Он выстрелил в меня, сорвался с балкона и упал.
Все подтвердилось, когда Хесс осмотрел пентхаус. Судя по всему, Фел провел здесь ночь и грязные отпечатки его рук были повсюду.
— Ну вот, теперь мы знаем, что он с сестрой и были той парочкой, заметил Хесс. — Остается найти ее.
«Но я найду ее раньше», — подумал я про себя. Я рассказал ему, как она бросила брата и сбежала с колье. Здесь представлялась возможность сбить полицию со следа, и я ею воспользовался.
Морган сказал, что они собирались ехать в Ки Уэст, где у них есть знакомый, который переправит их на Кубу. Он был уверен, что, бросив его, она направилась именно туда.
Хесс сделал гримасу.
— Да! Если она там… нам до нее не добраться.
Газеты подняли большую шумиху вокруг смерти Фела. Я был уверен, что Рея прочла об этом, но она не могла знать, что Фел рассказал мне про Страшилу Джинкса. Может ее у него и нет, но попытаться стоило. Было необходимо заткнуть ей рот. Пока она жива, я не мог рассчитывать на будущее.
Дождавшись конца дознания по делу Фела, я сообщил Хессу, что желаю поехать во Фриско, чтобы переменить обстановку. Он просил не терять с ним контакта. Если Рею найдут, я буду главным свидетелем. Однако, по выражению его лица я понял, что он теперь не надеется на это.
Перед отъездом из Парадайз-Сити я позвонил Клоду и спросил, не согласится ли он работать у меня, так как переселяюсь в пентхаус.
— Я высоко ценю ваше предложение, мистер Ларри, — сказал он, — но я никогда не смогу ни у кого работать после мистера Сидни. Но если вам угодно, я постараюсь найти для вас надежного человека.
— Не трудитесь, — сказал я и повесил трубку.
Отказ толстого пожилого педераста вызвал у меня раздражение. Я платил бы ему не меньше чем Сидни… что он из себя воображает, черт возьми? Но поразмыслив немного, я понял, что он прав. Зачем ему теперь работать на кого-то? Ведь Сидни щедро позаботился о нем. Но я знал, что не в том настоящая причина отказа. Клод презирает меня, что я вселяюсь в дом Сидни… да и сам я начинал себя презирать.
Через три дня я сел в «бьюик» и отправился в Люсвил. Накануне я съездил в Майами и купил наряд хиппи: рубашку в крупных цветах, джинсы и теннисные туфли. Зайдя в одну из лавок, я купил автоматический пистолет тридцать восьмого калибра с коробкой патронов к нему. Оттуда я направился в магазин, где торговали всякой всячиной для маскарадов, и купил черный курчавый парик, широкий пояс с пряжкой-черепом и пружинный нож.
Вернувшись к себе, я набрал земли из цветочных горшков, смешал ее с растительным маслом и водой и старательно измазал рубашку и джинсы.
Не доезжая двадцати миль до Люсвила, я остановился в маленьком городке и поставил машину в гараж, потом зашел к торговцу подержанными машинами и купил потрепанный «шевроле».
На безлюдном пляже я переоделся в наряд хиппи и натянул парик. Я три дня не брился и, глядя теперь на себя в зеркальце, решил, что мог бы пройти неузнанным даже мимо Дженни.
Теперь я был готов действовать. Сидя за рулем и глядя сквозь пыльное ветровое стекло, я занялся оценкой ситуации.
Совесть меня не мучила из-за Фела Моргана. Я был уверен, что он шантажировал бы меня до конца моих дней. То, что я собирался сделать с Реей, тоже не вызывало у меня угрызений… выбирать приходилось между ее жизнью и моей.
Но я знал, что задача будет нелегкой. Возможно, она прячется вовсе не у Страшилы. Хотя какое-то чувство подсказывало мне, что она там, даже в этом случае предстояло еще заманить ее в ловушку, а потом убить.
Это будет столь же опасным делом, как выследить и убить пантеру.
Но это необходимо сделать.
Глава 10
Все подтвердилось, когда Хесс осмотрел пентхаус. Судя по всему, Фел провел здесь ночь и грязные отпечатки его рук были повсюду.
— Ну вот, теперь мы знаем, что он с сестрой и были той парочкой, заметил Хесс. — Остается найти ее.
«Но я найду ее раньше», — подумал я про себя. Я рассказал ему, как она бросила брата и сбежала с колье. Здесь представлялась возможность сбить полицию со следа, и я ею воспользовался.
Морган сказал, что они собирались ехать в Ки Уэст, где у них есть знакомый, который переправит их на Кубу. Он был уверен, что, бросив его, она направилась именно туда.
Хесс сделал гримасу.
— Да! Если она там… нам до нее не добраться.
Газеты подняли большую шумиху вокруг смерти Фела. Я был уверен, что Рея прочла об этом, но она не могла знать, что Фел рассказал мне про Страшилу Джинкса. Может ее у него и нет, но попытаться стоило. Было необходимо заткнуть ей рот. Пока она жива, я не мог рассчитывать на будущее.
Дождавшись конца дознания по делу Фела, я сообщил Хессу, что желаю поехать во Фриско, чтобы переменить обстановку. Он просил не терять с ним контакта. Если Рею найдут, я буду главным свидетелем. Однако, по выражению его лица я понял, что он теперь не надеется на это.
Перед отъездом из Парадайз-Сити я позвонил Клоду и спросил, не согласится ли он работать у меня, так как переселяюсь в пентхаус.
— Я высоко ценю ваше предложение, мистер Ларри, — сказал он, — но я никогда не смогу ни у кого работать после мистера Сидни. Но если вам угодно, я постараюсь найти для вас надежного человека.
— Не трудитесь, — сказал я и повесил трубку.
Отказ толстого пожилого педераста вызвал у меня раздражение. Я платил бы ему не меньше чем Сидни… что он из себя воображает, черт возьми? Но поразмыслив немного, я понял, что он прав. Зачем ему теперь работать на кого-то? Ведь Сидни щедро позаботился о нем. Но я знал, что не в том настоящая причина отказа. Клод презирает меня, что я вселяюсь в дом Сидни… да и сам я начинал себя презирать.
Через три дня я сел в «бьюик» и отправился в Люсвил. Накануне я съездил в Майами и купил наряд хиппи: рубашку в крупных цветах, джинсы и теннисные туфли. Зайдя в одну из лавок, я купил автоматический пистолет тридцать восьмого калибра с коробкой патронов к нему. Оттуда я направился в магазин, где торговали всякой всячиной для маскарадов, и купил черный курчавый парик, широкий пояс с пряжкой-черепом и пружинный нож.
Вернувшись к себе, я набрал земли из цветочных горшков, смешал ее с растительным маслом и водой и старательно измазал рубашку и джинсы.
Не доезжая двадцати миль до Люсвила, я остановился в маленьком городке и поставил машину в гараж, потом зашел к торговцу подержанными машинами и купил потрепанный «шевроле».
На безлюдном пляже я переоделся в наряд хиппи и натянул парик. Я три дня не брился и, глядя теперь на себя в зеркальце, решил, что мог бы пройти неузнанным даже мимо Дженни.
Теперь я был готов действовать. Сидя за рулем и глядя сквозь пыльное ветровое стекло, я занялся оценкой ситуации.
Совесть меня не мучила из-за Фела Моргана. Я был уверен, что он шантажировал бы меня до конца моих дней. То, что я собирался сделать с Реей, тоже не вызывало у меня угрызений… выбирать приходилось между ее жизнью и моей.
Но я знал, что задача будет нелегкой. Возможно, она прячется вовсе не у Страшилы. Хотя какое-то чувство подсказывало мне, что она там, даже в этом случае предстояло еще заманить ее в ловушку, а потом убить.
Это будет столь же опасным делом, как выследить и убить пантеру.
Но это необходимо сделать.
Глава 10
Я въехал в Люсвил, когда было шесть часов. Из-за смога и цементной пыли я, подобно другим водителям, ехал с включенными фарами. Я чувствовал шершавое прикосновение пыли на коже под воротником и это пробудило во мне ностальгию.
Чтобы добраться до жилья Страшилы, следовало пересечь центр города, и я увяз в потоке машин.
Я оставил машину на стоянке, откуда было нетрудно добраться пешком до Лексингтона, после чего, захватив свою сумку, зашагал через трущобы до нужной улицы. Уже стемнело и уличные фонари горели. Если не считать нескольких пьянчуг, устроившихся на помойных баках, и цветной ребятни, улица в этот час была безлюдна. Напротив дома 245, где жил Страшила, стоял ветхий четырехэтажный многоквартирный дом. На его ступеньках сидели двое сопливых грязных белых мальцов. На стекле фрамуги над облупленной дверью виднелась надпись «Сдаются комнаты».
В такую удачу с трудом верилось. Я задержался, чтобы посмотреть на дом 245 на другой стороне улицы, потом стал подниматься по лестнице, обойдя ребят, которые подозрительно посмотрели на меня. Я вошел в подъезд, где воняло мочой, затхлым потом и кошками.
В открытых дверях стояла старая карга, ковыряя щепкой в остатках зубов.
Те волосы, которые у нее еще оставались, были заплетены в сальные косицы, напоминавшие крысиные хвостики. Ее комбинезон заскоруз от грязи. На вид ей было не меньше восьмидесяти, а то и больше.
Я остановился перед ней. Она окинула меня оценивающим" взглядом. По ее насмешливому выражению я понял, что она не в восторге от увиденного.
— Найдется комната, мамаша? — спросил я, ставя сумку.
— Не называй меня так, паршивый сопляк, — сказала она голосом, булькавшим от мокроты. — Я для тебя миссис Рейнолдс, заруби себе на носу.
— Ладно, миссис Рейнолдс. Есть комната?
— Двенадцать баксов в неделю, платить вперед.
— Можно посмотреть?
— Второй этаж, пятый номер. Ключ в замке.
Не прикасаясь к грязным перилам, я поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице. Пятый номер находился в конце вонючего коридора.
Комната была примерно десять на десять. В ней имелась кровать, два жестких стула, шкаф и вытертый ковер. Обои возле окна отставали. На покрытой жирными пятнами скамейке стояла газовая плитка.
Оставив сумку, я спустился вниз, заплатил старой карге двенадцать долларов, а потом пошел в магазин, где купил провизии с расчетом на несколько дней. К горке консервов я добавил бутылку виски. Оттуда я заглянул в хозяйственный магазин и купил кастрюльку и сковородку.
Миссис Рейнолдс все еще подпирала притолоку, когда я вернулся.
— Где можно помыться? — спросил я.
Она глянула на меня, почесала под мышкой и ответила:
— Баня в конце улицы. Сортир на каждом этаже. Чего тебе еще?
Я отнес покупки к себе в комнату, закрыл и запер дверь, положил все на стол и тщательно осмотрел кровать. Простыни оказались довольно чистыми, но на двух тонких одеялах виднелись подозрительные пятна. Интересно, когда появятся клопы.
Перемена обстановки?
Я вспомнил роскошный пентхаус Сидни, доставшийся мне в наследство. Мне придется смириться с этой комнатушкой, если я хочу сохранить за собой пентхаус и миллион Сидни.
Выключив свет, я подтащил стул к окну и приступил к наблюдению. С другой стороны улицы на меня смотрели восемнадцать грязных окон, в пяти из них горел свет. Одно из них принадлежало Страшиле. Я не имел понятия, какое, но рано или поздно я найду его, если буду наблюдать достаточно терпеливо.
Я сидел, курил и наблюдал. В освещенных окнах двигались люди, главным образом молодежь в несусветных нарядах. На пятом этаже, в третьем окне слева, красивая молодая негритянка раскачивалась под неслышную мне музыку, поддерживая ладонями обнаженные груди. Наблюдая за ней, я почувствовал, как во мне шевельнулась похоть, и заставил себя отвести от нее взгляд.
Около восьми вечера я захотел есть. Опустив штору, я отошел от окна и зажег свет. Разогревая банку бобов, я услышал рев приближающегося мотоцикла.
Погасив газ и выключив свет, я поспешил к окну и сдвинул в сторону штору.
Страшила верхом на сверкающей, новенькой «хонде» тормозил перед домом 245.
Я смотрел, как он слезает с мотоцикла и горделивой походкой поднимается по ступенькам.
Наступил момент. Я увидел, как он исчез в темноте подъезда, и ждал, когда в одном из неосвещенных окон загорится свет. Дожидаясь, я наблюдал за негритянкой, которая надела блузку и что-то помешивала в кастрюльке.
После пятнадцатиминутного ожидания мне стало ясно, что в какой бы комнате ни жил Страшила, в ней уже и раньше горел свет, потому что с момента его прихода не осветилось ни одно окно. Означало ли это, что Рея находится в квартире Страшилы? Почему бы и нет? И чего ей сидеть в темноте? Я начал пристально вглядываться в каждое освещенное окно. Три из них не имели занавесок и я мог видеть тех, кто находится внутри. На двух оставшихся окнах висели тонкие занавески, но не до такой степени тонкие, чтобы сквозь них можно было что-нибудь рассмотреть. Одно было на третьем этаже, другое на верхнем, непосредственно над комнатой, занимаемой негритянкой. По-видимому, одна из этих комнат должна принадлежать Страшиле.
Я опустил штору, включил свет и вновь разогрел бобы. Для начала первый день принес неплохие результаты. Я делал успехи. Теперь я, по крайней мере, знал, что Страшила живет или на третьем этаже или на верхнем.
Я съел бобы, потом, погасив свет и подняв штору, снова уселся возле окна.
Около девяти свет в окне третьего этажа погас. Теперь я сосредоточил внимание на освещенном окне верхнего этажа. Я ждал уже почти час, когда за занавеской вдруг показалась тень. Я узнал силуэт этого Страшилы. Его ни с кем нельзя было спутать. Если бы я не наблюдал непрерывно, то пропустил бы этот мимолетный момент. Значит он живет на верхнем этаже, но там ли Рея?
Я сидел, не прекращая наблюдения. Окна гасли одно за другим. Негритянка взяла солидных размеров сумочку, подошла к двери и повернула выключатель.
Наконец во всем доме свет оставался только в окне Страшилы. Потом я увидел, как он сбежал по лестнице и оседлал свой мотоцикл. Машина разразилась оглушительным рокотом. Напялив шлем на грязную голову, он умчался, но свет в его окне продолжал гореть.
Это могло означать одно из двух: либо Страшиле наплевать на счета за электричество, либо там, наверху, прячется Рея.
Но как это узнать? Я был чужаком в районе. Слишком опасно соваться в дом Страшилы, пусть он казался теперь опустевшим.
Я закурил сигарету и обвел внимательным взглядом улицу внизу. Словно крысы, появляющиеся с наступлением темноты, улицу заполнили люди. Пожилые оборванные мужчины и женщины спускались по ступенькам домов и шаркающими походками отправлялись на поиски бара. И тут я заметил негритянку. Она стояла, прислонясь к ржавым перилам и раскачивалась всем телом, и тогда я понял, что она проститутка.
Я знал, что ее комната расположена как раз под конурой Страшилы. Вот мой шанс. Может быть мне удастся получить подтверждение того, что Рея там.
Я вспомнил, как негритянка полуголая танцевала у себя в комнате. Она была миловидна и прекрасно сложена. Я не прикасался к женщине со времени смерти Джуди — очень, очень давно, как мне теперь казалось.
Отодвинув стул, я встал, ощупью пробрался через неосвещенную комнату к двери и вышел в вонючий коридор.
Спускаясь по лестнице, я никого не встретил. Дверь миссис Рейнолдс была закрыта. Через тонкие филенки доносился звук телевизора. Я не спеша спустился по ступенькам на ночную улицу, окутанную облаками цементной пыли.
Уличная пена — юнцы, девчонки, пьяные и старики — водоворотом кипела вокруг меня. Я посмотрел через улицу на негритянку, уже приметившую меня.
Она смотрела в мою сторону. Я пересек улицу.
Когда я достиг противоположного тротуара, она двинулась ко мне.
— Привет, лапочка, — сказала она тихо, сверкнув в свете фонаря белыми зубами. — Скучаешь один?
Я остановился, глядя на нее. Ее кожа имела оттенок кофе, сильно разбавленного молоком. Лицо обрамляли черные волосы. У меня сразу вылетела из головы даже необходимость найти Рею и заткнуть ей рот. Я должен был разрядить напряжение, накопившееся в моем теле.
— И еще как, — сказал я хрипло. — Давай исправим это дело.
Она окинула меня испытующим взглядом больших черных глаз.
— Это обойдется тебе в десять баксов, лапочка, — сказала она. — Есть у тебя столько?
Я подумал о пяти сотнях, которые предлагал Рее.
— Есть, — ответил я.
— По виду у тебя нет и двух. — Она улыбнулась мне. — Ты здесь новенький, верно?
Я полез в задний карман и показал ей десятидолларовую бумажку. Ее тонкие коричневые пальцы выхватили деньги из моей руки с проворством ящерицы, глотающей муху.
— Пошли, лапочка, — сказала она. — Конец разговорам, пора за дело.
Она ввела меня в дом, который смердел еще хуже моего. Когда я вслед за ней поднимался по лестнице, она виляла задом перед моими глазами. Подъем был долгий и к тому времени, когда мы добрались до ее площадки, у меня едва не лопалась ширинка…
Она знала свое дело и не разочаровала меня. В прошлом, когда мне не хотелось увиваться за какой-нибудь девушкой, я брал шлюху. Расход никогда не оправдывал себя. Обычно они лежали, глядя в потолок, некоторые даже курили, большинство хихикало, но эта негритянка так сыграла свою роль, что я чувствовал, будто расшевелил ее, хотя и знал, что это не так. Когда все кончилось, я скатился с нее. Она не сделала того, что делает большинство из них — слезают с постели и начинают одеваться. Лежа рядом со мной, она потянулась за пачкой сигарет, раскурила две и дала одну мне.
— Определенно тебе это было нужно, лапочка, — сказала она, поглаживая груди.
— Да! Это действительно было мне нужно. — Теперь я испытывал блаженный покой и облегчение, словно лопнул мучивший меня нарыв. Я втягивал дым в легкие, глядя в потолок. И тут я впервые обратил внимание на шаги наверху.
Теперь я слышал шаги… легкие тук-тук-тук женских каблучков у себя над головой. Тогда я вспомнил Рею и причину, по которой оказался в этой убогой комнате в одной постели с голой молодой негритянкой.
Я прислушался. Женщина у меня над головой ходила взад и вперед, взад и вперед, не переставая.
Негритянка погасила окурок.
— Пора опять идти на работу, — сказала она. — Хорошо провел время?
— Что там такое? — спросил я, указывая на потолок.
— А какая тебе забота? — Она села прямо и спустила длинные ноги с кровати. — Поднимайся, лапочка, мне надо идти работать.
Я обхватил рукой ее тонкую талию и притянул к себе.
— Не спеши… мне надо еще на десятку.
Она распласталась по мне своим теплым телом.
— Ты серьезно?
— Хочешь деньги вперед?
— Только так, лапочка. Мне надо жить.
Я слез с постели, нашел свои штаны, достал еще десять долларов и подал ей. Когда я лег, она перекинула через меня ногу и начала покусывать мое ухо.
Я прислушивался к шагам над головой.
— Что там такое? — спросил я. — Похоже на марафон.
— Одна психованная. — Негритянка принялась гладить мне шею. — Она сводит меня с ума. День за днем, ночь за ночью, ходит, ходит. Если бы не Страшила, я поднялась бы и дала бы ей жару, но она подстилка Страшилы, а он большая куча… в этом сортире.
— Ты ее видела?
Она приподнялась на локте и уставилась на меня с выражением любопытства в больших черных глазах.
— К чему вопросы, лапочка? Давай, займемся делом.
Все время, пока мы разговаривали, я слышал шаги.
— Девчонка Страшилы?
— Ты его знаешь?
— Я знаю, какой он ублюдок.
Она успокоилась и опять опустилась на меня.
— Они влипли в какую-то историю. Он прячет ее от фликов, — невнятно пробормотала она, прижавшись губами к моей шее. — Она две недели сшивается там, никуда не выходит, только ходит по комнате и сводит меня с ума.
Теперь я знал все, что хотел знать. Я нашел Рею.
Вернувшись в свою убогую комнатенку, я лег на кровать, не зажигая света и не опуская штору. Свет уличных фонарей позволял различить предметы. Я испытывал приятную расслабленность: секс был тем, в чем я давно нуждался.
Сэди — негритянка сказала мне свое имя, когда я уходил — оказала на меня основательное терапевтическое воздействие.
Теперь я знал, что Рея прячется у Страшилы. Пока она жива, моя свобода и состояние подвергаются риску, постоянному риску. Если она попадет в руки полиции, ее показания изобличат меня. Я должен заставить ее молчать — но как?
И тут мне в голову пришла тревожная мысль. Что если она рассказала обо мне Страшиле? Если я заткну ей рот, то появится ли на моем горизонте Страшила, готовый к шантажу? Сказала ли она ему про колье? Станет ли она делиться столь важной информацией с такой мразью, как Страшила? Это следовало выяснить. Если она его во все посвятила, придется заткнуть рот обоим. Эта мысль не отпугнула меня. Я считал, что ни Рея, ни Страшила не имеют права на жизнь. Для меня они были опасными животными, а сам я охотником, но если удастся избежать двойного убийства, так будет проще и безопасней.
Так размышляя, я незаметно задремал, но около двух часов появились первые клопы. Остаток ночи я провел, сидя на жестком стуле и опустив голову на сложенные на столе руки.
В четвертом часу безмолвие ночи было расколото ревом мотоцикла. Стоя у окна, я смотрел, как Страшила поднимается к себе в комнату.
На другое утро, после скудного завтрака я отправился в баню. Примерно до полудня я, убивая время, слонялся по улицам, обходя стороной центр города. Я боялся наткнуться на Дженни. Купив порошок от клопов, я вернулся к себе и принялся за приготовление ленча из консервированной говядины. Густо посыпав простыни и матрац порошком, я лег и уснул.
Проснулся я в семь вечера. Подойдя к окну, я посмотрел вниз через улицу и увидел свет за занавесками Страшилы. В комнате ниже этажом Сэди что-то готовила на плитке. Внизу мотоцикла не было, следовательно. Страшилы не было дома.
Немного перекусив, я сел у окна с сигаретой и ждал до девяти часов, пока не увидел, что Сэди выходит.
Я достал из сумки пистолет и сунул его в задний карман, а потом спустился на улицу и подошел к Сэди, когда она вышла из подъезда.
— Привет, кошечка, — сказал я. — Как насчет маленькой разминки?
Она улыбнулась мне.
— Ну, ты даешь, парень. Ага… давай разомнемся.
У нее в комнате я достал сотенную бумажку и показал ей.
— Хочешь заработать столько, Сэди?
У нее расширились глаза.
— Ты хочешь каких-нибудь заковыристых штучек?
— Я хочу провести здесь ночь, — ответил я. — У меня в комнате клопы.
Она склонила голову набок и в ее глазах светилось любопытство.
— Где ты берешь все эти красивые бумажки, лапочка?
— Неважно. Так я сплю здесь или ухожу в отель?
Она протянула ладонь.
— Давай… ты спишь здесь.
Еще войдя в комнату, я услышал шаги Реи над головой.
— Твоя психованная все ходит, — сказал я, отдавая деньги Сэди.
— Не говори. Я уже привыкла. Теперь меня донимает, когда она перестает.
Она положила деньги в сумочку, потом подошла к кровати и сменила белье.
— Все самое лучшее, — заметил я, присоединяясь к ней, чтобы помочь.
— Когда лапочка платит сто баксов, он имеет право на чистые простыни, сказала Сэди. — Раз вся ночь наша, я приму душ. Хочется выпить или чего-нибудь поесть?
— Выпить не откажусь.
Она достала бутылку дешевого виски, принесла воду из-под крана и лед и оставила меня одного, пока принимала душ. Я сидел в старом кресле и слушал, как Рея вышагивает у меня над головой. Казалось, это мечется в клетке животное. Я думал о ней, вспоминал то время, когда испытывал к ней вожделение, но теперь она ничего для меня не значила — просто опасное животное. Если бы я смел, то поднялся бы наверх, пинком вышиб дверь и пристрелил ее, но я понимал, что это не самый безопасный способ закончить нашу маленькую драму. Когда я убью ее, то позабочусь, чтобы ничто не указывало на меня.
Эта ночь с Сэди была не такой бурной, как в прошлый раз: я утолил голод.
Мы заснули в объятиях друг друга.
Сэди спала крепко, но я парил между сном и бодрствованием. Я полностью проснулся, когда задребезжали стекла от рева приближающегося мотоцикла.
Сэди застонала и пошевелилась, потом повернулась на другой бок и опять заснула.
Внизу грохнула дверь. Потом я услышал тяжелые шаги Страшилы, с топотом поднимавшегося по лестнице. Стук каблуков Реи резко оборвался. Я слышал, как Страшила открыл дверь и с треском захлопнул ее.
— Слушай ты, сука, это последняя бутылка виски, которую я покупаю!
Его низкий угрожающий голос доносился сквозь потолок так отчетливо, словно он находился в комнате Сэди.
— Дай сюда! — Я сразу узнал голос Реи.
— Бери! Упейся насмерть! Мне-то чего беспокоиться?
Сэди тихо застонала во сне.
Наступила долгая пауза, затем Страшила снова заговорил.
— С меня хватит! Нечего тебе здесь делать! Хата мне нужна самому!
Выметайся и все!
— Заткнись, безмозглое отродье, ублюдок! — В голосе Реи звучала истерическая нотка, заставившая меня насторожиться. — Я остаюсь здесь! Мне некуда больше идти! Попробуй встать мне на пути и я прижму тебя к ногтю! Я ведь могу, Страшила! Фликам давно не терпится наложить на тебя лапы!
После длительного молчания Страшила сказал:
— Черт, что это все значит? Мне надо знать! Что ты там молола насчет того, чтобы остаться здесь, пока все не утихнет? Что случилось? Что ты натворила? За каким чертом тебя принесло сюда прятаться от копов? Где Фел? Я хочу знать. Хватит с меня твоего проклятого хождения и пьянок! Хата мне нужна самому, "без тебя.
— Да ну? — Лежа неподвижно, чувствуя тепло, идущее от тела Сэди, я слушал. Рея продолжала. — Я останусь здесь, пока не смогу уйти без риска.
Понятно? Для тебя я немало сделала. Кто купил тебе этот проклятый мотоцикл?
Почему ты не попробуешь сам что-нибудь заработать? На что ты годен, кроме как гонять на мотоцикле да хвастать, безмозглая ты мразь?
— Ладно. — Страшила понизил голос и мне приходилось вслушиваться, чтобы разобрать его слова. — Тогда выметайся! Валяй, скажи про меня фликам. Они меня не тронут, когда зацапают тебя! Так что собирай шмотки и выметайся!
— Выпей, Страшила.
— Я уже сказал… выметайся!
— Да, ладно, чего там. Вечно мы цапаемся. — В голосе Реи появилась плаксивая нотка. — Выпей, я хочу в постель… с тобой.
— Кому ты нужна? Сказано, катись!
— Я слышала, милый, но я хочу лечь.
— Я сыт тобой по горло, пьяная корова! Катись сама улаживать свои проклятые делишки и оставь меня в покое!
По звучавшей в его голосе злобе я вдруг отчетливо понял, что он говорит всерьез и не отступится от своего. Я соскользнул с кровати и торопливо натянул одежду. Возможно теперь-то и подвернется мой шанс! Она ничего ему не сказала! Значит, Страшила мне не опасен! Когда я надевал туфли, Сэди перевернулась на спину.
— Лапочка… где ты? — пробормотала она и опять заснула.
Страшила заорал:
— Вон!
Дверь наверху с треском распахнулась.
— Забирай свои проклятые шмотки! — Что-то грохнуло, потом дверь захлопнулась.
В тот же миг я выскочил в коридор. Тихонько прикрыв дверь Сэди, я сбежал в подъезд. Я стоял в темноте, прислонясь к стене, и слушал.
Рея спускалась по лестнице. Я слышал ее бормотание: «ублюдок… ублюдок».
В следующую минуту я увидел смутные очертания ее фигуры. Она ощупью пробиралась через подъезд, приближаясь к тому месту, где стоял я.
— Не спеши, детка, — тихо произнес я. — На улице копы.
Она резко остановилась, задохнувшись от неожиданности.
— Кто ты, черт побери? — она пыталась рассмотреть меня.
— Вроде тебя… пережидаю, — сказал я. Она тяжело привалилась к стене рядом со мной. Я чувствовал запах виски в ее дыхании.
— Пережидаешь? Как тебя понимать?
У нее заплетался язык. Она была пьяна в стельку.
— Я слышал. Хочешь, детка, смотаемся вместе? У меня машина. Я знаю надежное местечко за городом.
Она соскользнула на пол.
— Господи! Я пьяная! — В ее голосе звучал вопль отчаяния. — Я хочу умереть!
«Но не здесь», — подумал я. Грохот выстрела навлек бы на меня опасность.
Надо выманить ее в безлюдное место, а уж там пристрелить.
— Пошли, детка, — сказал я и, ухватив ее за — руку, поднял на ноги. Двинули.
Она всматривалась в меня.
— Ты кто? Я тебя не вижу. Кто ты такой, черт подери?
— Давай-давай… пошли.
Я вывел ее на пустынную улицу. Она шла спотыкаясь, и мне приходилось поддерживать ее. Под уличным фонарем она отстранилась от меня, и мы взглянули друг на друга. Я едва узнал ее. Она сильно постарела, а в рыжих волосах появилась седина. Ее глаза мерцали, будто в них горели лампочки. У нее был истощенный вид. Пошатываясь, она всматривалась в меня.
Она была одета в тот же брючный костюм, через плечо у нее висела сумка.
— Привет, кудлатый, — сказала она. — У тебя есть какие-нибудь волосы под этим париком?
— Шевелись, детка, — сказал я. — Моя машина в конце улицы. Давай уедем вместе.
Она пьяно разглядывала меня. Мой парик, густая борода, грязная одежда как будто придали ей уверенности.
— Ты тоже в бегах?
— Вроде того. Идем.
Она рассмеялась: жуткий, истерически пьяный звук.
— Мой брат умер, — сказала она. — Единственный человек, который меня понимал. Его убили копы.
Я взял ее под руку.
— Давай, пошли отсюда быстрее.
Она пошла со мной. Она была так пьяна, что растянулась бы, не поддержи я ее.
Чтобы добраться до жилья Страшилы, следовало пересечь центр города, и я увяз в потоке машин.
Я оставил машину на стоянке, откуда было нетрудно добраться пешком до Лексингтона, после чего, захватив свою сумку, зашагал через трущобы до нужной улицы. Уже стемнело и уличные фонари горели. Если не считать нескольких пьянчуг, устроившихся на помойных баках, и цветной ребятни, улица в этот час была безлюдна. Напротив дома 245, где жил Страшила, стоял ветхий четырехэтажный многоквартирный дом. На его ступеньках сидели двое сопливых грязных белых мальцов. На стекле фрамуги над облупленной дверью виднелась надпись «Сдаются комнаты».
В такую удачу с трудом верилось. Я задержался, чтобы посмотреть на дом 245 на другой стороне улицы, потом стал подниматься по лестнице, обойдя ребят, которые подозрительно посмотрели на меня. Я вошел в подъезд, где воняло мочой, затхлым потом и кошками.
В открытых дверях стояла старая карга, ковыряя щепкой в остатках зубов.
Те волосы, которые у нее еще оставались, были заплетены в сальные косицы, напоминавшие крысиные хвостики. Ее комбинезон заскоруз от грязи. На вид ей было не меньше восьмидесяти, а то и больше.
Я остановился перед ней. Она окинула меня оценивающим" взглядом. По ее насмешливому выражению я понял, что она не в восторге от увиденного.
— Найдется комната, мамаша? — спросил я, ставя сумку.
— Не называй меня так, паршивый сопляк, — сказала она голосом, булькавшим от мокроты. — Я для тебя миссис Рейнолдс, заруби себе на носу.
— Ладно, миссис Рейнолдс. Есть комната?
— Двенадцать баксов в неделю, платить вперед.
— Можно посмотреть?
— Второй этаж, пятый номер. Ключ в замке.
Не прикасаясь к грязным перилам, я поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице. Пятый номер находился в конце вонючего коридора.
Комната была примерно десять на десять. В ней имелась кровать, два жестких стула, шкаф и вытертый ковер. Обои возле окна отставали. На покрытой жирными пятнами скамейке стояла газовая плитка.
Оставив сумку, я спустился вниз, заплатил старой карге двенадцать долларов, а потом пошел в магазин, где купил провизии с расчетом на несколько дней. К горке консервов я добавил бутылку виски. Оттуда я заглянул в хозяйственный магазин и купил кастрюльку и сковородку.
Миссис Рейнолдс все еще подпирала притолоку, когда я вернулся.
— Где можно помыться? — спросил я.
Она глянула на меня, почесала под мышкой и ответила:
— Баня в конце улицы. Сортир на каждом этаже. Чего тебе еще?
Я отнес покупки к себе в комнату, закрыл и запер дверь, положил все на стол и тщательно осмотрел кровать. Простыни оказались довольно чистыми, но на двух тонких одеялах виднелись подозрительные пятна. Интересно, когда появятся клопы.
Перемена обстановки?
Я вспомнил роскошный пентхаус Сидни, доставшийся мне в наследство. Мне придется смириться с этой комнатушкой, если я хочу сохранить за собой пентхаус и миллион Сидни.
Выключив свет, я подтащил стул к окну и приступил к наблюдению. С другой стороны улицы на меня смотрели восемнадцать грязных окон, в пяти из них горел свет. Одно из них принадлежало Страшиле. Я не имел понятия, какое, но рано или поздно я найду его, если буду наблюдать достаточно терпеливо.
Я сидел, курил и наблюдал. В освещенных окнах двигались люди, главным образом молодежь в несусветных нарядах. На пятом этаже, в третьем окне слева, красивая молодая негритянка раскачивалась под неслышную мне музыку, поддерживая ладонями обнаженные груди. Наблюдая за ней, я почувствовал, как во мне шевельнулась похоть, и заставил себя отвести от нее взгляд.
Около восьми вечера я захотел есть. Опустив штору, я отошел от окна и зажег свет. Разогревая банку бобов, я услышал рев приближающегося мотоцикла.
Погасив газ и выключив свет, я поспешил к окну и сдвинул в сторону штору.
Страшила верхом на сверкающей, новенькой «хонде» тормозил перед домом 245.
Я смотрел, как он слезает с мотоцикла и горделивой походкой поднимается по ступенькам.
Наступил момент. Я увидел, как он исчез в темноте подъезда, и ждал, когда в одном из неосвещенных окон загорится свет. Дожидаясь, я наблюдал за негритянкой, которая надела блузку и что-то помешивала в кастрюльке.
После пятнадцатиминутного ожидания мне стало ясно, что в какой бы комнате ни жил Страшила, в ней уже и раньше горел свет, потому что с момента его прихода не осветилось ни одно окно. Означало ли это, что Рея находится в квартире Страшилы? Почему бы и нет? И чего ей сидеть в темноте? Я начал пристально вглядываться в каждое освещенное окно. Три из них не имели занавесок и я мог видеть тех, кто находится внутри. На двух оставшихся окнах висели тонкие занавески, но не до такой степени тонкие, чтобы сквозь них можно было что-нибудь рассмотреть. Одно было на третьем этаже, другое на верхнем, непосредственно над комнатой, занимаемой негритянкой. По-видимому, одна из этих комнат должна принадлежать Страшиле.
Я опустил штору, включил свет и вновь разогрел бобы. Для начала первый день принес неплохие результаты. Я делал успехи. Теперь я, по крайней мере, знал, что Страшила живет или на третьем этаже или на верхнем.
Я съел бобы, потом, погасив свет и подняв штору, снова уселся возле окна.
Около девяти свет в окне третьего этажа погас. Теперь я сосредоточил внимание на освещенном окне верхнего этажа. Я ждал уже почти час, когда за занавеской вдруг показалась тень. Я узнал силуэт этого Страшилы. Его ни с кем нельзя было спутать. Если бы я не наблюдал непрерывно, то пропустил бы этот мимолетный момент. Значит он живет на верхнем этаже, но там ли Рея?
Я сидел, не прекращая наблюдения. Окна гасли одно за другим. Негритянка взяла солидных размеров сумочку, подошла к двери и повернула выключатель.
Наконец во всем доме свет оставался только в окне Страшилы. Потом я увидел, как он сбежал по лестнице и оседлал свой мотоцикл. Машина разразилась оглушительным рокотом. Напялив шлем на грязную голову, он умчался, но свет в его окне продолжал гореть.
Это могло означать одно из двух: либо Страшиле наплевать на счета за электричество, либо там, наверху, прячется Рея.
Но как это узнать? Я был чужаком в районе. Слишком опасно соваться в дом Страшилы, пусть он казался теперь опустевшим.
Я закурил сигарету и обвел внимательным взглядом улицу внизу. Словно крысы, появляющиеся с наступлением темноты, улицу заполнили люди. Пожилые оборванные мужчины и женщины спускались по ступенькам домов и шаркающими походками отправлялись на поиски бара. И тут я заметил негритянку. Она стояла, прислонясь к ржавым перилам и раскачивалась всем телом, и тогда я понял, что она проститутка.
Я знал, что ее комната расположена как раз под конурой Страшилы. Вот мой шанс. Может быть мне удастся получить подтверждение того, что Рея там.
Я вспомнил, как негритянка полуголая танцевала у себя в комнате. Она была миловидна и прекрасно сложена. Я не прикасался к женщине со времени смерти Джуди — очень, очень давно, как мне теперь казалось.
Отодвинув стул, я встал, ощупью пробрался через неосвещенную комнату к двери и вышел в вонючий коридор.
Спускаясь по лестнице, я никого не встретил. Дверь миссис Рейнолдс была закрыта. Через тонкие филенки доносился звук телевизора. Я не спеша спустился по ступенькам на ночную улицу, окутанную облаками цементной пыли.
Уличная пена — юнцы, девчонки, пьяные и старики — водоворотом кипела вокруг меня. Я посмотрел через улицу на негритянку, уже приметившую меня.
Она смотрела в мою сторону. Я пересек улицу.
Когда я достиг противоположного тротуара, она двинулась ко мне.
— Привет, лапочка, — сказала она тихо, сверкнув в свете фонаря белыми зубами. — Скучаешь один?
Я остановился, глядя на нее. Ее кожа имела оттенок кофе, сильно разбавленного молоком. Лицо обрамляли черные волосы. У меня сразу вылетела из головы даже необходимость найти Рею и заткнуть ей рот. Я должен был разрядить напряжение, накопившееся в моем теле.
— И еще как, — сказал я хрипло. — Давай исправим это дело.
Она окинула меня испытующим взглядом больших черных глаз.
— Это обойдется тебе в десять баксов, лапочка, — сказала она. — Есть у тебя столько?
Я подумал о пяти сотнях, которые предлагал Рее.
— Есть, — ответил я.
— По виду у тебя нет и двух. — Она улыбнулась мне. — Ты здесь новенький, верно?
Я полез в задний карман и показал ей десятидолларовую бумажку. Ее тонкие коричневые пальцы выхватили деньги из моей руки с проворством ящерицы, глотающей муху.
— Пошли, лапочка, — сказала она. — Конец разговорам, пора за дело.
Она ввела меня в дом, который смердел еще хуже моего. Когда я вслед за ней поднимался по лестнице, она виляла задом перед моими глазами. Подъем был долгий и к тому времени, когда мы добрались до ее площадки, у меня едва не лопалась ширинка…
Она знала свое дело и не разочаровала меня. В прошлом, когда мне не хотелось увиваться за какой-нибудь девушкой, я брал шлюху. Расход никогда не оправдывал себя. Обычно они лежали, глядя в потолок, некоторые даже курили, большинство хихикало, но эта негритянка так сыграла свою роль, что я чувствовал, будто расшевелил ее, хотя и знал, что это не так. Когда все кончилось, я скатился с нее. Она не сделала того, что делает большинство из них — слезают с постели и начинают одеваться. Лежа рядом со мной, она потянулась за пачкой сигарет, раскурила две и дала одну мне.
— Определенно тебе это было нужно, лапочка, — сказала она, поглаживая груди.
— Да! Это действительно было мне нужно. — Теперь я испытывал блаженный покой и облегчение, словно лопнул мучивший меня нарыв. Я втягивал дым в легкие, глядя в потолок. И тут я впервые обратил внимание на шаги наверху.
Теперь я слышал шаги… легкие тук-тук-тук женских каблучков у себя над головой. Тогда я вспомнил Рею и причину, по которой оказался в этой убогой комнате в одной постели с голой молодой негритянкой.
Я прислушался. Женщина у меня над головой ходила взад и вперед, взад и вперед, не переставая.
Негритянка погасила окурок.
— Пора опять идти на работу, — сказала она. — Хорошо провел время?
— Что там такое? — спросил я, указывая на потолок.
— А какая тебе забота? — Она села прямо и спустила длинные ноги с кровати. — Поднимайся, лапочка, мне надо идти работать.
Я обхватил рукой ее тонкую талию и притянул к себе.
— Не спеши… мне надо еще на десятку.
Она распласталась по мне своим теплым телом.
— Ты серьезно?
— Хочешь деньги вперед?
— Только так, лапочка. Мне надо жить.
Я слез с постели, нашел свои штаны, достал еще десять долларов и подал ей. Когда я лег, она перекинула через меня ногу и начала покусывать мое ухо.
Я прислушивался к шагам над головой.
— Что там такое? — спросил я. — Похоже на марафон.
— Одна психованная. — Негритянка принялась гладить мне шею. — Она сводит меня с ума. День за днем, ночь за ночью, ходит, ходит. Если бы не Страшила, я поднялась бы и дала бы ей жару, но она подстилка Страшилы, а он большая куча… в этом сортире.
— Ты ее видела?
Она приподнялась на локте и уставилась на меня с выражением любопытства в больших черных глазах.
— К чему вопросы, лапочка? Давай, займемся делом.
Все время, пока мы разговаривали, я слышал шаги.
— Девчонка Страшилы?
— Ты его знаешь?
— Я знаю, какой он ублюдок.
Она успокоилась и опять опустилась на меня.
— Они влипли в какую-то историю. Он прячет ее от фликов, — невнятно пробормотала она, прижавшись губами к моей шее. — Она две недели сшивается там, никуда не выходит, только ходит по комнате и сводит меня с ума.
Теперь я знал все, что хотел знать. Я нашел Рею.
Вернувшись в свою убогую комнатенку, я лег на кровать, не зажигая света и не опуская штору. Свет уличных фонарей позволял различить предметы. Я испытывал приятную расслабленность: секс был тем, в чем я давно нуждался.
Сэди — негритянка сказала мне свое имя, когда я уходил — оказала на меня основательное терапевтическое воздействие.
Теперь я знал, что Рея прячется у Страшилы. Пока она жива, моя свобода и состояние подвергаются риску, постоянному риску. Если она попадет в руки полиции, ее показания изобличат меня. Я должен заставить ее молчать — но как?
И тут мне в голову пришла тревожная мысль. Что если она рассказала обо мне Страшиле? Если я заткну ей рот, то появится ли на моем горизонте Страшила, готовый к шантажу? Сказала ли она ему про колье? Станет ли она делиться столь важной информацией с такой мразью, как Страшила? Это следовало выяснить. Если она его во все посвятила, придется заткнуть рот обоим. Эта мысль не отпугнула меня. Я считал, что ни Рея, ни Страшила не имеют права на жизнь. Для меня они были опасными животными, а сам я охотником, но если удастся избежать двойного убийства, так будет проще и безопасней.
Так размышляя, я незаметно задремал, но около двух часов появились первые клопы. Остаток ночи я провел, сидя на жестком стуле и опустив голову на сложенные на столе руки.
В четвертом часу безмолвие ночи было расколото ревом мотоцикла. Стоя у окна, я смотрел, как Страшила поднимается к себе в комнату.
На другое утро, после скудного завтрака я отправился в баню. Примерно до полудня я, убивая время, слонялся по улицам, обходя стороной центр города. Я боялся наткнуться на Дженни. Купив порошок от клопов, я вернулся к себе и принялся за приготовление ленча из консервированной говядины. Густо посыпав простыни и матрац порошком, я лег и уснул.
Проснулся я в семь вечера. Подойдя к окну, я посмотрел вниз через улицу и увидел свет за занавесками Страшилы. В комнате ниже этажом Сэди что-то готовила на плитке. Внизу мотоцикла не было, следовательно. Страшилы не было дома.
Немного перекусив, я сел у окна с сигаретой и ждал до девяти часов, пока не увидел, что Сэди выходит.
Я достал из сумки пистолет и сунул его в задний карман, а потом спустился на улицу и подошел к Сэди, когда она вышла из подъезда.
— Привет, кошечка, — сказал я. — Как насчет маленькой разминки?
Она улыбнулась мне.
— Ну, ты даешь, парень. Ага… давай разомнемся.
У нее в комнате я достал сотенную бумажку и показал ей.
— Хочешь заработать столько, Сэди?
У нее расширились глаза.
— Ты хочешь каких-нибудь заковыристых штучек?
— Я хочу провести здесь ночь, — ответил я. — У меня в комнате клопы.
Она склонила голову набок и в ее глазах светилось любопытство.
— Где ты берешь все эти красивые бумажки, лапочка?
— Неважно. Так я сплю здесь или ухожу в отель?
Она протянула ладонь.
— Давай… ты спишь здесь.
Еще войдя в комнату, я услышал шаги Реи над головой.
— Твоя психованная все ходит, — сказал я, отдавая деньги Сэди.
— Не говори. Я уже привыкла. Теперь меня донимает, когда она перестает.
Она положила деньги в сумочку, потом подошла к кровати и сменила белье.
— Все самое лучшее, — заметил я, присоединяясь к ней, чтобы помочь.
— Когда лапочка платит сто баксов, он имеет право на чистые простыни, сказала Сэди. — Раз вся ночь наша, я приму душ. Хочется выпить или чего-нибудь поесть?
— Выпить не откажусь.
Она достала бутылку дешевого виски, принесла воду из-под крана и лед и оставила меня одного, пока принимала душ. Я сидел в старом кресле и слушал, как Рея вышагивает у меня над головой. Казалось, это мечется в клетке животное. Я думал о ней, вспоминал то время, когда испытывал к ней вожделение, но теперь она ничего для меня не значила — просто опасное животное. Если бы я смел, то поднялся бы наверх, пинком вышиб дверь и пристрелил ее, но я понимал, что это не самый безопасный способ закончить нашу маленькую драму. Когда я убью ее, то позабочусь, чтобы ничто не указывало на меня.
Эта ночь с Сэди была не такой бурной, как в прошлый раз: я утолил голод.
Мы заснули в объятиях друг друга.
Сэди спала крепко, но я парил между сном и бодрствованием. Я полностью проснулся, когда задребезжали стекла от рева приближающегося мотоцикла.
Сэди застонала и пошевелилась, потом повернулась на другой бок и опять заснула.
Внизу грохнула дверь. Потом я услышал тяжелые шаги Страшилы, с топотом поднимавшегося по лестнице. Стук каблуков Реи резко оборвался. Я слышал, как Страшила открыл дверь и с треском захлопнул ее.
— Слушай ты, сука, это последняя бутылка виски, которую я покупаю!
Его низкий угрожающий голос доносился сквозь потолок так отчетливо, словно он находился в комнате Сэди.
— Дай сюда! — Я сразу узнал голос Реи.
— Бери! Упейся насмерть! Мне-то чего беспокоиться?
Сэди тихо застонала во сне.
Наступила долгая пауза, затем Страшила снова заговорил.
— С меня хватит! Нечего тебе здесь делать! Хата мне нужна самому!
Выметайся и все!
— Заткнись, безмозглое отродье, ублюдок! — В голосе Реи звучала истерическая нотка, заставившая меня насторожиться. — Я остаюсь здесь! Мне некуда больше идти! Попробуй встать мне на пути и я прижму тебя к ногтю! Я ведь могу, Страшила! Фликам давно не терпится наложить на тебя лапы!
После длительного молчания Страшила сказал:
— Черт, что это все значит? Мне надо знать! Что ты там молола насчет того, чтобы остаться здесь, пока все не утихнет? Что случилось? Что ты натворила? За каким чертом тебя принесло сюда прятаться от копов? Где Фел? Я хочу знать. Хватит с меня твоего проклятого хождения и пьянок! Хата мне нужна самому, "без тебя.
— Да ну? — Лежа неподвижно, чувствуя тепло, идущее от тела Сэди, я слушал. Рея продолжала. — Я останусь здесь, пока не смогу уйти без риска.
Понятно? Для тебя я немало сделала. Кто купил тебе этот проклятый мотоцикл?
Почему ты не попробуешь сам что-нибудь заработать? На что ты годен, кроме как гонять на мотоцикле да хвастать, безмозглая ты мразь?
— Ладно. — Страшила понизил голос и мне приходилось вслушиваться, чтобы разобрать его слова. — Тогда выметайся! Валяй, скажи про меня фликам. Они меня не тронут, когда зацапают тебя! Так что собирай шмотки и выметайся!
— Выпей, Страшила.
— Я уже сказал… выметайся!
— Да, ладно, чего там. Вечно мы цапаемся. — В голосе Реи появилась плаксивая нотка. — Выпей, я хочу в постель… с тобой.
— Кому ты нужна? Сказано, катись!
— Я слышала, милый, но я хочу лечь.
— Я сыт тобой по горло, пьяная корова! Катись сама улаживать свои проклятые делишки и оставь меня в покое!
По звучавшей в его голосе злобе я вдруг отчетливо понял, что он говорит всерьез и не отступится от своего. Я соскользнул с кровати и торопливо натянул одежду. Возможно теперь-то и подвернется мой шанс! Она ничего ему не сказала! Значит, Страшила мне не опасен! Когда я надевал туфли, Сэди перевернулась на спину.
— Лапочка… где ты? — пробормотала она и опять заснула.
Страшила заорал:
— Вон!
Дверь наверху с треском распахнулась.
— Забирай свои проклятые шмотки! — Что-то грохнуло, потом дверь захлопнулась.
В тот же миг я выскочил в коридор. Тихонько прикрыв дверь Сэди, я сбежал в подъезд. Я стоял в темноте, прислонясь к стене, и слушал.
Рея спускалась по лестнице. Я слышал ее бормотание: «ублюдок… ублюдок».
В следующую минуту я увидел смутные очертания ее фигуры. Она ощупью пробиралась через подъезд, приближаясь к тому месту, где стоял я.
— Не спеши, детка, — тихо произнес я. — На улице копы.
Она резко остановилась, задохнувшись от неожиданности.
— Кто ты, черт побери? — она пыталась рассмотреть меня.
— Вроде тебя… пережидаю, — сказал я. Она тяжело привалилась к стене рядом со мной. Я чувствовал запах виски в ее дыхании.
— Пережидаешь? Как тебя понимать?
У нее заплетался язык. Она была пьяна в стельку.
— Я слышал. Хочешь, детка, смотаемся вместе? У меня машина. Я знаю надежное местечко за городом.
Она соскользнула на пол.
— Господи! Я пьяная! — В ее голосе звучал вопль отчаяния. — Я хочу умереть!
«Но не здесь», — подумал я. Грохот выстрела навлек бы на меня опасность.
Надо выманить ее в безлюдное место, а уж там пристрелить.
— Пошли, детка, — сказал я и, ухватив ее за — руку, поднял на ноги. Двинули.
Она всматривалась в меня.
— Ты кто? Я тебя не вижу. Кто ты такой, черт подери?
— Давай-давай… пошли.
Я вывел ее на пустынную улицу. Она шла спотыкаясь, и мне приходилось поддерживать ее. Под уличным фонарем она отстранилась от меня, и мы взглянули друг на друга. Я едва узнал ее. Она сильно постарела, а в рыжих волосах появилась седина. Ее глаза мерцали, будто в них горели лампочки. У нее был истощенный вид. Пошатываясь, она всматривалась в меня.
Она была одета в тот же брючный костюм, через плечо у нее висела сумка.
— Привет, кудлатый, — сказала она. — У тебя есть какие-нибудь волосы под этим париком?
— Шевелись, детка, — сказал я. — Моя машина в конце улицы. Давай уедем вместе.
Она пьяно разглядывала меня. Мой парик, густая борода, грязная одежда как будто придали ей уверенности.
— Ты тоже в бегах?
— Вроде того. Идем.
Она рассмеялась: жуткий, истерически пьяный звук.
— Мой брат умер, — сказала она. — Единственный человек, который меня понимал. Его убили копы.
Я взял ее под руку.
— Давай, пошли отсюда быстрее.
Она пошла со мной. Она была так пьяна, что растянулась бы, не поддержи я ее.