Чейз Джеймс Хэдли. Осторожный убийца

   — Не говори глупости, Дэвид. Нет ничего подлого в поступках двоих людей, если они любят друг друга. Я просто пытаюсь убедить тебя, что мы должны быть очень осторожны, чтобы не причинять ему лишних страданий. Понимаешь?
   — Значит, я буду ждать твоего прихода.
   — Что же делать? Но запомни, все то время, которое мы не видимся, я думаю о тебе. Может быть, эти два часа, проведенные здесь, с тобой, в этой комнате, дали мне гораздо больше, чем тебе. — Она открыла сумочку и достала листок бумаги. — Скажи мне номер твоего телефона. Я позвоню сама, когда смогу. Но ты, Дэвид, не звони мне, пожалуйста. Это опасно. В его комнате параллельный аппарат, а сиделка очень любопытна. Обещаешь?
   — Хорошо. Не буду. Но ты уж постарайся и позвони сама.
   — Обязательно. А теперь я должна бежать. Прощай, дорогой.
   — Постой! Ты забыла брошь. — Я вскочил с кровати, выдвинул ящик стола. — Было бы глупо, если бы ты опять ее забыла!
   Она взяла брошь и небрежно бросила в сумочку.
   — Поцелуй меня, Дэвид.
   Я схватил Лауру в объятия и прижался к ее губам. Мне казалось, что, пока я обнимал ее, время остановилось. Слегка задохнувшись, она осторожно высвободилась.
   — О, дорогой, ты потрясающий любовник, — прошептала она. — Как я хотела бы задержаться подольше. Думай обо мне, Дэвид. — Она, выскользнув из моих объятий, открыла дверь и побежала по коридору.
 
   Потом потянулись дни ожидания.
   Я знал, что не получу известия от Лауры раньше понедельника, поэтому в субботу и воскресенье работал. Мне повезло в воскресенье. Несколько групп наняли меня на целый день, чтобы я показал им самые знаменитые достопримечательности Милана. Я заработал пять тысяч лир.
   В понедельник, проснувшись', я сказал себе, что сегодня она позвонит. Ведь она говорила, что постарается прийти в среду или в пятницу!
   Потом я вспомнил, что она не сказала, когда позвонит. А вдруг она звонила в мое отсутствие? Моя хозяйка была отвратительной особой, она никогда не записала бы послание, она вообще не любила отвечать на телефонные звонки.
   Этого я не учел, поэтому и встревожился. Обдумав все, я решил, что Лауре было удобнее звонить мне или до десяти часов утра, или после десяти часов вечера, когда Бруно будет спать. Значит, днем я могу выйти, принести продукты и потом сидеть и ждать ее звонка. У меня было пять тысяч лир, так что несколько дней я мог не работать. Честно говоря, я предпочел бы всю неделю не выходить из комнаты и ждать ее звонка. Каждая минута была наполнена тревожным ожиданием.
   Я встал, побрился, оделся и вышел. Купил хлеб, сыр, колбасу, бутылку «Россо» и две свежие газеты. К тому времени, когда я вернулся, было уже за девять. Я прочел газеты, а потом, открыв один из своих блокнотов, попытался сосредоточиться на плане новой главы для своей книги, но все мои мысли стремились к Лауре, и я отодвинул блокнот в сторону.
   Было одиннадцать тридцать, то время, в которое, как я сказал себе, она должна позвонить.
   Но Лаура не звонила.
   Минуты перетекали в часы. Три раза звонил телефон, но это были звонки другим жильцам. Через три часа я уже готов был лезть на стену.
   Я сидел в своей маленькой душной комнате с раннего утра до поздней ночи, и, когда в двадцать минут первого заснул сидя в кресле, она так и не позвонила.
   Она не позвонила ни во вторник, ни в среду, а я сидел в своей комнате и ждал.
   За это время я возненавидел Бруно Фанчини так, как не ненавидел еще никого в жизни. Теперь я был рад, что он беспомощен и бессловесен. Я обзывал его всеми непристойными словами, какие приходили на ум. Я надеялся, что он умер, и даже молился о его смерти.
   В четверг утром я по-прежнему сидел в кресле и ждал. За последние два дня я не брился и почти не спал. Настроение было убийственным, а нервы — на пределе: любой звук отзывался в них мучительной болью.
   Примерно в середине дня, когда дневной зной достиг апогея, зазвонил телефон. Я рванул дверь комнаты и как сумасшедший понесся по коридору к телефону.
   — Хэлло? — закричал я в телефонную трубку. — Кто это?
   Мужской голос сказал:
   — Будьте добры, позовите синьора Паччили? Я хлопнул трубкой по рычагу и буквально зарычал. Когда телефон зазвонил снова, я сорвал трубку и снова услышал нервный голос этого же человека. Я швырнул трубку и вернулся в комнату.
   У окна стоял Джузеппе, а его испитое лицо было встревоженным.
   — Вам чего надо? — заорал я. — Что вы здесь делаете?
   — Тише, синьор Дэвид, — сказал он. — Что случилось? Вы, часом, не заболели?
   — Убирайтесь! Убирайтесь к черту отсюда!
   — Повежливее, мой бедный мальчик, — сказал он. — Что могло с вами случиться, что вы стали совсем не похожи на себя? Расскажите мне. Я не вижу вас в соборе уже несколько дней. Никогда бы не подумал, что найду вас в таком состоянии.
   — Я ни с кем не хочу разговаривать, убирайтесь.
   — Я не могу оставить вас в таком состоянии. Вам нужны деньги? Что я могу для вас сделать?
   — Ничего мне ни от кого не нужно! Уберетесь ли вы, наконец?
   Он щелкнул своими белыми, но кривыми зубами, а вены на его багровом носу стали еще темнее.
   — Наверняка здесь замешана женщина. — Он покачал головой. — Послушайте меня, синьор Дэвид, никакая женщина не стоит того…
   Я подскочил к нему и ухватил за ворот рубашки.
   . — Что знаете о женщинах вы, старая, паршивая, вечно пьяная развалина? Не смейте говорить мне о женщинах! Убирайтесь, или я вас вышвырну. — Я так сильно подтолкнул его к двери, что он едва не свалился.
   — Но я же ваш друг, Дэвид, — взвыл он, схватившись за косяк, чтобы не упасть. — Я хочу помочь вам.
   Я выставил его из комнаты и захлопнул дверь перед его багровым носом, потом схватил бутылку с вином и со всего размаху швырнул ее в камин. Бутылка разбилась вдребезги, стекло разлетелось по всей комнате, а красное вино брызнуло на обои, оставив большие розовые пятна.
   Так прошел четверг.
   В пятницу Лаура не позвонила. Я ждал. В шесть вечера, не выдержав, я спустился в коридор к телефону и набрал номер виллы.
   Я стоял в душной кабинке, слушая длинные гудки, а сердце неистово колотилось о ребра, но вот трубка ожила, и женский голос ответил:
   — Вилла синьора Фанчини, сестра Флеминг слушает.
   Я молчал, а мои уши напряженно пытались уловить хоть какой-нибудь звук, который дал бы мне знать, что Лаура в комнате, но ничего, кроме легкого дыхания сиделки и слабого шуршания ее накрахмаленного фартука, я не услышал.
   — Я слушаю, — сказала она, повысив голос. Медленно и осторожно я повесил трубку. Я возвращался в комнату, едва передвигая ноги. В таком отчаянном состоянии я еще не бывал. Я понял, что Лаура нужна мне больше всего на свете. Она была в моей крови, как вирус, и это ожидание ее звонка или прихода подорвало остатки душевных сил, которые я еще сохранял все эти годы. Теперь на долгое время я буду в тяжелой депрессии. Выйти из этого состояния будет нелегко. Я видел перед глазами свое лопнувшее, как мыльный пузырь, будущее: и все потому, что женщина с медно-красными волосами и хорошей фигуркой заставила меня потерять голову, поднять телефонную трубку и набрать ее номер.
   Стоя перед своей дверью, теребя пальцами ручку, я решил поступить так же, как поступают все слабовольные, бесхребетные, бесхарактерные, разочарованные мужчины, когда на их долю выпадают испытания, которые они не в силах перенести. Я решил уйти из дому, хорошенько напиться и взять на ночь проститутку. Решительно толкнув дверь, я переступил порог своей убогой комнатушки.
   Лаура сидела на ручке кресла, сложив руки на коленях и скрестив прекрасные, стройные ноги, прикрытые синим хлопчатобумажным платьем.
   Внизу в коридоре опять зазвонил телефон. Еще мгновение назад его пронзительный звук заставил бы меня опрометью броситься к аппарату. Но теперь я его едва слышал. Этот тиран, причинявший мне танталовы муки, еще недавно способный остановить сердцебиение и ввергнуть меня в глубокое слабоумие, теперь был не более чем посторонним шумом.
   Не в силах сдвинуться с места, прислонившись к двери, я смотрел на нее.
   — Прости, Дэвид, — сказала она. — Ничего нельзя было сделать. Я так хотела тебе позвонить, но телефон у нас у всех на виду. Я знаю, что ты хотел бы услышать мой голос. Я также страдала, как и ты. Зато сегодня вечером я твоя. Я сказала, что пойду покатаюсь на катере по Лаго-Маджоре, приехав в Милан, позвонила на виллу и сказала, что катер сел на миль.
   Я не был уверен, что не ослышался.
   — Ты хочешь сказать, что сегодня вечером тебе не надо возвращаться к Бруно.
   — Да, Дэвид, я могу остаться у тебя на всю ночь. Я, пошатываясь, подошел к кровати и сел.
   — Если бы ты видела меня сейчас в коридоре, — сказал я, стиснув руками голову. — Я был готов бежать из дому и напиться. Всего пять минут назад я ощущал себя самым потерянным существом, а сейчас ты сидишь здесь и говоришь, что останешься у меня на ночь. Я чувствую себя так, словно свалился с «американских горок»!
   — Я не хотела причинять тебе такие страдания, Дэвид. Может быть, ты решил, что я тебя забыла?
   — О нет. Я так не думал. Я ждал, что ты позвонишь мне в понедельник. Пока протекали часы, я накручивал сам себя: я был готов биться головой о стенку.
   — Я уже здесь, Дэвид.
   — Да, правильно, но я не верю своим глазам. У меня такое ощущение, будто я боксер и мне отбили все внутренности. — Я смотрел на камин, на розовые пятна вина на стене. Комната выглядела отвратительно: грязный ковер, забрызганные вином покрывало и скатерть. От предыдущей встречи осталась только бронзовая ваза с бегониями. — Мне так стыдно, что ты вынуждена оставаться в такой паршивой комнате, Лаура. Да ты и сама видишь, какая это конура!
   — Ты думаешь, меня это волнует? Я была бы счастлива с тобой и в пещере. Не будь глупым, Дэвид. Я проведу эти часы с тобой.
   Я поднялся и подошел к зеркалу. Я поразился своему виду. Отросшая за эти два дня щетина, ввалившиеся от недосыпания глаза, синие круги под ними.
   — Мне нужно побриться.
   — Я тебе не помешаю? Может быть, ты стесняешься, и я могла бы пойти прогуляться по площади…
   — Ты думаешь, я позволю тебе уйти хотя бы на пять минут? Я быстро побреюсь, потому что не могу целовать тебя с такой щетиной.
   Я налил воду в тазик и дрожащими руками намылил лицо.
   Пока я брился, она сидела тихо, разглядывая меня. Потом, когда я вытер лицо салфеткой, сказала:
   — Мы должны что-то сделать, Дэвид, ведь такое может повториться. Это обязательно повторится.
   — Нет, такого больше не должно повториться. Ты должна оставить Бруно, Лаура. Разве ты сама этого не понимаешь? Он не может рассчитывать, что ты на всю жизнь останешься с ним. Он не может силой заставить тебя оставаться с ним.
   — Я уже думала об этом. Если я уйду от него, значит, я приду к тебе сюда, Дэвид.
   Я медленно повернулся и посмотрел на нее. Мои глаза скользнули по ее шелковым чулкам, тяжелым складкам платья, золотому браслету на запястье, бриллиантовым серьгам, глянцевитым волосам, на которые парикмахер потратил столько времени и труда. Я посмотрел на нее, а потом на грязноватую комнату, желтые обои, узкую кровать, лоскутный коврик.
   — Сюда? — переспросил я. — Нет, сюда тебе нельзя переехать.
   — А куда еще мне идти, Дэвид? У меня нет денег, кроме тех, что Бруно дает мне. Может, я могла бы вместе с тобой работать гидом? Я могла бы стать очень хорошим гидом. Бывают женщины-гиды?
   — Пожалуйста, не шути так, — сказал я, почувствовав, как кровь бросилась мне в лицо.
   — Ну что ты, дорогой. Я только пытаюсь обсудить с тобой возникшую Проблему. Может быть, ты мог бы найти работу получше. Может быть, ты закончил бы писать свою книгу. Я могла бы помогать тебе, Дэвид. Я не хочу быть бесполезной. Как ты думаешь, я могла бы стать официанткой?
   — Прекрати! — рассердился я. — Прекрати так говорить. Я не могу получить лучшую работу. Если я даже закончу книгу и ее опубликуют, это не принесет больших денег, я уж не говорю о том, что должен был бы работать месяцы, даже если бы корпел над ней изо дня в день по двадцать четыре часа в сутки. Как это ты могла вообразить себя официанткой?
   — Но ведь мы должны найти какой-то выход, Дэвид.
   Я вылил воду.
   — Есть у тебя какие-нибудь сбережения?
   — Нет. Конечно, я могла бы продать свои драгоценности. Мы могли бы жить на вырученные деньги какое-то время. Это поддержало бы нас, пока ты не станешь больше зарабатывать.
   — Почему мы говорим об этом? Ведь оба прекрасно знаем, что не сможем жить подобным образом. Я скорее вообще откажусь от тебя, чем позволю тебе опуститься до моего уровня. Да ты и сама вскоре возненавидела бы меня, Лаура. Вся любовь бы закончилась, когда кончились бы твои деньги. Деньги кончатся, и ты больше не сможешь покупать себе новые платья, у тебя не будет драгоценностей, чтобы выглядеть так, как ты выглядишь сейчас, и ты возненавидишь меня. Она коснулась меня рукой:
   — Нет. Я повторяю, я была бы счастлива с тобой и в пещере.
   — Прошу тебя, поговорим хотя бы минуту серьезно, — попросил я. — Есть только один выход.
   Она смотрела на меня внимательно, настороженными глазами, спрятав в рукава тонкие руки.
   — Какой?
   — Я должен попытаться найти работу около Лаго. Поговорю со своим приятелем. Джузеппе, у него много друзей. Попытаюсь найти работу на лодочной пристани. Тогда мы сможем встречаться чаще. Тебе не нужно будет тратить столько времени на поездки в город, ведь ты могла бы незаметно исчезать с виллы на часок. Никто бы ничего и не заметил.
   Из ее глаз исчезло напряжение, руки расслабились.
   — Тебя это устроило бы, Дэвид? — спросила она, открыв сумочку и доставая сигареты. — Тебе бы это понравилось?
   — Это все-таки лучше, чем то, что я пережил за последние три дня. Наконец, время от времени я мог бы мельком тебя видеть. Ты могла бы покидать виллу ночью, когда все спят?
   — Да, — сказала она ровным, усталым голосом, — это было бы возможно.
   — Ты говоришь как-то странно, без радости, — сказал я, внимательно глядя на нее. — Тебе не нравится мое предложение?
   — Я думаю, что это будет очень опасно. Ты не знаешь озеро так, как знаю его я. Там так много людей. Наши встречи были бы в секрете недолгое время. Я должна быть осторожной. Бруно разведется, если узнает, что я изменила ему. Когда он умрет, мне достанутся все его деньги. Если я сделаю сейчас неверный шаг, то потеряю все.
   — Да… — сказал я и запустил пальцы в волосы. — Я как-то и не подумал о том, что ты его наследница. Это еще увеличивает пропасть между нами, не так ли?
   — Это уменьшает ее, Дэвид.
   — Ты воображаешь, что я буду жить на твои деньги?
   — Нет, я знаю, что на мои деньги ты не стал бы жить. Но ведь это не мои деньги, это деньги Бруно. К тому же допустим такой вариант: ты берешь их у меня в долг, вкладываешь в дело, а потом возвращаешь.
   — Ты долго думала об этом? — спросил я. — Но если Бруно прожил четыре года, что заставляет тебя думать, что он не проживет еще много лет? Или ты думаешь, что мы могли бы подождать четыре года, а то и больше?
   — Дэвид, мы сейчас поссоримся, — сказала она серьезно. — А в ссоре ты теряешь все свое обаяние…
   — Извини, Лаура, но я не хотел, чтобы повторились такие дни, как эти, последние. Знаешь, что я собирался сделать перед тем, как вошел и увидел тебя?
   — Да, знаю, ты уже говорил. Должна сказать, что мужчины обычно поступают так, когда что-нибудь причиняет им боль. Не думай, что ты такой единственный! — Она стряхнула пепел с сигареты в камин. — Кстати, ты обещал не звонить мне, помнишь?
   — Конечно, помню и искренне прошу прощения. Но ты не представляешь, в каком я был состоянии. Я был на грани сумасшествия.
   — Теперь ты понимаешь, какому мы подвергнемся риску, если ты будешь работать на Лаго. Тебе понадобится всякий раз искать новый предлог, чтобы прийти на виллу! Неужели ты не понимаешь, Дэвид, что это не выход?
   — Тогда что же нам делать?
   Она помолчала и наконец сказала:
   — Есть выход, Дэвид.
   Неожиданно я подумал, что в ее красивой головке был заготовлен план. Она только ждала, когда я, истощив все свои бредовые идеи, пойму, что иногда выхода, чем тот, который предлагает она, у нас нет.
   — Что это?
   — Целый день Бруно проводит в специальном кресле-каталке, — сказала она, не поднимая глаз от своих рук, сложенных на коленях. — Вечером его переносят из кресла в кровать. Сестре Флеминг одной с этим не справиться, поэтому у нас нанят для этого специальный человек. Кроме того, он же смотрит за автомобилем и катером. Бруно платит ему семь тысяч лир в неделю и плюс бесплатное питание.
   — Почему ты мне это говоришь? При чем тут я?
   — В конце недели этот человек увольняется. Меня бросило сначала в жар, потом в холод.
   — Ты хочешь, чтобы я занял его место? Лаура не поднимала глаз.
   — В нашей ситуации это единственный выход, Дэвид.
   — Вижу. — Я с трудом сдерживался. — Ты предлагаешь мне стать сиделкой при твоем муже, да? Утром я буду перетаскивать его из постели в кресло, а вечером забавляться с его женой? За это я буду получать семь тысяч лир в неделю и бесплатное питание. Заманчивое, просто прекрасное предложение!
   Ее глаза гневно блеснули.
   — Это все, что ты можешь сказать, Дэвид?
   — Нет, это далеко не все, что я могу сказать. Большего лицемерия трудно представить: я буду входить каждое утро в комнату и встречаться глазами с человеком, который не двигается, ничего не говорит, с женой которого я только что провел ночь в любовных утехах. Это будет достойное испытание даже для таких шатких жизненных устоев, как мои. Я не только ворую его жену, наслаждаюсь его столом, но за все это еще и получаю деньги! Безусловно, очень заманчивое предложение!
   Лаура тряхнула головой, поднялась, подошла к комоду, взяла сумочку и шляпу.
   Я вскочил:
   — Подожди минутку, Лаура, не уходи, мы должны поговорить.
   — Нет, Дэвид, я ухожу, я переночую в отеле.
   Прощай.
   Я вскочил, загородил дверь спиной и сказал:
   — Неужели ты не понимаешь, что твое предложение абсурдно?
   — Ну еще бы, разумеется, понимаю. Пропусти меня, пожалуйста.
   — Не спеши! Ты приехала, чтобы остаться у меня, и мы собирались найти какой-нибудь выход из создавшегося положения. Давай сядем и подумаем.
   Она повернулась ко мне, побледневшая, лицо искажено болью и гневом.
   — Нам нечего обсуждать, — заявила Лаура. — Я только высказала предложение. Ты такой гордый. Такой правильный, такой, черт побери, глупый. Я не хочу с тобой разговаривать. Я не собираюсь больше здесь оставаться. Какая я идиотка, что позволила себе влюбиться в тебя. Ты сначала разжег во мне огонь, потом задумался, а теперь тебя гложут твои моральные принципы. — Ее голос поднялся еще на одну ноту. — Думай о чем хочешь, когда я уйду. Я не собираюсь больше обсуждать эту тему.
   Я схватил ее за плечи и встряхнул:
   — Это ты не хочешь подумать о нас! Ты даже не понимаешь, какое сделала мне позорное предложение! Мы будем заниматься любовью в его доме! Ты считаешь, что он ни о чем не догадается? Как ты себе это представляешь? Он что, слепой?
   Сумочка выпала из рук Лауры, она обвила руками мою шею.
   — О, Дэвид, я так люблю тебя, что готова отдаться тебе даже в его комнате. Неужели ты не понимаешь: Бруно ничего не значит для меня, абсолютно ничего. Он никогда ничего для меня не значил. Я никогда не любила его. Я могла бы не выходить замуж, но, когда он сделал мне предложение, я была так беззащитна, так одинока, что подумала, он сделает меня счастливой, но я ошиблась. Я страдала все это время. Мне не жаль его. Он не жалел меня, когда был здоров, и относился ко мне как к красивой игрушке; ты не представляешь, как унизительно снисходителен он был ко мне. Я не считаю, что изменяю ему, потому что никогда его не любила. Сделай так, как я тебя прошу, Дэвид. Если не сделаешь, я тебя больше никогда не увижу. Мне будет так же плохо, как было плохо тебе, когда ты решил, что я не позвоню тебе. — Ее голос задрожал. — Я не перенесу дней, подобных тем, что мы пережили. Ты сделаешь, как я тебя прошу, Дэвид, или между нами все кончено!
   Я отстранился. Посмотрел на ее лицо, бледное и напряженное.
   — Поцелуй меня, Дэвид.
   Наши губы соединились, и мое сопротивление было сломлено.
 
   Я вздрогнул и проснулся. Рука Лауры нежно трясла меня.
   — Поднимайся, Дэвид. — Лаура склонилась надо мной. — Я сварила кофе. Через несколько минут я должна уходить.
   — Как, ты уже одета! Сколько времени?
   — Начало седьмого. Ты так сладко спал! Мне было жалко будить тебя. День обещает быть прекрасным. — Она налила мне чашку кофе. — День уже прекрасен, правда, Дэвид?
   — Надеюсь, — сказал я, вспомнив о том, что пообещал ей ночью. — Надеюсь, что нам не придется потом раскаиваться, Лаура.
   — Мы ничего не сможем сделать другого. — Она присела на кровать и была такой же свежей и прелестной, как и вечером. — Я должна бежать, но, прежде чем уйду, давай договоримся окончательно. Ты приедешь на виллу в воскресенье вечером. Я буду ждать тебя в Стрезе. Перевезу через озеро. Из Милана есть шестичасовой поезд. Сегодня утром ты должен зайти в магазин к Нервини на Виа Боккаччо, скажешь, что будешь работать у синьора Фанчини и что тебе нужно прилично выглядеть. Они знают, как должны выглядеть люди, работающие у синьора Фанчини.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ну, пожалуйста, дорогой, не упрямься. — Она ласково положила свою руку на мою. — Ты не можешь появиться на вилле в своей одежде. Ты должен быть одетым прилично и с достоинством.