Где город, там и пригород, где гость, там и экскурсия по достопримечательностям с последующим общепитием...
- Игнат Александрович, а ты наш монастырь видел когда-нибудь?
- Нет, не видел. Развалины или музей?
- Что ты, дорогой! Действующий монастырь, да какой! Подобных ему во всем мире нет. Он не видел, понимаете ли, наше восьмое чудо света! Все. Завтра же везем уважаемого Игната Александровича в Свято-Успенский!..
И так жарко и вдруг мои гостеприимные заказчики загорелись этой гуманитарно-просветительской идеей, что я вздохнул про себя, улыбнулся с умеренным энтузиазмом и кивнул в знак полного согласия: "Замечательно, с удовольствием, завтра в 10-00, я записал".
Ну, не в десять, конечно, однако сели по машинам и поехали.
Ехать-то было недалеко, с полсотни километров от Пскова в сторону эстонской границы... Не знаю, не знаю... Думаю, что если кто-нибудь из нашего поколения без сердечного стеснения говорит: эстонская граница, белорусская, украинская, казахская граница, значит у него и сердца нет. А может, это я такой сентиментальный... Впрочем, городок Печоры, куда мы продвигались по неплохим псковским дорогам, в свое время был отдан по Тартусскому договору так называемой буржуазной Эстонии, а теперь снова наш, как это и должно быть исконному русскому городу, стоящему на российской земле.
Осень псковская, Пушкиным воспетая. Солнце такое тихое, приветливое, небо синее... Ельнику хоть бы что - зелен и все тут, а в лиственном лесу словно бы карнавал: не просто "багрец и золото", а сотни, тысячи оттенков и желтого, и красного, и черного, и зеленого... И все это не навязчиво, не крикливо, как это бывает в тропиках, а... душевно. Компания наша была исключительно мужская. Вышли мы из машины, чтобы еще издали, с холма увидеть монастырь, поднимаемся по тропинке и - все вдруг вполголоса стали разговаривать, чуть ли не шепотом, хотя безлюдно в округе, да и мы вроде бы не на охоте... Как в храме... Воздух чистый, звонкий, небо глубокое... Поднялись, огляделись - вот они, купола, - сиреневые, синие с золотом на белых стволах, цвета нашей осени золотой!
"Красиво, - думаю, - здорово, что сюда поехали". Очень хорошо тот момент я запомнил: стою чуть в сторонке от остальных, дышу во всю грудь, любуюсь небом, куполами, березами, но сам - весь еще турист туристом, уши развешены, глаза круглые, аппетит нагулян, мобила в кармане...
- Перед вами XV век, господа! Пять с четвертью веков тому назад был освящен храм Успения Пресвятой Богородицы, как сказано в местных свитках: "ископанный в горе основателем монастыря преподобным Ионой Шестником..." это уже один из нашей компании, продвинутый вице-градоначальник на память цитирует строки из рекламного буклета. И тут же чей-то голос (батюшки! Это же мой голос!): "Братцы, давайте помолчим, уважим чужой устав". Замолчали...
Пока распорядитель из наших псковских друзей договаривался об экскурсии, мы помаленечку разредились, разбрелись кто куда на неширокой площади и каждый остался словно бы сам с собой... Тихо, тихо здесь, покойно... Покой и вечность, и безмятежность духа. Пятьсот лет! А еще до этого пустынники в пещерах... Это не "пиар", не декорации к рекламному ролику: здесь оклеветанный игумен Корнилий, светоч, строитель и мученик, голову на плахе сложил по приказу самого Ивана Васильевича и был им же собственноручно казнен. И отрубленную голову нес грозный царь, и дорога с той поры кровавою прозвалась. И тело его, игумена Корнилия, - не прах, а мощи - до сих пор покоится здесь, так же, как и мощи преподобного Марка Пустынножителя... Здесь иноки, год за годом, поколение за поколением, век за веком - жили, молились и берегли стены, уклад свой, историю, память предков, святость этого места... И сберегли! Пятьсот лихих и страшных российских лет ураганом прокатились по континенту, а у этих стен замерли, отхлынули прочь...
Откуда я все это знаю? Оглянулся - оказывается, мы уже идем рядом с нашим провожатым, братом Адрианом, он рассказывает тихо, но мне слышно все, до последнего слова...
"Ныне в обители шестьдесят насельников... мастерская по реставрации икон... возвращены ризница и библиотека... Патриарх Московский и всея Руси... благодатный огонь от Гроба Господня..."
Пещеры. Я и не заметил, как мы там оказались... Темно... Пол в пещере ровный, мягко присыпан песком, ни камешка, ни ямки, о которые споткнуться бы возможно... Брат Адриан зажег восковую свечу, повернулся к нам лицом и идет "по памяти" - спиной вперед, - продолжая рассказывать... Видно, что стократно повторенная речь не в тягость ему, не в обузу... Голос его ровный, густой, лик строг, но не хмур, и в глазах у него - свет и покой...
Десять тысяч иноков и защитников стен монастырских похоронены здесь, в пещерах. По сути дела мы идем по огромному упокоищу, склепу, где лежат останки людей, некогда живших, как и я жив сегодня, сейчас, в это мгновение... и в следующее...
Он рассказывает, а я чувствую, как душа моя, покрытая старыми и новыми ранами, толстокожая, усталая, очерствевшая и ожиревшая, застонала, заворочалась, непривычная к такому простому и яркому свету правды и святости... Здесь - свет и покой, а в душе моей - разлад... Зачем я живу на этом свете? Для кого и для чего?
Было время в стране Советов, жил и я, не задаваясь вопросами "почему и зачем?", просто жил и служил, согласно присяге. Потом, когда все рассыпалось в прах и вонь, жил я, барахтался, чтобы жена и дети были сыты, обуты, одеты и имели крышу над головой. Попозже стал осознанно карабкаться куда-то повыше, чтобы видеть подальше и иметь побольше, чтобы дети мои росли и не мечтали сделать карьеру бандита или звезды в стриптиз-баре. И все это время я работал, как проклятый, имея перед собой конкретную задачу: сегодня я служу делу, а послезавтра, когда придет для этого время - дело будет служить мне. Я повторял это как молитву и терпел, и работал.
И довольно долгое время мне казалось, что нечто подобное постепенно вытанцовывается: я основал фирму - и она растет, денег я зарабатываю больше прежнего, и статус мой общественный повышается, и ворочаю я круглыми суммами, и руковожу сотнями сотрудников и сотрудниц... Дети мои имеют возможность учиться всему интересному, толковому и полезному, чему только пожелают и, слава Богу, охотно пользуются этим. Жена если и может на что-нибудь пожаловаться, то только на мои безразмерные рабочие часы...
Все так, да не так!
Питаюсь я по большей части в кабаках-ресторанах (предел мечтаний, кстати говоря, большого количества придурков), но осточертевает в конце-то концов публичная, на глазах у всех, жратва! Что мне соус тартар и суп из акульих плавников, если я дома на кухне хочу вареной картошечки с лучком и с растительным маслом, но не могу, по причине нехватки времени. Дети у меня хорошие, разумные, небалованные - это мне повезло, считаю, несмотря на наши с женой заслуги в данной области. И знаю, что любят они меня... Но спроси: знаю ли я - чем они живут, дышат, где их интересы? Да... так... примерно... сейчас вспомню... Короче - не знаю, времени нет узнать!
Денег у меня... не знаю сколько, думаю, что очень мало, гораздо меньше, чем хочу. Вбухано в дело - долго считать, но можно в принципе, однако кто это купит? И кто будет продавать? Я лично не готов. А на житье-бытье... Ну не голодаю, но и накоплений нет. Нету у меня накоплений! Вроде тут заработал, там получилось, и здесь урожай созрел... А - фук-фук: семья, дача, шмотки, машина, срочно дыру заткнуть, на день рождения пригласил, на юбилей сходил... Опять пустой бумажник и кредитная карточка того... исчерпалась... Я не раз и не два на бензин у помощников занимал! Не потому что нищенствую или юродствую, но потому что потребности ровно на четверть шага бегут впереди возможностей... И в фирме нет ни одной лишней копейки. (Почему я терпеть не могу абстрактной филантропии? Потому что конкретные деньги по абстрактному адресу для нуждающихся получат конкретные люди, но не на хлеб, а на икру, и скорее всего на черную икру... Уж лучше я дополнительный рупь в дело запущу, либо помогу кому-то, или чему-то конкретному...) "Деньги работают" - знаете такое выражение? Это на практике означает, что все впритык - и зарплата, и налоги, и развитие... В "БЕРЕЗЕ" это именно так, полагаю, что и в "Дженерал электрик" тоже, несмотря на разницу в масштабах. Дивиденды от своих долей и паев считаю роскошью недопустимой, обхожусь большой, но зарплатой...
И опять я на деньги сбился рассуждать... Размышлял о душе, а сбился на деньги! Мелочь, но очень характерная! Не могу не думать о деньгах, потому что надо платить ту же зарплату, аренду, налоги и т.д. и т.п. Я не подумаю - за меня никто не подумает. Не могу с женой и детьми махнуть на месяцок на побережье теплого моря - немыслимо большой срок: тонкая и нежная ткань управления фирмой начнет рваться и лопаться! Не могу сказать клиенту: "Ты подонок, и мои адвокаты не будут тебя защищать на суде и перед следственными органами", - поскольку дело суда определять виновность человека, а дело адвоката или "БЕРЕЗЫ" - защищать, что прямо продекларировано мною же. Не могу купить себе виллу в Испании, потому что нет у меня свободных денег и свободного времени, чтобы там их тратить. Не могу ездить на совещания на "Москвиче" и покупать одежду там, где все люди покупают. Не могу выспаться вволю триста пятьдесят дней в году! Не могу получить удовольствие от выпивки, потому что даже когда я пью - я работаю! Не люблю начальника одного из отделений своей фирмы Сидора Мухановича Пупкина, но не могу его выгнать, потому что он перед фирмой ни в чем не виноват и полезен делу! Не могу, не могу, не могу... Выходит, что я превратился в раба своего дела, как тот джинн, который на многое способен, но - раб лампы! Поначалу мой бизнес был нечто вроде велосипеда, на котором требовалось постоянно крутить педали, чтобы он не потерял равновесия, а теперь, похоже, он стал колесом для белки, где белка - это я, и мне все время, даже во сне, надо перебирать лапами, чтобы не утонуть... Не могу, не могу, не могу... НЕ ХОЧУ! Я не хочу, чтобы так было дальше. Жрать, пить, совещание, сон... Командировка, изменение в Устав... Тише, дети, папа устал... Что же ты, Игнат Александрович, нас подводишь... Граждане пассажиры... Мы тебе конкретно предъявляем... А как у нас с кардиограммой...
Жизнь одна, и я знаю: она мне дана, чтобы я что-то в ней понял, постиг то сокровенное, ради чего рождаемся мы, живем и умираем. И здесь, в пещере, где совсем не страшно, а воздух чист и свеж, как и пятьсот лет назад, среди нетленных останков тысяч и тысяч моих предшественников, тех, которые прожили свои жизни от начала и до конца, я увидел свет. Я - сердцем и душой, мозгами, дыханием и кончиками пальцев - понял, что есть Господь Бог, что он знает меня и печалится обо мне. Есть Он, к которому я могу обратиться без лживых слов и вообще без слов, Он, который поймет невнятицу и сумбур в мыслях моих и не отмахнется от моих сомнений, Он, который больше, чем друг, и сильнее, чем любовь, Он, перед которым не стыдно смирить свою гордыню, пасть на колени и прошептать: "Прости меня грешного, Господи!"...
- Игнат! Что с тобой! Саныч, очнись... Есть у кого вода? Тихо, тихо, тихо, вот сюда, на сквознячок...
Оглядываюсь - мы уже во дворе стоим... Оказывается, я мобильник бросил, часы с себя снял, бумажник, карточку, ключи вытряхнул... Что я тогда, в те минуты шептал себе?.. "Останусь, останусь навеки в этих стенах: что еще можно хотеть, что искать, если уже увидел источник света Господня?"
- Ну, Игнат Саныч, ты нас напугал!.. Мы думали: сейчас и грохнешься оземь: стоишь, весь бледный, никого и ничего не слышишь...
- Чего бояться? Я сюда на своих ногах вошел и вышел?
- Да, но...
- И всегда так будет. Под руки меня держать не надо, обмороков не бывает у меня.
- Но что с тобой было-то?
- Момент истины. Есть такое выражение, когда правду добывают мгновенно и в экстремальных условиях. Вот и со мной был момент истины.
Тут мой приятель, из питерских, не удержался:
- Так ты что, Игнат, истину вдруг постиг? - вот же скотина: лицо у него абсолютно серьезное при этом вопросе, голос участливый...
- Нет, истину я не постиг, но я увидел путь к истине, ОН мне его подсказал.
- Кто... он?
- Кто надо, дружище. Тебе-то какая разница? Так... У нас есть время? Сколько мы еще здесь пробудем?
- Где-то с час. Нам обещали показать реставрационную мастерскую, потом...
- Я один погуляю, тут вас подожду.
- Может быть, попросить у...
- Никого и ни о чем не надо просить. Я хочу погулять здесь один. И вас подожду, сколько потребуется, мне не в тягость. Всё.
Да, была минута, был искус: бросить в прах не только бумажник с ключами, всю прежнюю жизнь оставить там, за порогом обители святой... Чтобы с нуля, как младенец, пока душа омыта правдой и верой, и чтобы отныне никакая скверна к ней не налипла...
Вот так, в этот безмятежный осенний день, в святом и древнем месте, вся моя прежняя жизнь в одночасье перевернулась, вывернулась наизнанку, вытряхивая дрянь и мусор из самых темных, самых глухих и потаенных уголоков моего Я... И сердце мое колотилось как бешеное: в грудь, в легкие, под самое горло... но в тот день оно - не болело...
Однако же не бывает в жизни правды и веры, если ты хочешь получить их на халяву, за счет других людей: дескать, Бог со мной и тогда черт с ними со всеми...
Я - не только раб своему делу, но и добровольный слуга своему слову: на мои плечи сложены и свалены заботы, чаяния и даже судьбы стольких людей, что если все это я пущу по воле волн, забуду, сбегу, а если говорить прямо - предам их всех... Боюсь, при таком жлобском раскладе сто тысяч праведников и пустынников не сумеют замолить этот мой грех перед Господом.
Вот так меня всего, душу мою, один раз вывернуло и тут же, без передышки, еще разок и тоже наизнанку, и опять - всего меня до донышка. Вроде бы - на место встал, раз дважды наизнанку, ан нет: я уже другой! Дальше думаю и сам себя спрашиваю:
- Что же мне теперь, опять в колесо - ногами перебирать?
- Да, - ответил я себе тогда, - вывернись наизнанку еще раз - и вперед! Забирайся - и побежал! Именно так! (Сколько раз, бывало, жалуются мне коллеги и приятели: пять лет, мол, как создал предприятие, а денег только-только на зарплату - и тогда, и теперь... Когда же просвет? Я им в таких случаях всегда отвечаю: работайте - и все будет!) Вперед и вперед, даже если тебе - неделю, и год, и пять - кажется, что это бег на месте! Если ты мужчина и воин, если ты веришь в себя и в Бога - докажи это, пройди всю дистанцию, какова бы она ни была по времени и расстоянию. ПРЕОДОЛЕЙ ЕЁ. И не просто преодолей - не дай огню погаснуть, огню, который зажег в тебе сам Господь Бог и велел нести его и беречь, огнь, имя которому - твоя душа. Вот что со мной было тогда, вот что я понял в тот памятный день в святом месте на Псковской земле...
И с тех пор все коллеги и друзья мои думают, что я тот же, хорошо знакомый им Федоров Игнат Александрович, и они где-то правы, а все же я сделал шаг, поднялся на некую ступеньку, откуда мне видно то, что раньше было сокрыто для моего разума и души...
Я предназначен идти и бороться! И я пройду этот путь, и я не дам огню погаснуть, и я сумею пересилить, перейти, обуздать поток, который заставляет меня вращать бесконечное колесо! Я смогу сделать это и перестану быть рабом лампы. И вот тогда - и только тогда - я взойду на гору, оглянусь не спеша и решу, что мне делать дальше, как и чем жить: в монастырь ли идти, оберегать свет и покой, до меня и для меня сберегаемый вот уже пять столетий? Или сидеть с удочкой на берегу нескончаемой воды и ни о чем не думать отныне? Или жить пустынником в избушке, помышляя о вечном посреди безмолвного леса? Или вновь набрать команду отчаянных ребят и пробиваться вверх, в какие-нибудь Президенты с большой буквы?
Посмотрим... Но каков бы ни был мой выбор, он будет сделан не от отчаяния, не от бессилия, а с позиции силы и совести, потому как без совести - и победы нет настоящей, а слабым я только перед Ним себя чувствую.
Жизнь идет, как мой рассказ, история за историей, эпизод за эпизодом, из вчера в сегодня, из сегодня в завтра... Кульминация жизни моей - где она? И если будет - как я ее узнаю? Нет у меня ответа, но пока жив - я буду его искать. И я найду, потому что при мне свет, который даровал мне Он...
Такая вот моя жизнь, такие дела...
ПОСЛЕСЛОВИЕ,
или ГЛАВА 14
Они - продолжаются, эти дела... Помните, однажды я рассказывал о "мурманской дороге"? В определенных кругах это название стало нарицательным: бандиты называют так укромное место на автомобильной трассе Петербург-Мурманск, где они предпочитают выяснять отношения с помощью оружия. Однажды и мы с авторитетным бандитом по кличке Фазер докатились до этой самой мурманской дороги, но остановились вовремя. Но у нас повод был очень серьезный...
А жизнь такая штука, что не ухватить ее за гриву, не накинуть узду очень уж своевольная и неожиданная... Вот и опять она сделала р-резкий поворот, да такой, что я и охнуть не успел, как оказался на берегу бескрайнего моря, имя которому - выбор, и в которое надо войти и переплыть... Или утонуть...
Все с пустяка началось. Ехал мой приятель куда-то по делам, ну и угодил в пробку на одном из перекрестков, да такую, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Машины так тесно сгрудились, что дверцу открыть невозможно, чтобы не стукнуть и не поцарапать другую тачку-соседку... Ну и воспользовались этим "плохие ребята", воришки автомобильные. Обычно они крадут тайно, либо применяя выдумку: проколют колесо и, когда водитель выходит из машины, хватают из салона, что в руку поместится, и ходу. А здесь внаглую подходят, вскрывают багажник, вытаскивают автомобильное хозяйство по мелочи и дипломат, который мой приятель почему-то сунул в багажник. А в дипломате - ключи, документы личные, документы деловые и полторы тысячи долларов. Наглость несусветная! А хозяин даже выйти из машины не может - все впритирку.
Ограбили и скрылись, естественно. Пробка рассосалась со временем, ибо даже автомобильные заторы не вечны, и пострадавший поехал прямо в милицию, заявление писать. Но, поскольку и у милиции изредка случаются проблемы с раскрытием преступлений, приятель обратился ко мне, ибо в деловой своей ипостаси он был заказчиком для одного из подразделений нашей ассоциации.
Обратился - и правильно сделал: для нас данное преступление раскрыть и разыскать похищенное - совсем несложно, в таких случаях обходимся и без собак-ищеек, и без дактилоскопии, и даже без опроса свидетелей. Почему? Элементарно, Ватсон... Шерлок Холмс изучал в лупу волосок или пылинку и на основе анализа частностей, мелочей восстанавливал картину преступления в целом. Данный индуктивный метод он, вынужденный к этому Конан Дойлем, называл дедукцией. Если же пользоваться истинной дедукцией, то есть накладывать общие закономерности на частные случаи, то, как это и было с нашим автомобильным ограблением, путь к истине оказывается короток и эффектен.
Вот путь рассуждений: работали профессионалы, с точным расчетом, в "правильном" месте. Стало быть - не случайный хапок, а работа на "участке". В огромном Питере очень мало свободных оазисов, если они вообще есть, за каждый ведется борьба - хоть "мерсами" торгуй, хоть стеклотару собирай всюду жесткая конкуренция с попытками вытеснить и захватить. Отсюда вывод данный "хлебный" участок кем-то контролируется. "Хлебный" он в уголовном смысле, значит и контролеров-покровителей надо также искать не в Академии наук. В Питере нет четкого разделения на "территории": в одном каком-нибудь ДК, где расположены конторы десятков фирм и фирмочек, действуют и мирно сосуществуют десятки крышующих, но саму хозяйственную единицу - ДК им. тов. Кампанеллы - может прикрывать только одна крыша... Ну и так далее. Для новичков-журналистов и обывателей случается путаница, а мы - люди привыкшие. Одним словом, данная территория - в полном смысле этого слова территория и есть, перекресток с прилегающими улочками - под контролем "царицынских", во главе с Володей Красным (не коммунист он - но левая щека обожженная, багровая).
Был этот Красный бандитом с правильными понятиями (это он сам так о себе считал), воодушевлен был воровскими идеалами, что не мешало ему "отмораживаться" временами, платил в общак, носил напоказ синие наколки... Но по "делам", как правило, дураком не был.
Позвонил я ему: так и так, мол, твои деятели ограбили хорошего человека, помоги разобраться... Корректно, уважительно я к нему обратился, без нажима. И сам он должен бы понимать, что сегодня он пошел мне навстречу, завтра вправе от меня ждать ответного шага... И что ему в тот день вожжа под хвост заехала? Может, семейные неприятности вывели его из берегов, может, "при делах" понервничал, а может, захотел примерить на грудь очередную порцию собственной крутизны - в последние годы конкуренты его увядали, а он рос, деньгами и авторитетом.
- Ну, допустим, что ломанули. Ну, допустим, что на моей. А я при чем? Пусть не лохует впредь.
- Это все понятно, Володя, я к тому...
- Ну а раз понятно, чего звонишь в порожняк?
- Погоди, я тоже занятой человек, как и ты, раз звоню, значит имею свой резон. Если тебе некогда сейчас или нервы разыгрались, скажи и я позвоню попозже. Именно для того, чтобы наша беседа получилась конструктивной, а не порожняковой, как ты выразился. - Это все я излагаю самым миролюбивым тоном, который только есть в моем гардеробе. Те, кто меня хорошо знает, давно бы уже насторожились и призадумались... Но Красный мне не друг, не приятель и не партнер. И не единомышленник, что он тут же подтверждает словом, которое в мобильных переговорах - то же дело.
- Слушай, Игнат, давно собирался тебе сказать...
- Да, я слушаю.
- Вот и слушай. А хотел я тебе сказать, что ты слишком много из себя ставишь. Я вообще не люблю чистоплюев и тебя в частности. Твое слово для меня - ноль, а сам ты для меня не брат, не пацан, а так... лицо, максимально приближенное к барыгам. Подчеркиваю: про твоих ребят я молчал и вообще про твою древесно-стружечную контору ни звука. Только о тебе лично говорю. А себе лично можешь чиркануть в блокнот от меня: "В просьбе отказано". Поал?
Все это время я сидел и очень-очень внимательно слушал. Общий смысл того, что он нес, был мне понятен, тон, которым все это произносилось - был очень неприятен... Я-то по трубе с ним говорил, а он - нет. Мобильник его все время был занят и я позвонил ему на конторский телефон, где он "руками водил" в это время суток... В кабинете голоса, кашель... а потом и смешочки... И характерный обертонец появился прямо во время разговоров. Наш Володя Красно-обмороженный селекторную связь включил... Ага, гордится перед приближенными, пресс качает... У меня аж в глазах от ярости потемнело. И наступило некоторое раздвоение и даже растроение личности: одна, самая благоразумная, советует не то чтобы щеку подставить, но подождать для адекватного ответа более подходящего случая, а пока - свернуть разговор. Другая, самая незрелая и дурная, требует, чтобы я тут же, по телефону, выбил ему барабанную перепонку матюгами и угрозами. Третья лихорадочно подыскивает аргументы и способы, чтобы именно сейчас, сходу, найти контраргументы и по возможности "вскрыть" ситуацию, не привлекая к разрешению нешуточного конфликта третьих лиц... Третья победила.
- Говори, говори, Владимир Красно Солнышко, я тебя слушаю...
- Ну а чо говорить, я сказал, что хотел. Так что - гуд бай...
- Сказал - выслушай ответ. Так вроде бы на твоих скрижалях записано? Или ты к другим правилам отошел? А, Володя?
- Ну и что ты хочешь этим сказать? Стрелку хочешь назначить?
- Какую еще стрелку? Я просто хотел тебя спросить: ты стал генеральным директором "Ремхозстроймашторга" в девяносто четвертом или в девяносто пятом году?
- А тебе какое дело?
- Да мне никакого, я и так знаю, потому что я стал должностным лицом ровно на год, день в день, позже, чем ты. Я об информированности твоей аудитории забочусь, которая рядом с тобой гыгыкает.
- Ну, продолжай. - Слышу по тону - подобрался парнишка, зубки-то стиснул... Оно и нет никакого "косяка" для бандита в том, что он при официальной должности теперь, с 95 года "понятие" по данному поводу изменилось, но вслух и при всех вспоминать об этом лишний раз "правильному" бандиту, да еще с не самым "правильным" "погонялом" (кличкой "Красный") - не в климат.
- Продолжаю: ты меня оскорбил и сделал это при всех. Так что пусть и дальше все слушают, ты селектор не выключай, не скромничай... Какая может быть стрелка из-за вонючих слов одного отмороженного мудака? Не морщи лоб и не пыхти в догадках: я тебя имею в виду, когда говорю насчет мудака. Теперь уже он там в кабинете берет себя в руки и грозным голосом говорит мне:
- Продолжай, Игнат, твой базар слышен.
- А собственно, все, я почти закончил. Короче говоря, ты обдумай где и как тебе удобнее - и обсудим все дела вдвоем, не привлекая живую силу и артиллерию. Бери короткий ствол, какой тебе нравится и на двадцати пяти метрах дистанции смоем друг с друга все обиды и недомолвки... Слушаешь меня?
- Тю... Дуэль, что ли, предлагаешь?
- Примерно. Ты меня оскорбил, я тебя вызвал. Что тут особенного? Если будешь занят - назначь кого-нибудь вместо себя, разрешаю. Я же буду лично. Обдумай, прикинь, посоветуйся и позвони. Предлагаю, чтобы уравнять обоймы, по шесть маслин на ствол.
- Ну а если я не сочту нужным принять твое предложение?
- Так пристрелю. Даже и трусом обзывать не стану. Встречу и пристрелю. Лично я - лично тебя. За свои слова отвечаю. Те слушатели, что у тебя в кабинете, - свидетели. - Я напряг уши - тишина на том конце провода... гробовая. - Жду до послезавтра, пока.
Хрен там кого он за себя выставит - позору в таком случае не оберется. И вообще моральная правота на моей стороне, а это - немало.
Д-да. Правота - правотой, но надо подытожить... Все это было очень лихо с моей стороны и изобретательно, а вот как дальше быть? С одной стороны, я безусловно прав: этот Вова поставил меня в такое положение, в котором надо либо из моего бизнеса бежать, чтобы его не разрушить в ноль моим подмоченным "авторитетом", либо разруливать ситуацию исключительно силовым путем, так, чтобы Вова Краснорылый погнулся и громко признал свою неправоту. Ребята наши, естественно, стали бы стеной в этой ситуации и все было бы четко, но... Этот тип меня лично оскорбил и именно это обстоятельство вслух выделил... Ради клиента я могу и обязан принимать решения и посылать людей на риск, а ради "живота своего"... Не решился. Сам должен все решить. Сам... А решения нет.
Ведь он позвонил мне на следующий день, совсем уже другим тоном разговаривал... Посредников прислал со своей стороны, доверенных, и я со своей стороны моих - в старину их называли секунданты - чтобы договориться о... предстоящем. Надо же все уладить на случай летального исхода - алиби, отмазки, показания и т.п и т.д. Уладим, не вопрос, никто не подкопается, хотя по агентурным данным все всё будут знать... Как со мной быть, вот вопрос вопросов?...
Достал я свой дембельский "Макаров", обиходил, снарядил... Пристрелял в тире чуток, утром сегодня... Через полчаса за мной машина заедет и я отправлюсь навстречу неизбежному. Как Быть???
Умирать неохота, ясен пень, но рано или поздно, как говорится... А если не умирать, а убивать? Я подходяще на двадцати пяти метрах очки составлял, думаю, получше Вовы. Убью его... Алиби-фигалиби... Перед Всевышним я его положу, алиби это? Только вот недавно, казалось бы, в обители святой свет я видел, душой прикоснулся и очистился и - на тебе...
Не хочу я давать убивать себя всякой мрази. И душу замарать убийством - не могу. Немыслимо отказаться от встречи и дуэли, это даже не обсуждается, ни вслух, ни про себя. Но невозможно приехать и в воздух палить, выпячивая грудь на бандитскую пулю. Дырявить, не убивая? Глупо и по-фарисейски.
И решения принять не могу и без решения оставаться не могу... Машина бибикнула, пора ехать...
Будь что будет - не стану его убивать!
Стрельну ему в лобешник - и будь что будет!
Вот так решил я дважды и одновременно рассовал оба решения по карманам и пошел в ночь. Что меня и совесть мою ждет этой ночью, знать бы заранее...
- Игнат Александрович, а ты наш монастырь видел когда-нибудь?
- Нет, не видел. Развалины или музей?
- Что ты, дорогой! Действующий монастырь, да какой! Подобных ему во всем мире нет. Он не видел, понимаете ли, наше восьмое чудо света! Все. Завтра же везем уважаемого Игната Александровича в Свято-Успенский!..
И так жарко и вдруг мои гостеприимные заказчики загорелись этой гуманитарно-просветительской идеей, что я вздохнул про себя, улыбнулся с умеренным энтузиазмом и кивнул в знак полного согласия: "Замечательно, с удовольствием, завтра в 10-00, я записал".
Ну, не в десять, конечно, однако сели по машинам и поехали.
Ехать-то было недалеко, с полсотни километров от Пскова в сторону эстонской границы... Не знаю, не знаю... Думаю, что если кто-нибудь из нашего поколения без сердечного стеснения говорит: эстонская граница, белорусская, украинская, казахская граница, значит у него и сердца нет. А может, это я такой сентиментальный... Впрочем, городок Печоры, куда мы продвигались по неплохим псковским дорогам, в свое время был отдан по Тартусскому договору так называемой буржуазной Эстонии, а теперь снова наш, как это и должно быть исконному русскому городу, стоящему на российской земле.
Осень псковская, Пушкиным воспетая. Солнце такое тихое, приветливое, небо синее... Ельнику хоть бы что - зелен и все тут, а в лиственном лесу словно бы карнавал: не просто "багрец и золото", а сотни, тысячи оттенков и желтого, и красного, и черного, и зеленого... И все это не навязчиво, не крикливо, как это бывает в тропиках, а... душевно. Компания наша была исключительно мужская. Вышли мы из машины, чтобы еще издали, с холма увидеть монастырь, поднимаемся по тропинке и - все вдруг вполголоса стали разговаривать, чуть ли не шепотом, хотя безлюдно в округе, да и мы вроде бы не на охоте... Как в храме... Воздух чистый, звонкий, небо глубокое... Поднялись, огляделись - вот они, купола, - сиреневые, синие с золотом на белых стволах, цвета нашей осени золотой!
"Красиво, - думаю, - здорово, что сюда поехали". Очень хорошо тот момент я запомнил: стою чуть в сторонке от остальных, дышу во всю грудь, любуюсь небом, куполами, березами, но сам - весь еще турист туристом, уши развешены, глаза круглые, аппетит нагулян, мобила в кармане...
- Перед вами XV век, господа! Пять с четвертью веков тому назад был освящен храм Успения Пресвятой Богородицы, как сказано в местных свитках: "ископанный в горе основателем монастыря преподобным Ионой Шестником..." это уже один из нашей компании, продвинутый вице-градоначальник на память цитирует строки из рекламного буклета. И тут же чей-то голос (батюшки! Это же мой голос!): "Братцы, давайте помолчим, уважим чужой устав". Замолчали...
Пока распорядитель из наших псковских друзей договаривался об экскурсии, мы помаленечку разредились, разбрелись кто куда на неширокой площади и каждый остался словно бы сам с собой... Тихо, тихо здесь, покойно... Покой и вечность, и безмятежность духа. Пятьсот лет! А еще до этого пустынники в пещерах... Это не "пиар", не декорации к рекламному ролику: здесь оклеветанный игумен Корнилий, светоч, строитель и мученик, голову на плахе сложил по приказу самого Ивана Васильевича и был им же собственноручно казнен. И отрубленную голову нес грозный царь, и дорога с той поры кровавою прозвалась. И тело его, игумена Корнилия, - не прах, а мощи - до сих пор покоится здесь, так же, как и мощи преподобного Марка Пустынножителя... Здесь иноки, год за годом, поколение за поколением, век за веком - жили, молились и берегли стены, уклад свой, историю, память предков, святость этого места... И сберегли! Пятьсот лихих и страшных российских лет ураганом прокатились по континенту, а у этих стен замерли, отхлынули прочь...
Откуда я все это знаю? Оглянулся - оказывается, мы уже идем рядом с нашим провожатым, братом Адрианом, он рассказывает тихо, но мне слышно все, до последнего слова...
"Ныне в обители шестьдесят насельников... мастерская по реставрации икон... возвращены ризница и библиотека... Патриарх Московский и всея Руси... благодатный огонь от Гроба Господня..."
Пещеры. Я и не заметил, как мы там оказались... Темно... Пол в пещере ровный, мягко присыпан песком, ни камешка, ни ямки, о которые споткнуться бы возможно... Брат Адриан зажег восковую свечу, повернулся к нам лицом и идет "по памяти" - спиной вперед, - продолжая рассказывать... Видно, что стократно повторенная речь не в тягость ему, не в обузу... Голос его ровный, густой, лик строг, но не хмур, и в глазах у него - свет и покой...
Десять тысяч иноков и защитников стен монастырских похоронены здесь, в пещерах. По сути дела мы идем по огромному упокоищу, склепу, где лежат останки людей, некогда живших, как и я жив сегодня, сейчас, в это мгновение... и в следующее...
Он рассказывает, а я чувствую, как душа моя, покрытая старыми и новыми ранами, толстокожая, усталая, очерствевшая и ожиревшая, застонала, заворочалась, непривычная к такому простому и яркому свету правды и святости... Здесь - свет и покой, а в душе моей - разлад... Зачем я живу на этом свете? Для кого и для чего?
Было время в стране Советов, жил и я, не задаваясь вопросами "почему и зачем?", просто жил и служил, согласно присяге. Потом, когда все рассыпалось в прах и вонь, жил я, барахтался, чтобы жена и дети были сыты, обуты, одеты и имели крышу над головой. Попозже стал осознанно карабкаться куда-то повыше, чтобы видеть подальше и иметь побольше, чтобы дети мои росли и не мечтали сделать карьеру бандита или звезды в стриптиз-баре. И все это время я работал, как проклятый, имея перед собой конкретную задачу: сегодня я служу делу, а послезавтра, когда придет для этого время - дело будет служить мне. Я повторял это как молитву и терпел, и работал.
И довольно долгое время мне казалось, что нечто подобное постепенно вытанцовывается: я основал фирму - и она растет, денег я зарабатываю больше прежнего, и статус мой общественный повышается, и ворочаю я круглыми суммами, и руковожу сотнями сотрудников и сотрудниц... Дети мои имеют возможность учиться всему интересному, толковому и полезному, чему только пожелают и, слава Богу, охотно пользуются этим. Жена если и может на что-нибудь пожаловаться, то только на мои безразмерные рабочие часы...
Все так, да не так!
Питаюсь я по большей части в кабаках-ресторанах (предел мечтаний, кстати говоря, большого количества придурков), но осточертевает в конце-то концов публичная, на глазах у всех, жратва! Что мне соус тартар и суп из акульих плавников, если я дома на кухне хочу вареной картошечки с лучком и с растительным маслом, но не могу, по причине нехватки времени. Дети у меня хорошие, разумные, небалованные - это мне повезло, считаю, несмотря на наши с женой заслуги в данной области. И знаю, что любят они меня... Но спроси: знаю ли я - чем они живут, дышат, где их интересы? Да... так... примерно... сейчас вспомню... Короче - не знаю, времени нет узнать!
Денег у меня... не знаю сколько, думаю, что очень мало, гораздо меньше, чем хочу. Вбухано в дело - долго считать, но можно в принципе, однако кто это купит? И кто будет продавать? Я лично не готов. А на житье-бытье... Ну не голодаю, но и накоплений нет. Нету у меня накоплений! Вроде тут заработал, там получилось, и здесь урожай созрел... А - фук-фук: семья, дача, шмотки, машина, срочно дыру заткнуть, на день рождения пригласил, на юбилей сходил... Опять пустой бумажник и кредитная карточка того... исчерпалась... Я не раз и не два на бензин у помощников занимал! Не потому что нищенствую или юродствую, но потому что потребности ровно на четверть шага бегут впереди возможностей... И в фирме нет ни одной лишней копейки. (Почему я терпеть не могу абстрактной филантропии? Потому что конкретные деньги по абстрактному адресу для нуждающихся получат конкретные люди, но не на хлеб, а на икру, и скорее всего на черную икру... Уж лучше я дополнительный рупь в дело запущу, либо помогу кому-то, или чему-то конкретному...) "Деньги работают" - знаете такое выражение? Это на практике означает, что все впритык - и зарплата, и налоги, и развитие... В "БЕРЕЗЕ" это именно так, полагаю, что и в "Дженерал электрик" тоже, несмотря на разницу в масштабах. Дивиденды от своих долей и паев считаю роскошью недопустимой, обхожусь большой, но зарплатой...
И опять я на деньги сбился рассуждать... Размышлял о душе, а сбился на деньги! Мелочь, но очень характерная! Не могу не думать о деньгах, потому что надо платить ту же зарплату, аренду, налоги и т.д. и т.п. Я не подумаю - за меня никто не подумает. Не могу с женой и детьми махнуть на месяцок на побережье теплого моря - немыслимо большой срок: тонкая и нежная ткань управления фирмой начнет рваться и лопаться! Не могу сказать клиенту: "Ты подонок, и мои адвокаты не будут тебя защищать на суде и перед следственными органами", - поскольку дело суда определять виновность человека, а дело адвоката или "БЕРЕЗЫ" - защищать, что прямо продекларировано мною же. Не могу купить себе виллу в Испании, потому что нет у меня свободных денег и свободного времени, чтобы там их тратить. Не могу ездить на совещания на "Москвиче" и покупать одежду там, где все люди покупают. Не могу выспаться вволю триста пятьдесят дней в году! Не могу получить удовольствие от выпивки, потому что даже когда я пью - я работаю! Не люблю начальника одного из отделений своей фирмы Сидора Мухановича Пупкина, но не могу его выгнать, потому что он перед фирмой ни в чем не виноват и полезен делу! Не могу, не могу, не могу... Выходит, что я превратился в раба своего дела, как тот джинн, который на многое способен, но - раб лампы! Поначалу мой бизнес был нечто вроде велосипеда, на котором требовалось постоянно крутить педали, чтобы он не потерял равновесия, а теперь, похоже, он стал колесом для белки, где белка - это я, и мне все время, даже во сне, надо перебирать лапами, чтобы не утонуть... Не могу, не могу, не могу... НЕ ХОЧУ! Я не хочу, чтобы так было дальше. Жрать, пить, совещание, сон... Командировка, изменение в Устав... Тише, дети, папа устал... Что же ты, Игнат Александрович, нас подводишь... Граждане пассажиры... Мы тебе конкретно предъявляем... А как у нас с кардиограммой...
Жизнь одна, и я знаю: она мне дана, чтобы я что-то в ней понял, постиг то сокровенное, ради чего рождаемся мы, живем и умираем. И здесь, в пещере, где совсем не страшно, а воздух чист и свеж, как и пятьсот лет назад, среди нетленных останков тысяч и тысяч моих предшественников, тех, которые прожили свои жизни от начала и до конца, я увидел свет. Я - сердцем и душой, мозгами, дыханием и кончиками пальцев - понял, что есть Господь Бог, что он знает меня и печалится обо мне. Есть Он, к которому я могу обратиться без лживых слов и вообще без слов, Он, который поймет невнятицу и сумбур в мыслях моих и не отмахнется от моих сомнений, Он, который больше, чем друг, и сильнее, чем любовь, Он, перед которым не стыдно смирить свою гордыню, пасть на колени и прошептать: "Прости меня грешного, Господи!"...
- Игнат! Что с тобой! Саныч, очнись... Есть у кого вода? Тихо, тихо, тихо, вот сюда, на сквознячок...
Оглядываюсь - мы уже во дворе стоим... Оказывается, я мобильник бросил, часы с себя снял, бумажник, карточку, ключи вытряхнул... Что я тогда, в те минуты шептал себе?.. "Останусь, останусь навеки в этих стенах: что еще можно хотеть, что искать, если уже увидел источник света Господня?"
- Ну, Игнат Саныч, ты нас напугал!.. Мы думали: сейчас и грохнешься оземь: стоишь, весь бледный, никого и ничего не слышишь...
- Чего бояться? Я сюда на своих ногах вошел и вышел?
- Да, но...
- И всегда так будет. Под руки меня держать не надо, обмороков не бывает у меня.
- Но что с тобой было-то?
- Момент истины. Есть такое выражение, когда правду добывают мгновенно и в экстремальных условиях. Вот и со мной был момент истины.
Тут мой приятель, из питерских, не удержался:
- Так ты что, Игнат, истину вдруг постиг? - вот же скотина: лицо у него абсолютно серьезное при этом вопросе, голос участливый...
- Нет, истину я не постиг, но я увидел путь к истине, ОН мне его подсказал.
- Кто... он?
- Кто надо, дружище. Тебе-то какая разница? Так... У нас есть время? Сколько мы еще здесь пробудем?
- Где-то с час. Нам обещали показать реставрационную мастерскую, потом...
- Я один погуляю, тут вас подожду.
- Может быть, попросить у...
- Никого и ни о чем не надо просить. Я хочу погулять здесь один. И вас подожду, сколько потребуется, мне не в тягость. Всё.
Да, была минута, был искус: бросить в прах не только бумажник с ключами, всю прежнюю жизнь оставить там, за порогом обители святой... Чтобы с нуля, как младенец, пока душа омыта правдой и верой, и чтобы отныне никакая скверна к ней не налипла...
Вот так, в этот безмятежный осенний день, в святом и древнем месте, вся моя прежняя жизнь в одночасье перевернулась, вывернулась наизнанку, вытряхивая дрянь и мусор из самых темных, самых глухих и потаенных уголоков моего Я... И сердце мое колотилось как бешеное: в грудь, в легкие, под самое горло... но в тот день оно - не болело...
Однако же не бывает в жизни правды и веры, если ты хочешь получить их на халяву, за счет других людей: дескать, Бог со мной и тогда черт с ними со всеми...
Я - не только раб своему делу, но и добровольный слуга своему слову: на мои плечи сложены и свалены заботы, чаяния и даже судьбы стольких людей, что если все это я пущу по воле волн, забуду, сбегу, а если говорить прямо - предам их всех... Боюсь, при таком жлобском раскладе сто тысяч праведников и пустынников не сумеют замолить этот мой грех перед Господом.
Вот так меня всего, душу мою, один раз вывернуло и тут же, без передышки, еще разок и тоже наизнанку, и опять - всего меня до донышка. Вроде бы - на место встал, раз дважды наизнанку, ан нет: я уже другой! Дальше думаю и сам себя спрашиваю:
- Что же мне теперь, опять в колесо - ногами перебирать?
- Да, - ответил я себе тогда, - вывернись наизнанку еще раз - и вперед! Забирайся - и побежал! Именно так! (Сколько раз, бывало, жалуются мне коллеги и приятели: пять лет, мол, как создал предприятие, а денег только-только на зарплату - и тогда, и теперь... Когда же просвет? Я им в таких случаях всегда отвечаю: работайте - и все будет!) Вперед и вперед, даже если тебе - неделю, и год, и пять - кажется, что это бег на месте! Если ты мужчина и воин, если ты веришь в себя и в Бога - докажи это, пройди всю дистанцию, какова бы она ни была по времени и расстоянию. ПРЕОДОЛЕЙ ЕЁ. И не просто преодолей - не дай огню погаснуть, огню, который зажег в тебе сам Господь Бог и велел нести его и беречь, огнь, имя которому - твоя душа. Вот что со мной было тогда, вот что я понял в тот памятный день в святом месте на Псковской земле...
И с тех пор все коллеги и друзья мои думают, что я тот же, хорошо знакомый им Федоров Игнат Александрович, и они где-то правы, а все же я сделал шаг, поднялся на некую ступеньку, откуда мне видно то, что раньше было сокрыто для моего разума и души...
Я предназначен идти и бороться! И я пройду этот путь, и я не дам огню погаснуть, и я сумею пересилить, перейти, обуздать поток, который заставляет меня вращать бесконечное колесо! Я смогу сделать это и перестану быть рабом лампы. И вот тогда - и только тогда - я взойду на гору, оглянусь не спеша и решу, что мне делать дальше, как и чем жить: в монастырь ли идти, оберегать свет и покой, до меня и для меня сберегаемый вот уже пять столетий? Или сидеть с удочкой на берегу нескончаемой воды и ни о чем не думать отныне? Или жить пустынником в избушке, помышляя о вечном посреди безмолвного леса? Или вновь набрать команду отчаянных ребят и пробиваться вверх, в какие-нибудь Президенты с большой буквы?
Посмотрим... Но каков бы ни был мой выбор, он будет сделан не от отчаяния, не от бессилия, а с позиции силы и совести, потому как без совести - и победы нет настоящей, а слабым я только перед Ним себя чувствую.
Жизнь идет, как мой рассказ, история за историей, эпизод за эпизодом, из вчера в сегодня, из сегодня в завтра... Кульминация жизни моей - где она? И если будет - как я ее узнаю? Нет у меня ответа, но пока жив - я буду его искать. И я найду, потому что при мне свет, который даровал мне Он...
Такая вот моя жизнь, такие дела...
ПОСЛЕСЛОВИЕ,
или ГЛАВА 14
Они - продолжаются, эти дела... Помните, однажды я рассказывал о "мурманской дороге"? В определенных кругах это название стало нарицательным: бандиты называют так укромное место на автомобильной трассе Петербург-Мурманск, где они предпочитают выяснять отношения с помощью оружия. Однажды и мы с авторитетным бандитом по кличке Фазер докатились до этой самой мурманской дороги, но остановились вовремя. Но у нас повод был очень серьезный...
А жизнь такая штука, что не ухватить ее за гриву, не накинуть узду очень уж своевольная и неожиданная... Вот и опять она сделала р-резкий поворот, да такой, что я и охнуть не успел, как оказался на берегу бескрайнего моря, имя которому - выбор, и в которое надо войти и переплыть... Или утонуть...
Все с пустяка началось. Ехал мой приятель куда-то по делам, ну и угодил в пробку на одном из перекрестков, да такую, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Машины так тесно сгрудились, что дверцу открыть невозможно, чтобы не стукнуть и не поцарапать другую тачку-соседку... Ну и воспользовались этим "плохие ребята", воришки автомобильные. Обычно они крадут тайно, либо применяя выдумку: проколют колесо и, когда водитель выходит из машины, хватают из салона, что в руку поместится, и ходу. А здесь внаглую подходят, вскрывают багажник, вытаскивают автомобильное хозяйство по мелочи и дипломат, который мой приятель почему-то сунул в багажник. А в дипломате - ключи, документы личные, документы деловые и полторы тысячи долларов. Наглость несусветная! А хозяин даже выйти из машины не может - все впритирку.
Ограбили и скрылись, естественно. Пробка рассосалась со временем, ибо даже автомобильные заторы не вечны, и пострадавший поехал прямо в милицию, заявление писать. Но, поскольку и у милиции изредка случаются проблемы с раскрытием преступлений, приятель обратился ко мне, ибо в деловой своей ипостаси он был заказчиком для одного из подразделений нашей ассоциации.
Обратился - и правильно сделал: для нас данное преступление раскрыть и разыскать похищенное - совсем несложно, в таких случаях обходимся и без собак-ищеек, и без дактилоскопии, и даже без опроса свидетелей. Почему? Элементарно, Ватсон... Шерлок Холмс изучал в лупу волосок или пылинку и на основе анализа частностей, мелочей восстанавливал картину преступления в целом. Данный индуктивный метод он, вынужденный к этому Конан Дойлем, называл дедукцией. Если же пользоваться истинной дедукцией, то есть накладывать общие закономерности на частные случаи, то, как это и было с нашим автомобильным ограблением, путь к истине оказывается короток и эффектен.
Вот путь рассуждений: работали профессионалы, с точным расчетом, в "правильном" месте. Стало быть - не случайный хапок, а работа на "участке". В огромном Питере очень мало свободных оазисов, если они вообще есть, за каждый ведется борьба - хоть "мерсами" торгуй, хоть стеклотару собирай всюду жесткая конкуренция с попытками вытеснить и захватить. Отсюда вывод данный "хлебный" участок кем-то контролируется. "Хлебный" он в уголовном смысле, значит и контролеров-покровителей надо также искать не в Академии наук. В Питере нет четкого разделения на "территории": в одном каком-нибудь ДК, где расположены конторы десятков фирм и фирмочек, действуют и мирно сосуществуют десятки крышующих, но саму хозяйственную единицу - ДК им. тов. Кампанеллы - может прикрывать только одна крыша... Ну и так далее. Для новичков-журналистов и обывателей случается путаница, а мы - люди привыкшие. Одним словом, данная территория - в полном смысле этого слова территория и есть, перекресток с прилегающими улочками - под контролем "царицынских", во главе с Володей Красным (не коммунист он - но левая щека обожженная, багровая).
Был этот Красный бандитом с правильными понятиями (это он сам так о себе считал), воодушевлен был воровскими идеалами, что не мешало ему "отмораживаться" временами, платил в общак, носил напоказ синие наколки... Но по "делам", как правило, дураком не был.
Позвонил я ему: так и так, мол, твои деятели ограбили хорошего человека, помоги разобраться... Корректно, уважительно я к нему обратился, без нажима. И сам он должен бы понимать, что сегодня он пошел мне навстречу, завтра вправе от меня ждать ответного шага... И что ему в тот день вожжа под хвост заехала? Может, семейные неприятности вывели его из берегов, может, "при делах" понервничал, а может, захотел примерить на грудь очередную порцию собственной крутизны - в последние годы конкуренты его увядали, а он рос, деньгами и авторитетом.
- Ну, допустим, что ломанули. Ну, допустим, что на моей. А я при чем? Пусть не лохует впредь.
- Это все понятно, Володя, я к тому...
- Ну а раз понятно, чего звонишь в порожняк?
- Погоди, я тоже занятой человек, как и ты, раз звоню, значит имею свой резон. Если тебе некогда сейчас или нервы разыгрались, скажи и я позвоню попозже. Именно для того, чтобы наша беседа получилась конструктивной, а не порожняковой, как ты выразился. - Это все я излагаю самым миролюбивым тоном, который только есть в моем гардеробе. Те, кто меня хорошо знает, давно бы уже насторожились и призадумались... Но Красный мне не друг, не приятель и не партнер. И не единомышленник, что он тут же подтверждает словом, которое в мобильных переговорах - то же дело.
- Слушай, Игнат, давно собирался тебе сказать...
- Да, я слушаю.
- Вот и слушай. А хотел я тебе сказать, что ты слишком много из себя ставишь. Я вообще не люблю чистоплюев и тебя в частности. Твое слово для меня - ноль, а сам ты для меня не брат, не пацан, а так... лицо, максимально приближенное к барыгам. Подчеркиваю: про твоих ребят я молчал и вообще про твою древесно-стружечную контору ни звука. Только о тебе лично говорю. А себе лично можешь чиркануть в блокнот от меня: "В просьбе отказано". Поал?
Все это время я сидел и очень-очень внимательно слушал. Общий смысл того, что он нес, был мне понятен, тон, которым все это произносилось - был очень неприятен... Я-то по трубе с ним говорил, а он - нет. Мобильник его все время был занят и я позвонил ему на конторский телефон, где он "руками водил" в это время суток... В кабинете голоса, кашель... а потом и смешочки... И характерный обертонец появился прямо во время разговоров. Наш Володя Красно-обмороженный селекторную связь включил... Ага, гордится перед приближенными, пресс качает... У меня аж в глазах от ярости потемнело. И наступило некоторое раздвоение и даже растроение личности: одна, самая благоразумная, советует не то чтобы щеку подставить, но подождать для адекватного ответа более подходящего случая, а пока - свернуть разговор. Другая, самая незрелая и дурная, требует, чтобы я тут же, по телефону, выбил ему барабанную перепонку матюгами и угрозами. Третья лихорадочно подыскивает аргументы и способы, чтобы именно сейчас, сходу, найти контраргументы и по возможности "вскрыть" ситуацию, не привлекая к разрешению нешуточного конфликта третьих лиц... Третья победила.
- Говори, говори, Владимир Красно Солнышко, я тебя слушаю...
- Ну а чо говорить, я сказал, что хотел. Так что - гуд бай...
- Сказал - выслушай ответ. Так вроде бы на твоих скрижалях записано? Или ты к другим правилам отошел? А, Володя?
- Ну и что ты хочешь этим сказать? Стрелку хочешь назначить?
- Какую еще стрелку? Я просто хотел тебя спросить: ты стал генеральным директором "Ремхозстроймашторга" в девяносто четвертом или в девяносто пятом году?
- А тебе какое дело?
- Да мне никакого, я и так знаю, потому что я стал должностным лицом ровно на год, день в день, позже, чем ты. Я об информированности твоей аудитории забочусь, которая рядом с тобой гыгыкает.
- Ну, продолжай. - Слышу по тону - подобрался парнишка, зубки-то стиснул... Оно и нет никакого "косяка" для бандита в том, что он при официальной должности теперь, с 95 года "понятие" по данному поводу изменилось, но вслух и при всех вспоминать об этом лишний раз "правильному" бандиту, да еще с не самым "правильным" "погонялом" (кличкой "Красный") - не в климат.
- Продолжаю: ты меня оскорбил и сделал это при всех. Так что пусть и дальше все слушают, ты селектор не выключай, не скромничай... Какая может быть стрелка из-за вонючих слов одного отмороженного мудака? Не морщи лоб и не пыхти в догадках: я тебя имею в виду, когда говорю насчет мудака. Теперь уже он там в кабинете берет себя в руки и грозным голосом говорит мне:
- Продолжай, Игнат, твой базар слышен.
- А собственно, все, я почти закончил. Короче говоря, ты обдумай где и как тебе удобнее - и обсудим все дела вдвоем, не привлекая живую силу и артиллерию. Бери короткий ствол, какой тебе нравится и на двадцати пяти метрах дистанции смоем друг с друга все обиды и недомолвки... Слушаешь меня?
- Тю... Дуэль, что ли, предлагаешь?
- Примерно. Ты меня оскорбил, я тебя вызвал. Что тут особенного? Если будешь занят - назначь кого-нибудь вместо себя, разрешаю. Я же буду лично. Обдумай, прикинь, посоветуйся и позвони. Предлагаю, чтобы уравнять обоймы, по шесть маслин на ствол.
- Ну а если я не сочту нужным принять твое предложение?
- Так пристрелю. Даже и трусом обзывать не стану. Встречу и пристрелю. Лично я - лично тебя. За свои слова отвечаю. Те слушатели, что у тебя в кабинете, - свидетели. - Я напряг уши - тишина на том конце провода... гробовая. - Жду до послезавтра, пока.
Хрен там кого он за себя выставит - позору в таком случае не оберется. И вообще моральная правота на моей стороне, а это - немало.
Д-да. Правота - правотой, но надо подытожить... Все это было очень лихо с моей стороны и изобретательно, а вот как дальше быть? С одной стороны, я безусловно прав: этот Вова поставил меня в такое положение, в котором надо либо из моего бизнеса бежать, чтобы его не разрушить в ноль моим подмоченным "авторитетом", либо разруливать ситуацию исключительно силовым путем, так, чтобы Вова Краснорылый погнулся и громко признал свою неправоту. Ребята наши, естественно, стали бы стеной в этой ситуации и все было бы четко, но... Этот тип меня лично оскорбил и именно это обстоятельство вслух выделил... Ради клиента я могу и обязан принимать решения и посылать людей на риск, а ради "живота своего"... Не решился. Сам должен все решить. Сам... А решения нет.
Ведь он позвонил мне на следующий день, совсем уже другим тоном разговаривал... Посредников прислал со своей стороны, доверенных, и я со своей стороны моих - в старину их называли секунданты - чтобы договориться о... предстоящем. Надо же все уладить на случай летального исхода - алиби, отмазки, показания и т.п и т.д. Уладим, не вопрос, никто не подкопается, хотя по агентурным данным все всё будут знать... Как со мной быть, вот вопрос вопросов?...
Достал я свой дембельский "Макаров", обиходил, снарядил... Пристрелял в тире чуток, утром сегодня... Через полчаса за мной машина заедет и я отправлюсь навстречу неизбежному. Как Быть???
Умирать неохота, ясен пень, но рано или поздно, как говорится... А если не умирать, а убивать? Я подходяще на двадцати пяти метрах очки составлял, думаю, получше Вовы. Убью его... Алиби-фигалиби... Перед Всевышним я его положу, алиби это? Только вот недавно, казалось бы, в обители святой свет я видел, душой прикоснулся и очистился и - на тебе...
Не хочу я давать убивать себя всякой мрази. И душу замарать убийством - не могу. Немыслимо отказаться от встречи и дуэли, это даже не обсуждается, ни вслух, ни про себя. Но невозможно приехать и в воздух палить, выпячивая грудь на бандитскую пулю. Дырявить, не убивая? Глупо и по-фарисейски.
И решения принять не могу и без решения оставаться не могу... Машина бибикнула, пора ехать...
Будь что будет - не стану его убивать!
Стрельну ему в лобешник - и будь что будет!
Вот так решил я дважды и одновременно рассовал оба решения по карманам и пошел в ночь. Что меня и совесть мою ждет этой ночью, знать бы заранее...