А где же наш астроном? – изумленно спросил у начальника службы безопасности ничего не понявший, изрядно охмелевший Касьян Михайлович.
   – Устал он, товарищ депутат. Сказал, что доедет поездом, электричкой… ему так привычнее. Домой. Просил не серчать… Стариковские привычки приходится уважать. В его годы нелегко перестроиться на «Мерседесы».
   Боровиков перестроился без труда, но спорить не стал, хотя они с «уехавшим» были почти ровесники. А за собой он стариковских привычек не замечал.

Часть первая
Фаза проекта

Глава первая
Байкалия широкоустная

   Странное, удивительное, малопонятное дело – но Влада Рокотова не трогали.
   Слишком долго не трогали. Не дергали, никуда не вызывали, не допрашивали и даже не давали новых поручений.
   Похоже было, что ему решили-таки дать возможность передохнуть. Во всяком случае, его пребывание в рядах ФСБ в качестве своего рода «дремлющего агента», проходило на редкость безмятежно.
   Если не считать, конечно ливийских, европейских и прибалтийских забав Влада Рокобова. Но эти операции были следствием предательства одного оборотня, труп которого теперь в гостеприимной литовской земле.
   Но «контора» как государственный орган оставалась непогрешимой и непричастной. Официально – мертвая тишина.
   Марианна, убоявшаяся новых похищений и конспиративных приусадебных участков, отправилась в продолжительный отпуск к далеким родственникам. Рокотов испытывал облегчение, что теперь хоть за нее не нужно бояться.
   Откровенно говоря, он начинал догадываться, что Марианна изрядно устала от его персоны.
   Кроме того, ее всегда, с первых дней знакомства, раздражали микробиологические штудии Влада. Она испытывала отвращение к улиткам, слизням, ракам, креветкам и прочим моллюскам.
   Сам он время от времени тоже испытывал нечто подобное в отношении Марианны – в смысле легкой усталости.
   Валерку фон Людендорфа откомандировали в какой-то международный или меневедомственный отдел, каких было множество, и Влад его больше не видел. Временами он подозревал нехорошие вещи, потому что Валерка имел в свое время неосторожность посочувствовать и исламистам, и американцам. И даже посодействовать им, а это уже пахло жареным.
   Он, конечно, искупил. Но потенциально двойных агентов, даже доказавших свою преданность Родине-матери, не любят нигде.
   И, как пишут осведомленные люди, их показательно, на киноэкране, демонстрируют новичкам – сжигают в печах живьем, ибо иного предатели не заслуживают.
   Эти мысли Рокотов усиленно гнал из головы.
   Такое делали с теми, кто не раскаялся и кого сослуживцы поймали за руку.
   И было это давным-давно, в другой стране.
   Он тешил себя мыслями о том, что Валерка фон Людендорф сейчас выполняет не слишком обременительное задание где-нибудь на Канарах, старательно изображая из себя Джеймса Бонда, благо располагал необходимыми для этого и замашками, и внешними данными.
   Очень скоро Влад Рокотов вернулся к своим любимым моллюскам и рачкам, по которым был большим специалистом – но уже в далекие, далекие времена. Он, вероятно, безнадежно отстал…
   Небось наоткрывали новых, а из старых понаделали чудодейственных лекарств.
   Теперь он научился кое-каким другим вещам, не связанным с моллюсками. Например… например, ношению во рту острых предметов, да и многому прочему.
   Иногда ему снился дружелюбный, но все равно исключительно опасный Табриз в окружении курдских головорезов, тоже на первый взгляд доброжелательных. Дружба на Востоке – понятие относительное.
   Иногда – кабина Восточного экспресса. Распростертая туша алкоголика Серпенттегрина.
   А иногда – укоризненное лицо литовского комиссара Барткуса. Сливавшееся с бесцветными чертами Одиночки и расползающееся в кровавые останки Роксаны.
   Рокотов просыпался в холодном поту, включал ночник и начинал перелистывать первую попавшуюся под руку книгу с журнального столика. Книги попадались одни и те же.
   Там описывались мирные существа, некоторые из которых могли причинить нешуточный вред, но не со зла, а по животному неразумию.
   Вот они, его заброшенные, преданные любимцы: Класс Ракообразные, раки. Систематика класса: Crustacea – Ракообразные, раки. Подкласс: Cirripedia – Усоногие рачки. Подкласс: Malacostraca – Высшие раки, малакостраки. Отряд: Amphipoda – Бокоплавы, разноногие.
   Отряд: Anaspidacea – Анаспидацеи.
   …Отряд: Cumacea – Кумовые. Отряд: Decapoda Latreille, 1803 – Десятиногие. Отряд: Isopoda – Равноногие. Отряд: Leptostraca – Тонкопанцирные. Отряд: Mysidacea – Мизиды, мизидные. Подкласс: Copepoda – Веслоногие…
   Рокотов постепенно успокаивался, Табриз с его национально-освободительной бандой таяли в пустынной пыли, их уносило пылевым смерчем вместе со всеми остальными… Саид, закопанный в песок по шею, провожает их взглядом. Товарищ Сухов пытается напоить его из носика… чего? Из носика чайника.
   Украинский президент принимает присягу?
   Прочь!
   Лепрозорий разлетается в белую пыль, насыщенную проказой.
   Отряд: Anostraca – Жаброноги. Отряд: Cladocera – Ветвистоусые. Отряд: Branchiura – Карповые вши, карпоеды. Подкласс: Branchiopoda – Жаброногие ракообразные. Подотряд Notostraca – Щитни. Семейство Triopsidae – Триопсиды… Вид – Triops cancriformis… Вид – Triops longicaudatus…
   Веки смежались, Рокотов все глубже проваливался в сон. Но для надежности разыскал еще и моллюсков… Влад предпочитал брюхоногих.
   Вот они, все перед ним, в цветных вариантах и разных ракурсах.
   Улитки-прудовики.
   Бенедикция байкальская. Раковина широкая, с узким устьем…
   Затворки-мегаловальваты… Megalovalvata piligera и M. Baicalensis…
   Байкалия килеобразная…
   Табриза уносит, уносит смерчем… Его жаль. Но уносит смерчем и Одиночку, Краста, Серпенттегрена, Викетц, Крупса и прочих нелюдей… немоллюсков…
   Байкалия широкоустная…
   Байкалия Годлевского…
   Байкалия… генерала Ясеневского.
   Ибо это именно он, генерал-лейтенант Ясеневский, безжалостно звонил в дверь, колотил ногой-ножищей и уже переминался на пороге, мгновенно и окончательно пробудивши несчастного Рокотова.
   Влад понял, что беда все-таки стряслась или вот-вот стрясется, и час его пробил.
   К нему пришли. Это все равно что «за ним».
   Пришло новое непосредственное могущественное (так бывало не всегда) начальство, весьма высокое, явилось и предстало самолично, а это означало, что дело окажется не из легких.
   Более того: шансы на выживание в обозримом будущем таяли на глазах.
* * *
   Пришли за ним, как приходили ночью за другими – иначе и в иную эпоху, но для Влада еще неизвестно, как хуже… Потому что ведомство – то же самое.
   Может быть, куда легче было бы отправиться в какую-нибудь камеру и растянуться там безмятежно на шконке, зная, что питание и оправка уже больше не зависят от тебя… Вытолкать генерала, именуя его названиями всех недавно припомненных моллюсков, и спокойно дожидаться расстрела.
   – Прости, что разбудил тебя, товарищ Рокотов, – пророкотал Ясеневский. – Позволишь ли пройти?
   И прошел – протиснулся, разумеется, ибо рисковал застрять в дверном проеме.
   Ибо генерал был неимоверно, фантастически тучен, да вдобавок имел обыкновение везде ходить в форме, и та вечно лопалась на нем, хотя бы и сшитая на заказ. Ему не могли помочь никакие магазины «Три толстяка».
   Это был законченный борец сумо, в каковом виде спорта, кстати сказать, считался непоследней фигурой.
   Влад, например, не рискнул бы сойтись с генералом в спортивном поединке. Вытолкать его, обзывая словами? Не смешно.
   Рокотов попятился, заранее готовый повалиться на ковер и сдаться. Но чудом сдержался и пригласил генерала к столу:
   – Чай? Кофе? Легкий ужин?
   – Какой там ужин, – проворчал Ясеневский, который вообще, как ни странно, ел не слишком много. – Чаю покрепче. Если есть – с лимоном… Два ломтика.
   – Найдем, – Рокотов преувеличенно бодро отправился на кухню, впечатленный насквозь мокрыми подмышками начальства. Китель генерала был расстегнут.
   Форма, кстати, была милицейской – своего рода прикрытие, ибо не разгуливать же по городу в мундире сотрудника ФСБ… Хотя почему бы и нет? Конспирация! Везде конспирация, даже если она бессмысленна.
   Когда стол – да какой там стол! – был наскоро собран, Ясеневский, все молчавший и отдувавшийся, одним глотком выпил почти черный чай, звучно высосал лимоны и надкусил сухарь.
   – Вот, Рокотов, – сказал он без предисловий и с окончательным переходом на естественное «ты». – Пора тебе браться за дело. Ты засиделся у нас, скоро бока належишь. Пролежни будут! Обломов, понимаешь!
   Влад понимал, что это не выговор, а просто так, нечто вроде дружеского приветствия.
   – Салфетку дай, – попросил Ясеневский.
   Влад выложил – спасибо Марианне – белоснежную накрахмаленную салфетку. В шкафу их осталось штук пять. Генерал, в свою очередь, положил на нее два маленьких грязноватых камешка с красноватым отливом.
   – Руководство решило, – торжественно объявил Ясеневский, – дать тебе возможность поработать на родине. Без этих, понимаешь, туристических развлечений. А то запахло Третьей мировой. Тебя нельзя выпускать за границу. Ты больно горяч на расправу… А на Ближнем Востоке и без тебя горячо. Ты же даже Прибалтику зажег… И если бы не результат…
   – По мощам и елей, – усмехнулся Влад, цитируя диссидента-патриарха двадцатых годов минувшего столетия. – Он присмотрелся к камням. – Можно взглянуть, потрогать?
   – Конечно, взгляни и потрогай, для того и принес.
   Рокотов покатал камни в пальцах.
   – Похоже на алмазы, – вынес он под конец вердикт.
   – Молодец, – генерал вынул огромный носовой платок и вытер со лба пот. – Жарко у тебя что-то… Это и есть алмазы, только необработанные.
   Рокотов сразу припомнил повесть покойного Юлиана Семенова, которая начиналась с появления таких вот алмазов, и фильм такой был. Правильно, «Огарева, 6»…
   Только те алмазы были почище, уже отшлифованные… Они поблескивали соблазнительным алым блеском. Они так и просились в хищные лапы воров. А это покамест какой-то мусор, ну так все распрекрасное первоначально вырастает из мусора…
   Стихи, например, как говаривала Ахматова.
   Он ждал продолжения.
   Генерал тоже ждал неизвестно чего. Вероятно, вопросов. Влад решил ему помочь в этом нелегком деле. Генералы немногословны, если только их не разозлить.
   – И что же такого неправильного с этими алмазами?
   – А это тебе и предстоит выяснять, товарищ Влад. В частности.
   Рокотов пожал могучими плечами:
   – Но я, товарищ генерал-лейтенант, не специалист по камням. Моя стихия – подводный мир…
   – Да знаем мы, какая твоя стихия, – махнул рукой Ясеневский. – Кровь пущать, военные объекты взрывать, всякую сволочь выслеживать… Признайся, сколько голов ты открутил?
   Товарищ Влад опустил голову и вздохнул:
   – Да, стихий много… За головы не поручусь, но вот по яйцам могу отчитаться. По одним лишь камням я вряд ли сумею…
   – А я разве сказал тебе, что по одним лишь камням? – перебил его Ясеневский и прищурился. – Я ведь еще не договорил, с чем пришел. Эти камни были обнаружены в месте, где им вовсе не полагалось находиться. Их принес наш старый, наисекретнейший сотрудник. Глубоко за законспирированный. Тебе что-нибудь говорит такая профессия: военный астролог?
   Рокотов покачал головой:
   – Только что это астролог и что он подвизается на военном поприще. Позвольте мне выразить личное мнение и назвать это чушью. Я частенько любуюсь звездами, но не верю в их влияние на людские судьбы, тем более в военном отношении. И не загадываю желания, когда они срываются с места… Я также не доверяю хиромантии и гаданию на кофейной гуще. Я не боюсь цыганок. Мне наплевать на разбитые зеркала – на моей памяти их перебили немало, а я все каким-то чудом жив. Вот это единственное чудо, в которое мне приходится верить.
   – Я тоже никудышный мистик, – согласилось начальство, наливая себе вторую чашку чая, – но часто выходит по-ихнему, и мы вынуждены считаться с непознанной реальностью. Поэтому мы держим в штате таких людей. Их немного, всего несколько человек. Но это люди, проверенные в деле. Они способны достаточно точно предсказать исход выборов, например… Начало военной кампании…
   – Не поделитесь ближайшим? – оживился Рокотов.
   – Прости, но это тайна за семью печатями. К тому же на них не всегда находит стих… я имею в виду озарение. Иной раз ответят мгновенно, а бывает, что кумекают месяцами… Бог с ними, со звездами. У нас даже оборудован специальный зал в обсерватории, выделены часы… И вот представь себе такую ситуацию: старейший, как я уже сказал, сотрудник, немало посидевший в свое время за эту самую астрологию у наших же предшественников, не так давно с высокой вероятностью предсказал кошмарное бедствие, которое поразит наш Северо-Западный регион. О подробностях он умолчал, говоря, что ему еще надо смотреть какие-то таблицы… ну, ты понимаешь.
   – Понимаю, – кивнул Рокотов. – Без таблиц в этом деле нам крышка. Надо же! Таблицы у астрологов. Наверняка похожи на логарифмические.
   – Остри-остри. Потом он вдруг накатал рапорт, получил добро и зачастил по старой якобы дружбе к одному очень влиятельному лицу, тот нынче ходит в думских депутатах. До этого годами не виделись, а тут вдруг всколыхнулись воспоминания, то да се… рыбалка-мочалка-баня-девочки… Ну, тот депутат – мужик, судя по всему, неплохой. Правильные слова говорит, да и делает что-то в отличие от большинства тамошних… И вот он ходил к нему, ездил, а недавно вернулся и выложил передо мной эти камешки.
   Влад ничего не понимал.
   – И что в этом плохого?
   – Не знаю. Но Лазарь Генрихович, а фамилия его Рубинштейн, ужасно разволновался. Заявил, что «карты правду говорят» и нечто готовится… но опять без подробностей!
   Ясеневский хватил кулаком по столу.
   Помолчал.
   Потом продолжил:
   – Как бы там ни было, нам показалось странным, что в особняке депутата Госдумы разбросана такая необработанная дрянь. Рубинштейн сказал, что прихватил парочку с письменного стола, когда остался в особняке один. Он и в камнях разбирается, не только в знаках зодиака… Камни, оказывается, тоже волшебные. Лазарь Генрихович заявил, что этих камней у депутата быть не должно. Хотя в Госдуме тот без устали твердит о добыче алмазов на севере. Кого-то, видно, лоббирует. И он намерен продолжать свои визиты, пока не докопается до сути. Эти камни прибыли из другого региона земного шара. Их не могло быть на севере. А депутат утверждает, что это наши родные, отечественные алмазы. И по всему выходит, что он внаглую врет, или кто-то целенаправленно его дезинформирует.
   – И вы позволили?
   – Не понял?
   – Позволили вашему секретному астрологу продолжать свою… розыскную деятельность?
   – А, ты об этом… – Генерал Ясеневский устало улыбнулся: – Есть люди, которым черта с два запретишь. У него шило в заднице, правдолюб. Позволили. И он продолжал кататься. В последний раз уехал позавчера, и больше никто и нигде его не видел, нашего дорогого Лазаря Генриховича…
   По толстой щеке генерала вдруг поползла неожиданная слеза.
   И Рокотов в полной мере оценил обеспокоенность начальника.
   – Больницы, морги? – быстро осведомился он. – Вы усматриваете связь?
   Тот отмахнулся:
   – Еще вчера, когда не вышел на службу… Побывали у депутата – Касьяном Михайловичем кличут. Боровиков. Да ты его видел наверняка по ящику.
   Рокотов покачал головой:
   – Я его очень редко включаю, виноват. Я не уверен даже, работает ли он.
   – И зря. Непрофессионально. Оперативник должен быть в курсе.
   – Теперь обязательно буду смотреть все подряд, товарищ генерал-лейтенант.
   Ясеневский не уловил иронии.
   – Боровиков живет в Зеленогорске. Усадьба у него, я тебе доложу… Да наплевать. Короче говоря – не слухом и не духом. Веселье, рассказал, было в самом разгаре, а Рубинштейн, похоже, хватил лишнего и отправился погулять, а потом – пешедралом на станцию… Здесь-то его следы и обрываются.
   – Ой ли? – усомнился Влад. – Я насчет следов. Собаку хоть пускали?
   – Пускали, да без толку. Ты знаешь какой там штат обслуги? К утру все вылизали, и перед домом тоже, и в лесу… Позарастали стежки-дорожки.
   Рокотов крепко задумался.
   Потом он медленно проговорил:
   – Итак, мы имеем: первое. Сомнительные – простите, но для меня лично крепко сомнительные – астрологические прогнозы. Второе: алмазы, добытые Рубинштейном там, где им быть не положено. Хотя и здесь: ну врет зачем-то ваш Боровиков, не наши это алмазы. Почему бы, тем не менее, каким-то там алмазам неизвестно откуда не быть у него на столе? Третье: малопонятное укрепление Рубинштейна в своих подозрениях. Четвертое: его неожиданно возобновившиеся и участившиеся контакты с порядочным – язык не поворачивается произнести – депутатом. Ведь это была его личная инициатива, вы его туда не посылали. Но он, Боровиков, ведь и впрямь неплохой человек, как вы говорите?
   – По нашим сведениям – да. Излишне горяч да бестолков, но тут уж ничего не поделаешь… Подворовывает, конечно, на строительстве дамбы, но впечатление такое, что он и сам об этом не знает. Его просто подкармливают. Ощущение такое, что он – марионетка. Мы пока не знаем, чья и для каких целей используется.
   Влад педантично завершил счет:
   – Пятое и главное: бесследное исчезновение самого Рубинштейна. Обыскать участок и усадьбу вам, наверное, не разрешили? Депутатская неприкосновенность, то да дасе…
   – Конечно.
   – А вам, товарищ генерал-лейтенант, не кажется, что это вообще не по нашей части? Что это забота милиции? Возможно, заурядная бытовуха…
   – Нет, мой дорогой Рокотов, нам кажется иначе.
   – Хорошо, начальству виднее. Вообще говоря, странно. Чтобы ваших… наших, да не пропустили… С кем вы беседовали?
   – С теми, с кем нам позволили. С самим хозяином, естественно. Он был искренне встревожен и расстроен. Говорил, что они с Лазарем за одной партой сидели и чертей рисовали. С начальником его службы безопасности – ты его еще увидишь, тот еще фрукт. Сахар и мед, но внутри… Я навел справки: закоренелый пахан, которого вдруг досрочно освободили, да так, что концов не сыскать, кто конкретно распорядился. Еще побеседовали с парой его подручных – они на тебя тоже произведут приятное впечатление… Беседы с ними как таковой не получилось, бессловесные твари. Лютые псы, бандюги в смокингах. – Ясеневский помолчал: – Все это тертый, сиделый, уголовный люд. Все тоже освобождены досрочно за хорошее поведение. Чохом, как под заказ. Сейчас на них ничего нет.
   – Откуда у добропорядочного депутата такие люди?
   – Положено, – усмехнулся Ясеневский. – Таких приставили. А он – кисель, болванчик из Китая, ему и невдомек, кто его сторожит. Ему, похоже, и наплевать. Ему там все наладили будь здоров, сады Семирамиды, он и поплыл. Квасит, с девками балуется, в начальнике своей безопасности души не чает.
   – Понятно. То есть пока ничего не понятно. Понятно, что души не чает. Там ведь нет души, если все так, как вы сказали. Мне нужно на это взглянуть своими глазами.
   – Это уж точно, – генерал принялся за новый сухарь.
   Рокотов уже не слушал его. В нем проснулся неожиданный азарт, и неожиданно Влад осознал, что он сам давно, давно уж совсем другой, что он изменился кардинально и необратимо, превратился в охотника или еще кого, настроенного на ликвидацию всякой человекообразной нечисти.
   Сейчас он разговаривал сам с собой, бубнил себе под нос:
   – Во-первых, Зеленогорск. Во-вторых – бумаги этого вашего Рубинштейна…
   – Вот в этом я не уверен, – засомневался генерал.
   – Очень нужно, – настойчиво возразил Рокотов тоном, не терпящим возражений, и Ясеневский как-то неожиданно сник.
   – Беда в том, что Лазарь Генрихович предпочитал все держать в голове. Он не вел записей, которые сейчас могли бы представлять для нас оперативный интерес.
   – Досадно и прискорбно, но ладно. В третьих – и все же: откуда эти камни?
   Генерал назвал место.
   – Это предположительно, но с высокой вероятностью.
   – Далековато получается.
   – А вот Касьян Михайлович продвигает в Думе проект по бурению скважин гораздо ближе. Он настойчиво и даже исступленно утверждает, что мы якобы можем обогнать ЮАР по добыче алмазов… Наступит процветание и так далее.
   – Тогда что удивительного в том, что у него нашли эти алмазы? В конце концов, у человека, занимающегося такими делами, могут иметься какие угодно образцы.
   – Удивительно то, что их заметил и прихватил для нас Лазарь Генрихович… Ах, до чего же не хочется говорить о нем в прошедшем времени…
   Рокотов сильно подозревал, что делать это все-таки придется – через не хочу.
   – Но это он действительно сделал в прошедшем времени, – он неуклюже попытался утешить генерала. – Давайте дальше. В четвертых – мне нужны стенограммы и видеозаписи выступлений нашего депутата… Досье на его охранников и прочих домочадцев… Но право слово…
   – Что? – Ясеневский всей тушей навалился на стол.
   – Право слово – мне непонятно, почему вы все-таки пришли со всей этой историей ко мне. Я боевик, террорист, терминатор, крепкий орешек, спасаю мир, а тут… Астрологические прогнозы. У Близнецов все отлично. Для Раков наступают тяжелые времена… У вас не хватает кадров, сыскарей?
   Ясеневский замялся:
   – Во-первых, крупный уровень…
   Влад небрежно и грубовато, непочтительно даже, махнул рукой.
   – Зря отмахиваешься. Сказано тебе: туда не пустили следственную группу ФСБ. Нужен герой-одиночка.
   Ах вот в кого он превратился – в Одиночку. Вспомнив этого типа в очередной раз, Влад испытал легкую дурноту.
   – Во-вторых – ты у нас, можно сказать, единственный специалист, способный в одиночку (опять!) управиться с крупной бандой. Получается экономия сил и средств.
   – Получается, – не без горечи подтвердил Рокотов. – Только не моих.
   – Тебе мало платят?
   – Я про силы, товарищ генерал-лейтенант.
   Тот смерил его тяжелым взглядом.
   – И еще…
   Генерал-лейтенант полез во внутренний карман кителя и вынул сверток.
   Обычная с виду тряпица, очень похожая на салфетку Марианны, где лежали камни. Она была такая же белоснежная и накрахмаленная.
   – Отогни скатерть, – попросил Ясеневский. Голос его дрогнул.
   Ничего не понимая, Рокотов повиновался.
   Генерал Ясеневский развернул тряпицу и выложил на стол застиранную панаму. Рокотов взирал на нее безучастно. Предмет сей не возбуждал в нем ровным счетом никаких эмоций.
   – Это… – Голос Ясеневского снова пресекся. – Это… головной убор Лазаря Генриховича. Он человек старомодный, да еще с повышенным давлением. Солнца побаивался и летом всегда носил, даже когда пасмурно. Как форму одежды пенсионера, хоть и работающего.
   Рокотов ни о чем не спрашивал, он терпеливо ждал продолжения.
   Но генерал скорбно безмолвствовал и тупо рассматривал самую что ни на есть обыкновенную панаму.
   – Откуда она у вас и почему? – Влад не вытерпел и решил ему немного помочь.
   – Откуда… – тяжко и протяжно вздохнул Ясеневский. – Ее подбросили сегодня вечером. В обсерваторию. Не к нам. Поостереглись. И не прислали по почте – спешили? От Зеленогорска до Пулково путь не близкий. Ты понимаешь, что это означает? Такая вот посылочка?
   – Не окончательно, но догадываюсь. И вижу в этом своего рода плюс.
   – Плюс? – задохнулся генерал. – Плюс? О чем ты говоришь? По краю отпечатался ботинок – слишком мало для идентификации… Но размер можно установить. Имейся у нас возможность ознакомиться с обувкой всех обитателей усадьбы…
   Рокотов оставался спокойным. Он уже окончательно приготовился выйти на след.
   – Это как в сказке про Золушку получится, туфельку примерять. Плюс в том, что у нас есть союзник, – ответил он. – Или сочувствующий. Попутчик, как некогда выражались. Возможно, что дело в другом, и кто-то кого-то о чем-то хочет предупредить. Такое тоже нельзя исключить. Но подбросить улику… нет. Мне кажется, нам просто крупно повезло. Мне кажется, он просто хочет денег. Дадим?
   Генерал глубоко задумался.
   Ему было нелегко перейти от скорби по Лазарю Генриховичу к восторгу в связи с неизвестным доброжелателем.
   – Дать-то дадим. Но кто это может быть? – спросил он после паузы.
   – Не знаю, – ответил Рокотов. – Кто-то, успевший забрать панаму до того, как за ней вернулись. Если вернулись. Нет, наверняка вернулись, не дураки. Однако налицо непрофессионализм, серьезный прокол. И существует кто-то, готовый пойти на риск. Кто-то, имеющей зуб на этих тинов. Вероятнее всего – кто-то из обслуги. Возможно, это неприязнь к одному конкретному человеку.
   – Например?
   – К кому угодно. К самому депутату. К начальнику его охраны. Но скорее всего, как бы там ни было, – к убийце. Если произошло убийство.
   – Вечером… – начал соображать Ясеневский.
   – Да, – кивнул Рокотов. – Мне или вам – лучше вам, но как распорядитесь – придется ненавязчиво выяснить, кто из персонала отсутствовал в особняке сегодняшним вечером. И почему. И еще – почему он скрывается. Почему все сделано анонимно? Боится потерять место?
   – Скорее, жизнь, – хмыкнул Ясеневский.