Проделайте такое, и кто-нибудь непременно что-нибудь вам да расскажет!
Вот и я кое-что уже успел выяснить. Я точно знаю, что Марта Фрислер готова продать Энрико за понюшку табака. Разве не это она пыталась проделать несколько часов тому назад? По неизвестной мне причине я мысленно все время возвращаюсь к Джуанелле. Что она за человек?
В ней, несомненно, что-то есть, хотя я пока не совсем понял, что именно.
Лежу себе в темноте и снова вспоминаю моего приятеля Конфуция, у которого имелись поговорки на все случаи жизни.
— Остерегайся красотки с сочувствующей улыбкой, — учил Конфуций, — в один прекрасный день ты увидишь ее в темной аллее с гаечным ключом, готовой нанести тебе смертельный удар по черепушке, бойся ее, человече! Потому что дамочка без красоты, известная своим добрым характером, добродетелью, будет верна тебе, как желтый пес, потому что она не осмелится потерять тебя — единственного мужчину, которого ей удалось заарканить. Но блондиночки с гибкой, как у змеи, фигуркой, с капризным и вздорным характером, — такая же ненадежная вещь, как солнечный зайчик. Она запустит в тебя кочергой или даст отставку с такой же легкостью, как сделает себе маникюр.
Не теряй же поэтому головы, мой дорогой брат, и лучше начинай ухаживать за крокодилом или тигрицей с дурным характером, чем за дамочкой, у которой есть на что поглядеть и которая знает ответы на все вопросы. В противном случае кое-кто будет рыдать над твоим могильным камнем или же пособие по бракоразводному процессу будет настолько высоким, что тебе придется заложить последние штаны и не раз пожалеть, что ты родился на белый свет.
Отсюда вы видите, ребята, что этот парень Конфуций на самом деле знал что к чему.
Теперь я чувствую себя уже совсем не так, чтобы плохо. Я обнаруживаю, что меня не обыскали, потому что зажигалка все еще у меня в кармане. Я зажигаю ее и оглядываюсь вокруг. Это что-то вроде подвала или погреба. В конце помещения виднеется дверь, я поднимаюсь, иду к ней и дергаю за ручку. Дверь заперта и сделана из весьма солидных досок, но я замечаю, что высоко в стене, как раз в том месте, где я лежал, виднеется решетка. Через нее пробивается свет, но не больно-то яркий, поэтому я соображаю, что эта решетка закрывает отверстие или окошко в комнату первого этажа. Но мне от этого мало радости: окошко расположено высоко, решетка явно металлическая и наверняка заперта.
С одной стороны двери заметен выключатель. Я зажигаю свет, засовываю руки в карманы и принимаюсь расхаживать взад и вперед. Как мне кажется, пока мне не останется не чего иного, как терпеливо ожидать дальнейших событий.
Как раз посреди этих печальных размышлений до меня доносится тихое позвякивание. Я оборачиваюсь. Позади на каменном полу обнаруживаю ключ, к которому привязана не то бирка, не то какая-то записка. Ага, этот ключ попал сюда через решетку. Замечательно. Подбираю его. К нему и правда прилеплена картонка, на которой нацарапано:
Я вытащил зажигалку и сжег бирку, потом вставил ключ в замок. Все в порядке. Дверь открылась без труда. Я выключил свет и выскочил наружу. По другую сторону двери оказался длинный коридор, выходящий неизвестно откуда. Я тихонько пробрался вдоль самой стены, поднялся по лестнице и очутился перед открытой дверью. Я оглянулся, это место находилось с задней стороны дома. Мои часы показывали 6 часов утра. Чистый воздух освежил меня. Я вздохнул полной грудью. Похоже, что мне надо будет всю жизнь молиться за здоровье Джуанеллы.
Пройдя по извилистой дорожке, я наткнулся на калитку. Она была не на запоре. Через пару минут я уже стоял на дороге. Подождал, не попадется ли попутная машина, но кругом не было видно ни единой души. Так что после минутного размышления я пришел к выводу, что моим ногам придется основательно поработать.
И зашагал к Парижу.
Глава IV
Вот и я кое-что уже успел выяснить. Я точно знаю, что Марта Фрислер готова продать Энрико за понюшку табака. Разве не это она пыталась проделать несколько часов тому назад? По неизвестной мне причине я мысленно все время возвращаюсь к Джуанелле. Что она за человек?
В ней, несомненно, что-то есть, хотя я пока не совсем понял, что именно.
Лежу себе в темноте и снова вспоминаю моего приятеля Конфуция, у которого имелись поговорки на все случаи жизни.
— Остерегайся красотки с сочувствующей улыбкой, — учил Конфуций, — в один прекрасный день ты увидишь ее в темной аллее с гаечным ключом, готовой нанести тебе смертельный удар по черепушке, бойся ее, человече! Потому что дамочка без красоты, известная своим добрым характером, добродетелью, будет верна тебе, как желтый пес, потому что она не осмелится потерять тебя — единственного мужчину, которого ей удалось заарканить. Но блондиночки с гибкой, как у змеи, фигуркой, с капризным и вздорным характером, — такая же ненадежная вещь, как солнечный зайчик. Она запустит в тебя кочергой или даст отставку с такой же легкостью, как сделает себе маникюр.
Не теряй же поэтому головы, мой дорогой брат, и лучше начинай ухаживать за крокодилом или тигрицей с дурным характером, чем за дамочкой, у которой есть на что поглядеть и которая знает ответы на все вопросы. В противном случае кое-кто будет рыдать над твоим могильным камнем или же пособие по бракоразводному процессу будет настолько высоким, что тебе придется заложить последние штаны и не раз пожалеть, что ты родился на белый свет.
Отсюда вы видите, ребята, что этот парень Конфуций на самом деле знал что к чему.
Теперь я чувствую себя уже совсем не так, чтобы плохо. Я обнаруживаю, что меня не обыскали, потому что зажигалка все еще у меня в кармане. Я зажигаю ее и оглядываюсь вокруг. Это что-то вроде подвала или погреба. В конце помещения виднеется дверь, я поднимаюсь, иду к ней и дергаю за ручку. Дверь заперта и сделана из весьма солидных досок, но я замечаю, что высоко в стене, как раз в том месте, где я лежал, виднеется решетка. Через нее пробивается свет, но не больно-то яркий, поэтому я соображаю, что эта решетка закрывает отверстие или окошко в комнату первого этажа. Но мне от этого мало радости: окошко расположено высоко, решетка явно металлическая и наверняка заперта.
С одной стороны двери заметен выключатель. Я зажигаю свет, засовываю руки в карманы и принимаюсь расхаживать взад и вперед. Как мне кажется, пока мне не останется не чего иного, как терпеливо ожидать дальнейших событий.
Как раз посреди этих печальных размышлений до меня доносится тихое позвякивание. Я оборачиваюсь. Позади на каменном полу обнаруживаю ключ, к которому привязана не то бирка, не то какая-то записка. Ага, этот ключ попал сюда через решетку. Замечательно. Подбираю его. К нему и правда прилеплена картонка, на которой нацарапано:
«Разве ты не большой простофиля? Что бы с тобой было, если бы я не позаботилась о тебе? Если бы ты не проглотил добрую порцию моей смеси, эта пара волков растерзала бы тебя. Не забывай про это, хорошо? Может быть, когда-нибудь ты мне за это отплатишь добром. Порви эту записку. А то они и меня пришьют. Поскорей уходи отсюда, ладно?Я стоял с ключом в руках и думал: «Ну и ну… А может быть, этот милый Конфуций не всегда бывал прав? Интересно знать!»
Твоя Джуанелла».
Я вытащил зажигалку и сжег бирку, потом вставил ключ в замок. Все в порядке. Дверь открылась без труда. Я выключил свет и выскочил наружу. По другую сторону двери оказался длинный коридор, выходящий неизвестно откуда. Я тихонько пробрался вдоль самой стены, поднялся по лестнице и очутился перед открытой дверью. Я оглянулся, это место находилось с задней стороны дома. Мои часы показывали 6 часов утра. Чистый воздух освежил меня. Я вздохнул полной грудью. Похоже, что мне надо будет всю жизнь молиться за здоровье Джуанеллы.
Пройдя по извилистой дорожке, я наткнулся на калитку. Она была не на запоре. Через пару минут я уже стоял на дороге. Подождал, не попадется ли попутная машина, но кругом не было видно ни единой души. Так что после минутного размышления я пришел к выводу, что моим ногам придется основательно поработать.
И зашагал к Парижу.
Глава IV
МЕЛОДИИ УИК-ЭНДА
Жизнь может быть чудесной. Говорю вам это, ребята, и вы мне можете поверить. Мне наплевать на все черные тучи, которые нависли в прошлом над безоблачным небом. Я верю в мудрость стариков, что худа без добра не бывает… Нет, сэр… Жизнь такова, какой вы ее сделаете сами, а коли вы не хотите ее сделать приятной, — дело ваше, каждый живет по своему разумению.
Я шагаю по Пиккадилли, и солнце у меня над головой сияет. У меня отличный вид, никто не скажет, что меня вытащили из пыльного шкафа. Я обряжен в новенький мундир капитана морской пехоты Соединенных Штатов. Фуражка сдвинута набок, а складки на брюках так отутюжены, что при желании можно побриться. Я чувствую себя интересным, основываясь на тех взглядах, которыми меня награждают некоторые малютки. Мои акции явно взлетели на сотню процентов, никак не меньше!
Потому что в Лондоне есть что-то такое, что заставляет тебя чувствовать человеком с большой буквы. Этот город явно насыщен особой атмосферой. Последний раз я был здесь в 1943 году, когда занимался делом Гайда Трэвиса и, хотя старый городок немного попортился благодаря стараниям Гитлера, все равно он остается прежним: разве что слишком много американских парней шатается по его улицам. Однако же, как однажды мне сказала одна пожилая дама, нельзя быть слишком придирчивым и требовательным.
Я заворачиваю под прямым углом в бар «Риволи», чтобы пропустить стаканчик, другой спиртного. И пока я разбираюсь со своим двойным шотландским виски, спокойно обдумываю положение дел. Потому что каким бы я ни был романтически настроенным малым, все же меня сильно волнуют Варлей и его сестра. Прямо скажем, здорово волнуют. Тот день, когда я сумею сцапать эту птичку так, как этого хотелось бы мне, будет для меня самым счастливым днем.
Приканчиваю виски и вытряхиваюсь на улицу. Там мне удается поймать такси, и я без промедлений отправляюсь в Скотланд-Ярд. Приехав туда, я представляюсь и говорю, что очень бы хотел побеседовать со старшим инспектором Херриком. Меня проводят к нему.
Он выглядит все так же. Сидит себе за огромным письменным столом, около окошка и что-то малюет на промокашке. Разве что поседел, да на лбу прибавилось пары две новых складок. Он, как всегда, курит обгорелую коротенькую затрапезную трубку, а его курево пахнет смесью шерсти из дорогого ковра.
Он соскакивает со стула и идет мне навстречу с протянутыми руками.
— Лемми, рад тебя видеть. Я все думал, куда ты запропастился. Бери-ка стул.
Я сажусь, и мы немножко вспоминаем наши прежние приключения. Потом он спрашивает:
— Ладно. Что теперь у тебя приключилось? Я ему подмигиваю и отвечаю:
— Можно подумать, что тебе ничего не известно, чертяка!
— Мне велено оказывать тебе всяческое содействие. Как я понял, ты и мистер Клив, в настоящее время приданный нашему отделу, ищете пехотного офицера Вар-лея и его сестру. Я уже видел Клива. По-видимому, ты с ним еще не связывался?
— Нет. В Париже я попал в переделку и опоздал на самолет. Джимми прибыл сюда один, а я вылетел следом. Думаю, что мы скоро встретимся. Он остановился в «Савое».
Я закурил папироску.
— Что бы ты мне мог сказать об этом Варлее? спросил я.
Он пожал плечами.
— Найти его — это все равно, что искать иголку в стоге сена. Так что, Лемми, тебе придется основательно поработать. Сюда нагнали черт знает сколько американских войск. Ежедневно несколько десятков этих молодчиков где-то болтаются без увольнительной и выбалтывают кому угодно и что угодно. Здесь американцы чувствуют себя как на отдыхе. За ними не уследишь.
— Мало утешительного, — говорю я. — Ты и Джимми Кливу так ответил?
Херрик принимается набивать трубку.
— Мне показалось, что он не сильно огорчился. Вроде бы он что-то задумал. Возможно, он догадывается, где следует искать Варлея. Так или иначе, но он настроен весьма оптимистически.
Я кивнул головой. Будьте уверены, у этого Клива, видимо, есть какая-то идейка в голове. Вот поэтому он и удрал первым на более раннем самолете. Да, этот малый готов нажать на все рычаги, не дожидаясь любимого сыночка миссис Кошен. Нет, сэр… Он действует на свой страх и риск… А почему бы, собственно говоря, и нет?
Я поднимаюсь.
— О'кей, Херрик. Я остановился в своей старой гостинице на Джермин-стрит. Там, где я жил в прошлый раз. У тебя есть номер моего телефона?
Он отвечает, что есть.
— Ну… если ты услышишь что-нибудь стоящее для меня, звони, — прошу я. — А коли я узнаю что-то полезное для тебя, сразу же позвоню сам.
Херрик дает мне большой зеленый запечатанный конверт, и мы пожимаем друг другу руки. Замечательный парень этот Херрик. Мне кажется, что мы с ним друг друга хорошо понимаем, как близнецы, даже еще, пожалуй, лучше.
Я пошел к Уайтхоллу. Я не совсем представлял, что же мне делать. Вы сами понимаете, что о деле Варлея я ровнехонько ничего не знал и дожидался, когда меня кто-нибудь наведет на след. Но я не волнуюсь. Мне думается, что Джимми Клив что-то припрятал про запас, но когда наступит время, я разнюхаю, что у него за козыри.
Я захожу в какой-то бар и выпиваю виски, закуриваю сигарету и начинаю размышлять о том, о сем. Жизнь, как я уже говорил, замечательная штука, но порой она бывает чертовски странной. Но я принимаю ее такой, какая она есть, потому что у меня философский ум и я не люблю суетиться без толку. Стоит мне только начать волноваться, как я вспоминаю своего старого приятеля Конфуция, который если бы только дожил до нашего времени, то стал бы наверняка редактором женского журнала. Потому что он был настоящим малым на все сто процентов и знал, как обращаться с дамочками. На дорогу я еще опрокинул стаканчик виски, вышел на улицу и отправился к отелю «Савой». Иду и думаю про Джимми Клива. Чего этот парень добивается, что он знает?
Тут до меня дошло: сегодня же первое апреля, возможно, этот день розыгрыша и шуток — «День дурака» — назвали в мою честь, так как вы наверняка думаете, что я малость того — придурковат. Возможно, вы правы. Но если парень знает, когда ему нужно выглядеть простачком, то дураком его уж никак не назовешь. До вас дошло?
Прихожу в «Савой» и справляюсь внизу, здесь ли мистер Клив. Клерк звонит по десятку телефонов, а потом отвечает, что мистер Клив изволил выйти, вернее уехать. Он предупредил, что вернется через два или три дня. Я благодарю клерка и иду восвояси.
Возвращаюсь к себе на Джермин-стрит, снимаю форму, принимаю душ и переодеваюсь в светло-серый костюм с иголочки. Светло-синяя рубашка, васильковый галстук. Смотрю на себя в зеркало и остаюсь доволен собой — красавчик, черт возьми.
После этого я вскрываю конверт, полученный от Херрика. Внутри британский полицейский пропуск, в котором сказано, что все полицейские силы страны должны оказывать мне всяческое содействие, две регистрационные карточки на разные имена, пара водительских прав, тоже на две фамилии, адрес гаража, возле Джермин-стрит, талоны на бензин и множество других полезных документов. На отдельном клочке было написано «желаю удачи, Лемми» и стояла подпись Херрика. По всему видно, что меня собирали в трудное путешествие, но только я не знал, куда именно.
Я принялся расхаживать взад и вперед по комнате, но это не навело меня на умные мысли, потому что, как вы понимаете, ребята, мне не за что было зацепиться. Тогда я подошел к буфету и налил себе немного спиртного, потому что это здорово прочищает мозги. Я как раз был занят этим делом, когда раздался телефонный звонок. Подхожу, снимаю трубку.
— Алло.
Звучит чей-то голос.
— Здорово, Лемми, как дела?
Я чуть не падаю с ног, потому что узнаю голос Домби.
— Послушай, что творится на свете? — спрашиваю его. — Какая-то непонятная возня? Ты говоришь из Парижа?
— Да нет, я совсем рядом.
— Понятно, значит, вот оно что. А в чем, собственно, дело?
— Послушай, в двадцати с небольшим милях от Лондона имеется местечко под названием Рейгейт. Если ты поедешь по дороге Рейгейт — Доркин, то доберешься до деревушки Брокхэм. Симпатичное старомодное местечко. Его любят туристы. Улавливаешь?
— Начинаю. Какие туристы?
— Это никого не касается. Как раз посреди деревни расположена лужайка. Ее называют Брокхэм-грин. За ней от главной магистрали тянется проселочная дорога. Если ты поедешь по ней, то попадешь к трактиру «Квадратная бутылка». Так вот, если у тебя сейчас нет срочных занятий, я бы посоветовал тебе поехать туда и там отдохнуть.
— Спасибо за дружеский совет. Послушай, что же все-таки происходит? Может быть, ты введешь меня в курс дела?
— Ладно, когда-нибудь, а пока мне некогда, да и народ ждет, я звоню из автомата. Увидимся, старина.
Он вешает трубку.
Возвращаюсь к буфету, доливаю виски и выпиваю до дна. Похоже, запахло жареным. Ведь я вам уже говорил, что Домби — парень не промах. Прежде всего меня интересует, что это за Брокхэм такой. Но кто я такой, чтобы задавать вопросы. Закуриваю сигарету, беру саквояж. Кладу в него пару рубашек, нарядную пижаму, еще какую-то мелочь и выхожу.
Где-то поблизости от Пиккадилли я плотно закусил, после чего двинулся к гаражу и взял свою машину. Я всегда за отдых на свежем воздухе.
5.30. Денек на славу. Сияет солнышко, дорога ровная, как стрела. Люблю английские дороги; где ни поворот, то новая неожиданность. Ямы да ухабы на каждом шагу. А эта — как в туристическом проспекте.
Отъезжаю от Рейгейта миль на семь, отыскиваю поворот с указанием на Брокхэм и еду по этой дороге. Вскоре попадаю на большую проселочную дорогу.
Примерно ярдах в 25 стоит забавная маленькая гостиница в окружении зеленых деревьев. Над входом красуется яркая надпись «Квадратная бутылка».
Вхожу в бар и заказываю себе виски с содовой. Внутри ни души. Только девчонка, стоящая за стойкой, — настоящая куколка. Я начинаю трепаться с этой красоткой. Уверяю ее, будто я американский бизнесмен. Приехал сюда по делам. Хочу присмотреть какой-нибудь заводишко после войны. Очень скоро она оттаивает и начинает посвящать меня в местные сплетни. Через некоторое время спрашиваю у нее, есть ли здесь постояльцы, а то меня уверяли, что лучшего места для туристов не сыщешь. Вот только добраться сюда трудно. «Здесь тихо, потому что нет бензоколонки, а до станции далеко», — говорит она. По ее словам, здесь в округе сейчас обитают один-два приезжих.
Я благодарю ее и говорю, что пошатаюсь вокруг и посмотрю, а потом сообщу ей, что я в конце концов надумал.
Приканчиваю свой стаканчик, выхожу наружу и шагаю по дороге. Справа от меня раскинулись поля, за ними видна площадка для игры в гольф. А по другую сторону — чудесный городок. Про себя думаю, что если у меня когда-нибудь будет своя птицеферма, то она обязательно будет в подобном местечке, где можно отдыхать в поэтическом одиночестве, вместо того чтобы гоняться по всему миру в поисках разных прохвостов. Как это было бы здорово! И вот иду я себе, погруженный в такие размышления, и вдруг слышу чей-то свист. И кого же я вижу? Самого Домби, чтоб мне не встать с этого места!
Он выглядит потрясающе. Клетчатый костюм, какая-то дурацкая кепочка, а через плечо — огромный мешок с клюшками для гольфа.
— Ну… ну… — недоумеваю я. — Что все это значит и что это за маскарад, Домби?
— Садись-ка, Лемми, отдохни малость. Нам надо поговорить.
Мы садимся, я протягиваю ему сигарету.
— Вот в чем дело. После того как ты ушел, шеф начал из-за чего-то сильно волноваться.
— Что ты говоришь? Значит, генерал встревожился? О чем? Может быть, он думает, что я буду опять болтать с какой-нибудь девчонкой? Не так ли?
— Я этого не думаю, — подмигивает мне Домби. — Знаешь, Лемми, мне почему-то кажется, что шеф что-то разнюхал про Клива.
— Ах, вот как? А что именно?
— Понимаешь, ему пришло в голову, что Клив преследует свои цели и что он знает немного больше о месте пребывания Варлея, чем говорит. Он обратил внимание на то, что Клив отчаянно рвался из Парижа и лез из кожи вон, чтобы оказаться здесь раньше тебя.
— Да-а, тут я согласен. Что еще?
— Ничего. Просто шеф не хочет, чтобы Клив обскакал тебя с этим заданием.
— Ага! Ты хочешь сказать, что он ждет от меня хорошей работы? Он хочет, чтобы Варлея сцапал я?
— Да, я думаю так, — кивает головой Домби. — Ты не забывай, что шеф тоже работал в Федеральном бюро. Он всегда ревниво относился к контрразведке. Он вне себя от всей той брехни, что наговорили ему про тебя. Ну, вот он и хочет, чтобы ты утер всем нос. А Клив уж слишком рвется действовать самостоятельно.
— Так, все ясно. Значит, сейчас он пытается уравнять мои шансы?
— Похоже так, — соглашается Домби. — Ладно, валяй дальше.
Домби затягивается, выпуская целую струю дыма, потом продолжает:
— Ну, так вот. Как только ты уехал, он связался с Лондоном и попросил, чтобы они тут приглядывали за Кливом, если он попробует дать тебе подножку.
— Наш генерал — голова, — говорю я. — Клив как раз это и сделал. Когда я сегодня утром заявился в «Савой», его там не было. Мне сказали, что он уехал на два-три дня.
— Правильно, он приехал сюда и остановился в Холмвуде. Это по другую сторону от Доркина.
— Все это прекрасно, но какого черта он сюда прискакал? Может быть, он что-нибудь знает?
Домби пожимает плечами.
— Зачем он мог явиться сюда? Есть только один ответ. По-моему, он считает, что Варлей обитает где-то в этих местах. Тут кругом полно канадцев. Если Варлей задумал играть под канадцев, лучшего места, куда можно заползти и спрятаться в случае необходимости, не найти. Его и за тысячу лет никто не отыщет.
— Может быть, ты знаешь адрес Клива?
— Знаю. Местечко называется коттедж «Торп». Не доезжая до Холмвуда, практически отсюда по прямой. Я закуриваю. — У тебя есть еще какие-нибудь инструкции?
— Нет, это все. После того как генерал отрядил кого-то опекать Клива, он быстренько направил меня сюда. От этого парня я и узнал адрес Клива. Мне сообщили, что ты приехал и остановился на Джермин-стрит, и я поспешил с тобой поскорее связаться. Ладно, куда же теперь мне податься?
Я немного подумал.
— Послушай, Домби, возвращайся-ка ты назад в город. Во-первых, неразумно нам обоим болтаться в этих местах. Нас кто-нибудь может узнать, ну, а поскольку нас двое, то такая возможность становится в два раза больше. Во-вторых, меня просто тошнит от твоего вида в этих идиотских штанах. Поезжай снова в Лондон. Я остановлюсь в гостинице «Квадратная бутылка». Вернувшись в город, позвони мне и сообщи номер телефона, по которому я сумею тебя разыскать. Договорились?
Он отвечает, что ему все ясно, потом добавляет с грустью, что всю жизнь только и делает, что подчиняется приказам, а это довольно печально.
— Почему же? — интересуюсь я.
— Эта малюточка в «Квадратной бутылке», ты не обратил внимание, какая прелесть! Она в меня уже успела здорово втрескаться, а теперь я должен уезжать. Вот всегда так: стоит мне начать с какой-нибудь крошкой крутить любовь, как надо бросать все!
— Ничего, будут и другие. Ты найдешь себе кого-нибудь получше в Лондоне, но только смотри, чтобы она не запустила в тебя всерьез коготки, как это проделала твоя французская красотка.
Домби бросает на меня довольно кислый взгляд и уныло повторяет:
— Тебе хорошо говорить, но вот, ей-Богу, стоит мне завести серьезный роман с порядочной девицей, как меня тут же отсылают прочь… Мне никогда не везло. Какого дьявола… я даже из-за этого расстраиваюсь.
— Это ты-то расстраиваешься? — смеюсь я. — Это же невозможно. А теперь-то чего тебе грустить?
— Послушай… вчера вечером я заметил одну прелестную крошку. Она шла по лужайке в Врокхэме и, скажу тебе, сама была, как спелая ягодка. Поверь мне, у этой девочки есть все, чем можно восхищаться. Наностоящая Клеопатра, и даже больше. Такой красули я до этого ни разу не встречал. И как ты думаешь, что делаю я?
— О'кей, выражаю тебе сочувствие, если тебе от этого станет легче. Так что же ты делаешь?
— Я бросаю на нее обжигающий взгляд. Хочешь верь, хочешь нет, но я вложил в него все свои чувства.
— И как она среагировала?
— Еще как! Она посмотрела на меня так, что я был готов тут же ринуться за нее в драку с любым прохвостом. Ты знаешь эти взгляды! А потом она повернулась ко мне спиной и вошла в один из коттеджей, заросших плющом, которые раскинулись возле самой лужайки. И в тот момент, когда она уже запирала калитку, она одарила меня еще раз взглядом. Говорю тебе, я сразу же приглянулся этой крошке. Если бы я дождался второй встречи, то дело было бы в шляпе. А вместо этого мне приходится теперь плестись в Лондон.
— Кто знает, может, я оказываю тебе тем самым огромную услугу и избавляю от какого-нибудь несчастья. Эта красотка, может, тебе совсем не подходит. А вдруг она г/била себе в голову невесть что о своей особе и будет тобой помыкать сколько захочет.
— Да, и это возможно. Но мне бы хотелось самому в этом убедиться. Послушай, Лемми, готов поклясться, положа руку на сердце, что это настоящий цветок. Лучшего слова мне не найти. Она убивает наповал!
Домби начал ворочать глазами, чтобы наглядно изобразить силу овладевшей им страсти, потом шумно вздохнул, как это делают киты, запасаясь воздухом перед погружением в воду.
— Послушай, Лемми, — продолжал он, — она брюнетка с большими глазами, цвета аметиста, от взгляда которых у тебя внутри все переворачивается. И у нее такая фигура, что у меня просто не хватает нужных слов. На ней надеты брюки для верховой езды, васильковая шелковая рубашка, а на ногах коричневые сапожки. Она так хороша, что ты готов ее целиком проглотить без соли и перца. В этой крошке все замечательно, если не считать поврежденного мизинца.
Что-то щелкнуло у меня в мозгу. Пару минут я молчу, потом спрашиваю как бы невзначай:
— А что у нее с мизинцем? Он пожимает плечами.
— Да ничего особенного, просто мизинец у нее на левой руке чуточку искривлен. Но мне это даже нравится.
В душе у меня потеплело. Похоже, что я что-то уже имею. Может быть, вы не забыли описание сестры Варлея, которое я доложил тогда генералу? Если помните, то тогда вам должно быть понятно, почему настроение у меня поднялось.
Домби говорит мне, что он хотел бы сегодня вечером еще поболтаться кругом и подождать, когда эта малютка выйдет погулять, а теперь вот ему приходится сматывать удочки и это никуда не годится.
— Еще как годится, Домби! — говорю я. — Ты поедешь в Лондон и позвонишь мне оттуда, как договорились. Не мешкай, отправляйся немедленно, и если я замечу девчонку, подходящую под твое описание, то я за ней присмотрю — для тебя, конечно.
— Черта с два для меня… Этого я больше всего и боюсь. Ладно. До скорой встречи.
Он берет свой мешок для гольфа и идет назад через поле, а я гляжу ему вслед, пока он не скрывается из виду.
Хороший парень, Домби. И он даже не догадывается, какую хорошую весть только что сообщил мне.
Я закуриваю новую сигарету, ложусь на траву и принимаюсь разглядывать небо. Мне кажется, что дело начинает сдвигаться с мертвой точки. Джимми Клив тоже где-то поблизости в Холмвуде, потому что он тоже что-то явно нащупал. Его в данный момент интересует только место пребывания Варлея. Домби, сам того не подозревая, приметил эту прелестницу в Брокхэме. Он даже не догадывается, кто она такая. Но гораздо важнее, знает ли Джимми Клив, что она здесь. Н-да, любопытно. Мне почему-то кажется, что нет. Если бы он знал, что кто-то, имеющий отношение к Варлею, находится в Брокхэме, вы могли бы спокойно прозакладывать свои последние ботинки и парадные брюки, что он не стал бы околачиваться в Северном Холмвуде, отстоящем отсюда за пять-шесть миль.
Я лежу и весело подмигиваю небу, настроение у меня — лучше не бывает. Мне нравится и то, что генерал повесил Домби на хвост к Джимми Кливу, потому что, как вы понимаете сами, генерал не простофиля.
Нет, сэр. Он с самого начала воспринял Джимми Клива скептически. Умненько, я бы сказал! Он сразу же сообразил, что Джимми постарается меня обскакать и использовать как ширму, а сам тем временем все обтяпает и преподнесет Варлея генералу на серебряном блюдечке. И тогда Кливу достались бы все лавры, а мне — лишь пинок под зад. Но сейчас вроде бы я уже пробил какую-то брешь. Похоже, я сумею обставить Джимми еще до того, как он поймет что к чему.
Джимми воображает, что знает, где можно застукать Варлея в Англии. Он получил от кого-то наводку. Но и у меня на этот счет имеются свои соображения. Подумайте сами. Джимми Клив привозит Джуанеллу Риллуотер в Париж после того, как он надежно упрятал за решетку ее дорогого Ларви. Зачем он это сделал? Потому что Варлей когда-то использовал Ларви как своего помощника. Поэтому Джимми уверен, что Джуанелла встречалась с Варлеем и знает его. Но не только это. Не исключено, она знает также, где тот скрывается в Англии, ведь и последнему болвану ясно, что такое местечко на случай «жаркой погоды» у него должно быть наготове. Ну, а Джуанелла должна знать его, хотя бы примерно, если не точно.
Вот вам и объяснение того, почему Джимми болтается в окрестностях Холмвуда, в то время как прелестная крошка с изогнутым мизинцем живет в Брокхэме. Отсюда вы сами, ребята, можете сделать вывод, что сынок миссис Кошен Лемми наконец-то чего-то добился.
Я шагаю по Пиккадилли, и солнце у меня над головой сияет. У меня отличный вид, никто не скажет, что меня вытащили из пыльного шкафа. Я обряжен в новенький мундир капитана морской пехоты Соединенных Штатов. Фуражка сдвинута набок, а складки на брюках так отутюжены, что при желании можно побриться. Я чувствую себя интересным, основываясь на тех взглядах, которыми меня награждают некоторые малютки. Мои акции явно взлетели на сотню процентов, никак не меньше!
Потому что в Лондоне есть что-то такое, что заставляет тебя чувствовать человеком с большой буквы. Этот город явно насыщен особой атмосферой. Последний раз я был здесь в 1943 году, когда занимался делом Гайда Трэвиса и, хотя старый городок немного попортился благодаря стараниям Гитлера, все равно он остается прежним: разве что слишком много американских парней шатается по его улицам. Однако же, как однажды мне сказала одна пожилая дама, нельзя быть слишком придирчивым и требовательным.
Я заворачиваю под прямым углом в бар «Риволи», чтобы пропустить стаканчик, другой спиртного. И пока я разбираюсь со своим двойным шотландским виски, спокойно обдумываю положение дел. Потому что каким бы я ни был романтически настроенным малым, все же меня сильно волнуют Варлей и его сестра. Прямо скажем, здорово волнуют. Тот день, когда я сумею сцапать эту птичку так, как этого хотелось бы мне, будет для меня самым счастливым днем.
Приканчиваю виски и вытряхиваюсь на улицу. Там мне удается поймать такси, и я без промедлений отправляюсь в Скотланд-Ярд. Приехав туда, я представляюсь и говорю, что очень бы хотел побеседовать со старшим инспектором Херриком. Меня проводят к нему.
Он выглядит все так же. Сидит себе за огромным письменным столом, около окошка и что-то малюет на промокашке. Разве что поседел, да на лбу прибавилось пары две новых складок. Он, как всегда, курит обгорелую коротенькую затрапезную трубку, а его курево пахнет смесью шерсти из дорогого ковра.
Он соскакивает со стула и идет мне навстречу с протянутыми руками.
— Лемми, рад тебя видеть. Я все думал, куда ты запропастился. Бери-ка стул.
Я сажусь, и мы немножко вспоминаем наши прежние приключения. Потом он спрашивает:
— Ладно. Что теперь у тебя приключилось? Я ему подмигиваю и отвечаю:
— Можно подумать, что тебе ничего не известно, чертяка!
— Мне велено оказывать тебе всяческое содействие. Как я понял, ты и мистер Клив, в настоящее время приданный нашему отделу, ищете пехотного офицера Вар-лея и его сестру. Я уже видел Клива. По-видимому, ты с ним еще не связывался?
— Нет. В Париже я попал в переделку и опоздал на самолет. Джимми прибыл сюда один, а я вылетел следом. Думаю, что мы скоро встретимся. Он остановился в «Савое».
Я закурил папироску.
— Что бы ты мне мог сказать об этом Варлее? спросил я.
Он пожал плечами.
— Найти его — это все равно, что искать иголку в стоге сена. Так что, Лемми, тебе придется основательно поработать. Сюда нагнали черт знает сколько американских войск. Ежедневно несколько десятков этих молодчиков где-то болтаются без увольнительной и выбалтывают кому угодно и что угодно. Здесь американцы чувствуют себя как на отдыхе. За ними не уследишь.
— Мало утешительного, — говорю я. — Ты и Джимми Кливу так ответил?
Херрик принимается набивать трубку.
— Мне показалось, что он не сильно огорчился. Вроде бы он что-то задумал. Возможно, он догадывается, где следует искать Варлея. Так или иначе, но он настроен весьма оптимистически.
Я кивнул головой. Будьте уверены, у этого Клива, видимо, есть какая-то идейка в голове. Вот поэтому он и удрал первым на более раннем самолете. Да, этот малый готов нажать на все рычаги, не дожидаясь любимого сыночка миссис Кошен. Нет, сэр… Он действует на свой страх и риск… А почему бы, собственно говоря, и нет?
Я поднимаюсь.
— О'кей, Херрик. Я остановился в своей старой гостинице на Джермин-стрит. Там, где я жил в прошлый раз. У тебя есть номер моего телефона?
Он отвечает, что есть.
— Ну… если ты услышишь что-нибудь стоящее для меня, звони, — прошу я. — А коли я узнаю что-то полезное для тебя, сразу же позвоню сам.
Херрик дает мне большой зеленый запечатанный конверт, и мы пожимаем друг другу руки. Замечательный парень этот Херрик. Мне кажется, что мы с ним друг друга хорошо понимаем, как близнецы, даже еще, пожалуй, лучше.
Я пошел к Уайтхоллу. Я не совсем представлял, что же мне делать. Вы сами понимаете, что о деле Варлея я ровнехонько ничего не знал и дожидался, когда меня кто-нибудь наведет на след. Но я не волнуюсь. Мне думается, что Джимми Клив что-то припрятал про запас, но когда наступит время, я разнюхаю, что у него за козыри.
Я захожу в какой-то бар и выпиваю виски, закуриваю сигарету и начинаю размышлять о том, о сем. Жизнь, как я уже говорил, замечательная штука, но порой она бывает чертовски странной. Но я принимаю ее такой, какая она есть, потому что у меня философский ум и я не люблю суетиться без толку. Стоит мне только начать волноваться, как я вспоминаю своего старого приятеля Конфуция, который если бы только дожил до нашего времени, то стал бы наверняка редактором женского журнала. Потому что он был настоящим малым на все сто процентов и знал, как обращаться с дамочками. На дорогу я еще опрокинул стаканчик виски, вышел на улицу и отправился к отелю «Савой». Иду и думаю про Джимми Клива. Чего этот парень добивается, что он знает?
Тут до меня дошло: сегодня же первое апреля, возможно, этот день розыгрыша и шуток — «День дурака» — назвали в мою честь, так как вы наверняка думаете, что я малость того — придурковат. Возможно, вы правы. Но если парень знает, когда ему нужно выглядеть простачком, то дураком его уж никак не назовешь. До вас дошло?
Прихожу в «Савой» и справляюсь внизу, здесь ли мистер Клив. Клерк звонит по десятку телефонов, а потом отвечает, что мистер Клив изволил выйти, вернее уехать. Он предупредил, что вернется через два или три дня. Я благодарю клерка и иду восвояси.
Возвращаюсь к себе на Джермин-стрит, снимаю форму, принимаю душ и переодеваюсь в светло-серый костюм с иголочки. Светло-синяя рубашка, васильковый галстук. Смотрю на себя в зеркало и остаюсь доволен собой — красавчик, черт возьми.
После этого я вскрываю конверт, полученный от Херрика. Внутри британский полицейский пропуск, в котором сказано, что все полицейские силы страны должны оказывать мне всяческое содействие, две регистрационные карточки на разные имена, пара водительских прав, тоже на две фамилии, адрес гаража, возле Джермин-стрит, талоны на бензин и множество других полезных документов. На отдельном клочке было написано «желаю удачи, Лемми» и стояла подпись Херрика. По всему видно, что меня собирали в трудное путешествие, но только я не знал, куда именно.
Я принялся расхаживать взад и вперед по комнате, но это не навело меня на умные мысли, потому что, как вы понимаете, ребята, мне не за что было зацепиться. Тогда я подошел к буфету и налил себе немного спиртного, потому что это здорово прочищает мозги. Я как раз был занят этим делом, когда раздался телефонный звонок. Подхожу, снимаю трубку.
— Алло.
Звучит чей-то голос.
— Здорово, Лемми, как дела?
Я чуть не падаю с ног, потому что узнаю голос Домби.
— Послушай, что творится на свете? — спрашиваю его. — Какая-то непонятная возня? Ты говоришь из Парижа?
— Да нет, я совсем рядом.
— Понятно, значит, вот оно что. А в чем, собственно, дело?
— Послушай, в двадцати с небольшим милях от Лондона имеется местечко под названием Рейгейт. Если ты поедешь по дороге Рейгейт — Доркин, то доберешься до деревушки Брокхэм. Симпатичное старомодное местечко. Его любят туристы. Улавливаешь?
— Начинаю. Какие туристы?
— Это никого не касается. Как раз посреди деревни расположена лужайка. Ее называют Брокхэм-грин. За ней от главной магистрали тянется проселочная дорога. Если ты поедешь по ней, то попадешь к трактиру «Квадратная бутылка». Так вот, если у тебя сейчас нет срочных занятий, я бы посоветовал тебе поехать туда и там отдохнуть.
— Спасибо за дружеский совет. Послушай, что же все-таки происходит? Может быть, ты введешь меня в курс дела?
— Ладно, когда-нибудь, а пока мне некогда, да и народ ждет, я звоню из автомата. Увидимся, старина.
Он вешает трубку.
Возвращаюсь к буфету, доливаю виски и выпиваю до дна. Похоже, запахло жареным. Ведь я вам уже говорил, что Домби — парень не промах. Прежде всего меня интересует, что это за Брокхэм такой. Но кто я такой, чтобы задавать вопросы. Закуриваю сигарету, беру саквояж. Кладу в него пару рубашек, нарядную пижаму, еще какую-то мелочь и выхожу.
Где-то поблизости от Пиккадилли я плотно закусил, после чего двинулся к гаражу и взял свою машину. Я всегда за отдых на свежем воздухе.
5.30. Денек на славу. Сияет солнышко, дорога ровная, как стрела. Люблю английские дороги; где ни поворот, то новая неожиданность. Ямы да ухабы на каждом шагу. А эта — как в туристическом проспекте.
Отъезжаю от Рейгейта миль на семь, отыскиваю поворот с указанием на Брокхэм и еду по этой дороге. Вскоре попадаю на большую проселочную дорогу.
Примерно ярдах в 25 стоит забавная маленькая гостиница в окружении зеленых деревьев. Над входом красуется яркая надпись «Квадратная бутылка».
Вхожу в бар и заказываю себе виски с содовой. Внутри ни души. Только девчонка, стоящая за стойкой, — настоящая куколка. Я начинаю трепаться с этой красоткой. Уверяю ее, будто я американский бизнесмен. Приехал сюда по делам. Хочу присмотреть какой-нибудь заводишко после войны. Очень скоро она оттаивает и начинает посвящать меня в местные сплетни. Через некоторое время спрашиваю у нее, есть ли здесь постояльцы, а то меня уверяли, что лучшего места для туристов не сыщешь. Вот только добраться сюда трудно. «Здесь тихо, потому что нет бензоколонки, а до станции далеко», — говорит она. По ее словам, здесь в округе сейчас обитают один-два приезжих.
Я благодарю ее и говорю, что пошатаюсь вокруг и посмотрю, а потом сообщу ей, что я в конце концов надумал.
Приканчиваю свой стаканчик, выхожу наружу и шагаю по дороге. Справа от меня раскинулись поля, за ними видна площадка для игры в гольф. А по другую сторону — чудесный городок. Про себя думаю, что если у меня когда-нибудь будет своя птицеферма, то она обязательно будет в подобном местечке, где можно отдыхать в поэтическом одиночестве, вместо того чтобы гоняться по всему миру в поисках разных прохвостов. Как это было бы здорово! И вот иду я себе, погруженный в такие размышления, и вдруг слышу чей-то свист. И кого же я вижу? Самого Домби, чтоб мне не встать с этого места!
Он выглядит потрясающе. Клетчатый костюм, какая-то дурацкая кепочка, а через плечо — огромный мешок с клюшками для гольфа.
— Ну… ну… — недоумеваю я. — Что все это значит и что это за маскарад, Домби?
— Садись-ка, Лемми, отдохни малость. Нам надо поговорить.
Мы садимся, я протягиваю ему сигарету.
— Вот в чем дело. После того как ты ушел, шеф начал из-за чего-то сильно волноваться.
— Что ты говоришь? Значит, генерал встревожился? О чем? Может быть, он думает, что я буду опять болтать с какой-нибудь девчонкой? Не так ли?
— Я этого не думаю, — подмигивает мне Домби. — Знаешь, Лемми, мне почему-то кажется, что шеф что-то разнюхал про Клива.
— Ах, вот как? А что именно?
— Понимаешь, ему пришло в голову, что Клив преследует свои цели и что он знает немного больше о месте пребывания Варлея, чем говорит. Он обратил внимание на то, что Клив отчаянно рвался из Парижа и лез из кожи вон, чтобы оказаться здесь раньше тебя.
— Да-а, тут я согласен. Что еще?
— Ничего. Просто шеф не хочет, чтобы Клив обскакал тебя с этим заданием.
— Ага! Ты хочешь сказать, что он ждет от меня хорошей работы? Он хочет, чтобы Варлея сцапал я?
— Да, я думаю так, — кивает головой Домби. — Ты не забывай, что шеф тоже работал в Федеральном бюро. Он всегда ревниво относился к контрразведке. Он вне себя от всей той брехни, что наговорили ему про тебя. Ну, вот он и хочет, чтобы ты утер всем нос. А Клив уж слишком рвется действовать самостоятельно.
— Так, все ясно. Значит, сейчас он пытается уравнять мои шансы?
— Похоже так, — соглашается Домби. — Ладно, валяй дальше.
Домби затягивается, выпуская целую струю дыма, потом продолжает:
— Ну, так вот. Как только ты уехал, он связался с Лондоном и попросил, чтобы они тут приглядывали за Кливом, если он попробует дать тебе подножку.
— Наш генерал — голова, — говорю я. — Клив как раз это и сделал. Когда я сегодня утром заявился в «Савой», его там не было. Мне сказали, что он уехал на два-три дня.
— Правильно, он приехал сюда и остановился в Холмвуде. Это по другую сторону от Доркина.
— Все это прекрасно, но какого черта он сюда прискакал? Может быть, он что-нибудь знает?
Домби пожимает плечами.
— Зачем он мог явиться сюда? Есть только один ответ. По-моему, он считает, что Варлей обитает где-то в этих местах. Тут кругом полно канадцев. Если Варлей задумал играть под канадцев, лучшего места, куда можно заползти и спрятаться в случае необходимости, не найти. Его и за тысячу лет никто не отыщет.
— Может быть, ты знаешь адрес Клива?
— Знаю. Местечко называется коттедж «Торп». Не доезжая до Холмвуда, практически отсюда по прямой. Я закуриваю. — У тебя есть еще какие-нибудь инструкции?
— Нет, это все. После того как генерал отрядил кого-то опекать Клива, он быстренько направил меня сюда. От этого парня я и узнал адрес Клива. Мне сообщили, что ты приехал и остановился на Джермин-стрит, и я поспешил с тобой поскорее связаться. Ладно, куда же теперь мне податься?
Я немного подумал.
— Послушай, Домби, возвращайся-ка ты назад в город. Во-первых, неразумно нам обоим болтаться в этих местах. Нас кто-нибудь может узнать, ну, а поскольку нас двое, то такая возможность становится в два раза больше. Во-вторых, меня просто тошнит от твоего вида в этих идиотских штанах. Поезжай снова в Лондон. Я остановлюсь в гостинице «Квадратная бутылка». Вернувшись в город, позвони мне и сообщи номер телефона, по которому я сумею тебя разыскать. Договорились?
Он отвечает, что ему все ясно, потом добавляет с грустью, что всю жизнь только и делает, что подчиняется приказам, а это довольно печально.
— Почему же? — интересуюсь я.
— Эта малюточка в «Квадратной бутылке», ты не обратил внимание, какая прелесть! Она в меня уже успела здорово втрескаться, а теперь я должен уезжать. Вот всегда так: стоит мне начать с какой-нибудь крошкой крутить любовь, как надо бросать все!
— Ничего, будут и другие. Ты найдешь себе кого-нибудь получше в Лондоне, но только смотри, чтобы она не запустила в тебя всерьез коготки, как это проделала твоя французская красотка.
Домби бросает на меня довольно кислый взгляд и уныло повторяет:
— Тебе хорошо говорить, но вот, ей-Богу, стоит мне завести серьезный роман с порядочной девицей, как меня тут же отсылают прочь… Мне никогда не везло. Какого дьявола… я даже из-за этого расстраиваюсь.
— Это ты-то расстраиваешься? — смеюсь я. — Это же невозможно. А теперь-то чего тебе грустить?
— Послушай… вчера вечером я заметил одну прелестную крошку. Она шла по лужайке в Врокхэме и, скажу тебе, сама была, как спелая ягодка. Поверь мне, у этой девочки есть все, чем можно восхищаться. Наностоящая Клеопатра, и даже больше. Такой красули я до этого ни разу не встречал. И как ты думаешь, что делаю я?
— О'кей, выражаю тебе сочувствие, если тебе от этого станет легче. Так что же ты делаешь?
— Я бросаю на нее обжигающий взгляд. Хочешь верь, хочешь нет, но я вложил в него все свои чувства.
— И как она среагировала?
— Еще как! Она посмотрела на меня так, что я был готов тут же ринуться за нее в драку с любым прохвостом. Ты знаешь эти взгляды! А потом она повернулась ко мне спиной и вошла в один из коттеджей, заросших плющом, которые раскинулись возле самой лужайки. И в тот момент, когда она уже запирала калитку, она одарила меня еще раз взглядом. Говорю тебе, я сразу же приглянулся этой крошке. Если бы я дождался второй встречи, то дело было бы в шляпе. А вместо этого мне приходится теперь плестись в Лондон.
— Кто знает, может, я оказываю тебе тем самым огромную услугу и избавляю от какого-нибудь несчастья. Эта красотка, может, тебе совсем не подходит. А вдруг она г/била себе в голову невесть что о своей особе и будет тобой помыкать сколько захочет.
— Да, и это возможно. Но мне бы хотелось самому в этом убедиться. Послушай, Лемми, готов поклясться, положа руку на сердце, что это настоящий цветок. Лучшего слова мне не найти. Она убивает наповал!
Домби начал ворочать глазами, чтобы наглядно изобразить силу овладевшей им страсти, потом шумно вздохнул, как это делают киты, запасаясь воздухом перед погружением в воду.
— Послушай, Лемми, — продолжал он, — она брюнетка с большими глазами, цвета аметиста, от взгляда которых у тебя внутри все переворачивается. И у нее такая фигура, что у меня просто не хватает нужных слов. На ней надеты брюки для верховой езды, васильковая шелковая рубашка, а на ногах коричневые сапожки. Она так хороша, что ты готов ее целиком проглотить без соли и перца. В этой крошке все замечательно, если не считать поврежденного мизинца.
Что-то щелкнуло у меня в мозгу. Пару минут я молчу, потом спрашиваю как бы невзначай:
— А что у нее с мизинцем? Он пожимает плечами.
— Да ничего особенного, просто мизинец у нее на левой руке чуточку искривлен. Но мне это даже нравится.
В душе у меня потеплело. Похоже, что я что-то уже имею. Может быть, вы не забыли описание сестры Варлея, которое я доложил тогда генералу? Если помните, то тогда вам должно быть понятно, почему настроение у меня поднялось.
Домби говорит мне, что он хотел бы сегодня вечером еще поболтаться кругом и подождать, когда эта малютка выйдет погулять, а теперь вот ему приходится сматывать удочки и это никуда не годится.
— Еще как годится, Домби! — говорю я. — Ты поедешь в Лондон и позвонишь мне оттуда, как договорились. Не мешкай, отправляйся немедленно, и если я замечу девчонку, подходящую под твое описание, то я за ней присмотрю — для тебя, конечно.
— Черта с два для меня… Этого я больше всего и боюсь. Ладно. До скорой встречи.
Он берет свой мешок для гольфа и идет назад через поле, а я гляжу ему вслед, пока он не скрывается из виду.
Хороший парень, Домби. И он даже не догадывается, какую хорошую весть только что сообщил мне.
Я закуриваю новую сигарету, ложусь на траву и принимаюсь разглядывать небо. Мне кажется, что дело начинает сдвигаться с мертвой точки. Джимми Клив тоже где-то поблизости в Холмвуде, потому что он тоже что-то явно нащупал. Его в данный момент интересует только место пребывания Варлея. Домби, сам того не подозревая, приметил эту прелестницу в Брокхэме. Он даже не догадывается, кто она такая. Но гораздо важнее, знает ли Джимми Клив, что она здесь. Н-да, любопытно. Мне почему-то кажется, что нет. Если бы он знал, что кто-то, имеющий отношение к Варлею, находится в Брокхэме, вы могли бы спокойно прозакладывать свои последние ботинки и парадные брюки, что он не стал бы околачиваться в Северном Холмвуде, отстоящем отсюда за пять-шесть миль.
Я лежу и весело подмигиваю небу, настроение у меня — лучше не бывает. Мне нравится и то, что генерал повесил Домби на хвост к Джимми Кливу, потому что, как вы понимаете сами, генерал не простофиля.
Нет, сэр. Он с самого начала воспринял Джимми Клива скептически. Умненько, я бы сказал! Он сразу же сообразил, что Джимми постарается меня обскакать и использовать как ширму, а сам тем временем все обтяпает и преподнесет Варлея генералу на серебряном блюдечке. И тогда Кливу достались бы все лавры, а мне — лишь пинок под зад. Но сейчас вроде бы я уже пробил какую-то брешь. Похоже, я сумею обставить Джимми еще до того, как он поймет что к чему.
Джимми воображает, что знает, где можно застукать Варлея в Англии. Он получил от кого-то наводку. Но и у меня на этот счет имеются свои соображения. Подумайте сами. Джимми Клив привозит Джуанеллу Риллуотер в Париж после того, как он надежно упрятал за решетку ее дорогого Ларви. Зачем он это сделал? Потому что Варлей когда-то использовал Ларви как своего помощника. Поэтому Джимми уверен, что Джуанелла встречалась с Варлеем и знает его. Но не только это. Не исключено, она знает также, где тот скрывается в Англии, ведь и последнему болвану ясно, что такое местечко на случай «жаркой погоды» у него должно быть наготове. Ну, а Джуанелла должна знать его, хотя бы примерно, если не точно.
Вот вам и объяснение того, почему Джимми болтается в окрестностях Холмвуда, в то время как прелестная крошка с изогнутым мизинцем живет в Брокхэме. Отсюда вы сами, ребята, можете сделать вывод, что сынок миссис Кошен Лемми наконец-то чего-то добился.