Страница:
Она прищурилась:
— Не угрожай мне.
Сэр Джеральд взял в руки заместительницу черной королевы.
— Я думаю, моя племянница должна знать правду.
— Ты имеешь в виду твою искаженную версию. Она тебе не поверит.
— Может быть. — Он улыбнулся, глядя на фигуру. — Это не имеет значения. Как я сказал, мне нечего терять.
Леди Брентмор поставила стакан и сложила руки на столе.
— Я поняла, тебе что-то надо. Сколько ты хочешь?
Хотя они говорили негромко, Эсме услышала все, что ей требовалось: это бабушка не отдает ей приданое, а все ее предупреждения против сэра Джеральда — ложь. Причина очевидна: Эсме вышла замуж за человека, которого леди Брентмор не одобряет. Поскольку старуха не могла расстроить брак, она сделала то, что в ее силах. Наверное, в надежде, что Вариан сопьется или найдет безвременный конец, к которому так склонны мужчины, прожигающие жизнь. Должно быть, вдову очень разозлили его усилия по восстановлению наследного имения.
К счастью, Персиваль ничего не слышал. Он удовольствовался кратким отчетом Эсме и ее мнимым разочарованием.
— Он просто хотел денег, — сказала она, — и бабушка ему наконец-то их дала.
— Ей надо было сразу так сделать. — Потирая плечо, Персиваль проковылял к узкой террасе и скрючился на скамейке.
Эсме села рядом и стала массировать ему натруженное плечо.
— Интересно, почему она раньше не хотела его подкупить? Она говорила, что он очень нуждается в деньгах. Наверное, подкуп не в ее принципах.
Персиваль нахмурился:
— Я так не думаю — хотя с бабушкой никогда не знаешь… или с папой. — Он встревоженно посмотрел Эсме в глаза. — И никто из них не упомянул про шахматы? Они там стояли, прямо у них под носом. Я видел, когда лакей входил с вином.
— Может быть, эту тему они обсудили до того, как я подобралась к окну, — спокойно ответила Эсме. Ей хотелось уйти и подумать. Но она подозревала, что Персиваль знает больше секретов взрослых, чем ему положено. Он выглядел очень неуверенным с тех пор, как они приехали в Лондон.
— Хотя это не важно, — сказал он. — Бабушка никогда бы не отдала ему черную королеву. Потому что как только она окажется у папы, он сразу продаст шахматы.
— Его не остановит то, что они по закону принадлежат мне?
— Только не за такую цену. Он может продать и сказать, что их украли… — Персиваль покраснел и торопливо добавил: — Но у него нет королевы, так что шахматы в безопасности, а бабушка ему не скажет, что она у нее, пока не убедится, что он не может тронуть весь набор.
Рука Эсме замерла.
— Да, я думаю, она хорошо ее спрятала. Где-нибудь в загородном доме.
— Да, да, конечно! Это за много миль отсюда. В безопасности от папы, — поспешно добавил он.
Слишком поспешно. Вредный ребенок знал, что фигура здесь. Теперь и Эсме это знала. Она встала, и ее лицо выражало только симпатию к кузену.
— Тогда нам не о чем волноваться, — сказала она. Персиваль упорно смотрел на свои ботинки.
— Конечно, не о чем. Совершенно не о чем беспокоиться.
Глава 29
Глава 30
— Не угрожай мне.
Сэр Джеральд взял в руки заместительницу черной королевы.
— Я думаю, моя племянница должна знать правду.
— Ты имеешь в виду твою искаженную версию. Она тебе не поверит.
— Может быть. — Он улыбнулся, глядя на фигуру. — Это не имеет значения. Как я сказал, мне нечего терять.
Леди Брентмор поставила стакан и сложила руки на столе.
— Я поняла, тебе что-то надо. Сколько ты хочешь?
Хотя они говорили негромко, Эсме услышала все, что ей требовалось: это бабушка не отдает ей приданое, а все ее предупреждения против сэра Джеральда — ложь. Причина очевидна: Эсме вышла замуж за человека, которого леди Брентмор не одобряет. Поскольку старуха не могла расстроить брак, она сделала то, что в ее силах. Наверное, в надежде, что Вариан сопьется или найдет безвременный конец, к которому так склонны мужчины, прожигающие жизнь. Должно быть, вдову очень разозлили его усилия по восстановлению наследного имения.
К счастью, Персиваль ничего не слышал. Он удовольствовался кратким отчетом Эсме и ее мнимым разочарованием.
— Он просто хотел денег, — сказала она, — и бабушка ему наконец-то их дала.
— Ей надо было сразу так сделать. — Потирая плечо, Персиваль проковылял к узкой террасе и скрючился на скамейке.
Эсме села рядом и стала массировать ему натруженное плечо.
— Интересно, почему она раньше не хотела его подкупить? Она говорила, что он очень нуждается в деньгах. Наверное, подкуп не в ее принципах.
Персиваль нахмурился:
— Я так не думаю — хотя с бабушкой никогда не знаешь… или с папой. — Он встревоженно посмотрел Эсме в глаза. — И никто из них не упомянул про шахматы? Они там стояли, прямо у них под носом. Я видел, когда лакей входил с вином.
— Может быть, эту тему они обсудили до того, как я подобралась к окну, — спокойно ответила Эсме. Ей хотелось уйти и подумать. Но она подозревала, что Персиваль знает больше секретов взрослых, чем ему положено. Он выглядел очень неуверенным с тех пор, как они приехали в Лондон.
— Хотя это не важно, — сказал он. — Бабушка никогда бы не отдала ему черную королеву. Потому что как только она окажется у папы, он сразу продаст шахматы.
— Его не остановит то, что они по закону принадлежат мне?
— Только не за такую цену. Он может продать и сказать, что их украли… — Персиваль покраснел и торопливо добавил: — Но у него нет королевы, так что шахматы в безопасности, а бабушка ему не скажет, что она у нее, пока не убедится, что он не может тронуть весь набор.
Рука Эсме замерла.
— Да, я думаю, она хорошо ее спрятала. Где-нибудь в загородном доме.
— Да, да, конечно! Это за много миль отсюда. В безопасности от папы, — поспешно добавил он.
Слишком поспешно. Вредный ребенок знал, что фигура здесь. Теперь и Эсме это знала. Она встала, и ее лицо выражало только симпатию к кузену.
— Тогда нам не о чем волноваться, — сказала она. Персиваль упорно смотрел на свои ботинки.
— Конечно, не о чем. Совершенно не о чем беспокоиться.
Глава 29
— Кухарка расстроится, — сказал сэр Джеральд племяннице. — Ты съела всего ложку ее знаменитых взбитых сливок с вином. Может, ты находишь, что они слишком жирные? Я тоже так думаю, к тому же никогда не любил сладкого.
С того момента, как Эсме вошла в его лондонский дом, он был заискивающе-радушным, особенно после разговора с матерью. «Наверное, она ему заплатила за радушие», — подумала Эсме.
Она сказала с извиняющейся улыбкой:
— Я очень люблю взбитые сливки, дядя, и надеюсь, вы передадите своей кухарке, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Каждое блюдо было великолепно. Но у меня болит голова. Завтра я буду здорова и осчастливлю кухарку.
Персиваль тоскливо посмотрел на ее десерт.
— Нечего таращиться, как щенок-попрошайка. Можешь и это за нее съесть, как доел все остальное.
Персиваль и вправду ел так, как будто завтра утром его повесят. Он ел по две порции каждого блюда, потом перекладывал себе все, что оставалось на тарелке у Эсме. Она и раньше замечала, что у него аппетит растет пропорционально беспокойству, сознание не может его подавить. А должно бы.
«Сэр Джеральд кинул одобрительный, отеческий взгляд на сына:
— В конце концов, мальчик растет.
На такое проявление отцовской любви растущий мальчик смущенно поморгал, потом схватил десерт Эсме и быстро его уничтожил.
Добрый взгляд сэра Джеральда вернулся к Эсме.
— Мне жаль тебя. Головные боли иногда бывают ужасны. Я сам от них страдаю. Может, выпьешь лауданум?
Эсме согласилась с его предложением и вскоре после этого извинилась и ушла.
Когда все собрались в гостиной на чай, она пошла наверх и произвела быстрый осмотр спальни бабушки. Она уже все обдумала и не теряла времени даром. Если шахматная фигура сейчас не в кармане у бабушки, то она спрятана там, гдена нее не могут случайно наткнуться слуги. То есть не там, где ежедневно протирают пыль. И не в запертых ящиках, потому что целенаправленный искатель может подобрать ключ. И не в таком очевидном месте, как под матрасом.
Эсме понадобилось всего несколько минут, чтобы отыскать коробочку, засунутую в угол под кроватью. Она только убедилась, что шахматная фигура там, и положила коробочку на место. Она не осмелилась взять ее, потому что вдова могла перед сном проверить. Достаточно было знать, где она.
Эсме выскользнула в коридор и оказалась в своей комнате за две минуты до того, как пришла Молли с кувшином лимонада и пузырьком лауданума.
Горничная была такая медлительная и тупая, что Эсме подумала, уж не пьяна ли она. Но ей было все равно. Она была счастлива видеть, как полусонная горничная уходит, приготовив госпоже кровать.
Только она ушла, Эсме вылила весь лимонад и немного лауданума в ночной горшок. Если кто-то захочет проверить, будет казаться, что она выпила лекарство и легла спать, как послушная девочка. Она приоткрыла дверь, залезла под одеяло и приготовилась к долгому ожиданию.
Ей казалось, что прошли часы, прежде чем она услышала, как Персиваль что-то бубнит сопровождавшей его служанке. Потом мимо двери с ворчанием прошла леди Брентмор. Немного времени спустя Эсме услышала голос дяди. Видимо, он пришел пожелать матери спокойной ночи, потому что вскоре его шаги затихли в направлении к собственной комнате. К счастью, она была на другой стороне дома.
Эсме продолжала ждать, хотя дом погрузился в тишину. Казалось, прошло много времени, но когда в холле пробили часы, она с удивлением насчитала десять ударов.
Странно, что в доме тихо в такой ранний час. За городом старуха редко отправлялась спать раньше полуночи, а слуги всегда ложились после нее.
Потом Эсме вспомнила, что лакей, прислуживавший за столом, был такой же медлительный, как Молли. Сэр Джеральд заказал праздничный обед, — как он сказал, чтобы отметить приезд племянницы. Очевидно, слуги тоже отметили. Эсме подумала, что им не потребовалось напиваться, если они ели те взбитые сливки с вином. Вина в них было очень много, Эсме никогда такого десерта не пробовала. Наверное, Персиваль опьянел после трех порций сливок, к тому же отец разрешил ему выпить за обедом бокал неразбавленного вина.
Тем лучше. Эсме слезла с кровати и сняла нарядное платье. Семья будет крепче спать, после того как позволила себе лишнего. Это не только облегчало задачу, но позволяло раньше к ней приступить.
Она открыла дверь и прислушалась. Все было тихо.
Эсме на цыпочках прошла по коридору и начала с комнаты Персиваля. С кровати доносилось ровное дыхание. При свете луны она увидела брюки и рубашку, аккуратно сложенные на стуле возле окна. Она на секунду задумалась, потом шмыгнула в комнату, взяла одежду и выскользнула, бесшумно закрыв за собой дверь.
В комнате вдовы было так же мирно, как у Персиваля. От кровати доносилось похрапывание. Эсме на четвереньках подползла к кровати, быстро выхватила контейнер, вынула из него черную королеву и засунула коробочку на место.
Меньше чем через минуту она была у себя в комнате. Она закрыла узкую щель под дверью подушкамии зажгла свечу. Собирать ей было не много, но она не хотела тыкаться в темноте.
Твердыми руками она заплела косу и свернула ее в кольцо, приколов шпильками. Потом надела рубашку и брюки Персиваля, пожалев, что не взяла свои. Его были ей маловаты и слишком плотно облегали ноги. Все же это лучше, чем платье. В Англии одинокая женщина раздражает взгляд прохожего.
Сборы были недолгими. Одежду она скатала и завязала в узел из шали. Королеву и несколько шпилек завернула в платок и сунула за пазуху. Потом из подушек соорудила подобие фигуры спящего человека и погасила свечу. Через миг она уже спускалась по лестнице, держа в одной руке туфли, а в другой — узелок.
Несмотря на темноту и незнакомый дом, отыскать кабинет было нетрудно. Это была единственная комната, которую Эсме ожидала найти запертой. Персиваль говорил, что кабинеты в доме Брентмора сделаны как склепы, со стенами и дверями двойной толщины. Когда они с Персивалем пробовали подслушивать, до них доносился только гул, даже если они прижимали уши к двери или к стене в смежной комнате. Не будь приоткрыто окно кабинета, Эсме так и не узнала бы правды о своей эгоистичной, вредной бабке.
Присев перед дверью кабинета, Эсме не испытывала ни малейших угрызений совести. Шахматы по праву принадлежат ей. Вскоре она вручит их Вариану. Потом она узнает, действительно ли только нищета разделяет ее с мужем. Если правда окажется болезненной, она это вытерпит. Всегда лучше знать истинное положение вещей.
Замок наконец поддался. Эсме открыла дверь… и замерла, держась за ручку двери.
Беглый взгляд убедил ее, что в комнате никого нет. Просто забыли погасить свечу. Неудивительно, если слуги все напились.
Эсме осмотрела дверь и закрыла ее. Да, дом такой же, как загородный: дверь плотно прижимается к порогу. Вот почему она не увидела свет. Все же какая беспечность — оставлять зажженную свечу в запертой комнате. Дом мог сгореть… разве что он собирается сюда вернуться.
Она твердо сказала себе, что услышит, если он придет. Он крупный мужчина и тяжело ступает. Она оставила дверь приоткрытой и занялась шахматами.
Развязав шаль, она стала обматывать фигурки одеждой, которую взяла с собой. Она не хотела повредить по дороге ни одной. Уже собираясь завязывать шаль, она вспомнила о черной королеве, которую спрятала за пазухой вместе со шпильками.
Когда она стала ее разворачивать, один из драгоценных камней зацепился за нитку. Эсме осторожно освободила его, но, наверное, все-таки повредила фигуру, потому что донышко болталось.
Мысленно выругавшись, она поднесла королеву ближе к свету. Постояла, хмуро глядя на нечто вроде полоски металла, и повернула донышко. Оно легко отвинчивалось.
Понятно. Она не догадывалась, что королева сделана из двух частей. Удивляясь, кому это надо, она перевернула королеву вверх ногами. Она была полой. Или была бы полой, если бы не свернутая бумажка, засунутая внутрь.
И хотя Эсме говорила себе, что для любопытства нет времени, она вынула и разгладила клочок бумаги. И в замешательстве уставилась на четыре строчки.
«Этого не может быть, — сказала она себе. — А если даже и возможно, в этом нет смысла».
Она подняла голову и прислушалась. Было тихо, как в склепе, а ей нужно всего одну-две минуты, если ее предположение верно.
Присев к столу, она взяла карандаш и бумагу и стала быстро замещать буквы в обратном порядке, как когда-то ее научил Джейсон. Кодирование было одной из его игр, чтобы сделать интереснее уроки латыни. Он перенял эту игру у своего воспитателя в детстве.
Это был тот самый код, потому что буквы сложились в слова на малограмотном латинском языке:
Navis oneraria Regina media nox Novus November Prevesa Teli incendere M
Торговый корабль… Королева… полночь. Новый ноябрь… но «Превеза» — не латинское слово. Это порт в южной Албании. «Teli» — это дротики, копья, словом, какое-то оружие. «Incendere» значит «жечь». Сжечь тысячу оружия?
Она нетерпеливо цокнула языком. Но тут в голове что-то щелкнуло. В Корфу она слышала, что в октябре то ли в ноябре британские власти задержали несколько кораблей, шедших в Албанию. Корабли были нагружены ворованным британским оружием.
Это тот заговор, о котором говорил Персиваль. Заговор Исмала. Последняя строчка относилась к огнестрельному оружию. Тысяча ружей или пушек.
Но Исмал не мог сам достать столько оружия. Ему должны были помочь. Эсме достаточно было взглянуть на бумаги, разбросанные на столе сэра Джеральда, чтобы по почерку понять, кто был помощником.
«От Джеральда воняло, когда он приезжал».
Неужели вдова знала? Может — да, а может — нет. Но Персиваль должен был знать.
Эсме засунула послание на место, завинтила королеву и обернула вместе с другими фигурами. У нее будет много времени, чтобы обдумать это по дороге домой.
Листок, на котором она расшифровывала послание, она поднесла к свече и держала, пока от него не остался только пепел. Она погасила свечу и вышла из кабинета.
Когда в кабинете погас свет, Исмал нахмурился:
— Он подает сигнал беды, хотя ее не должно быть. Остальные комнаты темные.
— Может, это хитрость, — ответил Ристо.
— Не такой он дурак, чтобы попытаться меня предать. Стой здесь и наблюдай. Я поговорю с Мехметом.
Исмал выскользнул из сада на улицу. Мехмет стоял на своем посту у черного хода.
— А, хозяин, вы услышали мои молитвы, — прошептал Мехмет. — Вы велели мне оставаться здесь, но…
— Что случилось? Мехмет показал рукой:
— Ее окно было темное, потом недавно в нем ненадолго зажегся свет, и опять стало темно.
— Больше нигде света не было?
— Нигде. Слуги еле дождались, чтобы господа легли спать. Я заглянул, когда в ее окне возник свет. Слуги так и не добрались до кроватей. Двое лежат на полу в столовой, один сидит, положив голову на стол. Еще один свернулся калачиком возле своей кровати. — Мехмет хохотнул.
— И все же что-то неладно… — Исмал смотрел на окна Эсминой спальни. — Перед этим она подслушивала под окном кабинета. Интересно, что она узнала?
Мехмет пожал плечами:
— Слуги отрубились на несколько часов. Посторонние не входили. Остались только запуганный мужчина, старуха, мальчик и маленькая воительница. Даже если они набросятся все четверо, битва будет всего лишь развлечением. — Он посмотрел на Исмала: — Хотя вы любите с ней бороться.
— Тсс. Даже смотреть на ее окно. — Исмал оторвал от окна взгляд. — Мне лучше держаться подальше от нее. Она делает из меня тупицу.
— Ее можно украсть, и к тому времени, как другие проснутся, мы будем далеко от Англии.
— Нет. Я не стану рисковать всем из-за женщины. Во второй раз. Она… — Он оборвал себя, сделал знак Мехмету и сам распластался на стене дома.
Через миг они услышали щелчок дверной ручки. Дверь отворилась, и маленькая фигурка вышла из тени. Эсме, черт бы ее побрал… с кожаной сумкой через плечо. Там только одежда… или шахматы? Он подождал, пока она закроет дверь, вынул пистолет и прыгнул.
Это только страшный сон, уверял себя Персиваль. Огромный уродливый человек с размаху ударил его по глазам камнем в форме шахматной фигуры.
Но глаза все равно не открывались. Он медленно поднял руку, она была тяжелая, как свинец, и стал искать глаза. Нашел один глаз и пальцами раздвинул веки.
Было темно, и комната качалась. Лучше на это не смотреть. Он уронил руку на кровать и попытался заставить работать заторможенные мозги. Выяснилось, что думать он может только о том, как же его тошнит. Если бы вырвало, было бы прекрасно, но слишком много работы.
В горле жгло. Он опять поднял свинцовую руку и пошарил возле кровати. Вода. Она где-то здесь. Но он не мог дотянуться. Он подполз к краю матраса и попробовал опять. На этот раз рука ткнулась в кувшин, и вода залила ему лицо. Он попытался слизывать капли, но язык не слушался. Он застонал.
Он хотел лежать тихо-тихо, заснуть, но страшный сон его караулил. И было еще что-то важное, что он должен был сделать.
Он сполз с подушки и спустил ногу с кровати. Потом другую. Долго, долго тонул, падал. Приземлился на что-то твердое. На пол.
Он сразу же почувствовал приступ рвоты. Он подполз под кровать, подтащил ночной горшок, и его вырвало.
После этого упражнения телу не стало легче, но мозги слегка прочистились от тумана.
Персиваль лег на бок, прижался щекой к холодному полу и постарался думать. Однажды с ним уже было такое, он напился, — когда одноклассник стащил несколько бутылок портвейна из запасов мистера Сейпера. Но тогда физические ощущения были другие.
Если он не пьян, вполне возможно, что он болен. Мозг подсказал, что кто-то сделал его больным. Возможностей было две: а) его накачали наркотиками и б) его отравили. Это подтверждало его подозрения. Только он сейчас не мог вспомнить, что конкретно он подозревал.
Усилия вспомнить привели к новому приступу рвоты, и Персиваль опять вступил в небольшую дискуссию с ночным горшком.
Мозг подал сигнал одобрения. Он был готов сотрудничать. Персиваль вспомнил о письме миссис Стоквелл-Хьюм, которое он вытащил из пустого камина в библиотеке Маунт-Идена. В памяти всплыло отвратительное чувство, когда в саду ему почудилось, что за ним кто-то наблюдает. Можно было перебирать в памяти и дальше, но и этого Персивалю хватило, чтобы напомнить, что он решил что-то сделать. Сегодня ночью, еще но того, как это случится. Он не знал точно, что именно. Но ему казалось, что это происходит сейчас. Он должен это остановить.
Он попытался встать, но не смог. Усилия опять привели его к ночному горшку. После этого мозги прочистились настолько, что предложили: если ты не можешь идти, то попытайся ползти. И также предупредили, чтобы он не свалился с лестницы.
Вариан привязал усталую лошадь к столбу и вынул из подсумка потрепанную ковровую сумку. Он не рассчитывал, что его пригласят переночевать. Едва ли его вообще впустят в дом. Хотя не было еще и полуночи, особняк Брентмора был погружен в темноту. Улицу заполняли экипажи, спешащие с одного праздника на другой. Как всегда, по ней слонялись бездельники, не говоря уж о шалопаях, выискивающих, какую бы выкинуть пакость. Небольшую верховую лошадь его светлость им бы отдал, но в сумке у него лежали пистолеты, а в ближайшем будущем он не сможет себе позволить другую пару прекрасных пистолетов фирмы Мантон.
Глядя на мрачный дом, Вариан пожалел, что явился так поздно. Он вообще жалел, что приехал. Жена она ему или нет, но Эсме всего восемнадцать лет. Она должна испытать веселье лондонского сезона, как любая другая молодая английская леди. Сам он не мог предоставить ей этого удовольствия. Он не мог даже появиться с ней на людях. Он выглядел как оборванец.
Вариан сам не понимал, зачем отправился в Лондон. Он проследил, как Эсме выехала из Маунт-Идена и карета съехала по заросшей сорняками дороге, потом вернулся в дом… и оказался словно в заколдованном мире. Он лихорадочно делал то одно, то другое и не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда в голову приходила какая-то мысль, он останавливался, чтобы сказать ей или окликнуть ее… потом вспоминал, что ее нет. Это случалось десятки раз, и всегда он испытывал шок. Такое с ним было после смерти матери. Прошло больше года, прежде чем он перестал ее искать.
Вариан отругал себя: ему уже не шестнадцать лет. Эсме ему не мать, и она не умерла, она просто несколько часов назад уехала в Лондон, где прекрасно проведет время, потому что все в нее влюбятся. Она будет флиртовать, как он научил ее прошлой ночью.
Потом он призадумался, не было ли ошибкой учить ее этому. Его не будет рядом, чтобы предостеречь ее от повес и мошенников, а она так неопытна. Получить авансы от одинокой юной новобрачной до смешного просто. Он сам не раз это проделывал. Если жена его предаст, это будет заслуженное наказание.
Но среди ночи его привело в Лондон не подозрение в предательстве и не ревность. Его привели одиночество, холодная пустота вокруг, когда он не видел ее, и понимание, что она ушла, и чувство, что он теряет ее навсегда.
Поднимаясь по ступеням городского дома, он сказал себе, что его воображение растет пропорционально варварству. Он привел себя в такое состояние просто потому, что отвратительно эгоистичен. Он хочет, чтобы Эсме принадлежала только ему.
Сейчас он всех разбудит, и любое оправдание лишь выставит его дураком.
Обругав себя, он постучал молотком в дверь, подождал целую вечность и еще раз постучал. После нескольких попыток отвращение к себе сменилось тревогой. Кто-то же должен был его услышать!
В загородном доме возле входной двери стоит кресло портье. Младшие слуги по очереди дежурят ночью, чтобы быстро разбудить семью, если придет сосед и сообщит о несчастном случае или опасности. Когда утром Вариан уезжал, ему отпирал сонный, дрожащий лакей.
Кто-то должен быть за этой дверью или в пределах слышимости. Что, если рядом начнется бунт? Или пожар? В Лондоне опаснее, чем в деревне, и слуги должны быть вдвое бдительнее.
Вариан торопливо спустился и пошел по дорожке, отделяющей особняк Брентмора от соседнего дома. Сзади должен быть черный ход.
Вариан постучал. Ответа не было. Он дернул за ручку. Дверь открылась, и у него по спине пробежал холодок.
Сэр Джеральд стоял у окна и всматривался в сад. Часы только что пробили полночь, и пьяный дурак лакей наконец-то пошел на стук. На какой-то ужасный момент баронет подумал, ? что это констебль, но паника была дурацкая. Исмал не поставит на ноги полицию, пока не получит то, за чем приехал, а для этого ему нужна помощь сэра Джеральда.
«Он уже должен быть здесь», — терзался сэр Джеральд. Был бы, если бы не этот проклятый пьяница под дверью. Ну, теперь уже недолго, все дело закончится очень быстро.
Он отчаянно рисковал, играя с матерью. Пятьсот монетами плюс банковские чеки в сумме составили тысячу фунтов, которые мать заплатила ему за молчание. Хоть недостаточно, все же больше того, на что сэр Джеральд надеялся несколько часов назад. Это да еще то, что он получил в ломбарде, позволит уехать на континент и устроиться достойным образом. Оказавшись за границей, он придумает, как получить еще больше.
Денежная подпитка успокоила дух, он почувствовал, что выберется живым. Исмал не убьет жертву, которую шантажирует. Это недальновидно, а Исмал всегда смотрит вперед. «А еще, — с ненавистью подумал баронет, — он наслаждается мучениями жертвы». Надо позаботиться о том, чтобы в будущем у него не было такой возможности.
Но об этом он подумает потом, когда переберется на континент. Сейчас сэр Джеральд хотел только одного: чтобы дело было сделано и его мучители уехали.
Когда в холле раздались шаги, он испытал почти что облегчение. Сердце билось с двойной частотой, но он был собран, и руки не дрожали.
Пока не открылась дверь.
После часа, проведенного в темноте, свет свечи ударил как вспышка молнии, и какое-то время он непонимающе смотрел на темную фигуру в дверях. Он моргнул раз, другой, но видение не исчезло. Свеча освещала гладкий ствол пистолета, он был направлен в сердце сэра Джеральда, и держала его рука лорда Иденмонта.
С того момента, как Эсме вошла в его лондонский дом, он был заискивающе-радушным, особенно после разговора с матерью. «Наверное, она ему заплатила за радушие», — подумала Эсме.
Она сказала с извиняющейся улыбкой:
— Я очень люблю взбитые сливки, дядя, и надеюсь, вы передадите своей кухарке, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Каждое блюдо было великолепно. Но у меня болит голова. Завтра я буду здорова и осчастливлю кухарку.
Персиваль тоскливо посмотрел на ее десерт.
— Нечего таращиться, как щенок-попрошайка. Можешь и это за нее съесть, как доел все остальное.
Персиваль и вправду ел так, как будто завтра утром его повесят. Он ел по две порции каждого блюда, потом перекладывал себе все, что оставалось на тарелке у Эсме. Она и раньше замечала, что у него аппетит растет пропорционально беспокойству, сознание не может его подавить. А должно бы.
«Сэр Джеральд кинул одобрительный, отеческий взгляд на сына:
— В конце концов, мальчик растет.
На такое проявление отцовской любви растущий мальчик смущенно поморгал, потом схватил десерт Эсме и быстро его уничтожил.
Добрый взгляд сэра Джеральда вернулся к Эсме.
— Мне жаль тебя. Головные боли иногда бывают ужасны. Я сам от них страдаю. Может, выпьешь лауданум?
Эсме согласилась с его предложением и вскоре после этого извинилась и ушла.
Когда все собрались в гостиной на чай, она пошла наверх и произвела быстрый осмотр спальни бабушки. Она уже все обдумала и не теряла времени даром. Если шахматная фигура сейчас не в кармане у бабушки, то она спрятана там, гдена нее не могут случайно наткнуться слуги. То есть не там, где ежедневно протирают пыль. И не в запертых ящиках, потому что целенаправленный искатель может подобрать ключ. И не в таком очевидном месте, как под матрасом.
Эсме понадобилось всего несколько минут, чтобы отыскать коробочку, засунутую в угол под кроватью. Она только убедилась, что шахматная фигура там, и положила коробочку на место. Она не осмелилась взять ее, потому что вдова могла перед сном проверить. Достаточно было знать, где она.
Эсме выскользнула в коридор и оказалась в своей комнате за две минуты до того, как пришла Молли с кувшином лимонада и пузырьком лауданума.
Горничная была такая медлительная и тупая, что Эсме подумала, уж не пьяна ли она. Но ей было все равно. Она была счастлива видеть, как полусонная горничная уходит, приготовив госпоже кровать.
Только она ушла, Эсме вылила весь лимонад и немного лауданума в ночной горшок. Если кто-то захочет проверить, будет казаться, что она выпила лекарство и легла спать, как послушная девочка. Она приоткрыла дверь, залезла под одеяло и приготовилась к долгому ожиданию.
Ей казалось, что прошли часы, прежде чем она услышала, как Персиваль что-то бубнит сопровождавшей его служанке. Потом мимо двери с ворчанием прошла леди Брентмор. Немного времени спустя Эсме услышала голос дяди. Видимо, он пришел пожелать матери спокойной ночи, потому что вскоре его шаги затихли в направлении к собственной комнате. К счастью, она была на другой стороне дома.
Эсме продолжала ждать, хотя дом погрузился в тишину. Казалось, прошло много времени, но когда в холле пробили часы, она с удивлением насчитала десять ударов.
Странно, что в доме тихо в такой ранний час. За городом старуха редко отправлялась спать раньше полуночи, а слуги всегда ложились после нее.
Потом Эсме вспомнила, что лакей, прислуживавший за столом, был такой же медлительный, как Молли. Сэр Джеральд заказал праздничный обед, — как он сказал, чтобы отметить приезд племянницы. Очевидно, слуги тоже отметили. Эсме подумала, что им не потребовалось напиваться, если они ели те взбитые сливки с вином. Вина в них было очень много, Эсме никогда такого десерта не пробовала. Наверное, Персиваль опьянел после трех порций сливок, к тому же отец разрешил ему выпить за обедом бокал неразбавленного вина.
Тем лучше. Эсме слезла с кровати и сняла нарядное платье. Семья будет крепче спать, после того как позволила себе лишнего. Это не только облегчало задачу, но позволяло раньше к ней приступить.
Она открыла дверь и прислушалась. Все было тихо.
Эсме на цыпочках прошла по коридору и начала с комнаты Персиваля. С кровати доносилось ровное дыхание. При свете луны она увидела брюки и рубашку, аккуратно сложенные на стуле возле окна. Она на секунду задумалась, потом шмыгнула в комнату, взяла одежду и выскользнула, бесшумно закрыв за собой дверь.
В комнате вдовы было так же мирно, как у Персиваля. От кровати доносилось похрапывание. Эсме на четвереньках подползла к кровати, быстро выхватила контейнер, вынула из него черную королеву и засунула коробочку на место.
Меньше чем через минуту она была у себя в комнате. Она закрыла узкую щель под дверью подушкамии зажгла свечу. Собирать ей было не много, но она не хотела тыкаться в темноте.
Твердыми руками она заплела косу и свернула ее в кольцо, приколов шпильками. Потом надела рубашку и брюки Персиваля, пожалев, что не взяла свои. Его были ей маловаты и слишком плотно облегали ноги. Все же это лучше, чем платье. В Англии одинокая женщина раздражает взгляд прохожего.
Сборы были недолгими. Одежду она скатала и завязала в узел из шали. Королеву и несколько шпилек завернула в платок и сунула за пазуху. Потом из подушек соорудила подобие фигуры спящего человека и погасила свечу. Через миг она уже спускалась по лестнице, держа в одной руке туфли, а в другой — узелок.
Несмотря на темноту и незнакомый дом, отыскать кабинет было нетрудно. Это была единственная комната, которую Эсме ожидала найти запертой. Персиваль говорил, что кабинеты в доме Брентмора сделаны как склепы, со стенами и дверями двойной толщины. Когда они с Персивалем пробовали подслушивать, до них доносился только гул, даже если они прижимали уши к двери или к стене в смежной комнате. Не будь приоткрыто окно кабинета, Эсме так и не узнала бы правды о своей эгоистичной, вредной бабке.
Присев перед дверью кабинета, Эсме не испытывала ни малейших угрызений совести. Шахматы по праву принадлежат ей. Вскоре она вручит их Вариану. Потом она узнает, действительно ли только нищета разделяет ее с мужем. Если правда окажется болезненной, она это вытерпит. Всегда лучше знать истинное положение вещей.
Замок наконец поддался. Эсме открыла дверь… и замерла, держась за ручку двери.
Беглый взгляд убедил ее, что в комнате никого нет. Просто забыли погасить свечу. Неудивительно, если слуги все напились.
Эсме осмотрела дверь и закрыла ее. Да, дом такой же, как загородный: дверь плотно прижимается к порогу. Вот почему она не увидела свет. Все же какая беспечность — оставлять зажженную свечу в запертой комнате. Дом мог сгореть… разве что он собирается сюда вернуться.
Она твердо сказала себе, что услышит, если он придет. Он крупный мужчина и тяжело ступает. Она оставила дверь приоткрытой и занялась шахматами.
Развязав шаль, она стала обматывать фигурки одеждой, которую взяла с собой. Она не хотела повредить по дороге ни одной. Уже собираясь завязывать шаль, она вспомнила о черной королеве, которую спрятала за пазухой вместе со шпильками.
Когда она стала ее разворачивать, один из драгоценных камней зацепился за нитку. Эсме осторожно освободила его, но, наверное, все-таки повредила фигуру, потому что донышко болталось.
Мысленно выругавшись, она поднесла королеву ближе к свету. Постояла, хмуро глядя на нечто вроде полоски металла, и повернула донышко. Оно легко отвинчивалось.
Понятно. Она не догадывалась, что королева сделана из двух частей. Удивляясь, кому это надо, она перевернула королеву вверх ногами. Она была полой. Или была бы полой, если бы не свернутая бумажка, засунутая внутрь.
И хотя Эсме говорила себе, что для любопытства нет времени, она вынула и разгладила клочок бумаги. И в замешательстве уставилась на четыре строчки.
«Этого не может быть, — сказала она себе. — А если даже и возможно, в этом нет смысла».
Она подняла голову и прислушалась. Было тихо, как в склепе, а ей нужно всего одну-две минуты, если ее предположение верно.
Присев к столу, она взяла карандаш и бумагу и стала быстро замещать буквы в обратном порядке, как когда-то ее научил Джейсон. Кодирование было одной из его игр, чтобы сделать интереснее уроки латыни. Он перенял эту игру у своего воспитателя в детстве.
Это был тот самый код, потому что буквы сложились в слова на малограмотном латинском языке:
Navis oneraria Regina media nox Novus November Prevesa Teli incendere M
Торговый корабль… Королева… полночь. Новый ноябрь… но «Превеза» — не латинское слово. Это порт в южной Албании. «Teli» — это дротики, копья, словом, какое-то оружие. «Incendere» значит «жечь». Сжечь тысячу оружия?
Она нетерпеливо цокнула языком. Но тут в голове что-то щелкнуло. В Корфу она слышала, что в октябре то ли в ноябре британские власти задержали несколько кораблей, шедших в Албанию. Корабли были нагружены ворованным британским оружием.
Это тот заговор, о котором говорил Персиваль. Заговор Исмала. Последняя строчка относилась к огнестрельному оружию. Тысяча ружей или пушек.
Но Исмал не мог сам достать столько оружия. Ему должны были помочь. Эсме достаточно было взглянуть на бумаги, разбросанные на столе сэра Джеральда, чтобы по почерку понять, кто был помощником.
«От Джеральда воняло, когда он приезжал».
Неужели вдова знала? Может — да, а может — нет. Но Персиваль должен был знать.
Эсме засунула послание на место, завинтила королеву и обернула вместе с другими фигурами. У нее будет много времени, чтобы обдумать это по дороге домой.
Листок, на котором она расшифровывала послание, она поднесла к свече и держала, пока от него не остался только пепел. Она погасила свечу и вышла из кабинета.
Когда в кабинете погас свет, Исмал нахмурился:
— Он подает сигнал беды, хотя ее не должно быть. Остальные комнаты темные.
— Может, это хитрость, — ответил Ристо.
— Не такой он дурак, чтобы попытаться меня предать. Стой здесь и наблюдай. Я поговорю с Мехметом.
Исмал выскользнул из сада на улицу. Мехмет стоял на своем посту у черного хода.
— А, хозяин, вы услышали мои молитвы, — прошептал Мехмет. — Вы велели мне оставаться здесь, но…
— Что случилось? Мехмет показал рукой:
— Ее окно было темное, потом недавно в нем ненадолго зажегся свет, и опять стало темно.
— Больше нигде света не было?
— Нигде. Слуги еле дождались, чтобы господа легли спать. Я заглянул, когда в ее окне возник свет. Слуги так и не добрались до кроватей. Двое лежат на полу в столовой, один сидит, положив голову на стол. Еще один свернулся калачиком возле своей кровати. — Мехмет хохотнул.
— И все же что-то неладно… — Исмал смотрел на окна Эсминой спальни. — Перед этим она подслушивала под окном кабинета. Интересно, что она узнала?
Мехмет пожал плечами:
— Слуги отрубились на несколько часов. Посторонние не входили. Остались только запуганный мужчина, старуха, мальчик и маленькая воительница. Даже если они набросятся все четверо, битва будет всего лишь развлечением. — Он посмотрел на Исмала: — Хотя вы любите с ней бороться.
— Тсс. Даже смотреть на ее окно. — Исмал оторвал от окна взгляд. — Мне лучше держаться подальше от нее. Она делает из меня тупицу.
— Ее можно украсть, и к тому времени, как другие проснутся, мы будем далеко от Англии.
— Нет. Я не стану рисковать всем из-за женщины. Во второй раз. Она… — Он оборвал себя, сделал знак Мехмету и сам распластался на стене дома.
Через миг они услышали щелчок дверной ручки. Дверь отворилась, и маленькая фигурка вышла из тени. Эсме, черт бы ее побрал… с кожаной сумкой через плечо. Там только одежда… или шахматы? Он подождал, пока она закроет дверь, вынул пистолет и прыгнул.
Это только страшный сон, уверял себя Персиваль. Огромный уродливый человек с размаху ударил его по глазам камнем в форме шахматной фигуры.
Но глаза все равно не открывались. Он медленно поднял руку, она была тяжелая, как свинец, и стал искать глаза. Нашел один глаз и пальцами раздвинул веки.
Было темно, и комната качалась. Лучше на это не смотреть. Он уронил руку на кровать и попытался заставить работать заторможенные мозги. Выяснилось, что думать он может только о том, как же его тошнит. Если бы вырвало, было бы прекрасно, но слишком много работы.
В горле жгло. Он опять поднял свинцовую руку и пошарил возле кровати. Вода. Она где-то здесь. Но он не мог дотянуться. Он подполз к краю матраса и попробовал опять. На этот раз рука ткнулась в кувшин, и вода залила ему лицо. Он попытался слизывать капли, но язык не слушался. Он застонал.
Он хотел лежать тихо-тихо, заснуть, но страшный сон его караулил. И было еще что-то важное, что он должен был сделать.
Он сполз с подушки и спустил ногу с кровати. Потом другую. Долго, долго тонул, падал. Приземлился на что-то твердое. На пол.
Он сразу же почувствовал приступ рвоты. Он подполз под кровать, подтащил ночной горшок, и его вырвало.
После этого упражнения телу не стало легче, но мозги слегка прочистились от тумана.
Персиваль лег на бок, прижался щекой к холодному полу и постарался думать. Однажды с ним уже было такое, он напился, — когда одноклассник стащил несколько бутылок портвейна из запасов мистера Сейпера. Но тогда физические ощущения были другие.
Если он не пьян, вполне возможно, что он болен. Мозг подсказал, что кто-то сделал его больным. Возможностей было две: а) его накачали наркотиками и б) его отравили. Это подтверждало его подозрения. Только он сейчас не мог вспомнить, что конкретно он подозревал.
Усилия вспомнить привели к новому приступу рвоты, и Персиваль опять вступил в небольшую дискуссию с ночным горшком.
Мозг подал сигнал одобрения. Он был готов сотрудничать. Персиваль вспомнил о письме миссис Стоквелл-Хьюм, которое он вытащил из пустого камина в библиотеке Маунт-Идена. В памяти всплыло отвратительное чувство, когда в саду ему почудилось, что за ним кто-то наблюдает. Можно было перебирать в памяти и дальше, но и этого Персивалю хватило, чтобы напомнить, что он решил что-то сделать. Сегодня ночью, еще но того, как это случится. Он не знал точно, что именно. Но ему казалось, что это происходит сейчас. Он должен это остановить.
Он попытался встать, но не смог. Усилия опять привели его к ночному горшку. После этого мозги прочистились настолько, что предложили: если ты не можешь идти, то попытайся ползти. И также предупредили, чтобы он не свалился с лестницы.
Вариан привязал усталую лошадь к столбу и вынул из подсумка потрепанную ковровую сумку. Он не рассчитывал, что его пригласят переночевать. Едва ли его вообще впустят в дом. Хотя не было еще и полуночи, особняк Брентмора был погружен в темноту. Улицу заполняли экипажи, спешащие с одного праздника на другой. Как всегда, по ней слонялись бездельники, не говоря уж о шалопаях, выискивающих, какую бы выкинуть пакость. Небольшую верховую лошадь его светлость им бы отдал, но в сумке у него лежали пистолеты, а в ближайшем будущем он не сможет себе позволить другую пару прекрасных пистолетов фирмы Мантон.
Глядя на мрачный дом, Вариан пожалел, что явился так поздно. Он вообще жалел, что приехал. Жена она ему или нет, но Эсме всего восемнадцать лет. Она должна испытать веселье лондонского сезона, как любая другая молодая английская леди. Сам он не мог предоставить ей этого удовольствия. Он не мог даже появиться с ней на людях. Он выглядел как оборванец.
Вариан сам не понимал, зачем отправился в Лондон. Он проследил, как Эсме выехала из Маунт-Идена и карета съехала по заросшей сорняками дороге, потом вернулся в дом… и оказался словно в заколдованном мире. Он лихорадочно делал то одно, то другое и не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда в голову приходила какая-то мысль, он останавливался, чтобы сказать ей или окликнуть ее… потом вспоминал, что ее нет. Это случалось десятки раз, и всегда он испытывал шок. Такое с ним было после смерти матери. Прошло больше года, прежде чем он перестал ее искать.
Вариан отругал себя: ему уже не шестнадцать лет. Эсме ему не мать, и она не умерла, она просто несколько часов назад уехала в Лондон, где прекрасно проведет время, потому что все в нее влюбятся. Она будет флиртовать, как он научил ее прошлой ночью.
Потом он призадумался, не было ли ошибкой учить ее этому. Его не будет рядом, чтобы предостеречь ее от повес и мошенников, а она так неопытна. Получить авансы от одинокой юной новобрачной до смешного просто. Он сам не раз это проделывал. Если жена его предаст, это будет заслуженное наказание.
Но среди ночи его привело в Лондон не подозрение в предательстве и не ревность. Его привели одиночество, холодная пустота вокруг, когда он не видел ее, и понимание, что она ушла, и чувство, что он теряет ее навсегда.
Поднимаясь по ступеням городского дома, он сказал себе, что его воображение растет пропорционально варварству. Он привел себя в такое состояние просто потому, что отвратительно эгоистичен. Он хочет, чтобы Эсме принадлежала только ему.
Сейчас он всех разбудит, и любое оправдание лишь выставит его дураком.
Обругав себя, он постучал молотком в дверь, подождал целую вечность и еще раз постучал. После нескольких попыток отвращение к себе сменилось тревогой. Кто-то же должен был его услышать!
В загородном доме возле входной двери стоит кресло портье. Младшие слуги по очереди дежурят ночью, чтобы быстро разбудить семью, если придет сосед и сообщит о несчастном случае или опасности. Когда утром Вариан уезжал, ему отпирал сонный, дрожащий лакей.
Кто-то должен быть за этой дверью или в пределах слышимости. Что, если рядом начнется бунт? Или пожар? В Лондоне опаснее, чем в деревне, и слуги должны быть вдвое бдительнее.
Вариан торопливо спустился и пошел по дорожке, отделяющей особняк Брентмора от соседнего дома. Сзади должен быть черный ход.
Вариан постучал. Ответа не было. Он дернул за ручку. Дверь открылась, и у него по спине пробежал холодок.
Сэр Джеральд стоял у окна и всматривался в сад. Часы только что пробили полночь, и пьяный дурак лакей наконец-то пошел на стук. На какой-то ужасный момент баронет подумал, ? что это констебль, но паника была дурацкая. Исмал не поставит на ноги полицию, пока не получит то, за чем приехал, а для этого ему нужна помощь сэра Джеральда.
«Он уже должен быть здесь», — терзался сэр Джеральд. Был бы, если бы не этот проклятый пьяница под дверью. Ну, теперь уже недолго, все дело закончится очень быстро.
Он отчаянно рисковал, играя с матерью. Пятьсот монетами плюс банковские чеки в сумме составили тысячу фунтов, которые мать заплатила ему за молчание. Хоть недостаточно, все же больше того, на что сэр Джеральд надеялся несколько часов назад. Это да еще то, что он получил в ломбарде, позволит уехать на континент и устроиться достойным образом. Оказавшись за границей, он придумает, как получить еще больше.
Денежная подпитка успокоила дух, он почувствовал, что выберется живым. Исмал не убьет жертву, которую шантажирует. Это недальновидно, а Исмал всегда смотрит вперед. «А еще, — с ненавистью подумал баронет, — он наслаждается мучениями жертвы». Надо позаботиться о том, чтобы в будущем у него не было такой возможности.
Но об этом он подумает потом, когда переберется на континент. Сейчас сэр Джеральд хотел только одного: чтобы дело было сделано и его мучители уехали.
Когда в холле раздались шаги, он испытал почти что облегчение. Сердце билось с двойной частотой, но он был собран, и руки не дрожали.
Пока не открылась дверь.
После часа, проведенного в темноте, свет свечи ударил как вспышка молнии, и какое-то время он непонимающе смотрел на темную фигуру в дверях. Он моргнул раз, другой, но видение не исчезло. Свеча освещала гладкий ствол пистолета, он был направлен в сердце сэра Джеральда, и держала его рука лорда Иденмонта.
Глава 30
— Я точно знаю, что случилось, — бушевал сэр Джеральд. — Они спланировали это все втроем, а меня сделали козлом отпущения. — Он потер горло, на котором остались следы пальцев Вариана. — Если кто и хотел меня задушить, то этот вредный мальчишка.
Вариан взбежал по черной лестнице, как раз когда Персиваль собирался спускаться. Хоть мальчик был слаб и напуган, он оказался в состоянии направить Вариана в комнату сэра Джеральда — только для того, чтобы услышать, что тот ничего не знает.
Четверть часа яростных поисков убедили, что Эсме, шахматный набор и черная королева исчезли, а вся прислуга находится в разном состоянии наркотического отупения.
После этого Персиваль выдал наконец свое подозрение, что в деле замешан Исмал. Нисколько не смутившись, сэр Джеральд заявил, что Эсме убежала со своим албанским любовником. Он чуть не проглотил эти слова обратно, когда Вариан прижал его к стене и едва не задушил до смерти.
Сейчас Вариан был спокойнее. Он не мог себе позволить панику или ярость. Он не знал, сколько времени отсутствует Эсме и куда она могла направиться. Ему требовалась помощь, главным образом от сэра Джеральда, причем быстро.
Он взял смятое письмо, которое ему дал Персиваль, и разложил его на шахматном столике перед сэром Джральдом.
— Я знаю миссис Стоквелл-Хьюм. Если понадобится, мы прямо сейчас пойдем к ней и узнаем правду. Если она скажет, что это фальшивка, я с помощью ее слуг отведу вас в ближайший магистрат, и пусть вас допросят. — Он скрестил руки. — Или вы можете рассказать мне правду, по возможности в нескольких словах.
Сэр Джеральд пристально посмотрел на письмо, потом поднял глаза на Вариана.
— Шантаж. Вы не лучше, чем этот мерзкий иностранец. Вариан молчал.
— Исмал кое-что знает обо мне, — злобно сказал баронет, — и у него есть вредоносное доказательство. Он требовал денег, а у меня не хватало, и он нацелился на шахматы. Он знал, что черная королева у Персиваля или у Эсме. Все, что я сделал, — это заверил Исмала, что он сможет легко и безопасно забрать сегодня весь набор шахмат. К пропаже девушки я не имею никакого отношения. Если бы он попросил, я бы ему помог. — Он враждебно взглянул на Вариана. — Он не попросил. Может быть, ему не нужна была моя помощь. Может, он с ней сговорился. Они спокойно могли найти королеву без меня.
Вариан взбежал по черной лестнице, как раз когда Персиваль собирался спускаться. Хоть мальчик был слаб и напуган, он оказался в состоянии направить Вариана в комнату сэра Джеральда — только для того, чтобы услышать, что тот ничего не знает.
Четверть часа яростных поисков убедили, что Эсме, шахматный набор и черная королева исчезли, а вся прислуга находится в разном состоянии наркотического отупения.
После этого Персиваль выдал наконец свое подозрение, что в деле замешан Исмал. Нисколько не смутившись, сэр Джеральд заявил, что Эсме убежала со своим албанским любовником. Он чуть не проглотил эти слова обратно, когда Вариан прижал его к стене и едва не задушил до смерти.
Сейчас Вариан был спокойнее. Он не мог себе позволить панику или ярость. Он не знал, сколько времени отсутствует Эсме и куда она могла направиться. Ему требовалась помощь, главным образом от сэра Джеральда, причем быстро.
Он взял смятое письмо, которое ему дал Персиваль, и разложил его на шахматном столике перед сэром Джральдом.
— Я знаю миссис Стоквелл-Хьюм. Если понадобится, мы прямо сейчас пойдем к ней и узнаем правду. Если она скажет, что это фальшивка, я с помощью ее слуг отведу вас в ближайший магистрат, и пусть вас допросят. — Он скрестил руки. — Или вы можете рассказать мне правду, по возможности в нескольких словах.
Сэр Джеральд пристально посмотрел на письмо, потом поднял глаза на Вариана.
— Шантаж. Вы не лучше, чем этот мерзкий иностранец. Вариан молчал.
— Исмал кое-что знает обо мне, — злобно сказал баронет, — и у него есть вредоносное доказательство. Он требовал денег, а у меня не хватало, и он нацелился на шахматы. Он знал, что черная королева у Персиваля или у Эсме. Все, что я сделал, — это заверил Исмала, что он сможет легко и безопасно забрать сегодня весь набор шахмат. К пропаже девушки я не имею никакого отношения. Если бы он попросил, я бы ему помог. — Он враждебно взглянул на Вариана. — Он не попросил. Может быть, ему не нужна была моя помощь. Может, он с ней сговорился. Они спокойно могли найти королеву без меня.