- Допустим, не очень невинная. Я не подлец, чтобы связываться с девочками.
   - Нет, ты все-таки подлец.
   - Да, я подлец.
   - И этим гордишься.
   - Зато я видел одну интересную фотографию в журнале, так что тебе гордиться нечем. " Пентхауз".
   - Да-да, тебя еще интересуют все эти фотографии. Можно подумать, что тебе некуда девать свой излишек энергии.
   - Еще бы, если там изображена моя любимая учительница. По русской литературе.
   - Там было видно лицо?
   - А ты не президент, чтобы кого-то интересовало твое лицо. А вот дракончика этого помню хорошо. На очень интересном месте.
   - Можно подумать, это единственный дракончик в мире.
   - Все равно, я не желаю, чтобы вот такая беда приходила ко мне в класс и что-то там рассуждала о культуре, о женских образах у Тургенева, о Вечной Женственности у Блока...
   - Хорошо. Не буду. Хотя, между прочим, Блок...
   - Слушай, я все могу. Не доставай меня, хуже будет.
   - Ты, может, меня убьешь? Как бы я тебя не опередила.
   - Хорошенькое дело! Да что я сделал?
   - Ничего. Ты ни на что и не способен. Только журналами утешаться, вместо того, чтобы хотя бы позвонить лишний раз. Я, как дура, жду целыми днями, когда мне уделят внимание... Хоть бы не сообщал мне, чем ты в это время занимаешься у себя в туалете!
   - Играешь с огнем.
   - Со щенком.
   Он бросил трубку. И разревелся, как мог только в пятилетнем возрасте, от невыразимой злости. А Татьяна не плакала. Она уселась вязать, потому что мечтала о зимнем элегантном платье. Ее словно инеем покрыло холодное презрение. Она вдруг поняла, что это существо, приносящее ей столько разных эмоций, всего лишь подросток, мальчик, с несложившимся характером, которого шатает в разные стороны, и к которому нельзя еще подходить как к равному. Впервые он увиделся ей с птичьего полета - такая маленькая темная мятущаяся точка.
   Глава 20. КЛУБОК
   Они сидели в вагоне фуникулера и ждали, когда поезд тронется. Наташка была в капюшоне, отороченном пушистым белым мехом и белых мохнатых перчатках. На лбу у нее была тоже белая и тоже мохнатая повязка с голубыми бусинками. Пельмень только что опустил уши серой кепки и стал похож на денди в буденовке. Им было плохо слышно друг друга, поэтому со стороны их можно было принять за клонящихся головами влюбленных.
   - ... но меня туда не возьмут без разрешения семьи. Поэтому надо выйти замуж, тогда нужно только письменное согласие мужа и... деньги тоже нужны, но можно что-то придумать. Самое главное, чтобы ты пообещал мне, что дашь согласие, чтобы я ушла в монастырь, ведь если ты меня действительно любишь, то желаешь мне добра.
   Пельмень напряженно сопел, размышляя. Вся эта затея не вызывала у него энтузиазма. Подумав, он довольно сурово сказал:
   - Боюсь, что со мной у тебя ничего не выйдет.
   - Почему? Так я тогда найду себе другого. Думаешь, не найду?
   - Ищи другого. Я не стану. Как я потом твоему отцу в глаза буду смотреть? Он мне доверил свою дочь, из грязи, можно сказать, вытащил, а я жену свою сдал в монастырь, имущество присвоил...
   - Имущество тоже пойдет в монастырь.
   - Вот этого уж точно никогда не будет! Чтобы выставить себя не только дрянью, но еще и полным идиотом! Я думаю, что такого дурака ты и не найдешь, это просто нереально.
   - А вот и найду!
   - Надеюсь, что ты меня познакомишь. Очень интересно будет посмотреть на этого лоха.
   - И ничего он не лох. Он лучше тебя во всех отношениях. Тебе, если хочешь знать, до него еще расти и расти, в моральном смысле, конечно. И если бы ты его увидел, то ты бы сразу понял, какое ты ничтожество.
   - А ты думаешь, он хочет на тебе жениться? Пусть сначала разведется с женой, а потом уже проявляет свои позитивные качества. Уши развесила. Думаешь, ты у него одна такая? А он даже Людкой не побрезгал! А Людка с банабаками ходит.
   Пельмень понял, что сболтнул лишнее. Наташка глядела на него с изумлением и суеверным ужасом.
   - А разве ты его знаешь? - Доверчиво спросила она. - Ты следил за мной, да?
   - Да, да, следил.
   - И как давно ты это... ? - Пельменю было очень некстати говорить что-то о любви, о ревности, он не хотел этого делать, потому, что врать и выкручиваться значило признать свою слабость, однако выложить всю правду он не мог и права не имел. Поэтому он попытался съехать.
   - Откровенно говоря... - фуникулер тронулся, и Пельмень по привычке придержал спутницу за плечи, - у нас с тобой накопилось много всяких секретов. Я думаю, что это нормально и ничего страшного нет. Я вовсе не порицаю тебя за твою связь с этим Джокером, который работает у твоего папы. Но ты и меня пойми тоже. Надо мной все смеяться будут.
   - Ты хочешь сказать, - из капюшона заблестели глазки сердитого зверька, - что ты не спишь с другими женщинами, не так ли? Или тебе все можно, потому что у тебя есть кое-что, чего нет у меня? А тебе никогда не приходило в твою умную голову, что я - точно такой же человек, как и ты?
   - Это у тебя есть кое-что, чего нет у меня. Так что особо не выпендривайся. Тоже мне, угнетенное создание. - Он нервно хмыкнул. Мимо окон пролетела пара снежинок, и вдруг повалило, как из мешка. Днепр стал походить на негатив засиженной мухами картины. Наташка поддалась романтической атмосфере.
   - Ты знаешь, - сказала она, прижимаясь к собеседнику, - мы так давно дружим, что я, кажется, все могу простить. Представляю себе картину, как ты женишься на другой женщине, а я шью тебе костюм на свадьбу. Смешно, правда?
   - Валик, оказывается, стриптизом промышляет, - ни к селу ни к городу ответил Пельмень. - Ты своему папе скажи, что это не я, если что. Ладно? И за что мне такое позорище? Уже Ванька и Борька подходили, петухом ругали, обещали палец в ухо вставить. Пришлось вместе с ними туда пойти, чтобы они убедились, что если я вместе с ними сижу, то не могу в этот же самый момент на сцене выделываться.
   Наташка оскалила хорошенькие веселые зубки:
   - Хи-хи, а я его видела. Мне Джокер показывал. В одном ночном клубе. И сказал, что это не ты, а твой брат. И папа тоже давно знает, но молчит. Не станет же он мне такие вещи рассказывать. Я же у него, хи-хи, маленькая доця. Наверное, папа организует им тур за границу. Он всегда обо всех заботится, а благодарности в ответ - никакой. Интересно, почему все так негативно реагируют на мужской стриптиз? По-моему, это очень красиво и здорово. У женщин тоже ведь есть какие-то потребности. Мне, например, очень нравится смотреть на красивое мужское тело. Когда у меня будет много денег, то я обязательно буду приглашать стриптизеров. Интересно, они приходят на дом?
   - Приходят. На Рождество. В костюме Деда Мороза.
   Они уставились в разные окна. Потом Наташка резко обернулась.
   - А покажи мне стриптиз! Сейчас придем домой. Я тебе одежду подберу. Знаешь, как клево получится!
   - Ну, да, конечно. Ты ведь уже не девочка? - Сурово спросил Пельмень.
   - А что ты думал, мне ею до гроба оставаться? Будь же современным человеком!
   - Ну тогда тебе не надо рассказывать, чем могут кончиться все эти штучки.
   - Лучше один раз увидеть... Ну, давай, если женщина просит, ей отказывать нельзя.
   Фуникулер остановился и разинул двери. Пельмень остался сидеть, нахохлившись. Наташка потянула его за руку. Он неохотно поддался ей и позволил себя вывести из вагона. А потом пошел сам, быстро, независимо, так что его дама едва поспевала за ним. Однако на бегу она умудрялась теребить его за руку и назойливо спрашивать, в чем же дело.
   - Я не буду с тобой спать. - Сказал он.
   - А никто и не просит... а почему, собственно? Что у меня, что-нибудь не так? Ноги коротковаты, да?
   - Зато у меня, видимо, длинные. И попочка у меня, должно быть, что надо. И все у меня, видимо, на месте. Чего ты ко мне привязалась? Купила себе проститутку... Меня!
   - Хорошо, ты считаешь себя проституткой, так я так и буду к тебе относиться. Я хочу, чтобы ты показал мне стриптиз. Я заплачу тебе.
   - Ничего не выйдет.
   Она потянула его за соблазнительно висящее кепочное ухо и прошептала что-то.
   - Нет! Да к тому же я не умею. Я не гей-славяне.
   Она опять потянула его за ухо. Он долго думал, а потом сказал:
   - Нет, да и как ты себе это представляешь? А вдруг папа придет? Хорошее же он увидит зрелище.
   Она в третий раз повторила процедуру...
   * * *
   Они сидели в маленьком ресторанчике. Он был в своем единственном костюме. Она - в новом вязаном платье. На столе в принесенной официантом вазе стояли три мраморных розы. Они ели и смеялись.
   - Что, у тебя была удачная сделка? - Спросила Таня, указав взмахом глаз на шампанское.
   - Можно сказать, можно сказать... - Ответил Пельмень и демонически улыбнулся.
   Было очень уютно, обстановка состояла из бархата и дерева, народ сидел приятный, умеренно-криминогенный. Дамы смеялись тихо и редко. Мальчики-музыканты имели на лицах джазовую печать. Тане сперва очень понравился этот вечер, но потом она стала замечать, что Пельмень слишком прямолинейно пьет, а по мере питья, мрачнеет. Она попыталась его растормошить, но напрасно. Потом захотела отвлечь неизвестно от чего. А потом, утомившись от бесполезных усилий, стукнула ножом о стол и вскликнула:
   - Да какая муха тебя укусила?
   Пельмень вытянул перед собой руку, положил на нее голову и глядя на Таню снизу-вверх, как бес-искуситель, сказал:
   - А слабо тебе выйти и показать стриптиз. - И сильно схватил ее вытянутой рукой за кисть. Таня как-то незапно поняла, что с ним произошло что-то унизительное и что не просто так ему достались эти деньги, на которые они так хорошо сидят. И участливо спросила:
   - Что, это для тебя действительно так важно?
   Он гаерски кивнул головой.
   - И ты тогда придешь в норму?
   Он еще раз кивнул головой, уже серьезнее.
   - Ну, хорошо...
   Таня подошла к администратору, мелькавшему тут же в зале, то здесь, то там, и долго с ним беседовала. Потом они вместе подошли к музыкантам. Один сел за рояль, остальные испарились. Потом Татьяна вынула из подола платья ниточку и подала ее Пельменю.
   - Будешь сматывать в клубок, что бы ни случилось, ладно? Только не раздумай по дороге, а то нехорошо получится. - И, оставляя за собой нить, как муха на привязи, она вышла на эстраду. Пианист заиграл Баха (если я не ошибаюсь, "Токкату и фугу D минор", словом, мелодию, давно облюбованную брюнетками и шатенками для подобных целей). Музыка наполнила ресторанчик вампирическим дыханием вечности. Татьяна стала танцевать. Пельмень сосредоточенно мотал свой клубок, и подол платья быстро укорачивался. Присутствующие оторвались от приятного трепа за бокалом шампанского и все смотрели молча, в напряженных позах. Показались черные кружевные трусы, но верх был еще закрыт словно рыцарскими латами. Ноги дерзко торчали из черных полусапожек на высоком каблуке. Их длина подавляла мужское воображение, а не возбуждала. Чулки оказались без пояса, на резинках, с кружевными оборочками возле бедер. Затем сверкнул мускулистый чувственный живот и нить застряла в районе рукавов. Татьяна оглядела зрителей таким взглядом, что они почувствовали себя куриными окорочками в тарелке богини. И хищно виляя бедрами, очень ловко сняла трусы. Потом бросила их в лицо Пельменю и злобно перекусила нить, как арабский скакун - удила. Воцарилось молчание. А затем все стали как-то официально, торжественно аплодировать, и на эстраду полетели деньги. Особенно неистовствовали женщины, искушенные в вязании. Они расценили Танино выступление как непостижимый фокус, достойный Копперфильда. Ведь распустить подобным образом платье можно лишь в том случае, если оно вязалось на пяти спицах. Но для этого недостаточно было вращаться со скоростью веретена (что занимавшаяся в детстве фигурным катанием Таня могла кое-как осуществить). Нужно было, чтобы Пельмень мотал клубок равномерно и с нужной скоростью, не давая нити запутаться или порваться.
   Таня собрала налетевшие со всех сторон деньги себе за чулки и за пазуху, а собрав, отправилась на место. Пельмень молча протянул ей трусы:
   - На, хоть это надень. Распустилась совсем...
   Татьяна торопливо натянула трусы и сделала большой глоток шампанского. Она продолжала вести себя, как Снежная королева, но у нее заметно тряслись руки и губы. Она с удовольствием накинула на плечи предложенный пиджак и сказала:
   - Женя, пойди в гардероб и возьми мою шубу.
   И Женя покорно пошел. Когда вернулся с шубой, то увидел у себя за столиком, видимо, супружескую чету. Женщина, вполне способная править Англией (если бы не молдавско-румынская внешность), горячо убеждала Таню:
   - Вы понимаете, Танюша, сейчас это была всего лишь блестящая импровизация, но ведь любой самородок нуждается в огранке. Мы очень хорошо платим нашим актерам, а в июне мы планируем гастроли за рубеж, так что вы, пожалуйста, подумайте, какую возможность вы упускаете. - Пельмень тихонечко положил шубу на танины плечи и сел на свободный стул.
   - Вам, собственно, уже некогда думать. - Сурово вступил мужчина. - Вам, это в двадцать пять лет! делают такое выгодное предложение. Я бы на вашем месте не выкобенивался, а быстренько соглашался.
   - Сделаем вам парный номер с Валентином, правда, Валентин?
   - Я не Валентин.
   - Как это не Валентин? Юра, я же ничего не путаю?
   - Мне кажется, - Предположил Юра, - Что это несерьезные люди. У нас шоу на европейском уровне и мы ни с кем не собираемся возиться. А вы, молодой человек, доиграетесь у меня. Делаю второе предупреждение. Актер - это солдат, поняли?
   - Мудак, - Ответил ему Пельмень и грязно выругался. - Во у меня где ты со своим шоу суперклозетного уровня! Завтра иду и увольняюсь. Вы меня уже достали. С девушкой посидеть нельзя спокойно. Приперлись зачем-то, кто вас, вообще, звал. - Пельмень деловито оглядел столик, взял бокал и плеснул шампанским Юре на штаны. Юра нерешительно встал и попытался схватить его за воротник.
   - Ой, не слушайте его, - Взмолилась Таня, - Это не Валик. Это Женя. Женя Пельменников. Он хочет Валику карьеру испортить. Ему надоело, что их все время путают. Женя, ты должен извиниться немедленно. - Женя будто в рот воды набрал.
   - Но даже если и так, подумайте. Вы просто плюете на свое будущее. А не хотите выступать сами, продайте нам ваш трюк. Назовите свою цену. - Юра взял салфетку и стал ею тщательно промакиваться. С таким невозмутимым видом, будто он купается в шампанском регулярно.
   - А потом сами же начнете проситься: "Возьмите меня, ну хоть вот в такусенький номер!", и никто вас уже никуда не возьмет, правда, Юра?
   - В общем, вот вам моя визитка. Подумайте, пожалуйста, и звоните. Я думаю, что мы сможем для вас что-то сделать. Милена, дай им две наших визитки.
   - И мы надеемся, что наше сотрудничество принесет нам взаимную выгоду.
   - Всенепременно! - Резко оборвала их Татьяна и поспешно спрятала радужно переливающуюся карточку в карман шубы. Пельмень достал портмоне, извлек оттуда небольшую визитницу и аккуратно вставил новую визитку в пустой кармашек.
   Таня поняла, что разговор этот для нее закончен, стриптиза больше не будет. И денег тоже. Ведь продать секрет своего трюка она не могла. Не имела морального права. Этим она подвела бы случайно знакомого мага, разболтавшего ей одну из тайн своего ремесла. Мало сказать, подвела бы. Он хвастался, что этот фокус - его изобретение и он недавно его зарегистрировал. Если бы Таня вздумала кому-то продать идею, то дело бы закончилось судом.
   Шоу-бизнес ненавязчиво отторгал Татьяну, как мягкие стенки западной психушки в палате для буйных и суицидных. Видимо, она когда-то выдавливала из себя раба слишком большими каплями. И выдавливать уже как бы нечего. Ш-шит! Опять это проклятое "как бы".
   Глава 21. БЛОНДИН В ИЗГНАНИИ
   Татьяна Дмитриевна приготовила обед и стала ждать своего мальчика, который после школы должен был два часа побегать по делам, а потом явиться пробовать борщ. Но когда наконец прозвучал короткий звонок, на пороге оказался взволнованный Саша.
   - Татьяна, позвонить от вас можно? - Спросил он вместо приветствия и тут же стал набирать номер. А набрав, бросил трубку. - Странно... Где ж он... Видите ли, малой пропал, я его жду битый час... Родители трубку снимают. Что же делать?
   - Н-ну, вы проходите на кухню. Может, вы голодны? Хотите борща? - Саша нервно отмахнулся. "Слава богу," - подумала Таня, - "Лишь бы они с Женей не столкнулись!". Впрочем, для Жени было рановато, и она поставила чайник, вспомнив изречение "спешите медленно".
   - Или знаете что, - продолжил Саша свою основную мысль, - может быть, вы сами ему позвоните. Все-таки он плохо ходит на занятия, а директор, - он саркастически усмехнулся, - это для него слишком "круто". Вот вы, Танечка, хоть были очень красивой девочкой, можете похвастаться, что вам каждый день звонил директор школы? А это что такое - ни кожи, ни рожи, только гонор и капризы глупые. И иши его теперь. Пацан. - Он смахнул на пол солонку и полез за щепоткой, чтобы бросить через левое плечо. Таня достала веник и совок, подмела соль и осколки, а потом сказала:
   - Ну хорошо, я позвоню. Только ко мне тоже кое-то должен прийти, так что... Мы же друзья?
   - Друзья, друзья, полчаса хоть есть у меня? Если ждете этого молодого нахала, то он буквально пять минут назад заскочил в автобус, мы еще чаю выпить успеем.
   - Тогда я доверяю вам заварку.
   И Таня отправилась звонить. Она побеседовала с родителями Даниленко и выяснила, что ушел он с полчаса назад, куда - не сказал, когда вернется - не отчитывался. По сердитому и в то же время заискивающему голосу его матери она предположила, что Сережа перед уходом имел воспитательный момент, из-за чего и задержался. А Саша сказал, что в таком случае он где-то сидит и ревет, надо только понять, где.
   Зазвонил телефон. Это Пельмень сообщил, что в окне таниной кухни виднеется чужой мужчина, и он не видит смысла приходить. У Тани упало сердце от его тона, она стала оправдываться, говорить, что это не то, что он думает, а совсем другое, но прийти лучше часа через два, молодец, что позвонил, где тебя искать.
   - Но я же вижу, он же пиджак снял! Он же, кажется, чай разливает!!! Что ты мне лапшу на уши вешаешь! Да это же... послушай, это же директор!
   - Да, директор. Саша, помашите Жене ручкой. - Саша помахал. - Ладно, раз ты все видишь, заходи, разберемся. Директору эта мысль не понравилась, он сделал защитное движение рукой: "Танечка, увольте, это неудобно."
   - Очень мне надо заходить. И вообще, почему все всё знают? Тебе репутация своя не дорога? Может быть, ты еще и стучишь?
   - Не стучу, но стукну, если ты не прекратишь говорить свои нелепости!
   - В общем, гуляй, но учти, сломается колесо у твоей телеги!
   - Прости, Женя, потом доругаемся, кто-то пришел. - Саша почему-то заметался и выскочил на балкон. А Таня пошла открывать и впустила Даниленко с большим рюкзаком. Его волосы были выкрашены в платиновый цвет. Он понюхал воздух и сообщил:
   - "Голубой дракон". Мазь от радикулита. Этот здесь? Здравствуйте, Татьяна Дмитриевна.
   - Здравствуйте. Что это вы с рюкзаком?
   - А, из дому ушел.
   - Боже мой! А где же вы будете жить?
   - Не знаю еще. Пока на вокзале. Так этот здесь?
   - Здесь вас ждет директор школы, с которым вам придется объясняться за свое отсутствие... Пожалуйте на балкон. - Даниленко отправился на балкон с таким видом, словно сам собирался атаковать бедного Александра Мыколаевича. Они долго беседовали.
   * * *
   Нечего и объяснять, где поселился Даниленко. Он обосновался на таниной кухне, разложил там фамильную раскладушку Джокера, завел свои полотенце, чашку, зубную щетку. Но вынести его присутствие в квартире оказалось не так сложно, как предполагала хозяйка. Сережа был домовитым, как бобер. Он все время что-то мыл, чистил, носил с места на место, но при этом не выходил за пределы кухни. Общительности особой не проявлял, в душу не лез. Единственное, - ему все время звонили девочки. Что им могло от него понадобиться?
   Периодически на кухню наведывалась Леночка Самойлова и они там что-то пекли в духовке, как два алхимика в своей лаборатории. Таня это приветствовала, потому что готовили они вкусно. Интерес к алхимии начал проявлять и Джокер. Сперва он звонил и спрашивал, чем сегодня будут кормить. Потом привез целый ящик каких-то невероятных специй и взял на себя руководство процессом. Таня стала ревновать Джокера к Леночке Самойловой. Затем, она обнаружила, что сильно поправилась. Это побудило ее заявить разошедшимся алхимикам, что они должны угомониться. Но процесс оказался необратимым. Джокер предложил сменить кухню и увез Даниленко к себе. Там к банде присоединилась Наташа Раздобурдина.
   Саша был очень недоволен, когда узнал о переезде Даниленко.
   - Таня, вы, наверно, с ума сошли! - Причитал он. - Отпустить ребенка одного жить ко взрослому мужчине! Это непедагогично. Наконец, это аморально! Чему он его научит?! Пить, курить, ругаться, играть в азартные игры и проводить время с женщинами! К тому же, эта Самойлова...
   И он рассказывал, что Леночка давно преследует его Сережу своей любовью, хочет совратить и подбирается поближе под предлогом кулинарии, а он доверчивый и принимает все за чистую монету. У него, мол, такая семья, что после нее ад раем кажется, а черт - ангелом. В смысле, у Сережи такой черный взгляд на вещи, что он добра от зла не отличает.
   - Как бы то ни было, это единственный человек, который может выносить мой характер. - Заключил он вполне в духе своего зодиакального знака Рак.
   Таня заверила директора, что волноваться незачем, что они там занимаются только кулинарией, а Леночку Джокер, вероятно, уже давно взял на себя, а на мальчика он патологически не способен польститься, даже если тот начнет непристойно кокетничать.
   - Разумеется, начнет! - Вскричал Саша и вскочил с табуретки. - Мне ваш муж давно уже, простите, не нравится! И вообще, я бы на его месте больше следил за своей женой, потому что ходит к вам, извините, просто черти-кто.
   Татьяна поняла, что надо сменить тему, поэтому она предложила Саше вынести мусор. Он взял ведро и в тапочках отправился к мусоропроводу. Но не успел он проделать, судя по времени, и половины пути, как дверь открылась и вошел Джокер. Он сразу направился к тумбе для ведра, удостоверился, что его нет на месте, еще раз изменился в лице, вернулся в коридор (место для корриды) и, пошарив на лестничной клетке, добыл Сашу, который в тапочках и с ведром прятался за изгиб мусоропровода.
   - Ото допомагав вчытэльци впоратися з господарством... - Зазвучал в прихожей сашин голос. - Та я ж кажу, що благодийнисть цэ нэ мое.
   - Это мои тапочки. - Отвечал ему Джокер сквозь зубы.
   - Расскажи, расскажи ему, Саша, - Подключилась Таня, нельзя сказать, чтобы недовольная, - Что он должен лучше следить, кто ко мне ходит!
   - А хто ходыть, я ж нэ знаю. Але мусор выносыты - то чоловича справа.
   - Мусор я бы и сам вынес. - Ответил Джокер. - Незачем ему самообслуживаться. Но я не потерплю, чтобы в моей квартире, в моих тапочках из моей жены делали завуча. Именем Че Гевары, в-выметайся! - И он эффектно вытянул перед собой указательный палец.
   - Саша, погоди. - Вклинилась Таня. - Джокер, чего ты без звонка. Я могла быть не одна. Ты мог застать меня в постели. Впредь всегда звони. Пожалуйста. И что за пельменные выходки?
   - Ну тусик, я как муж имею право неожиданно застукать тебя с любовником. Это же так интересно для всех троих. И это никогда не приедается. Я вообще-то думал здесь заночевать, а?
   - Ну гугусик, что же делать, вот Саша поссорился с мамой, он хочет, чтобы она поволновалась, где ж ему ночевать, если ты займешь раскладушку?
   - Я как муж имею право и не на раскладушку. Вообще-то. Надеюсь вас, Александр, это не шокирует? Если я без очереди? Но муж - это как герой Советского Союза, и у него есть сикрет дьюти.
   - Та ни, нэ трэба хвылюватысь, навищо... - Пролепетал Саша, соображая, зачем Таня говорит все это. Как она узнала, что он с мамой поссорился?
   - Но мы ведь будем шуметь... - Продолжала Таня. - Может быть, лучше пусть он переночует у тебя, если это удобно?
   - Но там уже Сережа... Я из педагогических соображений как бы бросил его там одного. У него мясо сгорело, а я, ты же знаешь, до этого не охотник. - На его лице предательски выступило омерзение. Джокер гордился широкими взглядами на отношения полов, он демонстративно якшался со всевозможными изгоями общества. Но для этого ему приходилось подавлять свою природу.
   - Вот, Саша и возьмется за воспитание Сережи. Вы же поместитесь?
   - Конечно, поместимся, вин жэ малэнькый-малэнькый! - И Саша, незаметно для себя исполнил правой ногой танец арабского скакуна. - В мэнэ з учнями добри стосункы.
   Джокер минуты на две глубоко задумался, после чего на него снизошло понимание.
   - Ладно, живите в мастерской, сколько хотите. А я, так и быть, на раскладушечке. И тапочки забирайте, я все равно их теперь не надену. Кофе в доме есть?
   * * *
   Потом пришел деловитый Пельмень. Джокер залез в диван и лежал там тихо, как мышка. Но у Тани создалось впечатление, что Женя чуял присутствие в доме соперника. Не то, что чуял, добавлю в скобках! Ближайшие два часа он провел в таком месте, откуда был отлично виден подъезд. Приход Олэксандра Мыколаевича, приезд Джокера, уход Мыколевича - все это не ускользнуло от напряженного наблюдателя. Но разыскивать по всей квартире Джокера, подобно мужу из анекдотов, Пельмень не стал.
   Мужья нынче стали не в меру прогрессивными. Джокер стоически выдержал у себя над головой двадцатиминутный кошмар. Потом он впал в оцепенение. Перед глазами у него стали вертеться какие-то шестеренки, похожие на механизм огромных, неуклюже сделанных часов. А потом он уснул...
   Между тем Таня отправила Женю за хлебом, открыла диван и очень возмутилась увиденным.
   - Спишь? - Дрожа от страха и ненависти, спросила она своего супруга.