Чейз Джеймс Хэдли. Сильнее денег

   – Ну, так говори.
   – Эта девушка может петь. У нее не голос, а целое состояние. У нас с ней договор. Возможно, я получаю шанс выбиться в люди. Честное слово, Расти, девушка может зарабатывать большие деньги.
   Бармен озадаченно посмотрел на меня.
   – Хорошо, но что же ей мешает? Если она может зарабатывать большие деньги, то почему она не зарабатывает?
   – Потому, что она наркоманка.
   На лице Расти появилась гримаса отвращения.
   – Вот оно что!
   – Я должен ее вылечить. Что мне делать?
   – Что делать, говоришь? Хорошо, отвечу, если спрашиваешь. – Он ткнул мне в грудь пальцем, размером с банан. – Отделайся от нее, и как можно скорее. С наркоманией, Джефф, ничего сделать нельзя. Уж я-то знаю, можешь мне поверить. Шарлатаны утверждают, что они излечивают наркоманов. Но на сколько? На месяц-другой, от силы на три. А потом продавцы наркотиков снова находят их, и все начинается сначала. Послушай, сынок, ты мне нравишься, и я хочу помочь тебе. Ты не глупый парень, и получил образование. Не путайся с этой дрянью! О такой девчонке не стоит беспокоиться. Она может петь – ну и пусть. Отделайся от нее. Кроме неприятностей, ничего тебя не ждет.
   Как было бы хорошо, если бы я послушался Расти! Он говорил правду, но тогда его доводы не подействовали на меня. Я не сомневался, что голос Риммы принесет мне состояние. Надо только вылечить ее, и она начнет загребать деньги. В этом меня никто не мог разубедить.
   – Кому мне ее показать, Расти? Ты знаешь, может быть, кого-нибудь, кто мог бы ее вылечить?
   – Вылечить? Никто не сможет ее вылечить! Что с тобой? Ты сошел с ума?
   – У тебя большой жизненный опыт, Расти. Ты, конечно, что-нибудь слышал. Кто по-настоящему излечивает этих наркоманов? Должен же быть такой человек. Ведь среди киноартистов много наркоманов, кто-то же их вылечивает. Кто же?
   Расти нахмурился и поскреб затылок.
   – Конечно. Но артисты – люди с деньгами. Лечение стоит денег. Есть здесь один человек, но, судя по тому, что я слышал, он запросит кучу денег.
   – Хорошо, хорошо! Может, я займу у кого-нибудь. Я должен во что бы то ни стало вылечить ее. Кто этот человек?
   – Доктор Клинци. Он совсем из другого общества, но именно тот, кто тебе нужен. Клинци вылечил Мону Гайсинг и Фрэнки Леддера, – добавил Расти, называя фамилии двух крупнейших звезд киностудии «Пасифик». – Они курили марихуану, но он их вылечил.
   – Где его найти?
   – Адрес есть в телефонном справочнике… Послушай, Джефф, не ставь себя в глупое положение. Этот тип потребует кучу денег.
   – Сколько бы ни потребовал, лишь бы вылечил. Я уговорю его вылечить Римму в счет ее будущих заработков. Она будет получать огромные деньги. Я это чувствую. Иначе и быть не может с таким голосом, как у нее.
   – Да… Ты и вправду сошел, видно, с ума.
   – Пусть будет по-твоему.
   Я выписал из телефонного справочника адрес доктора Клинци. Он жил на бульваре Беверли-глин.
   Расставшись с Расти, я сел в трамвай, вернулся в меблированные комнаты и зашел к Римме. Она сидела на кровати в черной пижаме. Сочетание черного с волосами серебряного цвета и темно-голубыми глазами делало ее привлекательной.
   – Я хочу есть.
   – Я высеку эти слова на твоем надгробии. Однако речь сейчас не об этом… Кто тебе дал денег на укол вчера вечером?
   Римма отвела глаза в сторону.
   – Не понимаю, о чем ты. Я очень голодна. Ты можешь дать мне…
   – Замолчи! Ты согласна пройти курс лечения, если мне удастся договориться с врачом?
   Лицо Риммы помрачнело.
   – Мне уже поздно лечиться. Я знаю. Бесполезно говорить о врачах.
   – Есть человек, который может тебя вылечить. Если мы с ним договоримся, ты согласишься пройти курс лечения?
   – Кто это?
   – Доктор Клинци. Он лечит всех знаменитых киноартистов. Может, мне удастся уговорить его.
   – Держи карман шире. Проще всего дать мне денег. Много не надо, всего каких-нибудь…
   Я с силой встряхнул ее. Мне едва не стало дурно, когда она дохнула на меня.
   – Ты согласишься лечиться у него, если мы с ним договоримся? – крикнул я.
   Римма вырвалась у меня из рук.
   – Как хочешь.
   – Ладно. Я переговорю с ним. Никуда не выходи из комнаты. Я скажу Кэрри, чтобы она принесла тебе чашку кофе и что-нибудь поесть.
   Подойдя к лестничной площадке, я окликнул Кэрри и попросил ее принести Римме шницель и кофе, потом зашел к себе и надел свой лучший костюм. Костюм был неважный, местами лоснился, но когда я причесался, начистил ботинки и вообще привел себя в порядок, вид у меня стал вполне приличный.
   Затем я снова зашел к Римме. Она сидела на кровати, отпивая кофе, и, увидев меня, по привычке сморщила нос.
   – О! Ты здорово выглядишь!
   – Неважно, как я выгляжу. Давай, пой. Все, что угодно.
   Римма уставилась на меня.
   – Все, что угодно?
   – Да. Пой.
   Римма запела «Дым ест тебе глаза».
   Она пела без всякого усилия. И снова при звуках ее чистого, сильного голоса я чувствовал озноб.
   Я стоял и молча слушал, а когда она исполнила припев, остановил ее.
   – Хорошо, хорошо, – сказал я с бьющимся сердцем. – Никуда не уходи. Я скоро вернусь.
   Прыгая сразу через несколько ступенек, я сбежал по лестнице.

2

   Особняк доктора Клинци стоял посреди большого красивого сада, обнесенного высокой стеной с острыми железными шипами.
   Я пошел по длинной аллее. Мне потребовалось три-четыре минуты быстрой ходьбы, прежде чем я увидел дом, показавшийся мне голливудским вариантом дворца Медичи во Флоренции.
   Около пятидесяти ступенек вели к большой террасе. В окнах верхнего этажа виднелись решетки.
   И от самого особняка, и от сада веяло какой-то холодностью и отчужденностью. Казалось, даже розы и бегонии источают не аромат, а уныние.
   Недалеко от аллеи, под тенью вязов сидели в креслах-колясках несколько человек, рядом хлопотали три или четыре сиделки в ослепительно белых халатах.
   Я поднялся по ступенькам парадного и позвонил.
   Через несколько секунд дверь открыл какой-то серый человек: у него были серые волосы, серые глаза, серый костюм и медлительные старческие манеры.
   Я назвал себя.
   Он молча провел меня по сверкающему паркету в небольшую комнату, где за письменным столом сидела и что-то писала карандашом изящная блондинка-медсестра.
   – Мистер Гордон, – доложил серый человек.
   Стоя позади, он с такой силой пододвинул стул, что мне волей-неволей пришлось сесть. Уходя, он осторожно, словно она была из хрупкого стекла, прикрыл за собой дверь.
   Медсестра отложила в сторону карандаш и, печально улыбаясь одними глазами, мягко спросила:
   – Да, мистер Гордон? Чем мы можем вам помочь?
   – Я хочу переговорить с доктором Клинци об одном пациенте.
   Медсестра взглянула на мой костюм.
   – А кто ваш пациент, мистер Гордон?
   – Я все расскажу доктору Клинци.
   – Боюсь, доктор сейчас занят. Вы можете довериться мне. Решение о приеме зависит от меня.
   – Очень мило с вашей стороны, но в данном случае речь идет об особом случае. Я хочу поговорить лично с доктором Клинци.
   – Что за особый случай, мистер Гордон?
   Чувствовалось, что мое объяснение никакого впечатления на нее не произвело. В ее глазах уже не было печали, они выражали просто скуку.
   – Я антрепренер, а мой клиент – певица, и стоит очень дорого. Мне придется обратиться еще куда-нибудь, если я не смогу переговорить непосредственно с доктором Клинци.
   Кажется, мои слова произвели впечатление. Медсестра задумалась.
   – Если вы минуточку подождете, мистер Гордон, – сказала она, поднимаясь, – я выясню…
   Она вышла из комнаты, но почти тут же вернулась и остановилась в открытых дверях.
   – Прошу вас.
   Я прошел в огромную комнату, заставленную современной мебелью. Здесь же стоял операционный стол, а за письменным столом у окна сидел человек в белом халате.
   – Мистер Гордон?
   Он произнес мою фамилию так, словно мое посещение доставило ему необыкновенную радость.
   Человек поднялся. Это был мужчина лет тридцати, небольшого роста. У него были светлые курчавые волосы, серо-голубые глаза и мягкие, вкрадчивые манеры.
   – Да, правильно. Доктор Клинци?
   – Конечно. – Он жестом показал на стул. – Чем могу служить, мистер Гордон?
   Я сел и подождал, пока уйдет сестра.
   – У меня есть певица, которая вот уже три года принимает морфий, – начал я. – Мне нужно ее вылечить. Во сколько это обойдется?
   Взгляд его серо-голубых глаз не был обнадеживающим.
   – Мы берем пять тысяч долларов за курс лечения, мистер Гордон, гарантируя положительный исход. У нас есть все основания для такой гарантии.
   Я глубоко вздохнул.
   – За такие деньги вполне естественно ожидать положительного исхода.
   Он печально улыбнулся. В этом заведении, видимо, все специализировались на чисто печальных улыбках.
   – Вам, мистер Гордон, возможно, сумма покажется значительной, но наши пациенты принадлежат к высшим слоям общества.
   – Сколько времени длится лечение?
   – Все зависит от пациента. Примерно недель пять, а если мы имеем дело с очень трудным случаем – недель восемь, не больше.
   – И результат гарантирован?
   – Разумеется.
   Я знал, что не найдется сумасшедшего, который одолжил бы мне пять тысяч долларов. У меня не было никакой возможности раздобыть такую сумму.
   Я решил испытать, не клюнет ли он на мою приманку.
   – Видите ли, доктор, это несколько больше того, что я в состоянии заплатить. Девушка обладает изумительным голосом. Если я смогу вылечить ее, она будет зарабатывать огромные деньги. А что, если вы согласитесь войти со мной в пай и получать процентов двадцать со всех ее гонораров впредь до выплаты пяти тысяч долларов? Затем вы получите еще три тысячи в качестве процентов.
   Едва договорив, я понял, что допустил ошибку. Лицо Клинци стало равнодушным, в глазах появилось отсутствующее выражение.
   – Мы не занимаемся такими делами, мистер Гордон. Моя лечебница переполнена. Плату за лечение мы всегда принимаем только наличными: три тысячи при поступлении больного и две – перед выходом из больницы.
   – Но тут же совершенно особый случай…
   Его палец с наманикюренным ногтем потянулся к кнопке звонка на письменном столе.
   – Извините, но таковы наши условия.
   Он с удовольствием нажал кнопку.
   – Но если я все же достану денег, вы действительно гарантируете результаты?
   – Результаты лечения? Конечно.
   Он уже стоял. Открылась дверь, вплыла медсестра. Оба они опять печально улыбнулись мне.
   – Если ваша клиентка, мистер Гордон, все же захочет лечиться, пожалуйста, поскорее известите нас. Желающих много, и не исключено, что нам будет трудно или даже невозможно принять ее.
   – Спасибо. Буду иметь в виду.
   Доктор Клинци подал мне холодную белую руку, словно оказывал величайшую милость, а затем медсестра проводила меня до двери.
   По дороге в меблированные комнаты я обдумывал все сказанное доктором и впервые в жизни пожалел, что не располагаю хотя бы некоторой суммой денег. Но была ли у меня хоть тень надежды раздобыть где-нибудь нужные пять тысяч? Если бы я с помощью чуда достал их и заплатил за лечение Риммы, она, а вместе с ней и я вскоре оказались бы на вершине славы.
   Размышляя, я медленно шел по улице, пока не поравнялся с большим магазином патефонов и радиоприемников. Я остановился у витрины и стал рассматривать яркие конверты с долгоиграющими пластинками, представляя, как выглядела бы Римма на одном из них. В глаза мне бросилось висевшее за стеклом объявление: «Запишите свой голос на ленту! Трехминутная запись – 2 доллара 50 центов. Носите свой голос в кармане, чтобы удивлять друзей!»