Чейни Дэвид. Честь самурая. Путь меча

   Ханзо глубоко вздохнул. Эта весть была хуже, чем он ожидал. Он всегда выплачивал своему даймио один меч за каждые четыре. Два за каждые четыре будут невыносимым бременем. Даже при полной нагрузке кузнице было трудно удовлетворять спрос на оружие. Удвоенный налог будет разорением. Но пять тысяч самураев князя Кичибея были всесильны. У Ханзо и Йоши, не имевших поддержки, не было выхода.
   Ханзо наклонил голову. «Да будет так», – сказал он с горечью.
   – Ты правильно поступаешь, Ханзо. Есть и такие, которые захотят сопротивляться новым налогам. Им плохо придется. Мы вернемся перед началом пятого месяца, чтобы забрать то, что нам полагается, До тех пор – прощай.
   После ухода самураев громоздкая фигура Ханзо как будто съежилась. Йоши видел, что по его лицу текут слезы. Ом сделал вид, что ничего не замечает, и спросил:
   – Что нам теперь делать?
   – Мы не сможем платить столько и прожить на оставшееся.
   – Мы не сможем не заплатить это и остаться в живых.
   – Йоши, люди из Йошивары когда-то говорили о том, что надо сопротивляться новым налогам. Мы могли бы присоединиться к ним. – Ханзо искал поддержки у Йоши, Он был сломлен и удручен. Исчезли радость и сила, которыми была отмечена его работа в кузнице. Многие годы усилий оказались вычеркнуты.
   – Нет, Ханзо, сопротивление потерпит крах. Кичибей слишком силен, – Йоши грустно посмотрел на него – Лучше заплатить, чем умереть как собака, сражаясь со сборщиками Кичибея.
   – Йоши, я всегда избегал неприятностей, но если горожане объединятся и мы присоединимся к ним, может быть, князь Кичибей передумает, – упрашивал Ханзо в поисках выхода из трудного положения.
   – Ни в коем случае, – сказал Йоши. – Кичибей скорее пойдет на то, чтобы весь город уничтожить, только бы не потерять свое влияние. Нам надо избегать связей с повстанцами. Мы должны защищать нашу кузницу и нашу мирную долину. Не уничтожай то, что ты построил таким тяжелым трудом. Пока придется пойти на то, чтобы отдавать ему два меча за четыре, и будем дальше жить мирно.
   – Вероятно, ты прав, Йоши. Я всегда принимал власть князей и не задавал вопросов. Почему же я сейчас просто потерял рассудок от этого нового проявления их могущества? – Ханзо помолчал, потом посмотрел задумчиво на Йоши и добавил: – Мы подчинимся ради тебя. На мне ответственность за то, что ты находишься здесь, и я сделаю все возможное, чтобы тебе ничто не угрожало.
   – Никто из нас не пострадает. Мы вместе сделаем все, что нужно, чтобы защитить нашу кузницу, – сказал Йоши. – До тех пор, пока у нас есть силы выковать хороший меч, мы будем жить хорошо и долго. Кузнец, кующий мечи, нужен всем. Нам нечего бояться.
   – Ты славный мальчик, – ласково сказал Ханзо. – Но хватит разговоров. Дело стоит. Вернемся к нашей работе, как только я помолюсь богам.
   В то время как Ханзо черпал воду для омовения рук в каменном резервуаре около молельни Аматерасу, Йоши размышлял о том, что он, видимо, близок к новому повороту в своей жизни: приход самураев снова напомнил ему замок Окитсу, Генкая и клятву, произнесенную так давно. Йоши много раз повторял себе, что клятву нельзя не привести в исполнение. Сейчас он колебался. Жизнь в долине была такая простая и мирная. В самом деле, разве обязательно нужно покинуть это спокойное существование, чтобы отомстить за почти забытое дело?
   Хотя кузница была близко от замка Окитсу, Йоши не пытался связаться с родными. Время от времени он осторожно расспрашивал путников о новостях с юга, но ничего не узнал об Айтаке, Фумио, госпоже Масаке и Нами. Может быть, думал он, лучше ничего не менять. Но потом воспоминание о смерти Генкая возникло снова и укрепило его решимость отомстить. Нет! Нельзя ему дольше забывать о своей клятве. Он должен действовать, иначе он потеряет право уважать себя.
   Йоши пришло в голову, что через Кичибея он может нанести небольшой урон Чикаре и клану Тайра. Он сказал Ханзо, что невозможно будет заставить Кичибея отменить новые налоги. А все же, если достаточно много крестьян и торговцев объединится… Возможно ли убедить Кичибея, что если он пошлет своих самураев против населения, это обойдется ему в чрезмерно дорогую цену: он потеряет много золота, будет масса неприятностей и страданий…
   Йоши смотрел на Ханзо, все еще умывающегося у водоема, и в нем росло чувство нежности и любви к старшему другу. Ханзо обращался с ним как с сыном, и Йоши считал себя обязанным ответить ему сыновней привязанностью. За годы своей жизни с Ханзо он хорошо узнал, какие тепло и человечность таятся под свирепой внешностью. Он никогда не видел, чтобы Ханзо сердился, и, хотя он не сомневался в храбрости кузнеца, он знал, что Ханзо не вступит в схватку, если схватки можно избежать. Йоши был уверен, что Ханзо последует его совету и заплатят новый налог.
   Однако Йоши решил встретиться с горожанами без ведома Ханзо. Он постарается выяснить, намечается ли организованное сопротивление новым налогам.

Глава 16

   Городок Йошивара был еще меньше, чем Окитсу. Перед Йоши, который подходил к нему лесом, сосны маячили в вечернем тумане подобно молчаливым грозным часовым, охранявшим холм. В долине Йошивары на поверхности пруда плавали белые цветы лотоса, и над водой стоял гул лягушачьих любовных призывов.
   В кузнице Йоши постоянно слышал лишь стук молотка и шипенье раскаленной стали при закалке. Здесь, в городе, можно было услышать, как уличный музыкант наигрывает протяжную мелодию на своем четырехструнном инструменте. Женщины в длинных платьях, с младенцами, привязанными к их спинам, медленно шли по узким улицам, а на каждом углу собирались и обсуждали свои дела хорошо одетые торговцы. Здесь Йоши чувствовал себя как крестьянин, пришедший в большой город, из-за того что одет он был в грубое платье из хлопчатобумажной ткани, на ладонях были мозоли и вены разбухли на руках.
   Развлечений в Йошиваре было немного, поэтому Йоши обычно останавливался в одной и той же гостинице, когда он бывал в городе. Две работавшие там девушки знали его, поэтому не требовалось усилий, необходимых для того, чтобы завязать новые знакомства. Йоши стеснялся знакомиться с новыми людьми. Слишком долго он жил вдвоем с Ханзо. Он привык оставаться в тени, стеснялся своего атлетического вида и по этой причине был несловоохотлив. Он не понимал, что на самом деле он выглядел в десять раз лучше, чем раньше. Его мускулистая фигура придавала ему гораздо больше привлекательности, чем прежняя женственная стройность. Щеки впали, скулы и нос стали более подчеркнутыми. Волосы он носил короткие, лицо выражало внутреннюю силу и развитой ум.
   – Йоши-сан, добро пожаловать в нашу скромную гостиницу, – Отоки и Маса ждали его во дворе и были искренне рады видеть его. – Входи, мы сделаем ванну для твоего бедного усталого тела и приготовим обед.
   Девушки были молоды, они работали в гостинице уже много лет и знали все способы угодить постояльцам. Их искусство принесло некоторую известность гостинице и хозяину, очень гордившемуся хорошими манерами девушек.
   Отоки взяла Йоши под руку с левой стороны, Маса с правой. Они повели его прямо к ванне. Отоки помогла Йоши снять одежду, а Маса разделась за перегородкой.
   – Сегодня нет других гостей. Как это всем нам приятно, – сказала Отоки. Йоши ворочался в горячей воде, вдыхая ароматы, наполнявшие помещение. – Не смотри, Йоши, я сейчас приду к тебе. – Йоши притворно закрыл один глаз и довольно рассмеялся, когда гибкая фигурка Масы выбежала из-за перегородки и вскочила в воду. У Масы были изящные черты лица, которым позавидовали бы многие дамы высшего общества.
   Пока Маса терла спину Йоши, Отоки сняла одежду и присоединилась к ним. Отоки была полной противоположностью Масы. Маса была маленького роста, Отоки – высокая. Маса была тонкая, тело Отоки было чувственным… слишком чувственным. Лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но черты его были слишком резко выражены, чтобы можно было считать ее по-настоящему красивой. Нос слишком рельефный, слишком густые брови. Ее характер соответствовал ее внешности. Из них двоих она была более самоуверенна.
   – Какой ты сильный, Йоши. Маса, посмотри на его мускулы. Он оказывается сильнее каждый раз, как приходит к нам. – Отоки улыбалась с шутливым восхищением. В ответ Маса слегка улыбнулась и надавила на плечи Йоши. – И, смотри, Маса, у него не только плечи становятся больше. – Отоки внезапно закрыла руками рот, как будто была смущена.
   – Я думал, что будет только ванна, – сказал Йоши невозмутимо.
   Маса фыркнула.
   – Конечно, только ванна. Что ты подумал?
   – Я подумал, что нахожусь при императорском дворе: очень уж красивы дамы.
   – Как он мил… и развязен, – сказала Отоки, тихонько поглаживая Йоши мыльными руками. У мыла был приятный травяной аромат, от которого у Йоши закружилась голова.
   – Как приятно, что ты – единственный гость, – сказала Маса, намыливая ему спину и плечи.
   – Раз никого нет, может быть, вы?.. – голос Йоши замолк, молчание было полно невыраженной надежды.
   – Нет, нет, Йоши, не в ванне. Мы бы плохо выполняли свои обязанности, если бы сначала не покормили тебя и не устроили со всеми удобствами.
   Йоши отхлебывал ароматный зеленый чай и ел роскошный ужин – жареного воробья с рисовыми пирожками. Одетый в сухое платье из хлопчатобумажной ткани, он чувствовал себя чистым, отдохнувшим и свободным. Пока он ел, девушки посмеивались и шептались, закрываясь веерами. Йоши, сосредоточась на еде, время от времени говорил какие-то вежливые фразы. Когда он кончил ужинать, он перешел на серьезный тон.
   – Дамы, – начал он, вытирая губы горячим сырым полотенцем, – вы не слышали, чтобы кто-нибудь в городе обсуждал новые налоги?
   – О, Йоши-сан, мы ничего не знаем о налогах. – Их лица стали замкнутыми. Они отвернулись. Это была нежелательная тема разговора.
   – Отоки, пожалуйста! Ты же слышишь, как постояльцы разговаривают. Они обсуждают дела в вашем присутствии. Ты не глупа. Ты знаешь, что происходит. – Йоши не обращал внимания на ее нежелание говорить. Он заставил Отоки ответить ему.
   – Я знаю только, что в будущем году хозяину придется платить более высокие налоги.
   – И что он говорит по этому поводу?
   – Будет платить, хотя это очень тяжело.
   – А как другие?
   Лицо у нее потемнело, и она продолжала тихим голосом:
   – Кто не заплатит, будет наказан. – Отоки помолчала. – Правда, есть такие, кто говорит, что откажется платить. Это одни разговоры. Шпионы князя Кичибея рассеяны по всей области; если они обнаружат людей, которые сопротивляются, эти люди будут казнены для примера всем бунтовщикам.
   – Значит, есть бунтовщики!
   – Не настоящие бунтовщики… Просто люди с тяжелой судьбой.
   – Кто это? Скажи мне их имена.
   – Я этого не могу. Как мы ни любим тебя, я и Маса, мы не можем говорить о таких вещах. Если бы это касалось тебя, было бы иначе. Но трудности наших горожан не похожи на твои. Тебе лучше не впутываться.
   – А я уже впутан. Они нам тоже увеличивают налог.
   – Извини, – Отоки опустила голову, искренне опечаленная. Было ясно, что она больше ничего не скажет. Он подумал об Оно, которая расплатилась жизнью за то, что дала Йоши время спастись. Он уважал служанок гостиниц и считался с их правилами, предписывающими им поменьше болтать.
   – Хорошо. Забудем о налогах, – Йоши откинулся назад и спокойно улыбнулся. Неприятная тема была закрыта. – Раз мы одни, пожалуйста, приходите ко мне в комнату с вашим инструментом и бутылкой сакэ. Мы попразднуем все вместе.
   Девушки оживились. Они захлопотали, убирая со стола и приготовляясь к вечеру.
   После, в комнате Йоши, Маса пела и играла. Ее тонкие пальцы легко, как паутинки, касались четырех струн. Свет фонариков рисовал сменяющиеся узоры на ширмах, раскрашенных золотистым и красным цветом. От курильницы в углу распространялся аромат, одновременно горький и сладкий, наполнявший комнату опьяняющим дымком.
   Музыка, свет и аромат создавали теплое, интимное настроение. Йоши поглаживал бедро Масы. Она продолжала петь, и под его ласку она спела старинную песню:

 
Хотя чистота лунного света
Заставила замолчать и соловья, и сверчка,
Кукушка одна пост
В течение всей ярко светящейся ночи.
 

   Йоши нашел песню забавной. Ее можно было и так понять, что, пока Будда дает свет крестьянам и монахам, проститутки выражают поклонение своим особым способом и поют ночью.
   Пока Маса пела, Отоки приподняла платье Йоши. Она повернулась, подняла свое платье и откинулась назад, и Йоши проник в нее.
   Маса, между тем, играла все более отрывисто и неровно. Она пела, задыхаясь, время от времени песня прерывалась нежным стоном, пока Йоши ласкал ее. Наконец она отложила инструмент, вытянулась и всецело отдалась удовольствию. Она извивалась от наслаждения, закрыв своей рукой руку Йоши и направляя ее. Вскоре она замерла, сжавшись с заглушенным криком.
   Отоки положила руку под платье и придерживала Йоши, а он прижимался то сильнее, то слабее. Она вскрикнула, как от боли, и сильно вздрогнула. Оргазм наступил у нее как раз перед тем, как он возник у Йоши.
   Потом все трое лежали на узорчатом одеяле, еще полные воспоминаний и аромата любви. Не в состоянии двигаться от усталости, они улыбались тайной улыбкой чувственного освобождения и радости. Через некоторое время Йоши уснул, слегка всхрапывая. Отоки и Маса кивнули друг другу. Они встали и молча собрали веера, инструмент, платья, тарелки и чашки и тихо вышли.
 
   Поздно ночью в гостиницу явился конный отряд самураев Кичибея. Утомленные долгой дорогой, они оставили лошадей конюху и шумно потребовали хозяина.
   – У вас есть комнаты для четырех воинов Кичибея? – спросил начальник.
   – Да, господин. У нас сегодня почти совсем пусто. Пожалуйста, входите. Мои девушки обо всем позаботятся.
   – Мы слышали о ваших девушках. Но сначала нам нужно вымыться, нужно чистое платье и сакэ.
   – Может быть, что-нибудь поесть?
   – Много сакэ и потом ваших девушек, – начальник засмеялся и подмигнул своим подчиненным. – Быстрей, дурак. Мы устали, мы не можем ждать еще, пока ты проснешься.
   Отоки и Маса вошли молча, отвернув лица от наглых взоров самураев. Будет долгая и тяжелая ночь.

Глава 17

   Наступил ясный, чистый рассвет. За окном какая-то птичка выводила трель на ветке вишневого дерева: «Твит-твит».
   Свежее утро не трогало Отоки, вошедшую в комнату Йоши, чтобы разбудить его. Ее лицо распухло от слез. На щеке был синяк.
   – Йоши, проснись! – она говорила настойчивым шепотом.
   – В чем дело? – он сразу сел и насторожился.
   – Ты их слышал вчера вечером?
   – Нет… Что? Кто? – говоря это, Йоши смутно вспомнил какие-то громкие голоса, как будто слышанные во сне.
   – Самураи. Люди князя Кичибея. Они напились и говорили между собою, когда отстали от нас. Они собираются примерно наказать людей, которые жалуются на новые налоги. Тебе надо сразу ухолить. Я слышала, что они упоминали Ханзо.
   – Ханзо? Не может быть. Он сказал мне, что заплатит налог. Зачем им губить его? Им же очень нужны мечи.
   – Я не знаю, почему они его выбрали. Может быть, он пожаловался шпиону или был неосторожен. Это неважно. А что важно, так это то, что самураи здесь. Пожалуйста, одевайся и уходи скорее. Самураи останутся здесь на весь день, так что у тебя времени всего до вечера.
   – Спасибо, Отоки, – Йоши взял ее за руку. Он почувствовал, что рука дрожит, и ласково поцеловал Отоки. – Я не забуду, что ты мне помогла, – прошептал он.
   – Вспомнишь о нас, когда придешь сюда опять. Теперь иди! Предупреди Ханзо, у него еще есть время скрыться.
   Она приложила палец к губам в знак молчания и выскользнула из комнаты. Йоши смотрел ей вслед, и его сердце наполнялось горячим сочувствием к этим служанкам гостиницы. С ними крайне небрежно обращались мужчины, совершенно не считавшиеся с их чувствами.
   Йоши оделся и, держа свои соломенные сандалии в руке, отодвинул створку. Он оглядел коридор, никого не было видно. Когда он на цыпочках шел к выходу, он услышал громкий храп в комнатах по обе стороны коридора. Хозяин ждал на ступеньках крыльца. Йоши расплатился за комнату и за еду и добавил денег для девушек. Хозяин стоял с мертвенно-бледным лицом, похожим на восковую маску, рот был плотно сжат, на лбу блестел пот. Он взял деньги и прошептал: «Торопись. Скажи Ханзо. Он должен спрятаться до вечера».
   Выйдя из гостиницы, Йоши надел сандалии и быстро пошел по грязной улице. Несколько малышей молча проводили его взглядом. Он направился короткой дорогой через сосновый лес.
   Разве это возможно, чтобы в такое чудное утро угрожала опасность? Он думал об Отоки и Масе и о том, каким приятным был вчерашний вечер. Безусловно, Маса красивее и более талантлива. Однако Отоки какая-то особенная, у нее ум и независимость, которые нравились Йоши. Если бы она была так же красива, как Маса, она могла бы стать преуспевающей куртизанкой, – может быть, подругой самого императора. Йоши на ходу раздумывал о том, как мельчайшие случайности при рождении могут повлиять на целую жизнь. Если бы Отоки родилась более красивой и изящной или если бы Маса родилась более умной, до чего же по-другому сложилась бы у них жизнь.
   Собственно говоря, не так уж отличались друг от друга Ханзо и князь Фумио. Если бы Ханзо вместо Фумио участвовал в кампании, в которой Фумио заслужил свои почести, они могли бы занимать теперь совершенно иное положение. А если бы госпожа Масака была служанкой в провинциальной гостинице, кем был бы теперь он, Йоши? Эта мысль рассмешила его. Он, вероятно, был бы так же подмастерьем кузнеца. Вот чего стоят случайности рождения!
   Долина находилась за ближайшим холмом. Йоши глубоко вдыхал пряные ароматы леса. На зелени, покрытой росой, сверкали пятна солнечного света. Меж сосен теснились кусты шелковицы, множество ярких ягод и цветочков сияли в гуще высоких деревьев. Стук молота Ханзо отдавался эхом из долины, образуя как бы контрапункт к стрекотанию насекомых и трелям птиц.
   – Ау, Ханзо, я вернулся, – крикнул Йоши.
   – И пора бы, – сказал Ханзо. В его голосе не было радости, – Я ждал тебя. Нам нужно еще глины для закалки.
   – Мне казалось, что у нас достаточно на ближайшие недели.
   – Нет, ты ошибаешься. Тебе придется пойти в Мишима, чтобы достать еще у Матсутаро, гончара.
   Резкий тон Ханзо вернул Йоши к реальности, и его хорошее настроение пропало.
   – Ханзо, в Йошиваре тревожные слухи. Что-то скверное готовится. Мы можем избежать этого, если ты пойдешь со мной в Мишима. Мы можем пробыть там несколько дней и вернуться, когда все успокоится.
   – Я сейчас не могу уйти, Я делаю самый лучший меч изо всех, что я делал. – Ханзо помолчал и спросил как бы о чем-то малоинтересном: – Что это за слухи?
   – Сегодня вечером самураи Кичибея пронесутся по округе и будут наказывать тех, кто не платит налогов.
   – Какое отношение это имеет ко мне? Я собираюсь заплатить налог.
   – Одна из служанок в гостинице слышала, что самураи упоминали твое имя. Ты жаловался кому-нибудь, кто мог бы быть осведомителем у Кичибея?
   – Я не помню. – Ханзо на минуту расстроился. Он никогда не лгал Йоши, но тот чувствовал, что сейчас он что-то скрывает. Ханзо покачал головой, как бы отгоняя неприятную мысль, и сказал:
   – Служанок в гостинице не следует слушать. Сплетницы они все. – Он помолчал и добавил: – Я поддерживаю дружеские отношения с самураями Кичибея. Они покупают у меня мечи и уважают меня.
   – Ханзо, они же самураи. Их закон разрешает им казнить любого из низших сословий, когда им угодно. Служба у Кичибея держит их в узде, но стоит их мечам окраситься кровью, они превратятся в диких зверей. Уважение, здравый смысл, дружба – все будет забыто.
   Ханзо знаком показал, что разговор окончен.
   – Мне нечего бояться. Я могу себя защитить, – голос звучал уверенно, но между бровями залегла глубокая морщина. Он повернулся к горну и снова начал стучать.
   – Ты не можешь защитить себя от сотни солдат, – закричал Йоши, перекрывая голосом грохот.
   Пот, стекавший с лысой головы Ханзо, шипел, превращаясь в пар, когда капли падали на горячие угли. Он продолжал сосредоточенно бить молотом.
   – Послушай меня, Ханзо. Ты поступаешь необдуманно. Ты будешь один, и на тебя легко будет напасть, пока я буду в Мишима. Пойдем со мной. Мне нужна твоя помощь, чтобы нести мешки с глиной.
   Ханзо прекратил работу. Он вытер лоб толстой рукой.
   – Не испытывай мое терпение. Помни, кто здесь главный и кто ученик. Если меня не защитит моя сила, защитят боги. Я буду молиться сегодня в молельне. А насчет того, чтобы тебе помочь, ты носил глину раньше. Если понадобится, найми телегу или носильщиков на обратном пути, – Ханзо упрямо нахмурился.
   Йоши знал, что уговоры не подействуют. Он неохотно вернулся к кузнице и переоделся в грубые хлопчатобумажные хакама, в которых он работал в кузнице. В течение часа они молча работали рядом.
   – Тебе пора отправляться, если ты хочешь дойти засветло, – сказал Ханзо во время минутного перерыва.
   – Я хочу закончить эту часть, – сказал Йоши, подняв лезвие, которое он только что начал.
   – Все-таки пора тебе идти, – голос Ханзо зазвучал мягче, – Я на тебя не сержусь, Йоши. Ты хороший мальчик, и я тебя люблю, как родного сына, но иногда ты слишком много себе позволяешь. Не беспокойся обо мне, все будет хорошо. Если ты пойдешь сейчас, ты вернешься как раз, когда стемнеет, и мы откроем кувшин пряного вина в честь этого моего нового меча.
   Йоши умылся у каменного бассейна. Он надел дорожное платье и захватил соломенный дождевой плащ – собирались тучи. Он взял денег для гончара и для оплаты носильщиков. Деньги в маленьком кошелечке он засунул в пояс. Он церемонно поклонился Ханзо и отправился по лесной дороге.
   Погода быстро менялась. Утренняя свежесть исчезла, и над долиной воцарилось затишье. Воздух стал тяжелым, душным, и свинцовые дождевые тучи плыли в небе. Еще до полудня полил беспрестанный дождь; ручьи и реки быстро становились непроходимыми.
   Йоши развернул свой дождевой плащ и завернулся в него. Он торопился дойти до Мишима, прежде чем река Камо разольется и не пустит его на другой берег. Он не знал, сможет ли он помочь Ханзо, но в случае опасности он должен быть в кузнице, рядом с Ханзо. Он то шел, то бежал девять миль на восток, срезая путь через лес. Он дошел до прибрежной дороги близ городка Хара. Улицы были пусты, все сидели дома: никому не хотелось попасть под серебристые струи, падавшие с неба волнистыми полосами. Еще около четырех миль, и он оказался в Нумазу, где за две медных монеты носильщики перенесли его через начавшую разливаться реку Камо. Он прибавил шагу, идя последние три с половиной мили по перешейку полуострова Изу, который отделял залив Суруга от залива Сагами. Мишима находился в середине этой узкой части, у подножия горы.
   У гончарной Йоши снял плащ и стряхнул с него воду, Он вытерся тряпкой, оставленной для этой цели на крытом крыльце. Дверь отворилась прежде, чем он успел постучать.
   – А, Йоши, как приятно увидеть тебя, – сказал Матсутаро, гончар. Это был ссохшийся человечек без единого волоса на голове. Его глаза почти не были видны из-за массы мелких морщин. Годы тяжелого труда согнули его; он двигался медленно, только руки его быстро двигались, подчиняясь какому-то своему, неслышному для других, ритму. Они были гладки, как пергамент, с синими змеевидными венами, которые, извиваясь, пропускали кровь под кожей.
   – Почему ты пришел? – спросил Матсутаро. – Я помню хорошо, что договорился с Ханзо на следующую неделю. Голос старика был ровный и низкий, такой же несоответствующий его слабому телу, как руки.
   – Ханзо сказал мне, что ему нужна глина для закалки.
   – Не может быть. Я дал ему по крайней мере на десять дней.
   У Йоши все внутри сжалось, возникло подозрение, не послал ли его Ханзо с ненужным поручением, чтобы удалить из кузницы? Не встречался ли он с горожанами, протестующими против налога? Но, может быть, это просто недоразумение? Йоши не мог вспомнить, употребляли ли они лишнее количество глины в течение недели.
   – Все-таки, – сказал он, – я пришел за новым запасом. Если вы наполните два мешка, я расплачусь и сразу отправлюсь.
   – Нет, нет, Йоши, посиди у меня. Здесь тоскливо, я рад твоему присутствию.
   – Извини, Матсутаро. Ханзо ждет меня. У нас сегодня праздник по случаю того, что он закончил новый меч. Если я сейчас не уйду, я не попаду к реке до темноты.
   – Да, понимаю, – старик грустно покачал головой. – Посиди здесь, пока я отмерю глину.
   Матсутаро влез наверх, где располагались поперечные балки под соломенной крышей. Он принес два грубых хлопчатобумажных мешка. И пока Йоши нетерпеливо ждал, отмерил глину, примерно по тридцать фунтов в каждый мешок, затянул веревки и надел мешки на шест.
   – Трудно будет идти, пока не кончился дождь. Лучше бы тебе подождать, – сказал он, пытаясь еще раз уговорить Йоши остаться.
   Йоши сочувствовал одинокому гончару, но подозрение относительно причин, по которым отослал его Ханзо, заставляло его спешно вернуться в долину. Он как мог сдерживал свое нетерпение. Заставив себя улыбнуться, он сказал: