Чижевский Герман. Гамадриады подстерегают в саду

Чижевский Герман
Гамадриады подстерегают в саду

   Герман Чижевский
   ГАМАДРИАДЫ ПОДСТЕРЕГАЮТ В САДУ
   Мой друг, с которым мы не виделись около полугода, навестил меня как-то поздним вечером. Пожимая его худую, жилистую руку, я с облегчением подумал о вынужденном перерыве. Он посмотрел на пишущую машинку, откуда топорщились только что заложенные чистые листы.
   - Я тебе помешал? - несколько растерялся он.
   - Нельзя ли без глупостей? За полгода каких-то три невразумительных письма!..
   - Ах, эти мелочи! - со странной горечью бросил он и, сняв плащ, потянулся за сигаретой. Мой друг был высок, на полголовы выше меня, и почти тощ. Казалось, он постарел и лицо его сейчас было задумчивее обычного.
   - Что-нибудь случилось? - спросил я, отыскивая глазами спички.
   Он тронул кончиками пальцев свое лицо, будто проверяя его худобу, потом нервно повернулся ко мне и неожиданно заговорил, словно продолжал начатую тему:
   - Она скончалась позавчера, при полном сознании...
   Мелкий осенний дождь монотонно стучал в стекла, рассыпая серебристую пыль.
   - Вдохновляющее вступление, нечего сказать, - заметил я. - Несчастный случай?
   - И да и нет...
   - Не понимаю.
   - Поясню, - проговорил он, устраиваясь в кресле. - Она работала со змеями. Все попытки спасти оказались тщетными.
   Низкая настольная лампа бросала желтые отсветы на склоненную голову, на светлые прямые волосы. Лоб прорезали глубокие морщины, под глазами обозначились припухлости, губы были плотно сжаты. Большие карие глаза выжидательно остановились на моем лице. Взгляды наши встретились.
   - Единственный случай?
   - Не в том дело, - будто нехотя отозвался он. Глаза его потемнели. - Мы, герпетологи, смотрим на эти вещи иначе. Ты вряд ли это поймешь... Конечно, случается и непоправимое, но редко и лишь по нашей собственной неосторожности. Для нас, горстки сотрудников серпентария, и для Ирины Павловны офидии, змеи это сокровенный мир тайн, тайн и известного риска. Молниеносное, холодное и немного болезненное в первый миг прикосновение смерти. Не больнее укуса пчелы... В Бразилии за год насчитывают две тысячи жертв, а в Индии еще недавно ежегодно умирало около двадцати тысяч человек! Только один грамм высушенного яда кобры смертелен для ста семидесяти человек... А видел бы ты их танцы... Ты не был в змеином питомнике?
   - Я как-то не воспитал в себе вкуса к чрезмерно острым ощущениям, обронил я, - это вы испытываете потребность в игре со смертью.
   - Ирине Павловне Баталиной, может быть, только возраст, - а ей было около сорока - не позволял признаться в романтической привязанности к нашему питомнику.
   - Ты хочешь сказать, к змеям? - поправил я.
   - Ты можешь называть это, как тебе больше нравится. Но она сталкивалась с ними почти каждый день, что называется, лицом к лицу и не с одной, а со многими в течение пятнадцати лет.
   - Что же это за змеиный курорт, где гадюки и кобры обольщают женщин?
   - Серпентарий, о котором идет речь, находится в песках, в искусственном оазисе, но я пока не буду указывать его точного расположения.
   - Почему такая таинственность? - удивился я.
   - Мы не любим, когда нас отвлекают ради простого любопытства. К тому же там собраны самые ядовитые змеи мира: бушмейстеры из Южной Америки, черные гадюки из Австралии, королевские кобры из Индии. Их там много... Есть виды исключительно ценные для исследователей. В нашем оазисе они живут в обстановке, наиболее близкой к их природной среде. В жарком климате Средней Азии их жизненный тонус и ядовитость настолько высоки, что мы не можем гарантировать безопасности посетителям. Тебе я могу даже сказать, что, несмотря на нашу изобретательность, отдельным особям удается иной раз каким-то путем вырваться на свободу и поселиться поблизости. Наш филиал института вакцин и сывороток ведет сложные изыскания противоядий. Бразильский серпентарий в Сан-Паулу - Бутантан стал лишь прообразом для постройки нашего. Мы стремимся практически помочь населению тропических стран...
   - Я хочу знать подробности, - потребовал я, усаживаясь в кресло напротив. - Человек и змея - всегда волнующее сочетание, но когда в такой ситуации женщина - это настораживает.
   - Да, пожалуй. Если я расскажу, это поможет мне самому разобраться... стечение обстоятельств или моя собственная трусость привели к трагическому концу.
   Я промолчал, ожидая рассказа.
   - Как я говорил тебе, змей у нас очень много. Через каждые две недели мы должны "доить" наших питомцев, но из-за их многочисленности персоналу серпентария приходится заниматься этим каждый день. Что и говорить, когда рабочий день подходил к концу и все заканчивалось благополучно, мы воздавали хвалу собственной аккуратности и спешили в цокольный этаж принять холодный душ.
   Взгляд моего друга задержался на косых полосах дождя в окне.
   - Расскажу тебе об Ирине Павловне и гамадриадах, - начал он и смолк. Некоторое время он сидел подавленный, словно стараясь унять внутреннюю борьбу, два или три раза машинально коснулся рукой волос и за весь вечер только раз изменил позу, когда прикуривал от моей спички. Я услышал историю, будничные элементы которой переплелись со странными для меня подробностями. Необычайность их усиливалась оттого, что фоном повествования служили змеи...
   Как наяву вижу высокую стройную женщину с серьезными серыми глазами. Ей были свойственны быстрые, точные, но не порывистые движения и спокойный тон голоса. Ирина Павловна Баталина заведовала серпентарием и в шутку называла своих сотрудников, в основном молодежь, заклинателями кренделей и погремушек, намекая на очковых и гремучих змей, или "резвыми ипохондриками" - странная женская причуда. "Кто выстоял в поединке - вы или масса-сауга?"- бывало приветливо спрашивала она мимоходом кого-нибудь и, выслушав и молча кивнув, спешила дальше по узкому светлому коридору. Но после такого, казалось бы, малозначащего разговора мы засиживались в лаборатории часто до поздней ночи...
   Змеи обитали за цементной стеной, проволочной сеткой и глубоким рвом, наполненным водой, среди персиковых деревьев большого солнечного сада. Туда можно было попасть лишь по откидному мостику. В царстве змей тут и там высились земляные полушария с четырьмя накрест расположенными входами.
   Нам стало известно, что в микробиологическом институте имени Хавкина в Бомбее что-то не ладится с моновалентной сывороткой от яда одной из опаснейших змей Индии - гамадриада. Обычно змеи при встрече с человеком стремятся скрыться. Только те, которых мы сами ставим в безвыходное положение, нападают. Но гамадриады часто беспричинно преследуют людей. А сила их яда поистине ужасна! Известны случаи, когда смерть наступала уже через двадцать минут.
   Мне запомнился день, когда к злобно шипящему населению персикового сада прибавились два гамадриада. Их принимал у индийских герпетологов наш "ветеран", регистрирующий всех поступающих офидий, вечно насупленный Саша Бронников. Даже видавшего виды Сашу так поразила величина обоих экземпляров, которых он увидел через оконца деревянного ящика, что строки официального протокола запрыгали перед его глазами и он сбивался несколько раз. В маленькой канцелярии находилась Ирина Павловна. Она заглянула в ящик.
   - Почему они такие вялые? - заинтересовалась она. - Недавно пойманы или взяты из серпентария?
   Переводчик заверил ее, что змеи полтора месяца назад доставлены из окрестностей Бенареса.
   - Ах, вот как! - выразила удовлетворение Баталина. - Ведь общий недостаток серпентариев тот, что его обитатели выживают в среднем не более полугода. А у нее кроталус атрокс - един из трех - благополучно здравствует уже девятый месяц.
   - Вы многого добились! - вежливо удивились гости.
   - А вот как вынесут неволю эти, - Баталина кивком указала на ящик, предвидеть невозможно. Успеем ли мы поработать над ними?
   - Под началом такой прекрасной дамы и они захотят долго жить, - нашлись гости, - а если все же умрут, мы изловим новых!
   Только начало смеркаться - все двенадцать сотрудников серпентария уже собрались на висячих мостках над местом, где недавно выпустили новое пополнение. Через некоторое время, прибегнув к помощи светосильного бинокля, мы увидели сначала одного, а затем немного в стороне и второго гамадриада. В меркнущем предвечернем свете они по казались нам темными неподвижными спиралями, прикрытыми веткой терновника. Мы толпились на мостках, мешая друг другу. Под нами были без малого шестиметровые королевские кобры, каждая из которых, возможно, убила несколько человек. От этих мыслей перехватывало дыхание. Персиковый сад... Опаснейший из растительных ядов в косточках ароматных, налитых солнцем бархатных плодов... И под сенью деревьев скользкие, холодные обладатели сильнейших из животных ядов.
   В тот вечер в нашем возбужденном мозгу случайные совпадения превращались в какие-то романтические закономерности; персиковая косточка и два подвижных ядовитых зуба королевской кобры! Нам казалось тогда, что сама собой напрашивается мысль о таинственной внутренней связи. Конечно, все это чепуха, и персиковый сад выращен был только потому, что ближайший совхоз предложил нам лишние саженцы. Но тогда мы склонны были усматривать нечто мистическое в том, что персиковый сад дал приют ядовитейшим из земных тварей...
   - Кто же ими займется? - спросила Баталина.
   Ее будничный деловой вопрос рассеял наши фантазии. Мы притихли, каждый взвешивал свои возможности. Повинуясь внезапно внутреннему импульсу, я сказал:
   - Ирина Павловна, если мне доверят...
   - Отчего же нет, - помедлив мгновение, отозвалась Баталина, - ведь кому-то нужно с ними работать. Или я займусь.
   Кое-кто из коллег с любопытством заглянул мне в лицо, и мы молча зашагали по подвесным мосткам в лабораторию.
   ...Это были в высшей степени злобные и свирепые змеи. И какой они обладали силой! В моих руках перебывало их немало, но эти две мне особенно запомнились. Самолюбие мое вполне было удовлетворено: я чувствовал себя почти героем.
   В серпентариях змеям не вырывают зубы, а действенного противоядия мы к тому времени еще не имели. Поэтому занятия с нашими "милыми" созданиями всякий раз значительно встряхивали нервы. Ведь даже легчайшая царапина от змеиных зубов могла стать смертельной.
   Мы прикладывали электроды против того места, где помещались ядовитые железы, и к любому другому месту, чаще к хвосту. Потом включали ток. Такой способ получения яда меньше изнуряет и травмирует змею, чем массирование ядовитых желез. Вытекающие четыре, пять или шесть капель яда собирали, прокалывая змеиными зубами эластичную резиновую пленку на мензурке. Затем собранную зеленоватую жидкость сливали в стерильные пробирки или высушивали в часовых стеклах на солнце. Сухой кристаллический яд исключительно долговечен. Он не теряет ядовитых свойств свыше двадцати пяти лет.
   Яд нам нужен был во все возрастающих количествах для проверочных инъекций лошадям и другим животным. Дозы его при впрыскиваниях мы непрерывно увеличивали. Заготовка яда для будущих экспериментов была мучительно медленной. Я получал его крохотными порциями через каждые две недели. Такой промежуток позволяет змее отдохнуть от болезненной процедуры и накопить его вновь. Мы стремимся изготовлять обезвреживающие яд сыворотки.
   "Механизм" невосприимчивости к змеиному яду прост. Если животное, которому ввели яд, перенесло отравление, то его организм начинает вырабатывать к этому виду яда так называемые иммунные тела, и следующие отравления переносятся уже сравнительно легко. Повторными инъекциями можно добиться того, что даже многократная смертельная доза яда будет нейтрализована и выведена из организма. Естественного иммунитета у человека к змеиному яду нет. Последствия отравления в конечном счете зависят от пропорции между весом тела пострадавшего и количеством введенного токсина. Чем человек тяжелее, тем количество яда, поступившего в организм, на килограмм его веса соответственно меньше и состояние укушенного лучше. Сыворотку получаем из крови лошадей. Почему лошадей, а не морских свинок? Да потому, что у лошадей можно за один раз взять много крови.
   Появление королевских кобр никак не отразилось на птичьем населении нашего сада. Чириканье и щебет раздавались со всех сторон. Приятно было наблюдать за веселой возней пичужек в листве деревьев. Вверху беззаботно порхали птицы, а внизу, на земле, царило могильное безмолвие и только кое-где под склоненной зеленой ветвью мы замечали мечущиеся раздвоенные молнии, ощупывавшие листву и камни, - черные змеиные языки.
   Но к вечеру, когда дневная жара спадала, наземный мир оживал. В сумеречных тенях с вкрадчивым шорохом скользили длинные узорчатые тела. Мы следили за ними в бинокль из лаборатории или, поднявшись на плоскую кровлю здания, направляли в сад небольшой прожектор. Ночи бывали обычно звездными, ни единого облачка не появлялось месяцами. А утром, отрешившись от наваждений наивной ночной романтики, мы снова принимались за колбы, пробирки, переливания настоев и, поймав в коридоре одного из двух змееловов, втолковывали по цветным таблицам, какую очередную змею следовало поймать... Все шло по раз заведенному порядку, и лишь чрезмерное пристрастие некоторых змееловов к спиртному омрачало нашу размеренную жизнь. Они оправдывали дружбу с бутылкой опасностями своего занятия, которое, по их мнению, требовало "приема чего-либо успокаивающего". Но они редко ошибались в распознавании нашего своеобразного материала, доставляли всегда то, что требовалось, и к их слабости до поры до времени все относились снисходительно. Это оказалось явной ошибкой.
   Однажды тихим теплым вечером мы собрались в лаборатории и, прослушав по радио последние известия, обменивались историями и забавными приключениями из нашей жизни. С нами была и Ирина Павловна. Она рассказала занимательный анекдот о плетьевидной древесной змее. Как-то бразильский профессор-герпетолог в своем кабинете, наполненном коробками и террариумами с живыми и препарированными змеями, упаковывал книги для нашего института. Весь во власти каких-то своих мыслей, он завернул посылку в серую оберточную бумагу и надписал адрес. Не найдя в ящике стола шпагата, он крикнул ассистенту, чтобы тот принес бечевку, и на минуту вышел из кабинета. Возвратившись, он нашел на диване какой-то серый шнур, рассеянно поднял его и обвязал им посылку. Передав ее мимоходом служащему института, он направился домой.
   Пропутешествовав много дней по почтовым отделениям, посылка легла на директорский стол нашего института. Она была скреплена печатями и перевязана толстым тускло-серым с буроватым оттенком шнуром. "Какой симпатичный шнур, сказала одна из лаборанток и принялась аккуратно его развязывать. Посмотрите, - добавила она, - он весь в мелких, едва заметных чешуйках. Совсем как на змеях. Впервые вижу такой шнурок!" И вдруг на глазах у ошеломленных очевидцев шнурок начал быстро без посторонней помощи разматываться! Еще миг и шнур соскользнул со стола на пол, а потрясенная этим зрелищем аудитория с воплями кинулась вон из комнаты... Рассеянный бразильский профессор перевязал посылку живой плетьевидной змеей, случайно выбравшейся из коробки...
   - Этот анекдот основан на том, что древесные плетьевидные змеи прекрасно умеют притворяться, - сказала в заключение Баталина, - они подолгу замирают и становятся похожими на сучья и веточки деревьев или тонкие лианы и даже раскачиваются и колышутся на ветру. Оснований для курьезных выдумок более чем достаточно...
   Вдруг она смолкла и быстро посмотрела в окно.
   - Мне послышалось... - начала она и не договорила. Разговоры разом оборвались, все прислушались. Я запомнил выражение какого-то неопределенного беспокойства на лицах, густую синеву неба за окном и черные силуэты персиковых деревьев в фиолетовой дымке. Затем припоминаю раздавшийся в тишине легкий скрип перекидного мостика, чьи-то ритмичные тяжелые шаги по деревянному настилу. Кто-то вошел в царство змей в самую опасную пору. Саша Бронников и одна из лаборанток кинулись к окну. Два взволнованных голоса окликнули человека, который шагал по змеиным владениям, задевая ветви деревьев. Ответом был только шорох листьев. Но вот раздалось невнятное пьяное бормотание.
   - Назад! Эй, кто там?! - закричали мы громко и нестройно, вглядываясь в ночную тьму.
   - Несчастный! - тревожно вскрикнула Ирина Павловна. - Змеи не терпят, когда мешают их ночной охоте!
   Мы растерянно сгрудились у окна.
   - Что ж мы медлим! - спохватилась Баталина. - Скорее защитные костюмы! Где они, кто знает?
   Но это знали лишь наши змееловы. Одни бросились искать защитные костюмы в мастерской плотника, другие - в сторожевой будке. Ирина Павловна, я и еще двое сотрудников замерли у распахнутого окна.
   Не успели стихнуть быстрые шаги в коридоре, как мы услышали из сада приглушенное восклицание, потом громкую брань. Затем кто-то принялся топать или танцевать под деревьями. До нас доносились проклятия и испуганный возглас внезапно протрезвевшего человека: "Тьфу, гады! Здесь полно вас!" Послышалось нечто похожее на рычание и новое восклицание: "Ууу... проклятые! Ибрагим вам покажет!.. Перетопчу, как червей!" Прежде чем мы успели сообразить, что означали эти крики, Баталина выпрыгнула из окна... Окно метрах в двух от земли. После короткого замешательства я и еще кто-то почти одновременно прыгнули вслед за ней.
   - Не сметь за мной! - резко бросила Ирина Павловна и метнулась к опущенному мостику. Мы устремились за ней.
   - Вы слышали приказ?! - крикнула она, на мгновение обернувшись в нашу сторону.
   Баталина находилась уже в питомнике.
   Свет из окна на мгновение осветил ее лицо и большие расширенные глаза. Я замешкался у мостика. И почти с отчаянием воскликнул:
   - Вы не должны!.. - Мне хотелось предупредить, что женщины чувствительнее к яду, чем мужчины, и я закричал: - Для женщин укус опаснее!
   Звук собственного голоса неожиданно придал мне решимость. Приказ Баталиной вылетел у меня из головы, в два прыжка я преодолел перекидной мостик. Но Ирина Павловна успела скрыться за рядами черных деревьев. За мной быстро перебежала мостик девушка. Из темноты неслись стоны и всхлипывания. Что-то слабо хрустнуло под ногой, и послышалось шипение. Иголкой кольнуло сердце. Я мгновенно отпрыгнул во мрак. Ветви хлестнули по лицу, сучок содрал кожу на ухе. Выставив вперед руку, защищая другой глаза, я побежал туда, где раздавались голоса. Еще раз злобное шипение раздалось где-то рядом. Я шарахнулся в сторону. Потом наткнулся на земляное полушарие и оцепенел от ужаса. Здесь нетрудно было получить сразу несколько укусов! Возле домиков всегда держались змеи. Но сейчас их, должно быть, не было... Каждый нерв напрягся как струна. Мне казалось, что я ощущаю запах тления. А может, это пахли персики? Отовсюду мне чудились посвисты и шипение, мерещились готовые к смертоносному броску змеи... Неожиданно я услышал рядом глухие пьяные стенания и сухой четкий голос Баталиной.
   - Всеволод? - наугад спросила она. Я выбрался из сплетения ветвей и наклонился над распростертым телом. Разумеется, это был один из любителей спиртного.
   - Так вы не сочли нужным подчиниться? - как-то с трудом, запинаясь, проговорила Ирина Павловна. Но в ее тоне я не уловил осуждения.
   - Вы не взяли фонарь? Попробуйте поднять его, - говорила она, - я, к несчастью, не смогу помочь вам. Идемте, идемте, Всеволод! - торопила она, пока я взваливал на плечи обмякшее тело змеелова. - Торопитесь, голубчик! Они могли его порядком искусать.
   Лицо змеелова касалось моей щеки. Оно было мокро от пота, в нос несло винным перегаром. "Спирт расширяет сосуды, - думал я, - и яд быстрое отравляет организм". С трудом удерживая равновесие, я медленно двигался в высокой траве. Былой страх выветрился полностью. Я шел размеренным размашистым шагом. Черные, словно нарисованные тушью, деревья проступали на фоне неба. Мужской голос окликнул нас. Он принадлежал Саше Бронникову. Он помог мне. Вдвоем мы почти бегом донесли змеелова до мостика. Тем временем кто-то догадался включить прожектор, осветивший нам путь.
   Первое время мы не знали, что и Ирина Павловна укушена. Мы хлопотали со шприцем и медикаментами вокруг дюжего змеелова, щупали пульс, покачивали головой, видя, как быстро падает у него кровяное давление. И тут, держась за косяк, в дверях директорского кабинета, куда принесли пострадавшего, показалась Баталина с мертвенным в бисере пота лицом и помутневшими глазами.
   - Сыворотку, - прошептала она едва слышно, - поливалентную. Не смогла определить змею.
   Она покачнулась, мы ее подхватили. Внимание наше рассредоточилось. Теперь уже приходилось спасать двух быстро холодевших людей. Клиническая картина отравления у змеелова была запутанна. На левой ноге и на руке мы обнаружили следы трех укусов. Они очень походили на булавочные уколы. Вокруг укусов кожа припухла и посинела. Должно быть, змеелов подвергся нападению змей с двумя различными типами ядов. Один из них разрушает стенки кровеносных сосудов, что приводит к многочисленным кровоизлияниям, так как кровь выпотевает в окружающие ткани. Помимо того, эти яды растворяют красные кровяные шарики, происходит так называемый гемолиз. В сосудах образуются сгущения крови тромбы, которые закупоривают кровяное русло. Смерть наступает от инфаркта или удушья. Такой тип яда у гадюк и гремучих змей. Другой тип, содержащий нейротоксины, влияет в основном на нервную систему и приводит к параличу дыхательных путей и дыхательного центра в мозгу. Укус гадюковых имеет как бы местный, ограниченный характер, укус змей с ядом второго типа вызывает общее отравление и потому намного опаснее...
   Нам скоро стало ясно, что Ирину Павловну укусила одна из кобр. Одышка, учащенное сердцебиение, тошнота, головокружение и рвота, сухость и горький вкус во рту, высокая температура не оставляли сомнений в диагнозе. Паралич дыхательных органов мог произойти в любую минуту. Но мы были во всеоружии. Вероятность того, что Баталина укушена гамадриадом, была ничтожна. Противозмеиные сыворотки и весь арсенал пузырьков и ампул для поддержания сердца всегда были у нас под рукой. Началась битва за жизнь, она велась с переменным успехом.
   У нашего змеелова на руке и ноге появились обширные отеки, развились пузыри с прозрачной жидкостью. Несколько раз он ненадолго терял дыхание. Грелки, инъекции адреналина с кофеином, сыворотка не принесли улучшения.
   Резиновые подушки со смесью кислорода и углекислого газа были разбросаны всюду. В полуоткрытую дверь тянулось из коридора сизое облачко. Там нервно курили. У змеелова стал все чаще пропадать пульс, лицо и шея багровели. В начале второго часа ночи человек, лежавший на диване в кабинете директора, бессильно уронил голову. Все было кончено...
   В соседней комнате отчаянно боролась со смертью Баталина. Пульс слабо прощупывался. В течение шести часов ей ввели двести сорок миллиграммов сыворотки "антикобра", глюкозу и вещества для поддержания деятельности сердца. Еще через два часа всем стало ясно, что ее жизнь вне опасности. Выдержке Баталиной позавидовал бы любой мужчина... Дело в том, что при лечении от змеиного яда большое значение имеет психическое состояние человека, моральный фактор. Только от сознания, что их укусила змея, многие пострадавшие полностью лишаются самообладания. Это вполне понятно. Но необоримое чувство страха очень осложняет лечение. А Ирина Павловна, работая столько лет со змеями, научилась смотреть на них как на обычных пресмыкающихся, наделенных некоторыми неприятными свойствами. Она их не боялась, как боится большинство людей, не видела в них ничего сверхъестественного. Так по крайней мере мы думали. Возможно, впрочем, она просто умела владеть собой.
   На второй и третий день у нее возобновлялись рвота и судороги рук и ног. Что и говорить, на работе у нас в те дни ничего не клеилось. Мы ходили подавленные и мрачные, и перспектива брать в руки ядовитых гадов приводила многих в содрогание. Когда на шестой день руководительница нашего института первый раз прошлась по лаборатории, в обычной деловой манере расспрашивая о работе, мы устроили ей шумную встречу и подобающим образом отметили ее выздоровление.
   Скоро все вошло в обычную колею, потекли будни, похожие друг на друга, как близнецы. Я делал инъекции лошадям и проверял сыворотки на животных. Кошки, например, менее чувствительны к яду кобры, чем собаки, а черные голуби, как ни странно, более, чем белые. Наименее чувствительны к нему лягушки и коричневые крысы, опаснее яд для белых крыс, мышей, морских свинок и в еще большей степени для кроликов.
   Признаюсь, в моей работе долго ничего не получалось. Я выделил отравляющие начала. Это оказалось довольно сложно, но дальше дело некоторое время не двигалось. Я был раздражен серией неудач и старался реже встречаться с Ириной Павловной. Вероятно, она замечала, что я нервничал, потому что как-то после очередного собрания комсомольского актива в начале июня зашла в мой кабинет с очевидным намерением поговорить. Баталина застала меня за довольно хаотическими поисками в груде специальной литературы некоего "нового пути". Я в смущении сгреб авторитетов в выцветших переплетах и освободил стул.
   - Зачем столько нервов, Всеволод, - внешне серьезно заметила она, присаживаясь. - Ни вы, ни книги не виноваты. - Она оперлась на локти и машинально надела очки, которыми пользовалась, когда читала. Тем же непроизвольным движением она сняла их.
   - В них можно найти почти все, но ничего из того, что нужно мне, невпопад сказал я.