Он даже сомневался, что сумеет вскарабкаться в седло. Не говоря уже о том, что еще нужно в седле держаться. Впрочем, может быть, его бегство будет напрасным — ведь они же колдуны, а колдуны заранее все знают. Конечно, им не составит труда определить, в какую сторону он поскакал! Они сразу доберутся до него, а потом его ожидает страшная расплата…
Наконец появилась Ильяна с остро отточенным куском косы в руке. Она перерезала ремешок, поранив при этом палец юноше — у нее все время тряслись руки. «Извини!", — забормотала она, глядя на ярко-алую кровь, капающую на траву. «А, пустяки!", — сказал он. Поблагодарив девушку за помощь, он повернулся и собрался бежать отсюда подальше. Куда — все равно, лишь бы не оставаться здесь.
— Вон лошади!, — сказала Ильяна, хватая Евгения за рукав, — я уже собрала свои вещи и книгу! Нам нужно поскорее удирать отсюда! Кстати, это его лошадь!
Куда — вот в чем был вопрос. И что она подразумевала, говоря:
«Его лошадь?» «Ильяна!, — не выдержал юноша, хотя его губами точно говорил сейчас призрак, — куда нам бежать? И ты чего хочешь найти? Отчего ты бежишь?» — Моя мама хочет тебя погубить, она уже проболталась, ты понимаешь/ И потому бесполезно разговаривать с отцом, он вряд ли поможет тебе!
Руки Евгения ломило — кровь только-только начала расходиться по распрямляющимся жилам. Он сразу поверил девушке — ведь он отлично понимал, как Петр и Саша разговаривали, и очень часто упоминали жену Петра, приговаривая, что от нее невозможно ожидать ничего хорошего.
Кажется, это ее звали Эвешка, и уговорить ее на что-то, противоречащее ее мнению, было невозможно.
— Пошли быстрее!, — потянула Ильяна парня за рукав, — мой отец спит, но она-то нет! Она как раз плывет сюда на лодке!
Поздно вечером она будет здесь!
Словно в беспамятстве, Евгений следовал за девушкой. Он даже не знал, куда она его поведет. Впрочем, это было не столь важно — главное, чтобы подальше от этого страшного места. Вскоре оба они уже оказались у ворот.
Надо же, и в самом деле тут Белица! Не веря своим глазам юноша потянулся рукой к лошади. Белица — единственное, что осталось от его прошлой жизни.
Лошадь осторожно приблизилась к своему хозяину и обнюхала его. Евгений сразу почувствовал себя увереннее, сильнее, ощущая на щеке горячее дыхание лошади.
Одно юноша знал наверняка — больше всего на свете он любил эту лошадь. Если бы он оставил ее дома, то отец в ярости умертвил бы ее. Он часто гневался и в гневе был очень страшен — никто не смел ослушаться его приказа, будь то простой слуга, или собственный сын…
А отец, он мертв? Нет, вряд ли — кажется, что и сама смерть до сих пор обходила его стороной. Зато она уносила близких людей. Унесла его мать. Унесла его тетю, его двоюродного брата.
Нет, лучше перестать думать об этом!
Евгений ласково похлопал Белицу по холке, а затем, одолевая легкое головокружение, стал вскарабкиваться в седло.
И тут он снова вспомнил лестницу в терем, лицо… Конечно, если бы великий князь узнал то, что знал Евгений, он сразу приказал бы отрубить отцу голову. И Евгений сам, пойди он только к князю, вынес бы этим отцу смертный приговор. Он годами носил это в себе, но не знал, что мешает ему пойти к князю. Может быть, смутное предчувствие, что потом князь все равно станет чураться сына, предавшего своего отца?
Тем временем Ильяна подвела лошадь поближе к дому. Привязав уздечку к перилам крыльца, девушка опрометью метнулась в сени. Евгений подумал, что она пришла за своими вещами. Сердце его бешено колотилось — вдруг сейчас оттуда выйдет Петр? Тогда конец! Впрочем, он не волшебник, с ним можно договориться, что-то доказать ему…
Вдруг что-то шевельнулось в душе юноши. Кажется, он был тут когда-то. Только тогда он удрал и из этого дома. Но почему, зачем? Впрочем, это не столь важно. И Евгений подумал, что он бесконечно бежит — с одного места на другое, оттуда еще куда-то. Так вся жизнь и пройдет.
ГЛАВА 6
Наконец появилась Ильяна с остро отточенным куском косы в руке. Она перерезала ремешок, поранив при этом палец юноше — у нее все время тряслись руки. «Извини!", — забормотала она, глядя на ярко-алую кровь, капающую на траву. «А, пустяки!", — сказал он. Поблагодарив девушку за помощь, он повернулся и собрался бежать отсюда подальше. Куда — все равно, лишь бы не оставаться здесь.
— Вон лошади!, — сказала Ильяна, хватая Евгения за рукав, — я уже собрала свои вещи и книгу! Нам нужно поскорее удирать отсюда! Кстати, это его лошадь!
Куда — вот в чем был вопрос. И что она подразумевала, говоря:
«Его лошадь?» «Ильяна!, — не выдержал юноша, хотя его губами точно говорил сейчас призрак, — куда нам бежать? И ты чего хочешь найти? Отчего ты бежишь?» — Моя мама хочет тебя погубить, она уже проболталась, ты понимаешь/ И потому бесполезно разговаривать с отцом, он вряд ли поможет тебе!
Руки Евгения ломило — кровь только-только начала расходиться по распрямляющимся жилам. Он сразу поверил девушке — ведь он отлично понимал, как Петр и Саша разговаривали, и очень часто упоминали жену Петра, приговаривая, что от нее невозможно ожидать ничего хорошего.
Кажется, это ее звали Эвешка, и уговорить ее на что-то, противоречащее ее мнению, было невозможно.
— Пошли быстрее!, — потянула Ильяна парня за рукав, — мой отец спит, но она-то нет! Она как раз плывет сюда на лодке!
Поздно вечером она будет здесь!
Словно в беспамятстве, Евгений следовал за девушкой. Он даже не знал, куда она его поведет. Впрочем, это было не столь важно — главное, чтобы подальше от этого страшного места. Вскоре оба они уже оказались у ворот.
Надо же, и в самом деле тут Белица! Не веря своим глазам юноша потянулся рукой к лошади. Белица — единственное, что осталось от его прошлой жизни.
Лошадь осторожно приблизилась к своему хозяину и обнюхала его. Евгений сразу почувствовал себя увереннее, сильнее, ощущая на щеке горячее дыхание лошади.
Одно юноша знал наверняка — больше всего на свете он любил эту лошадь. Если бы он оставил ее дома, то отец в ярости умертвил бы ее. Он часто гневался и в гневе был очень страшен — никто не смел ослушаться его приказа, будь то простой слуга, или собственный сын…
А отец, он мертв? Нет, вряд ли — кажется, что и сама смерть до сих пор обходила его стороной. Зато она уносила близких людей. Унесла его мать. Унесла его тетю, его двоюродного брата.
Нет, лучше перестать думать об этом!
Евгений ласково похлопал Белицу по холке, а затем, одолевая легкое головокружение, стал вскарабкиваться в седло.
И тут он снова вспомнил лестницу в терем, лицо… Конечно, если бы великий князь узнал то, что знал Евгений, он сразу приказал бы отрубить отцу голову. И Евгений сам, пойди он только к князю, вынес бы этим отцу смертный приговор. Он годами носил это в себе, но не знал, что мешает ему пойти к князю. Может быть, смутное предчувствие, что потом князь все равно станет чураться сына, предавшего своего отца?
Тем временем Ильяна подвела лошадь поближе к дому. Привязав уздечку к перилам крыльца, девушка опрометью метнулась в сени. Евгений подумал, что она пришла за своими вещами. Сердце его бешено колотилось — вдруг сейчас оттуда выйдет Петр? Тогда конец! Впрочем, он не волшебник, с ним можно договориться, что-то доказать ему…
Вдруг что-то шевельнулось в душе юноши. Кажется, он был тут когда-то. Только тогда он удрал и из этого дома. Но почему, зачем? Впрочем, это не столь важно. И Евгений подумал, что он бесконечно бежит — с одного места на другое, оттуда еще куда-то. Так вся жизнь и пройдет.
ГЛАВА 6
… Лодка с гулким стуком уткнулась носом в изношенные непогодой сваи причала. Уже начинало смеркаться. Странно только, что ни Петра, ни Александра на берегу не было. Эвешка привязала веревку к колышку и побежала на берег. Сердце ее забилось — она предчувствовала что-то недоброе. Птицей взлетела она на крыльцо и распахнула дверь.
— Петр!
Странно, что дверь не закрыта на засов. В доме было темно.
Правда, в печи курились угли. Где-то за печкой стонал домовой, словно жалуясь на опустевший дом.
— Петр!!!
Эвешка затравленно огляделась по сторонам, напрягая всю свою волшебную силу, только бы понять, что произошло. Наконец она что-то уловила. Бросившись к комнате Ильяны, женщина растворила дверь. Кровать дочери была в полнейшем беспорядке.
А рядом, прямо на полу, лежал Петр. Спит не спит… Голова покоилась на подушке, сам укрыт одеялом. Эвешка упала на колени и провела рукой по голове мужа. Только тут она заметила большую ссадину, на которой запеклась кровь.
Она не посмела даже рассердиться. В голове было только одно — только бы с ним все было нормально! Порывисто схватив руку мужа, холодную, как снег, Эвешка забормотала: «Петр! Очнись!
Петр!» Глаза его открылись. Он удивленно посмотрел на жену, явно удивляясь ее присутствию. Кажется, в последний раз он видел тут Ильяну…
Как же такое могло вообще случиться…
Эвешка даже не думала о дочери. И она не могла позволить себе разгневаться по привычке. Она только вспомнила про Сашу и стала заклинать волшебные силы, чтобы с ним все было в порядке.
Только теперь она поняла, как любит Петра. Только ее любовь оберегала все эти годы Петра Кочевикова. Может быть, спасла она его и на этот раз — Эвешка усилием воли приказала голове мужа не болеть больше и отогнала ломоту из его тела.
— Она ушла с ним, да?
— Я не знаю, куда она подевалась!, — отозвалась Эвешка.
Она ловила не только каждое слово, но и каждую мысль мужа, держа его голову в своих руках, — ну вообще-то я уверена, что они вместе удрали. Кажется, куда-то к северу!
Петр попытался подняться на ноги, но смог сделать это только с помощью Эвешки. Она почувствовала, как где-то неподалеку, вроде бы, в бане, очнулся свояк. Он ощупывал свои синяки и шишки. Впрочем, ох он заслужил — нечего было проявлять такую беззаботность!
— Так тебе и надо!, — мысленно говорила она Саше, с жалостью глядя, как Петр на дрожащих ногах, цепляясь за стены, направляется к выходу, чтобы сейчас же седлать лошадь и скакать вдогонку за дочерью.
Эвешка последовала за Петром на кухню. Кое-как они набрали снеди ему в дорогу. У него по щеке снова потекла кровь — видимо, он разбередил рану. Впрочем, Петр казнился не столько из-за вероломства Ильяны, сколько из сознания собственной беззаботности. Ильяну винить было не в чем — она наверняка просто стала орудием в руках этого бессовестного ублюдка. Или, что еще хуже, призрак, принявший иную личину, втерся ей в доверие.
Почуяв его милосердие к дочери, Эвешка прямо-таки вся вспыхнула от злости, но воли чувствам все же не дала.
Тут вдруг Эвешка подумала — к чему все эти хлопоты, сборы, волнения… У нее ведь еще достаточно силы, чтобы остановить дочь, где бы она сейчас не находилась. Остановить-то она ее остановит, а что потом…
Петр всегда всем прощал — Ильяне, Кави, а теперь ей, Эвешке.
Простил ей то, что она годами подвергала его такой опасности.
— Послушай-ка, — вдруг с беспокойством сказал Петр, — а куда это Сашка подевался?
— Где должен быть, на пути!, — отозвалась Эвешка. И она сама удивилась тому, что по ее щеке скатилась слеза. Только этого еще не хватало, подумала она, в такой момент, и эти телячьи нежности, да еще без причины…
Петр порывисто обнял жену: «Эвешка, они просто молодые, глупые!
Еще ветер в голове! Это я ее напугал! Все из-за меня случилось!
Она просто воображает себя покровительницей пацана! Ты только не волнуйся! Я скоро все улажу!» — Она его покровительница? О нет, не надо! Не нужно со мной спорить! Ты ведь даже не знаешь, какие мысли у них в головах.
Я же не хочу сейчас туда лезть! Я сыта всем этим по горло!
Но только, прошу тебя…
— Я знаю, о чем она думает!, — Петр глянул в глаза жене, — посуди сама, мы все время стерегли ее, даже вздохнуть не давали! Я на ее месте поступил бы точно так же — шваркнул отца головой об пол, и дал деру! Но она и в самом деле не собиралась никому причинять зла! Ты ведь знаешь, что в ее власти было сделать куда больше неприятностей…
— Петр!, — Эвешка явно стала терять над собой контроль, — ты не забывай, что она еще и моя дочь! Но вообще, я даже не знаю, почему родила ее.
— Потому что она хотела появиться на свет, вот почему. Точно так же, как она хотела иметь лошадь. А мы с тобой, как два дурака, вечно думали не о том.
— Перестань шутить, Петр, — Эвешка схватила мужа за руки. — Ты ведь даже сам не понимаешь, что говоришь. Ты меня никогда не понимал, никогда.
Нет, мне не следовало рожать. Не знаю, для чего я ее вынашивала… До сих пор не знаю.
— Опомнись, что ты говоришь.
— Петр, пойми меня правильно. Я же чувствую сплошную тишину. Она словно занавеску повесила вокруг себя. Тишина. Я люблю ее, но ведь любовь — это не самое главное.
Конечно, Петр снова не понял ее. Она явно обидела его. Кочевиков отвернулся и принялся поспешно укладывать в котомку продукты.
— Я верну ее домой, — выдавил он. Конечно он продолжал винить в случившемся только себя и Эвешку.
— Она все-таки удрала, да? — послышался из сеней голос. Взволнованный Саша вошел в горницу.
Эвешка подумала было кое-что, но тут словно вспомнила о присутствии свояка и пригасила мысль усилием воли. Эвешка с такой силой закусила губу, что почувствовала кровь.
И тут же вспомнила о шипах-колючках.
— Они взяли только молодую кобылу, — сообщил Александр. — Мы запросто догоним их.
— Я поплыву по реке, — решила Эвешка, — и не нужно считать меня дурой.
Давайте не будем устраивать тут споров и разборок. Я знаю, чего хочу. И не перечу вам. Хотя стоило бы это делать хоть иногда. Но только не нужно сейчас мне предлагать план действий.
— Да, давайте не будем ссориться, — с отчаянием в голосе сказал Петр. — Эвешка, ты отправляйся. Я же закончу сборы и отправлюсь следом за тобой.
Саша, у них не одна лошадь. Я видел кобылу этого парня, она прибрела сюда из леса. Эвешка, а ты знаешь, куда они могли пойти? И куда собираются?
— Куда же, на север, я уже сказала. Но одному тебе ехать никак нельзя.
Кстати, они даже не знают, куда едут. И потому я не могу прочесть этого в мыслях. Я первый раз сталкиваюсь с таким ожесточением.
— Это понятно, ведь она до смерти испугалась. Эвешка, а может, пока не преследовать ее? Пусть немного поостынет, подумает? Все равно от нас никуда не денется…
— Как оставить ее в лапах этого…
— Прекратите, — вмешался Саша, — хватит. Я согласен с вами обоими. Нам нельзя нажимать на нее, но и нельзя отпускать с этим Евгением. Она и сама не ведает, что творит, ей грозит смертельная опасность. Петр, она ведь запросто могла убить тебя, даже не понимая этого.
— Выходит, что она умнее, чем мы думали. Она все-таки понимает, что делает. Впрочем, на ее месте так поступил бы любой, если бы его вдруг загнали в угол. Но ведь мы говорим сейчас об Ильяне.
— Которая как раз находится в компании Кави, — выкрикнула Эвешка, — неужели вы хотите, чтобы она с ним и осталась?
Петр поглядел с жалостью на жену, и Ва сразу поняла, что напрасно повышала голос — она и так слишком часто навязывала мужу свое мнение.
Она порывисто заключила Петра в объятия и прошептала:
— Часто любовь спасает. А потому прошу — береги себя.
— Ага, — воскликнул он, отстраняясь. — Значит, любовь не спасает?
Эвешку объял ужас. Кажется, он снова неправильно ее понял.
— Ильяна такая эгоистичная, — наконец нашлась женщина. — Конечно, она испугана, этого нельзя сбрасывать со счетов. Но и мы тоже волнуемся. Как все сразу изменилось. Еще неделю назад была тишь и гладь, да божья благодать. Но вот что я скажу тебе, когда падаешь в пропасть, уже не до любви к ближнему.
— Но ведь она твоя дочь.
— Ох, как надоели мне эти споры, — повела плечами Эвешка в раздражении.
И тут она увидела Сашу, который осуждающе смотрел на них. — Ты вот сам с ним разберись.
Сил больше не было, и Эвешка стрелой вылетела в сени, оттуда — на крыльцо, с крыльца — на улицу, и прямиком через двор.
— Эвешка! — завопил Петр, и в этом вопле отразилась целая гамма чувств — испуг, раздражение, непонимание. Но призыв его остался без ответа.
— Что она собирается делать, — несмело спросил он, — что она сделает, когда доберется до них? Неужели будет спорить с ними, урезонивать?
Что-то на нее непохоже!
Петр угрюмо молчал.
— Пошли! — сказал Саша, — нужно взять в доме припасы!
— Нам за ней нужно бежать, за ней! Почему нам не остановить ее, пока не поздно? Это твоя идея? Или моя? Или ее? — Петр раздраженно хлопнул рукой по перилам, — Боже мой, я схожу с ума!
— Мы все равно тут не удержим ее! — сказал Саша рассудительно, — и она в чем-то права! Ведь мы не знаем, кому было нужно рождение Ильяны! Уж точно не Эвешке!
Кровь бросилась в лицо Петру, в голове зашумело.
— Вообще-то, Сашуля, — процедил он, — дети делаются безо всякого волшебстваа, и если только ребенок зародится, то он уже обязательно должен появиться на свет!
— Но только не дети колдунов!
Нет, время и место для спора не подходили! Но Петр захотел, чтобы последнее слово осталось за ним:
— Волшебники те же люди! — Круто повернувшись, он широкими шагами пошел в дом — за провизией и оружием.
— Но я про то, — бросил ему вдогонку Саша, — она же окружила себя волшебной защитой на всю оставшуюся жизнь! Такого не должно было случиться!
— Какой еще защитой? От чего? — Петр развернулся уже на пороге, — от нашей любви, что ли? Вдумайся, что ты городишь! Она любит Ильяну!
— Но ведь она слишком хорошо знает, что для нее опасно! — отчеканил Саша.
— Мышонок для нее — никакая не опасность! Она наша самая большая ценность!
— Но ее появления мог желать кто угодно! Это я имею в виду! И Эвешка боится именно этого!
— Ладно, ладно, пусть будет по-твоему! Пусть ее мать, Драга! Конечно, она боится влияния Драги! Но ведь Драга давно умерла!
Конечно, Саша сдаваться не собирался, и потому вдруг выпалил:
— Умерла, как и Черневог!
Малыш побежал за ними. Он то и дело принюхивался к траве и недовольно ворчал.
Дядя наблюдал за поведением собаки — вот задала племянница задачу! Малыш любил Ильяну, но остался дома. И вдруг Саша понял в чем дело — Ильяна заставила собаку усилием воли остаться дома, охранять отца, покуда тот находится в бессознательном состоянии. Но теперь Малыш был свободен от распоряжения молодой хозяйки, потому что выполнил его. И теперь уверенно шел по следу Пестрянки. Перед наступлением сумерек их стала сопровождать большая Сова. Она то исчезала, то летела прямо над головами. Потом пропала вовсе.
— Что это? — обеспокоенно спросил Евгений.
— Обычная Сова!
— Что-то непохоже на обычную сову! — запротестовал юноша. Очевидно, он имел в виду, что эта Сова какая-то неживая.
— Ничего! — сказала она, чтобы как-то успокоить попутчика, — ведь призраки тоже существуют!
Евгений тут же заставил ее вспомнить про отца, который не мог читать мысли, и был довольно-таки долготерпимым. Теперь про него они знали еще кое-что — Петру иногда изменяло чувство осторожности.
Ильяне очень хотелось помочь ему чем-то, но думать сейчас о нем или об отце — значило и отвлекать себя. А уж если бы тут оказался Кави… Нет, наверняка это было опасно и для самого Евгения…
Ильяна думала, а ее спутник вдруг что-то совсем ослабел. Может быть, просто сказалось напряжение последних суток, может, это Ильяна, сама того не желая, отвлекала его. Так или иначе, Евгений даже перестал пригибать голову всякий раз, когда перед ним оказывалась ветка дерева.
Так и глаза выхлестать недолго, подумала Ильяна, мысленно приказывая ему быть поосторожнее. Одновременно она дернула за повод, и Пестрянка поравнялась с кобылой Евгения. Ильяна положила руку на плечо юноши.
— Смотри, не свались! — заметила она. Нет, хватит размышлений, ведь мать наверняка уже дома, и ловит ее мысли…
Заклятья, заклятья. Весь дом был пропитан заклятьями колдунов уже задолго до появления на свет отца или дяди Саши. Ильяна привыкла к волшебству. Конечно, это легко сделать, если знаешь, что какие-то заклятья лежат на глиняной посуде, бревенчатых стенах, печке-лежанке.
Ильяна знала, но не всегда понимала магию, хотя и родилась чародейкой. А еще мать… Она постоянно твердила Ильяне, что чародейством лучше не заниматься, делать все так, как делают простые люди. Но при этом втихомолку занималась колдовством. Мать боялась всего на свете, что шло вразрез с ее желаниями. То, что не хотело подчиняться ей, означало опасность для нее. Она даже Ильяну боялась, смотрела на нее часто со страхом. Может быть, потому девушка и привыкла постоянно чувствовать себя рядом с матерью напряженно. И везде ощущать ее незримое присутствие. Она настолько свыклась с этим присутствием, что после ухода Эвешки ощущала какой-то дискомфорт, заброшенность, отсутствие привычного внимания к себе.
Как-то дядя обмолвился, что мать не желает, чтобы о ней вообще кто-то чего-то знал. Впрочем, это было понятно — кроме нравоучений и причитаний, из Эвешки нельзя слово было вытянуть. Она всегда была замкнута на самой себе. Хотя это было легко объяснить — ведь мать столько испытала невзгод в жизни, что привыкла к тому, что окружающие приносят ей только беды. Но мать своим недоверием к окружающим даже не давала им шанса сделать ей что-то доброе. Ильяна всегда знала, что мать, подозревающая ее во всех смертных грехах, в любой момент готова сокрушить ее силой своего волшебства, а если отец и дядя вступились бы за Ильяну, то разделили бы ее участь. Оставалось только одно — подыскать какое-то безопасное убежище, куда мать не добралась бы…
И Ильяна мысленно повторяла — папа, не верь ей, не слушай ее, ведь она испугана, страх ослепил ее. А с ее силой… И она стала еще сильнее — силы придало ей чувство опасности.
Ведь она, Ильяна, никому в жизни еще не причинила вреда. А мать постоянно подозревала ее в желании причинить вред отцу. Правда, она недавно так и поступила, но исключительно вынужденно, это мать спровоцировала. И Ильяна вспомнила, что в какой-то дядиной книге было написано — если кого-то считают способным на что-то, приписывают ему какое-то определенное качество, то человек и в самом деле рано или поздно становится таким.
Но отец с дядей всегда не хотели слушать Ильяну. Их больше всего беспокоили постоянные страхи матери, которая видела до появления Черневога главную опасность в ней, Ильяне…
И теперь Ильяна убегала прочь от отчего дома — она больше не могла оставаться Мышонком, не хотела, чтобы отец по прихоти матери убивал невинного человека только за то, что он хотел находиться возле их дочери. И Евгения нельзя было ни в чем винить — в конце концов это она, Ильяна, помогла ему бежать от гнева матери.
И девушка думала — трудности длятся не бесконечно, рано или поздно она подыщет подходящее место, у нее появится семья. Может быть, он будет так же стоять на холме, как и дядин дом (хотя, как оказалось, это не слишком безопасно). Ильяна не знала, какое отношение имеет мать к ночной буре и пожару, но в душе ее шевелились неясные подозрения.
Вдруг девушка уловила, как кто-то зовет мысленно — Ильяна, выходи из тьмы, не нужно прятаться, ты не права. Послушай, покуда ты слышишь. Ведь он уже подбил тебя причинить боль родному отцу!
Но Ильяна не собиралась ничего слушать. Она постаралась снова ни о чем не думать, только бы никто не мог отследить потока ее размышлений…А ведь твой отец верил тебе, а теперь он не может доверять своей дочери. Впервые в жизни ты подвела его. Ты причинила боль ему и дяде, а ведь могло быть и хуже, ты не хочешь думать о возможных серьезных последствиях. А это плохо. Пока не поздно — одумайся! Неужели твои родители учили тебя этому? Одумайся…
— Нет! — закричала девушка, больше не в силах сдерживаться. Ей казалось, что она слышит даже плеск воды в реке, — ты ведь никогда никого не любила! Тебе все безразличны! Ты всегда была эгоисткой, ты всем желала гибели! Конечно, я могу поговорить с тобой, но разговора у нас все равно не получится — я не поверю ни одному твоему обещанию. Если я вернусь, нам придется сражаться, драться, но это плохо… Ведь дядя и отец могут понять, что ты сама приносила им беды всю жизнь. Отец ни разу не рассмеялся при тебе! Но со мной ему всегда весело, он раскован! И не нужно вкладывать в его голову собственные мысли, мама! И не нужно говорить, кто причиняет ему боль!
— Боже! — прошептал Евгений, когда порыв ветра принялся шелестеть листвой и трепать конские гривы. Пестрянка испуганно захрапела и запрядала ушами, порываясь даже встать на дыбы. Но Ильяна удержала кобылу — она знала, что этот ветер наслала мать, чтобы лошади перепугались и сбросили седоков, ускакав от них. А куда они денутся от преследования без лошадей? Конечно, мать в первую очередь желала вреда Евгению. Но зато Ильяна не желала этого! Пестрянка принадлежала ей, Евгений был с ней, как и его белая лошадь. — Оставь нас в покое! — подумала яростно девушка, — не нужно гнаться за нами! Если ты хочешь, чтобы я осталась вашей дочерью, то оставь меня сейчас в покое!
Пестрянка принялась дрожать. Чувство испуга стало улетучиваться, подобно дыму, но зато над ними закружила Сова.
— Евгений, все нормально! — подбодрила спутника Ильяна, — не нужно пугаться!
— А я и так никого не боюсь! — храбро воскликнул юноша, но, увидев выражение лица Ильяны, поспешил добавить, — кроме разве что колдунов! И призраков… А как это так твоя мать узнает, где мы?
— Она слышит нас! — пояснила девушка, — слышит, но не слушает! — Ильяна с трудом удержала слезы, — она всегда слышит, хотя и не слушает!
— Может, нам стоит вернуться и переговорить с твоим папой, — несмело сказал Евгений, — хотя он, конечно же, не слишком будет рад меня видеть!
— Нет! — выкрикнула Ильяна, — там ведь и моя мать! Ни отец, ни дядя не смогут уговорить ее, если мы даже их сможем убедить! Обратной дороги нет!
— Даже понятия не имею, куда они провалились! — сказал виновато Саша, когда Петр с готовой котомкой сошел с крыльца. Эвешка уже возилась с лодкой на берегу. Конечно, она как всегда действовала наверняка!
— Отлично! — отозвался Кочевиков, забрасывая сумку свояка на спину лошади, — в любом случае — они в лесу. Как и мы. Конечно, пошли на север. Но куда это запропастились твои лешие? И что, Мисиги уснул там?
Лешие наверняка давно уже приметили их!
— Да я не о том! Я могу даже улавливать иногда ее мысли, но чувствую сопротивление — она не хочет этого! Какое-то странное чувство… Дело даже не в том, что она хочет скрыться подальше и запутать за собой все следы! Если сказать честно, я и сам не пойму, в чем дело!
— ПОнятно, что она просто не хочет с матерью встречаться! — буркнул Петр. Он сноровисто увязал на спине Волка две переметных сумы, — конечно, все так получилось — я даже не могу винить ее! Если вдруг поймаешь ее мысль, передай, что я сам хочу с ней поговорить, пусть не удирает! Меня нечего пугаться, я ведь не колдун!
— Но ты не должен вести себя так опрометчиво!
— Какая к черту опрометчивость! Она ведь моя дочь! Почему я должен бояться ее?
— Но ведь она там не одна!
— Да, пусть там с ней Черневог! Но я клянусь, что я даже спокойнее буду себя чувствовать!
— С чего ты взял, что он будет всегда таким спокойным? Смотри, разорвет на части!
— Хорошо сказано, спокойным! — Петр одним махом взлетел в седло, покуда свояк продолжал возиться с череседельником, — его сюда привело не спокойствие духа! И не его хорошее поведение разожгло ссору Эвешки с Ильяной! И уж вовсе не из хороших побуждений он прикончил этого парня!
— А может, он наоборот сохранил ему жизнь! Я все меньше и меньше верю, что он и в самом деле лишил его жизни! Ты посмотри, какой он прыткий!
— Не знаю, не знаю! Не слишком ли много странностей — боярский сын из Киева неизвестно как попадает в наш лес, тонет в ручье, который и курица перейдет, да еще в это время твой дом загорается, хотя до этого он спокойно стоял и в грозы пострашнее этой! А потом и его лошадь появляется… И тут вдруг Ильяне стукнуло в голову бежать с Черневогом?
Нет, столько странностей сразу!
— Но ведь может быть и так, что парня постигло какое-нибудь старое заклятье! Их тут тьма-тьмущая, ты сам знаешь! Может быть, даже какое-нибудь из моих! Кто знает! Правда, я не помню, чтобы когда-либо желал незнакомому парню утопнуть в ручье!
Установилась гнетущая тишина.
— Проклятье, — выругался Петр, — мы так доболтаемся!
— Хватит!
— А что — хватит? Кажется, у тебя был дядя Федя! Такой жуликоватый тип!
От него можно было чего хочешь ожидать! Боже, какая кровь течет в жилах моей дочери! Хорошо, что хоть иногда у нее хватает ума образумиться!
Может, она успокоит и этого молодого дурака! А то бегут, как очумелые!
— Петр!
Странно, что дверь не закрыта на засов. В доме было темно.
Правда, в печи курились угли. Где-то за печкой стонал домовой, словно жалуясь на опустевший дом.
— Петр!!!
Эвешка затравленно огляделась по сторонам, напрягая всю свою волшебную силу, только бы понять, что произошло. Наконец она что-то уловила. Бросившись к комнате Ильяны, женщина растворила дверь. Кровать дочери была в полнейшем беспорядке.
А рядом, прямо на полу, лежал Петр. Спит не спит… Голова покоилась на подушке, сам укрыт одеялом. Эвешка упала на колени и провела рукой по голове мужа. Только тут она заметила большую ссадину, на которой запеклась кровь.
Она не посмела даже рассердиться. В голове было только одно — только бы с ним все было нормально! Порывисто схватив руку мужа, холодную, как снег, Эвешка забормотала: «Петр! Очнись!
Петр!» Глаза его открылись. Он удивленно посмотрел на жену, явно удивляясь ее присутствию. Кажется, в последний раз он видел тут Ильяну…
Как же такое могло вообще случиться…
Эвешка даже не думала о дочери. И она не могла позволить себе разгневаться по привычке. Она только вспомнила про Сашу и стала заклинать волшебные силы, чтобы с ним все было в порядке.
Только теперь она поняла, как любит Петра. Только ее любовь оберегала все эти годы Петра Кочевикова. Может быть, спасла она его и на этот раз — Эвешка усилием воли приказала голове мужа не болеть больше и отогнала ломоту из его тела.
— Она ушла с ним, да?
— Я не знаю, куда она подевалась!, — отозвалась Эвешка.
Она ловила не только каждое слово, но и каждую мысль мужа, держа его голову в своих руках, — ну вообще-то я уверена, что они вместе удрали. Кажется, куда-то к северу!
Петр попытался подняться на ноги, но смог сделать это только с помощью Эвешки. Она почувствовала, как где-то неподалеку, вроде бы, в бане, очнулся свояк. Он ощупывал свои синяки и шишки. Впрочем, ох он заслужил — нечего было проявлять такую беззаботность!
— Так тебе и надо!, — мысленно говорила она Саше, с жалостью глядя, как Петр на дрожащих ногах, цепляясь за стены, направляется к выходу, чтобы сейчас же седлать лошадь и скакать вдогонку за дочерью.
Эвешка последовала за Петром на кухню. Кое-как они набрали снеди ему в дорогу. У него по щеке снова потекла кровь — видимо, он разбередил рану. Впрочем, Петр казнился не столько из-за вероломства Ильяны, сколько из сознания собственной беззаботности. Ильяну винить было не в чем — она наверняка просто стала орудием в руках этого бессовестного ублюдка. Или, что еще хуже, призрак, принявший иную личину, втерся ей в доверие.
Почуяв его милосердие к дочери, Эвешка прямо-таки вся вспыхнула от злости, но воли чувствам все же не дала.
Тут вдруг Эвешка подумала — к чему все эти хлопоты, сборы, волнения… У нее ведь еще достаточно силы, чтобы остановить дочь, где бы она сейчас не находилась. Остановить-то она ее остановит, а что потом…
Петр всегда всем прощал — Ильяне, Кави, а теперь ей, Эвешке.
Простил ей то, что она годами подвергала его такой опасности.
— Послушай-ка, — вдруг с беспокойством сказал Петр, — а куда это Сашка подевался?
— Где должен быть, на пути!, — отозвалась Эвешка. И она сама удивилась тому, что по ее щеке скатилась слеза. Только этого еще не хватало, подумала она, в такой момент, и эти телячьи нежности, да еще без причины…
Петр порывисто обнял жену: «Эвешка, они просто молодые, глупые!
Еще ветер в голове! Это я ее напугал! Все из-за меня случилось!
Она просто воображает себя покровительницей пацана! Ты только не волнуйся! Я скоро все улажу!» — Она его покровительница? О нет, не надо! Не нужно со мной спорить! Ты ведь даже не знаешь, какие мысли у них в головах.
Я же не хочу сейчас туда лезть! Я сыта всем этим по горло!
Но только, прошу тебя…
— Я знаю, о чем она думает!, — Петр глянул в глаза жене, — посуди сама, мы все время стерегли ее, даже вздохнуть не давали! Я на ее месте поступил бы точно так же — шваркнул отца головой об пол, и дал деру! Но она и в самом деле не собиралась никому причинять зла! Ты ведь знаешь, что в ее власти было сделать куда больше неприятностей…
— Петр!, — Эвешка явно стала терять над собой контроль, — ты не забывай, что она еще и моя дочь! Но вообще, я даже не знаю, почему родила ее.
— Потому что она хотела появиться на свет, вот почему. Точно так же, как она хотела иметь лошадь. А мы с тобой, как два дурака, вечно думали не о том.
— Перестань шутить, Петр, — Эвешка схватила мужа за руки. — Ты ведь даже сам не понимаешь, что говоришь. Ты меня никогда не понимал, никогда.
Нет, мне не следовало рожать. Не знаю, для чего я ее вынашивала… До сих пор не знаю.
— Опомнись, что ты говоришь.
— Петр, пойми меня правильно. Я же чувствую сплошную тишину. Она словно занавеску повесила вокруг себя. Тишина. Я люблю ее, но ведь любовь — это не самое главное.
Конечно, Петр снова не понял ее. Она явно обидела его. Кочевиков отвернулся и принялся поспешно укладывать в котомку продукты.
— Я верну ее домой, — выдавил он. Конечно он продолжал винить в случившемся только себя и Эвешку.
— Она все-таки удрала, да? — послышался из сеней голос. Взволнованный Саша вошел в горницу.
Эвешка подумала было кое-что, но тут словно вспомнила о присутствии свояка и пригасила мысль усилием воли. Эвешка с такой силой закусила губу, что почувствовала кровь.
И тут же вспомнила о шипах-колючках.
— Они взяли только молодую кобылу, — сообщил Александр. — Мы запросто догоним их.
— Я поплыву по реке, — решила Эвешка, — и не нужно считать меня дурой.
Давайте не будем устраивать тут споров и разборок. Я знаю, чего хочу. И не перечу вам. Хотя стоило бы это делать хоть иногда. Но только не нужно сейчас мне предлагать план действий.
— Да, давайте не будем ссориться, — с отчаянием в голосе сказал Петр. — Эвешка, ты отправляйся. Я же закончу сборы и отправлюсь следом за тобой.
Саша, у них не одна лошадь. Я видел кобылу этого парня, она прибрела сюда из леса. Эвешка, а ты знаешь, куда они могли пойти? И куда собираются?
— Куда же, на север, я уже сказала. Но одному тебе ехать никак нельзя.
Кстати, они даже не знают, куда едут. И потому я не могу прочесть этого в мыслях. Я первый раз сталкиваюсь с таким ожесточением.
— Это понятно, ведь она до смерти испугалась. Эвешка, а может, пока не преследовать ее? Пусть немного поостынет, подумает? Все равно от нас никуда не денется…
— Как оставить ее в лапах этого…
— Прекратите, — вмешался Саша, — хватит. Я согласен с вами обоими. Нам нельзя нажимать на нее, но и нельзя отпускать с этим Евгением. Она и сама не ведает, что творит, ей грозит смертельная опасность. Петр, она ведь запросто могла убить тебя, даже не понимая этого.
— Выходит, что она умнее, чем мы думали. Она все-таки понимает, что делает. Впрочем, на ее месте так поступил бы любой, если бы его вдруг загнали в угол. Но ведь мы говорим сейчас об Ильяне.
— Которая как раз находится в компании Кави, — выкрикнула Эвешка, — неужели вы хотите, чтобы она с ним и осталась?
Петр поглядел с жалостью на жену, и Ва сразу поняла, что напрасно повышала голос — она и так слишком часто навязывала мужу свое мнение.
Она порывисто заключила Петра в объятия и прошептала:
— Часто любовь спасает. А потому прошу — береги себя.
— Ага, — воскликнул он, отстраняясь. — Значит, любовь не спасает?
Эвешку объял ужас. Кажется, он снова неправильно ее понял.
— Ильяна такая эгоистичная, — наконец нашлась женщина. — Конечно, она испугана, этого нельзя сбрасывать со счетов. Но и мы тоже волнуемся. Как все сразу изменилось. Еще неделю назад была тишь и гладь, да божья благодать. Но вот что я скажу тебе, когда падаешь в пропасть, уже не до любви к ближнему.
— Но ведь она твоя дочь.
— Ох, как надоели мне эти споры, — повела плечами Эвешка в раздражении.
И тут она увидела Сашу, который осуждающе смотрел на них. — Ты вот сам с ним разберись.
Сил больше не было, и Эвешка стрелой вылетела в сени, оттуда — на крыльцо, с крыльца — на улицу, и прямиком через двор.
— Эвешка! — завопил Петр, и в этом вопле отразилась целая гамма чувств — испуг, раздражение, непонимание. Но призыв его остался без ответа.
* * *
— Эвешка! — теперь уже гневно закричал Кочевиков. Казалось, что он понял, что собралась предпринять его жена. Саша же непонимающе уставился на свояка.— Что она собирается делать, — несмело спросил он, — что она сделает, когда доберется до них? Неужели будет спорить с ними, урезонивать?
Что-то на нее непохоже!
Петр угрюмо молчал.
— Пошли! — сказал Саша, — нужно взять в доме припасы!
— Нам за ней нужно бежать, за ней! Почему нам не остановить ее, пока не поздно? Это твоя идея? Или моя? Или ее? — Петр раздраженно хлопнул рукой по перилам, — Боже мой, я схожу с ума!
— Мы все равно тут не удержим ее! — сказал Саша рассудительно, — и она в чем-то права! Ведь мы не знаем, кому было нужно рождение Ильяны! Уж точно не Эвешке!
Кровь бросилась в лицо Петру, в голове зашумело.
— Вообще-то, Сашуля, — процедил он, — дети делаются безо всякого волшебстваа, и если только ребенок зародится, то он уже обязательно должен появиться на свет!
— Но только не дети колдунов!
Нет, время и место для спора не подходили! Но Петр захотел, чтобы последнее слово осталось за ним:
— Волшебники те же люди! — Круто повернувшись, он широкими шагами пошел в дом — за провизией и оружием.
— Но я про то, — бросил ему вдогонку Саша, — она же окружила себя волшебной защитой на всю оставшуюся жизнь! Такого не должно было случиться!
— Какой еще защитой? От чего? — Петр развернулся уже на пороге, — от нашей любви, что ли? Вдумайся, что ты городишь! Она любит Ильяну!
— Но ведь она слишком хорошо знает, что для нее опасно! — отчеканил Саша.
— Мышонок для нее — никакая не опасность! Она наша самая большая ценность!
— Но ее появления мог желать кто угодно! Это я имею в виду! И Эвешка боится именно этого!
— Ладно, ладно, пусть будет по-твоему! Пусть ее мать, Драга! Конечно, она боится влияния Драги! Но ведь Драга давно умерла!
Конечно, Саша сдаваться не собирался, и потому вдруг выпалил:
— Умерла, как и Черневог!
* * *
Малыш побежал за ними. Он то и дело принюхивался к траве и недовольно ворчал.
Дядя наблюдал за поведением собаки — вот задала племянница задачу! Малыш любил Ильяну, но остался дома. И вдруг Саша понял в чем дело — Ильяна заставила собаку усилием воли остаться дома, охранять отца, покуда тот находится в бессознательном состоянии. Но теперь Малыш был свободен от распоряжения молодой хозяйки, потому что выполнил его. И теперь уверенно шел по следу Пестрянки. Перед наступлением сумерек их стала сопровождать большая Сова. Она то исчезала, то летела прямо над головами. Потом пропала вовсе.
* * *
— Что это? — обеспокоенно спросил Евгений.
— Обычная Сова!
— Что-то непохоже на обычную сову! — запротестовал юноша. Очевидно, он имел в виду, что эта Сова какая-то неживая.
— Ничего! — сказала она, чтобы как-то успокоить попутчика, — ведь призраки тоже существуют!
Евгений тут же заставил ее вспомнить про отца, который не мог читать мысли, и был довольно-таки долготерпимым. Теперь про него они знали еще кое-что — Петру иногда изменяло чувство осторожности.
Ильяне очень хотелось помочь ему чем-то, но думать сейчас о нем или об отце — значило и отвлекать себя. А уж если бы тут оказался Кави… Нет, наверняка это было опасно и для самого Евгения…
Ильяна думала, а ее спутник вдруг что-то совсем ослабел. Может быть, просто сказалось напряжение последних суток, может, это Ильяна, сама того не желая, отвлекала его. Так или иначе, Евгений даже перестал пригибать голову всякий раз, когда перед ним оказывалась ветка дерева.
Так и глаза выхлестать недолго, подумала Ильяна, мысленно приказывая ему быть поосторожнее. Одновременно она дернула за повод, и Пестрянка поравнялась с кобылой Евгения. Ильяна положила руку на плечо юноши.
— Смотри, не свались! — заметила она. Нет, хватит размышлений, ведь мать наверняка уже дома, и ловит ее мысли…
Заклятья, заклятья. Весь дом был пропитан заклятьями колдунов уже задолго до появления на свет отца или дяди Саши. Ильяна привыкла к волшебству. Конечно, это легко сделать, если знаешь, что какие-то заклятья лежат на глиняной посуде, бревенчатых стенах, печке-лежанке.
Ильяна знала, но не всегда понимала магию, хотя и родилась чародейкой. А еще мать… Она постоянно твердила Ильяне, что чародейством лучше не заниматься, делать все так, как делают простые люди. Но при этом втихомолку занималась колдовством. Мать боялась всего на свете, что шло вразрез с ее желаниями. То, что не хотело подчиняться ей, означало опасность для нее. Она даже Ильяну боялась, смотрела на нее часто со страхом. Может быть, потому девушка и привыкла постоянно чувствовать себя рядом с матерью напряженно. И везде ощущать ее незримое присутствие. Она настолько свыклась с этим присутствием, что после ухода Эвешки ощущала какой-то дискомфорт, заброшенность, отсутствие привычного внимания к себе.
Как-то дядя обмолвился, что мать не желает, чтобы о ней вообще кто-то чего-то знал. Впрочем, это было понятно — кроме нравоучений и причитаний, из Эвешки нельзя слово было вытянуть. Она всегда была замкнута на самой себе. Хотя это было легко объяснить — ведь мать столько испытала невзгод в жизни, что привыкла к тому, что окружающие приносят ей только беды. Но мать своим недоверием к окружающим даже не давала им шанса сделать ей что-то доброе. Ильяна всегда знала, что мать, подозревающая ее во всех смертных грехах, в любой момент готова сокрушить ее силой своего волшебства, а если отец и дядя вступились бы за Ильяну, то разделили бы ее участь. Оставалось только одно — подыскать какое-то безопасное убежище, куда мать не добралась бы…
И Ильяна мысленно повторяла — папа, не верь ей, не слушай ее, ведь она испугана, страх ослепил ее. А с ее силой… И она стала еще сильнее — силы придало ей чувство опасности.
Ведь она, Ильяна, никому в жизни еще не причинила вреда. А мать постоянно подозревала ее в желании причинить вред отцу. Правда, она недавно так и поступила, но исключительно вынужденно, это мать спровоцировала. И Ильяна вспомнила, что в какой-то дядиной книге было написано — если кого-то считают способным на что-то, приписывают ему какое-то определенное качество, то человек и в самом деле рано или поздно становится таким.
Но отец с дядей всегда не хотели слушать Ильяну. Их больше всего беспокоили постоянные страхи матери, которая видела до появления Черневога главную опасность в ней, Ильяне…
И теперь Ильяна убегала прочь от отчего дома — она больше не могла оставаться Мышонком, не хотела, чтобы отец по прихоти матери убивал невинного человека только за то, что он хотел находиться возле их дочери. И Евгения нельзя было ни в чем винить — в конце концов это она, Ильяна, помогла ему бежать от гнева матери.
И девушка думала — трудности длятся не бесконечно, рано или поздно она подыщет подходящее место, у нее появится семья. Может быть, он будет так же стоять на холме, как и дядин дом (хотя, как оказалось, это не слишком безопасно). Ильяна не знала, какое отношение имеет мать к ночной буре и пожару, но в душе ее шевелились неясные подозрения.
Вдруг девушка уловила, как кто-то зовет мысленно — Ильяна, выходи из тьмы, не нужно прятаться, ты не права. Послушай, покуда ты слышишь. Ведь он уже подбил тебя причинить боль родному отцу!
Но Ильяна не собиралась ничего слушать. Она постаралась снова ни о чем не думать, только бы никто не мог отследить потока ее размышлений…А ведь твой отец верил тебе, а теперь он не может доверять своей дочери. Впервые в жизни ты подвела его. Ты причинила боль ему и дяде, а ведь могло быть и хуже, ты не хочешь думать о возможных серьезных последствиях. А это плохо. Пока не поздно — одумайся! Неужели твои родители учили тебя этому? Одумайся…
— Нет! — закричала девушка, больше не в силах сдерживаться. Ей казалось, что она слышит даже плеск воды в реке, — ты ведь никогда никого не любила! Тебе все безразличны! Ты всегда была эгоисткой, ты всем желала гибели! Конечно, я могу поговорить с тобой, но разговора у нас все равно не получится — я не поверю ни одному твоему обещанию. Если я вернусь, нам придется сражаться, драться, но это плохо… Ведь дядя и отец могут понять, что ты сама приносила им беды всю жизнь. Отец ни разу не рассмеялся при тебе! Но со мной ему всегда весело, он раскован! И не нужно вкладывать в его голову собственные мысли, мама! И не нужно говорить, кто причиняет ему боль!
— Боже! — прошептал Евгений, когда порыв ветра принялся шелестеть листвой и трепать конские гривы. Пестрянка испуганно захрапела и запрядала ушами, порываясь даже встать на дыбы. Но Ильяна удержала кобылу — она знала, что этот ветер наслала мать, чтобы лошади перепугались и сбросили седоков, ускакав от них. А куда они денутся от преследования без лошадей? Конечно, мать в первую очередь желала вреда Евгению. Но зато Ильяна не желала этого! Пестрянка принадлежала ей, Евгений был с ней, как и его белая лошадь. — Оставь нас в покое! — подумала яростно девушка, — не нужно гнаться за нами! Если ты хочешь, чтобы я осталась вашей дочерью, то оставь меня сейчас в покое!
Пестрянка принялась дрожать. Чувство испуга стало улетучиваться, подобно дыму, но зато над ними закружила Сова.
— Евгений, все нормально! — подбодрила спутника Ильяна, — не нужно пугаться!
— А я и так никого не боюсь! — храбро воскликнул юноша, но, увидев выражение лица Ильяны, поспешил добавить, — кроме разве что колдунов! И призраков… А как это так твоя мать узнает, где мы?
— Она слышит нас! — пояснила девушка, — слышит, но не слушает! — Ильяна с трудом удержала слезы, — она всегда слышит, хотя и не слушает!
— Может, нам стоит вернуться и переговорить с твоим папой, — несмело сказал Евгений, — хотя он, конечно же, не слишком будет рад меня видеть!
— Нет! — выкрикнула Ильяна, — там ведь и моя мать! Ни отец, ни дядя не смогут уговорить ее, если мы даже их сможем убедить! Обратной дороги нет!
* * *
— Даже понятия не имею, куда они провалились! — сказал виновато Саша, когда Петр с готовой котомкой сошел с крыльца. Эвешка уже возилась с лодкой на берегу. Конечно, она как всегда действовала наверняка!
— Отлично! — отозвался Кочевиков, забрасывая сумку свояка на спину лошади, — в любом случае — они в лесу. Как и мы. Конечно, пошли на север. Но куда это запропастились твои лешие? И что, Мисиги уснул там?
Лешие наверняка давно уже приметили их!
— Да я не о том! Я могу даже улавливать иногда ее мысли, но чувствую сопротивление — она не хочет этого! Какое-то странное чувство… Дело даже не в том, что она хочет скрыться подальше и запутать за собой все следы! Если сказать честно, я и сам не пойму, в чем дело!
— ПОнятно, что она просто не хочет с матерью встречаться! — буркнул Петр. Он сноровисто увязал на спине Волка две переметных сумы, — конечно, все так получилось — я даже не могу винить ее! Если вдруг поймаешь ее мысль, передай, что я сам хочу с ней поговорить, пусть не удирает! Меня нечего пугаться, я ведь не колдун!
— Но ты не должен вести себя так опрометчиво!
— Какая к черту опрометчивость! Она ведь моя дочь! Почему я должен бояться ее?
— Но ведь она там не одна!
— Да, пусть там с ней Черневог! Но я клянусь, что я даже спокойнее буду себя чувствовать!
— С чего ты взял, что он будет всегда таким спокойным? Смотри, разорвет на части!
— Хорошо сказано, спокойным! — Петр одним махом взлетел в седло, покуда свояк продолжал возиться с череседельником, — его сюда привело не спокойствие духа! И не его хорошее поведение разожгло ссору Эвешки с Ильяной! И уж вовсе не из хороших побуждений он прикончил этого парня!
— А может, он наоборот сохранил ему жизнь! Я все меньше и меньше верю, что он и в самом деле лишил его жизни! Ты посмотри, какой он прыткий!
— Не знаю, не знаю! Не слишком ли много странностей — боярский сын из Киева неизвестно как попадает в наш лес, тонет в ручье, который и курица перейдет, да еще в это время твой дом загорается, хотя до этого он спокойно стоял и в грозы пострашнее этой! А потом и его лошадь появляется… И тут вдруг Ильяне стукнуло в голову бежать с Черневогом?
Нет, столько странностей сразу!
— Но ведь может быть и так, что парня постигло какое-нибудь старое заклятье! Их тут тьма-тьмущая, ты сам знаешь! Может быть, даже какое-нибудь из моих! Кто знает! Правда, я не помню, чтобы когда-либо желал незнакомому парню утопнуть в ручье!
Установилась гнетущая тишина.
— Проклятье, — выругался Петр, — мы так доболтаемся!
— Хватит!
— А что — хватит? Кажется, у тебя был дядя Федя! Такой жуликоватый тип!
От него можно было чего хочешь ожидать! Боже, какая кровь течет в жилах моей дочери! Хорошо, что хоть иногда у нее хватает ума образумиться!
Может, она успокоит и этого молодого дурака! А то бегут, как очумелые!