Страница:
Оказывается, не сом заплыл в его территориальные воды, а чудо-юдо Рыба Кит.
Стас вяло придвинул к себе коллекцию Франклинов и меланхолично шкрябнул верхнего президента пальцем по носу. Бумага на ощупь была правильная, шероховатая точь в точь. Если это были фальшивые баксы, то, как минимум, не принтером деланные.
– Прошу прощения, – из кресла поднялся совсем другой Стас, не лебезящий приказчик и не экскурсовод не от мира сего, а деловой и собранный молодой человек. Подбородок волевой, пусть слегка и оплывший, взгляд сердечный, пусть чуть-чуть жуликоватый, нос гантелей, но это ничего не значит. Пачку долларов молодой человек крепко держал в руке и сдирал банковскую упаковку без всякого трепета, а сам шарил глазами вокруг да около.
Что понравилось, так это реакция гостя. Он не стал во все зенки пялиться на руки Стаса: попробует умыкнуть или не попробует тот пару купюр из стопки. Уже хорошо. Не марамой. И с чувством собственного достоинства. Или с осознанием своей силы.
Наконец Стас приметил то, что искал. Детектор валют – наверное спьяну укутанный в фанатовский бело-синий шарф «Зенит» – каким-то образом занесло под этажерку с крохотными мейсенскими фарфоровыми фигурками: пастушки и пастухи. За детектором обнаружилось обросшее пыльной бородой первое издание «Петербурга» Андрея Белого (Так вот куда оно делось!) и видеокассета неприличного содержания.
И книга, и детектор перекочевали на стол, потеснив прочее барахло. Стас совершал необходимые манипуляции, а сам продолжал краем глаза следить за гостем. Ну, не может быть, чтобы доллары были подлинными. Ну, кто, скажите на милость, в наше время сам, по доброй воле пожелает платить вперед? Скорее уж бабки – добротная фальшивка. Через пару часов гость вернется с дюжими дружками, дескать, гони зеленку назад, я передумал. И почто, милый друг, ты мне паленые грины возвертаешь? Я тебе настоящие давал, ничего не знаю. Значит, будешь должен. Со счетчиком это получится…
Все степени защиты оказались на месте. И на верхней купюре, и на купюре из середины пачки. Стас даже испытал некоторое разочарование:
– Итак, я вас слушаю. – Стас загнал себя обратно в кресло. Закинул ногу на ногу. Cама любезность.
– Я уже сказал главное. Нужно найти гривну, – снова едва не зевнул странный гость, возвращаясь к стилю «остывший вулкан». – Ты будешь искать, пока не найдешь, – опередил зреющий вопрос Стаса странный гость. – Пять штук на расходы. А это, – в левой руке странного визитера неведомо откуда возникла крупная белая монета. – Задаток…
Монета покатилась по столу и упала бы, не поймай ее Стас.
– Ну я пошел. Не провожай, – с усилием поднялся гость из кресла, опираясь почему-то только левой рукой, хотя удобнее было бы двумя. Кресло облегченно скрипнуло. – Искать меня тоже не надо. Сам тебя найду. – Гость уже выходил из кабинета. И каждый шаг отражался дрожанием матовых подвесок на люстре.
И все таки Стас проследовал за гостем в прихожую, успел испугаться, что визитер нечаянно заденет и обрушит лупоглазое чучело белки, на мордашке которой таксидермист так и не смог выправить пилообразный оскал смерти, и сам разобрался с замками. Не любил, когда к ним прикасаются чужие руки. А когда дверь за гостем захлопнулась, Cтас почему-то облегченно вздохнул. C уходом гостя в квартире ощутимо стало больше места и, как будто, светлее. Стас разжал ладонь. На пересечении линий судьбы покоился серебряный доллар. Не старинный, но старый: тысяча девятьсот двадцать второго года.
– Стр-р-ранный задаток, – произнес вслух Стас и постоял так некоторое время: с долларом на разжатой ладони. Глазами встретился с отражениями в высоком трюмо довоенной работы. Бурый паркет за спиной штриховал содержание полуовальных рам. Из-за трюмо выглядывала поленница свернутых в скатки кумачовых вымпелов и флагов. Этот товар завис у Стаса намертво.
Затем сунул доллар в карман домашних фланелевых брюк, пропутешествовал на кухню и уже открыл холодильник, и уже потянулся за банкой контрабандного «Хольстена». Но нет. Пнув дверь холодильника, Стас вернулся в кабинет, сгреб разъехавшуюся стопку стодолларовых купюр и ссыпал в конверт виниловой пластинки группы «Браво». А пластинку засунул между двойником «Реки и мосты» «Машины времени» и «Как тревожен этот путь» Пугачевой. На первое время такой тайник сгодится.
Место вертушки в доме давно занял лазерник, но у Стаса, как почитателя любой старины, рука не поднималась снести добрый заслуженный и некогда запиленный до писка винил в мусоропровод. И около трехсот дисков спокойно мурыжилось между тумбами стола.
Тут Стасу вспомнилась холодная гримаса гостя, и он снова отправился через прихожую на кухню за холодным пивом. В прихожей книжные полки высились до самого потолка. Пониже – беллетристика, справочники типа «Как увести чужую жену», или «Шанкара и индийская философия», повыше альбомы типа «Кустодиев», «Рубенс», или «Картины фламандских мастеров». На полпути Стас остановился, переставил стремянку и с самого верха извлек пухлый, неловкий, весом не менее трех килограммов, каталог Краузе за девяносто пятый год. Купил когда-то по случаю, хотя на нумизматику не западал: работал с более солидным антиквариатом.
Листать каталог, балансируя на стремянке, оказалось нелегкой задачей. Пришлось слезть. Зашуршали тонкие папиросные страницы. Раздел «United States» размещался по алфавиту, почти в самом конце. С первого захода Стас раздел пролистнул и оказался в «Vatican Citi». Большая часть римских пап с аверсов и реверсов фотокопий монет воротила от Стаса морды, то есть монеты хранили их профили.
Cтас отлистал страницы назад: двухцентовики прошлого века, серебряные трехцентовики, никелевые трехцентовики… Стас уселся в прихожей прямо на относительно чистое пятно на полу, чтобы было удобней… Никелевые пятицентовики времен войны Севера и Юга. Пятицентовики с изображением бизона, четвертаки, полдоллара с орлом, скорее похожим на лебедя. Полдоллара с портретом Кеннеди. Начался раздел серебряных долларов. Стас принялся листать медленнее и наконец нашел.
Вынул полученную монету и сличил. На аверсе портрет Джорджа Моргана, на реверсе – орел с распростертыми крылами. Но… Но последние доллары с таким рисунком авторитет Краузе датировал двадцать первым годом. А в двадцать втором Монетный Двор Америки уже во всю штамповал на аверсе голову Свободы и умиротворенного орла со сложенными крыльями на реверсе.
Если принимать происходящее за чистую монету, в руках Стаса оказался раритет. Пробная монета, или монета, не пущенная в обращение и случайно избежавшая переплавки. Такая монета могла стоить и пять тысяч бакинских, и все сто. Но Стас больше испугался открытия, чем обрадовался. Вот тебе, тятя, и потухший вулкан.
В сидячем положении вдруг оказались заметны притаившиеся под стеллажами предметы: патрон губной помады, початая упаковка аглицких презервативов «Джекил и Хайд», простенький «серебряный» портсигар и бронзовый подсвечник. Оставив раскрытый каталог на полу в прихожей, Стас прошаркал к столу и тупо уставился на мятый рисунок гривны. Повертел листок так и эдак. И уже было снова надумал добраться до холодильника с пивом, как в голову пришла новая идея.
И мороз по коже побежал. И захотелось закурить, хотя бросил Стас это глупое дело с год назад.
Была – не была. Из-за стекла серванта Стас выудил совершенно новенькую «Практическую магию» Папюса – книгу для романтически настроенных домохозяек. Прежде чем возложить ее на стол, расчистил место: передвинул на самый край Андрея Белого и футляр с янтарной шкатулкой.
Вынув златоустовский кортик из ножен, кольнул острием средний палец. На пальце налилась алая бусинка крови. Кортик являлся единственной подлинной вещью в квартире. Остальное, включая дореволюционные издания классиков: копии, новоделы, или банальные подделки. Серьезных вещей Стас дома не держал. Научен.
Зажмурившись, Стас стряхнул капельку на обложку Папюса. А когда открыл глаза, перед ним лежала никакая не «Практическая магия» в зеленом коленкоровом переплете, издание девяносто седьмого, второй дополнительный тираж, издательство «Ять». Перед ним лежал затянутый в свиную кожу древний фолиант.
Название стерлось, а может, его и не было. Углы объедены мышами.
И на триста шестьдесят пятой странице этого фолианта Стас нашел изображение, которое найти боялся. Заказанная гривна здесь была нарисована гораздо тщательней, почти с фотографической точностью.
Попал, ой, попал Стас. Очень непростую гривну ему заказали сыскать. И коль Стас принял задаток серебром, это значило, что отныне не будет ему покоя, пока не вручит из рук в руки заказчику искомое. Это значило, что отныне Стас завороженный, и сам себе не принадлежит.
ФРАГМЕНТ 3
Кола осталась только на донышке картонного стакана. И это с учетом нелюбви Максимыча к туземному напитку. Вокруг завтракал гамбургерами средний класс. Юные, вышколенные администратором до шаг вправо, шаг влево – уволен, барышни желали каждому посетителю «Приятного аппетита». За огромными, в полный рост, окнами-витринами боролись с ветром нечастые прохожие, нет-нет, да и неприязненно зыркающие на сидящих в тепле. Ничего не поделаешь – Родина.
Максимыч уже собирался плюнуть и уйти из «Макдональдса» – сколько можно щупать глазами коленки соплюшек? Стар он для такого бесперспективного занятия. Но в самый последний момент засек в дверях (естественно, сидел лицом ко входу) знакомое «кхе-кхе». Самуил Яковлевич издалека углядел Максимыча из-за спины какого-то толстяка и тут же напялил угодливую улыбку. Еще б рукой честь отдал, конспиратор… дешевый.
– Здравствуйте, господин Храпунов, – протолкавшись сквозь входящих и выходящих, изобразил поклоном почтение агент чуть погодя. Из подшефных только он и обращался к Максимычу по фамилии. Карман песочного плаща оттопыривал пестрый, свернутый в трубу журнал, вроде из тех, что валяются в холлах бизнес-центров: бери – не хочу.
– Садись уж, Флюгер, – кивнул Максимыч на свободный стул из красного пластика, прекрасно понимая, что взывать к соображениям конспирации бессмысленно. Никогда не заставить Флюгера потратиться в «Макдональдсе» даже на самый тощенький пакетик жареной картошки. Скорее удавится. С другой стороны, народу вокруг в достатке. Не очень-то двое беседующих трепаных мужиков будут бросаться в глаза.
– Причины, побудившие меня… – высокопарно начал Самуил Яковлевич, недоверчиво помещая зад в объятия красной пластмассы. В спинке стула зияли аккуратные вертикальные пустоты. Очень удобно, если ткнуть сквозь спинку в спину шилом. Тем более, что на красном кровь заметят далеко не сразу.
– Не выпендривайся, – вздохнул самую малость тяжелее чем нужно Максимыч. Окинул «пациента» цепким взглядом из-под седых бровей. Самуил выглядел более-менее. Видимо, дела шли относительно неплохо. Правда, костюмчик под плащиком – на три пуговицы, в полоску. Человек с достатком такой уже не примерит.
– Кхе-кхе. Так я и говорю, – как ни в чем не бывало продолжил Самуил Яковлевич – очень невероятные вещи в городе творятся. Обратился неделю назад ко мне один солидный клиент. Я раньше кое-какие его поручения выполнял, так он всегда платил исправно. – Самуил Яковлевич глянул в глаза Максимычу, но ничего в них не отгадав, после многозначительной паузы продолжил. – В данный момент мой клиент обеспечивает предвыборную кампанию одному очень перспективному кандидату. – Самуил Яковлевич снова замолчал. На этот раз пауза была взята для того, чтобы Максимыч успел про себя отметить, что агент Флюгер якшается только с «солидными» и «перспективными» гражданами, что не какое-нибудь хухры-мухры агент Флюгер.
Однако в глазах Максимыча восторг не проявился.
– Кхе-кхе. Мой клиент, как бы это сформулировать, – лицо Самуила Яковлевича выразило сложную мину (понимаю, мол, что прием мошеннический, но честному человеку в этом мире не прожить) – мой клиент нашел возможность просматривать телевыступления конкурентов своего кандидата до запуска в эфир.
– Это не по моему ведомству, – засопел Максимыч, наблюдая, как официантка усердно протирает тряпкой стол, а Самуил «полирует» официантку взглядом. – Это обыкновенная уголовка.
– В уголовке осведомителям меньше платят, – снова намекнул на гонорар живчиком вертящий головой, будто здесь у него назначена еще одна встреча, Самуил Яковлевич. – Но дело, собственно, в другом. Ко мне обращается солидный клиент, в сущности, с пустяковой просьбой: подыскать приличного колдуна – не «мистичкового», не шарлатана. И срок вполне достаточный – три дня. И я со своими связями, со своей безукоризненной, наконец, репутацией в инфернальном мире заказ выполнить не смог. – Финал доклада агент явно скомкал. Очевидно, потому что уже начал корить себя за слова про уголовку. Ведь знал, что стучать и туда, и в ИСАЯ, Максимыч не позволит ни под каким соусом. И шепнет где надо про некоторые делишки агента Флюгера. И – пиши пропало.
– Самуил, – криво улыбнулся Максимыч, – за что ты хочешь содрать с меня деньги? За то, что облажался перед заказчиком? Или за то, что нет у тебя надежных источников информации, и ничего-то ты толком о колдовских силах не знаешь?
Место рядом с ними намерилась занять молодая пара. Самуил яростно замахал на них рукой, и здесь Максимыч оказался с ним солидарен. Тем более, что девчонка выдалась на редкость приятная глазу, и хотелось хоть как-то досадить ее кавалеру.
– Свободно?
– Занято! – отрубили трепаные мужики одновременно.
– Кхе-кхе. Вы неправильно меня поняли, – тщательно процедив каждое слово, пока несмелая молодая пара отступает, Самуил Яковлевич заерзал на жестком, чтоб клиенты не засиживались, стуле. Стал похож на растрепанного в драке воробья. – Конечно, заказ я выполнил. Договорился с известным, даже очень известным магом. Вы и сами его знаете: маг Петров. Только, как вам и самому ведомо, господин Петров (послал же Господь фамилию человеку) к настоящей магии имеет такое же отношение, как поц к Торе.
Максимыч тоже отметил, что Самуил сожалеет об упоминании уголовки. Значит, дополнительно стращать агента не следует. Лучше вообще умолчать, пусть помучается: правильно ли понят намек, или командир ИСАЯ сделал совершенно другие выводы. Максимыч в один глоток добил плещущуюся на дне картонного стаканчика колу.
– Если коротко, Самуил, то шиш ты у меня денег за такую информацию получишь. – Максимыч уже не смотрел на стукача. Шарил глазами по ослепленному зайчиками электрических лампочек залу. Кто из посетителей входит, кто уходит, кто пришел сюда сразу после Флюгера? Так, на всякий случай.
– Помилуйте, господин Храпунов, – закусил обиду своей губой гражданин Самуил Яковлевич Берладский, наткнулся на полное равнодушие во взоре Максимыча и заканючил: – Кхе-кхе. Хоть такси оплатите, мне к гостинице «Москва» в десять поспеть нужно. – Рука агента нашарила пучок зубочисток в приборе и отправила в карман.
– Если «поспеть», то не «в десять», а «к десяти». Выпендриваешься, а русского языка не знаешь. Ладно, пошли, подброшу на своей служебной, – поднялся с места Максимыч. Как-никак стукачей нужно холить и лелеять.
Самуил Яковлевич заторопился следом. И если само собой получалось, что Максимычу, несмотря на неказистый вид, встречные дорогу уступали, то гражданину Берладскому приходилось уворачиваться от столкновений. Следом за ними никто не бросился. По крайней мере сразу.
Снаружи вдоль по проспекту пронизывающе дул ветер. Под ногами плямкала слякоть. У станции метро «Василеостровская», как обычно, толпился народ, мечтающий протиснуться внутрь. Шеренгой стояли бабушки с сигаретами на продажу.
«Волга» Максимыча припарковалась из пресловутой конспирации в квартале от «Макдональдса». И уши мерзляка Самуила Яковлевича успели покраснеть.
– Позови меня с собой, – упрашивала голосом Апиной радиостанция «Балтика». А может, это была какая другая певица. Максимыч молча кивнул на приемник, и шофер Саша тут же вырубил звук.
– В офис, – скомандовал Максимыч, захлопнув дверцу.
– У вас тут не иначе как ладаном пахнет, – устраиваясь на заднем сиденье, заявил гражданин Берладский и довольно запрыгал на мягком, будто впервые очутился в легковой машине.
– А ты хотел, чтоб мацой?
Самуил Яковлевич обиженно заткнулся, что и требовалось. Пропустив не торопящийся трамвай, «Волга» развернулась и пошла отсчитывать линии Васильевского острова в обратном порядке. Нерадивые пешеходы то и дело перебегали дорогу.
– Самуил, – окликнул пассажира Максимыч, когда «Волга» свернула с проспекта, – я что-то не понимаю. Твой депутат белых или черных магов заказывал?
Агент Флюгер оживился:
– В том-то и дело, уважаемый господин Храпунов. В том-то и дело, что любых. Работа пустяшная. Чуть-чуть пошептать над рекламными роликами конкурентов. Обсакралить, так сказать, до обратного результата. – Флюгер попытался в зеркальце поймать интерес молчаливого шофера, приглашая в собеседники: дескать, во жизнь пошла, вот в каком дерьме приходится отискивать копейку на пропитание. Однако внимание шофера безучастно ускользнуло.
– И ты так-таки и не смог никого подписать?
– В том-то и дело, – кивнул гражданин Берладский.
Даже мысленно Максимыч не мог наречь его иначе как «гражданином». Выехали на набережную. Въехали на мост. От одного вида плещущейся вороненой невской воды холод пробирал до косточек. Два фонаря за мостом почему-то оказались не выключенными и светились фиолетово-молочными бельмами.
– Самуил, – после паузы, как бы между прочим, поинтересовался Максимыч, – а ты Силантию звонил?
– Звонил, уважаемый господин Храпунов, – тяжко вздохнул агент Флюгер, – и Силантию звонил. И Соломону звонил. И еще двадцати весьма почтенным господам звонил.
Опять помолчали. За спиной остались омываемый черно-синей волной стадион и новая станция метро.
– А слыхал, – вроде как меняя тему, кивнул Максимыч на проносящуюся по правую руку Петропавловскую крепость, – в Петропавловке свой домовой живет, Меншикова помнит.
Сначала Самуил подумал, что Максимыч обращается к шоферу, потом понял, что к нему, и заискивающе хихикнул:
– Кхе-кхе. Горазды вы, господин Храпунов, прошу прощения, байки травить. Подобные сказки вы своим внукам, дай Господь бог им здоровьица, рассказывайте.
Максимыч искренне засмеялся:
– Ну пошутил про домового, ладно. Ты скажи, почему отказал Силантий?
– Не было Силантия дома. Супруга доложила, что и не предвидится. Взял отпуск и на дачу уехал. И чтоб больше не беспокоили.
Машина подпрыгнула на трамвайных рельсах и замерла на светофоре.
– Не понял, – Максимыч сдвинул кепку на затылок и почесал лоб. – Какая дача в конце октября? Ты мне еще скажи, будто «шекель» это сокращенно «шоколад»!
– Я тоже сначала подумал – чудит Силантий. А потом позвонил Соломону… – желание поделиться странными новостями было сильнее, чем желание обидеться на подначку.
– И что Соломон? – Максимыч качнулся на сиденье, когда «Волга» тронулась дальше.
– Отбыл на историческую родину. Шамбала – Шамбала – Шамбалалайка.
– С концами?
– Не знаю, – нехотя честно признался агент Флюгер. – И тогда я начал звонить всем подряд.
– Ну?.. Санек, пропусти-ка этот бежевый «москвичок». Что-то он мне не нравится.
Бежевый «москвич», довольный собой, разгоняя лужи, умчался вперед. Ничего подозрительного.
– Кто в командировке, кто в отпуске, где просто не берут трубку. На двадцатом номере я сказал себе: «Хватит», – грустно отчитался агент.
– Врешь, Самуил, где ж ты в Питере двадцать приличных колдунов насчитал?
Самуил Яковлевич понял, что попал впросак. Зеркальце, отражающее его физиономию, создавало впечатление, будто Самуил, отвернувшись на секундочку, откусил огромный шмат колбасы. Проглотить не получается, а жевать – совестно. Но стоило агенту открыть рот, впечатление пропало:
– Виноват, – легко согласился он. – Преувеличил. На…один, два… седьмом.
– А Передерию звонил? – стараясь, чтобы вопрос, ради которого, собственно, и затевался разговор, прозвучал как можно равнодушнее, поинтересовался Максимыч, меланхолично глядя в окно на осыпавшиеся кусты сирени и раскисшие грядки клумб Марсового поля.
– Вы смеетесь над бедным евреем, – печально и, главное, без запинки ответствовал агент Флюгер. – Кто такой я, и кто такой Передерий? Откуда мне, простому смертному, знать телефон Черного Колдуна?
– Действительно, – не стал без толку напрягать агента Максимыч. – Только вот что я тебе скажу, а ты послушай. Нынче мне Черный Колдун ох как нужен. Плачу за любую информацию об этой гидре.
– Вы прямо как красный комиссар из кино заговорили.
– Заговоришь тут, – только и сказал Максимыч и заметил, что его пальцы сжаты в кулаки. Нервишки, значит, пошаливают.
– Кхе-кхе, – вжав голову в плечи, решился Самуил Яковлевич. – Я извиняюсь, но ходят слухи, что вы, я извиняюсь, уважаемый господин Храпунов, случайно встретились с Передерием в метро. Правда ли, что в результате поединка вы столкнули Передерия под поезд и ему отрезало ногу? – голос Самуила Яковлевича был необычайно тонок и робок. Само почтение и полная готовность отречься от своего вопроса.
– Брехня, – фыркнул Максимыч.
– Ну и слава Господу, – сладко улыбнулся Самуил Яковлевич и верноподданно наметил пальцами в воздухе православный крест, не очень идущий ему к лицу. – Хотя, с другой стороны, тело у Черного Колдуна – проклятое. И нога отрезанная, случись такое, тут же вашу сторону приняла бы. Наверное, и самого Передерия выследить помогла бы.
– А ты неплохо подкован в колдовских делах, как я погляжу, – все хмурился чему-то своему Максимыч.
– Эх, кабы платили больше… – воздел очи к небу, вернее к обшивке салона, Самуил Яковлевич.
– А ногу… – загадочно сказал Максимыч, – ногу он Дьяволу отдал за крошку от философского камня. Камня познания.
Машина вывернула на Литейный. Громада Дома офицеров наехала на лобовое стекло. Максимыч вроде как не удержался и вроде как добродушно засмеялся:
– Ладно, до встречи! Будет что, звони. Санек, – это уже относилось к бессловесному шоферу, – Подбрось философа до гостиницы «Москва» и сразу обратно. – Неловко, задом вперед выбирающийся из машины командир зафиксировал обнажившееся под задранной штаниной Соломона полотно кальсон – бережет здоровье агент.
За спиной Максимыча тут же включилось радио «Балтика» – Он уехал прочь на ночной электричке… – пела вроде бы Алена Апина.
На лестнице Максимычу никто из подчиненных ( подчиненных в рамках мирской профессии ) не встретился, и это было кстати, поскольку на обычный служебный церемониал не имелось никакого желания. Откуда в обсакраленный мир просочилась информация о стычке Максимыча с Передерием?
Угрюмо отмерив шагами несколько колен коридора, Максимыч толкнул дверь рекламного отдела своей фирмы. Его ждали. Все, кому положено – кому положено по уровню «Пятница, 13-е». Остальные сотрудники ИСАЯ имели право появляться на площадке «Литейный» только по сигналам «Хеллоуин» или, не приведи Господи, «Армагеддон».
Петя, закинув ногу на ногу, сидел на стуле возле встроенного шкафа с верхней одеждой и пририсовывал будденовские усы гремлину с обложки пульп-ужастика. Увидев Максимыча, сел прямо. Книжку отложил – типа чужая. Павел Капустин, оттеснив кактус, занимал подоконник. Кактусу не повезло вдвойне, потому что пепел с беломорины стряхивался в его горшок. Илья – по совместительству начальник рекламного отдела – сидел за компьютером и с остервенением, гораздо злее чем обычно, отстреливал монстров, отключив звук.
– Максимыч, – он вырубил игру, острый нос нацелился на вошедшего. – Когда ты уже себе нормальную кепку купишь?
– А я тебе сколько раз говорил, сотри стрелялки из компьютера. В фирме не осталось ни одного сотрудника, который мне на тебя бы не настучал. Дисциплину разлагаешь, – в меру грозно приструнил начальник бойца и положил кепку на стол. Получившему за человеческие слабости прозвище «Хомяк» Павлу тоже досталось: – А ты какого лешего «Беломор» садишь? – ворчание как раз было обычное, чтобы верные бойцы хоть чуть-чуть расслабились. Максимыч прошел к встроенному шкафу и доверил тому плащ без одной пуговицы. Подергал дверцы на себя, от себя. Нет, вроде не скрипят.
– Да я что? – пожал плечами Павел и ловко зашвырнул окурок в форточку. Но не обмануть нюх начальника. За показной бесшабашностью беспокойство. Как на ладони.
– Петруша, – кивнул Максимыч младшему. – Кофе сообрази. И не будем мешкать, начнем с тебя.
Паша и Илья переглянулись понимающе. Значит, впереди муторное и тягучее, как песня чукчи, совещание. Горькую пилюлю командир отложил на десерт. Петя отодвинул стул, воткнул в низко прилепившуюся розетку кофейник и стал, не разгибаясь, выставлять из тумбы на стол одну за другой четыре чашки, банку «Нескафе», картонный громко шуршащий пакет сахара, ложки. Стажер уже полчаса выстраивал фразу с просьбой вернуть перехваченную неделю назад «на денек» сторублевку. И не смог эту фразу озвучить. Застеснялся:
Стас вяло придвинул к себе коллекцию Франклинов и меланхолично шкрябнул верхнего президента пальцем по носу. Бумага на ощупь была правильная, шероховатая точь в точь. Если это были фальшивые баксы, то, как минимум, не принтером деланные.
– Прошу прощения, – из кресла поднялся совсем другой Стас, не лебезящий приказчик и не экскурсовод не от мира сего, а деловой и собранный молодой человек. Подбородок волевой, пусть слегка и оплывший, взгляд сердечный, пусть чуть-чуть жуликоватый, нос гантелей, но это ничего не значит. Пачку долларов молодой человек крепко держал в руке и сдирал банковскую упаковку без всякого трепета, а сам шарил глазами вокруг да около.
Что понравилось, так это реакция гостя. Он не стал во все зенки пялиться на руки Стаса: попробует умыкнуть или не попробует тот пару купюр из стопки. Уже хорошо. Не марамой. И с чувством собственного достоинства. Или с осознанием своей силы.
Наконец Стас приметил то, что искал. Детектор валют – наверное спьяну укутанный в фанатовский бело-синий шарф «Зенит» – каким-то образом занесло под этажерку с крохотными мейсенскими фарфоровыми фигурками: пастушки и пастухи. За детектором обнаружилось обросшее пыльной бородой первое издание «Петербурга» Андрея Белого (Так вот куда оно делось!) и видеокассета неприличного содержания.
И книга, и детектор перекочевали на стол, потеснив прочее барахло. Стас совершал необходимые манипуляции, а сам продолжал краем глаза следить за гостем. Ну, не может быть, чтобы доллары были подлинными. Ну, кто, скажите на милость, в наше время сам, по доброй воле пожелает платить вперед? Скорее уж бабки – добротная фальшивка. Через пару часов гость вернется с дюжими дружками, дескать, гони зеленку назад, я передумал. И почто, милый друг, ты мне паленые грины возвертаешь? Я тебе настоящие давал, ничего не знаю. Значит, будешь должен. Со счетчиком это получится…
Все степени защиты оказались на месте. И на верхней купюре, и на купюре из середины пачки. Стас даже испытал некоторое разочарование:
– Итак, я вас слушаю. – Стас загнал себя обратно в кресло. Закинул ногу на ногу. Cама любезность.
– Я уже сказал главное. Нужно найти гривну, – снова едва не зевнул странный гость, возвращаясь к стилю «остывший вулкан». – Ты будешь искать, пока не найдешь, – опередил зреющий вопрос Стаса странный гость. – Пять штук на расходы. А это, – в левой руке странного визитера неведомо откуда возникла крупная белая монета. – Задаток…
Монета покатилась по столу и упала бы, не поймай ее Стас.
– Ну я пошел. Не провожай, – с усилием поднялся гость из кресла, опираясь почему-то только левой рукой, хотя удобнее было бы двумя. Кресло облегченно скрипнуло. – Искать меня тоже не надо. Сам тебя найду. – Гость уже выходил из кабинета. И каждый шаг отражался дрожанием матовых подвесок на люстре.
И все таки Стас проследовал за гостем в прихожую, успел испугаться, что визитер нечаянно заденет и обрушит лупоглазое чучело белки, на мордашке которой таксидермист так и не смог выправить пилообразный оскал смерти, и сам разобрался с замками. Не любил, когда к ним прикасаются чужие руки. А когда дверь за гостем захлопнулась, Cтас почему-то облегченно вздохнул. C уходом гостя в квартире ощутимо стало больше места и, как будто, светлее. Стас разжал ладонь. На пересечении линий судьбы покоился серебряный доллар. Не старинный, но старый: тысяча девятьсот двадцать второго года.
– Стр-р-ранный задаток, – произнес вслух Стас и постоял так некоторое время: с долларом на разжатой ладони. Глазами встретился с отражениями в высоком трюмо довоенной работы. Бурый паркет за спиной штриховал содержание полуовальных рам. Из-за трюмо выглядывала поленница свернутых в скатки кумачовых вымпелов и флагов. Этот товар завис у Стаса намертво.
Затем сунул доллар в карман домашних фланелевых брюк, пропутешествовал на кухню и уже открыл холодильник, и уже потянулся за банкой контрабандного «Хольстена». Но нет. Пнув дверь холодильника, Стас вернулся в кабинет, сгреб разъехавшуюся стопку стодолларовых купюр и ссыпал в конверт виниловой пластинки группы «Браво». А пластинку засунул между двойником «Реки и мосты» «Машины времени» и «Как тревожен этот путь» Пугачевой. На первое время такой тайник сгодится.
Место вертушки в доме давно занял лазерник, но у Стаса, как почитателя любой старины, рука не поднималась снести добрый заслуженный и некогда запиленный до писка винил в мусоропровод. И около трехсот дисков спокойно мурыжилось между тумбами стола.
Тут Стасу вспомнилась холодная гримаса гостя, и он снова отправился через прихожую на кухню за холодным пивом. В прихожей книжные полки высились до самого потолка. Пониже – беллетристика, справочники типа «Как увести чужую жену», или «Шанкара и индийская философия», повыше альбомы типа «Кустодиев», «Рубенс», или «Картины фламандских мастеров». На полпути Стас остановился, переставил стремянку и с самого верха извлек пухлый, неловкий, весом не менее трех килограммов, каталог Краузе за девяносто пятый год. Купил когда-то по случаю, хотя на нумизматику не западал: работал с более солидным антиквариатом.
Листать каталог, балансируя на стремянке, оказалось нелегкой задачей. Пришлось слезть. Зашуршали тонкие папиросные страницы. Раздел «United States» размещался по алфавиту, почти в самом конце. С первого захода Стас раздел пролистнул и оказался в «Vatican Citi». Большая часть римских пап с аверсов и реверсов фотокопий монет воротила от Стаса морды, то есть монеты хранили их профили.
Cтас отлистал страницы назад: двухцентовики прошлого века, серебряные трехцентовики, никелевые трехцентовики… Стас уселся в прихожей прямо на относительно чистое пятно на полу, чтобы было удобней… Никелевые пятицентовики времен войны Севера и Юга. Пятицентовики с изображением бизона, четвертаки, полдоллара с орлом, скорее похожим на лебедя. Полдоллара с портретом Кеннеди. Начался раздел серебряных долларов. Стас принялся листать медленнее и наконец нашел.
Вынул полученную монету и сличил. На аверсе портрет Джорджа Моргана, на реверсе – орел с распростертыми крылами. Но… Но последние доллары с таким рисунком авторитет Краузе датировал двадцать первым годом. А в двадцать втором Монетный Двор Америки уже во всю штамповал на аверсе голову Свободы и умиротворенного орла со сложенными крыльями на реверсе.
Если принимать происходящее за чистую монету, в руках Стаса оказался раритет. Пробная монета, или монета, не пущенная в обращение и случайно избежавшая переплавки. Такая монета могла стоить и пять тысяч бакинских, и все сто. Но Стас больше испугался открытия, чем обрадовался. Вот тебе, тятя, и потухший вулкан.
В сидячем положении вдруг оказались заметны притаившиеся под стеллажами предметы: патрон губной помады, початая упаковка аглицких презервативов «Джекил и Хайд», простенький «серебряный» портсигар и бронзовый подсвечник. Оставив раскрытый каталог на полу в прихожей, Стас прошаркал к столу и тупо уставился на мятый рисунок гривны. Повертел листок так и эдак. И уже было снова надумал добраться до холодильника с пивом, как в голову пришла новая идея.
И мороз по коже побежал. И захотелось закурить, хотя бросил Стас это глупое дело с год назад.
Была – не была. Из-за стекла серванта Стас выудил совершенно новенькую «Практическую магию» Папюса – книгу для романтически настроенных домохозяек. Прежде чем возложить ее на стол, расчистил место: передвинул на самый край Андрея Белого и футляр с янтарной шкатулкой.
Вынув златоустовский кортик из ножен, кольнул острием средний палец. На пальце налилась алая бусинка крови. Кортик являлся единственной подлинной вещью в квартире. Остальное, включая дореволюционные издания классиков: копии, новоделы, или банальные подделки. Серьезных вещей Стас дома не держал. Научен.
Зажмурившись, Стас стряхнул капельку на обложку Папюса. А когда открыл глаза, перед ним лежала никакая не «Практическая магия» в зеленом коленкоровом переплете, издание девяносто седьмого, второй дополнительный тираж, издательство «Ять». Перед ним лежал затянутый в свиную кожу древний фолиант.
Название стерлось, а может, его и не было. Углы объедены мышами.
И на триста шестьдесят пятой странице этого фолианта Стас нашел изображение, которое найти боялся. Заказанная гривна здесь была нарисована гораздо тщательней, почти с фотографической точностью.
Попал, ой, попал Стас. Очень непростую гривну ему заказали сыскать. И коль Стас принял задаток серебром, это значило, что отныне не будет ему покоя, пока не вручит из рук в руки заказчику искомое. Это значило, что отныне Стас завороженный, и сам себе не принадлежит.
ФРАГМЕНТ 3
ГЕКСАГРАММА ЦЯНЬ
«ТВОРЧЕСТВО»
ВОЗГОРДИВШИЙСЯ ДРАКОН
Вторник. День постный. Апогей луны. Приливные силы Луны могут провоцировать головные боли, психические срывы, обострить сахарный диабет и астму. Неблагополучный день для Тельцов, Раков и Скорпионов. Для умиротворения начальства в этот день рекомендуется иметь в одежде какую-нибудь желтую деталь. Если в этот день чешется правая ладонь – к прибыли, левая – к убытку.
Кола осталась только на донышке картонного стакана. И это с учетом нелюбви Максимыча к туземному напитку. Вокруг завтракал гамбургерами средний класс. Юные, вышколенные администратором до шаг вправо, шаг влево – уволен, барышни желали каждому посетителю «Приятного аппетита». За огромными, в полный рост, окнами-витринами боролись с ветром нечастые прохожие, нет-нет, да и неприязненно зыркающие на сидящих в тепле. Ничего не поделаешь – Родина.
Максимыч уже собирался плюнуть и уйти из «Макдональдса» – сколько можно щупать глазами коленки соплюшек? Стар он для такого бесперспективного занятия. Но в самый последний момент засек в дверях (естественно, сидел лицом ко входу) знакомое «кхе-кхе». Самуил Яковлевич издалека углядел Максимыча из-за спины какого-то толстяка и тут же напялил угодливую улыбку. Еще б рукой честь отдал, конспиратор… дешевый.
– Здравствуйте, господин Храпунов, – протолкавшись сквозь входящих и выходящих, изобразил поклоном почтение агент чуть погодя. Из подшефных только он и обращался к Максимычу по фамилии. Карман песочного плаща оттопыривал пестрый, свернутый в трубу журнал, вроде из тех, что валяются в холлах бизнес-центров: бери – не хочу.
– Садись уж, Флюгер, – кивнул Максимыч на свободный стул из красного пластика, прекрасно понимая, что взывать к соображениям конспирации бессмысленно. Никогда не заставить Флюгера потратиться в «Макдональдсе» даже на самый тощенький пакетик жареной картошки. Скорее удавится. С другой стороны, народу вокруг в достатке. Не очень-то двое беседующих трепаных мужиков будут бросаться в глаза.
– Причины, побудившие меня… – высокопарно начал Самуил Яковлевич, недоверчиво помещая зад в объятия красной пластмассы. В спинке стула зияли аккуратные вертикальные пустоты. Очень удобно, если ткнуть сквозь спинку в спину шилом. Тем более, что на красном кровь заметят далеко не сразу.
– Не выпендривайся, – вздохнул самую малость тяжелее чем нужно Максимыч. Окинул «пациента» цепким взглядом из-под седых бровей. Самуил выглядел более-менее. Видимо, дела шли относительно неплохо. Правда, костюмчик под плащиком – на три пуговицы, в полоску. Человек с достатком такой уже не примерит.
– Кхе-кхе. Так я и говорю, – как ни в чем не бывало продолжил Самуил Яковлевич – очень невероятные вещи в городе творятся. Обратился неделю назад ко мне один солидный клиент. Я раньше кое-какие его поручения выполнял, так он всегда платил исправно. – Самуил Яковлевич глянул в глаза Максимычу, но ничего в них не отгадав, после многозначительной паузы продолжил. – В данный момент мой клиент обеспечивает предвыборную кампанию одному очень перспективному кандидату. – Самуил Яковлевич снова замолчал. На этот раз пауза была взята для того, чтобы Максимыч успел про себя отметить, что агент Флюгер якшается только с «солидными» и «перспективными» гражданами, что не какое-нибудь хухры-мухры агент Флюгер.
Однако в глазах Максимыча восторг не проявился.
– Кхе-кхе. Мой клиент, как бы это сформулировать, – лицо Самуила Яковлевича выразило сложную мину (понимаю, мол, что прием мошеннический, но честному человеку в этом мире не прожить) – мой клиент нашел возможность просматривать телевыступления конкурентов своего кандидата до запуска в эфир.
– Это не по моему ведомству, – засопел Максимыч, наблюдая, как официантка усердно протирает тряпкой стол, а Самуил «полирует» официантку взглядом. – Это обыкновенная уголовка.
– В уголовке осведомителям меньше платят, – снова намекнул на гонорар живчиком вертящий головой, будто здесь у него назначена еще одна встреча, Самуил Яковлевич. – Но дело, собственно, в другом. Ко мне обращается солидный клиент, в сущности, с пустяковой просьбой: подыскать приличного колдуна – не «мистичкового», не шарлатана. И срок вполне достаточный – три дня. И я со своими связями, со своей безукоризненной, наконец, репутацией в инфернальном мире заказ выполнить не смог. – Финал доклада агент явно скомкал. Очевидно, потому что уже начал корить себя за слова про уголовку. Ведь знал, что стучать и туда, и в ИСАЯ, Максимыч не позволит ни под каким соусом. И шепнет где надо про некоторые делишки агента Флюгера. И – пиши пропало.
– Самуил, – криво улыбнулся Максимыч, – за что ты хочешь содрать с меня деньги? За то, что облажался перед заказчиком? Или за то, что нет у тебя надежных источников информации, и ничего-то ты толком о колдовских силах не знаешь?
Место рядом с ними намерилась занять молодая пара. Самуил яростно замахал на них рукой, и здесь Максимыч оказался с ним солидарен. Тем более, что девчонка выдалась на редкость приятная глазу, и хотелось хоть как-то досадить ее кавалеру.
– Свободно?
– Занято! – отрубили трепаные мужики одновременно.
– Кхе-кхе. Вы неправильно меня поняли, – тщательно процедив каждое слово, пока несмелая молодая пара отступает, Самуил Яковлевич заерзал на жестком, чтоб клиенты не засиживались, стуле. Стал похож на растрепанного в драке воробья. – Конечно, заказ я выполнил. Договорился с известным, даже очень известным магом. Вы и сами его знаете: маг Петров. Только, как вам и самому ведомо, господин Петров (послал же Господь фамилию человеку) к настоящей магии имеет такое же отношение, как поц к Торе.
Максимыч тоже отметил, что Самуил сожалеет об упоминании уголовки. Значит, дополнительно стращать агента не следует. Лучше вообще умолчать, пусть помучается: правильно ли понят намек, или командир ИСАЯ сделал совершенно другие выводы. Максимыч в один глоток добил плещущуюся на дне картонного стаканчика колу.
– Если коротко, Самуил, то шиш ты у меня денег за такую информацию получишь. – Максимыч уже не смотрел на стукача. Шарил глазами по ослепленному зайчиками электрических лампочек залу. Кто из посетителей входит, кто уходит, кто пришел сюда сразу после Флюгера? Так, на всякий случай.
– Помилуйте, господин Храпунов, – закусил обиду своей губой гражданин Самуил Яковлевич Берладский, наткнулся на полное равнодушие во взоре Максимыча и заканючил: – Кхе-кхе. Хоть такси оплатите, мне к гостинице «Москва» в десять поспеть нужно. – Рука агента нашарила пучок зубочисток в приборе и отправила в карман.
– Если «поспеть», то не «в десять», а «к десяти». Выпендриваешься, а русского языка не знаешь. Ладно, пошли, подброшу на своей служебной, – поднялся с места Максимыч. Как-никак стукачей нужно холить и лелеять.
Самуил Яковлевич заторопился следом. И если само собой получалось, что Максимычу, несмотря на неказистый вид, встречные дорогу уступали, то гражданину Берладскому приходилось уворачиваться от столкновений. Следом за ними никто не бросился. По крайней мере сразу.
Снаружи вдоль по проспекту пронизывающе дул ветер. Под ногами плямкала слякоть. У станции метро «Василеостровская», как обычно, толпился народ, мечтающий протиснуться внутрь. Шеренгой стояли бабушки с сигаретами на продажу.
«Волга» Максимыча припарковалась из пресловутой конспирации в квартале от «Макдональдса». И уши мерзляка Самуила Яковлевича успели покраснеть.
– Позови меня с собой, – упрашивала голосом Апиной радиостанция «Балтика». А может, это была какая другая певица. Максимыч молча кивнул на приемник, и шофер Саша тут же вырубил звук.
– В офис, – скомандовал Максимыч, захлопнув дверцу.
– У вас тут не иначе как ладаном пахнет, – устраиваясь на заднем сиденье, заявил гражданин Берладский и довольно запрыгал на мягком, будто впервые очутился в легковой машине.
– А ты хотел, чтоб мацой?
Самуил Яковлевич обиженно заткнулся, что и требовалось. Пропустив не торопящийся трамвай, «Волга» развернулась и пошла отсчитывать линии Васильевского острова в обратном порядке. Нерадивые пешеходы то и дело перебегали дорогу.
– Самуил, – окликнул пассажира Максимыч, когда «Волга» свернула с проспекта, – я что-то не понимаю. Твой депутат белых или черных магов заказывал?
Агент Флюгер оживился:
– В том-то и дело, уважаемый господин Храпунов. В том-то и дело, что любых. Работа пустяшная. Чуть-чуть пошептать над рекламными роликами конкурентов. Обсакралить, так сказать, до обратного результата. – Флюгер попытался в зеркальце поймать интерес молчаливого шофера, приглашая в собеседники: дескать, во жизнь пошла, вот в каком дерьме приходится отискивать копейку на пропитание. Однако внимание шофера безучастно ускользнуло.
– И ты так-таки и не смог никого подписать?
– В том-то и дело, – кивнул гражданин Берладский.
Даже мысленно Максимыч не мог наречь его иначе как «гражданином». Выехали на набережную. Въехали на мост. От одного вида плещущейся вороненой невской воды холод пробирал до косточек. Два фонаря за мостом почему-то оказались не выключенными и светились фиолетово-молочными бельмами.
– Самуил, – после паузы, как бы между прочим, поинтересовался Максимыч, – а ты Силантию звонил?
– Звонил, уважаемый господин Храпунов, – тяжко вздохнул агент Флюгер, – и Силантию звонил. И Соломону звонил. И еще двадцати весьма почтенным господам звонил.
Опять помолчали. За спиной остались омываемый черно-синей волной стадион и новая станция метро.
– А слыхал, – вроде как меняя тему, кивнул Максимыч на проносящуюся по правую руку Петропавловскую крепость, – в Петропавловке свой домовой живет, Меншикова помнит.
Сначала Самуил подумал, что Максимыч обращается к шоферу, потом понял, что к нему, и заискивающе хихикнул:
– Кхе-кхе. Горазды вы, господин Храпунов, прошу прощения, байки травить. Подобные сказки вы своим внукам, дай Господь бог им здоровьица, рассказывайте.
Максимыч искренне засмеялся:
– Ну пошутил про домового, ладно. Ты скажи, почему отказал Силантий?
– Не было Силантия дома. Супруга доложила, что и не предвидится. Взял отпуск и на дачу уехал. И чтоб больше не беспокоили.
Машина подпрыгнула на трамвайных рельсах и замерла на светофоре.
– Не понял, – Максимыч сдвинул кепку на затылок и почесал лоб. – Какая дача в конце октября? Ты мне еще скажи, будто «шекель» это сокращенно «шоколад»!
– Я тоже сначала подумал – чудит Силантий. А потом позвонил Соломону… – желание поделиться странными новостями было сильнее, чем желание обидеться на подначку.
– И что Соломон? – Максимыч качнулся на сиденье, когда «Волга» тронулась дальше.
– Отбыл на историческую родину. Шамбала – Шамбала – Шамбалалайка.
– С концами?
– Не знаю, – нехотя честно признался агент Флюгер. – И тогда я начал звонить всем подряд.
– Ну?.. Санек, пропусти-ка этот бежевый «москвичок». Что-то он мне не нравится.
Бежевый «москвич», довольный собой, разгоняя лужи, умчался вперед. Ничего подозрительного.
– Кто в командировке, кто в отпуске, где просто не берут трубку. На двадцатом номере я сказал себе: «Хватит», – грустно отчитался агент.
– Врешь, Самуил, где ж ты в Питере двадцать приличных колдунов насчитал?
Самуил Яковлевич понял, что попал впросак. Зеркальце, отражающее его физиономию, создавало впечатление, будто Самуил, отвернувшись на секундочку, откусил огромный шмат колбасы. Проглотить не получается, а жевать – совестно. Но стоило агенту открыть рот, впечатление пропало:
– Виноват, – легко согласился он. – Преувеличил. На…один, два… седьмом.
– А Передерию звонил? – стараясь, чтобы вопрос, ради которого, собственно, и затевался разговор, прозвучал как можно равнодушнее, поинтересовался Максимыч, меланхолично глядя в окно на осыпавшиеся кусты сирени и раскисшие грядки клумб Марсового поля.
– Вы смеетесь над бедным евреем, – печально и, главное, без запинки ответствовал агент Флюгер. – Кто такой я, и кто такой Передерий? Откуда мне, простому смертному, знать телефон Черного Колдуна?
– Действительно, – не стал без толку напрягать агента Максимыч. – Только вот что я тебе скажу, а ты послушай. Нынче мне Черный Колдун ох как нужен. Плачу за любую информацию об этой гидре.
– Вы прямо как красный комиссар из кино заговорили.
– Заговоришь тут, – только и сказал Максимыч и заметил, что его пальцы сжаты в кулаки. Нервишки, значит, пошаливают.
– Кхе-кхе, – вжав голову в плечи, решился Самуил Яковлевич. – Я извиняюсь, но ходят слухи, что вы, я извиняюсь, уважаемый господин Храпунов, случайно встретились с Передерием в метро. Правда ли, что в результате поединка вы столкнули Передерия под поезд и ему отрезало ногу? – голос Самуила Яковлевича был необычайно тонок и робок. Само почтение и полная готовность отречься от своего вопроса.
– Брехня, – фыркнул Максимыч.
– Ну и слава Господу, – сладко улыбнулся Самуил Яковлевич и верноподданно наметил пальцами в воздухе православный крест, не очень идущий ему к лицу. – Хотя, с другой стороны, тело у Черного Колдуна – проклятое. И нога отрезанная, случись такое, тут же вашу сторону приняла бы. Наверное, и самого Передерия выследить помогла бы.
– А ты неплохо подкован в колдовских делах, как я погляжу, – все хмурился чему-то своему Максимыч.
– Эх, кабы платили больше… – воздел очи к небу, вернее к обшивке салона, Самуил Яковлевич.
– А ногу… – загадочно сказал Максимыч, – ногу он Дьяволу отдал за крошку от философского камня. Камня познания.
Машина вывернула на Литейный. Громада Дома офицеров наехала на лобовое стекло. Максимыч вроде как не удержался и вроде как добродушно засмеялся:
– Ладно, до встречи! Будет что, звони. Санек, – это уже относилось к бессловесному шоферу, – Подбрось философа до гостиницы «Москва» и сразу обратно. – Неловко, задом вперед выбирающийся из машины командир зафиксировал обнажившееся под задранной штаниной Соломона полотно кальсон – бережет здоровье агент.
За спиной Максимыча тут же включилось радио «Балтика» – Он уехал прочь на ночной электричке… – пела вроде бы Алена Апина.
На лестнице Максимычу никто из подчиненных ( подчиненных в рамках мирской профессии ) не встретился, и это было кстати, поскольку на обычный служебный церемониал не имелось никакого желания. Откуда в обсакраленный мир просочилась информация о стычке Максимыча с Передерием?
Угрюмо отмерив шагами несколько колен коридора, Максимыч толкнул дверь рекламного отдела своей фирмы. Его ждали. Все, кому положено – кому положено по уровню «Пятница, 13-е». Остальные сотрудники ИСАЯ имели право появляться на площадке «Литейный» только по сигналам «Хеллоуин» или, не приведи Господи, «Армагеддон».
Петя, закинув ногу на ногу, сидел на стуле возле встроенного шкафа с верхней одеждой и пририсовывал будденовские усы гремлину с обложки пульп-ужастика. Увидев Максимыча, сел прямо. Книжку отложил – типа чужая. Павел Капустин, оттеснив кактус, занимал подоконник. Кактусу не повезло вдвойне, потому что пепел с беломорины стряхивался в его горшок. Илья – по совместительству начальник рекламного отдела – сидел за компьютером и с остервенением, гораздо злее чем обычно, отстреливал монстров, отключив звук.
– Максимыч, – он вырубил игру, острый нос нацелился на вошедшего. – Когда ты уже себе нормальную кепку купишь?
– А я тебе сколько раз говорил, сотри стрелялки из компьютера. В фирме не осталось ни одного сотрудника, который мне на тебя бы не настучал. Дисциплину разлагаешь, – в меру грозно приструнил начальник бойца и положил кепку на стол. Получившему за человеческие слабости прозвище «Хомяк» Павлу тоже досталось: – А ты какого лешего «Беломор» садишь? – ворчание как раз было обычное, чтобы верные бойцы хоть чуть-чуть расслабились. Максимыч прошел к встроенному шкафу и доверил тому плащ без одной пуговицы. Подергал дверцы на себя, от себя. Нет, вроде не скрипят.
– Да я что? – пожал плечами Павел и ловко зашвырнул окурок в форточку. Но не обмануть нюх начальника. За показной бесшабашностью беспокойство. Как на ладони.
– Петруша, – кивнул Максимыч младшему. – Кофе сообрази. И не будем мешкать, начнем с тебя.
Паша и Илья переглянулись понимающе. Значит, впереди муторное и тягучее, как песня чукчи, совещание. Горькую пилюлю командир отложил на десерт. Петя отодвинул стул, воткнул в низко прилепившуюся розетку кофейник и стал, не разгибаясь, выставлять из тумбы на стол одну за другой четыре чашки, банку «Нескафе», картонный громко шуршащий пакет сахара, ложки. Стажер уже полчаса выстраивал фразу с просьбой вернуть перехваченную неделю назад «на денек» сторублевку. И не смог эту фразу озвучить. Застеснялся: