало время и Демьяну брать быка за рога, точнее за… Впрочем, к чему красивости, когда дело надо делать.Софи уютно устроилась у Пятака под боком и молчала. А о чём было говорить? Ведь они были почти счастливы.
— Я люблю тебя, — тихим голосом, наконец, сказала Софи.
— И я тебя люблю, — так же тихо и честно ответил Демьян Пятак.
— Я хочу сделать для тебя что-нибудь особенное, — призналась Софи.
— Ладно, — вздохнув, отозвался Демьян. — Скоро мне придётся попросить тебя об одной услуге…
* * *
О кассетах Демьян рассказал ей в ресторане при гостинице, что на первом этаже, куда они спустились под вечер. И он ничуть не удивился тому, что Софи легко согласилась помочь ему.— Знаешь, я неисправимая авантюристка, — объяснила она, уловив суть просьбы, — и потом, я уже поняла, что ты не простой русский турист из этих ваших новых богатеньких. Ты — человек риска. А риск — это так сексуально! Так притягательно! У нас этого в мужчинах уже давно нет.
И Софи скорчила недовольную гримасу.
Демьян только улыбнулся и ничего девушке не ответил.
В этот момент официант принёс заказанный ужин: устрицы, для которых был самый сезон, полукружьем лежащие на широком фарфоровом блюде, сок только что отжатого лимона в маленьком соуснике и бутылку лёгкого белого вина — непременный атрибут, подаваемый к морскому деликатесу.
Софи посмотрела, как Демьян, взяв в руку одну из раковин, слегка передёрнулся, и улыбнулась.
— Это очень вкусно, — проговорила она. — Попробуй. К тому же помогает мужчинам в любови. Хотя тебе это не нужно, — добавила девушка с хитрой улыбочкой задорной лисички.
Демьян от важности тут же надулся и выпятил нижнюю губу: дескать, знай наших русских пацанов. Это тебе не французские задохлики.
Он сбрызнул устрицу лимонным соком, подивился, что она ещё живая и пищит, и, чуть наморщив нос, проглотил деликатес.
— Ну? — пристала к нему любопытная Софи.
— Нормально. Есть можно, — сообщил ей Демьян, запивая устрицу большим количеством вина.
— Я рада, что тебе нравится.
После такого лёгкого ужина официант принёс кофе. Демьян развалился в кресле и, довольный и сытый, нежился под ласковыми взглядами француженки, попивая ароматный напиток и поглядывая вокруг: не видать ли нашей конкурентки? Где-то она сейчас? Небось, тоже охотится за кассетами. Ну-ну, давай, действуй, а мы пока кофейку попьём.
От таких мыслей Демьяну стало весело, и он, повернувшись к Софи, погладил её по щеке и задорно подмигнул.
Девушка ласково потёрлась щекой о грубую мужскую ладонь.
— Ладно, хватит отдыхать, пошли в номер, — решительно произнёс Дёма.
И он увлёк за собой и не думавшую сопротивляться Софи.
* * *
Они сидели в гостиничном номере на смятой кровати и пили прихваченный с собой из ресторана аперитив.— Я дам тебе ещё сорок тысяч долларов, всё, что у меня осталось… Но нужно ещё решить, как мне вернуться в Россию, — сказал Демьян.
— С этим будет трудней, чем с кассетами, но не бывает нерешаемых проблем, — ответила Софи и философски добавила: — Были бы страсть и любовь, а всё остальное — ерунда.
Одну маленькую вещь не сказала своему любовнику лукавая Софи. Она не хотела испортить такое славное знакомство.
А вещь эта была очень важной. Всё дело было в том, что гостиница «Виктор Гюго», как и многая другая недвижимость в Довилле и Трувилле, принадлежала её отцу. Администрация гостиницы, естественно, была в курсе того, что за барышня жила в королевском люксе их отеля. Отсюда и проистекала её уверенность в том, что забрать кассеты не составит для неё большого труда.
Но Демьян ничего этого не знал, а потому слегка поражался самоуверенности французской искательницы приключений.
— Давай, пойдём прогуляемся на пляж? — предложила Софи, лукаво подмигнув Демьяну и носком туфельки толкнув его ногу. — Там есть весьма укромные уголки.
— Но как мы добудем кассеты? — бестолково переспросил он.
— Не волнуйся, «мон шер», завтра в полдень они будут у тебя.
При этом у Софи было такое выражение лица, что у Демьяна пропала всякая неуверенность насчёт видеокассет.
— Пойдём, — только и сказал он, покорно двинувшись следом за лукавой француженкой.
«Или пан, или пропал» — подумал он, выходя из гостиницы и подставляя лицо освежающему морскому бризу.
2
Марк Павлински, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго», заступил на ночное дежурство.Это было обычное, рядовое ночное дежурство, каких Марк уже отстоял за гостиничной стойкой не один десяток. И всё-таки в эту ночь он очень волновался.
Сегодня ему предстояло совершить кражу в отеле, где он проработал почти пятнадцать лет. Но чего не сделаешь ради красоты! Или ради денег! Или ради тогой другого…
Ведь они — французы — такая противоречивая нация. С одной стороны, они расчётливы и бережливы. И лишнего сантима не потратят на сомнительное удовольствие. А с другой стороны, они так любят жизнь! Так любят женщин, что порой теряют голову и целые состояния бросают под милые и очаровательные ножки!
А что было в жизни у Марка Павлински?
Родился он в провинциальном городке Вилер-Бокаж, где всего тысяча жителей, одна школа, одно кафе, один универсам, да одна церковь… И все девчонки там уже почти с первого класса были распределены и поделены между местными «звёздами» — тут уж не разгуляешься!
Куда там щуплому и близорукому польскому еврейчику Марку было тягаться с крупными нахальными, спортивного сложения парнями, такими как главный их школьный Дон Жуан — Жорж Дюкло.
Это у Жоржа была возможность свободно лапать всех девчонок в классе, не считаясь с распределением, потому что в случае чего мог и по рогам своими здоровенными кулаками настучать, а близорукому Марку оставалось только подглядывать в папин бинокль за своей соседкой, что жила в домике напротив, молодой булочницей Ани Безансон. Стыдливо прячась за штору, он наблюдал, как Ани раздевается, перед тем как лечь со своим мужем, мсье Безансоном. И Марк целыми часами подкарауливал этот всего одну секунду длившийся момент, когда Ани расстёгивала свой лифчик, и розовые бретельки легко соскальзывали с её волнующе округлых плеч… Это было единственное сексуальное развлечение за всю его юность…
Что-то тихонько напевая себе под нос за стойкой бара, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго» даже головой покачал от неудовольствия, вызванного такими горькими воспоминаниями.
А потом… потом было училище коммерции в Гавре. В портовом Гавре, а не в Париже, да и то на деньги французской коммунистической партии, потому что у его родителей не было денег на парижскую «Эколь де Коммерс». Да и родителей-то у него не было.
Какого чёрта придумали люди на заре цивилизации эти самые деньги, проклятие человечества? Марк снова сокрушённо покачал головой и даже на секунду прекратил своё тихое пение, перейдя на протяжный свист.