А тем временем висящий под потолком Паша наблюдал за Юлечкой, которая, выглядывая из своей ниши, также случайно подожгла свой парик. Не дожидаясь, когда у неё начнут гореть настоящие длинные волосы, она скинула пылающий лен на сухой деревянный пол, который тут же начал предательски потрескивать.
   Молодцов резво прыгнул вниз и мужественно затушил пламя ногами, секундой позже поняв что на ногах у него не было даже носков.
   Далее всё как бы закончилось.
   Менее всех пострадал Вася. С дыркой на груди балахона, он потащил Изольду Сигизмундовну в дальнюю комнату, положил её на бильярдный стол и попытался найти зажигалку, чтоб закурить сигарету. Юлечка с опалённой чёлкой дико рыдала. Правда, скорее от волнения, чем от боли — всё таки премьера прошла на «ура». Паша сидел с опалёнными пятками и пытался налить себе водки...
   Когда на втором этаже стихли звуки, самый смелый любитель ужастиков тихо поднялся наверх и, собирая головой все развешанные по коридору кружки с водой, закричал: «Кто-нибудь жив ещё в этом крематории?!».
   Ему никто не ответил, лишь что-то тихо булькало и хрипело.
   Зайдя в последнюю комнату, смельчак увидел немую сцену: на столе сидел человек с красными пятками и пытался налить в гранёный стакан водку. Девушка с дымящейся чёлкой, размазанной косметикой и с остекленевшими глазами любовалась на свое отражение в зеркале. Парень-вурдалак с дыркой на груди прикуривал сигарету. А на столе лежала мёртвая директриса.
   Такой «комнате ужасов» мог бы позавидовать любой из Диснейлэндов мира...
   Прибыв из Опухликов в стольный град на Неве, Молодцов собрал все свои силы в кулак и поступил в Первый Медицинский институт. И даже проучился в нем почти четыре семестра.
   Отчислили его, в общем, незаслуженно.
   Причем в два этапа. На первом этапе ему вынесли предупреждение, на втором — вышибли.
   Предупреждение о возможном отчислении он получил, проходя ежегодную практику в больнице, где подшутил над молодой неопытной медсестрой.
   В тот день уже неплохо освоившийся на хирургическом отделении Молодцов был приглашен поприсутствовать на довольно простой полостной операции, проводимой тучной и жирной пациентке. Дабы опыта набрался и подсобил перманентно нетрезвому анестезиологу, регулярно путавшего ампулы с препаратами и иногда выводящего пациентов из наркоза несколько раньше времени, еще до наложения швов, что сильно раздражало хирургов. Ибо услышать от распотрошенного больного неожиданный вопрос «Доктор, а что вы делаете?» и спокойно на него ответить может не каждый.
   Паша бывал в операционной не раз, а вот для медсестры это было первым боевым крещением.
   Копание во внутренностях пациентки прошло успешно, без эксцессов, даже анестезиолог не подвел, вовремя вводя больной нужные лекарственные средства и внимательно следя печальными трезвыми глазами за показаниями приборов.
   Под финал, когда оперируемую уже зашивали, работа приостановилась, ибо хирург никак не мог пристроить на место кусок подкожного жира. Промучавшись минуты две, он просто отрезал шмат сала и передал его Молодцову, чтобы тот сбросил его в ведро. Но Паша, задолго до этого подметивший неестественную бледность личика медсестры, решил чуть-чуть разрядить напряженную обстановку и сунул удаленный жир прямо в руки девушке.
   — За-за-зачем это мне? — пролепетала медсестра.
   — Бери, — бодро ответствовал Молодцов. — Дома на нём картошку пожаришь.
   В результате медсестра хлопнулась в обморок, задев хирурга. Хирург, падая, зацепил пациентку и сбросил ее со стола.
   Всё было бы ничего, если бы не вес больной.
   Стодвадцатикилограммовая туша плюхнулась на доктора и отправила его в нокаут. Так что зашивать свежепрооперированную толстуху пришлось заведующему отделением, срочно вызванному по внутренней связи и оторванному от охмурения симпатичной практикантки. От злости доктор наложил такой внешний шов, что, когда разрезы зажили, на брюхе пациентки остался неровный зубчатый шрам, словно она побывала в пасти огромной белой акулы, пытавшейся перекусить бедняжку пополам.
   Толстуха потом много и с наслаждением скандалила, обвиняя хирургов в том, что по причине шрама у нее совершенно разладилась личная жизнь, ибо, когда мужчины видели ее живот, их пробирал дикий хохот и на исполнение своих мужских обязанностей потенциальных любовников уже не хватало...
   Исключили же Молодцова сразу после обязательного для студентов всех питерских ВУЗов сентябрьского выезда на сбор урожая картошки, моркови и капусты. «Труженники полей», в чьи обязанности, в принципе, входило наполнение закромов Родины, беспробудно пили и без помощи будущих медиков, юристов, филологов, инженеров, экономистов, географов и всех прочих «интеллигентов» оставили бы выращенное гнить на полях области.
   Естественно, что студенты, весь день с проклятьями таскавшие из раскисшей земли сочные корнеплоды, по вечерам отдыхали примерно так же, как и непутевые аборигены. То есть — пили водку и иные веселящие напитки.
   В том далеком совхозе, куда попал Молодцов со товарищи, проблема алкоголизации населения стояла очень остро. И всё по причине того, что винного магазина или даже самого занюханного ларька в деревне не было. За спиртным приходилось ехать в соседний поселок городского типа, километров за двадцать.
   Дабы не таскать взад-вперед стеклянную тару с горячительным, была куплена двадцатипятилитровая канистра, куда посылаемые за спиртным должны были сливать купленное, бутылки тут же сдавать, экономя тем самым время и деньги.
   В очередной раз, высосав баклажку до дна, студсовет постановил — надо ехать пополнять запасы. А, поскольку была уже ночь и поселковая лавка была закрыта, оставался один вариант — прибыть в некий дом на имеющейся в каждом городе и поселке улице Ленина и набрать в канистру самогонки.
   Сказано — сделано.
   Выбирали двоих добровольцев, одним из которых оказался Паша, вручили им емкость и ключи от старого УАЗика, на котором и предполагалось доставить спиртное.
   Дегустация и приобретение продукта прошли столь успешно, что из дома на улице Ленина парочка студентов не вышла, а вывалилась.
   В тот момент, когда Молодцов с приятелем погрузились в машину и приготовились стартовать, сзади подъехал милицейский «козёл» и внезапно заглох.
   Студенты в машине затихли, как мыши в норе, в ожидании того, что будет дальше.
   Минуты две был слышен только звук стартера, затем из «козла» вышел водила, полез под сиденье, вытащил буксировочный трос, подгреб к машине со студентами и начал дергать за ручку двери, поскольку окна, во избежание распространения запаха перегара, парочка задраила наглухо.
   Двери также были заблокированы.
   Мент немного поорал и показал знаками — мол, бензин кончился, дотащи до отделения, — и зацепил трос за буксировочные проушины.
   Студенты затаились.
   Еще через пару минут милицейский «козёл» начал сигналить, мол, поехали, а еще через минуту включился проблесковый маячок.
   Сидевший за рулем Паша, не ко времени успевший закемарить, поднял голову от баранки, кинул взгляд в зеркало заднего вида и увидел в нем ментов.
   Первая реакция нормального российского водителя — дать дёру.
   УАЗик резко сорвался с места и началась «погоня».
   Менты, естественно, не отставали, потому как на тросе.
   Молодцов по каким-то незнакомым дворам пытался уйти от хвоста, напрочь позабыв, что он в спарке.
   Вдобавок ко всему, стражи порядка видя, что он едет совсем не в отделение, а в другую сторону, начали сигналить, мигать фарами, включили сирену и стали орать в матюгальник, чтобы Паша немедленно остановился.
   Видя такие расклады, Молодцов включил пониженную передачу и нырнул в заболоченный лог.
   Менты за ним.
   Паша вывернул на картофельное поле и погнал поперек борозд.
   Менты за ним.
   В отчаянии Молодцов пошел на штурм довольно крутого холма.
   Там, на подъеме трос, наконец, лопнул, «мусоровозка» перевернулась и студенты оторвались от преследователей. Однако, стражи порядки оказались ушлыми, записали номер УАЗика и на следующее утро всем отделом нагрянули в совхоз. Разбирательство длилось недолго, мужественный Паша, чтобы не подставлять остальных, признался во всем сам, получил резиновой дубинкой по лбу от командира патрульного экипажа и был с треском исключен из института.
   Так страна лишилась будущего первоклассного хирурга, а в бригаде Антона появился новый рекрут...
* * *
   На КПП при выезде из города на Приморское шоссе Глюка уже ждали.
   Из будочки с большими буквами «Пост ДПС» на крыше высыпали автоматчики и рассредоточились вдоль обочины. Поперек дороги встали две ментовские «Волги», бравые инспектора приготовились разложить на асфальте стальную полосу с шипами, а трое алчных гаишников на мотоциклах «Урал» выстроились рядком у шлагбаума.
   Аркадий, издалека заметив столь нездоровое копошение людей в серой униформе, не мудрствуя лукаво, свернул с шоссе, подрезав ярко-голубенький жигуленок-«копейку» с нарисованными на борту белой стрелой и надписью «На Берлин!», и понесся прямиком через луг в объезд поста.
   Несколько секунд на КПП длилось замешательство, затем «ментозавры» сообразили, что денежный клиент уходит и с визгом бросились ему наперерез.
   Но они не учли того обстоятельства, что между дорогой и лугом в высокой траве скрывалась недлинная, метров в сто, но глубокая канава, оставленная экскаватором еще в те далекие времена, когда стационарный пост ГАИ только строился. Траншею рыли для какой-то трубы, которую так и не заложили, а засыпать забыли. Зимой худо-бедно ров был виден, летом же скрывался в зарослях осоки.
   Первый «Урал» юркнул в траншею спустя пару мгновений после того, как съехал с откоса.
   Старший смены, пузатый капитан с красным лицом, открыл было рот, чтобы голосом предупредить остальных мотоциклистов и бегунов об опасности, но не успел. Инспектора шли кучно, даром что большинство передвигались пешком, и свалились в канаву практически одновременно.
   Из полутора десятков глоток раздался обиженный вопль, щедро пересыпанный матерком.
   Клюгенштейн чуть притормозил, с безопасного расстояния насладившись развернувшимся перед его глазами действом, затем снова притопил педаль газа и золотистая «Acura MDX» беспрепятственно полетела дальше по кочкам, оставив позади бьющихся в истерике ментов.
   Преследовать нарушителя никто не стал.
   Ибо инспектора не знали, на какую именно из десятка дорог вывернет джип, когда минует луг и широченную просеку в лесополосе.
   Да и других дел у них образовалось немало — двое из трех мотоциклистов сломали себе ноги, самый резвый пеший инспектор разбил голову о камень, а четверо чуть не утонули, плюхнувшись в протекавший по дну траншеи холодный и быстрый ручей...
* * *
   Когда коллега Глюка по воспитанию чувства собственного достоинства в российских бизнесменах, солидный браток по кличке Парашютист, сообщил Аркадию о начавшейся погоне за Вазелинычем, он не знал одного очень существенного обстоятельства — охота за белым «Chevrolet caprice» захлебнулась буквально через десять минут после ее начала.
   Хитроумный Молодцов после одного крутого поворота, уйдя из поля зрения преследователей, нырнул под какой-то полуразвалившийся мост и загнал свой огромный американский седан в густые кусты сирени, где его не смогли разглядеть и из вертолета. Кавалькада милицейских машин со включенными сиренами и проблесковыми маячками бодро пронеслась мимо и села на хвост к удалявшемуся на огромной скорости белому «мерседесу», который гнала аж до Кронштадта.
   Подождав с полчасика, Паша тихо выехал из кустов и медленно двинулся обратно в Питер, на ходу соображая, как ему миновать пост ДПС. Проходимостью «шевроле» не блистал, поэтому о том, чтобы обогнуть КПП по раздолбанной тракторами проселочной дороге, можно было и не помышлять. А о шоссе через станцию Горская Вазелиныч от пережитого нервного напряжения забыл напрочь.
   Так бы он и тащился со скоростью беременной черепахи, если бы в километре от развлекательного комплекса «Дюны» его не нагнал знакомый золотистый внедорожник и не притер бы к обочине...
   — Ну, — спросил недовольный Клюгенштейн, когда они уселись на деревянную лавочку в придорожной шашлычной. — И что, блин, случилось?
   Молодцов печально вздохнул.
   — Ты, блин, не молчи, а рассказывай, — молвил Аркадий и посмотрел тяжелым взглядом на подскочившего к столику носатого и черноволосого хозяина заведения. — По сотке водочки, соку апельсинового и двойной шашлык моему другу...
   — «Арзамасскую» или «Кремлевскую»? — осторожно поинтересовался толстенький даргинец.
   — Ты б, блин, еще «Буратино» предложил! — рассердился Глюк. — Выпил — почувствуй себя дровами... Я чё, у тебя тут в первый раз? Ты не помнишь, что я пью?
   — «Синопскую», кажется, — испугался владелец шашлычной. — Но ее сейчас нэт...
   — Почему нет? — деловито осведомился заслуженный браток.
   — Кончилась, — потупился даргинец.
   — А другая, блин, не кончилась, — язвительно изрек Клюгенштейн. — Ты еще скажи, блин, что всю выпили, а ты не успел купить новую партию...
   Шашлычник уставился себе под ноги.
   — Вот смотри, — Аркадий ткнул перстом в стоящий напротив заведения огромный рекламный щит. — Чё там написано?
   — «“Ли-виз” — по-ра, мой друг, по-ра!» — по складам прочитал коммерсант.
   — Ага... А ниже, там, где стрелочка?
   — Двэсти мэтров, — прошептал даргинец.
   — Вот! — Глюк взял шашлычника за пуговицу рубахи. — Только не «мэтров», а метров. Тут, блин, мэтров [45] сотнями не выкладывали, чтобы расстояние определить... Ты, блин, работаешь в двухстах метрах от складов, я бы даже сказал — от волшебных пещер с амброзией, и не можешь, блин, обеспечить своё заведение нормальной водкой? Кто у тебя «крыша»?
   — Ма-ма-мага, — от волнения владелец харчевни начал заикаться.
   — Какой Мага? — грозно насупился Клюгенштейн.
   — Рыжий, — еле слышно прошелестел даргинец.
   — Который на «феррари» ездит? — уточнил Аркидий.
   Шашлычник молча кивнул.
   — Так, — браток отпустил пуговицу провинившегося коммерсанта, достал серебристую «Nokia 8310» и набрал номер. — Алё! Мага?.. Здорово, Глюк это... Да ничего, житуха нормальная... Я чё тебе звоню вот... Мы тут с приятелем в твоей шашлычной сидим, около «Дюн». Так, блин, выпить хочется, а моей любимой нет... В натуре... Говорит, нэту, — Клюгенштейн передразнил побледневшего даргинца. — Кончилась... Да, такие, блин, дела... А сам-то как?.. О чем вопрос, конечно, посидим! Давай на завтра, часиков на двенадцать... У меня, в «Чекушке», — Аркадий назвал один из любимых своих ресторанчиков. — Лады, договорились... Рад был слышать... Ну, блин, и тебе того же... — Глюк протянул трубку шашлычнику. — Это тебя...
   Разговор бизнесмена и опекавшего его бригадира дагестанской группировки был короток и содержателен. Барыга четко отвечал только «да» и «будет исполнено», словно примерный прапорщик в кабинете командира дивизии, минимум — двухзвездного генерала.
   Через минуту к складам «Ливиза» на «москвиче-каблучке» рванул сам хозяин шашлычной, дабы успеть доставить живительный напиток до отъезда дорогих гостей.
   — Нас прервали, — Глюк повернулся к Вазелинычу. — Так что ж, блин, случилось-то? Вроде все мирно должно пройти было...
   — Должно было, да не прошло, — нахохлился Молодцов.
   — Давай по порядку, с самого начала, — Аркадий прикурил сигарету.
   — Ну, приехал я к нему к двум часам... Перетёрли его торговлю компьютерами, как ты мне и говорил, дал ему список фирм, куда надо машины поставить. Он взял, прикинул сумму, обрадовался даже...
   — Так, — кивнул Клюгенштейн. — Начало нормальное...
   — Потом стали за видеотехнику базарить...
   — Не «за», а «про», — поправил Глюк, памятуя о грамматике русского языка, которую он очень любил обсудить с Денисом Рыбаковым. — Говорить «за что-то», блин, нельзя... Это некультурно и показывает, что ты хреново в школе учился.
   — Ну, про, — пожал плечами Вазелиныч. — В общем, у него заказ образовался, от киностудии одной. «Акын-фильм» называется.
   — Не знаю такой, — покачал головой Клюгенштейн.
   — Частная студия, — Павел вытащил из кармана рубашки четвертинку бумаги и сверился со своими записями. — Сняли телесериалы: «Инспектор Непутевый» — начало века, царская охранка и другая ботва, — и «Мойдодырчики», о каких-то типа спецназовцах. Сейчас снимают какой-то фильм про террористов, к трехсотлетию города, и еще сериалы... Директора зовут Никодим Авдеевич Подмышкин.
   — Так, — кивнул Аркадий. — И чё с этой студией?
   — Хотят закупить видеокамеры и кое-что из оборудования...
   — Дело хорошее, — браток откинулся на спинку скамьи.
   — Хорошее, да не очень...
   — Поясни...
   — Я тут пробил этого Подмышкина, — скривился Молодцов. — Барыга, блин, еще тот. Любимое развлечение — кинуть тех, кто с ним со стороны работает. Причем не впрямую, а обойти... Ну, например, договаривается о поставке чего-нибудь с посредником, выясняет, у кого тот что берет и напрямую выходит. А тем, кто ему наводку дал, ни копейки не платит и еще вид делает, что поссорился... Типа, они слишком много хотят, работать не умеют и прочее в том же духе.
   — Нехорошо, — согласился Клюгенштейн.
   — Ну, наш торговец, судя по всему, в этот же капкан и лезет, — Паша отпил сок из высокого тонкостенного стакана, принесенного предупредительным родственником убывшего за водкой даргинца. — Я ему, блин, объяснить попытался, а он, зараза, уперся и крутить начал... Видать, Подмышкин ему уже успел наобещать золотые горы.
   — Нет, ну что за люди! — Аркадий положил пудовые кулаки на стол. — Объясняешь им, объясняешь, а они, блин, всё равно крысятничать пытаются!
   — В том-то и дело, — грустно закивал Молодцов. — Но дальше — больше... У меня вообще сложилось мнение, что наш барыга решил собственный бизнес с этим Подмышкиным открыть. И переключить на того наши связи по аппаратуре. Типа, он будет по-тихому из первых рук закупать и с нашим барыгой делиться. А мы, блин, в стороне...
   — Даже так? — возмутился Глюк.
   — Угу.
   — Ты его, блин, просветил, к чему это приведет?
   — Так с этого вся бодяга и началась, — Вазелиныч взял сигарету. — Только начал ему мозги на место ставить, смотрю — он как-то подобрался. Типа, ждет кого-то...
   — Так-так, — прищурился Клюгенштейн.
   — Ну, я, блин, не прекращая разговора, к окну перешел, — оно приоткрыто было, второй этаж, фигня, — но базара не прекращаю... Правда, впрямую ему ничего не грузил, так, общими словами... Что в бизнесе надо себя порядочно вести и другую лабуду. Но он-то понял, о чем речь...
   — Молодец, — похвалил Аркадий.
   — Чувствую, его такие расклады мало удовлетворяют. Начал мне вопросики разные задавать, с подтекстом... Типа, а чё будет, если он того условия не выполнит, сего... Точняк на угрозу вытягивал, всё ждал, когда я на него наезжать начну.
   — А ты?
   — Ну я, как учили, — улыбнулся Вазелиныч. — Типа, не понимаю, чё он хочет и свою линию гну. Про порядочность в бизнесе, про взаимоотношения между партнерами и остальное...
   — Писал он тебя? — риторически спросил Глюк.
   — Однозначно.
   — Вот придурок...
   — Так вот, — продолжил Молодцов. — Минут через десять он напрягся совсем... Вижу — всё, сейчас что-то будет. Ждать не стал, через подоконник перемахнул и вниз... Сзади — грохот, крики «Стоять, милиция!», барыга верещит. Ну, я ноги в руки, в тачку прыгнул и мотанул. Те за мной. Я на трассу вырвался и газу! Еле ушел...
   — Поступил ты правильно, — Клюгенштейн задумчиво посмотрел вдаль. — Пользы от сидения в камере никакой, один, блин, вред здоровью... Значит, наш барыжка ментов подготовил? Интере-е-есно. Не ожидал.
   — Менты — от Подмышкина. У него крыша мусорская, — поведал Вазелиныч. — Я это еще раньше пробил [46]. Потому и подстраховался...
   — А чё еще про этого Подмышкина известно? — спросил Аркадий и опрокинул в пасть стакан соку.
   — Когда Никодим был маленький, его в темечко укусил клещ, — усмехнулся Молодцов. — Да так неудачно, что, когда его вынимали, чё-то там повредили и сильно застопорили рост Подмышкина. Короче, он сейчас от горшка два вершка, метр шестьдесят где-то. И сильно от этого комплексует...
   — Полезная информация, — призадумался Глюк. — Диня из Германии вернется, надо будет, блин, с ним обсудить...
   К столику подбежал запыхавшийся шашлычник с двумя бутылками «Синопской» в руках:
   — Вот! Привез!
   — Прямо спринтер, — добродушно осклабился Клюгенштейн. — Ставь водку сюда и мясо подавай... Мне тоже порцайку, а то я что-то проголодался...
* * *
   Помимо клещевого укуса в темечко, притормозившего физическое развитие гражданина Подмышкина, в его жизни происходило еще немало случаев, так или иначе влиявших на становление владельца частной кинокомпании.
   Например, Никодим Авдеевич совершенно не умел пить, но тем не менее всё время изнурял организм дозами горячительного на разных банкетах и презентациях. В связи с чем он то ночевал в вытрезвителе, подобранный на улице мрачными пэпээсниками, то получал травмы различной степени тяжести.
   Хуже всего ему пришлось на даче заместителя генерального директора ОРТ, куда он был приглашен для обсуждения нового проекта.
   Недавно отстроенная дача обладала всеми признаками элитного жилья — там имелись и зимний сад, и флигелек для прислуги, и бассейн, и баня. Но, как это обычно бывает, присутствовали и мелкие огрехи в виде неубранных строителями штабеля досок у забора и огромной кучи застывшего цемента неподалеку от двери бани.
   Обсуждение телесериала, посвященного полумистическим приключениям двух алкоголиков в отдаленной сибирской деревне и совмещенного с исконно русской мелодрамой в виде пресловутого любовного треугольника, прошло успешно, высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, выпили по рюмашке охлажденного виски и пошли париться в баньку. Там Подмышкин разомлел окончательно, заказал девок из столичного эскорт-агентства и, в ожидании красавиц, решил немного остыть в снегу.
   Выбравшись из жарко натопленной парной на улицу, Никодим Авдеевич поводил жалом, узрел отличнейший сугроб, разбежался и ласточкой попытался в него занырнуть, дабы произвести впечатление на стоявших рядом замдиректора ОРТ и своего режиссера, так же принимавшего участие в решении судьбы проекта.
   Едва припорошенная снежком окаменевшая куча цемента радостно приняла Подмышкина в свои объятия. Раздалось мощное «Дзынь!» и владелец частной кинокомпании, со сломанной ключицей и разбитой башкой, весело отскочил метра на полтора.
   Когда у наблюдавших сию картину прошел первый шок, они попытались оказать пострадавшему первую помощь. А именно — положить стонущее тело на доску и отнести в дом.
   Доски оказались узкими, поэтому Никодима лицом вниз взгромоздили на две, положенные встык, и аккуратно развернули голову вбок, чтобы ненароком не зажать нос между досками.
   Но санитары-инициативники не учли того, что у мужчин спереди обычно выпирает не только нос.
   По пути к крыльцу доски чуть разошлись, мужское достоинство елозившего от боли Подмышкина скользнуло в образовавшуюся щель и, когда режиссер и замдиректора ОРТ встряхнули импровизированные носилки, дабы поправить разъезжающиеся деревяшки, Никодимушка взревел так, что переполошил весь поселок.
   Так что, помимо ключицы и черепа, прибывшим врачам пришлось возиться и с мошонкой владельца кинокомпании, накладывая компрессы и извлекая из нее занозы.
   В другой раз, будучи на той же даче, опытный Подмышкин сначала потыкал палкой в сугроб, убедился в том, что перед ним настоящий снег и с удовлетворенной улыбкой на глупом лице сел в него задом. Попав точнехонько в битое стекло, приготовленное строителями забора для обсыпания верха стены, но забытое по причине запоя и заваленное снегом.
   Приехавшая та же бригада врачей подивилась невезучести Никодима Авдеевича, но виду не подала, лишь порекомендовав ему не злоупотреблять банькой и перейти на более безопасные способы расслабления.
   К примеру, на массаж.
   Подмышкин так и поступил.
   И через месяц попал в больницу на пару с очаровательной массажисткой из интим-конторы, упав с кровати в кульминационный момент расслабления и сломав себе ногу...
   Аналогичные неудачи преследовали Никодима и с его автомобилями.
   То у него на большой скорости срывало шаровую опору на свежеприобретенном у «серого» дилера «Saab 9-5», то он защемлял пальцы в двери своего внедорожника «Opel Montero», то при резком торможении бился головушкой о спинку переднего сиденья, когда ехал на заднем диване купленного ради понтов черного «Lincoln Town Car».
   Но самый замечательный случай настиг Подмышкина спустя неделю после обретения ярко-красного «Mercedes-Benz E320 4-matic [47]». Не удовлетворившись слишком маленькой эмблемой на руле, Никодим Авдеевич нашел в магазине автозапчастей трехлучевую звезду пятнадцатисантиметрового диаметра, изготовленную из легированной стали и весом почти килограмм, и суперклеем налепил ее в центр баранки. А затем, задумавшись о чем-то своем, тюкнул в зад на светофоре огромный вседорожник «Ford Excursion». Особых повреждений «мерседес» «форду» не нанес, только царапнул хромированный бампер.