Страница:
Но чтобы Джек получил эту инициацию — нужен хар-роший толчок. Каковой и обеспечивает Элизабет, переквалифицировавшись из правильных девочек в убийцы. Вообще, вторая часть эпопеи кажется полным отступлением от характеров — пока в третьей части замысел не становится ясным: никого не спасет «естественная добродетель». Чтобы магия сработала, чтобы хаос занял свое место в мире, а порядок — свое, верх должен стать низом, а каждый из героев хоть раз да себя отвергнуться, переступив через свою естественную добродетель. Даже добродетель сходит с ума, если ее одну ставят превыше всего. Сыновняя верность приводит Уилла к предательству, и туда же Элизабет приводит верность и любовь к Уиллу. Она ведь не просто оставляет Джека приманкой для кракена — она избавляется от искушения. Отцовская любовь делает отца Элизабет наемником — и в ту же ловушку Норрингтона приводит порядочность — от слова «порядок».
Поэтому каждый, так или иначе, совершает свой квест на край света и дальше. Кто-то — без возврата.
Вся сюжетная линия с «Летучим Голландцем», по всей видимости, выросла из первой части, из обещания Уилла застрелиться и отправиться на дно, «в камору Дэви Джонса». Моряки — суеверный народ, и старались напрямую в море черта не поминать, вот и придумали Дэви Джонса. Ну а морской черт он и есть морской черт — как и положено черту, покупает души в обмен на единственное благо, которое ему доступно — жизнь. Выныривает прямо из глубин подсознания и задает вопрос, который многих мучает с детства: «Ты боишься смерти?»
Вот это очень принципиальный для мифа вопрос, на который нужно найти принципиальный ответ. Этот ответ может прозвучать по-разному — как у католика в «Сундуке мертвеца» или как у адмирала Норрингтона, или как у Уилла Тернера — но смысл правильного ответа всегда один. Что бы там ни было, на той стороне, куда переправляет души «Голландец» — а бояться нельзя, это вредно для здоровья. Около пяти с половиной часов экранного времени Джек Спэрроу тратит на этот страх — а потом в одно мгновение понимает, что именно этот страх делал людей рабами Дэви Джонса — и отдает бессмертие тому, кому оно в данный момент нужней, и кто вынесет его бремя лучше, чем мог бы Джек.
Тема предательства проходит через всю трилогию красной нитью — как через английский морской канат. В третьей части баланс барокко и романтизма, который был, казалось, безнадежно сбит погружением в романтизм и мифоархаику, восстановлен за счет головоломных кульбитов барочной фабулы. Не диво, что приверженцы романтической линии, устав следить за этими кульбитами, начали говорить, что фильм скис.
На самом деле он не скис, а наоборот — поднялся на дрожжах, заброшенных в тесто еще в первой части. Ведь что послужило завязкой основного конфликта? Предательство Барбоссы. А что погубило Барбоссу? Поверхностное восприятие ляпнуло бы «Предательство Джека Спарроу», но мы не дадим ему права голоса. Джек Спарроу — единственный во всем фильме человек, который никогда и никого по-настоящему не предавал. Барбосса сам выкопал себе яму, оставив его подыхать на острове — ведь, не сделай он этого, Джека с Элизабет не нашел бы «Неустрашимый», и нелюди Барбоссы не оказались бы на Исла да Муэрте лицом к лицу с капитаном «Неустрашимого», чей характер полностью соответствует названию корабля.
Джек — великий комбинатор. Рассмотрим в деталях «предательство», которое он совершает по отношению к Уиллу Тернеру во второй части. Добыв неведомыми путями в темницах Ост-Индской компании рисунок ключа Дэви Джонса (у кого? Нешто в каморе у Беккета сидел мастер, сделавший сундук?), Джек нуждается в агенте, который сможет проникнуть на корабль Джонса — и, что важнее, уйти оттуда живым, и что самое важное — с ключом. Думаю, он остановил свой выбор на кандидатуре Уилла в тот самый миг, когда Бутстрэп исчез в морских глубинах, оставив ему «черную метку» (в этом месте Эллиот и Россио отвесили еще один земной поклон Стивенсону).
То, как Джек и Уилл сыграли в пас на Исла де Муэрте, показало, что Уилл, при всей своей щенячьей простоватости, быстро соображает и еще быстрее действует. То, что действие у него опережает мысль — недостаток, свойственный молодости, но со временем он пройдет, если Уилл выживет, да и не такой уж это недостаток — обгоняя собственную мысль, Уилл нередко действует интуитивно правильно. И при этом у него очаровательно честные глаза, способные обмануть самого дьявола — это ли не то, что нам надо?
А поскольку обмануть дьявола — задача не из простых, Джек разыгрывает Уилла «втемную». Но надо отдать ему должное — точно так же, «втемную», он доверяется Уиллу на острове людоедов. Ведь если бы Уилл сплоховал, не сумел отвлечь внимание дикарей и выручить экипаж — мероприятие под названием «паликилики» закончилось бы для Джека очень плохо. Джек в этом случае рисковал сильнее — он ведь точно знал, что на «Летучем голландце» есть человек, который готов прикрыть и спасти Уилла, а вот успеет ли Уилл сделать дело прежде, чем из Джека сделают жаркое — бабка надвое гадала.
Но Уилл, Элизабет и Норрингтон были не в курсе того, что Джек в курсе. Так что для них мнимое предательство Джека выглядело настоящим, полноразмерным предательством — и каждый из них, в свою очередь, решился на такое же полноразмерное предательство по отношению к Джеку: Норрингтон стибрил сердце Дэви Джонса, Элизабет отдала Джека кракену на съедение, а Уилл… Похоже, Уилл единственный понял, в какую именно игру играет Джек — но так и не успел освоиться с правилами, лопухнулся и заложил всех по-черному.
Это как в старом анекдоте: не умеешь летать — не выпендривайся. Это в отдалении от капитана Тига Барбоссе вольно орать, что кодекс Моргана и Бартоломью содержит указания, а не законы. Когда капитан Тиг на расстоянии выстрела, Барбосса этот Кодекс очень чтит. И после того как король пиратов избран — пираты подчиняются, что бы они об этой выскочке Элизабет ни думали. Уилл, Элизабет и Норрингтон совершают поначалу вполне понятную логическую ошибку — видя, что пираты не держатся привычного закона, они делают вывод, что пираты не держатся закона вообще. Эта ошибка дорого им стоит, и дороже всех — Норрингтону, который возвращается к Беккету, потому что «по понятиям» жить не может — чтобы с ужасом обнаружить полное неприятие каких бы то ни было правил вообще.
Уходя от законов, нужно либо еще тверже, чем раньше, держаться за нравственность, либо приходить к «понятиям». И стоит ли убегать от коммодора Норрингтона с его пушками, штыками и виселицей, чтобы прибежать к капитану Тигу с его пистолетом. И это еще в лучшем случае — потому что в худшем у нас Беккет, равно презирающий и закон, и свободу.
Некоторые зрители выражали недоумение тем пафосом, который сопутствует сцене разгрома эскадры Беккета. Да разве Ост-Индская компания — мировое зло?
Компания-то нет, а вот Беккет на пару с Джонсом — да. Они являют собой крайнее и предельное зло равно в барочной и романтической системе ценностей. Они — люди без закона, и потому они зло предельное.
Дело в том, что ни романтизм, ни барокко без закона не живут. Романтик без закона не может обойтись, потому что без закона невозможен романтический бунт. Барочник без закона не может обойтись, потому что без закона невозможно обуздание хаоса. Романтический и барочный герой могут быть равно и над законом, и под законом, и вне закона, но никогда — без закона. Романтический герой нередко бунтует против закона не потому что закон блюдется слишком строго — а потому что закон писаный или неписаный вступает в противоречие с законом нравственным, наиболее ценимым романтиками. Уилл в конце первого фильма бунтует не ради бунта — а потому что с точки зрения нравственного закона Джек Спарроу должен быть помилован, и никаких гвоздей.
Но Джонс и Беккет уничтожают закон, а не восстают против него. Они перешли грань, за которой понятие «предательство» становится бессмысленным, потому что верность отсутствует как таковая. Нет даже такой вещи как верность поставленной цели, ибо средства давно стали целью сами по себе. «Цель репрессии — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть».
А сейчас скажу про предательство самое главное. С точки зрения авторов фильма предательство есть наибольший грех. Это то, за что героям фильма прилетает неизбежно и жёстко. Барбосса гибнет, Сао Фэн гибнет, Норрингтон гибнет, Калипсо становится пленницей тела, Дэви Джонс превращается в чудовище и тоже гибнет, Уилл Тернер занимает его пост, Элизабет обречена на десятилетнюю разлуку с любимым, Тернер-старший страдает в десятилетнем рабстве на борту «Голландца», ну а Беккета вообще пускают на колбасу. За единственную попытку настоящего предательства — вербовку матросов в жертву Дэви Джонсу — Джек Спарроу расплачивается пленом в каморе Дэви Джонса. Джек готов на такую цену, и даже на большую, пока непоколебима сама система координат «верность-предательство». Пираты могут предавать друг друга, но мир стоит, пока предательство не превращается в деловой подход.
А чтобы он и дальше стоял, нужно остановить победное шествие Беккета, а для этого — осуществить, казалось бы, неосуществимое: объединить пиратов в армаду, способную дать бой эскадре Ост-Индской торговой компании.
Вот поэтому Джек и приводит Беккета в Бухту Кораблекрушений, разыгрывая перед каждый участником событий пьесу собственного сочинения, полную лжи, недомолвок и обещаний. Сначала он обещает Уиллу Элизабет в обмен на ключ, потом Джонсу — сто душ в обмен на свою, потом Элизабет — Уилла в обмен на «сундук мертвеца», Беккету — пиратских лордов в обмен на гарантии неприкосновенности, пиратским лордам — владычество над морями, и все это — на голубом глазу. И хотя неожиданные поступки людей рвут нити интриги — Джек подбирает и плетет их снова и снова, чтобы свить сеть, в которой запутаются в конце концов Беккет и Дэви Джонс.
Но проблема в том, что этот смертельный номер нельзя работать, имея конечной целью один только шкурный интерес. Джек был бы отвратителен, если бы не был бескорыстен. И тут нужно вспомнить о той части сюжета, которая выходит за пределы фильма: о начала противостояния Джека Спарроу и Беккета.
Джек, работавший поначалу на Беккета, поднимает черный флаг, чтобы не заниматься работорговлей. Он рискует — и, по большому счету, жертвует собой, чтобы не продавать людей.
Кстати, такая щепетильность, как ни странно, имеет исторические корни — во время оно Фрэнсис Дрейк, перехватив работорговое судно, отпустил пленников на волю, а на удивленные вопросы команды ответил, что работорговля — занятие, может, и очень выгодное, но все знакомые ему работорговцы — полное дерьмо, и не хочет во что-то подобное превращаться. Если уж реальный пират на службе Ее Величества так поступал, то «невсамделишнему» пирату сам морской бог велел.
Ну а Беккет не смирился с таким проявлением альтруизма и велел пустить «Черную жемчужину» на дно, а Джеку лично поставил клеймо пирата. Вот тут-то Джек и сделал главную ошибку молодости: подписал договор с Дэви Джонсом а обмен на поднятие Жемчужины со дна и тринадцать лет капитанства.
Согласитесь, после этого счеты Джека к Барбоссе приобретают новый масштаб. Барбосса не просто увел корабль — Джек мог бы, в конце концов, удовлетвориться «Перехватчиком» или любым другим кораблем, мало ли он угонял их за десять лет. Но именно на «Жемчужине» он поднял знамя войны против Беккета, и именно «Жемчужина» была ему нужна как орудие победы. Он преследует Беккета, потому что таким как Беккет на море не место — во всяком случае, над поверхностью воды. Он — настоящий романтический воин, но так искусно маскируется под «каракатицу» (см. его речь на совете пиратских лордов), что его ужимки и прыжки сбивают с толку решительно всех. И — особенно обидно — Уилла, который решает, что тоже так могёт.
В общем-то, Уилл по молодости и по глупости делает ту же ошибку, что и сам Джек, который сначала пошел работать на Беккета, а потом заключил договор с Дэви Джонсом. Уилл и спасся-то лишь потому, что все эти фокусы вытворял не ради себя. По сути дела, от полновесного Иудина греха его спас Джек: вручив ему компас и выпихнув с корабля, он встроил его в своей план по избавлению мира от Беккета. Но вряд ли Джек шевельнул бы хоть пальцем ради настоящего шкурника. И вряд ли Джек настоящему шкурнику объяснял бы: «Ты совсем меня не знаешь!»
Хотя вряд ли что-нибудь найдут.
А если найдут, то по закону мировой подлости из этого источника сможет причаститься только мартышка Джек.
Не знаю, каким будет — если будет — четвертый фильм, но для меня история о Пиратах Карибского Моря закончилась, и закончилась хорошо.
Йо-хо-хо, и бутылка рома!
Поэтому каждый, так или иначе, совершает свой квест на край света и дальше. Кто-то — без возврата.
Вся сюжетная линия с «Летучим Голландцем», по всей видимости, выросла из первой части, из обещания Уилла застрелиться и отправиться на дно, «в камору Дэви Джонса». Моряки — суеверный народ, и старались напрямую в море черта не поминать, вот и придумали Дэви Джонса. Ну а морской черт он и есть морской черт — как и положено черту, покупает души в обмен на единственное благо, которое ему доступно — жизнь. Выныривает прямо из глубин подсознания и задает вопрос, который многих мучает с детства: «Ты боишься смерти?»
Вот это очень принципиальный для мифа вопрос, на который нужно найти принципиальный ответ. Этот ответ может прозвучать по-разному — как у католика в «Сундуке мертвеца» или как у адмирала Норрингтона, или как у Уилла Тернера — но смысл правильного ответа всегда один. Что бы там ни было, на той стороне, куда переправляет души «Голландец» — а бояться нельзя, это вредно для здоровья. Около пяти с половиной часов экранного времени Джек Спэрроу тратит на этот страх — а потом в одно мгновение понимает, что именно этот страх делал людей рабами Дэви Джонса — и отдает бессмертие тому, кому оно в данный момент нужней, и кто вынесет его бремя лучше, чем мог бы Джек.
Предательство, предательство, предательство…
Тот кто говорит, что в третьем фильме слишком много поворотов «налево-кругом!», должно быть, забыл ключевой вопрос первого фильма — «На чьей стороне Джек?». И ключевой ответ: «Ну… в данном случае…»Тема предательства проходит через всю трилогию красной нитью — как через английский морской канат. В третьей части баланс барокко и романтизма, который был, казалось, безнадежно сбит погружением в романтизм и мифоархаику, восстановлен за счет головоломных кульбитов барочной фабулы. Не диво, что приверженцы романтической линии, устав следить за этими кульбитами, начали говорить, что фильм скис.
На самом деле он не скис, а наоборот — поднялся на дрожжах, заброшенных в тесто еще в первой части. Ведь что послужило завязкой основного конфликта? Предательство Барбоссы. А что погубило Барбоссу? Поверхностное восприятие ляпнуло бы «Предательство Джека Спарроу», но мы не дадим ему права голоса. Джек Спарроу — единственный во всем фильме человек, который никогда и никого по-настоящему не предавал. Барбосса сам выкопал себе яму, оставив его подыхать на острове — ведь, не сделай он этого, Джека с Элизабет не нашел бы «Неустрашимый», и нелюди Барбоссы не оказались бы на Исла да Муэрте лицом к лицу с капитаном «Неустрашимого», чей характер полностью соответствует названию корабля.
Джек — великий комбинатор. Рассмотрим в деталях «предательство», которое он совершает по отношению к Уиллу Тернеру во второй части. Добыв неведомыми путями в темницах Ост-Индской компании рисунок ключа Дэви Джонса (у кого? Нешто в каморе у Беккета сидел мастер, сделавший сундук?), Джек нуждается в агенте, который сможет проникнуть на корабль Джонса — и, что важнее, уйти оттуда живым, и что самое важное — с ключом. Думаю, он остановил свой выбор на кандидатуре Уилла в тот самый миг, когда Бутстрэп исчез в морских глубинах, оставив ему «черную метку» (в этом месте Эллиот и Россио отвесили еще один земной поклон Стивенсону).
То, как Джек и Уилл сыграли в пас на Исла де Муэрте, показало, что Уилл, при всей своей щенячьей простоватости, быстро соображает и еще быстрее действует. То, что действие у него опережает мысль — недостаток, свойственный молодости, но со временем он пройдет, если Уилл выживет, да и не такой уж это недостаток — обгоняя собственную мысль, Уилл нередко действует интуитивно правильно. И при этом у него очаровательно честные глаза, способные обмануть самого дьявола — это ли не то, что нам надо?
А поскольку обмануть дьявола — задача не из простых, Джек разыгрывает Уилла «втемную». Но надо отдать ему должное — точно так же, «втемную», он доверяется Уиллу на острове людоедов. Ведь если бы Уилл сплоховал, не сумел отвлечь внимание дикарей и выручить экипаж — мероприятие под названием «паликилики» закончилось бы для Джека очень плохо. Джек в этом случае рисковал сильнее — он ведь точно знал, что на «Летучем голландце» есть человек, который готов прикрыть и спасти Уилла, а вот успеет ли Уилл сделать дело прежде, чем из Джека сделают жаркое — бабка надвое гадала.
Но Уилл, Элизабет и Норрингтон были не в курсе того, что Джек в курсе. Так что для них мнимое предательство Джека выглядело настоящим, полноразмерным предательством — и каждый из них, в свою очередь, решился на такое же полноразмерное предательство по отношению к Джеку: Норрингтон стибрил сердце Дэви Джонса, Элизабет отдала Джека кракену на съедение, а Уилл… Похоже, Уилл единственный понял, в какую именно игру играет Джек — но так и не успел освоиться с правилами, лопухнулся и заложил всех по-черному.
Это как в старом анекдоте: не умеешь летать — не выпендривайся. Это в отдалении от капитана Тига Барбоссе вольно орать, что кодекс Моргана и Бартоломью содержит указания, а не законы. Когда капитан Тиг на расстоянии выстрела, Барбосса этот Кодекс очень чтит. И после того как король пиратов избран — пираты подчиняются, что бы они об этой выскочке Элизабет ни думали. Уилл, Элизабет и Норрингтон совершают поначалу вполне понятную логическую ошибку — видя, что пираты не держатся привычного закона, они делают вывод, что пираты не держатся закона вообще. Эта ошибка дорого им стоит, и дороже всех — Норрингтону, который возвращается к Беккету, потому что «по понятиям» жить не может — чтобы с ужасом обнаружить полное неприятие каких бы то ни было правил вообще.
Уходя от законов, нужно либо еще тверже, чем раньше, держаться за нравственность, либо приходить к «понятиям». И стоит ли убегать от коммодора Норрингтона с его пушками, штыками и виселицей, чтобы прибежать к капитану Тигу с его пистолетом. И это еще в лучшем случае — потому что в худшем у нас Беккет, равно презирающий и закон, и свободу.
Некоторые зрители выражали недоумение тем пафосом, который сопутствует сцене разгрома эскадры Беккета. Да разве Ост-Индская компания — мировое зло?
Компания-то нет, а вот Беккет на пару с Джонсом — да. Они являют собой крайнее и предельное зло равно в барочной и романтической системе ценностей. Они — люди без закона, и потому они зло предельное.
Дело в том, что ни романтизм, ни барокко без закона не живут. Романтик без закона не может обойтись, потому что без закона невозможен романтический бунт. Барочник без закона не может обойтись, потому что без закона невозможно обуздание хаоса. Романтический и барочный герой могут быть равно и над законом, и под законом, и вне закона, но никогда — без закона. Романтический герой нередко бунтует против закона не потому что закон блюдется слишком строго — а потому что закон писаный или неписаный вступает в противоречие с законом нравственным, наиболее ценимым романтиками. Уилл в конце первого фильма бунтует не ради бунта — а потому что с точки зрения нравственного закона Джек Спарроу должен быть помилован, и никаких гвоздей.
Но Джонс и Беккет уничтожают закон, а не восстают против него. Они перешли грань, за которой понятие «предательство» становится бессмысленным, потому что верность отсутствует как таковая. Нет даже такой вещи как верность поставленной цели, ибо средства давно стали целью сами по себе. «Цель репрессии — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть».
А сейчас скажу про предательство самое главное. С точки зрения авторов фильма предательство есть наибольший грех. Это то, за что героям фильма прилетает неизбежно и жёстко. Барбосса гибнет, Сао Фэн гибнет, Норрингтон гибнет, Калипсо становится пленницей тела, Дэви Джонс превращается в чудовище и тоже гибнет, Уилл Тернер занимает его пост, Элизабет обречена на десятилетнюю разлуку с любимым, Тернер-старший страдает в десятилетнем рабстве на борту «Голландца», ну а Беккета вообще пускают на колбасу. За единственную попытку настоящего предательства — вербовку матросов в жертву Дэви Джонсу — Джек Спарроу расплачивается пленом в каморе Дэви Джонса. Джек готов на такую цену, и даже на большую, пока непоколебима сама система координат «верность-предательство». Пираты могут предавать друг друга, но мир стоит, пока предательство не превращается в деловой подход.
А чтобы он и дальше стоял, нужно остановить победное шествие Беккета, а для этого — осуществить, казалось бы, неосуществимое: объединить пиратов в армаду, способную дать бой эскадре Ост-Индской торговой компании.
Вот поэтому Джек и приводит Беккета в Бухту Кораблекрушений, разыгрывая перед каждый участником событий пьесу собственного сочинения, полную лжи, недомолвок и обещаний. Сначала он обещает Уиллу Элизабет в обмен на ключ, потом Джонсу — сто душ в обмен на свою, потом Элизабет — Уилла в обмен на «сундук мертвеца», Беккету — пиратских лордов в обмен на гарантии неприкосновенности, пиратским лордам — владычество над морями, и все это — на голубом глазу. И хотя неожиданные поступки людей рвут нити интриги — Джек подбирает и плетет их снова и снова, чтобы свить сеть, в которой запутаются в конце концов Беккет и Дэви Джонс.
Но проблема в том, что этот смертельный номер нельзя работать, имея конечной целью один только шкурный интерес. Джек был бы отвратителен, если бы не был бескорыстен. И тут нужно вспомнить о той части сюжета, которая выходит за пределы фильма: о начала противостояния Джека Спарроу и Беккета.
Джек, работавший поначалу на Беккета, поднимает черный флаг, чтобы не заниматься работорговлей. Он рискует — и, по большому счету, жертвует собой, чтобы не продавать людей.
Кстати, такая щепетильность, как ни странно, имеет исторические корни — во время оно Фрэнсис Дрейк, перехватив работорговое судно, отпустил пленников на волю, а на удивленные вопросы команды ответил, что работорговля — занятие, может, и очень выгодное, но все знакомые ему работорговцы — полное дерьмо, и не хочет во что-то подобное превращаться. Если уж реальный пират на службе Ее Величества так поступал, то «невсамделишнему» пирату сам морской бог велел.
Ну а Беккет не смирился с таким проявлением альтруизма и велел пустить «Черную жемчужину» на дно, а Джеку лично поставил клеймо пирата. Вот тут-то Джек и сделал главную ошибку молодости: подписал договор с Дэви Джонсом а обмен на поднятие Жемчужины со дна и тринадцать лет капитанства.
Согласитесь, после этого счеты Джека к Барбоссе приобретают новый масштаб. Барбосса не просто увел корабль — Джек мог бы, в конце концов, удовлетвориться «Перехватчиком» или любым другим кораблем, мало ли он угонял их за десять лет. Но именно на «Жемчужине» он поднял знамя войны против Беккета, и именно «Жемчужина» была ему нужна как орудие победы. Он преследует Беккета, потому что таким как Беккет на море не место — во всяком случае, над поверхностью воды. Он — настоящий романтический воин, но так искусно маскируется под «каракатицу» (см. его речь на совете пиратских лордов), что его ужимки и прыжки сбивают с толку решительно всех. И — особенно обидно — Уилла, который решает, что тоже так могёт.
В общем-то, Уилл по молодости и по глупости делает ту же ошибку, что и сам Джек, который сначала пошел работать на Беккета, а потом заключил договор с Дэви Джонсом. Уилл и спасся-то лишь потому, что все эти фокусы вытворял не ради себя. По сути дела, от полновесного Иудина греха его спас Джек: вручив ему компас и выпихнув с корабля, он встроил его в своей план по избавлению мира от Беккета. Но вряд ли Джек шевельнул бы хоть пальцем ради настоящего шкурника. И вряд ли Джек настоящему шкурнику объяснял бы: «Ты совсем меня не знаешь!»
Эпилог
Ну что, мальчики и девочки, наше время подходит к концу — как и всё хорошее в этом мире. Миссис Тернер дождалась мужа, Барбосса и Джек наперегонки мчатся к источнику вечной молодости, и что-то мне подсказывает, что хотя Джек правит утлой лодчонкой, а Барбосса — «Жемчужиной», они будут там одновременно.Хотя вряд ли что-нибудь найдут.
А если найдут, то по закону мировой подлости из этого источника сможет причаститься только мартышка Джек.
Не знаю, каким будет — если будет — четвертый фильм, но для меня история о Пиратах Карибского Моря закончилась, и закончилась хорошо.
Йо-хо-хо, и бутылка рома!