Чернин Федор. Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное

   - А откуда у вас продукты, вещи и... все остальное?
   Гульнара оживилась:
   - С этим у нас как раз все в порядке. По приезде мы одно время питались одними аспарагусами. Знаешь, такие серенькие, с ушками и зеленым хвостом?
   - Да, это те, которые одни из всех грызунов считаются кошерными, даже по самым строгим стандартам. У них только хвосты съедобные. Говорят, в России из них еще делают варежки...
   - Так вот, мы питались одними аспарагусами. Папке уже надоело на них охотиться, потому что они юркие, а на одну тарелочку хвостов приходится отстреливать штук пятнадцать...
   Вдали послышался неопределенный рокот, стены слегка завибрировали.
   - Слышишь, это очередная модуляция. Наверное, новая коллекция в каком-нибудь бутике.
   - А ты не знаешь, кому-нибудь удавалось выбраться отсюда? - выждав приличествующую моменту паузу, спросил Вячик.
   - А ты что, уже уходить собрался? - Гульнара с хитрым прищуром посмотрела на него, улыбнулась, качнулась в кресле сначала в одну, а потом в другую сторону. - Тут многие говорят о том, что хотели бы выбраться. Просто начать все сначала, с чистого листа. В другом городе, в другой стране, в другом параллельном измерении. Как бы перевести часы на полжизни назад. Однако в конце концов все это так и остается темой для разговоров. Потому что отсюда можно только на Марс, и никто не знает, зачем по большому счету это надо, и что там делать, даже если, предположим, кому-то и посчастливится. На практике все это выглядит довольно убого. Те, к примеру, про кого говорят, что они возвращаются в Россию и приобретают престижные должности, на самом деле садятся на автобус В-68, который идет в Боро-Парк, и там исчезают. И из них потом делают кошерную колбасу. А воображают себе! Я, например, никому не завидую и никуда не хочу, мне и тут неплохо.
   - Хорошо, если не хочешь об этом говорить, мне придется применить старинный способ...
   - Будешь меня пытать? - Она облизнула губки и вызывающе уставилась на Вячика. На глазах у нее обнаружилась поволока...
   - Нет. Устрою для себя пробный ящик.
   Как было сказано, в юности наш герой был изрядным книгочеем, к тому же отличался усидчивостью и пропускал через себя все, что попадало в руки, в букинистическом, понятно, плане. Таким образом, Вячик вычитал, в частности, что был такой ученый Торндайк, в свое время занимавшийся способами решения задач и сформулировавший теорию, известную теперь под названием "Метод проб и ошибок". Именно это он хотел рассказать Гульнаре.
   - Ты прям как Сарафанов, такой же заумный, - заметила девушка с разочарованием, когда он закончил рассказ.
   - Иногда просто замечаешь, что становишься худшей версией самого себя. Происходит это обычно под влиянием неблагоприятных обстоятельств. Это не значит, однако, что ты не можешь вернуться и снова стать своей лучшей версией. Если не затягивать, конечно, иначе... - Вячик понимал, что его снова заносит не туда. Совершенно разучился говорить с девушками нежного возраста. Гуля спасла ситуацию:
   - Да ладно, не парься. Вообще-то ты симпатичный...
   - И ты симпатичная...
   - То-то. А то заладил, как Сарафанов. Тот тоже все: "Фибоначчи, Фибоначчи...", про бесконечность рассказывал, спиральки всякие рисовал (тоже мне, дамский угодник), а ведь девушке, в сущности, так немного надо. Гульнара вздохнула.
   - Послушай, а что у тебя с этим Сарафановым?
   - Да ничего, умничает все время, надоел...
   Из-за перегородки раздался едва различимый шорох. Сарафанов, очевидно, все это время подслушивавший разговор, почувствовал, что теряет рейтинг, и решил вмешаться.
   - Алле, голубки, - недовольный тон Сарафанова тут же и подтвердил догадку о сложной природе их отношений с Гульнарой, - поставьте у себя чайник, а то у меня на плитке долго.
   - А я как раз вам тортик принесла! - мгновенно переключила внимание Гульнара. И хотя Вячик мог поклясться, что никакого торта до этого в окружающей реальности не было, Гульнара легким движением вынула коробку, как и ранее, откуда-то из своего сна или же измерения, распаковала и принялась разрезать торт на правильные геометрические части.
   - А нет ничего покрепче тортика?
   - Чай сейчас будем пить.
   - А пива нет?
   - Нет.
   - Ладно. Давай сюда. - Вячик подошел к шкафу, и Сарафанов из-за загородки протянул ему чайник. Вячик, аккуратно приняв его с этой стороны, направился в кухню. Фиолетовый огонь сразу обхватил дно чайника, как спрут, пошевеливал щупальцами. Когда Вячик вернулся, Гули уже не было в комнате. Она исчезла, как звук нечаянно задетой струны.
   - Гульнара, ты где? - Вопрос повис в воздухе.
   - В Караганде! - На своей половине Сарафанов зашелся в отвратительном смехе, впрочем, тщательно замаскированном под простудный кашель.
   Вячик огорчился. В этот момент зазвонил телефон. Вячик поднял трубку.
   Разумеется, это была Гульнара.
   - Я обещала зайти к подружке, она здесь рядом... Слушай, - вдруг интимно прошептала она в трубку, - а ты бы меня живьем не выпустил, правда?
   - Правда, - ответил Вячик честно. Она засмеялась. - Ты еще зайдешь?
   - Не сегодня. Устала, пойду спать, а завтра у меня выходной, загляну обязательно.
   - Ну что ж, значит, до завтра, - ответил Вячик.
   Когда он снова снял трубку, гудка не было, впрочем, как и предполагалось. Зато вскипел чайник. Вячик заварил в маленьком, который передал ему Сарафанов.
   - Что, ускакала Гульнара? - задал вопрос, а точнее, сам и ответил себе Сарафанов.
   - Гуля? Да, она ушла, - ответил Вячик намеренно равнодушно.
   На самом деле ему хотелось залепить Гулиным тортом Сарафанову прямо в гунявую рожу, а еще лучше - плеснуть из чайника кипятком. Эх, ладно, Сарафанов-то в чем виноват? Такой же, как и я, бедолага. За шуточки его, правда, стоило бы подвергнуть остракизму, да ладно уж... Просто иногда два сна накладываются друг на друга как-то чересчур не-кон-гру-эн-тно. Вячик передал Сарафанову кипяток. Тот ухмыльнулся, принимая чайник, но ничего не сказал.
   9
   После исчезновения Гульнары на душе снова стало тягостно. Поддерживать разговор с Сарафановым не хотелось, да и слоняться по постоянно видоизменяющимся аркадам в поисках выхода Вячику надоело. Он прилег на диван. Появление женского персонажа, конечно, скрасило его пребывание здесь, но он, что называется, предпочел бы познакомиться с нею при других обстоятельствах...
   Он решил еще раз проанализировать ситуацию. С чего начать? Может, с того, как и кто сюда попадает? Все они (или мы?) имеют, должны иметь какие-то общие свойства характера. Что называется, друг от друга недалеко стоим. Сарафанов, этот шустрик-мямлик, - с ним более или менее ясно. Склонность к абстрактной болтовне. Гульнара? Пока не очень понятно, но так или иначе - она тоже здесь.
   Когда-то в "кораблике" напротив, на цветастой хмельной Гражданочке жила такая же прекрасная девушка. Недоступная, как Джоконда, и нереальная, как обещание вечной жизни. Они с Вячиком были примерно одного возраста и, кажется, симпатизировали друг другу. Вячик, во всяком случае, сильно симпатизировал.
   Время от времени за девушкой приезжал мужчина на "Жигулях" и куда-то увозил ее, а через некоторое время привозил обратно. Мужчине было лет тридцать пять. Вячик тогда так и определил его: толстый и лысый мудак лет тридцати пяти. К нему даже смешно было ревновать, поскольку Вячик искренне верил, что дружить с таким великовозрастным человеком девушка может только для того, чтобы покататься на его автомобиле. Ошибался, конечно. Сегодня, думал Вячик, мне самому тридцать пять. Я полноват и лысею. В каком-то смысле я, безусловно, мудак. Таким образом, жизнь все правильно расставила по местам...
   Его размышления прервал неясный шум. Вячик прислушался. Звук тяжелых капель доносился с половины Сарафанова, с каждой секундой становясь все сочнее, звонче, отрывистее, и наконец слился в один мерный гул. Что-то у него там просочилось, труба какая-нибудь, подумал Вячик.
   - Эй, - крикнул он, подходя к шкафу, - Сарафанов, что там?
   Ему не ответили. Журчание становилось все напористее, где-то совсем рядом за перегородкой. Черт возьми, заснул он там или ушел куда-то? Вячик постучал по шкафу. Молчание. Теперь до него доносился только звук струй, бьющих фонтаном. Завозился Матвей, очевидно, где-то там у него замкнуло контакты. Он закружился в диком танце, время от времени взмахивая руками. Вячик вслушивался в звуки падающей воды. Похоже, у Сарафанова действительно начинался потоп.
   На всякий случай Вячик еще раз проверил телефон. Тишина в трубке. Он сунулся в кухню, потом снова в прихожую. Из-под шкафа высунулся язычок воды и, обессиленный, замер. Пока. Пока там где-то не прорвет последнюю преграду, и поток хлынет, не удерживаемый уже более ничем, уничтожая все на своем пути...
   В этот момент до Вячика донеслось едва уловимое шлепанье босых ног. Он замер. Встав на все четыре и заглянув в щель под шкафом, Вячик увидел ступни, а чуть выше - края подвернутых брюк. Затем полное ведро мягко опрокинулось на расстеленную тряпку и новый язычок воды раздвоился, перетекая на его половину. Месть за вчерашнее посещение Гульнары! Вячик встал на ноги и тихо прошел в свою комнату.
   10
   Наступал вечер. Или, во всяком случае, Вячику так казалось. Он уселся на оттоман и раскрыл первую попавшуюся под руки книжку. "Половая психопатия и фрейдизм" - прочел он на обложке. Надо же - всюду жизнь! Не иначе, специально для меня подбирали. Мягкие ароматные ладони неожиданно закрыли Вячику глаза.
   - Гульнара? - обрадовался он, отложив книжку на всякий случай обложкой вниз.
   - Где ты ходишь? Я уже хотела идти тебя искать. Сарафанов говорит, что замерз, пока мыл пол. Предлагает выпить глинтвейна. Я приправки принесла. Пойдем, мы уже все приготовили.
   - С ним? - Вячик подумал о пристрастии Сарафанова к комбинациям вин и ядов.
   - Да. А что? - Гульнара делала вид (или правда), что ничего не знает про инсценированный Сарафановым потоп.
   "Вот я ужо до него доберусь, - думал Вячик. - А пока черт с ним, пойдем как ни в чем не бывало пить глинтвейн. Опять, небось, придумает какую-нибудь леденящую душу историю про знаменитых отравителей прошлого. Лишь бы сам в бокальчик чего-нибудь не плеснул, с него станется".
   Сарафанов, разумеется, был на посту, выглядывал из часов и обозревал окрестности, как отдельностоящая вавельская голова. Стол был выдвинут из-под "игроков в шахматы", тех, кого Вячик с испугу принял за живых особистов. Их тела из папье-маше вповалку лежали невдалеке, как поверженные идолища языческой - языческой, конечно же - эпохи.
   - Боже, до чего я замерз! - Сарафанова бил озноб так, что это было заметно даже из-за перегородки. Пустой бокал в его руке трепыхался, как пойманная лягушка. Поверх пледа Сарафанов накинул пальто, но и это, очевидно, не помогало. Кастрюлька с глинтвейном стояла на плите, распространяя изысканные ароматы.
   - А носки ты надел? - спросила Гульнара, заглядывая в окошечко часов.
   Такая забота о самочувствии Сарафанова с ее стороны слегка покоробила Вячика. Тот, впрочем, только молча кивнул с несчастным видом, передавая Гульнаре бокалы богемского хрусталя.
   - Может, у тебя температурный баланс нарушен? - причитала Гуля, а Сарафанов строил жалобные мины. - Это же невозможно! Ладно, уже несу...
   Она вернулась с кастрюлькой, зачерпнула ароматного содержимого, разлила по бокалам, протянула один Сарафанову. Он так и не решился заговорить с Вячиком, пока Гульнары не было в комнате. Вячик подождал, пока Сарафанов пригубит первым, и только потом сделал глоток из своего бокала. Напиток богов! Глинтвейн действительно получился отменный.
   - За что пьем? - спросила Гуля, несколько скосив глаза на середину.
   - Разумеется, за присутствующих дам! - хором откликнулись Вячик и Сарафанов.
   - И за не присутствующих здесь дам присутствующих здесь кавалеров! Выпьем за женщин и девушек, - продолжал Сарафанов, - основное назначение которых, как известно, - отвлекать мужчин от глубоких философских раздумий разговорами о шмотках, деньгах и цацках. С другой стороны, если бы не было женщин и девушек, мы сами бы, как собаки, по лесу болтались и склоняли друг друга к сожительству...
   - Фу, как неаппетитно. - Гульнара сделала лицо.
   - Разрешите, я закончу! - вступил Вячик. - Сарафанов прав. Если бы не было женщин, мы болтались бы по лесу ("И кушали друг друга", - добавила девушка), поскольку все, что делается мужчинами, по большому счету, делается для них...
   - Одно ежедневное бритье чего стоит! - Сарафанов вставил свои двадцать копеек.
   - Вот именно. Поэтому я и говорю: выпьем за дам! - Вячик поднял бокал.[3]
   - Гусары пьют стоя! - предложил Сарафанов и вроде бы встал там у себя за перегородкой, хотя вряд ли, поскольку знал, что его с этой стороны все равно не было видно.
   Вячик пригубил. Гульнара сделала большой глоток. Сегодня она принарядилась. Элегантная кофточка "Гуччи" поблескивала чешуей эротической рыбы. Как видно, это были дары с очередной модуляции. С каждым глотком она становилась чуть раскованнее, веселее, как цветок "ночной красавицы", который распускается прямо на глазах. Впрочем, и эти изменения, скорее всего, происходили у Вячика в голове.
   Гульнара. Ситуация, как ей казалось, соперничества, очевидно, воодушевляла девушку. Она с удовольствием передвигалась по комнате по необязательным поводам, прохаживалась, садилась и вставала, понимая, что они оба следят за ее плавными, чуть замедленными движениями. Подавая новый бокал Сарафанову, а потом - Вячику, она возвращалась на место, с обычно не свойственной нежному возрасту грацией, характерной скорее для уверенной в своей неотразимости женщины, которая появляется всякий раз, когда за нею вот так наблюдают по крайней мере две пары глаз... Вячик знал, что по-научному это называется "блядская сущность" и присуще некоторым женщинам органически, то есть по праву рождения, а необходимость флиртовать заложена генетически и находится по соседству с инстинктом гнездования. В том смысле, что инстинкт подсказывает не просто размножаться, а, опять же говоря по-научному, выбирать для спаривания наилучшую особь, из имеющихся в наличии, конечно. И девушки в большинстве случаев, даже если очень стараются, чаще всего все равно не могут ничего с собою поделать. Что говорить, она была, конечно, обворожительна. Только чуть форсированный голос вызывал смутный протест, но и он уравновешивался влажным блеском ее очаровательных зеленых глаз, скользивших мимо... Ах-ах!
   - Хотите анекдот, точнее загадку? - это донесся из-за перегородки голос Сарафанова. Гульнара скривилась. Ей не хотелось, чтобы внимание переключалось на что-то другое, но Сарафанов либо не замечал ее недовольства, либо (что более вероятно) специально старался нарушить их интим. - После ухода одного подвыпившего гостя хозяева заметили, что остались четыре непарные галоши. Другие гости перепутать галоши не могли, все ушли в своих. Наутро хозяева позвонили "рассеянному" и сразу же выяснили, что произошло.
   - Он надел одну галошу из одной пары, а другую - из другой...
   - Нет! Тогда получается две непарные, а осталось четыре, - подхватил Сарафанов.
   Он, по-видимому, согрелся и слегка оживился от вина, и таким образом вызывал Вячика на интеллектуальную дуэль, хотел, фигурально выражаясь, посадить соперника в эти самые непарные галоши. Но Вячик не дал втянуть себя в спор. Ему был известен ответ. В комнату вошел Матвей. Приблатненной походочкой он подошел к Гульнаре и попытался обнять ее сзади. По-видимому, это была часть какого-то принятого у них в прошлом любовного ритуала. С его помощью Сарафанов, теряющий авторитет, пытался восстановить статус-кво.
   - Уйди, чучело, - впрочем, без раздражения, а с каким-то даже кокетством, отпихнула его Гульнара, обращаясь, разумеется, к Сарафанову.
   Сарафанов довольно заржал у себя за перегородкой. Матвей поплелся в другую сторону, куда-то в темноту коридоров. Так они сидели, дегустировали вино и беседовали. Сарафанов провоцировал на сомнительные разговоры. Вячик реагировал односложно, а там и вовсе перестал отвечать. Сварили еще глинтвейна, но пить больше не хотелось. Гуля тоже давно не прикасалась к бокалу. Сарафанов, наоборот, постоянно требовал "освежить поверхность", "понизить уровень", "повысить градус", высовывался на эту сторону посмотреть, что у них происходит, а скорее всего, просто тянул время. Впрочем, его монологи становились все более пространными и запутанными. Видя, что никто не поддерживает разговор, он вскоре и вовсе утомился, затих, некоторое время повозился и побурчал за шкафом, потом оттуда донесся его равномерный храп. Впрочем, неизвестно, может быть, как раз наоборот, симулировал сон, а сам подглядывал за ними в щелку.
   - Гуля, давай пойдем в нашу комнату, - тихо сказал Вячик, ни на что конкретно не претендуя, но понимая, что ситуация требует какого-никакого развития.
   - А сколько времени? - Гульнара вздрогнула, извлеченная из легких объятий Морфея. - Мне надо домой, завтра на работу. - Она, видимо, была из той породы девушек, для которых имеет значение лишь флирт как вид чистого искусства, за которым ничего не стоит и который существует сам по себе, не предполагая развития, несмотря на розданные авансы, которые по этой причине, строго говоря, и авансами-то назвать нельзя. "Я с утра до вечера - нехитра, доверчива, а с вечера до утра - недоверчива, хитра". Довольно распространенный в иммиграции тип, впрочем, и в метрополии такое еще изредка случается, подумал Вячик.
   - Не уходи, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть....
   - А ты приставать не будешь?
   - Честное слово.
   Взгляд искоса, краешки губ дрогнули. Непонятно, по душе ей такой ответ или нет. Они переместились во Фландолу Гагнолу. Вячик прикрыл дверь, пристроился на оттомане. В отсутствие Сарафанова Гуля вела себя проще, естественнее. "Она хороша, - думал Вячик, - и, конечно, понимает это. Понимает, что все, что она ни сделает сейчас, - ей идет, а меня волнует".
   - Скажи, - после некоторой паузы проговорила Гульнара, расположившись в кресле с ногами, - а ты тогда удивился, увидев меня здесь?
   - Конечно, удивился. Как безумный петух, проиграл все программы. Знаешь, считается, что у петуха есть программы на все случаи жизни. Нашел зерно, надо ножкой шаркать. Соперник появился - надо крылья распустить, шею пригнуть и в атаку. Курочка понравилась, тоже программа есть. А если встречается необычное явление, петух проигрывает все программы подряд, от угрозы до ухаживания.
   - Что-то я не заметила особого стремления поухаживать...
   - Так ты же исчезла, как мимолетное виденье, я даже запаха духов не успел уловить...
   Неожиданно вся она подалась вперед, наклонилась к Вячику, золотистые волосы скользнули по его лицу, ее длинная шея оказалась прямо у его губ. "Те же самые", - она выпрямилась, а у Вячика что-то случилось с дыханием, заныло в низу живота. Впрочем, он не подал виду, только глотнул вина. Гульнара, как ни в чем не бывало, перебирала глянцевые журнальчики.
   Провела рукой по бедру, улыбнулась ему. Вячик улыбнулся в ответ, приложился к бокальчику. Откуда-то из глубины коридоров послышался слабый рокот, произведенный, по-видимому, далеким возмущением. Гульнара тоже сделала несколько глотков, взяла из стеклянной вазы налитое румяное яблочко, надкусила, передала Вячику.
   Очевидно, благодаря модуляции в комнате произошла какая-то неуловимая перемена в окружающем, как выражаются гуманитарии, переплетении энергетических полей. Гульнара пересела к нему на диван. Медовый запах ее волос... Она откинула прядь и посмотрела Вячику прямо в глаза из-под пушистых ресниц. Их пальцы нечаянно встретились, затем так же нечаянно встретились губы, и еще через несколько минут эти энергетические поля повлекли Вячика к Гульнаре с такой силой, что противиться им (даже если бы они этого хотели) у них не хватило бы сил. Еще секунда, и он потянулся бы к ней, и обнял, и обаял, по ходу расстегивая у нее на груди элегантную итальянскую блузку. Впрочем, он именно так и поступил, а она не только не противилась, но даже сама помогала ему.
   11
   Через некоторое время она освободилась из его объятий и потянулась, кажется, с примурлыком. Медовая челка упала ему на лицо. Гуля свесилась с диванчика за бокалом. В этом движении она была похожа на молодого жирафа. Она перекинула через него сначала одну, затем вторую ногу и легким движением спрыгнула с дивана.
   У нее такая маленькая грудь. И такие длиннющие ноги. Ломкая линия позвоночника, плоский живот. Этакий долговязый скелетик: шершавая персиковая кожа, покрытая наилегчайшим пушком. Вячик наблюдал за ней, пока Гульнара передвигалась по комнате. Без одежды и косметики она выглядела почти совсем ребенком. Подхватив его рубашку и послав ему нежнейший воздушный поцелуй, направилась в душ. Через несколько минут вернулась, обернутая махровым цветным полотенцем (Откуда взяла? Конечно, из своего сна!), примостилась, уткнулась под мышку, прижалась горячей щекой. Обладание девушкой в два раза моложе себя, как известно некоторым мужчинам, имеет дополнительный приятный аспект, не имеющий отношения, собственно, к эротике. Это как будто тебя награждают орденом Ленина, и ты чувствуешь на груди его приятную тяжесть.
   Вдалеке послышался рокот среднесильного возмущения. Ни с того ни с сего Вячику вдруг сделалось тревожно. "Сколько уже времени прошло, а я ни на йоту не приблизился к разгадке. Что же это происходит? Неужели, действительно, все это благодаря модуляциям..?"
   - Ой, забыла! Я тебе сигареты принесла! - Гуля, очевидно почувствовав его беспокойство, решила прийти ему на помощь. Она снова грациозно спрыгнула с дивана.
   Курево было кстати. Гульнара достала из сумочки пачку и передала Вячику. В мягкой книжечке оставалась последняя спичка. Вячик зажег ее и поднес Гульнаре. Она прикуривала, пока огонек не скользнул по пальцам. Вячик смял пустую книжечку и бросил в пепельницу.
   - Скажи, а те, что все-таки выбирались отсюда, что с ними потом происходило?
   - Не зна-а-ю. - Гуля перевернулась на спину, стала разглядывать потолок.
   - Ну поговори со мной, пожалуйста. Для меня это важно...
   - А ты что, уже уходить собрался? - Кажется, надулась, принялась пускать кольца.
   - Нет, мне просто так надо знать, чисто теоретически. Я попал сюда не по своей воле, и уже это одно мне не нравится. Есть, конечно, и другие причины...
   - Ка-а-акие-е-е? - Взгляд куда-то в сторону, выдула еще колечко.
   - Ну, как тебе объяснить...Ну, в общем... Крысиный рай. Давай я тебе историю расскажу. Штук двадцать симпатичных беленьких крысок поместили в специальный вольер. Там все было как должно быть в крысином раю: и еды, и питья немерено, тепло, светло. Самочек, между прочим, было на всех достаточно, а время от времени и новых подгоняли. Короче, живи - не хочу, и они жили, ни в чем себе не отказывая. А из вольера вела одна потайная дверца, а за нею лаз, который непонятно куда вел. То есть ученые, конечно, знали, а крыски - нет. И в лазу создавали всякие жуткие условия, полосу препятствий - то пара туда накачают, то горячую воду пустят, то током вдарят. Сперва любопытные крыски сунулись было, но на них напустили горчичный газ и вдобавок шуганули током. Они и понеслись обратно, и больше в этот лаз не совались.
   - Ну и что? - Гуля почти демонстративно зевнула.
   - И только одна крыска стремилась выбраться из сытого теплого рая, непонятно куда, неизвестно зачем. При этом она не была изгоем, наоборот, ей (точнее - ему, потому что это был великолепный самец) доставалось больше всех и еды, и питья, и самок. То есть крысюк этот был во всех отношениях "высокоранговый". Что толкало его на поиски выхода, ученым понять так и не удалось. Во всяком случае, это не были поиски лучшей жизни в обычном понимании. И в конце концов он выбрался, преодолев все препятствия!
   - И что с ним стало, с этим крысюком?
   - Не знаю. Наверное, вытащили и на другой эксперимент перевели...
   - Ну так видишь, все равно замучили его вивисекторы.
   - Не в этом суть, главное - что двигало крысюка на поиски новых путей...
   - Как раз в этом. Чего ради он рисковал и чего добился, твой крысюк? Лучше бы дома сидел. Там хотя бы тепло, кормили и не мучили. Сколько той жизни-то?
   - Ну, не знаю. Я лично так жить не хочу и не буду. Знаешь, есть несколько типов сознания, и у каждого имеется свой стакан и свой бутерброд...
   - Ты проголодался? Тебе налить? Давай я сбегаю. - Гульнара оживилась.
   - Да нет, это я в метафизическом смысле...
   - Не понимаю я такой метафизики. Вот, предположим, сквозанешь ты отсюда, а если потом пожалеешь? Такой шикарный шанс, может, один раз в жизни выпадает. Сам же только что рассказывал. Теплое помещение, еда и прочее, девушка вот в гости к тебе пришла, в душу никто не лезет, а главное, делать для этого ничего не надо.
   - Слушай, как ты можешь так говорить! Что ты обо мне знаешь?!
   - Да ладно, тоже мне задачка - третий класс, вторая четверть. Я, если хочешь знать, вас насквозь вижу, таких "с благородным отблеском высшего смысла". Точно как Сарафанов. Так вот, имей в виду, что все это по большей части туфта!
   Гульнара фыркнула и отвернулась к стене, натянула на голову одеяло, замолчала надолго.
   Откуда она взялась, такая молодая и самоуверенная? Вообще, почему она здесь, эта девушка? Что ей надо? Зачем я ей? Это продолжается жестокий розыгрыш! Конечно, она обманывает меня! Они в заговоре с Сарафановым, это просто часть их плана, придуманного для того, чтобы задерживать меня здесь как можно дольше в качестве пленника! Выражение ее лица, что-то странное во взгляде... Я сразу почувствовал, но не мог сформулировать. Теперь я знаю.... Что сказать? Это и была половая психопатия в наиболее жалком ее проявлении, посткоитальная депрессия, которой, как известно, подвержено все живое, а особенно мнительные мужчины среднего возраста.