— Ломать ничего не надо, — еще увереннее начал входить в новую роль Мухомор. — Формы работы могут быть совершенно легальными. Можно, например, нашего человека внедрить в Совнарком. Пусть заставляет там тратить время на обсуждение формы хвоста орла на гербе, чем занималось временное правительство[12], либо протаскивает стихи Бальмонта в качестве гимна. Не менее интересно вместо решения бюджетных вопросов заняться выбиванием льгот по оплате извозчиков и усадеб для своей родни и подельников! Можно, как говорят англичане, пролоббировать сокращение красной гвардии, милиции, насоздавать с помощью наших людей кучу органов, осуществляющих спецконтроль за спецнадзором. Еще лучше провести неожиданно денежную реформу, ввести соответствующие налоги, причем натурой. Тогда даже в Поволжье начнется голод. Представляете, что в результате произойдет? Какое правительство сумеет удержаться у власти?
— В России все возможно, кроме ликвидации дураков и ухабов, — снова махнул рукой Кудасов. — Впрочем, воля ваша. Создавайте что хотите, лишь бы польза была. Послушайте-ка, вы говорите об уголовниках… Тут у нас, представьте, проблема с опытными специалистами, а по некоторым данным в город проникла шайка неких «неуловимых мстителей». Глядишь, кто из них и выйдет на ваш контингент.
Озаренный новой идеей, полковник встал и зашагал по кабинету.
— Вы же должны установить хоть какие-то связи этих «мстителей»! Должны! Вы были в мастерской сапожника, которого сегодня столь неудачно застрелили при попытке к бегству! А это наверняка была большевистская «малина». Так что вы нам ищете шайку «неуловимых», а я помогу людьми и, если все пройдет нормально, деньгами. Договорились?
Николаю Александровичу ничего не оставалось, как еще раз подтвердить согласие вместе отужинать и сделать вид, что он не возражает против сотрудничества.
«Чем черт не шутит, — подумал начальник РУВД, — а вдруг этим „неуловимым“ что-нибудь известно о нашей „машине“?»
На всякий случай он поинтересовался у Кудасова, не было ли обнаружено при обыске чего подозрительного, но полковник, обстоятельно рассказав о подпольной типографии, динамите и оружии, даже не заикнулся о заветном шкафе-купе. Рисковать и продолжать дальше расспросы Мухомор не решился.
Незачем навлекать лишние подозрения.
Только и контрразведчики были не лыком шиты. Едва начальник контрразведки в сопровождении гостя вышли на улицу к авто, следующий за ними штабс-капитан Овечкин выразительно дернул подбородком. По этому знаку от стены дома отделились две невзрачные фигуры в котелках, телосложением напоминающие Бобчинского и Добчинского, и резво засеменили за машиной, в которой неспешно направлялись ужинать контрразведчик и странный полицейский чин.
Ни звука.
Спичек не было.
Оперуполномоченный открыл коробок, внимательно посмотрел на два десятка деревянных палочек с серными головками, закрыл коробок, снова поднес его к уху и опять потряс головой.
Тот же результат, что и в прошлый раз.
Дукалис тихонько застонал, отложил коробок, уставился на только что распечатанную пачку сигарет «Мужик», лежащую рядом с ополовиненной бутылкой кислого пива «Клинское», и пригорюнился.
Очень хотелось курить.
Дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге материализовались Казанцев с Чердынцевым, на плечах которых висел обессилевший Ларин.
У Чердынцева голова была замотана мокрым полотенцем.
— О, Казанова! — обрадовался Дукалис.
Начальник дежурной части и выписавшийся из больницы капитан положили Ларина в угол и примостились у гостеприимного стола.
Казанова выставил на стол две бутылки розового портвейна и тут же поведал коллегам о незабываемом эротическом вечере, случившемся у него три дня назад.
Она — длинноногая блондинка лет девятнадцати с бархатной загорелой кожей, с пятым номером бюста, в красивейшем кружевном нижнем белье, на роскошной широкой кровати под балдахином.
Он — в семейных трусах, с биноклем, в доме напротив…
Результаты их достаточно непродолжительного совещания свелись примерно к следующему.
Во-первых, несмотря на задание начальства, надо постараться выяснить судьбу самого Мухомора и помочь ему выбраться из контрразведки. Что шеф находится именно в этом заведении, оперативники не сомневались, зная об особой «любви» силовых ведомств друг к другу/ Ни один нормальный сержант в дежурной части, куда привели выпившего «чекиста», не преминет немедленно доложить об этом во все инстанции, вместо того чтобы, побратавшись, распить бутылку и отпустить восвояси, как коллега коллегу.
Точно так же не приведи Господь менту попасть в поле зрения конкурирующего ведомства. Забьют в «клетку» в точном соответствии со всеми нормами закона.
Во-вторых, естественно, следовало отыскать и сгинувший шкаф.
И делать это нужно было, очевидно изыскав способ выкрасть его из той же контрразведки, схватившей подполковника Петренко.
Решение единственного вопроса, вызвавшего затруднения у друзей, напоминало старую притчу о коте и мышах. Однажды на мышином совещании мудрые зверьки постановили повесить на шею прожорливого кота колокольчик, дабы заранее знать о приближающейся опасности. Под бурное «одобрям-с!» решение было принято. Все испортил один старый мышак, который, поаплодировав верно выбранному пути, осведомился: «А кто, простите, наденет колокольчик на шею кота?»
Точно также и менты, решив, что нужно проникнуть в контрразведку, долго не могли сообразить, каким образом это сделать.
В конечном итоге они решили «пойти в народ», а говоря проще, порознь прогуляться по городу и попытаться завести какие-нибудь полезные знакомства по принципу: «Оперативника ноги кормят». Решение было принято единогласно.
— Может, сфотографируемся на память? На всякий случай, — неуверенно предложил Вася, поправляя висевший на груди «полароид».
— На всякий случай ты его держи крепче, — возразил Плахов. — Чтобы не украли по дороге. И удачи нам. Встречаемся на этом же месте.
Недорезов горестно ощупал наполовину въехавший в салон двигатель, постучал сапогом по шинам, несколько раз повернул ключ в замке зажигания и беспомощно развел руками.
Так что ехать обратно в РУВД пришлось не на двух, а на одном «козелке».
Ввосьмером.
Бадягина и Перетеркина отпустили после того, как Перетеркин клятвенно пообещал перенести деятельность «агента» Лёхи Бадягина на территорию соседнего РУВД.
На том и расстались.
Не приходящего в сознание Твердолобова и одного из сержантов запихнули в «собачник», остальные кое-как устроились в салоне. Причем Соловец занял переднее пассажирское кресло, согнав с него пузатого патрульного.
По пути главный пэпээсник предался воспоминаниям о своей знакомой по кличке Графиня, к которой он намеревался зарулить после окончания рабочего дня. Недорезов десять минут слушал излияния сержанта, а потом спросил:
— Она, наверное, вся из себя такая аристократка, раз ее Графиней называют?
— Не, — помотал головой старший наряда. — Ей просто один раз в кабаке графином по башке заехали.
Столь неожиданная расшифровка прозвища девицы произвела неизгладимое впечатление на водителя, и УАЗик съехал в кювет.
С полчаса ментовский внедорожник пытались общими усилиями вытолкать обратно на дорогу, для чего даже открыли «собачник» и выложили из него Твердолобова, дабы снизить вес автомобиля.
Но тщетно.
Наконец Соловцу надоело упираться плечом в задний борт с надписью «6 WD» и вдыхать вонючий сизый дым, рвущийся из ржавого глушителя, и он выбрался на дорогу, чтобы тормознуть какой-нибудь аппарат помощнее и тросом вытащить «козла» из кювета.
Добровольные помощники не заставили себя долго ждать.
Ровно через две минуты возле голосующего майора остановился «хаммер» песочного цвета, поехало вниз зеркальное боковое стекло, и на Соловца уставилась довольно ухмыляющаяся бритоголовая братанская харя.
— Чё, орёлики, застряли? — осведомился пассажир джипа стоимостью сто восемьдесят тысяч полновесных американских долларов.
Водитель «хаммера», товарищ не менее обширных телесных габаритов, сардонически хохотнул.
— Застряли, — развел руками майор.
— Ща поможем! — пообещал управляющий вседорожником браток. — Ща всё будет правильно!
«Хаммер» съехал в кювет, притерся к милицейскому УАЗу и начал реветь двухсотпятидесятисильным дизелем, взрывая мерзлый песок огромными колесами с трехдюймовыми грунтозацепами. Затем заокеанский джип легко преодолел откос, возвратился на шоссе, и из правого бокового окна высунулась всё та же довольная харя.
— Ну чё, знатоки, поняли, как надо? — заржал пассажир «хаммера», и четырехколесный монстр, способный преодолевать броды глубиной до метра, спокойно покатил дальше.
Красный от ярости Соловец начал кричать что-то обидное, подпрыгивать на одном месте и в порыве безумия обозвал братков «козлами», о чем тут же сильно пожалел.
Вседорожник остановился, в открывшийся люк высунулся смурной верзила.
— А в лоб? — Бугай показал кулак размером с голову Соловца.
Майор отпрыгнул назад и, кувыркаясь, полетел с обрыва вниз, зацепив по дороге Котлеткина.
Из соображений конспирации остальные стражи порядка сделали вид, что произошедшее их совершенно не касается и что они вообще не знакомы ни с Соловцом, ни с Котлеткиным.
Верзила хмыкнул и надавил на газ, оставив после себя запах бензина, двух ментов в канаве и добрый совет насчет того, кому и куда следует пойти.
Игорь вдруг сообразил, что мыслит в нужном направлении.
«Правильно! По поводу голубизны пускай разбирается полиция нравов, а для нас важнее, с чего начинается дружба. С бутылки».
И Плахов, спросив дорогу у случайного прохожего, отправился на местный базар, где, по его расчетам, обязательно должна быть какая-нибудь распивочная.
Правильно!
Вначале было слово!
Потом из него родился тост.
У Казанцева была хотя бы фантазия.
В момент произнесения последнего тоста очнулся Ларин, из-за чего Чердынцев чуть не захлебнулся портвейном. Зная характер оперативника и его тягу к насильственной экспроприации чужого добра, особенно если речь шла о спиртосодержащих продуктах, начальник дежурной части залпом махнул свой стакан и потом минут пять кашлял, а хозяева кабинета попеременно стучали его по спине ладонями.
Еще через четверть часа, когда опера коллегиально соображали, где бы им раздобыть деньги на продолжение банкета, под окнами заревело, захрипело и задребезжало — это прибыл набитый под завязку УАЗик и встал под объявлением: «Машины не ставить! Штраф — удар лопатой по стеклу». Из «козелка» выгрузились Соловец и Котлеткин и продрогшие Недорезов и трое пэпээсников. Затем вытащили из «собачника» упирающегося Твердолобова, подталкиваемого сзади угрюмым сержантом.
Соловец отдал парочку невнятных распоряжений и побежал на доклад к Петренко.
Остальные поволокли дознавателя в дежурку.
С афиши в лицо оперативнику смеялась немного испитая физиономия господина в канотье, выглядывающая из-за ряда стройных ножек, соблазнительно отплясывающих канкан.
Идея вербануть артиста пришла сама собой.
Кто же, оказавшись в тыловом городке, не воспользуется случаем, чтобы поглазеть на голые женские ножки?
Вася справедливо рассудил, что и армейское офицерство, и полиция, и злосчастная контрразведка не могут придумать лучшего места встречи, которое изменить ну никак нельзя, разве что отправив всех на фронт.
— Где искать наших онеров из главка или экс-РУБОПиКа? — задал себе вопрос Рогов. — В рюмочных на Захарьевской и Чайковского[14]. А где мы будем искать выход на местную контрразведку? Естественно, в ближайшем «гадюшнике», каковым, судя по всему, является кабаре.
Дальнейшие рассуждения оперативника сводились к тому, что пьяные контрразведчики просто обязаны наведываться за кулисы, пытаясь познакомиться с симпатичными актрисульками.
Значит, господам из службы Кудасова не миновать знакомства с указанным на афише Бубой, а самому Касторскому — с питерским оперативником. Поэтому Вася решительно зашагал в центр города, чтобы встретиться с куплетистом.
По дороге он увидел двух кумушек, активно обсуждавших семейные проблемы. Рогов, остановившись поодаль, вежливо кашлянул, чтобы на него обратили внимание, но женщины были слишком увлечены разговором, чтобы обращать на кого-то внимание.
— Моя старшенькая внучка, Нюрочка, — хвасталась одна из собеседниц, — четыре годика всего, а такая смышленая, такая помощница растет! Все по дому старается. Я — за водой, она за ведерко держится, я — прибираться, она — к венику. Малой внучок на свет появился, родительница ему колыбельную поет, Нюрочка подпевает и люльку качать помогает. Правда, вчерась конфуз вышел. Собралась я перепеленать внучека, пока мамка его в огороде копается. Смотрю, попка вся розовенькая, прелая. Ну, взяла мелу немного и попку-то присыпаю. А Нюрочка моя за всем внимательно следит да спрашивает: «Бабуська, мозьно, пока ты его солью сыпешь, я пойду печку ластоплю?»
— Ой, правда, помощница растет, — согласилась другая кумушка. — А как зять твой Степка дитятко-то назвать решил?
— Да гадаем пока, — развела руками первая, наконец-то удосужившись заметить Рогова и осведомиться: — Чего тебе? А-а-а! Казино шукай тамочки, ступай пока по ентой улице прямо, потом налево, а после спросишь, люди подскажут. Али у Гадай Степаныча спроси…
И кумушки, забыв про прохожего, продолжили обмениваться новостями.
«Ничего себе имечко — Гадай Степанович! — размышлял Рогов, продолжая шагать по дороге к казино. — Еще бы Гайдаром или, лучше, Чубайсом Абрамычем назвали. Придумают же люди!»
Не успел оперативник миновать и пару кварталов, как нос к носу столкнулся с армейским патрулем.
На этот раз Рогов благоразумно не стал дразнить служивых паспортом, а, напустив на себя как можно более важный вид, поинтересовался, почему у одного из солдат не застегнут крючок на воротнике шинели:
— Совсем распустились тут! По возвращении в часть доложите старшему, чтобы вас наказали"!
Несмотря на то что виновник нарушения формы одежды, крикнув «Виноват!», торопливо застегнулся, но служебное удостоверение предъявлять все же пришлось. На этот раз старший патруля взял корочки и, старательно шевеля губами, долго вчитывался в них. Когда Вася уже прикинул, через какой забор он будет прыгать, спасаясь от преследования, старший протянул документ обратно и четко козырнул:
— Виноват, ваше благородие. Обознались!
— И с кем это вы меня изволили спутать? — высокомерно осведомился Рогов. — Не с Буншей ли Иваном Васильевичем, царем самозванным?
— Никак нет, господин лейтенант! Буншей не могем знать! Приказ имеем лазутчиков шукать. Из «неуловимых мстителей».
— И что, вы думаете, у них есть мандаты с названием этой фирмы? — удивился оперативник. — Или на лбу звезда горит?
— Никак нет-с! — замотал головой старший патруля. — Но, говорили, им годков мало…
— Как мне? — хмыкнул Вася. — Так лучше вы, господа, у кабаре ищите. Там молодежи много. Знаете, надеюсь, как туда пройти?
— Известно дело, — подтвердил старший, махнув в сторону рукой, — тута по улице шагов триста будет. Но, извиняйте, господин офицер, у нас другой маршрут.
— Ну, раз другой, — милостиво согласился Рогов, — тогда с Богом, несите службу, как предписано уставом, «бодро, ничем не отвлекаясь».
— Рады стараться, ваше благородие! — снова молодцевато козырнул старший, вытянувшись во фрунт.
Но Вася уже направился в сторону казино.
Глава 4
— В России все возможно, кроме ликвидации дураков и ухабов, — снова махнул рукой Кудасов. — Впрочем, воля ваша. Создавайте что хотите, лишь бы польза была. Послушайте-ка, вы говорите об уголовниках… Тут у нас, представьте, проблема с опытными специалистами, а по некоторым данным в город проникла шайка неких «неуловимых мстителей». Глядишь, кто из них и выйдет на ваш контингент.
Озаренный новой идеей, полковник встал и зашагал по кабинету.
— Вы же должны установить хоть какие-то связи этих «мстителей»! Должны! Вы были в мастерской сапожника, которого сегодня столь неудачно застрелили при попытке к бегству! А это наверняка была большевистская «малина». Так что вы нам ищете шайку «неуловимых», а я помогу людьми и, если все пройдет нормально, деньгами. Договорились?
Николаю Александровичу ничего не оставалось, как еще раз подтвердить согласие вместе отужинать и сделать вид, что он не возражает против сотрудничества.
«Чем черт не шутит, — подумал начальник РУВД, — а вдруг этим „неуловимым“ что-нибудь известно о нашей „машине“?»
На всякий случай он поинтересовался у Кудасова, не было ли обнаружено при обыске чего подозрительного, но полковник, обстоятельно рассказав о подпольной типографии, динамите и оружии, даже не заикнулся о заветном шкафе-купе. Рисковать и продолжать дальше расспросы Мухомор не решился.
Незачем навлекать лишние подозрения.
Только и контрразведчики были не лыком шиты. Едва начальник контрразведки в сопровождении гостя вышли на улицу к авто, следующий за ними штабс-капитан Овечкин выразительно дернул подбородком. По этому знаку от стены дома отделились две невзрачные фигуры в котелках, телосложением напоминающие Бобчинского и Добчинского, и резво засеменили за машиной, в которой неспешно направлялись ужинать контрразведчик и странный полицейский чин.
* * *
Дукалис, очухавшийся после вынужденного пребывания в полувысунутом из окна виде, поднес к уху коробок и потряс головой.Ни звука.
Спичек не было.
Оперуполномоченный открыл коробок, внимательно посмотрел на два десятка деревянных палочек с серными головками, закрыл коробок, снова поднес его к уху и опять потряс головой.
Тот же результат, что и в прошлый раз.
Дукалис тихонько застонал, отложил коробок, уставился на только что распечатанную пачку сигарет «Мужик», лежащую рядом с ополовиненной бутылкой кислого пива «Клинское», и пригорюнился.
Очень хотелось курить.
Дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге материализовались Казанцев с Чердынцевым, на плечах которых висел обессилевший Ларин.
У Чердынцева голова была замотана мокрым полотенцем.
— О, Казанова! — обрадовался Дукалис.
Начальник дежурной части и выписавшийся из больницы капитан положили Ларина в угол и примостились у гостеприимного стола.
Казанова выставил на стол две бутылки розового портвейна и тут же поведал коллегам о незабываемом эротическом вечере, случившемся у него три дня назад.
Она — длинноногая блондинка лет девятнадцати с бархатной загорелой кожей, с пятым номером бюста, в красивейшем кружевном нижнем белье, на роскошной широкой кровати под балдахином.
Он — в семейных трусах, с биноклем, в доме напротив…
* * *
Улизнув с помощью Мухомора из разгромленной мастерской сапожника, оперативники долго плутали по городским закоулкам, надеясь для начала найти безопасное место, чтобы перевести дух и наметить планы на ближайшее время. В конце концов они вернулись на морской берег, где не так давно оприходовали бутылку «Пятизвездной».Результаты их достаточно непродолжительного совещания свелись примерно к следующему.
Во-первых, несмотря на задание начальства, надо постараться выяснить судьбу самого Мухомора и помочь ему выбраться из контрразведки. Что шеф находится именно в этом заведении, оперативники не сомневались, зная об особой «любви» силовых ведомств друг к другу/ Ни один нормальный сержант в дежурной части, куда привели выпившего «чекиста», не преминет немедленно доложить об этом во все инстанции, вместо того чтобы, побратавшись, распить бутылку и отпустить восвояси, как коллега коллегу.
Точно так же не приведи Господь менту попасть в поле зрения конкурирующего ведомства. Забьют в «клетку» в точном соответствии со всеми нормами закона.
Во-вторых, естественно, следовало отыскать и сгинувший шкаф.
И делать это нужно было, очевидно изыскав способ выкрасть его из той же контрразведки, схватившей подполковника Петренко.
Решение единственного вопроса, вызвавшего затруднения у друзей, напоминало старую притчу о коте и мышах. Однажды на мышином совещании мудрые зверьки постановили повесить на шею прожорливого кота колокольчик, дабы заранее знать о приближающейся опасности. Под бурное «одобрям-с!» решение было принято. Все испортил один старый мышак, который, поаплодировав верно выбранному пути, осведомился: «А кто, простите, наденет колокольчик на шею кота?»
Точно также и менты, решив, что нужно проникнуть в контрразведку, долго не могли сообразить, каким образом это сделать.
В конечном итоге они решили «пойти в народ», а говоря проще, порознь прогуляться по городу и попытаться завести какие-нибудь полезные знакомства по принципу: «Оперативника ноги кормят». Решение было принято единогласно.
— Может, сфотографируемся на память? На всякий случай, — неуверенно предложил Вася, поправляя висевший на груди «полароид».
— На всякий случай ты его держи крепче, — возразил Плахов. — Чтобы не украли по дороге. И удачи нам. Встречаемся на этом же месте.
* * *
Общими усилиями УАЗик был поставлен на четыре колеса, но ехать он всё равно не захотел.Недорезов горестно ощупал наполовину въехавший в салон двигатель, постучал сапогом по шинам, несколько раз повернул ключ в замке зажигания и беспомощно развел руками.
Так что ехать обратно в РУВД пришлось не на двух, а на одном «козелке».
Ввосьмером.
Бадягина и Перетеркина отпустили после того, как Перетеркин клятвенно пообещал перенести деятельность «агента» Лёхи Бадягина на территорию соседнего РУВД.
На том и расстались.
Не приходящего в сознание Твердолобова и одного из сержантов запихнули в «собачник», остальные кое-как устроились в салоне. Причем Соловец занял переднее пассажирское кресло, согнав с него пузатого патрульного.
По пути главный пэпээсник предался воспоминаниям о своей знакомой по кличке Графиня, к которой он намеревался зарулить после окончания рабочего дня. Недорезов десять минут слушал излияния сержанта, а потом спросил:
— Она, наверное, вся из себя такая аристократка, раз ее Графиней называют?
— Не, — помотал головой старший наряда. — Ей просто один раз в кабаке графином по башке заехали.
Столь неожиданная расшифровка прозвища девицы произвела неизгладимое впечатление на водителя, и УАЗик съехал в кювет.
С полчаса ментовский внедорожник пытались общими усилиями вытолкать обратно на дорогу, для чего даже открыли «собачник» и выложили из него Твердолобова, дабы снизить вес автомобиля.
Но тщетно.
Наконец Соловцу надоело упираться плечом в задний борт с надписью «6 WD» и вдыхать вонючий сизый дым, рвущийся из ржавого глушителя, и он выбрался на дорогу, чтобы тормознуть какой-нибудь аппарат помощнее и тросом вытащить «козла» из кювета.
Добровольные помощники не заставили себя долго ждать.
Ровно через две минуты возле голосующего майора остановился «хаммер» песочного цвета, поехало вниз зеркальное боковое стекло, и на Соловца уставилась довольно ухмыляющаяся бритоголовая братанская харя.
— Чё, орёлики, застряли? — осведомился пассажир джипа стоимостью сто восемьдесят тысяч полновесных американских долларов.
Водитель «хаммера», товарищ не менее обширных телесных габаритов, сардонически хохотнул.
— Застряли, — развел руками майор.
— Ща поможем! — пообещал управляющий вседорожником браток. — Ща всё будет правильно!
«Хаммер» съехал в кювет, притерся к милицейскому УАЗу и начал реветь двухсотпятидесятисильным дизелем, взрывая мерзлый песок огромными колесами с трехдюймовыми грунтозацепами. Затем заокеанский джип легко преодолел откос, возвратился на шоссе, и из правого бокового окна высунулась всё та же довольная харя.
— Ну чё, знатоки, поняли, как надо? — заржал пассажир «хаммера», и четырехколесный монстр, способный преодолевать броды глубиной до метра, спокойно покатил дальше.
Красный от ярости Соловец начал кричать что-то обидное, подпрыгивать на одном месте и в порыве безумия обозвал братков «козлами», о чем тут же сильно пожалел.
Вседорожник остановился, в открывшийся люк высунулся смурной верзила.
— А в лоб? — Бугай показал кулак размером с голову Соловца.
Майор отпрыгнул назад и, кувыркаясь, полетел с обрыва вниз, зацепив по дороге Котлеткина.
Из соображений конспирации остальные стражи порядка сделали вид, что произошедшее их совершенно не касается и что они вообще не знакомы ни с Соловцом, ни с Котлеткиным.
Верзила хмыкнул и надавил на газ, оставив после себя запах бензина, двух ментов в канаве и добрый совет насчет того, кому и куда следует пойти.
* * *
— С чего бы начать поиски? — размышлял Игорь Плахов, неторопливо шагая в сторону от моря. — «С картинки в твоем букваре»? Но последний раз эту книжицу я держал в руках лет двадцать назад. «Родительский дом — начало начал»? Это только для обнаглевшего попугая Кеши, который и так в любой момент может вернуться в теплую квартирку. «Есть у революции, начало»? Не пойдет: «нет у революции конца». Какой ужас! «Утро начинается с рассвета»? При чем тут утро, если солнце уже начинает клониться к горизонту. «Where do I begin to tell the story of how great a love can be»[13]? Эту песню лучше рекомендовать в качестве девиза задержанному уголовнику, а не оперу. Что там у нас есть еще? «С голубого ручейка начинается река»? Эта песня явно для талантов Бори Моисеева, хотя…Игорь вдруг сообразил, что мыслит в нужном направлении.
«Правильно! По поводу голубизны пускай разбирается полиция нравов, а для нас важнее, с чего начинается дружба. С бутылки».
И Плахов, спросив дорогу у случайного прохожего, отправился на местный базар, где, по его расчетам, обязательно должна быть какая-нибудь распивочная.
Правильно!
Вначале было слово!
Потом из него родился тост.
* * *
Портвейн пили под нескончаемый бубнёж Казаковы, повествующего о своих успехах на любовном фронте. Успехи в большинстве своем были выдуманными, но слушателей это не смущало. Ибо похвастаться своими Дукалис и Чердынцев не могли по причинам полного отсутствия таковых. Причем не из-за каких-то проблем с эрекцией, а исключительно по причине невероятной загруженности на работе.У Казанцева была хотя бы фантазия.
В момент произнесения последнего тоста очнулся Ларин, из-за чего Чердынцев чуть не захлебнулся портвейном. Зная характер оперативника и его тягу к насильственной экспроприации чужого добра, особенно если речь шла о спиртосодержащих продуктах, начальник дежурной части залпом махнул свой стакан и потом минут пять кашлял, а хозяева кабинета попеременно стучали его по спине ладонями.
Еще через четверть часа, когда опера коллегиально соображали, где бы им раздобыть деньги на продолжение банкета, под окнами заревело, захрипело и задребезжало — это прибыл набитый под завязку УАЗик и встал под объявлением: «Машины не ставить! Штраф — удар лопатой по стеклу». Из «козелка» выгрузились Соловец и Котлеткин и продрогшие Недорезов и трое пэпээсников. Затем вытащили из «собачника» упирающегося Твердолобова, подталкиваемого сзади угрюмым сержантом.
Соловец отдал парочку невнятных распоряжений и побежал на доклад к Петренко.
Остальные поволокли дознавателя в дежурку.
* * *
Расставшись с товарищем, Рогов некоторое время безуспешно бродил по узким улочкам, стараясь сориентироваться в незнакомом городе, пока не наткнулся на огромную афишу. Она гласила, что «в лучшем и единственном кабаре дает неподражаемые выступления великолепный Буба Касторский, оригинальный куплетист, со своими воробышками».С афиши в лицо оперативнику смеялась немного испитая физиономия господина в канотье, выглядывающая из-за ряда стройных ножек, соблазнительно отплясывающих канкан.
Идея вербануть артиста пришла сама собой.
Кто же, оказавшись в тыловом городке, не воспользуется случаем, чтобы поглазеть на голые женские ножки?
Вася справедливо рассудил, что и армейское офицерство, и полиция, и злосчастная контрразведка не могут придумать лучшего места встречи, которое изменить ну никак нельзя, разве что отправив всех на фронт.
— Где искать наших онеров из главка или экс-РУБОПиКа? — задал себе вопрос Рогов. — В рюмочных на Захарьевской и Чайковского[14]. А где мы будем искать выход на местную контрразведку? Естественно, в ближайшем «гадюшнике», каковым, судя по всему, является кабаре.
Дальнейшие рассуждения оперативника сводились к тому, что пьяные контрразведчики просто обязаны наведываться за кулисы, пытаясь познакомиться с симпатичными актрисульками.
Значит, господам из службы Кудасова не миновать знакомства с указанным на афише Бубой, а самому Касторскому — с питерским оперативником. Поэтому Вася решительно зашагал в центр города, чтобы встретиться с куплетистом.
По дороге он увидел двух кумушек, активно обсуждавших семейные проблемы. Рогов, остановившись поодаль, вежливо кашлянул, чтобы на него обратили внимание, но женщины были слишком увлечены разговором, чтобы обращать на кого-то внимание.
— Моя старшенькая внучка, Нюрочка, — хвасталась одна из собеседниц, — четыре годика всего, а такая смышленая, такая помощница растет! Все по дому старается. Я — за водой, она за ведерко держится, я — прибираться, она — к венику. Малой внучок на свет появился, родительница ему колыбельную поет, Нюрочка подпевает и люльку качать помогает. Правда, вчерась конфуз вышел. Собралась я перепеленать внучека, пока мамка его в огороде копается. Смотрю, попка вся розовенькая, прелая. Ну, взяла мелу немного и попку-то присыпаю. А Нюрочка моя за всем внимательно следит да спрашивает: «Бабуська, мозьно, пока ты его солью сыпешь, я пойду печку ластоплю?»
— Ой, правда, помощница растет, — согласилась другая кумушка. — А как зять твой Степка дитятко-то назвать решил?
— Да гадаем пока, — развела руками первая, наконец-то удосужившись заметить Рогова и осведомиться: — Чего тебе? А-а-а! Казино шукай тамочки, ступай пока по ентой улице прямо, потом налево, а после спросишь, люди подскажут. Али у Гадай Степаныча спроси…
И кумушки, забыв про прохожего, продолжили обмениваться новостями.
«Ничего себе имечко — Гадай Степанович! — размышлял Рогов, продолжая шагать по дороге к казино. — Еще бы Гайдаром или, лучше, Чубайсом Абрамычем назвали. Придумают же люди!»
Не успел оперативник миновать и пару кварталов, как нос к носу столкнулся с армейским патрулем.
На этот раз Рогов благоразумно не стал дразнить служивых паспортом, а, напустив на себя как можно более важный вид, поинтересовался, почему у одного из солдат не застегнут крючок на воротнике шинели:
— Совсем распустились тут! По возвращении в часть доложите старшему, чтобы вас наказали"!
Несмотря на то что виновник нарушения формы одежды, крикнув «Виноват!», торопливо застегнулся, но служебное удостоверение предъявлять все же пришлось. На этот раз старший патруля взял корочки и, старательно шевеля губами, долго вчитывался в них. Когда Вася уже прикинул, через какой забор он будет прыгать, спасаясь от преследования, старший протянул документ обратно и четко козырнул:
— Виноват, ваше благородие. Обознались!
— И с кем это вы меня изволили спутать? — высокомерно осведомился Рогов. — Не с Буншей ли Иваном Васильевичем, царем самозванным?
— Никак нет, господин лейтенант! Буншей не могем знать! Приказ имеем лазутчиков шукать. Из «неуловимых мстителей».
— И что, вы думаете, у них есть мандаты с названием этой фирмы? — удивился оперативник. — Или на лбу звезда горит?
— Никак нет-с! — замотал головой старший патруля. — Но, говорили, им годков мало…
— Как мне? — хмыкнул Вася. — Так лучше вы, господа, у кабаре ищите. Там молодежи много. Знаете, надеюсь, как туда пройти?
— Известно дело, — подтвердил старший, махнув в сторону рукой, — тута по улице шагов триста будет. Но, извиняйте, господин офицер, у нас другой маршрут.
— Ну, раз другой, — милостиво согласился Рогов, — тогда с Богом, несите службу, как предписано уставом, «бодро, ничем не отвлекаясь».
— Рады стараться, ваше благородие! — снова молодцевато козырнул старший, вытянувшись во фрунт.
Но Вася уже направился в сторону казино.
Глава 4
БУБА ИЗ ПАРИЖА
Вполне понятное любому бизнесмену недовольство генерального директора издательства «Фагот» Василия Акакиевича Трубецкого не знало границ.
Сначала его дважды немотивированно оскорбил какой-то милицейский стажер, затем оказалось, что никто не собирается возбуждать по этому вопиющему факту уголовное дело, а напоследок бизнесмену дали от ворот поворот в райуправлении, куда Трубецкой явился отстаивать попранные гражданские права и где он провел три часа в пропахшей бомжами клетке в ожидании аудиенции начальника.
Такого удара по своим чести и достоинству генеральный директор не ожидал.
Но Трубецкой не сломался, а взял себя в руки и усилил борьбу за дисциплину на вверенном ему урюпинскими партнерами предприятии.
Для примера он уволил нескольких младших редакторов, наложил справедливые штрафы на всех сотрудников отдела реализации, в очередной раз не выполнивших утвержденные и согласованные планы продаж, вышвырнул на улицу своего второго заместителя, не сумевшего купить права на издание суперпопулярной серии книжек «Гарри Потцер», где повествовалось о хитром еврейском мальчугане, рассказывавшем всем, что он волшебник, разогнал отдел маркетинга и вдвое урезал зарплату халявившим уборщицам.
Но измученная душа издателя на этом не успокоилась и продолжала требовать справедливости.
Когда кончились подчиненные, владелец «Фагота» попытался наехать на любовницу, потребовал у нее отчет за потраченные деньги и даже махнул кулачком, но встретил отпор в виде хорошего удара тефлоновой сковородой по плешивой голове и упреков в скаредности. Что-что, а здесь любовница была в своем праве. Василий Акакиевич действительно был экономен сверх всякой меры. Если посчитать сумму, на которую он одарил свою полюбовницу за год, то выходило чуть более пятисот долларов.
Корыстолюбивая содержанка также прикинула собственную выгоду от общения с Трубецким и выставила того вон.
Генеральный директор долго стучал в дверь и требовал, чтобы любовница вернула все его подарки, но наглая дамочка лишь выбросила на лестничную площадку злополучную сковороду, а косметику и пару маечек, купленных чуждым расточительности издателем в «секонд-хэнде», оставила себе.
Оскорбленный в лучших чувствах и практичный Василий Акакиевич поплелся домой, не забыв, разумеется, прихватить сковороду и вручить ее законной супруге в качестве неожиданного презента. Неожиданного вдвойне, ибо изделие фирмы «Тефаль» было покрыто толстым слоем подгоревшего жира, на который расстроенный генеральный директор не обратил внимания. А мадам Трубецкая, зная мужа давным-давно, подумала, что супруг нашел эту сковороду на помойке, и тоже врезала Акакиевичу предметом кухонной утвари в дыню, попав практически по тому же месту, что и любовница.
В общем и целом, события в жизни несчастного издателя приобретали какие-то фантасмагорические очертания.
— Что же вы делаете, господин хороший? — удивленно уставился на Васю упитанный одессит, только что нежно целовавший в черный носик маленькую собачонку. — И зачем, спрошу я, вы пугаете бедное животное? Или так теперь поступают в мало-мальски приличном обществе?
— Тяф! Тяф! — поддержала претензии хозяина его пассия.
Вася потряс проявляющимся фотоснимком словно веером.
— Ах, не извольте беспокоиться, господин Касторский, — миролюбиво улыбнулся он, — это всего лишь работа. Обычная рутина… Разрешите представиться: Василий Рогов, собственный корреспондент газеты «Ле Фигаро» на юге России.
Буба недоверчиво растянул губы в подобии улыбки и осведомился, чем таки его персона могла заинтересовать столь известное издание.
— Нет, извиняюсь, я имею виды на Париж, но разве ж так там готовятся встречать скромного таки куплетиста? Это ж просто недоразумение.
— Действительно, недоразумение. Пустяк, — согласился Вася, — всего одна фотография. Но она принесет мне славу и много-много хрустящих франков. Вот, полюбопытствуйте… Но-но, только из моих рук! — добавил он, когда артист попытался взять снимок, запечатлевший нежный поцелуй.
Буба, сдвинув на затылок канотье, уставился на фотографию и обратился к своей любимице.
— Нет, Люси, я же вам не скажу за всю Одессу, но я совсем не могу понять такой фокус! Когда это сей симпатичный вьюноша, шоб он был здоров, как Самуил Карлович с Дерибасовской, успел отпечатать свой шедевр?.. И что, позвольте спросить, он будет с этого иметь?
— Тяф! — согласилась мохнатая собачонка. Но Вася твердо знал, что ему нужно. Спрятав снимок во внутренний карман куртки, он задумчиво ответил, что это не просто фотография, а настоящая сенсация, которую «Ле Фигаро» с удовольствием опубликует на первой полосе в качестве скандальной хроники.
— Представьте заголовок: «Парижская эмиграция: сегодня — собачка, а завтра?» Или, лучше: «Русский артист-зоофил едет… (простите!) иметь всю Францию»!.. А потом — текст, набранный крупным кеглем. Чтобы в глаза бросался.
Рогов был явно в ударе и с чувством продекламировал только что сочиненный экспромт:
Лувр сегодня посетил русский педозоофил.
Очень маленьких животных он старательно любил!
До Касторского понемногу начал доходить ужасный смысл роговских слов, но он принужденно рассмеялся.
— Пойдите на одесский привоз, мой друг, там купите у Сары Мульевны Рабинович петуха и крутите ему интимное место. Все равно вы с этого не получите ни молока, ни яичницы… Да неужели ж господин журналист думает, что в эту фальшивку кто-нибудь поверит? Я смеюсь на вас!
Люси согласно показала свои острые зубки, наморщив маленький носик, а потом исподтишка попыталась цапнуть Васю, но тот был начеку и отскочил назад.
Буба, ласково почесав свою самоотверженную защитницу за ушком, предложил ей не кусать наглого щелкопера, чтобы не случилось несварение желудка, а потом, натянуто сыграв любопытство, как бы между прочим поинтересовался, что хочет иметь фотограф за свой снимок. Это было уже деловое предложение, ради которого Рогов и затеял весь спектакль, но сразу же сдаваться было пока рано.
— Я не торгуюсь с вами, господин Касторский. Свобода прессы не продается. — И, выдержав паузу, добавил: — Во всяком случае, задешево…
По пути майор встретил известного на всё РУВД участкового по кличке Пуччини.
Участковый вечно обжирался горохом и бобами, запивал сие изобилие пивом и самодельной брагой, и потому его регулярно пучило.
Инспектор стоял возле туалета.
— Мухомора не видел? — спросил Соловец.
— Не, — Пуччини качнул головой слева направо, — С утра не было…
— Утром он был, — поправил начальник «убойного» отдела невнимательного старшего лейтенанта. — А ты чего здесь застыл?
— Жду…
— Кого?
— Сантехников. Туалет опять забило, — горестно пробормотал участковый.
Его лицо начало наливаться краской.
Сначала его дважды немотивированно оскорбил какой-то милицейский стажер, затем оказалось, что никто не собирается возбуждать по этому вопиющему факту уголовное дело, а напоследок бизнесмену дали от ворот поворот в райуправлении, куда Трубецкой явился отстаивать попранные гражданские права и где он провел три часа в пропахшей бомжами клетке в ожидании аудиенции начальника.
Такого удара по своим чести и достоинству генеральный директор не ожидал.
Но Трубецкой не сломался, а взял себя в руки и усилил борьбу за дисциплину на вверенном ему урюпинскими партнерами предприятии.
Для примера он уволил нескольких младших редакторов, наложил справедливые штрафы на всех сотрудников отдела реализации, в очередной раз не выполнивших утвержденные и согласованные планы продаж, вышвырнул на улицу своего второго заместителя, не сумевшего купить права на издание суперпопулярной серии книжек «Гарри Потцер», где повествовалось о хитром еврейском мальчугане, рассказывавшем всем, что он волшебник, разогнал отдел маркетинга и вдвое урезал зарплату халявившим уборщицам.
Но измученная душа издателя на этом не успокоилась и продолжала требовать справедливости.
Когда кончились подчиненные, владелец «Фагота» попытался наехать на любовницу, потребовал у нее отчет за потраченные деньги и даже махнул кулачком, но встретил отпор в виде хорошего удара тефлоновой сковородой по плешивой голове и упреков в скаредности. Что-что, а здесь любовница была в своем праве. Василий Акакиевич действительно был экономен сверх всякой меры. Если посчитать сумму, на которую он одарил свою полюбовницу за год, то выходило чуть более пятисот долларов.
Корыстолюбивая содержанка также прикинула собственную выгоду от общения с Трубецким и выставила того вон.
Генеральный директор долго стучал в дверь и требовал, чтобы любовница вернула все его подарки, но наглая дамочка лишь выбросила на лестничную площадку злополучную сковороду, а косметику и пару маечек, купленных чуждым расточительности издателем в «секонд-хэнде», оставила себе.
Оскорбленный в лучших чувствах и практичный Василий Акакиевич поплелся домой, не забыв, разумеется, прихватить сковороду и вручить ее законной супруге в качестве неожиданного презента. Неожиданного вдвойне, ибо изделие фирмы «Тефаль» было покрыто толстым слоем подгоревшего жира, на который расстроенный генеральный директор не обратил внимания. А мадам Трубецкая, зная мужа давным-давно, подумала, что супруг нашел эту сковороду на помойке, и тоже врезала Акакиевичу предметом кухонной утвари в дыню, попав практически по тому же месту, что и любовница.
В общем и целом, события в жизни несчастного издателя приобретали какие-то фантасмагорические очертания.
* * *
Пши-ик! И, блеснув вспышкой, «поляроид» выплюнул небольшой листок.— Что же вы делаете, господин хороший? — удивленно уставился на Васю упитанный одессит, только что нежно целовавший в черный носик маленькую собачонку. — И зачем, спрошу я, вы пугаете бедное животное? Или так теперь поступают в мало-мальски приличном обществе?
— Тяф! Тяф! — поддержала претензии хозяина его пассия.
Вася потряс проявляющимся фотоснимком словно веером.
— Ах, не извольте беспокоиться, господин Касторский, — миролюбиво улыбнулся он, — это всего лишь работа. Обычная рутина… Разрешите представиться: Василий Рогов, собственный корреспондент газеты «Ле Фигаро» на юге России.
Буба недоверчиво растянул губы в подобии улыбки и осведомился, чем таки его персона могла заинтересовать столь известное издание.
— Нет, извиняюсь, я имею виды на Париж, но разве ж так там готовятся встречать скромного таки куплетиста? Это ж просто недоразумение.
— Действительно, недоразумение. Пустяк, — согласился Вася, — всего одна фотография. Но она принесет мне славу и много-много хрустящих франков. Вот, полюбопытствуйте… Но-но, только из моих рук! — добавил он, когда артист попытался взять снимок, запечатлевший нежный поцелуй.
Буба, сдвинув на затылок канотье, уставился на фотографию и обратился к своей любимице.
— Нет, Люси, я же вам не скажу за всю Одессу, но я совсем не могу понять такой фокус! Когда это сей симпатичный вьюноша, шоб он был здоров, как Самуил Карлович с Дерибасовской, успел отпечатать свой шедевр?.. И что, позвольте спросить, он будет с этого иметь?
— Тяф! — согласилась мохнатая собачонка. Но Вася твердо знал, что ему нужно. Спрятав снимок во внутренний карман куртки, он задумчиво ответил, что это не просто фотография, а настоящая сенсация, которую «Ле Фигаро» с удовольствием опубликует на первой полосе в качестве скандальной хроники.
— Представьте заголовок: «Парижская эмиграция: сегодня — собачка, а завтра?» Или, лучше: «Русский артист-зоофил едет… (простите!) иметь всю Францию»!.. А потом — текст, набранный крупным кеглем. Чтобы в глаза бросался.
Рогов был явно в ударе и с чувством продекламировал только что сочиненный экспромт:
Лувр сегодня посетил русский педозоофил.
Очень маленьких животных он старательно любил!
До Касторского понемногу начал доходить ужасный смысл роговских слов, но он принужденно рассмеялся.
— Пойдите на одесский привоз, мой друг, там купите у Сары Мульевны Рабинович петуха и крутите ему интимное место. Все равно вы с этого не получите ни молока, ни яичницы… Да неужели ж господин журналист думает, что в эту фальшивку кто-нибудь поверит? Я смеюсь на вас!
Люси согласно показала свои острые зубки, наморщив маленький носик, а потом исподтишка попыталась цапнуть Васю, но тот был начеку и отскочил назад.
Буба, ласково почесав свою самоотверженную защитницу за ушком, предложил ей не кусать наглого щелкопера, чтобы не случилось несварение желудка, а потом, натянуто сыграв любопытство, как бы между прочим поинтересовался, что хочет иметь фотограф за свой снимок. Это было уже деловое предложение, ради которого Рогов и затеял весь спектакль, но сразу же сдаваться было пока рано.
— Я не торгуюсь с вами, господин Касторский. Свобода прессы не продается. — И, выдержав паузу, добавил: — Во всяком случае, задешево…
* * *
Соловец подергал запертую дверь кабинета подполковника Петренко, удивленно подвигал кустистыми бровками и отправился вниз к себе в отдел.По пути майор встретил известного на всё РУВД участкового по кличке Пуччини.
Участковый вечно обжирался горохом и бобами, запивал сие изобилие пивом и самодельной брагой, и потому его регулярно пучило.
Инспектор стоял возле туалета.
— Мухомора не видел? — спросил Соловец.
— Не, — Пуччини качнул головой слева направо, — С утра не было…
— Утром он был, — поправил начальник «убойного» отдела невнимательного старшего лейтенанта. — А ты чего здесь застыл?
— Жду…
— Кого?
— Сантехников. Туалет опять забило, — горестно пробормотал участковый.
Его лицо начало наливаться краской.