Страница:
– Ну, короче, мне соседка приснилась, – сказал он в нутро тумбы, откуда почему-то пахло морскими водорослями. Молодой тоже робко надеялся, что сегодня обычный ритуал будет опущен. Ан, вышло по другому.
– Сколько лет? – оживившись, завозился на подоконнике Капустин. Его простоватая, бугристая и мятая, словно герой усердно гробит печень и ночует в разных комнатах общежития ткацкой фабрики «Возрождение», физиономия расплылась с подозрительно масляным интересом.
– Семнадцать, – не поднимая головы, глухо отвечал Петя.
– Шеф, дозволь закурить, раз такое дело, – широко улыбнулся Павел Капустин и в полном соответствии с агентурной кличкой «Хомяк» достал из кармана горсть семечек.
– Обойдешься, – Максимыч сел на освободившийся после Пети стул. – Что-нибудь подозрительное?
Петя отрицательно покачал головой, не показывая лица, только уши стали пунцовыми. Одет он был в очень хороший шерстяной костюм. А вот ботиночки не соответствовали. Не заработал пока на ботиночки.
– Где? Когда? Детали! – упорствовал Максимыч, некстати ему вспомнились коленки девочек из «Макдональдса».
– У меня в квартире, на диване. Мамы дома не было.
– А куда делась мама? – пришла в голову Максимычу какая-то коварная мысль, хотя он уже чувствовал, догадывался, здесь подсказку у Судьбы не выведать. Ах, как сейчас пригодилась бы Максимычу такая подсказка!
– Да как-то…неважно. Это было во сне. Отсутствовала, и ладно. – Петя нечаянно просыпал ложку сахара на пол.
– Соседка что-нибудь говорила? Может, сопротивлялась? – поинтересовался Капустин с надеждой и стряхнул шелуху от семечки в горшок с кактусом.
– Нет, – виновато ответили пунцовые уши.
– А наяву у тебя с ней было? – подал голос Илья, склонив голову, словно примериваясь клюнуть острым носом. Глаза прищуренные, будто крот на солнце.
– Нет, – еще виноватей ответили пунцовые уши.
– На нет и суда нет. Обыкновенный сон здорового молодого человека. Без всякой мистики, к сожалению, – Максимыч решил больше не пытать юношу. – Теперь, Паша, твоя очередь. А ты, Петруша, толкуй. Заодно проверим, как самоподготовка ведется.
Паша задумчиво заскреб затылок. Сплюнул прилипшую к губе шелушинку:
– Особенного ничего не снилось.
– Ты, валяй, исповедуйся. А мы уж сами решим, – подхлестнул Илья, оставив надежду переломить сценарий шефа. Стал играть в «раньше сядем, раньше выйдем».
– Дача мне моя снилась. Яблони в цвету, благодать…
– И все?
– Почему все? Еще тюльпаны, хотя тюльпаны мы на даче не выращиваем. Я большой букет нарвал. – При показном ухарстве был Паша мягчайшим человеком. Конечно, если дело не касалось работы. И жена у него умница. А то, что Паша воровато оглядывался, даже когда выбрасывал в урну пустую пачку из-под папирос, так это порой даже было на руку. Помогало внедриться в граальную среду.
Петя зашевелился, набрал воздуха…
– Если не присочинил, – откоментировал Максимыч, – это к похвале. Видать, сниму с тебя строгач. А дальше? – Максимыч поморщился: не он – Петя должен был толмачить Пашин сон. Ладно – дал понять взглядом – больше поперед стажера в пекло лезть не будет.
– Воробьи громко чирикали. А потом косяк гусей пролетел.
Максимыч в который раз за утро недовольно поморщился, но смолчал, пристально свербя глазом Петю. Тот прокашлялся, как на экзамене. Начал робко, но к концу фразы голос обрел силу:
– Опять ничего конкретного. Обыкновенная метеорология. Гуси – к снегопаду. Гуси курлыкали?
– Нет, как воды в рот набрали. А вот воробьи надрывались, чуть не лопались.
– Везучий. Если б курлыкали … А воробьям можно. Это они к бабьим разговорам, – успел вставить Петя и получил одобрительный кивок шефа.
– Видно, будешь по левой наводке старушек у подъезда опрашивать. Ну, а у тебя что? – повернулся Максимыч к Илье.
– Да тоже ерунда какая-то. В карты всю ночь резался, – не рассусоливая, доложился начальник отдела рекламы.
– До полуночи снилось или ближе к утру? – Максимыч кивком поблагодарил Петю за протянутую чашку кофе.
– Тебе сколько сахара? – отвлек Петя отвечающего.
– Две ложки. Спасибо. Всю ночь снилось. Напролет.
– Много выиграл? – поинтересовался соратник с подоконника: – Или продулся?
– Так мы не на деньги играли, – принял чашку от Пети Илья, всем видом показывая, что ничего подозрительного в своем сне не видит, и пора переходить к следующему вопросу.
– На что и с кем? – оживился теперь командир, словно специально оттягивая главный разговор.
– С тобой, шеф, на щелбаны, – нехотя признался подчиненный.
Максимыч с досады ударил рукой по руке.
– Карты – к дальним путям-дорожкам, – посчитал нужным пояснить Петя. Опасаясь, что опять перебьют, повысил на полтона голос.
– Хочу заметить, уважаемые господа оперативные работнички, сны у вас – ни к черту. Ни одной зацепочки, хоть бы какой намек. Серьезней дрыхнуть надо, а не без задних ног. Может, галлюциноген заставить вас жрать перед сном в приказном порядке? – пробурчал командир.
– Не кипятись, шеф, – ссыпая недоеденные семечки в карман, откликнулся с подоконника Паша и взял чашку. – Что ты сразу за галлюциноген хватаешься, как за маузер. Сам знаешь, вкалываем день-деньской без продыху. Я вот не пойму, еще летом было хорошо, если хоть одно дело в неделю случится. А сейчас нечисть точно как с цепи сорвалась, а приглядеться – пустышку за пустышкой тянем.
– Такой длинный вымахал, а не знаешь, что лето – пора отпусков, – подначил приятеля Илья.
– Не, я серьезно.
– А если серьезно, – взял контроль в руки Максимыч. – Прекратите языки чесать! Переходим к докладам, – прихлебнул горячий напиток. – Начинай, Хомячок.
Павел привычно почесал рыжий затылок, отставил кофе к кактусу:
– Прибыл, значит, в Вырицу первой электричкой. Покрутился на вокзале. Потом отправился искать контору. Нашел.
– Без проблем?
– Никаких проблем. Думаю, прикинулся б заказчиком, мне б какой-нибудь дешевый спектакль устроили. Пригнали б какого-нибудь профессора кислых щей, и он начал бы втирать, что все непросто, что еще фараоны «жезлы силы» под мышкой вместо градусника носили. Но я не лыком шит, зашел с заднего хода.
– С заднего прохода? – коварно переспросил Илья.
– Отлынь, смертный, – кисло улыбнулся Паша и продолжил: – Проследил от склада мандрагорного до цеха, где эти железки ваяют. Выпил с работягами для налаживания контакта. Хорошие работяги, серьезные граверы. Платят им за гравировку по совести. Только даже узор на жезлах они без астралов в голове фантазируют. Так что, официально докладываю: имеем налицо обыкновенное шишагство. Пустой номер.
– И то ладно. Одним делом меньше, – осторожно высказал свое мнение Илья. Свитер домашней вязки сидел на опере мешком.
Максимыч на мнение никак не отреагировал. Он гадал, что, может, и зря повел совещание привычным фарватером. Может, следовало не томить ребят. Сказать все сразу.
– Теперь моя очередь, – с чашкой кофе в руке выбрался из-за стола начальник рекламного отдела. – У меня в двух словах не получится, но попытаюсь управиться. В общем, вытянул я дупль «пусто-пусто». При тщательном анализе «Туманности Андромеды» выяснилось, что большинство «подозрительных» тезисов великий писатель современности черпал из четвертой книги сериала «Агни-Йога» Елены Ивановны Рерих. Так что подозрения в чудиловстве с Ивана-свет-Ефремова отпадают. С Гоголем и того проще. Докладывать? – чуть сероватые, глубоко запавшие глаза Ильи не выражали ничего кроме вопроса: «Когда, наконец, мы перейдем к настоящему делу?».
– Докладывай, – поморщился в чашку на недопитый кофе Максимыч, вроде как обжегся, хотя не обжегся ни капельки.
– В детстве ему маменька – очень набожная была особа – доходчиво и образно накикиморила про Страшный Cуд. А в очередной возрастной кризис воспоминание всплыло в памяти. В общем, серьезно относиться к «Выбранным местам из переписки с друзьями» не стоит. – Илья затеребил выбившуюся из свитера на рукаве толстую нитку. Что ни наденет Илья, через пару месяцев это выглядит, как бабушкин салоп. Хотя вроде задания выпадали Илье без засад по мусорным бачкам, сугубо кабинетные.
– Это твое мнение? – отставил, так и не допив чашку, Максимыч.
– Приведу цитату из современника, епископа Калужского: «Э, полноте – какой он богослов, он просто сбившийся с истинного пути пустослов». – Илья тряхнул головой, отбрасывая длинную челку назад. Волосы он всегда носил длинные, не зависимо от моды.
– Ты эрудицией не дави, – засопел Максимыч, – и разработку не прекращай. Других авторитетов пощипли, что ли. Что-то за этим должно быть.
– Как скажешь, – бескровные губы Ильи вытянулись в дефис, что означало несогласие с решением командира. Но не соглашаться и отказываться выполнять приказ – две большие разницы.
– А у тебя как дела? – начальник повернул брови в сторону Пети.
– Никаких концов, – удрученно отрапортовал младший.
– В Регистрационную Палату совался?
– Совался. Не регистрировалась подобная фирма в эСПеБе.
– А там, где они рекламу заказывали? Должны же остаться счет-заказы, договоры на размещение, приходники, гарантийные письма, наконец.
– Ничего. Заплатили черным налом. По бухгалтерии не проводили.
– Эй, шеф, – обиженно перебил диалог Павел. – Мы же не в курсе.
– Лады, давай по порядку, – согласился Максимыч.
– Дело было так, – Петя достал из кармана авторучку и потянулся сунуть ее колпачок в уголок рта, но вовремя заметил проступающие на лицах слушателей улыбки. – По весне объявилась в Питере некая Ассоциация борьбы с курением. Вроде как в рамках голландской просветительной программы, хотя голландцы там и рядом не стояли. Механизм такой: приходишь, заполняешь анкету типа «курю, но брошу», а через месяц сдаешь кровь на анализ типа «есть никотин в крови или нет». А среди прошедших тест разыгрывается путевка в Голландию.
– Скорее всего, опять шишаги, – обречено махнул рукой Паша и снова полез в карман за семечками. – Кровь таким Макаром собирали и как донорскую продавали за бугор.
У Ильи неожиданно в кармане запиликал мобильник. Он сунул руку и придушил пальцами, как живое. Виновато пожал плечами.
– Не веришь ты, Пашенька, в вампиров, – констатировал со значением Максимыч.
– Не верю, – уверенно тряхнул рыжим чубом Паша, хотя у самого на шее, точнехонько на яремной вене, был вытатуирован крестик против укуса. – Где-нибудь за Приозерском – пожалуйста. А чтоб вот так, в центре Питера…
– А в оборотней веришь?
– Что, опять?
– Не опять, а снова, – утвердительно качнул подбородком шеф. – В этот понедельник спозаранку я посетил место преступления. И, как обычно: обескровленный труп с прокушенным кадыком. И чуть сбоку характерный след гигантской волчьей лапы.
– Это уж который по счету? – затеребил шевелюру опер Капустин. – А что «убойники»?
– В молоко. Маньяка будут искать.
– Ну, дела: А мы что?
– А мы продолжаем планерку. О своих делах вы доложили. Теперь охота послушать, что от стукачей слышно.
По молодости у Пети еще не было персональных стукачей, и он только развел руками. Паша изобразил мышцами лица, что, как только что будет, так он сразу и доложит.
– Кстати, Паша, послезавтра у тебя выходной, – что-то там комбинируя в голове, негромко приказал командир и причмокнул. – Ай, как все некстати!..
– Дык я ж проверялся. У меня: «следует отдать себя работе целиком».
– Ты, мил человек, наверное в каком-то женском журнале гороскоп читал. А я предупреждал: если самому на себя лень потрудиться, побеспокойся «Асток» полистать. Знакома такая газета? У метро бесплатно раздается по понедельникам. Тамошний гороскопист в своем деле хоть малость, да сечет.
Илья вернулся за компьютер и из-за компьютера не особо бодро поделился:
– У меня тоже ничего особенного. Только вот была в Питере небольшая секта. Так они свернулись.
– Какая такая секта?
– Иоанновский Центр поиска ключей к небесным вратам для всех. Епископ во главе тридцати ветхих прихожанок. Епископ был подкованный. Не то что Библию, Соловьева и Булгакова наизусть знал. Что-то такое ему открылось. Простился с прихожанами и отбыл в даль светлую.
– Кассу подмел?
– В том-то и дело – все раздал старухам. Не соскочил. По-доброму канул.
– Чудеса! С какими порядочными людьми одни улицы топчем, – сплюнул шелуху в горшок с кактусом изнывающий, но пытающийся не выдать этого Павел.
– Больше ничего интересного стукачи не давали? – на всякий случай переспросил Максимыч, обвел гвардию взглядом: – Ну ладно, слушайте резюме.
Некое шевеление промелькнуло в рядах. Вроде как каждый постарался придвинуться ближе.
– Максимыч, тебе занятия рекрутингом не в прок пошли, – не упустил возможности подначить командира Илья. – Словами иностранными кидаешься.
Шеф неожиданно для подчиненных вспылил:
– Уж лучше по рекрутингу ботать, чем по эзотерической фене! За своим языком следите, господа исаявцы. Молмите, как лярвы подземельные. – А причина беситься была. В кармане брюк хранилась. И ощущал эту причину Максимыч кожей через ткань на протяжении всего «гарнизонного смотра», как раскаленный горчичник.
– Ладно, не кипятись, ты же итог собирался подводить, – напомнил Паша.
– Вижу, что непробиваемые, – умерил пыл командир. Еще раз обвел бойцов взглядом. Теперь все в порядке: спины прямые, ушки на макушке. Осознают, родимые, что начальник сейчас самое главное, ради чего «Пятница – 13-е» игралась, изложит. – Ладно, итог будет таков: дела задвинуть и всем скопом думать, как Черного Колдуна на перст Божий посадить. Сдается, осерчал Передерий досконально после нашей встречи в метро… Угадайте с одного раза, что будет с вами, если он меня первым достанет? Вижу по ухмылкам, угадали. Тогда от каждого – по разработке оперативных мероприятий. Готовые планы – через два часа мне на стол!
Максимыч легко поднялся со стула и направился к двери, оставив своих бойцов с раскрытыми ртами. Илья растеряно подумал, что шеф забыл плащ и кепку в шкафу, минут через пять, остыв, вернется потайным ходом. Петя сожалел, что так и не стребовал одолженный стольник – молодой просто не шарил по неопытности, какая над отделом нависла угроза.
– Кстати, режим «Пятница – 13-е» пока продлевается на неделю, – негромко и не поворачиваясь, фыркнул командир с порога. Не сомневался, что будет услышан. – Не бриться, ногти не стричь, мусор из дому не выносить, по сырой земле не ходить.[5] А пришлось – следы за собой затирать. Враг шустрый, слепочек тут же срядит. Окурки не разбрасывать. Особенно это касается тебя, Хомячок. Кстати, окурочек, который в форточку спустил, отыщи и доложись. И жен предупредить, – командир оглянулся, шире всех глаза были вытаращены у Пети. – У кого жены есть!
На протяжении всего совещания елозил в дальнем уголке сознания Максимыча вопрос: рассказать или не рассказать верным бойцам о найденном утречком в почтовом ящике конвертике. На конверте обратный адрес был чин по чину написан. Астрахань, ул. Менделеева 155/59. Там действительно проживала некая старая знакомая. Только осторожный Максимыч конвертик вскрыл, глядя в зеркало. И в зеркальном отражении узрел изображенного на открытке букашку-скорпиона. Весточка-то оказалась от Передерия.
Дверь за командиром захлопнулась. Нет, пока не стал Максимыч разжевывать ретивым соколам, что послужило последней каплей для объявления «Пятницы».
ФРАГМЕНТ 4
Одного взгляда на не до конца задернутое занавесками окно хватило, чтобы тут же расхотеть выбираться из-под одеяла. Светлана снова закрыла глаза, пытаясь понять, в хорошем или плохом настроении проснулась. И хотя особых причин для оптимизма не было, решила, что, кажется, все же в хорошем. Вот и ладушки, вот и будем вести себя паинькой. Откинув край килтового одеяла, она на ощупь ножкой поискала тапочки, встала, сладко потянулась и подхватила со стула халат. Батареи еще не топили, но она не стала унижать себя тем, чтобы зябко ежиться. Не дождетесь.
Утренний визит в туалетную комнату. Ой, как классно, что на скрип половиц не высовывает нос из персональных апартаментов Мироновна, и не приходится держать испепеляемую порицанием спину ровно и гордо. Но скорее всего сегодня свобода и закончится. Мироновна имеет скверное обыкновение наезжать к условленной дате и поселяться в угловой комнатушке. Пока жильцы не заплатят. А в кошельке у Светланы, коль вчера оставалось что-то около тридцатника, сегодня гуляет не больше двадцати рублей. Давненько ее парусник не садился на столь безнадежную мель.
Cвершив ритуал с зубной щеткой и плеснув в лицо пригоршню воды, Света только воспоминанием виденной за окном непогоды отогнала соблазн тут же нырнуть под душ. Пару раз взмахнула, как дирижер палочкой, кисточкой с тушью. Потом расческой. Потом, подышав на зеркало, оставила на замутнившемся пятне пятерню, и это было похоже, как рисуют солнышко. Вышла на кухню и энергично задернула штору на окне, чтобы не лицезреть вселенскую слякоть. Вот так мы, девушки, обычно закрываем глаза на проблемы.
К сожалению, в отведенном ей шкафчике и на полках холодильника было хоть шаром покати. Чтобы не растратить настроение, она даже не стала ни туда, ни туда заглядывать. Просто высыпала в кофейник остатки радующего ноздри пороха из кофемолки – на две чашки должно хватить, залила кипяченой водой из чайника и поставила на газ. Загадала: если включит радио и услышит мужской голос, все будет хорошо. Женский – и рыпаться не стоит. Но из радио заструилась музыка композитора, кажется, Доги к фильму «Мой ласковый и нежный зверь». Вальс без слов.
Конечно, готовить кофе на водопроводной воде было дурным тоном. Но на всякие там «Росинки» и прочие артезианские развесные порции тратить последние шиши, наверное, не стала бы даже английская королева. Томно потянувшись, Света подхватила алюминиевый ковшик с длинной ручкой, отвернула фырчащий кран и полила понурую герань – в рамках обязательств жилички. Марья Мироновна обязательно ткнет в землю пальцем – сырая ли? Повернулась к зеркалу, хотя смотрелась минуту назад, и опять осталась довольна, не обнаружив намеков на мешки под глазами.
Света чуть не прозевала момент, когда золотисто-коричневая пена, зашипев, попытается дать деру. Поставила на поднос две позвякивающие серебряными ложками чашки, банку с засахарившимся медом вместо сахара и, гордая собой, отправилась обратно.
Толкнула дверь шлепанцем. Закрыла тоже ногой и только после этого водрузила поднос на стол – коммунальная, черт ее забери, привычка. А он продолжал себе дрыхнуть, сладко посапывая. Он, увлекший ее вчера кавалер, лежал на правом боку, натянув одеяло до самого подбородка. И ей вдруг захотелось выщипнуть из сухого букета на столе соломинку и пощекотать кавалеру ухо.
Что она тут же и проделала с усердием.
Кавалер рывком оторвал голову от подушки, затряс головой, как выбравшийся из лужи доберман, и, разглядев Свету, улыбнулся. Несмотря на волевой, чуточку оплывший подбородок, улыбка вышла милая. Значится, и у хлопца хорошее настроение. Значится, консенсунс удался.
– А у тебя шея лебединая, – вдруг выдал он потрясающий комплимент.
– И змеиный язык. Кофе хочешь? – спросила она и почувствовала, что и на ее лицо сама собой наплывает улыбка. Именно та обворожительная улыбка, от которой все мужики балдеют. Честное слово – не нарочно.
– Кофе? В постель? – со сна голос у него получился хриплый. На правой щеке краснел отпечаток рубца от подушки.
– Если поклянешься не пролить на подушку, – это она сказала, чтобы он не слишком задавался. А то мордаха у него стала, как у сытого хитрого тюленя.
– Не будем рисковать, – покладисто согласился кавалер, поворочался под разноцветными ромбиками лоскутного одеяла с аппликационным лебедем сверху и выкарабкался из кровати уже в трусах. Лет ему было под тридцать, и он явно следил за телом при помощи тренажеров и кварцевых ламп. И правильно, раздавшиеся мужики вызывали у Светланы одну только брезгливость.
– Классный кофе, – вежливо сказал кавалер.
Стол был застелен украшенной по периметру скупыми кружевами скатертью. И за вчерашнее приключение на скатерти не появилось ни одного пятна. Отрадно. Гость тоже не удосужился положить в чашку мед – тоже не был сладкоежкой. Еще один плюс.
– Все для тебя, милый! – фыркнула она, пытаясь не рассмеяться и все же почти смеясь, потому что он чуть не опрокинул стоящую на полу пустую бутылку «Поль Массона». Свидетельство вчерашнего грехопадения.
Он заметил свою оплошность, переступил, высоко поднимая босые пятки – слава Богу, у нее царила чистота – на более безопасный участок дощатого, не паркетного, пола и вдруг с неодобрением уставился на свои наручные часы:
– У-у-у, как все запущено! – только и произнес.
– Cколько там? – из вежливости поинтересовалась Светлана. Спешить самой ей было особо незачем. На полновесный день лишь одно, скажем так, дельце. И торопиться не следует. Куда-куда, а туда Светлана всегда успеет. И кроме того, она не то чтобы предполагала, но была бы не против дополнительного – утреннего секс-сеанса. Но не набиваться же.
– Труба зовет, – серьезно свел брови кавалер, как бы намекая, что он и рад зависнуть, да не может. И принялся сосредоточенно натягивать подхваченные со спинки стула джинсы.
Света осторожно поднесла чашку к губам и совершила робкий глоток. Боялась обжечься. Коль так, прежде чем отправиться на это самое одно, скажем, дельце, она прошвырнется по магазинам. Хотя нет – на улице дождь и слякоть. Тогда она… Примет душ и завалится в кровать с какой-нибудь книжкой. Что бы такое почитать? Вроде на полке забыт путеводитель по Эрмитажу года издания эдак сорок девятого.
– И все таки подумай, авось, и соберешься кольцо продавать. Я хоть цену нормальную дам… – многозначительно оборвал фразу кавалер, деликатно отворачиваясь, чтобы застегнуть джинсы. Очевидно, многозначительные паузы были его коньком.
Она не кокетничала. Действительно забеспокоилась, что гость с присущей мужикам непосредственностью испортит впечатление о себе:
– Ну что ты, Стас, как герой с Кондратьевского рынка? Так славно с тобой поамурничали, я сразу объяснила, что колечко продавать не собираюсь. А ты, вместо поцеловать на дорожку, клянчить начинаешь… – ее глаза поменяли цвет, из карих стали непроглядно черными.
– Ладно, Светка, не ворчи. Лучше дай еще раз поглядеть.
Cвете захотелось сладко зевнуть. Она встала, вынула кольцо из шкатулки и протянула на ладони. Стас аккуратно взял двумя пальцами, спрятал в кулак и приставил к глазу. Признаться, и в столь нелепой позе он все равно годился на титул «Мистер Очарование».
– И все-таки оно светится, – с некоторым даже разочарованием протянул он. – И это не фосфорная краска.
– Фигни не держим, – довольно улыбнулась она и отпила из остывшей чашки. Заранее тешась, как откроет путеводитель там, где морализаторы-искусствоведы образца сорок девятого года трактуют творчество Родена.
– Но если не хочешь продавать, зачем звонила в «Третий глаз»?
– Не будь занудой, я же не тебе звонила, – она выглянула в окно, загадав: если узрит четное число пешеходов, то из угнетающего ее «дельца» выйдет толк. Если нечетное – капут. За окном моросил дождь. И никого.
Мимоходом его взгляд измерил и шкатулку, но явно измерил невысоко:
– Ты говорила, что осталась без денег. – Ой, каким он стал сразу серьезным. Очевидно, этот парень мог шутить на любую тему, кроме финансовой.
– Денег мне пока своих хватает, спасибо, – беззаветно соврала Света. – Давай прекратим этот бессмысленный треп. Кстати, ты вроде торопишься?
Стас застегивал рубашку:
– Слушай, как-то вчера разговор не зашел, так и не знаю, чем ты занимаешься, кем работаешь? – рубашечка его была весьма респектабельная. Из грубого, по нынешней моде, материала, цвета спелых пшеничных колосьев. С подлинным, никак не турецким ярлычком на изнанке воротника. И сей ярлык не преминул неаккуратно выбиться наружу.
– О! – Светлана приняла гордую позу, явно копируя какую-то знаменитую «древнегреческую» скульптуру. – У меня редкая профессия. Я выращиваю для зоомагазинов ядовитых рыбок, шустреньких скорпиончиков и прочих гадючек. Одна из них как раз вчера сбежала и наверняка заползла в твой карман. Тебе не страшно, милый?
– Страшно, аж жуть! – кое-как подыграл натягивающий через голову свитер кавалер. Сам неоднократно вравший одноразовым девицам, будто пашет ветеринаром в зоопарке. – Так вот почему у тебя дома не летает ни единой мухи!
– Сколько лет? – оживившись, завозился на подоконнике Капустин. Его простоватая, бугристая и мятая, словно герой усердно гробит печень и ночует в разных комнатах общежития ткацкой фабрики «Возрождение», физиономия расплылась с подозрительно масляным интересом.
– Семнадцать, – не поднимая головы, глухо отвечал Петя.
– Шеф, дозволь закурить, раз такое дело, – широко улыбнулся Павел Капустин и в полном соответствии с агентурной кличкой «Хомяк» достал из кармана горсть семечек.
– Обойдешься, – Максимыч сел на освободившийся после Пети стул. – Что-нибудь подозрительное?
Петя отрицательно покачал головой, не показывая лица, только уши стали пунцовыми. Одет он был в очень хороший шерстяной костюм. А вот ботиночки не соответствовали. Не заработал пока на ботиночки.
– Где? Когда? Детали! – упорствовал Максимыч, некстати ему вспомнились коленки девочек из «Макдональдса».
– У меня в квартире, на диване. Мамы дома не было.
– А куда делась мама? – пришла в голову Максимычу какая-то коварная мысль, хотя он уже чувствовал, догадывался, здесь подсказку у Судьбы не выведать. Ах, как сейчас пригодилась бы Максимычу такая подсказка!
– Да как-то…неважно. Это было во сне. Отсутствовала, и ладно. – Петя нечаянно просыпал ложку сахара на пол.
– Соседка что-нибудь говорила? Может, сопротивлялась? – поинтересовался Капустин с надеждой и стряхнул шелуху от семечки в горшок с кактусом.
– Нет, – виновато ответили пунцовые уши.
– А наяву у тебя с ней было? – подал голос Илья, склонив голову, словно примериваясь клюнуть острым носом. Глаза прищуренные, будто крот на солнце.
– Нет, – еще виноватей ответили пунцовые уши.
– На нет и суда нет. Обыкновенный сон здорового молодого человека. Без всякой мистики, к сожалению, – Максимыч решил больше не пытать юношу. – Теперь, Паша, твоя очередь. А ты, Петруша, толкуй. Заодно проверим, как самоподготовка ведется.
Паша задумчиво заскреб затылок. Сплюнул прилипшую к губе шелушинку:
– Особенного ничего не снилось.
– Ты, валяй, исповедуйся. А мы уж сами решим, – подхлестнул Илья, оставив надежду переломить сценарий шефа. Стал играть в «раньше сядем, раньше выйдем».
– Дача мне моя снилась. Яблони в цвету, благодать…
– И все?
– Почему все? Еще тюльпаны, хотя тюльпаны мы на даче не выращиваем. Я большой букет нарвал. – При показном ухарстве был Паша мягчайшим человеком. Конечно, если дело не касалось работы. И жена у него умница. А то, что Паша воровато оглядывался, даже когда выбрасывал в урну пустую пачку из-под папирос, так это порой даже было на руку. Помогало внедриться в граальную среду.
Петя зашевелился, набрал воздуха…
– Если не присочинил, – откоментировал Максимыч, – это к похвале. Видать, сниму с тебя строгач. А дальше? – Максимыч поморщился: не он – Петя должен был толмачить Пашин сон. Ладно – дал понять взглядом – больше поперед стажера в пекло лезть не будет.
– Воробьи громко чирикали. А потом косяк гусей пролетел.
Максимыч в который раз за утро недовольно поморщился, но смолчал, пристально свербя глазом Петю. Тот прокашлялся, как на экзамене. Начал робко, но к концу фразы голос обрел силу:
– Опять ничего конкретного. Обыкновенная метеорология. Гуси – к снегопаду. Гуси курлыкали?
– Нет, как воды в рот набрали. А вот воробьи надрывались, чуть не лопались.
– Везучий. Если б курлыкали … А воробьям можно. Это они к бабьим разговорам, – успел вставить Петя и получил одобрительный кивок шефа.
– Видно, будешь по левой наводке старушек у подъезда опрашивать. Ну, а у тебя что? – повернулся Максимыч к Илье.
– Да тоже ерунда какая-то. В карты всю ночь резался, – не рассусоливая, доложился начальник отдела рекламы.
– До полуночи снилось или ближе к утру? – Максимыч кивком поблагодарил Петю за протянутую чашку кофе.
– Тебе сколько сахара? – отвлек Петя отвечающего.
– Две ложки. Спасибо. Всю ночь снилось. Напролет.
– Много выиграл? – поинтересовался соратник с подоконника: – Или продулся?
– Так мы не на деньги играли, – принял чашку от Пети Илья, всем видом показывая, что ничего подозрительного в своем сне не видит, и пора переходить к следующему вопросу.
– На что и с кем? – оживился теперь командир, словно специально оттягивая главный разговор.
– С тобой, шеф, на щелбаны, – нехотя признался подчиненный.
Максимыч с досады ударил рукой по руке.
– Карты – к дальним путям-дорожкам, – посчитал нужным пояснить Петя. Опасаясь, что опять перебьют, повысил на полтона голос.
– Хочу заметить, уважаемые господа оперативные работнички, сны у вас – ни к черту. Ни одной зацепочки, хоть бы какой намек. Серьезней дрыхнуть надо, а не без задних ног. Может, галлюциноген заставить вас жрать перед сном в приказном порядке? – пробурчал командир.
– Не кипятись, шеф, – ссыпая недоеденные семечки в карман, откликнулся с подоконника Паша и взял чашку. – Что ты сразу за галлюциноген хватаешься, как за маузер. Сам знаешь, вкалываем день-деньской без продыху. Я вот не пойму, еще летом было хорошо, если хоть одно дело в неделю случится. А сейчас нечисть точно как с цепи сорвалась, а приглядеться – пустышку за пустышкой тянем.
– Такой длинный вымахал, а не знаешь, что лето – пора отпусков, – подначил приятеля Илья.
– Не, я серьезно.
– А если серьезно, – взял контроль в руки Максимыч. – Прекратите языки чесать! Переходим к докладам, – прихлебнул горячий напиток. – Начинай, Хомячок.
Павел привычно почесал рыжий затылок, отставил кофе к кактусу:
– Прибыл, значит, в Вырицу первой электричкой. Покрутился на вокзале. Потом отправился искать контору. Нашел.
– Без проблем?
– Никаких проблем. Думаю, прикинулся б заказчиком, мне б какой-нибудь дешевый спектакль устроили. Пригнали б какого-нибудь профессора кислых щей, и он начал бы втирать, что все непросто, что еще фараоны «жезлы силы» под мышкой вместо градусника носили. Но я не лыком шит, зашел с заднего хода.
– С заднего прохода? – коварно переспросил Илья.
– Отлынь, смертный, – кисло улыбнулся Паша и продолжил: – Проследил от склада мандрагорного до цеха, где эти железки ваяют. Выпил с работягами для налаживания контакта. Хорошие работяги, серьезные граверы. Платят им за гравировку по совести. Только даже узор на жезлах они без астралов в голове фантазируют. Так что, официально докладываю: имеем налицо обыкновенное шишагство. Пустой номер.
– И то ладно. Одним делом меньше, – осторожно высказал свое мнение Илья. Свитер домашней вязки сидел на опере мешком.
Максимыч на мнение никак не отреагировал. Он гадал, что, может, и зря повел совещание привычным фарватером. Может, следовало не томить ребят. Сказать все сразу.
– Теперь моя очередь, – с чашкой кофе в руке выбрался из-за стола начальник рекламного отдела. – У меня в двух словах не получится, но попытаюсь управиться. В общем, вытянул я дупль «пусто-пусто». При тщательном анализе «Туманности Андромеды» выяснилось, что большинство «подозрительных» тезисов великий писатель современности черпал из четвертой книги сериала «Агни-Йога» Елены Ивановны Рерих. Так что подозрения в чудиловстве с Ивана-свет-Ефремова отпадают. С Гоголем и того проще. Докладывать? – чуть сероватые, глубоко запавшие глаза Ильи не выражали ничего кроме вопроса: «Когда, наконец, мы перейдем к настоящему делу?».
– Докладывай, – поморщился в чашку на недопитый кофе Максимыч, вроде как обжегся, хотя не обжегся ни капельки.
– В детстве ему маменька – очень набожная была особа – доходчиво и образно накикиморила про Страшный Cуд. А в очередной возрастной кризис воспоминание всплыло в памяти. В общем, серьезно относиться к «Выбранным местам из переписки с друзьями» не стоит. – Илья затеребил выбившуюся из свитера на рукаве толстую нитку. Что ни наденет Илья, через пару месяцев это выглядит, как бабушкин салоп. Хотя вроде задания выпадали Илье без засад по мусорным бачкам, сугубо кабинетные.
– Это твое мнение? – отставил, так и не допив чашку, Максимыч.
– Приведу цитату из современника, епископа Калужского: «Э, полноте – какой он богослов, он просто сбившийся с истинного пути пустослов». – Илья тряхнул головой, отбрасывая длинную челку назад. Волосы он всегда носил длинные, не зависимо от моды.
– Ты эрудицией не дави, – засопел Максимыч, – и разработку не прекращай. Других авторитетов пощипли, что ли. Что-то за этим должно быть.
– Как скажешь, – бескровные губы Ильи вытянулись в дефис, что означало несогласие с решением командира. Но не соглашаться и отказываться выполнять приказ – две большие разницы.
– А у тебя как дела? – начальник повернул брови в сторону Пети.
– Никаких концов, – удрученно отрапортовал младший.
– В Регистрационную Палату совался?
– Совался. Не регистрировалась подобная фирма в эСПеБе.
– А там, где они рекламу заказывали? Должны же остаться счет-заказы, договоры на размещение, приходники, гарантийные письма, наконец.
– Ничего. Заплатили черным налом. По бухгалтерии не проводили.
– Эй, шеф, – обиженно перебил диалог Павел. – Мы же не в курсе.
– Лады, давай по порядку, – согласился Максимыч.
– Дело было так, – Петя достал из кармана авторучку и потянулся сунуть ее колпачок в уголок рта, но вовремя заметил проступающие на лицах слушателей улыбки. – По весне объявилась в Питере некая Ассоциация борьбы с курением. Вроде как в рамках голландской просветительной программы, хотя голландцы там и рядом не стояли. Механизм такой: приходишь, заполняешь анкету типа «курю, но брошу», а через месяц сдаешь кровь на анализ типа «есть никотин в крови или нет». А среди прошедших тест разыгрывается путевка в Голландию.
– Скорее всего, опять шишаги, – обречено махнул рукой Паша и снова полез в карман за семечками. – Кровь таким Макаром собирали и как донорскую продавали за бугор.
У Ильи неожиданно в кармане запиликал мобильник. Он сунул руку и придушил пальцами, как живое. Виновато пожал плечами.
– Не веришь ты, Пашенька, в вампиров, – констатировал со значением Максимыч.
– Не верю, – уверенно тряхнул рыжим чубом Паша, хотя у самого на шее, точнехонько на яремной вене, был вытатуирован крестик против укуса. – Где-нибудь за Приозерском – пожалуйста. А чтоб вот так, в центре Питера…
– А в оборотней веришь?
– Что, опять?
– Не опять, а снова, – утвердительно качнул подбородком шеф. – В этот понедельник спозаранку я посетил место преступления. И, как обычно: обескровленный труп с прокушенным кадыком. И чуть сбоку характерный след гигантской волчьей лапы.
– Это уж который по счету? – затеребил шевелюру опер Капустин. – А что «убойники»?
– В молоко. Маньяка будут искать.
– Ну, дела: А мы что?
– А мы продолжаем планерку. О своих делах вы доложили. Теперь охота послушать, что от стукачей слышно.
По молодости у Пети еще не было персональных стукачей, и он только развел руками. Паша изобразил мышцами лица, что, как только что будет, так он сразу и доложит.
– Кстати, Паша, послезавтра у тебя выходной, – что-то там комбинируя в голове, негромко приказал командир и причмокнул. – Ай, как все некстати!..
– Дык я ж проверялся. У меня: «следует отдать себя работе целиком».
– Ты, мил человек, наверное в каком-то женском журнале гороскоп читал. А я предупреждал: если самому на себя лень потрудиться, побеспокойся «Асток» полистать. Знакома такая газета? У метро бесплатно раздается по понедельникам. Тамошний гороскопист в своем деле хоть малость, да сечет.
Илья вернулся за компьютер и из-за компьютера не особо бодро поделился:
– У меня тоже ничего особенного. Только вот была в Питере небольшая секта. Так они свернулись.
– Какая такая секта?
– Иоанновский Центр поиска ключей к небесным вратам для всех. Епископ во главе тридцати ветхих прихожанок. Епископ был подкованный. Не то что Библию, Соловьева и Булгакова наизусть знал. Что-то такое ему открылось. Простился с прихожанами и отбыл в даль светлую.
– Кассу подмел?
– В том-то и дело – все раздал старухам. Не соскочил. По-доброму канул.
– Чудеса! С какими порядочными людьми одни улицы топчем, – сплюнул шелуху в горшок с кактусом изнывающий, но пытающийся не выдать этого Павел.
– Больше ничего интересного стукачи не давали? – на всякий случай переспросил Максимыч, обвел гвардию взглядом: – Ну ладно, слушайте резюме.
Некое шевеление промелькнуло в рядах. Вроде как каждый постарался придвинуться ближе.
– Максимыч, тебе занятия рекрутингом не в прок пошли, – не упустил возможности подначить командира Илья. – Словами иностранными кидаешься.
Шеф неожиданно для подчиненных вспылил:
– Уж лучше по рекрутингу ботать, чем по эзотерической фене! За своим языком следите, господа исаявцы. Молмите, как лярвы подземельные. – А причина беситься была. В кармане брюк хранилась. И ощущал эту причину Максимыч кожей через ткань на протяжении всего «гарнизонного смотра», как раскаленный горчичник.
– Ладно, не кипятись, ты же итог собирался подводить, – напомнил Паша.
– Вижу, что непробиваемые, – умерил пыл командир. Еще раз обвел бойцов взглядом. Теперь все в порядке: спины прямые, ушки на макушке. Осознают, родимые, что начальник сейчас самое главное, ради чего «Пятница – 13-е» игралась, изложит. – Ладно, итог будет таков: дела задвинуть и всем скопом думать, как Черного Колдуна на перст Божий посадить. Сдается, осерчал Передерий досконально после нашей встречи в метро… Угадайте с одного раза, что будет с вами, если он меня первым достанет? Вижу по ухмылкам, угадали. Тогда от каждого – по разработке оперативных мероприятий. Готовые планы – через два часа мне на стол!
Максимыч легко поднялся со стула и направился к двери, оставив своих бойцов с раскрытыми ртами. Илья растеряно подумал, что шеф забыл плащ и кепку в шкафу, минут через пять, остыв, вернется потайным ходом. Петя сожалел, что так и не стребовал одолженный стольник – молодой просто не шарил по неопытности, какая над отделом нависла угроза.
– Кстати, режим «Пятница – 13-е» пока продлевается на неделю, – негромко и не поворачиваясь, фыркнул командир с порога. Не сомневался, что будет услышан. – Не бриться, ногти не стричь, мусор из дому не выносить, по сырой земле не ходить.[5] А пришлось – следы за собой затирать. Враг шустрый, слепочек тут же срядит. Окурки не разбрасывать. Особенно это касается тебя, Хомячок. Кстати, окурочек, который в форточку спустил, отыщи и доложись. И жен предупредить, – командир оглянулся, шире всех глаза были вытаращены у Пети. – У кого жены есть!
На протяжении всего совещания елозил в дальнем уголке сознания Максимыча вопрос: рассказать или не рассказать верным бойцам о найденном утречком в почтовом ящике конвертике. На конверте обратный адрес был чин по чину написан. Астрахань, ул. Менделеева 155/59. Там действительно проживала некая старая знакомая. Только осторожный Максимыч конвертик вскрыл, глядя в зеркало. И в зеркальном отражении узрел изображенного на открытке букашку-скорпиона. Весточка-то оказалась от Передерия.
Дверь за командиром захлопнулась. Нет, пока не стал Максимыч разжевывать ретивым соколам, что послужило последней каплей для объявления «Пятницы».
ФРАГМЕНТ 4
ГЕКСАГРАММА СЮЙ
«НЕОБХОДИМОСТЬ»
ОЖИДАНИЕ НА ПРИБРЕЖНОМ ПЕСКЕ
Вторник. Весам придется обратить внимание на свою репутацию, которая может оказаться под угрозой. Стрельцам рекомендуется подумать о потенциальных соперниках, проанализировать прошлые ошибки и просчеты. Окружающие будут вмешиваться в замыслы и планы Водолея. Несчастливые числа дня 9, 24 и 60. В Древнем Риме весталкам полагалось питаться в этот день только молоком и куриными яйцами, как символами производящей силы. Если, выходя из дома, споткнешься – скоро опять там быть.
Одного взгляда на не до конца задернутое занавесками окно хватило, чтобы тут же расхотеть выбираться из-под одеяла. Светлана снова закрыла глаза, пытаясь понять, в хорошем или плохом настроении проснулась. И хотя особых причин для оптимизма не было, решила, что, кажется, все же в хорошем. Вот и ладушки, вот и будем вести себя паинькой. Откинув край килтового одеяла, она на ощупь ножкой поискала тапочки, встала, сладко потянулась и подхватила со стула халат. Батареи еще не топили, но она не стала унижать себя тем, чтобы зябко ежиться. Не дождетесь.
Утренний визит в туалетную комнату. Ой, как классно, что на скрип половиц не высовывает нос из персональных апартаментов Мироновна, и не приходится держать испепеляемую порицанием спину ровно и гордо. Но скорее всего сегодня свобода и закончится. Мироновна имеет скверное обыкновение наезжать к условленной дате и поселяться в угловой комнатушке. Пока жильцы не заплатят. А в кошельке у Светланы, коль вчера оставалось что-то около тридцатника, сегодня гуляет не больше двадцати рублей. Давненько ее парусник не садился на столь безнадежную мель.
Cвершив ритуал с зубной щеткой и плеснув в лицо пригоршню воды, Света только воспоминанием виденной за окном непогоды отогнала соблазн тут же нырнуть под душ. Пару раз взмахнула, как дирижер палочкой, кисточкой с тушью. Потом расческой. Потом, подышав на зеркало, оставила на замутнившемся пятне пятерню, и это было похоже, как рисуют солнышко. Вышла на кухню и энергично задернула штору на окне, чтобы не лицезреть вселенскую слякоть. Вот так мы, девушки, обычно закрываем глаза на проблемы.
К сожалению, в отведенном ей шкафчике и на полках холодильника было хоть шаром покати. Чтобы не растратить настроение, она даже не стала ни туда, ни туда заглядывать. Просто высыпала в кофейник остатки радующего ноздри пороха из кофемолки – на две чашки должно хватить, залила кипяченой водой из чайника и поставила на газ. Загадала: если включит радио и услышит мужской голос, все будет хорошо. Женский – и рыпаться не стоит. Но из радио заструилась музыка композитора, кажется, Доги к фильму «Мой ласковый и нежный зверь». Вальс без слов.
Конечно, готовить кофе на водопроводной воде было дурным тоном. Но на всякие там «Росинки» и прочие артезианские развесные порции тратить последние шиши, наверное, не стала бы даже английская королева. Томно потянувшись, Света подхватила алюминиевый ковшик с длинной ручкой, отвернула фырчащий кран и полила понурую герань – в рамках обязательств жилички. Марья Мироновна обязательно ткнет в землю пальцем – сырая ли? Повернулась к зеркалу, хотя смотрелась минуту назад, и опять осталась довольна, не обнаружив намеков на мешки под глазами.
Света чуть не прозевала момент, когда золотисто-коричневая пена, зашипев, попытается дать деру. Поставила на поднос две позвякивающие серебряными ложками чашки, банку с засахарившимся медом вместо сахара и, гордая собой, отправилась обратно.
Толкнула дверь шлепанцем. Закрыла тоже ногой и только после этого водрузила поднос на стол – коммунальная, черт ее забери, привычка. А он продолжал себе дрыхнуть, сладко посапывая. Он, увлекший ее вчера кавалер, лежал на правом боку, натянув одеяло до самого подбородка. И ей вдруг захотелось выщипнуть из сухого букета на столе соломинку и пощекотать кавалеру ухо.
Что она тут же и проделала с усердием.
Кавалер рывком оторвал голову от подушки, затряс головой, как выбравшийся из лужи доберман, и, разглядев Свету, улыбнулся. Несмотря на волевой, чуточку оплывший подбородок, улыбка вышла милая. Значится, и у хлопца хорошее настроение. Значится, консенсунс удался.
– А у тебя шея лебединая, – вдруг выдал он потрясающий комплимент.
– И змеиный язык. Кофе хочешь? – спросила она и почувствовала, что и на ее лицо сама собой наплывает улыбка. Именно та обворожительная улыбка, от которой все мужики балдеют. Честное слово – не нарочно.
– Кофе? В постель? – со сна голос у него получился хриплый. На правой щеке краснел отпечаток рубца от подушки.
– Если поклянешься не пролить на подушку, – это она сказала, чтобы он не слишком задавался. А то мордаха у него стала, как у сытого хитрого тюленя.
– Не будем рисковать, – покладисто согласился кавалер, поворочался под разноцветными ромбиками лоскутного одеяла с аппликационным лебедем сверху и выкарабкался из кровати уже в трусах. Лет ему было под тридцать, и он явно следил за телом при помощи тренажеров и кварцевых ламп. И правильно, раздавшиеся мужики вызывали у Светланы одну только брезгливость.
– Классный кофе, – вежливо сказал кавалер.
Стол был застелен украшенной по периметру скупыми кружевами скатертью. И за вчерашнее приключение на скатерти не появилось ни одного пятна. Отрадно. Гость тоже не удосужился положить в чашку мед – тоже не был сладкоежкой. Еще один плюс.
– Все для тебя, милый! – фыркнула она, пытаясь не рассмеяться и все же почти смеясь, потому что он чуть не опрокинул стоящую на полу пустую бутылку «Поль Массона». Свидетельство вчерашнего грехопадения.
Он заметил свою оплошность, переступил, высоко поднимая босые пятки – слава Богу, у нее царила чистота – на более безопасный участок дощатого, не паркетного, пола и вдруг с неодобрением уставился на свои наручные часы:
– У-у-у, как все запущено! – только и произнес.
– Cколько там? – из вежливости поинтересовалась Светлана. Спешить самой ей было особо незачем. На полновесный день лишь одно, скажем так, дельце. И торопиться не следует. Куда-куда, а туда Светлана всегда успеет. И кроме того, она не то чтобы предполагала, но была бы не против дополнительного – утреннего секс-сеанса. Но не набиваться же.
– Труба зовет, – серьезно свел брови кавалер, как бы намекая, что он и рад зависнуть, да не может. И принялся сосредоточенно натягивать подхваченные со спинки стула джинсы.
Света осторожно поднесла чашку к губам и совершила робкий глоток. Боялась обжечься. Коль так, прежде чем отправиться на это самое одно, скажем, дельце, она прошвырнется по магазинам. Хотя нет – на улице дождь и слякоть. Тогда она… Примет душ и завалится в кровать с какой-нибудь книжкой. Что бы такое почитать? Вроде на полке забыт путеводитель по Эрмитажу года издания эдак сорок девятого.
– И все таки подумай, авось, и соберешься кольцо продавать. Я хоть цену нормальную дам… – многозначительно оборвал фразу кавалер, деликатно отворачиваясь, чтобы застегнуть джинсы. Очевидно, многозначительные паузы были его коньком.
Она не кокетничала. Действительно забеспокоилась, что гость с присущей мужикам непосредственностью испортит впечатление о себе:
– Ну что ты, Стас, как герой с Кондратьевского рынка? Так славно с тобой поамурничали, я сразу объяснила, что колечко продавать не собираюсь. А ты, вместо поцеловать на дорожку, клянчить начинаешь… – ее глаза поменяли цвет, из карих стали непроглядно черными.
– Ладно, Светка, не ворчи. Лучше дай еще раз поглядеть.
Cвете захотелось сладко зевнуть. Она встала, вынула кольцо из шкатулки и протянула на ладони. Стас аккуратно взял двумя пальцами, спрятал в кулак и приставил к глазу. Признаться, и в столь нелепой позе он все равно годился на титул «Мистер Очарование».
– И все-таки оно светится, – с некоторым даже разочарованием протянул он. – И это не фосфорная краска.
– Фигни не держим, – довольно улыбнулась она и отпила из остывшей чашки. Заранее тешась, как откроет путеводитель там, где морализаторы-искусствоведы образца сорок девятого года трактуют творчество Родена.
– Но если не хочешь продавать, зачем звонила в «Третий глаз»?
– Не будь занудой, я же не тебе звонила, – она выглянула в окно, загадав: если узрит четное число пешеходов, то из угнетающего ее «дельца» выйдет толк. Если нечетное – капут. За окном моросил дождь. И никого.
Мимоходом его взгляд измерил и шкатулку, но явно измерил невысоко:
– Ты говорила, что осталась без денег. – Ой, каким он стал сразу серьезным. Очевидно, этот парень мог шутить на любую тему, кроме финансовой.
– Денег мне пока своих хватает, спасибо, – беззаветно соврала Света. – Давай прекратим этот бессмысленный треп. Кстати, ты вроде торопишься?
Стас застегивал рубашку:
– Слушай, как-то вчера разговор не зашел, так и не знаю, чем ты занимаешься, кем работаешь? – рубашечка его была весьма респектабельная. Из грубого, по нынешней моде, материала, цвета спелых пшеничных колосьев. С подлинным, никак не турецким ярлычком на изнанке воротника. И сей ярлык не преминул неаккуратно выбиться наружу.
– О! – Светлана приняла гордую позу, явно копируя какую-то знаменитую «древнегреческую» скульптуру. – У меня редкая профессия. Я выращиваю для зоомагазинов ядовитых рыбок, шустреньких скорпиончиков и прочих гадючек. Одна из них как раз вчера сбежала и наверняка заползла в твой карман. Тебе не страшно, милый?
– Страшно, аж жуть! – кое-как подыграл натягивающий через голову свитер кавалер. Сам неоднократно вравший одноразовым девицам, будто пашет ветеринаром в зоопарке. – Так вот почему у тебя дома не летает ни единой мухи!