Друзьям ничего не оставалось, как согласиться на столь великодушное предложение.
   Довольный заключенной сделкой, Холмс мельком взглянул на дремавшего за столом Уотсона, затем принялся перерывать комод и платяной шкаф. На недоуменный вопрос о причине поисков великий сыщик ответил, что собирается переодеть своих коллег в более подобающую и неприметную одежду.
   – Я примерно одного роста и телосложения с вами, Энди, а мистеру Дюку вполне должен подойти костюм из гардероба Уотсона, – рассуждал сыщик. – Если мы не обнаружим ничего подходящего в вещах доктора, то придется, пока он не проспался, снять сюртук прямо, с него.
   Но раздевать спящего не пришлось: Холмсу удалось подобрать всю необходимую одежду в шкафу. Через некоторое время Андрея и Анатолия уже нельзя было отличить от настоящих англичан второй половины девятнадцатого века.
   – Холмс, а может, нас не стоит брать с собой? – со слабой надеждой поинтересовался Ларин. – Ведь вы сами говорили, что у меня – акцент, а Дукалис вообще понимает через слово.
   – Пустяки, – отмахнулся Холмс, – в Лондоне все говорят с акцентом. Понаехала всякая деревня – шотландцы, ирландцы, уэльсцы, индусы…
   – Лимита то есть, по-вашему? – уточнил Ларин.
   – При чем тут «ограниченный»[32]? Едут без всяких запретов. Вырастут, работать не хотят и – в столицу. Боже, что скоро с английским языком будет? То букву «г» как русские рычат, то «h» на немецкий манер г`ыкают…
   «Это по-нашему, по-киевски», – хотел было заметить Ларин, но промолчал.
   – А что касается мистера Дюка, то пусть все думают, что он – Уотсон, все равно у них физиономии похожи. Доктор, как известно, долгое время провел в Афганистане. Вот, скажем, там акцент и приобрел. Ну, в конце концов, на контузию спишем…
   – Это как, «на контузию»? – заинтересовался Дукалис. – Не надо меня…
   – Тихо, Толя, это понарошку, – перебил друга Ларин. – Я тебе потом все точно переведу…
   Ситуацию спас раздавшийся в прихожей звонок, вскоре после которого на лестнице зашаркали шаги миссис Хадсон.
   – Господин Холмс, вам письмо. И почему корреспонденцию все время таскают какие-то оборванцы?..
   – Не волнуйтесь, дорогая миссис Хадсон, они же все равно не переступают порог дома, – миролюбиво заметил сыщик, разрывая конверт. – Ага, наконец-то! Вот для нас и первое дело. Надо думать, что скоро будет и кэб…
   Действительно, вскоре под окнами зацокали копыта.
   Миссис Хадсон проворно спустилась вниз.
   – Ну вот, можно сразу и приступать, – обрадовался Холмс, – транспорт подан. Нужно поехать разобраться с одним весьма запутанным случаем. Мой знакомый инспектор Лейстрейд из Скотленд-Ярда еще вчера утром просил помочь.
   Дукалис, выглянув в окно, увидел остановившийся внизу черный кэб и рядом с ним нетерпеливо прохаживающегося полисмена.
   – Мистер Холмс, к вам пришли, – раздался из прихожей голосок миссис Хадсон.
   – Да-да, мы уже спускаемся!..
   Холмс вкратце рассказал друзьям суть дела. Оказывается, у одной весьма влиятельной персоны неожиданно пропала любимая собачка. Персона, имя которой сыщик не счел нужным называть, считает, что бедное животное похищено, дабы расстроенный владелец, занятый поисками, не смог участвовать в переговорах между английской короной и одной из европейских стран, отношения с которой были очень напряженными. Злодей, укравший собачку, рассчитал точно: ее хозяин будет безутешно рыдать, вместо того чтобы решать государственные вопросы.
   – Следует найти хотя бы труп этой животины, – объяснил Холмс. – Когда ее судьба будет известна, наш клиент, хоть и будет скорбеть, но вернется к работе. Вы понимаете, господа, что открыто вмешиваться в дипломатические дела полиция не может. Единственное, на что они способны, – оказать помощь с транспортом. Ну, если, конечно, мне удастся найти какие-либо останки, тогда – другое дело. Да и то пресса все потом переврет, напишет что-нибудь вроде: «Половина тела собаки съедена дипломатом», – а в следующем номере все опровергнет: «Половина тела собаки не съедена дипломатом» – или, хуже того: «Половина тела не собаки съедена»… В общем, никакой огласки. А сейчас мы отправимся к вероятному похитителю собачки. Он – завсегдатай некоего «Клуба поэтов»…
   – Неужели во всем Лондоне не найти подходящего экземпляра мини колд дог[33]? – удивился Ларин.
   - Нет, такого дога не найти днем с огнем. Порода больно редкая: Russian Yard[34].
   - Хорошо, тогда внедрили бы туда «барабана»… – Андрей спохватился и заменил непонятный для англичанина термин на более привычный: – Я говорю – агента. Глядишь, он чем-нибудь и помог бы…
   – Как вы думаете, кто самый лучший в мире резидент? Холмс. – Сыщик самодовольно улыбнулся. – У меня в клубе давно сидит свой человек. Кстати, записка пришла именно от него. Вот, взгляните.
   Оперативники с удивлением вчитались в странного содержания строки:
 
«Give me your hand: Have you to say?..
Few words, but, to effect, more than all yet:
That when we have found the king, –
in which your pain That way,
I`ll this, – he that first
lights on him Holla the other».
 
   [«Вот моя рука: вам нечего больше добавить?..
   Немного, но о самом главном:
   Когда найдем мы короля
   (вы в эту сторону идите, я – в другую),
   то кто первым встретит,
   Пусть сразу сообщит другому»
   (Шекспир, «Король Лир», акт 3, сцена I) ]
 
   – Вы видите, видите? – радовался Холмс. – Мой человек вышел на след пропажи! Надо немедленно ехать в клуб, чтобы разоблачить злодея.
   – Андрюха, может, я ни хрена не смыслю в английском, но про собаку тут нет ни слова, – засомневался Дукалис.
   – И правильно! – возрадовался великий сыщик, даже без перевода уловив сомнения гостя. – Ведь мой агент не мог написать открыто. Тут, главное – завуалировать суть, чтобы его не разоблачили. А по смыслу очень даже подходит: «Кто первым встретит – пусть сразу сообщит другому». Вот мне и сообщили.
   Логика Холмса казалась железной, и оперативники отправились в «Клуб поэтов», чтобы найти там злополучную Рашен-Ярд.
* * *
   – Колюня, а зна-аешь, кто такие вертоле-еты?
   – Не-ет, Петя…
   – Это чиста-а души поги-ибших та-анков…
   – Да-а-а?
   Два дошедших до крайней степени истощения наркомана и потому не оказавших никакого сопротивления патрульным при своем плененнии в результате облавы на местном рынке, вот уже полчаса доставали Чердынцева своими тупыми базарами.
   – Вы заткнетесь или нет?! – Майор так врезал кулаком по решетке «обезьянника», что на столе, вынесенном из закутка дежурного и стоящем рядом с помещением для задержанных, подпрыгнул телефонный аппарат ядовито-зеленого цвета с нарисованным на диске набора номера голым пупсом, физиономически напоминающим начальника ГУВД генерал-лейтенанта Курицына.
   Торчки[35] умолкли и погрустнели.
   - Ну?! – Чердынцев повернулся к столяру из ДЭЗа, выковыривающему из рамы застрявшие там куски стекла. – Как думаешь, получится?
   Работяга колупнул стамеской деревянную реечку, посмотрел на прислоненное к стене мутноватое стекло, десять минут назад экспроприированное у ларечника-абхазца с соседней улицы, и кивнул:
   – Получится. Как не получиться? Что один человек поломал, второй завсегда исправить сможет…
   Начальник дежурной части облегченно вздохнул и вернулся к заполнению журнала регистрации происшествий.
   Хлопнула входная дверь, и пред очами Чердынцева возникли Соловец с Казанцевым.
   – Как сходили? – Майор занес ручку над графой в гроссбухе, в которую было вписано сообщение старухи. – Что писать?
   – Голяк, – спокойно отреагировал начальник «убойного» отдела. – Пацаны баловались…
   – Ага, – Чердынцев аккуратно написал напротив сообщения коронную фразу всех начальников дежурных частей управлений и отделов милиции на всей территории необъятной российской земли: «Сообщение не подтвердилось». – Отлично…
   – Наши еще не вернулись? – поинтересовался Казанцев, имея в виду Ларина, Дукалиса и Рогова, и опять сглотнул.
   – Нет, – майор посмотрел на часы. – Хм, три часа прошло. Что-то они долгонько.
   – Явятся – получат по полной программе, – пообещал Соловец, много лет назад поставивший себе задачу бороться за дисциплину во вверенном ему коллективе и постоянно с выполнением этой самой задачи не справлявшийся.
   – Вас там Плахов дожидается, – сообщил Чердынцев, которого меньше всего заботили взаимоотношения Соловца и его подчиненных. – У него дело какое-то срочное…
   – Пошли? – Казанова мотнул головой в сторону лестницы.
   – Пошли, – согласился начальник «убойщиков».
* * *
   «Клуб поэтов» располагался в симпатичном домике в ближайшем пригороде Лондона и скорее напоминал замок: высокий кирпичный забор, кованые ворота, башенки по углам, витражи в окнах…
   При поддержке нескольких полицейских, объяснивших свой визит поисками беглого каторжника, который, якобы, мог скрываться поблизости, сыщикам удалось быстро проникнуть в помещение клуба. Там они увидели трех джентльменов, расположившихся за столом из красного дерева, посреди которого стояла початая бутылка виски.
   – А бумага от королевского прокурора у вас имеется? – поинтересовался один из обитателей дома-замка. – Вот вызову своего адвоката, он устроит кое-кому неприятности…
   – Правильно, сэр Максвелл, – поддержал говорившего один из его собутыльников, на руке у которого синела татуировка «Николсон». – Думаю, что кое у кого завтра с плеч полетят эполеты. Верно, сэр Джеймс?
   – О чем разговор! – живо отозвался третий. – Здесь частный дом, «Клуб поэтов» заседает… ха-ха! А вы с «дон`т андестендом»[36] каким-то…
   Ларин чувствовал себя не очень уютно: с одной стороны, нельзя ударить в грязь лицом перед английским сыщиком, а с другой, его отнюдь не радовала перспектива официального разбирательства, которой грозил сэр Максвелл. А тут еще Холмс шепнул на ухо, что не знает агента в лицо.
   «Тоже мне, резидент хренов, кто так с собственной агентурой работает!» – зло подумал Ларин.
   И тут Андрея осенила идея.
   – Я детектив Ларин, – по привычке представился он, махнув перед носами джентльменов брелоком от ключей в виде круглой открывашки для бутылок. – «Клуб поэтов», говорите? Про заек пишете? А где же стихи? Или эта бутылка со стаканами, – он кивнул на стол, – единственные инструменты для творчества?
   – Вы, мистер Ларин, видимо, перегрелись в тропических странах, – возразил сэр Джеймс. – При чем тут зайки? Мы о жизни пишем. Про конкретных молодых джентльменов.
   – Ага, – встрял в разговор сэр Николсон. – И про бобби[37] тоже. И про копов американских.
   - Гы-гы-гы! – захохотал сэр Максвелл, которому явно понравилась шутка приятеля. – Про бобби, это мы обязательно.
   Хозяева явно издевались над Лариным, но тот как ни в чем не бывало предложил:
   – It`s good[38]. Если вы тут все такие поэты – напишите по короткому стишку. Ну хотя бы на тему нашего визита. Получится, тогда, пожалуй, поверю на слово, а нет – вам придется оставить стол в покое и продолжить общение в Скотланд-Ярде.
   Это предложение явно повергло господ Максвелла, Николсона и Джеймса в уныние. Еще больше загрустили они, когда оперативник протянул каждому по листку бумаги и напутствовал их словом: «Творите». Но, поразмыслив, вся троица начала что-то писать.
   Первым закончил работу сэр Максвелл:
 
Я, в натуре, не понял,
Это что за прикол?
Бобби, вроде, в законе,
Так при чем же здесь стол?
Если виски желаешь –
Попроси – я налью.
Но, блин, понимаешь,
С бобби вместе не пью[39].
 
   Ларин медленно читал этот шедевр и терпеливо дожидался, пока закончат творить остальные двое. Следующее произведение подал сэр Джеймс:
 
Душу поэта
Вам не понять
– Свободы и света
Век не видать!
Что за приколы –
Врываться в дома?
Жизнь – это школа,
Но школа – тюрьма!
 
   Оперативник усмехнулся и взял листок со стихами сэра Николсона. Ему тоже было далеко до Шекспира:
 
Только остается
Руки заковать –
Уголовка рвется
Посадить опять.
Воли век не видеть
После их утех.
Опера до гроба
Доведут нас всех.
Вроде честный парень,
А сажать спешит.
Люди вы едва ли,
Если без души!
 
   – Ну вот, – сэр Николсон облегченно вздохнул, – теперь вы убедились, что мы настоящие поэты? Разговор окончен, я думаю?
   – Правильно, – подхватил Максвелл, – давайте, разойдемся по-хорошему.
   А Джеймс миролюбиво добавил:
   – Слушай, брат, давай-ка лучше стакан налью. Качественное виски. I give you a tooth[40]!
   Но оперативник не спешил с ответом: пока хозяева «Клуба поэтов» занимались писаниной под надзором Ларина, полицейские и Дукалис живо прошлись по дому, осмотрели дворовые постройки… Теперь Андрей и Холмс ждали результата.
   Вошедший в комнату Дукалис поманил Ларина к себе. Оказалось, что поиски были тщетными: ничего предосудительного обнаружить не удалось.
   – Ну что, вляпались? Придется извиняться перед этими? – Анатолий кивнул в сторону «поэтов». – Или, может, стоит растащить их по разным комнатам, чтобы переговорить с человеком Холмса?
   – Извиняться не придется, – ответил Ларин, – повод для задержания есть, и повод серьезный. А говорить с агентом сейчас нет никакой нужды.
   – Вы что, Энди, решили отказаться от участия в раскрытии этого дела? – то ли в растерянности, то ли испуганно спросил великий сыщик. – Что же мне теперь делать?
   – От работы мы никогда не отказывались, а вам, думаю, следует перечитать Эдгара По… Давайте-ка, отойдем чуть подальше, и я все объясню. – Ларин, взяв великого сыщика под локоть, потянул его в сторону от стола, за которым сидели «поэты». – Посмотрите внимательно, Холмс, на плоды творчества этих господ. Ваш человек догадался дать нужную информацию, используя акростих. Вот, произведение Николсона. По первым буквам строк складывается вполне конкретный текст: «ТРУП В ПОДВАЛЕ». Вы поняли?..
   – О-о! – обрадовался Холмс. – Считайте, что первый экзамен вы сдали успешно. Я, конечно, сразу же обратил внимание на стихотворение Николсона. Литература, вообще, – мой конек. Просто мне захотелось проверить вашу наблюдательность.
   Ларин, естественно, сделал вид, что полностью поверил словам великого сыщика, а Дукалис даже подхалимски несколько раз хлопнул в ладоши.
   В результате непродолжительных поисков в подвале действительно были обнаружены останки несчастной собаки. Сэр Максвелл зарыдал и, вымаливая снисхождение, заявил, что хочет сделать добровольное признание.
   – Это все сэр Джеймс, – размазывая по толстым щекам слезы, причитал Максвелл. – Он заставил меня! Я не хотел никого убивать. А он… он постоянно торгует на Блошином рынке собачьим мясом, выдавая его за зайчатину!
   – Молчите, сэр позорный! – возмущенно вскричал Джеймс. – А кто, спрашивается, склонял меня к этому аморальному поступку, не вы ли?..
   Довольные полицейские, не слушая препирательств сэров, живо повязали всех троих и быстренько уехали, прихватив с собой из подвала в качестве вещественных доказательств два свиных окорока и несколько бутылок виски.
   – Блошиный рынок! – вдруг осенило Дукалиса. – Джеймс торговал именно там. Но ведь это – территория «девонширских». Правильно, Шерлок?
   – Да-а, вы абсолютно правы, – задумчиво протянул великий сыщик. – Чтобы сделать рагу из зайца, нужно иметь как минимум кошку…

Глава 5
ЛУЧШЕ ПОДЛО, ЧЕМ НИКОГДА

   К моменту возвращения сыщиков доктор Уотсон успел не только проснуться, но и допить остатки виски, неосмотрительно забытые Холмсом на столе в гостиной. Поэтому, вместо того чтобы разработать хоть какой-нибудь план будущего визита на Блошиный рынок, друзьям пришлось выслушивать истории похождений великого сыщика в изложении его летописца. И если Дукалис, понимавший по-английски с пятого на десятое, мог позволить себе дремать, делая вид, что внимательно слушает, то Андрею приходилось отбывать наказание.
   – …Покойник, – читал автор свои мемуары, – был молодым мужчиной высокого роста и огромной физической силы. Но, когда мы прибыли, труп уже уполз с места происшествия… Выяснилось, что с ранних лет он ступил на воровскую тропу… Затем убитый занимался сбором милостыни и избежал заслуженного наказания, поскольку был признан сумасшедшим. Впоследствии его признали психически здоровым… Тогда он открыл фирму «Вдохновение», занимавшуюся осеменением крупного рогатого скота… Труп был единственным взрослым среди сорока учеников находящегося поблизости колледжа… По подозрению в убийстве полиция задержала троих учащихся, среди которых были три девушки и двое молодых людей… Мистер Холмс заподозрил, что имело место непреднамеренное убийство с особой жестокостью… И правда, как выяснилось позднее, по замыслу преступников умереть несчастный должен был смертью, по возможности, естественной, например от удушья…
   Андрею эти перлы напоминали творчество некоторых «криминальных» журналистов, обожающих вставлять в свои репортажи жуткие словечки и обороты, должные вызывать у читателя шок.
   – Послушайте, Шерлок, – осторожно, чтобы не мешать чтению мемуаров, обратился Ларин к великому сыщику. – А когда же мы отправимся на Блошиный рынок? Думаю, тамошние торговцы помогут нам найти Мориарти.
   – Боюсь, они, скорее, помогут этому негодяю расправиться с нами, – ответил Холмс. – Впрочем, есть у меня в тех краях одна знакомая леди.
   – Кокаином там приторговывает, – вставил доктор, добавив: – Если в стенке видишь люк, значит виделся с мисс Глюк… Девушка со стажем, прямые поставки из Колумбии.
   – Вы ошибаетесь, сэр Уотсон, она работает в бифштексной, – возразил Шерлок. – Дайте-ка, я напишу ей записку. Закажем столик, а ближе к ночи заглянем на огонек.
   Вскоре нужное письмо было составлено. Холмс свистнул, высунувшись в окно, и тут же к дому подбежал какой-то малолетний оборванец:
   – Почтальон ждет ваших указаний, сэр.
   Велев беспризорнику непременно дождаться ответа, великий сыщик вернулся к гостям.
   Ужин, поданный милейшей миссис Хадсон, позволил скоротать время до возвращения почтальона. Ларин с Дукалисом по причине присущего им природного такта не стали интересоваться, зачем следует идти в бифштексную на сытый желудок, рассудив, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а кроме того, наличие пищи лучше, нежели ее отсутствие. Наконец, затренькал долгожданный звонок. Это вернулся маленький письмоносец.
   – Ничего не понимаю! – удивленно глядя на записку, воскликнул великий сыщик. – Что за абракадабра? Эй, где мальчишка?..
   Холмс высунулся в окно и свистом попытался вновь позвать почтальона, но безуспешно. Единственным результатом был показавшийся на улице шлем полицейского. Сыщик оставил безуспешные попытки и тяжело опустился в кресло.
   Записка гласила:
   «МОХ ВРОС В ЛЕД МИСС, САВАНЫ – ЖДИТЕ ДНЯ И КРОВЬ ТАМ! МУЖ»[41].
   - Ох уж эти женщины! Вечно они все напутают. Посмотрите-ка, что нам передали вместо любезного согласия накормить бифштексами. Вот, держите. – Холмс протянул Ларину письмо. – Боюсь, мою знакомую ожидают неприятности. А я и не знал, что у нее есть муж. Был, правда, бой-фрэнд…
   Андрей взял протянутый ему листок бумаги, внимательно прочитал его, потом о чем-то пошептался с Дукалисом.
   – Точно, спалили явку, – подтвердил Толян. – А ты уверен, что перевел правильно?
   – Вроде правильно, – отозвался Ларин. – Послушайте, Шерлок, а с чего вы взяли, что это письмо от сожителя вашей знакомой?
   – Вы что, по-английски читать не умеете? Стоит же подпись: «Муж».
   – Послушай, Андрей, – засомневался Дукалис, – ты что, круче лондонцев в их языке разбираешься? Я и то знаю, что муж – это хазбенд, а мэн – просто мужчина. Не спорь, лучше пойдем на этот чертов рынок.
   – Да как ни переводи, а соваться к этой телке нельзя, – возразил Ларин. – Дорогой Холмс, поверьте, я тоже крайне возмущен этим посланием.
   На вопрос сыщика, что же так возмутило его гостя, Андрей вытащил из кармана шариковую ручку, молча подчеркнул каждую третью букву и знаки препинания и протянул записку адресату:
   – Боюсь, что ваша М. не желает с вами сотрудничать.
   Холмс некоторое время безумными глазами вчитывался в текст:
   «МОХ BPОC В ЛЕД МИСС, САВАНЫ – ЖДИТЕ ДНЯ И KPОBЬ TAM! МУЖ.»
   – Негодяй! – вскричал великий сыщик, комкая злополучную бумажку. – Он за все ответит! Немедленно идем на рынок!.. Уотсон, да протрезвейте же наконец, вам следует немедленно бежать в Скотланд-Ярд, вызывать инспектора Лейстрейда. Но, боюсь, мы опоздали…
   – Вы говорите «он». Кто это? – недоуменно переспросил Ларин.
   – Мориарти, мой друг, Мориарти. Только этот негодяй мог отправить мне такой пасквиль, подписавшись лишь одной буквой… Ах, бедная мисс Энн Глюк, этот подонок наверняка запугал ее до смерти… Джентльмены, прошу вас, поторопитесь!
   Несмотря на призывы Холмса, доктор Уотсон отправился в полицию лишь после того, как записал в свой дневник основную идею будущего рассказа о подвигах великого сыщика. «Пляшущие человечки» – гласила единственная строчка, торопливо выведенная практикующим литературное творчество врачом.
* * *
   Из бесед с бывшим капитаном налоговой полиции, изгнанным из сплоченных рядов правоохранителей за излишнее корыстолюбие, а ныне начальником отдела продаж издательства «Фагот» Шариковым, и рядом других сотрудников Мартышкин вынес стойкое убеждение в том, что Б. К. Лысого, автора приключений «Народного Целителя», следует искать либо в воровском или наркоманском притоне, где он собирает материал для своего очередного шедевра, либо в вытрезвителе, куда его обычно доставляли после информативных бесед с прототипами героев «бестселлеров».
   Подозрения о похищении писателя существовали лишь в воображении измученного каторжным трудом издателя Трубецкого.
   Но отработать заявление было необходимо в любом случае.
   Генеральный директор крупной фирмы – это не инженер с дышащего на ладан секретного предприятия и не домохозяйка, у которой распороли в трамвае сумочку и вытащили кошелек, а фигура, способная через наемного адвоката завалить своими жалобами не только районный отдел милиции, но и городскую прокуратуру. К тому же оставалась небольшая вероятность того, что писатель все же был похищен и удерживается в каком-нибудь подвале, где из него пытаются выбить сюжеты новых повестей и романов.
   Поэтому Сысой решил немного поизображать работу в намеченном Василием Акакиевичем направлении, а затем вплотную заняться версией о притонах и вытрезвителях.
   Умиротворенный и расслабленный, Трубецкой даже поручил водителю домчать младшего лейтенанта на своем личном черном «Запорожце» к дому, где в последние месяцы проживал Беркасов…
   В украинском «купе» было уютно, но как-то кисловато-душно.
   Мартышкин с полчаса принюхивался, затем вопросительно посмотрел на сосредоточенного шофера, вцепившегося в баранку и пытающегося лавировать в плотном потоке чадящих машин.
   – А чем это пахнет?
   – Генеральным, – буркнул злой и непочтительный водитель, которого вместо законного перерыва на ужин заставили везти младшего лейтенанта на другой конец города.
   Сысой пару минут подумал и пожал плечами.
   – Это такой дезодорант?
   – Нет. Это такой генеральный. – Грубиян-шофер втиснул «Запорожец» между бортовой «Газелью» и маршрутным такси. – Потеет, зараза! Как выпьет, так потеет. А банкеты у него через день… ясно?
   – Ясно, – протянул Мартышкин и примолк. Водитель нажал на клаксон, сгоняя с дороги замешкавшуюся тетку с двумя огромными кошелками, и вдавил педаль газа.
   Какое-то время ехали молча, затертые потоком машин. Наконец после очередной стоянки на перекрестке легкое чудо незалежной технической мысли первым ринулось на зеленый свет и, оставив позади поток остального транспорта, оказалось на более-менее свободной, трассе.
   – А я вот не потею, – сказал стажер, дабы поддержать интересный разговор.
   – А мне по барабану, – отрезал шофер.
   Сысой помолчал, погладил рукой мягкий кожзаменитель, которым было обтянуто кресло, и опять обратился к водителю:
   – А это что за «Запорожец»?
   – Девятьсот шестьдесят девятый…
   – Дорогой, наверное? – В представлении Мартышкина все транспортные средства, чья цена превышала двести – триста долларов, считались моделями представительского класса.