Страница:
Знающий все Турков снова дополнил слова Королева деталями, украшавшими сухую справку. Александров, заняв кабинет Грабина, развил очень активную деятельность по перестройке ЦНИИАВ из артиллерийского предприятия в базу для исследований и разработок по атомной технике. Он набрал много новых специалистов по атомной физике, измерительной технике и автоматике, получил десятки выпускников Московского инженерно — физического института — основной базы подготовки специалистов по атомной технике. За полтора года правления Александрова производство ЦНИИАВ перестроилось на серийный выпуск ядерных реакторов с быстротой, присущей пушечному производству военного времени. Старые грабинские кадры вместе с вновь пришедшими молодыми атомщиками впервые разрабатывали систему контроля и автоматического управления новыми реакторами. Соединение опыта специалистов атомной науки с артиллерийской технологией оказалось очень плодотворным.
О событиях, связанных с борьбой Грабина за восстановление в должности директора, я услышал уже много позднее. Тогда же, в 1959 году, мы только знали, что в результате коллективных обращений многих заслуженных артиллеристов в ЦК партии и лично к Хрущеву последовало новое постановление. В 1955 году ЦНИИАВ передается из Минсредмаша в Госкомитет оборонной техники. При этом институт переименовывается — ему присваивают № 58. Грабина назначают директором и главным конструктором ЦНИИ-58, а Александрова — его заместителем. Но теперь уже Александров не пожелал быть заместителем у властного Грабина и вернулся в свой родной Институт атомной энергии к Курчатову.
Устинов не простил Грабину пренебрежительного к себе отношения в былые времена. Несмотря на восстановление в должности, Грабин тоже не изменил своего отношения к Устинову. Доходило до смешного. На территорию грабинского института было два въезда: западный — со стороны Ярославского шоссе и восточный — со стороны станции Подлипки. Если Устинов въезжал через западные ворота, то Грабин покидал свою территорию через восточные.
Такое поведение резко контрастировало с тем уважительным приемом, который устраивался Устинову совсем радом, за железной дорогой в НИИ-88 со времен Гонора и теперь уже во времена Королева. С Королевым у Устинова тоже отношения были далеко не гладкими. При Сталине Королев никогда не перечил Устинову. Теперь, при Хрущеве, после космических успехов авторитет Королева неизмеримо вырос. Хрущев тоже часто обращается к нему напрямую, как прежде Сталин к Грабину.
Но Королев куда осторожнее. Он всегда доложит все, что надо, Устинову и попросит, пусть даже для формы, его совета. Уж если кого и поддерживать, то лучше Королева, чем новую восходящую ракетно — космическую звезду Челомея. Челомей пользуется поддержкой Хрущева и, вроде Грабина, тоже не признает авторитета Устинова.
В 1959 году Устинову представился очень удобный случай убить двух зайцев: окончательно рассчитаться за все обиды с Грабиным, доказав ему наконец «кто есть кто», и удовлетворить настоятельные, законные требования Королева о расширении производственно — конструкторской базы.
Это предложение, безусловно, будет поддержано Хрущевым, который является энтузиастом создания ракетного оружия в ущерб обычной артиллерии и авиации. Он обещал помощь Королеву и дал Устинову задание подготовить по этому поводу предложения.
Устинов не любил промедлений. Видимо, были и другие варианты по изменению судьбы ЦНИИ-58 и самого Грабина. Поэтому он дал Королеву срок всего три дня на размышление.
«Что будем делать?» — спросил Королев после всех рассказов. Предложение не было неожиданным. Разговоры об объединении производств были и раньше. Мы сразу без хлопот получаем специалистов с готовыми рабочими местами и рабочих со станками, большое налаженное хозяйство со всеми вспомогательными службами. Под командой генерал — полковника Грабина в ЦНИИ-58 со всеми вспомогательными службами работает свыше 5000 человек. Из них: более 1500 инженеров. Производство оснащено новейшими уникальными станками. По самым дефицитным профессиям рабочих — станочников у Грабина положение куда лучше, чем на нашем заводе. Он лично знал каждого квалифицированного рабочего. Посещение основных цехов производства, встречи и разговоры с мастерами и рабочими прямо у станков для Грабина были не снисходительной демонстрацией демократичности руководителя, а насущной потребностью, выработанной еще в годы войны. Тогда он, молодой, изобретательный и еще здоровый, доказал, что можно создавать новые образцы артиллерийских систем за три — четыре месяца вместо привычных двух — трех лет.
После паузы для размышлений выступил многоопытный Турков. Он повторил, что очень высоко оценивает вклад Грабина еще в военные времена. Это заслуженный человек и хороший организатор. В коллективе его любят и уважают, с ним считаются не только как с начальником. Для артиллеристов он настоящий Главный конструктор. Если мы выступим в роли агрессоров, которые воспользовались конъюнктурой, то есть тем, что Устинов сводит с Грабиным старые счеты, это будет нечестно и вызовет враждебное к нам отношение в коллективе.
Королев все это и сам прекрасно понимал. Все согласились с Турковым и решили, что СП в ответе Устинову должен заявить, что готов подчиниться постановлению, но при условии, что, во — первых, ни в коем случае там не будет формулировки типа: «принять предложение Главного конструктора Королева» или чего — нибудь в этом духе, и, во — вторых, судьба Грабина должна быть решена с учетом всех его заслуг.
Когда закончилось совещание, СП, отпустив всех, попросил задержаться меня и Бушуева.
— Вот что, субчики — голубчики, — такое обращение свидетельствовало о хорошем настроении и высочайшем доверии, — я с Грабиным практически незнаком. Только пару раз встречался на городских конференциях. Мне его просто по — человечески жаль. Потерять такую работу и коллектив, после стольких лет! У нас ведь умеют человека сразу и забыть, и затоптать. По себе знаю. Не вам объяснять. Грабину уже наверняка наговорили, что Королев хочет все отнять, а его самого не пускать на территорию. Дядя Митя будет чистым, а я окажусь злодеем, который воспользовался благорасположением Никиты Сергеевича. Мне встречаться для предварительных объяснений с Грабиным нельзя. Это я поручаю вам двоим. Не спешите. Обдумайте, под каким предлогом прийти к нему и поговорить о возможностях совместной работы по космическим аппаратам. Объясните, что у нас не хватает сил и мы готовы эту тематику или даже весь аппарат со всеми потрохами передать ему для разработки и производства. Вместо атомных реакторов!
Получив такое задание от Королева, мы с Бушуевым решили предварительно провести глубокую разведку всей ситуации в ЦНИИ-58, а потом уже напрашиваться на встречу с Грабиным. Но события опередили нашу неспешную подготовку к такой сложной дипломатической миссии. В начале мая я и Бушуев получили через Лелянова — референта Королева, бывшего сотрудника КГБ, сообщение, что на 11 часов завтра нас приглашает к себе Грабин. Проход «по списку» — без бюро пропусков.
В проходной нас уже ждал уполномоченный и сразу провел в просторный кабинет. Грабин восседал в полной генеральской форме за большим рабочим столом, обтянутым сверху зеленым сукном. Мы представились. Несколько удивило, что Грабин не встал, не протянул руку. Правда, через широкий стол это сделать, было трудно. Пригласил кивком погрузиться в тяжелые и неудобные кресла. Бушуев, как мы предварительно договорились, начал рассказ о новом автоматическом аппарате для полета к Марсу, предложил Василию Гавриловичу посмотреть проект. Спросил, может быть имеет смысл изготовить его здесь, на опытном производстве.
На портретах художники придавали Грабину величественную осанку. Крупные черты лица выражали гордость, надменность и властность. Настоящий бог войны при всех регалиях. Но лицо сидевшего перед нами человека было совсем не похоже на выставочный портрет. Он молчал и смотрел то на Бушуева, то на меня, недоумевая, зачем весь этот разговор. Крупная голова стремилась вдавиться в плечи, будто уходя от опасности. На усталом лице — выражение обреченности. Столько лет прошло с тех пор, а я и сейчас вспоминаю смешанное чувство неловкости и жалости, которое испытал, сидя перед Грабиным.
Пока Бушуев говорил, я успел оглядеть просторный кабинет. Большой стол для заседаний, стулья, простые диваны, столик у письменного стола, тяжелые, без резных выкрутасов кресла — все из светлой карельской березы. На стене над хозяином кабинета -в позолоченной раме большой портрет Сталина. Когда _мы готовились к встрече, кто — то из аппарата Королева, кажется тот — же всезнающий Лелянов, нам сказал: «Обратите внимание на мебель в кабинете Грабина. Ее изготовили в правительственных мебельных мастерских, помещавшихся в Бутырской тюрьме, по личному указанию Сталина».
Стены грабинского кабинета были сверху донизу обильно расписаны вьющимися растениями, стебли которых изобиловали листьями и крупными светло — сиреневыми цветами. Эту настенную живопись мы внимательно изучили позднее. Художник изобразил некий гибрид лианы, лотоса, лилий и магнолий. Хозяин кабинета и все его посетители, вероятно, по замыслу художника, должны были чувствовать себя, как в саду. Непривычной была и гипсовая лепнина, украшавшая потолок по всему периметру, и нарядные плафоны, с которых свешивались бронзовые люстры. Потолок подпирали пилястры с позолоченными завитушками капителей.
Архитектурно — художественное оформление кабинета контрастировало с обликом самого хозяина. Ему совершенно неинтересна была речь Бушуева, и сам наш визит для него был отработкой чьих — то увещеваний. Вероятно, был звонок из аппарата ЦК. Он уже знал, что там, «наверху», Устинов все согласовал и вот — вот появится постановление ЦК и Совета Министров, которое поставит крест на его карьере. Для приличия предложат какой — либо пост в Министерстве обороны — в так называемой «райской группе». Была такая учреждена для ушедших в отставку по старости или неугодных партийному руководству маршалов и высших генералов. Теперь ему предстояло проститься с коллективом, с которым он прошел войну, для которого столько сделал, с конструкторскими залами с кульманами, на которых наколоты листы с чертежами новых узлов, с производственными пролетами с их неповторимым машинным запахом, гудящими станками, спешащим его встретить мастером и начальником цеха…
Постановление, объединяющее ЦНИИ-58 с ОКБ-1, появилось в июне 1959 года. Грабин собрал в «красном зале» совещаний руководящий состав и ведущих специалистов и обратился к ним с речью — завещанием.
— Я считаю, — сказал он, — что принято правильное решение. Вопрос о нашей дальнейшей судьбе был поставлен давно и теперь решен правильно. Мне совершенно небезразличны ваши судьбы. В этом плане я считаю, что из всех возможных вариантов воссоединение с нашим соседом — наилучший. Никогда не забывайте, что вы — грабинцы. Мы с вами прошли славный путь, и наша совесть чиста перед родиной. Я напутствую вас работать так, чтобы никогда ни при каких обстоятельствах не ронять наших традиций.
Это была последняя речь Грабина, после которой он покинул территорию, чтобы уже никогда не возвращаться. Я воспроизвел ее со слов участника этого прощального совещания.
Королев вместе с Турковым проявили максимальную щепетильность в определении судьбы каждого сотрудника ЦНИИ-58. Королев объявил, что он готов лично беседовать с каждым сотрудником КБ и лабораторий, а Турков — с любым работником производства.
Грабин получил назначение в консультативную группу при Министре обороны. Это его не очень загружало. Он возглавил кафедру в МВТУ и стал читать курс по артиллерийскому вооружению. Но чтение лекций его тоже не удовлетворило. Грабин создал в МВТУ молодежное ОКБ и стал его главным конструктором. Из Подлипок в МВТУ и обратно он ездил электричками и городским общественным транспортом, пока позволяло здоровье. Его деятельность по развитию артиллерийской науки достойно завершилась передачей бесценного опыта новому поколению.
Из ЦНИИ-58 многие старые кадровые артиллеристы, не пожелавшие изменить свою специальность, ушли на другие предприятия оборонной промышленности. Но основной состав ЦНИИ-58 и вся молодежь остались. Мы начали вместе организационную перестройку, расширяли наши старые отделы, создавали новые, подбирали руководителей по взаимному согласию двух сторон: «наших», то есть кадров Королева, и «ваших», то есть кадров Грабина. К середине 1960 года такая перестройка в основном была завершена. Всего через две недели после формального объединения многие из грабинских специалистов включились в новую для всех нас работу по созданию ракет на твердом топливе.
НОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
О событиях, связанных с борьбой Грабина за восстановление в должности директора, я услышал уже много позднее. Тогда же, в 1959 году, мы только знали, что в результате коллективных обращений многих заслуженных артиллеристов в ЦК партии и лично к Хрущеву последовало новое постановление. В 1955 году ЦНИИАВ передается из Минсредмаша в Госкомитет оборонной техники. При этом институт переименовывается — ему присваивают № 58. Грабина назначают директором и главным конструктором ЦНИИ-58, а Александрова — его заместителем. Но теперь уже Александров не пожелал быть заместителем у властного Грабина и вернулся в свой родной Институт атомной энергии к Курчатову.
Устинов не простил Грабину пренебрежительного к себе отношения в былые времена. Несмотря на восстановление в должности, Грабин тоже не изменил своего отношения к Устинову. Доходило до смешного. На территорию грабинского института было два въезда: западный — со стороны Ярославского шоссе и восточный — со стороны станции Подлипки. Если Устинов въезжал через западные ворота, то Грабин покидал свою территорию через восточные.
Такое поведение резко контрастировало с тем уважительным приемом, который устраивался Устинову совсем радом, за железной дорогой в НИИ-88 со времен Гонора и теперь уже во времена Королева. С Королевым у Устинова тоже отношения были далеко не гладкими. При Сталине Королев никогда не перечил Устинову. Теперь, при Хрущеве, после космических успехов авторитет Королева неизмеримо вырос. Хрущев тоже часто обращается к нему напрямую, как прежде Сталин к Грабину.
Но Королев куда осторожнее. Он всегда доложит все, что надо, Устинову и попросит, пусть даже для формы, его совета. Уж если кого и поддерживать, то лучше Королева, чем новую восходящую ракетно — космическую звезду Челомея. Челомей пользуется поддержкой Хрущева и, вроде Грабина, тоже не признает авторитета Устинова.
В 1959 году Устинову представился очень удобный случай убить двух зайцев: окончательно рассчитаться за все обиды с Грабиным, доказав ему наконец «кто есть кто», и удовлетворить настоятельные, законные требования Королева о расширении производственно — конструкторской базы.
Это предложение, безусловно, будет поддержано Хрущевым, который является энтузиастом создания ракетного оружия в ущерб обычной артиллерии и авиации. Он обещал помощь Королеву и дал Устинову задание подготовить по этому поводу предложения.
Устинов не любил промедлений. Видимо, были и другие варианты по изменению судьбы ЦНИИ-58 и самого Грабина. Поэтому он дал Королеву срок всего три дня на размышление.
«Что будем делать?» — спросил Королев после всех рассказов. Предложение не было неожиданным. Разговоры об объединении производств были и раньше. Мы сразу без хлопот получаем специалистов с готовыми рабочими местами и рабочих со станками, большое налаженное хозяйство со всеми вспомогательными службами. Под командой генерал — полковника Грабина в ЦНИИ-58 со всеми вспомогательными службами работает свыше 5000 человек. Из них: более 1500 инженеров. Производство оснащено новейшими уникальными станками. По самым дефицитным профессиям рабочих — станочников у Грабина положение куда лучше, чем на нашем заводе. Он лично знал каждого квалифицированного рабочего. Посещение основных цехов производства, встречи и разговоры с мастерами и рабочими прямо у станков для Грабина были не снисходительной демонстрацией демократичности руководителя, а насущной потребностью, выработанной еще в годы войны. Тогда он, молодой, изобретательный и еще здоровый, доказал, что можно создавать новые образцы артиллерийских систем за три — четыре месяца вместо привычных двух — трех лет.
После паузы для размышлений выступил многоопытный Турков. Он повторил, что очень высоко оценивает вклад Грабина еще в военные времена. Это заслуженный человек и хороший организатор. В коллективе его любят и уважают, с ним считаются не только как с начальником. Для артиллеристов он настоящий Главный конструктор. Если мы выступим в роли агрессоров, которые воспользовались конъюнктурой, то есть тем, что Устинов сводит с Грабиным старые счеты, это будет нечестно и вызовет враждебное к нам отношение в коллективе.
Королев все это и сам прекрасно понимал. Все согласились с Турковым и решили, что СП в ответе Устинову должен заявить, что готов подчиниться постановлению, но при условии, что, во — первых, ни в коем случае там не будет формулировки типа: «принять предложение Главного конструктора Королева» или чего — нибудь в этом духе, и, во — вторых, судьба Грабина должна быть решена с учетом всех его заслуг.
Когда закончилось совещание, СП, отпустив всех, попросил задержаться меня и Бушуева.
— Вот что, субчики — голубчики, — такое обращение свидетельствовало о хорошем настроении и высочайшем доверии, — я с Грабиным практически незнаком. Только пару раз встречался на городских конференциях. Мне его просто по — человечески жаль. Потерять такую работу и коллектив, после стольких лет! У нас ведь умеют человека сразу и забыть, и затоптать. По себе знаю. Не вам объяснять. Грабину уже наверняка наговорили, что Королев хочет все отнять, а его самого не пускать на территорию. Дядя Митя будет чистым, а я окажусь злодеем, который воспользовался благорасположением Никиты Сергеевича. Мне встречаться для предварительных объяснений с Грабиным нельзя. Это я поручаю вам двоим. Не спешите. Обдумайте, под каким предлогом прийти к нему и поговорить о возможностях совместной работы по космическим аппаратам. Объясните, что у нас не хватает сил и мы готовы эту тематику или даже весь аппарат со всеми потрохами передать ему для разработки и производства. Вместо атомных реакторов!
Получив такое задание от Королева, мы с Бушуевым решили предварительно провести глубокую разведку всей ситуации в ЦНИИ-58, а потом уже напрашиваться на встречу с Грабиным. Но события опередили нашу неспешную подготовку к такой сложной дипломатической миссии. В начале мая я и Бушуев получили через Лелянова — референта Королева, бывшего сотрудника КГБ, сообщение, что на 11 часов завтра нас приглашает к себе Грабин. Проход «по списку» — без бюро пропусков.
В проходной нас уже ждал уполномоченный и сразу провел в просторный кабинет. Грабин восседал в полной генеральской форме за большим рабочим столом, обтянутым сверху зеленым сукном. Мы представились. Несколько удивило, что Грабин не встал, не протянул руку. Правда, через широкий стол это сделать, было трудно. Пригласил кивком погрузиться в тяжелые и неудобные кресла. Бушуев, как мы предварительно договорились, начал рассказ о новом автоматическом аппарате для полета к Марсу, предложил Василию Гавриловичу посмотреть проект. Спросил, может быть имеет смысл изготовить его здесь, на опытном производстве.
На портретах художники придавали Грабину величественную осанку. Крупные черты лица выражали гордость, надменность и властность. Настоящий бог войны при всех регалиях. Но лицо сидевшего перед нами человека было совсем не похоже на выставочный портрет. Он молчал и смотрел то на Бушуева, то на меня, недоумевая, зачем весь этот разговор. Крупная голова стремилась вдавиться в плечи, будто уходя от опасности. На усталом лице — выражение обреченности. Столько лет прошло с тех пор, а я и сейчас вспоминаю смешанное чувство неловкости и жалости, которое испытал, сидя перед Грабиным.
Пока Бушуев говорил, я успел оглядеть просторный кабинет. Большой стол для заседаний, стулья, простые диваны, столик у письменного стола, тяжелые, без резных выкрутасов кресла — все из светлой карельской березы. На стене над хозяином кабинета -в позолоченной раме большой портрет Сталина. Когда _мы готовились к встрече, кто — то из аппарата Королева, кажется тот — же всезнающий Лелянов, нам сказал: «Обратите внимание на мебель в кабинете Грабина. Ее изготовили в правительственных мебельных мастерских, помещавшихся в Бутырской тюрьме, по личному указанию Сталина».
Стены грабинского кабинета были сверху донизу обильно расписаны вьющимися растениями, стебли которых изобиловали листьями и крупными светло — сиреневыми цветами. Эту настенную живопись мы внимательно изучили позднее. Художник изобразил некий гибрид лианы, лотоса, лилий и магнолий. Хозяин кабинета и все его посетители, вероятно, по замыслу художника, должны были чувствовать себя, как в саду. Непривычной была и гипсовая лепнина, украшавшая потолок по всему периметру, и нарядные плафоны, с которых свешивались бронзовые люстры. Потолок подпирали пилястры с позолоченными завитушками капителей.
Архитектурно — художественное оформление кабинета контрастировало с обликом самого хозяина. Ему совершенно неинтересна была речь Бушуева, и сам наш визит для него был отработкой чьих — то увещеваний. Вероятно, был звонок из аппарата ЦК. Он уже знал, что там, «наверху», Устинов все согласовал и вот — вот появится постановление ЦК и Совета Министров, которое поставит крест на его карьере. Для приличия предложат какой — либо пост в Министерстве обороны — в так называемой «райской группе». Была такая учреждена для ушедших в отставку по старости или неугодных партийному руководству маршалов и высших генералов. Теперь ему предстояло проститься с коллективом, с которым он прошел войну, для которого столько сделал, с конструкторскими залами с кульманами, на которых наколоты листы с чертежами новых узлов, с производственными пролетами с их неповторимым машинным запахом, гудящими станками, спешащим его встретить мастером и начальником цеха…
Постановление, объединяющее ЦНИИ-58 с ОКБ-1, появилось в июне 1959 года. Грабин собрал в «красном зале» совещаний руководящий состав и ведущих специалистов и обратился к ним с речью — завещанием.
— Я считаю, — сказал он, — что принято правильное решение. Вопрос о нашей дальнейшей судьбе был поставлен давно и теперь решен правильно. Мне совершенно небезразличны ваши судьбы. В этом плане я считаю, что из всех возможных вариантов воссоединение с нашим соседом — наилучший. Никогда не забывайте, что вы — грабинцы. Мы с вами прошли славный путь, и наша совесть чиста перед родиной. Я напутствую вас работать так, чтобы никогда ни при каких обстоятельствах не ронять наших традиций.
Это была последняя речь Грабина, после которой он покинул территорию, чтобы уже никогда не возвращаться. Я воспроизвел ее со слов участника этого прощального совещания.
Королев вместе с Турковым проявили максимальную щепетильность в определении судьбы каждого сотрудника ЦНИИ-58. Королев объявил, что он готов лично беседовать с каждым сотрудником КБ и лабораторий, а Турков — с любым работником производства.
Грабин получил назначение в консультативную группу при Министре обороны. Это его не очень загружало. Он возглавил кафедру в МВТУ и стал читать курс по артиллерийскому вооружению. Но чтение лекций его тоже не удовлетворило. Грабин создал в МВТУ молодежное ОКБ и стал его главным конструктором. Из Подлипок в МВТУ и обратно он ездил электричками и городским общественным транспортом, пока позволяло здоровье. Его деятельность по развитию артиллерийской науки достойно завершилась передачей бесценного опыта новому поколению.
Из ЦНИИ-58 многие старые кадровые артиллеристы, не пожелавшие изменить свою специальность, ушли на другие предприятия оборонной промышленности. Но основной состав ЦНИИ-58 и вся молодежь остались. Мы начали вместе организационную перестройку, расширяли наши старые отделы, создавали новые, подбирали руководителей по взаимному согласию двух сторон: «наших», то есть кадров Королева, и «ваших», то есть кадров Грабина. К середине 1960 года такая перестройка в основном была завершена. Всего через две недели после формального объединения многие из грабинских специалистов включились в новую для всех нас работу по созданию ракет на твердом топливе.
НОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
Численность ОКБ-1 за счет объединения с ЦНИИ-58 и свободного приема увеличилась почти на 5000 человек, из них полторы тысячи инженеров. Мы получили благоустроенную территорию, на которой располагался большой конструкторско — лабораторный корпус, опытный завод с замкнутым циклом и всякие вспомогательные службы. Большой фруктовый сад, березовая роща и цветники украшали территорию. Летом они производили впечатление парковой зоны, а не предприятия по производству вооружения. Всю вновь полученную территорию называли «второй территорией» или «вторым производством». Хозяином «второго производства» Королев назначил Бушуева. Приказал ему занять кабинет Грабина, переоформил на его имя установленные в кабинете телефон кремлевской АТС и ВЧ — связи. Служебный автомобиль «ЗИС— 110» министерством был переоформлен на имя Королева.
Посетив впервые кабинет Грабина, Королев сказал Бушуеву, что цветник со стен надо убрать. «И, вообще, веди себя скромнее. Комнату отдыха позади кабинета оставь, а ванну с душем и индивидуальный генеральский сортир убери. Будешь ходить в общий».
Все было исполнено. Но вестибюль центрального входа и широкую лестницу до третьего этажа выложили мрамором. Это облагородило скромный интерьер инженерного корпуса и всем работающим показало, что новый руководитель проявляет должное внимание даже к внешним условиям их работы. Началось и бурное строительство новых корпусов.
В конце 1962 года, когда вторая территория превратилась в замкнутое космическое производство, Королеву кто — то намекнул на опасность потери этой столь заманчивой территории. Хорошо зная Бушуева, я не поверил в возможность заговора с целью выделения «второго производства» в самостоятельную космическую фирму. Но если Устинов в 1959 году столь решительно расправился с Грабиным и способствовал форсированному усилению конструкторско — производственной мощности Королева, повышению его престижа, почему бы не пойти теперь на выделение из ракетной королевской империи космической тематики во главе с Бушуевым? Такое мероприятие вполне могло быть представлено Хрущеву как расширение фронта работ по космонавтике в интересах международного сотрудничества, обороны и науки.
Для всех приближенных Королева, и меня в том числе, было неожиданным решение СП: Бушуева с основным составом космических проектантов со второй территории перевести на первую в новый 65-й корпус, меня пересадить на место Бушуева в грабинский кабинет, подчинив мне все инженерно — конструкторские службы второй территории. Руководство производством на правах филиала нашего завода поручалось Герману Семенову. Он был в свое время начальником опытного цеха ОКБ-1. Этот очень энергичный и опытный производственник приходился Королеву родственником со стороны жены — Нины Ивановны. Он не вызывал у Королева никаких подозрений по тенденциям к отделению.
Бушуев четыре года был хозяином кабинета с мебелью из карельской березы. С мая 1963 года по решению Королева этот кабинет занимал я, в течение более 30 лет. В нем мало что изменилось со времен Грабина. Вместо экзотических цветов стены получили ровное зеленое покрытие. На месте портрета Сталина — портрет Циолковского работы нашего художника.
Организационные вопросы, связанные со структурной перестройкой, требовали постоянного внимания. Королев вместе со всеми заместителями, привлекая и основной руководящий состав ЦНИИ-58, уделял очень много внимания расстановке кадрового состава.
Моей задачей была организация куста отделов, охватывающих вопросы радиотехники, электрооборудования, управления движением космических аппаратов, динамики и управления ракетами, как конструкторских, так и приборно — испытательных.
Перестройка велась на ходу без остановки исследовательской деятельности, разработок, бурных дискуссий по перспективным планам, частых командировок на полигон, во время которых жизнь заполнялась радостями, разочарованиями и трагедиями ракетно — космических пусков.
Я считал себя уже старым волком, ибо ракетный стаж исчислял с 1940 года, когда впервые с подачи Болховитинова, Исаева и Березняка начал разрабатывать автоматику управления ЖРД для самолета БИ. При случае я упоминал о своем стаже, намекая, что первый боевой орден Красной Звезды получил в 1945 году за разработку системы автоматического управления ЖРД. Все, проработавшие в Германии в институтах «Рабе», «Нордхаузен» и «Берлин», чувствовали некоторое «кастовое» превосходство независимо от теперешнего места работы и ведомственной подчиненности. Однако это чувство не мешало, а роднило, объединяло и, в конечном счете, помогало решать многие проблемы.
Общий объем и сложность задач, которые в большинстве своем мы сами перед собой ставили, требовали повышения эффективности всей системы опытно — конструкторских и научно — исследовательских работ.
В условиях резкого увеличения численности проблема оптимальной структуры для восприятия потока новых людей была очень важной. Мой опыт подсказывал (и это многократно подтверждалось впоследствии), что никакая структура, сколь бы тщательно она ни была продумана, не способна сама по себе создать и поддерживать высокий уровень творческой работы инженеров и ученых разных специальностей, если между ними не установился дружественный контакт.
Для того чтобы достойного специалиста назначить руководителем работы в соответствии с его способностями, в условиях того времени требовалось не только мое желание, его согласие и одобрение Королева. Для назначения на ключевые позиции были необходимы поддержка партийного комитета и отсутствие возражений со стороны отделов кадров и режима. Правда, в этот период анкетные данные уже не имели столь решающего значения, как в сталинские времена, но все же не допускались к руководству те, кто могли быть заподозрены в родственных или иных компрометирующих связях с иностранными подданными.
Наибольших успехов добивались те руководители, которые научились понимать и оценивать прежде всего роль людей, а потом уже, во вторую очередь, роль неодушевленной техники.
Для меня объединение усилий различных по характерам, целеустремлениям, культуре, опыту и возрасту специалистов — руководителей оставалось главной проблемой. Наилучшей школой, прививающей вкус к объединению усилий, обучающей искусству контакта «каждого с каждым», было участие в подготовке техники на полигоне, проведение пусков и анализ результатов летных испытаний. Никакая теоретическая координация специалистов по баллистике, электрике, динамике управления, конструкторов, производственников и еще многих других не дает, в смысле воспитания коллективного подхода, такого эффекта, как совместная работа на полигоне. Несмотря на суровые условия жизни, высокую требовательность, поток стрессовых ситуаций, всегда сопровождающих процессы подготовки к пускам и управления полетом, на полигоне создавалась обстановка, воодушевлявшая каждого участника, побуждавшая его работать с максимальной отдачей сил и всех своих способностей.
В целом организация работ потребовала при идейном объединении более четкого территориального и структурного разделения.
Первым шагом в этом направлении стало создание на второй территории космического отделения ОКБ-1. По указанию Королева туда снова переехали космические проектанты во главе с Тихонравовым и Цыбиным, были заново созданы космические конструкторские отделы, сюда же вселили специалистов переведенного из НИИ-1 отдела Раушенбаха. С нашей старой территории мы перевели также отделы радиотехники и электрооборудования, сильно разросшиеся, главным образом, за счет специалистов, привлеченных академиком Александровым в бытность его директором.
Мы получили возможность создать в ОКБ-1 уникальный комплекс отделов по разработке систем управления космическими аппаратами. Постановлениями правительства были определены головные организации и главные конструкторы по разработке и изготовлению систем управления ракетами. Это были Пилюгин и Рязанский в НИИ-885, отделившиеся от них Семихатов в Свердловске — для морских ракет и Коноплев в Харькове — для ракет, создаваемых Янгелем. Почему — то в коридорах властных структур считалось, что они же рано или поздно, между делом, справятся и с новыми системами управления космическими аппаратами. Это было заблуждение — головокружение от успехов.
Собравшиеся на «втором производстве» специалисты решили, что пришло время захватывать инициативу в создании принципиально новых систем.
Наши последующие успехи в космосе в значительной степени объясняются тем, что с самого начала создание космической техники было организовано в виде системно — законченного процесса. Исследования, лабораторные разработки, конструкторские работы, производство первых опытных летных образцов, летно — конструкторские испытания, учет их опыта, внесение изменений в ходе производства — все это сливалось в единую и общую для многих тысяч участников целенаправленную деятельность.
Обсуждая с товарищами ближайшие планы и перспективы, мы пришли к выводу, что системы управления космическими аппаратами — это родственное ракетам по технологии приборного производства, но новое по техническим принципам направление. Никто из маститых главных конструкторов в полном объеме за него не берется. Наша историческая миссия — взять всю эту проблему в ОКБ-1 в свои руки. Удивительно, что у Королева эти мои предложения не вызвали возражений или опасений. В конечном счете он как единственный Главный конструктор в ОКБ-1 взвалил на себя еще одно тяжкое бремя ответственности за судьбы космических планов. Он очень активно поддержал все мои предложения и даже пошел дальше.
«Ты со всеми твоими отделами ничего не создашь, если не будет у нас собственного современного приборного производства, — решил Королев. — Я предлагаю тебе подготовить предложения, какие приборные заводы загрузить нашими заказами. Незамедлительно начинаем организацию и строительство своего приборного производства. Приборный цех № 2, твоего любимого Штаркова, — это все же цех, а нам нужно мощное, самое универсальное и разностороннее производство. Начальника такого будущего производства я уже нашел».
Действительно, вскоре начальником приборного производства и одновременно заместителем главного инженера завода был назначен Исаак Борисович Хазанов. До объединения он работал у Грабина начальником научно — экспериментального отдела. Меня вначале удивило, почему Королев на приборное производство назначает неспециалиста. Но он меня успокоил, что Хазанов не подведет. В очередной раз Королев не упустил случая вспомнить мои старые ошибки в расстановке кадров и сказать, что в людях он разбирается. Сам Королев впервые увидел Хазанова только в 1959 году после присоединения коллектива Грабина. При этом назначении сработала то ли рекомендация Туркова, то ли слава о легендарных подвигах отца Хазанова, которого Устинов во время войны бросал на самые прорывные участки по производству вооружений, а может быть, свойственная Королеву уникальная способность с первого знакомства безошибочно оценивать людей, но он не ошибся в своем выборе.
Хазанов объединил под своим руководством разрозненные производственные участки и цехи, в том числе по изготовлению рулевых машин, кабелей, наземных пультов и антенн. Одновременно мы начали новое строительство. Для быстрого увеличения производственных площадей под приборное производство за несколько месяцев на второй территории были возведены четыре трехэтажных корпуса. Небывало короткие сроки строительства объяснялись использованием типовых проектов и стандартных блоков, предназначенных для школьных зданий. В те годы школьное строительство в Москве и области было поставлено на поток. Школы вырастали буквально за три — четыре месяца. Вот этим и воспользовался Хазанов с помощью Совкова, предприимчивого помощника Королева по строительству. Началось проектирование и специального современного шестиэтажного корпуса — фактически приборного завода. Там предусматривалось кондиционирование, чистая зона для микроэлектронной технологии, специальные лаборатории для испытания приборов на надежность при возможных и даже невероятных внешних механических, климатических и космических воздействиях. Пока шло строительство, мы с Хазановым, пользуясь заинтересованностью региональных совнархозов и заводов, получивших при хрущевских реформах большую самостоятельность, стремились разместить максимальное количество заказов на заводах приборного и радиоэлектронного профиля.
Посетив впервые кабинет Грабина, Королев сказал Бушуеву, что цветник со стен надо убрать. «И, вообще, веди себя скромнее. Комнату отдыха позади кабинета оставь, а ванну с душем и индивидуальный генеральский сортир убери. Будешь ходить в общий».
Все было исполнено. Но вестибюль центрального входа и широкую лестницу до третьего этажа выложили мрамором. Это облагородило скромный интерьер инженерного корпуса и всем работающим показало, что новый руководитель проявляет должное внимание даже к внешним условиям их работы. Началось и бурное строительство новых корпусов.
В конце 1962 года, когда вторая территория превратилась в замкнутое космическое производство, Королеву кто — то намекнул на опасность потери этой столь заманчивой территории. Хорошо зная Бушуева, я не поверил в возможность заговора с целью выделения «второго производства» в самостоятельную космическую фирму. Но если Устинов в 1959 году столь решительно расправился с Грабиным и способствовал форсированному усилению конструкторско — производственной мощности Королева, повышению его престижа, почему бы не пойти теперь на выделение из ракетной королевской империи космической тематики во главе с Бушуевым? Такое мероприятие вполне могло быть представлено Хрущеву как расширение фронта работ по космонавтике в интересах международного сотрудничества, обороны и науки.
Для всех приближенных Королева, и меня в том числе, было неожиданным решение СП: Бушуева с основным составом космических проектантов со второй территории перевести на первую в новый 65-й корпус, меня пересадить на место Бушуева в грабинский кабинет, подчинив мне все инженерно — конструкторские службы второй территории. Руководство производством на правах филиала нашего завода поручалось Герману Семенову. Он был в свое время начальником опытного цеха ОКБ-1. Этот очень энергичный и опытный производственник приходился Королеву родственником со стороны жены — Нины Ивановны. Он не вызывал у Королева никаких подозрений по тенденциям к отделению.
Бушуев четыре года был хозяином кабинета с мебелью из карельской березы. С мая 1963 года по решению Королева этот кабинет занимал я, в течение более 30 лет. В нем мало что изменилось со времен Грабина. Вместо экзотических цветов стены получили ровное зеленое покрытие. На месте портрета Сталина — портрет Циолковского работы нашего художника.
Организационные вопросы, связанные со структурной перестройкой, требовали постоянного внимания. Королев вместе со всеми заместителями, привлекая и основной руководящий состав ЦНИИ-58, уделял очень много внимания расстановке кадрового состава.
Моей задачей была организация куста отделов, охватывающих вопросы радиотехники, электрооборудования, управления движением космических аппаратов, динамики и управления ракетами, как конструкторских, так и приборно — испытательных.
Перестройка велась на ходу без остановки исследовательской деятельности, разработок, бурных дискуссий по перспективным планам, частых командировок на полигон, во время которых жизнь заполнялась радостями, разочарованиями и трагедиями ракетно — космических пусков.
Я считал себя уже старым волком, ибо ракетный стаж исчислял с 1940 года, когда впервые с подачи Болховитинова, Исаева и Березняка начал разрабатывать автоматику управления ЖРД для самолета БИ. При случае я упоминал о своем стаже, намекая, что первый боевой орден Красной Звезды получил в 1945 году за разработку системы автоматического управления ЖРД. Все, проработавшие в Германии в институтах «Рабе», «Нордхаузен» и «Берлин», чувствовали некоторое «кастовое» превосходство независимо от теперешнего места работы и ведомственной подчиненности. Однако это чувство не мешало, а роднило, объединяло и, в конечном счете, помогало решать многие проблемы.
Общий объем и сложность задач, которые в большинстве своем мы сами перед собой ставили, требовали повышения эффективности всей системы опытно — конструкторских и научно — исследовательских работ.
В условиях резкого увеличения численности проблема оптимальной структуры для восприятия потока новых людей была очень важной. Мой опыт подсказывал (и это многократно подтверждалось впоследствии), что никакая структура, сколь бы тщательно она ни была продумана, не способна сама по себе создать и поддерживать высокий уровень творческой работы инженеров и ученых разных специальностей, если между ними не установился дружественный контакт.
Для того чтобы достойного специалиста назначить руководителем работы в соответствии с его способностями, в условиях того времени требовалось не только мое желание, его согласие и одобрение Королева. Для назначения на ключевые позиции были необходимы поддержка партийного комитета и отсутствие возражений со стороны отделов кадров и режима. Правда, в этот период анкетные данные уже не имели столь решающего значения, как в сталинские времена, но все же не допускались к руководству те, кто могли быть заподозрены в родственных или иных компрометирующих связях с иностранными подданными.
Наибольших успехов добивались те руководители, которые научились понимать и оценивать прежде всего роль людей, а потом уже, во вторую очередь, роль неодушевленной техники.
Для меня объединение усилий различных по характерам, целеустремлениям, культуре, опыту и возрасту специалистов — руководителей оставалось главной проблемой. Наилучшей школой, прививающей вкус к объединению усилий, обучающей искусству контакта «каждого с каждым», было участие в подготовке техники на полигоне, проведение пусков и анализ результатов летных испытаний. Никакая теоретическая координация специалистов по баллистике, электрике, динамике управления, конструкторов, производственников и еще многих других не дает, в смысле воспитания коллективного подхода, такого эффекта, как совместная работа на полигоне. Несмотря на суровые условия жизни, высокую требовательность, поток стрессовых ситуаций, всегда сопровождающих процессы подготовки к пускам и управления полетом, на полигоне создавалась обстановка, воодушевлявшая каждого участника, побуждавшая его работать с максимальной отдачей сил и всех своих способностей.
В целом организация работ потребовала при идейном объединении более четкого территориального и структурного разделения.
Первым шагом в этом направлении стало создание на второй территории космического отделения ОКБ-1. По указанию Королева туда снова переехали космические проектанты во главе с Тихонравовым и Цыбиным, были заново созданы космические конструкторские отделы, сюда же вселили специалистов переведенного из НИИ-1 отдела Раушенбаха. С нашей старой территории мы перевели также отделы радиотехники и электрооборудования, сильно разросшиеся, главным образом, за счет специалистов, привлеченных академиком Александровым в бытность его директором.
Мы получили возможность создать в ОКБ-1 уникальный комплекс отделов по разработке систем управления космическими аппаратами. Постановлениями правительства были определены головные организации и главные конструкторы по разработке и изготовлению систем управления ракетами. Это были Пилюгин и Рязанский в НИИ-885, отделившиеся от них Семихатов в Свердловске — для морских ракет и Коноплев в Харькове — для ракет, создаваемых Янгелем. Почему — то в коридорах властных структур считалось, что они же рано или поздно, между делом, справятся и с новыми системами управления космическими аппаратами. Это было заблуждение — головокружение от успехов.
Собравшиеся на «втором производстве» специалисты решили, что пришло время захватывать инициативу в создании принципиально новых систем.
Наши последующие успехи в космосе в значительной степени объясняются тем, что с самого начала создание космической техники было организовано в виде системно — законченного процесса. Исследования, лабораторные разработки, конструкторские работы, производство первых опытных летных образцов, летно — конструкторские испытания, учет их опыта, внесение изменений в ходе производства — все это сливалось в единую и общую для многих тысяч участников целенаправленную деятельность.
Обсуждая с товарищами ближайшие планы и перспективы, мы пришли к выводу, что системы управления космическими аппаратами — это родственное ракетам по технологии приборного производства, но новое по техническим принципам направление. Никто из маститых главных конструкторов в полном объеме за него не берется. Наша историческая миссия — взять всю эту проблему в ОКБ-1 в свои руки. Удивительно, что у Королева эти мои предложения не вызвали возражений или опасений. В конечном счете он как единственный Главный конструктор в ОКБ-1 взвалил на себя еще одно тяжкое бремя ответственности за судьбы космических планов. Он очень активно поддержал все мои предложения и даже пошел дальше.
«Ты со всеми твоими отделами ничего не создашь, если не будет у нас собственного современного приборного производства, — решил Королев. — Я предлагаю тебе подготовить предложения, какие приборные заводы загрузить нашими заказами. Незамедлительно начинаем организацию и строительство своего приборного производства. Приборный цех № 2, твоего любимого Штаркова, — это все же цех, а нам нужно мощное, самое универсальное и разностороннее производство. Начальника такого будущего производства я уже нашел».
Действительно, вскоре начальником приборного производства и одновременно заместителем главного инженера завода был назначен Исаак Борисович Хазанов. До объединения он работал у Грабина начальником научно — экспериментального отдела. Меня вначале удивило, почему Королев на приборное производство назначает неспециалиста. Но он меня успокоил, что Хазанов не подведет. В очередной раз Королев не упустил случая вспомнить мои старые ошибки в расстановке кадров и сказать, что в людях он разбирается. Сам Королев впервые увидел Хазанова только в 1959 году после присоединения коллектива Грабина. При этом назначении сработала то ли рекомендация Туркова, то ли слава о легендарных подвигах отца Хазанова, которого Устинов во время войны бросал на самые прорывные участки по производству вооружений, а может быть, свойственная Королеву уникальная способность с первого знакомства безошибочно оценивать людей, но он не ошибся в своем выборе.
Хазанов объединил под своим руководством разрозненные производственные участки и цехи, в том числе по изготовлению рулевых машин, кабелей, наземных пультов и антенн. Одновременно мы начали новое строительство. Для быстрого увеличения производственных площадей под приборное производство за несколько месяцев на второй территории были возведены четыре трехэтажных корпуса. Небывало короткие сроки строительства объяснялись использованием типовых проектов и стандартных блоков, предназначенных для школьных зданий. В те годы школьное строительство в Москве и области было поставлено на поток. Школы вырастали буквально за три — четыре месяца. Вот этим и воспользовался Хазанов с помощью Совкова, предприимчивого помощника Королева по строительству. Началось проектирование и специального современного шестиэтажного корпуса — фактически приборного завода. Там предусматривалось кондиционирование, чистая зона для микроэлектронной технологии, специальные лаборатории для испытания приборов на надежность при возможных и даже невероятных внешних механических, климатических и космических воздействиях. Пока шло строительство, мы с Хазановым, пользуясь заинтересованностью региональных совнархозов и заводов, получивших при хрущевских реформах большую самостоятельность, стремились разместить максимальное количество заказов на заводах приборного и радиоэлектронного профиля.