- Ты же знаешь, что это невозможно. Но когда смогу, я обещаю, что буду стараться не пропускать. Еще что?
- Я допустила ошибку, когда... я не хочу, чтобы между нами что-то было.
- Между нами и сейчас что-то есть. Я, например, ни о чем не жалею.
- Женя, ты не понимаешь, что будет, если кто-то узнает!
- Если ты не будешь психовать, никто не узнает. Всего-то год продержаться, а там...
- Но ведь под угрозой только я, не ты. И не тебе решать... Для тебя это только плюс, какой молодец, как высоко задрал ногу. А расхлебывать мне. Может, еще и хвастаться начнешь.
Тут Евгений Пельменников встал и принялся расхаживать. Он даже опрокинул конфеты, на счастье, запечатанные.
- Ты что, когда-нибудь слышала, чтобы я хвастался? Ты так могла обо мне подумать? Да? Вот спасибо! Вот спасибо! Нет, я что, давал повод, я что, хоть когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь...а? Может, конечно, я и недостойный претендент. Еще бы, Мисс Вселенная, это круто. Куда нам со свиным рылом! Конечно, куда нам до этого гомака, чтобы целоваться на брудершафт!
- Он что угодно, но только не гомак.
- Насрать. Я тоже на себя могу всяких фенечек понавешать. Еще неизвестно, кто будет круче. Дай мне хоть школу закончить! Если бы я год не потерял, уже был бы студентом. Я в шесть лет уже знал тригонометрию, а в одиннадцать стал мужчиной.
Вдруг Таня заметила, что Пельмень одет в свитер практически такого же фасона, как у Джокера. Одинаковый узор, одинаковые нитки, только у одного цвет серый, а у другого -темно-синий. И эта фраза "я тоже могу на себя всяких фенечек понавешать"... Только тут ей пришло в голову, что они примерно одинакового роста и комплекции и даже инициалы у них (Егор Никитич и Евгений Николаевич) одинаковые. И она сдуру воскликнула:
- Но ведь вы и без того похожи! Вот и свитера у вас одного фасона!
Эта весть не примирила Пельменя с действительностью:
- Может, у нас еще что-то одинаковое? Как бы ты нас в постели не перепутала. - И вдруг задумавшись, спросил: - Сколько ему лет?
- Двадцать девять.
- У... маразматик.
- А мне почти двадцать пять.
- Иди сюда. - Он потянул ее к зеркалу. - Мы смотримся. Мама и сукин сын. Я тебя выше. А у него квартира есть?
- Есть.
- И у меня будет. А машина?
- Есть.
- Какая?
- "Рено" цвета мокрого асфальта.
- Так в чем проблема? Жениться не хочет?
- Да нет, с разводом тянет.
Пельмень, все это время прижимавший Татьяну к себе, отпрянул, будто от вампира.
- Как? Почему ты замужем? Почему ты не сказала? Я совершенно иначе представлял себе ситуацию. Я бы совсем по-другому стал действовать! Меня с самого детства воспитывали в уважении к семейным ценностям. Для меня чужая жена - это табу. Если ты замужем, то носи обручальное кольцо, чтобы не внушать несбыточных надежд. Может я в этом смысле и не современный человек, но если отношения начинаются с вранья, то закончатся они в венерической клинике. - Он задумался на какое-то время. - Но сейчас уже, конечно, поздно отступать... то есть, надо идти до конца. Что было, то было, назад не воротишь. Может, это судьба. Я вообще-то на тебя претендую, как на потенциальную супругу. Но я не готов связывать себя обязательствами, пока не встану твердо на ноги. Ты должна мне пообещать, что будешь ждать меня и больше ничего не предпримешь... Кроме развода, конечно - это не моего ума дело. Вот уж не думал чужую семью разбивать, да еще так нахально.
- В любом случае, это сейчас уже неактуально. Мы расстались с этим человеком, и я считаю себя свободной. И я продолжаю считать себя свободной даже после твоей последней тирады.
- Наверное, -Евгений пристально поглядел на отражение Таниных глаз, -Он тебя попросту бросил.
- Может быть, но вместе с этой квартирой.
- Ну дела... Он что, ее тебе подарил в память о незабываемых ночах? Видно, сильно нашкодил, раз такой щедрый. Или очень хотел отбрыкаться скорее.
Почему-то этот широкий жест вызвал на его лице гримасу презрения, будто речь шла о глупом легкомыслии.
- Да, это компенсация морального ущерба. - Таня, тем не менее, гордилась Джокером и его поступком.
- В чем же ущерб?
- А в том, что он такой же гад, как ты.
- А я гад?
- И мерзавец.
- А это его диван?
- Его.
- И покрывало его?
- Его.
- И халат на тебе полосатый его?
- Его.
- Так снимай немедленно.
- И не подумаю, убирайся!
- Татьяна Пельменникова, вот ты кто теперь!
* * *
И они помирились.
Глава 7. 22 СЕНТЯБРЯ
11-Б отмечал знаменательную дату - День Пельменя. В подсобке кабинета математики шли таинственные приготовления. Именинник явился в рабочем костюме - пиджак, галстук, белая рубашка. В коридоре крутилась Наташа Раздобурдина в платье, снятом с куклы Барби. У Татьяны Дмитриевны не было уроков в этом классе. И происходящее к ней не относилось, как бы она ни хотела примазаться. Это не она пекла пирог, не она гладила ему рубашку, не она предоставила подсобку и не она собирала деньги на подарок. Ее никуда не пригласили. В довершение всего, у нее как раз ночевал Джокер, отдавший собственную берлогу во владение каким-то уколотым друзьям из Питера. Вот и вчера он явился среди ночи, открыл дверь своим ключом, долго звенел чем-то на кухне, попытался договориться с сонной Таней, но получил отказ, не стал настаивать и вытащил раскладушку, свою же собственную, фамильную. То же должно было повториться и сегодня, но только с осложнениями. Татьяна отлично знала, что сегодня он ее-таки разбудит и все же попытается соблазнить, по крайней мере, они будут пить зеленый чай на рассвете и ругать украинскую попсу. А потом Женя, оценив цвет лица, сонный вид и мешки под глазами, подумает, что она всю ночь страдала и станет расспрашивать, в чем дело. Она, наверное, ответит честно, что всю ночь проболтала с Джокером. Тогда он разозлится, сожмет губы и закричит: "Ну хватит меня доставать!". В общем, начнется вся эта канитель, которую можно предвидеть, но нельзя предотвратить, потому что Джокеру тоже объяснить ничего нельзя. Он слишком легко ко всему относится. Так Татьяна Дмитриевна с дежурной улыбкой слонялась по школе, потом пришла домой и решила выспаться днем. В результате ей удалось задремать на минутку. И тотчас же проснулась оттого, что над ней склонился Егор. Еще не наступил вечер и в комнате было светло, но он встал специально против света, чтобы не бросалась в глаза его разбитая губа и странная прореха в без того кривом ряду зубов. Однако, стоило Тане издать восклицание, талант рассказчика взял верх над страданиями художника, и раненый заговорил.
" Как ты думаешь, с кем это я подрался? Именно! Решил заехать в магазин, купить чего-нибудь к ужину, все-таки, вечер с красивой женщиной... с тобой, с кем еще. Выхожу из машины, а навстречу - он. В костюме, с рюкзаком, а оттуда горлышко "Изабеллы" торчит. Ну, не ее, так чего-то в этом роде. И мне его лицо очень не понравилось, такое злое плебейское выражение. Тинейджер, что поделаешь. Галстук и рюкзак... - Джокер воздел глаза к потолку, - Если бы я мог его обойти, я бы обошел. Как говорил мой учитель, если ты можешь убежать, значит, можешь за себя постоять. Но поздно, этот тип валит прямо на меня и достаточно нагло спрашивает:
- И много сейчас за жопу платят?
Я расслабился уже, ничего ведь поделать нельзя, отвечаю: - Ни мне здрасьте, ни как зовут, сразу про деньги. Так тебе не за твою детскую попку заплатят, а морду набьют.
Он осатанел, голосок сделался тоненький, глазки блестят:
- Уж не ты ли, - говорит, - Мерзавец, гад, редиска нехорошая и прочие эвфемизмы, будешь мне бить морду?
Я скромненько отвечаю:
- Нет, разве что сниму штаны да ремешком отшлепаю.
Тут у него просто крышу сорвало, он ручками размахался и на меня. В результате он действительно сбил меня с ног, я вовремя не оценил степень опасности и как-то вышло, что ... в общем, я сломал зуб об его колено. Не понимаю, как так могло получиться."
- А он что? - Таня слушала и внимала каждому звуку, изданному Джокером.
- Он отрубился. Мой зуб застрял у него в болевой точке. Мне пришлось в собственной машине везти его к знакомому врачу.
- И он согласился?
- Нет, но и не возражал.
- Скажи, где он, что с ним?! Это серьезно? Боже мой, я знала, что это добром не кончится!
- Если человек нарывается, это хорошо не кончается. А он в больнице. Там нужна операция. Не беспокойся, от зуба в колене еще никто не умирал. У меня, - Тут Джокеру стало смешно, - У самого сейчас зуб в колене.
- Не смейся, у него сегодня День Рождения, к нему гости придут, а ты...- И Таня с ужасом почувствовала, что ее тоже душит смех.
- Да, это был от меня подарок. Я его ужалил. Как оса.
- Как пчела! Это пчелы оставляют жало.
- Ладно, как змея, не будем спорить. Так вот где таилась погибель моя, мне смертию кость угрожала! Из темных глубин гробовая змея... чувствуешь, дедушкой Фрейдом попахивает... шипя!... между тем!...и этим! выползала! А потом заползала! Как черная лента! У-у-у!!! Укушу!
- " Теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь! " ...
- Тогда задушу-у-у!
- Теперь, когда я отбил тебе руки, Венера...
Тревожно зазвонил телефон. Таня сняла трубку и услышала охрипший от слез голос Наташи:
- Татьяна Дмитриевна, я звоню, меня Пельменников Женя просил передать, что он заболел...он в больнице, у него нога.
- Что вы говорите! Как же это он так?
- Я не знаю, он позвонил домой, просил передать, должны были гости прийти, я его маме помогала...
Джокер виновато выглядывал из комнаты, тревожно фиксируя про себя перепады Таниного настроения.
- С ним что-то серьезное?
- Да, у него травма коленной чашечки, нужна операция...
- Спасибо, что вы мне позвонили. Я ему грозилась поставить пару единиц за прогулы. Вы вовремя сообщили...Передайте, что все нормально, раз такое дело, я, конечно, не буду...
- Да вы что, какие единицы! Он все сдаст, честное слово. Он очень хороший ученик, у него только пятерки были... мой папа говорит, что Женя обязательно станет дипломатом.
- Хорошо, хорошо. Я думаю, излишне обзванивать всех преподавателей, достаточно поставить в известность классного руководителя.
- Да, я сейчас позвоню.
- До свидания.
И Татьяна Дмитриевна обратилась к нашкодившему Джокеру.
- Скажи, что делать, я должна его сейчас навестить?
- Давай рассуждать. - Он развалился в позе удобной, но непристойной, на незастеленном диване. - Тебе сообщали адрес больницы, номер палаты и т.д.?
- Нет, но ты же...
- Слушай молча. Сейчас к нему поедет мама с вещами и этой, как ее зовут?
- Наташей.
- Боже, как их много развелось. С Наташей. Допустим, я везу тебя в больницу, а номера палаты я не знаю и знать не хочу, мы всех подымаем на уши, потом ты с апельсинами входишь к нему и сразу попадаешь в глупое положение.
- Но я же не могу его не навестить!
- Без меня, пожалуйста.
- Тогда скажи адрес.
- Обойдешься.
- Но как же я тогда?
- Если тебе интересно мое мнение, то я пока еще твой муж и мне надоело возиться с этими сопляками, которые ставят мне рога, а потом еще и ломают зубы. Нарушая мне этим обмен кальция в организме. Ты знаешь, почему я принял решение развестись...
- Потому что кобель и бабник.
Джокер с интересом посмотрел на нее.
- Это не мешает мне свято помнить о супружеских обязанностях.
- Потому, что Снежана почистила зубы моей зубной щеткой, а Ксюша использовала для подбрития лобка и подмышек мою новую бритву.
- Ну, извини. Мне казалось, дело все-таки не совсем в этом...
- Знаю, знаю, ты медитировал, тебе открылось, что ты должен все бросить и уйти в буддийский монастырь.
- Я как бы с тобой советовался... Ш-шит! Опять это проклятое как бы! Но мы с тобой договорились, что между нами останется как бы нить...
- Ш-шит!
- И вот сейчас ты встречаешься с этим Пельменем, он распространяет вокруг себя вонищу, - "Вонищей" у него принято было называть особый вид астрального присутствия, - и нарушает мое внутреннее равновесие. Тебе нравится в этом барахтаться - твои проблемы. Но я не могу допустить... мои проказы, по крайней мере, не отражаются на экологии внутрисемейных отношений...э-э...Зубную щетку, в конце-концов, можно спрятать! А бритву я для них теперь завел специальную, так что это не повторится.
- Куда делось твое кольцо? - Он притих и глазки без темных очков забегали.
- Ты имеешь в виду, должно быть...
- Да, которое я подарила. - Чувствовалось, что Джокер преодолевает огромный соблазн соврать, но намерен сказать все, как есть. Наконец, он принял непринужденный вид и проронил:
- Лолита выпросила. Я дал поносить.
- На большом пальце ноги?
- Нет. - Ему стало совсем неприятно. - Она миниатюрная, но почему-то у нас почти один размер. Ей на средний палец подходит. Она просила, а я не могу отказать ребенку...Тем более, такому сексуальному.
- Детей любишь?
- Нет, в общем-то, но сам процесс воспитания...
- А если я тоже приревную? Почему тебе можно, а мне - нет?
- Послушай, если мы друг друга так ревнуем, нам не надо разводиться. Пусть нас хоть что-то связывает.
- Нет уж. Ты как хочешь, а я люблю другого. Вон, телефон звонит. Это он, увидишь!
Таня подошла, но на том конце кто-то очень по-женски бросил трубку. Джокер вышел к ней, обнял и сказал:
- Ну вот такая мы неклевая семья.
СТРАШНЫЙ СОН ТАТЬЯНЫ
Нашкодивший Джокер сидел на кухне, курил свою трубку, пил кофе и почему-то не мог уснуть. Он глядел в окно и хотел женщину. Оба занятия были напрасны. В темном окне мигал единственный фонарь, а женщина внимательно смотрела сон. Она видела себя дерущейся с пьяным дедом, который надорвал ей детство в родном Василькове. Внезапно оба оказались в вагончике и покатились вниз по старым зеленым дворикам в майском цветении, заезжая в арки, словно в тоннели. В последнем дворике вагончик остановился. Навстречу вышел пушистый черно-белый кот.
- Все коты связаны с Мордором. - Важно сказал он. - И я должен вас сопровождать в этой стране. Но что касается лично вас, дамочка, вы попали сюда случайно. Попробуйте уйти... если сможете.
Таня куда-то направилась, но ноги сами привели ее в некую приемную, где все сидели и стояли, словно в жэке. С этого момента Таня стала сознавать себя полненьким бодрячком Аркадием Павловичем средних лет. Практически сразу, как он вошел, белая свежевыкрашенная дверь в стене напротив отворилась, и человек в белом халате объявил:
- Тихо, сейчас будем распределять.
- Знаете что, - Шепнул откуда-то сзади моложавый пенсионер. - Знаю я эти распределения, ничего хорошего ждать не приходится. Имеет смысл сыграть в кости. Идем.
Они выскользнули из приемной и оказались в помещении вроде сберкассы. Аркадий Павлович занял очередь в одно из окошек. Впереди стояла белокурая девочка лет пяти. Она уже метала шестой раз, но выпадало все время 4, и это ее расстраивало. Наш герой сперва обеспокоился, но напрасно: меньше 6 ничего не было. Однако, симпатичная дама, принимавшая кости, все равно сказала:
- Ваша палата 892.
- Может, не надо меня в палату, а? - Робко уточнил Аркадий Павлович.
- Ах, не вводите во грех! - Томно прошептала она в ответ. - Вы такой сочненький, а мы тут с утра без обеда. Ладно, ложитесь вот сюда. Девчонки, кто крови попить?
Аркадий Павлович живенько выбежал в коридор и безропотно позволил двум санитарам отвести себя в палату. Там ему отвели место прямо под распахнутым окном, где торчали изумрудные верхушки деревьев. Его соседями оказались два дюжих молодца, глядя на которых, хотелось верить в грядущее. Но кроме них в палате было страшное существо, полуживые мощи с культями ног и кровавыми дырами ладоней. Когда провожатые ушли, соседи посоветовали новенькому:
- Как услышишь шаги в коридоре, лучше простыней укрывайся. А то ходят тут всякие, увидят, что-то наружу торчит, не выдержат и оттяпают. - А.П. тут же укрылся и пролежал до вечера, кутаясь в короткую простыню и прислушиваясь. Шаги благополучно затихали каждый раз в конце коридора. А когда стемнело, он вылез в окно и сделал ноги.
Вольготно было идти под луной, вдыхая жизнеутверждающий майский воздух, среди редких высоких домов. Наконец, ночь закончилась, в небе появились брейгелевские птички.
- Хорошо, подумал А.П.- в аду бы их давно переловили и съели. Такой там народ ненасытный.
Рассвело окончательно. Пейзаж изменился - стало больше кустов и дома приобрели вид корпусов. Так незаметненько Аркадий Павлович вошел во двор своей душевной больницы. Там стояло несколько машин и болтали две старушки в халатах.
- О, как раз к обходу поспел! - Сказали они про А.П. И он поспешил влезть в свое окно, боясь дисциплинарного взыскания. В палате как раз был обход.
- Ага. Вот этот выходил, я вижу!
- Да, да, он выходил, - Поспешно согласились соседи, - Может, с него и начнем?
- Нет, я знаю, с кого мы начнем, - Возразил дежурный и достав жуткого вида проводки, подошел к живым мощам. Раздался печальный крик. Следующим должен был стать А.П., но будучи существом изворотливым, он вовремя проснулся.
* * *
Таня увидела Джокера. Он сидел на краешке дивана и нежно гладил ее по руке. Она смотрела на него и понимала, что если уснет, ей, пожалуй, приснится продолжение.
- Ну и что ты тут забыл? Чего ты хочешь?
- Вау! - Возмутился Джокер, - А как ты думаешь?
- Это подло. Мне из-за тебя снились всякие гадости.
- Эротические, надеюсь?
- Садомазохические. Я была в аду.
- В своем или чужом?
Этот вопрос заставил Таню серьезно задуматься. Она легла на спину. Законный супруг просунул руку под одеяло и принялся делать ей массаж. Это ее сперва возбудило, но потом успокоило. Она уснула сном праведницы и, конечно, увидела продолжение...
Глава 8. В БОЛЬНИЦЕ
Пельмень, между тем, полеживал в больнице и прекрасно себя чувствовал. Осколок вражеского зуба хранился у него в спичечной коробке среди нескольких замусоленных спичек. Нога болела, наполняя гордостью. В тумбочке еще оставалось много всяческих вкусностей, которые не смогли съесть в один заход ни он, ни соседи по палате. Кроме того, им приносили вино.
О Татьяне он думал с тихой мстительной радостью, представляя себе, как она нервничает и клянет себя и беспокоится. И это было очень для него характерно, потому что свое самоедство он имел склонность переносить на окружающих. Вроде бы недостаток, но какой выразительный!
Кстати, выползшая непонятно из каких глубин страсть к Татьяне очень мешала ему и спутывала многие планы, которые у него, человека целеустремленного, были. Но из-за той же целеустремленности он не мог бы позволить себе такой роскоши, как отказаться от борьбы. Он собирался жениться на Наташе Раздобурдиной, невесте очень выгодной, но не для того, чтобы сесть на шею, а из убеждения, что это достойная пара. Как и всякий истинный романтик, Пельмень себя таковым не считал и сильно обольщался насчет своего здравомыслия и цинизма.
Находясь в том возрасте, когда так нравится выражение: "Жизнь - бардак, бабы - ..., солнце - ...., а счастье - в труде", он утверждал, что в любовь не верит. За последние несколько лет он дважды испытывал сильное болезненное чувство по отношению к женщине, но всегда находил, что себе соврать. И я думаю, для него психологически было бы легче жить с женщиной, которую он презирает и которая не слишком обожает его. Но помечтать иногда о том, как было бы славно выставить Джокера и занять его место, он себе разрешал. Эти мечты размещались в нем, обживали все внутренности от пяток до кишечника, потом размножались и ударяли в голову. Тогда он становился невыносим, хотя именно это состояние пыталась в нем вызвать Татьяна Дмитриевна своими капризами.
Вечером он даже позволил себе сходить позвонить. Обзвонил всех, кого знал (так как выпил), но свербила Таня. Не мог он понять, как это можно весь вечер трепаться, когда любимый мужчина попал в беду. Если бы он оказался полным неврастеником и в бреду нафантазировал, что у нее ночует Джокер, который тихонечко, двумя босыми пальцами ноги, залез под ковровую дорожку и вынул из розетки телефон, он бы узнал правду. Потому что именно так все и было. К ночи его блаженное настроение, отчасти вызванное наркозом, сменилось таким исступлением, которому мог бы позавидовать жрец вуду. Он лежал на своей кровати, и глаза его светились в темноте, как у барса. Так продолжалось до четырех, когда силы зла утратили власть над его nervus vagus. А в шесть утра сильные женские руки развернули его задницей кверху, отчего он взвыл, и, залепив пощечину левой ягодице, всадили туда иглу.
- Ага! - Подумал он в этот момент, - Вот тут-то я ее и поймаю. В его воображении пронеслось, как он ковыляет к автомату, звонит, Таня сперва не берет трубку, потом сонным голосом говорит:
- Алло.
- Здравствуй, я тебя разбудил?
- Не...а...- Долгий смачный зевок.
- Ну, как дела?
Она что-то ответила, потом они оказались в каком-то селе, пошли в поле, стало темнеть, они зарылись в стог, причем, Евгений только знал, что она Таня, а внешне это была другая женщина, которую он, на беду, слишком хорошо помнил, причем, там была ванна, а в ванне сидела Наташа Раздобурдина...
- Завтрак! Все идут на завтрак! Кто тут не ходячий?
- А сколько времени? - Спросонку Пельмень повел себя несколько простовато.
- Десять, милый... Даже начало одиннадцатого.
Нет, Евгений Пельменников не из таких, которые в больницах ходят на завтрак. Он из тех, которые просыпают обед и отсутствуют во время ужина. Старая санитарка это просекла и была крайне удивлена, когда он с трудом поднялся и пошкандыбал в коридор.
- Приятного аппетита, милый. Сегодня манная каша. А потом - на перевязку!
Пельмень поплелся к телефону, соображая, у кого на первом уроке может быть русская литература. Разумеется, трубку опять никто не взял, но, по крайней мере, уже не было частых гудков - этого идиотизма, чуждого его пассионарной натуре. Посидел покурил возле корпуса, положил глаз на молоденькую в белом халатике, действительно, весьма сексапильную брюнетку с чуть косящими зелеными глазами. Они покурили вместе, оказалось, что именно она и будет делать ему перевязку, но сегодня - после двух. Опять отправился звонить, странно, но дозвонился.
* * *
- Привет. Это я.
- Здравствуй, Женя! Я все знаю, мне вчера звонила Наташенька Раздобурдина. Ну как ты? Как нога?
- Ты вчера с голубцом своим виделась?
- Называй его лучше Джокером, а синонимы слова "гомосексуалист" принеси отдельным списком. Этим ты заложишь основы своей будущей курсовой по языкознанию.
- У Наташки щенок тоже Джокер.
- Колли, я надеюсь?
- Афган.
- Похоже.
- Так ты... это... собираешься меня навещать?
- Женечка, но ведь это опасно... Нас попалить могут. - Таня хихикнула, насмешив себя словом "попалить". Но собеседник не почувствовал стилистической шпильки. Правильно, "попалить", иначе ведь не скажешь. Приличные люди, которые употребляют нормативную лексику, просто не позволяют себя "попалить" или "застукать". У них просто все "схвачено". А учительницу, гулящий муж которой укусил ее малолетнего любовника, приличным человеком назвать уже нельзя. Так что нечего "выделываться".
- Все очень просто. Мама у меня на работе, да и ей нет никакого дела, кто ко мне приходит. А Наташка будет приходить уже после занятий, раньше она никак не может. Так что приезжай прямо сейчас.
- Хорошо. Может быть, тебе что-нибудь надо?
- Если тебе некуда деньги девать, лучше поймай машину.
Так она и поступила. Ровно через полчаса она озарила собой полупустую палату, где у стены спал похожий на Диогена пожилой крестьянин, и небритый Пельмень зачем-то благоухал "Кашарелем".
Запах лавра единовластно царил здесь, пропитав даже стариковы зловонные бинты и облагородив реалистическую смесь каши, лука и легкого сивушного перегара. Но вместе с Татьяной сюда проникли стойкие "Кензо", они подползли к "Кашарелю" и спросили: "Ты кто такой?", он не нашелся, что ответить и отступил в углы, будучи всего лишь дезодорантом.
Встретившись наконец, Татьяна и Евгений не нашли ничего лучшего, как начать целоваться, что они и делали до тех пор, пока не вошел на костылях абсолютно круглый потомок шекспировского Фальстафа. В связи с этим хочу поделиться смешным стишком Марциала:
Да, ты чреват, но в чреве плещет пиво,
А это, брат, не доблесть и не диво.
Вот был бы ты от женщины чреват,
Героем большим стал бы во сто крат.
Фальстаф, производя очень много шума, возлег, водрузил костыли у себя в ногах, достал радиоприемник и принялся извлекать из него смесь рэпа с рейвом, перемежающуюся отрывками оперных арий. Пельмень попытался ничего не заметить, но Таня возмущенно отпрянула, сбросила шкодливую руку и села у него в ногах красить губы.
- Целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания.
Спящий Диоген, заслышав душераздирающие звуки радио, явил свой лик и устроился полулежать, подперев рукой грязную голову.
- Шо слышно? - Спросил он у Фальстафа. Не получив ответа, кроме мычания, и не обнаружив на тумбочке телевизора, он уставился на Татьяну.
- О, ця дивчына у нас у автобуси высыть у купальнику. Уся стара та жовта-жовта. Та мабуть вона, якщо не оця... як там, Барбара Брыльска.
Привыкшая ко всему уже Татьяна молча продолжала красить губы. Диоген неторопливо спустил трудовые ноги с кровати и погрузил их в тапочки а ля "кизяк".
- Орэл. - Сказал он про Пельменя. - Тут до нього багато прыходыло. Може, уси з конкурсу, га? Ота маленька руденька, така смишна, як кукла.
- Ну, мне пора, - Таня взглянула на часы, спрятала пудреницу и встала. - А то еще столкнусь с кем-нибудь.
- Да я не про тебе, сиди ... - Попытался возразить Диоген, которому хотелось культурного общения.
- Я провожу. - Пельмень тоже приподнялся.
- Я допустила ошибку, когда... я не хочу, чтобы между нами что-то было.
- Между нами и сейчас что-то есть. Я, например, ни о чем не жалею.
- Женя, ты не понимаешь, что будет, если кто-то узнает!
- Если ты не будешь психовать, никто не узнает. Всего-то год продержаться, а там...
- Но ведь под угрозой только я, не ты. И не тебе решать... Для тебя это только плюс, какой молодец, как высоко задрал ногу. А расхлебывать мне. Может, еще и хвастаться начнешь.
Тут Евгений Пельменников встал и принялся расхаживать. Он даже опрокинул конфеты, на счастье, запечатанные.
- Ты что, когда-нибудь слышала, чтобы я хвастался? Ты так могла обо мне подумать? Да? Вот спасибо! Вот спасибо! Нет, я что, давал повод, я что, хоть когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь...а? Может, конечно, я и недостойный претендент. Еще бы, Мисс Вселенная, это круто. Куда нам со свиным рылом! Конечно, куда нам до этого гомака, чтобы целоваться на брудершафт!
- Он что угодно, но только не гомак.
- Насрать. Я тоже на себя могу всяких фенечек понавешать. Еще неизвестно, кто будет круче. Дай мне хоть школу закончить! Если бы я год не потерял, уже был бы студентом. Я в шесть лет уже знал тригонометрию, а в одиннадцать стал мужчиной.
Вдруг Таня заметила, что Пельмень одет в свитер практически такого же фасона, как у Джокера. Одинаковый узор, одинаковые нитки, только у одного цвет серый, а у другого -темно-синий. И эта фраза "я тоже могу на себя всяких фенечек понавешать"... Только тут ей пришло в голову, что они примерно одинакового роста и комплекции и даже инициалы у них (Егор Никитич и Евгений Николаевич) одинаковые. И она сдуру воскликнула:
- Но ведь вы и без того похожи! Вот и свитера у вас одного фасона!
Эта весть не примирила Пельменя с действительностью:
- Может, у нас еще что-то одинаковое? Как бы ты нас в постели не перепутала. - И вдруг задумавшись, спросил: - Сколько ему лет?
- Двадцать девять.
- У... маразматик.
- А мне почти двадцать пять.
- Иди сюда. - Он потянул ее к зеркалу. - Мы смотримся. Мама и сукин сын. Я тебя выше. А у него квартира есть?
- Есть.
- И у меня будет. А машина?
- Есть.
- Какая?
- "Рено" цвета мокрого асфальта.
- Так в чем проблема? Жениться не хочет?
- Да нет, с разводом тянет.
Пельмень, все это время прижимавший Татьяну к себе, отпрянул, будто от вампира.
- Как? Почему ты замужем? Почему ты не сказала? Я совершенно иначе представлял себе ситуацию. Я бы совсем по-другому стал действовать! Меня с самого детства воспитывали в уважении к семейным ценностям. Для меня чужая жена - это табу. Если ты замужем, то носи обручальное кольцо, чтобы не внушать несбыточных надежд. Может я в этом смысле и не современный человек, но если отношения начинаются с вранья, то закончатся они в венерической клинике. - Он задумался на какое-то время. - Но сейчас уже, конечно, поздно отступать... то есть, надо идти до конца. Что было, то было, назад не воротишь. Может, это судьба. Я вообще-то на тебя претендую, как на потенциальную супругу. Но я не готов связывать себя обязательствами, пока не встану твердо на ноги. Ты должна мне пообещать, что будешь ждать меня и больше ничего не предпримешь... Кроме развода, конечно - это не моего ума дело. Вот уж не думал чужую семью разбивать, да еще так нахально.
- В любом случае, это сейчас уже неактуально. Мы расстались с этим человеком, и я считаю себя свободной. И я продолжаю считать себя свободной даже после твоей последней тирады.
- Наверное, -Евгений пристально поглядел на отражение Таниных глаз, -Он тебя попросту бросил.
- Может быть, но вместе с этой квартирой.
- Ну дела... Он что, ее тебе подарил в память о незабываемых ночах? Видно, сильно нашкодил, раз такой щедрый. Или очень хотел отбрыкаться скорее.
Почему-то этот широкий жест вызвал на его лице гримасу презрения, будто речь шла о глупом легкомыслии.
- Да, это компенсация морального ущерба. - Таня, тем не менее, гордилась Джокером и его поступком.
- В чем же ущерб?
- А в том, что он такой же гад, как ты.
- А я гад?
- И мерзавец.
- А это его диван?
- Его.
- И покрывало его?
- Его.
- И халат на тебе полосатый его?
- Его.
- Так снимай немедленно.
- И не подумаю, убирайся!
- Татьяна Пельменникова, вот ты кто теперь!
* * *
И они помирились.
Глава 7. 22 СЕНТЯБРЯ
11-Б отмечал знаменательную дату - День Пельменя. В подсобке кабинета математики шли таинственные приготовления. Именинник явился в рабочем костюме - пиджак, галстук, белая рубашка. В коридоре крутилась Наташа Раздобурдина в платье, снятом с куклы Барби. У Татьяны Дмитриевны не было уроков в этом классе. И происходящее к ней не относилось, как бы она ни хотела примазаться. Это не она пекла пирог, не она гладила ему рубашку, не она предоставила подсобку и не она собирала деньги на подарок. Ее никуда не пригласили. В довершение всего, у нее как раз ночевал Джокер, отдавший собственную берлогу во владение каким-то уколотым друзьям из Питера. Вот и вчера он явился среди ночи, открыл дверь своим ключом, долго звенел чем-то на кухне, попытался договориться с сонной Таней, но получил отказ, не стал настаивать и вытащил раскладушку, свою же собственную, фамильную. То же должно было повториться и сегодня, но только с осложнениями. Татьяна отлично знала, что сегодня он ее-таки разбудит и все же попытается соблазнить, по крайней мере, они будут пить зеленый чай на рассвете и ругать украинскую попсу. А потом Женя, оценив цвет лица, сонный вид и мешки под глазами, подумает, что она всю ночь страдала и станет расспрашивать, в чем дело. Она, наверное, ответит честно, что всю ночь проболтала с Джокером. Тогда он разозлится, сожмет губы и закричит: "Ну хватит меня доставать!". В общем, начнется вся эта канитель, которую можно предвидеть, но нельзя предотвратить, потому что Джокеру тоже объяснить ничего нельзя. Он слишком легко ко всему относится. Так Татьяна Дмитриевна с дежурной улыбкой слонялась по школе, потом пришла домой и решила выспаться днем. В результате ей удалось задремать на минутку. И тотчас же проснулась оттого, что над ней склонился Егор. Еще не наступил вечер и в комнате было светло, но он встал специально против света, чтобы не бросалась в глаза его разбитая губа и странная прореха в без того кривом ряду зубов. Однако, стоило Тане издать восклицание, талант рассказчика взял верх над страданиями художника, и раненый заговорил.
" Как ты думаешь, с кем это я подрался? Именно! Решил заехать в магазин, купить чего-нибудь к ужину, все-таки, вечер с красивой женщиной... с тобой, с кем еще. Выхожу из машины, а навстречу - он. В костюме, с рюкзаком, а оттуда горлышко "Изабеллы" торчит. Ну, не ее, так чего-то в этом роде. И мне его лицо очень не понравилось, такое злое плебейское выражение. Тинейджер, что поделаешь. Галстук и рюкзак... - Джокер воздел глаза к потолку, - Если бы я мог его обойти, я бы обошел. Как говорил мой учитель, если ты можешь убежать, значит, можешь за себя постоять. Но поздно, этот тип валит прямо на меня и достаточно нагло спрашивает:
- И много сейчас за жопу платят?
Я расслабился уже, ничего ведь поделать нельзя, отвечаю: - Ни мне здрасьте, ни как зовут, сразу про деньги. Так тебе не за твою детскую попку заплатят, а морду набьют.
Он осатанел, голосок сделался тоненький, глазки блестят:
- Уж не ты ли, - говорит, - Мерзавец, гад, редиска нехорошая и прочие эвфемизмы, будешь мне бить морду?
Я скромненько отвечаю:
- Нет, разве что сниму штаны да ремешком отшлепаю.
Тут у него просто крышу сорвало, он ручками размахался и на меня. В результате он действительно сбил меня с ног, я вовремя не оценил степень опасности и как-то вышло, что ... в общем, я сломал зуб об его колено. Не понимаю, как так могло получиться."
- А он что? - Таня слушала и внимала каждому звуку, изданному Джокером.
- Он отрубился. Мой зуб застрял у него в болевой точке. Мне пришлось в собственной машине везти его к знакомому врачу.
- И он согласился?
- Нет, но и не возражал.
- Скажи, где он, что с ним?! Это серьезно? Боже мой, я знала, что это добром не кончится!
- Если человек нарывается, это хорошо не кончается. А он в больнице. Там нужна операция. Не беспокойся, от зуба в колене еще никто не умирал. У меня, - Тут Джокеру стало смешно, - У самого сейчас зуб в колене.
- Не смейся, у него сегодня День Рождения, к нему гости придут, а ты...- И Таня с ужасом почувствовала, что ее тоже душит смех.
- Да, это был от меня подарок. Я его ужалил. Как оса.
- Как пчела! Это пчелы оставляют жало.
- Ладно, как змея, не будем спорить. Так вот где таилась погибель моя, мне смертию кость угрожала! Из темных глубин гробовая змея... чувствуешь, дедушкой Фрейдом попахивает... шипя!... между тем!...и этим! выползала! А потом заползала! Как черная лента! У-у-у!!! Укушу!
- " Теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь! " ...
- Тогда задушу-у-у!
- Теперь, когда я отбил тебе руки, Венера...
Тревожно зазвонил телефон. Таня сняла трубку и услышала охрипший от слез голос Наташи:
- Татьяна Дмитриевна, я звоню, меня Пельменников Женя просил передать, что он заболел...он в больнице, у него нога.
- Что вы говорите! Как же это он так?
- Я не знаю, он позвонил домой, просил передать, должны были гости прийти, я его маме помогала...
Джокер виновато выглядывал из комнаты, тревожно фиксируя про себя перепады Таниного настроения.
- С ним что-то серьезное?
- Да, у него травма коленной чашечки, нужна операция...
- Спасибо, что вы мне позвонили. Я ему грозилась поставить пару единиц за прогулы. Вы вовремя сообщили...Передайте, что все нормально, раз такое дело, я, конечно, не буду...
- Да вы что, какие единицы! Он все сдаст, честное слово. Он очень хороший ученик, у него только пятерки были... мой папа говорит, что Женя обязательно станет дипломатом.
- Хорошо, хорошо. Я думаю, излишне обзванивать всех преподавателей, достаточно поставить в известность классного руководителя.
- Да, я сейчас позвоню.
- До свидания.
И Татьяна Дмитриевна обратилась к нашкодившему Джокеру.
- Скажи, что делать, я должна его сейчас навестить?
- Давай рассуждать. - Он развалился в позе удобной, но непристойной, на незастеленном диване. - Тебе сообщали адрес больницы, номер палаты и т.д.?
- Нет, но ты же...
- Слушай молча. Сейчас к нему поедет мама с вещами и этой, как ее зовут?
- Наташей.
- Боже, как их много развелось. С Наташей. Допустим, я везу тебя в больницу, а номера палаты я не знаю и знать не хочу, мы всех подымаем на уши, потом ты с апельсинами входишь к нему и сразу попадаешь в глупое положение.
- Но я же не могу его не навестить!
- Без меня, пожалуйста.
- Тогда скажи адрес.
- Обойдешься.
- Но как же я тогда?
- Если тебе интересно мое мнение, то я пока еще твой муж и мне надоело возиться с этими сопляками, которые ставят мне рога, а потом еще и ломают зубы. Нарушая мне этим обмен кальция в организме. Ты знаешь, почему я принял решение развестись...
- Потому что кобель и бабник.
Джокер с интересом посмотрел на нее.
- Это не мешает мне свято помнить о супружеских обязанностях.
- Потому, что Снежана почистила зубы моей зубной щеткой, а Ксюша использовала для подбрития лобка и подмышек мою новую бритву.
- Ну, извини. Мне казалось, дело все-таки не совсем в этом...
- Знаю, знаю, ты медитировал, тебе открылось, что ты должен все бросить и уйти в буддийский монастырь.
- Я как бы с тобой советовался... Ш-шит! Опять это проклятое как бы! Но мы с тобой договорились, что между нами останется как бы нить...
- Ш-шит!
- И вот сейчас ты встречаешься с этим Пельменем, он распространяет вокруг себя вонищу, - "Вонищей" у него принято было называть особый вид астрального присутствия, - и нарушает мое внутреннее равновесие. Тебе нравится в этом барахтаться - твои проблемы. Но я не могу допустить... мои проказы, по крайней мере, не отражаются на экологии внутрисемейных отношений...э-э...Зубную щетку, в конце-концов, можно спрятать! А бритву я для них теперь завел специальную, так что это не повторится.
- Куда делось твое кольцо? - Он притих и глазки без темных очков забегали.
- Ты имеешь в виду, должно быть...
- Да, которое я подарила. - Чувствовалось, что Джокер преодолевает огромный соблазн соврать, но намерен сказать все, как есть. Наконец, он принял непринужденный вид и проронил:
- Лолита выпросила. Я дал поносить.
- На большом пальце ноги?
- Нет. - Ему стало совсем неприятно. - Она миниатюрная, но почему-то у нас почти один размер. Ей на средний палец подходит. Она просила, а я не могу отказать ребенку...Тем более, такому сексуальному.
- Детей любишь?
- Нет, в общем-то, но сам процесс воспитания...
- А если я тоже приревную? Почему тебе можно, а мне - нет?
- Послушай, если мы друг друга так ревнуем, нам не надо разводиться. Пусть нас хоть что-то связывает.
- Нет уж. Ты как хочешь, а я люблю другого. Вон, телефон звонит. Это он, увидишь!
Таня подошла, но на том конце кто-то очень по-женски бросил трубку. Джокер вышел к ней, обнял и сказал:
- Ну вот такая мы неклевая семья.
СТРАШНЫЙ СОН ТАТЬЯНЫ
Нашкодивший Джокер сидел на кухне, курил свою трубку, пил кофе и почему-то не мог уснуть. Он глядел в окно и хотел женщину. Оба занятия были напрасны. В темном окне мигал единственный фонарь, а женщина внимательно смотрела сон. Она видела себя дерущейся с пьяным дедом, который надорвал ей детство в родном Василькове. Внезапно оба оказались в вагончике и покатились вниз по старым зеленым дворикам в майском цветении, заезжая в арки, словно в тоннели. В последнем дворике вагончик остановился. Навстречу вышел пушистый черно-белый кот.
- Все коты связаны с Мордором. - Важно сказал он. - И я должен вас сопровождать в этой стране. Но что касается лично вас, дамочка, вы попали сюда случайно. Попробуйте уйти... если сможете.
Таня куда-то направилась, но ноги сами привели ее в некую приемную, где все сидели и стояли, словно в жэке. С этого момента Таня стала сознавать себя полненьким бодрячком Аркадием Павловичем средних лет. Практически сразу, как он вошел, белая свежевыкрашенная дверь в стене напротив отворилась, и человек в белом халате объявил:
- Тихо, сейчас будем распределять.
- Знаете что, - Шепнул откуда-то сзади моложавый пенсионер. - Знаю я эти распределения, ничего хорошего ждать не приходится. Имеет смысл сыграть в кости. Идем.
Они выскользнули из приемной и оказались в помещении вроде сберкассы. Аркадий Павлович занял очередь в одно из окошек. Впереди стояла белокурая девочка лет пяти. Она уже метала шестой раз, но выпадало все время 4, и это ее расстраивало. Наш герой сперва обеспокоился, но напрасно: меньше 6 ничего не было. Однако, симпатичная дама, принимавшая кости, все равно сказала:
- Ваша палата 892.
- Может, не надо меня в палату, а? - Робко уточнил Аркадий Павлович.
- Ах, не вводите во грех! - Томно прошептала она в ответ. - Вы такой сочненький, а мы тут с утра без обеда. Ладно, ложитесь вот сюда. Девчонки, кто крови попить?
Аркадий Павлович живенько выбежал в коридор и безропотно позволил двум санитарам отвести себя в палату. Там ему отвели место прямо под распахнутым окном, где торчали изумрудные верхушки деревьев. Его соседями оказались два дюжих молодца, глядя на которых, хотелось верить в грядущее. Но кроме них в палате было страшное существо, полуживые мощи с культями ног и кровавыми дырами ладоней. Когда провожатые ушли, соседи посоветовали новенькому:
- Как услышишь шаги в коридоре, лучше простыней укрывайся. А то ходят тут всякие, увидят, что-то наружу торчит, не выдержат и оттяпают. - А.П. тут же укрылся и пролежал до вечера, кутаясь в короткую простыню и прислушиваясь. Шаги благополучно затихали каждый раз в конце коридора. А когда стемнело, он вылез в окно и сделал ноги.
Вольготно было идти под луной, вдыхая жизнеутверждающий майский воздух, среди редких высоких домов. Наконец, ночь закончилась, в небе появились брейгелевские птички.
- Хорошо, подумал А.П.- в аду бы их давно переловили и съели. Такой там народ ненасытный.
Рассвело окончательно. Пейзаж изменился - стало больше кустов и дома приобрели вид корпусов. Так незаметненько Аркадий Павлович вошел во двор своей душевной больницы. Там стояло несколько машин и болтали две старушки в халатах.
- О, как раз к обходу поспел! - Сказали они про А.П. И он поспешил влезть в свое окно, боясь дисциплинарного взыскания. В палате как раз был обход.
- Ага. Вот этот выходил, я вижу!
- Да, да, он выходил, - Поспешно согласились соседи, - Может, с него и начнем?
- Нет, я знаю, с кого мы начнем, - Возразил дежурный и достав жуткого вида проводки, подошел к живым мощам. Раздался печальный крик. Следующим должен был стать А.П., но будучи существом изворотливым, он вовремя проснулся.
* * *
Таня увидела Джокера. Он сидел на краешке дивана и нежно гладил ее по руке. Она смотрела на него и понимала, что если уснет, ей, пожалуй, приснится продолжение.
- Ну и что ты тут забыл? Чего ты хочешь?
- Вау! - Возмутился Джокер, - А как ты думаешь?
- Это подло. Мне из-за тебя снились всякие гадости.
- Эротические, надеюсь?
- Садомазохические. Я была в аду.
- В своем или чужом?
Этот вопрос заставил Таню серьезно задуматься. Она легла на спину. Законный супруг просунул руку под одеяло и принялся делать ей массаж. Это ее сперва возбудило, но потом успокоило. Она уснула сном праведницы и, конечно, увидела продолжение...
Глава 8. В БОЛЬНИЦЕ
Пельмень, между тем, полеживал в больнице и прекрасно себя чувствовал. Осколок вражеского зуба хранился у него в спичечной коробке среди нескольких замусоленных спичек. Нога болела, наполняя гордостью. В тумбочке еще оставалось много всяческих вкусностей, которые не смогли съесть в один заход ни он, ни соседи по палате. Кроме того, им приносили вино.
О Татьяне он думал с тихой мстительной радостью, представляя себе, как она нервничает и клянет себя и беспокоится. И это было очень для него характерно, потому что свое самоедство он имел склонность переносить на окружающих. Вроде бы недостаток, но какой выразительный!
Кстати, выползшая непонятно из каких глубин страсть к Татьяне очень мешала ему и спутывала многие планы, которые у него, человека целеустремленного, были. Но из-за той же целеустремленности он не мог бы позволить себе такой роскоши, как отказаться от борьбы. Он собирался жениться на Наташе Раздобурдиной, невесте очень выгодной, но не для того, чтобы сесть на шею, а из убеждения, что это достойная пара. Как и всякий истинный романтик, Пельмень себя таковым не считал и сильно обольщался насчет своего здравомыслия и цинизма.
Находясь в том возрасте, когда так нравится выражение: "Жизнь - бардак, бабы - ..., солнце - ...., а счастье - в труде", он утверждал, что в любовь не верит. За последние несколько лет он дважды испытывал сильное болезненное чувство по отношению к женщине, но всегда находил, что себе соврать. И я думаю, для него психологически было бы легче жить с женщиной, которую он презирает и которая не слишком обожает его. Но помечтать иногда о том, как было бы славно выставить Джокера и занять его место, он себе разрешал. Эти мечты размещались в нем, обживали все внутренности от пяток до кишечника, потом размножались и ударяли в голову. Тогда он становился невыносим, хотя именно это состояние пыталась в нем вызвать Татьяна Дмитриевна своими капризами.
Вечером он даже позволил себе сходить позвонить. Обзвонил всех, кого знал (так как выпил), но свербила Таня. Не мог он понять, как это можно весь вечер трепаться, когда любимый мужчина попал в беду. Если бы он оказался полным неврастеником и в бреду нафантазировал, что у нее ночует Джокер, который тихонечко, двумя босыми пальцами ноги, залез под ковровую дорожку и вынул из розетки телефон, он бы узнал правду. Потому что именно так все и было. К ночи его блаженное настроение, отчасти вызванное наркозом, сменилось таким исступлением, которому мог бы позавидовать жрец вуду. Он лежал на своей кровати, и глаза его светились в темноте, как у барса. Так продолжалось до четырех, когда силы зла утратили власть над его nervus vagus. А в шесть утра сильные женские руки развернули его задницей кверху, отчего он взвыл, и, залепив пощечину левой ягодице, всадили туда иглу.
- Ага! - Подумал он в этот момент, - Вот тут-то я ее и поймаю. В его воображении пронеслось, как он ковыляет к автомату, звонит, Таня сперва не берет трубку, потом сонным голосом говорит:
- Алло.
- Здравствуй, я тебя разбудил?
- Не...а...- Долгий смачный зевок.
- Ну, как дела?
Она что-то ответила, потом они оказались в каком-то селе, пошли в поле, стало темнеть, они зарылись в стог, причем, Евгений только знал, что она Таня, а внешне это была другая женщина, которую он, на беду, слишком хорошо помнил, причем, там была ванна, а в ванне сидела Наташа Раздобурдина...
- Завтрак! Все идут на завтрак! Кто тут не ходячий?
- А сколько времени? - Спросонку Пельмень повел себя несколько простовато.
- Десять, милый... Даже начало одиннадцатого.
Нет, Евгений Пельменников не из таких, которые в больницах ходят на завтрак. Он из тех, которые просыпают обед и отсутствуют во время ужина. Старая санитарка это просекла и была крайне удивлена, когда он с трудом поднялся и пошкандыбал в коридор.
- Приятного аппетита, милый. Сегодня манная каша. А потом - на перевязку!
Пельмень поплелся к телефону, соображая, у кого на первом уроке может быть русская литература. Разумеется, трубку опять никто не взял, но, по крайней мере, уже не было частых гудков - этого идиотизма, чуждого его пассионарной натуре. Посидел покурил возле корпуса, положил глаз на молоденькую в белом халатике, действительно, весьма сексапильную брюнетку с чуть косящими зелеными глазами. Они покурили вместе, оказалось, что именно она и будет делать ему перевязку, но сегодня - после двух. Опять отправился звонить, странно, но дозвонился.
* * *
- Привет. Это я.
- Здравствуй, Женя! Я все знаю, мне вчера звонила Наташенька Раздобурдина. Ну как ты? Как нога?
- Ты вчера с голубцом своим виделась?
- Называй его лучше Джокером, а синонимы слова "гомосексуалист" принеси отдельным списком. Этим ты заложишь основы своей будущей курсовой по языкознанию.
- У Наташки щенок тоже Джокер.
- Колли, я надеюсь?
- Афган.
- Похоже.
- Так ты... это... собираешься меня навещать?
- Женечка, но ведь это опасно... Нас попалить могут. - Таня хихикнула, насмешив себя словом "попалить". Но собеседник не почувствовал стилистической шпильки. Правильно, "попалить", иначе ведь не скажешь. Приличные люди, которые употребляют нормативную лексику, просто не позволяют себя "попалить" или "застукать". У них просто все "схвачено". А учительницу, гулящий муж которой укусил ее малолетнего любовника, приличным человеком назвать уже нельзя. Так что нечего "выделываться".
- Все очень просто. Мама у меня на работе, да и ей нет никакого дела, кто ко мне приходит. А Наташка будет приходить уже после занятий, раньше она никак не может. Так что приезжай прямо сейчас.
- Хорошо. Может быть, тебе что-нибудь надо?
- Если тебе некуда деньги девать, лучше поймай машину.
Так она и поступила. Ровно через полчаса она озарила собой полупустую палату, где у стены спал похожий на Диогена пожилой крестьянин, и небритый Пельмень зачем-то благоухал "Кашарелем".
Запах лавра единовластно царил здесь, пропитав даже стариковы зловонные бинты и облагородив реалистическую смесь каши, лука и легкого сивушного перегара. Но вместе с Татьяной сюда проникли стойкие "Кензо", они подползли к "Кашарелю" и спросили: "Ты кто такой?", он не нашелся, что ответить и отступил в углы, будучи всего лишь дезодорантом.
Встретившись наконец, Татьяна и Евгений не нашли ничего лучшего, как начать целоваться, что они и делали до тех пор, пока не вошел на костылях абсолютно круглый потомок шекспировского Фальстафа. В связи с этим хочу поделиться смешным стишком Марциала:
Да, ты чреват, но в чреве плещет пиво,
А это, брат, не доблесть и не диво.
Вот был бы ты от женщины чреват,
Героем большим стал бы во сто крат.
Фальстаф, производя очень много шума, возлег, водрузил костыли у себя в ногах, достал радиоприемник и принялся извлекать из него смесь рэпа с рейвом, перемежающуюся отрывками оперных арий. Пельмень попытался ничего не заметить, но Таня возмущенно отпрянула, сбросила шкодливую руку и села у него в ногах красить губы.
- Целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания.
Спящий Диоген, заслышав душераздирающие звуки радио, явил свой лик и устроился полулежать, подперев рукой грязную голову.
- Шо слышно? - Спросил он у Фальстафа. Не получив ответа, кроме мычания, и не обнаружив на тумбочке телевизора, он уставился на Татьяну.
- О, ця дивчына у нас у автобуси высыть у купальнику. Уся стара та жовта-жовта. Та мабуть вона, якщо не оця... як там, Барбара Брыльска.
Привыкшая ко всему уже Татьяна молча продолжала красить губы. Диоген неторопливо спустил трудовые ноги с кровати и погрузил их в тапочки а ля "кизяк".
- Орэл. - Сказал он про Пельменя. - Тут до нього багато прыходыло. Може, уси з конкурсу, га? Ота маленька руденька, така смишна, як кукла.
- Ну, мне пора, - Таня взглянула на часы, спрятала пудреницу и встала. - А то еще столкнусь с кем-нибудь.
- Да я не про тебе, сиди ... - Попытался возразить Диоген, которому хотелось культурного общения.
- Я провожу. - Пельмень тоже приподнялся.