Цзы Рам. Просветление – не то, что ты думаешь

   Но иногда возникает вторичное отождествление, которое я называю «авторством». Это ложное притязание, что происходящее через меня, через этот механизм тела-ума, – это мое авторское действие, что я источник происходящего. Это чувство, что я – независимый создатель, ответственный за присутствие или отсутствие мыслей, действий и эмоций. Это и есть то вторичное отождествление, с которым имеет дело Просветление.
   Просветление – это полное растворение вторичного отождествления.
   После Просветления мудрец продолжает функционировать и использовать личные местоимения. Он говорит: «Это мой дом, это моя семья, это моя собака, и т. д.», – и связывает эти вещи с собой, что необходимо, чтобы нормально функционировать. Таким образом, первичное отождествление остается, но вторичной вовлеченности, приписывающей авторство «моим» мыслям, «моим» действиям и «моим» эмоциям, больше нет. Именно вторичная вовлеченность вызывает чувство вины, когда все идет не так, или чувство гордости, когда все получается хорошо. Поэтому мудрец никогда не чувствует гордость или вину.

Можем ли мы познать истину?

   В: Я почти ничего не знаю об этом Живом Учении. Это учение?
   Уэйн: Это учение.
 
   В: И как его практиковать? Это что-то, что можно делать?
   Уэйн: Живое Учение начинается с того, что ничто из того, что я говорю, не является Истиной.
 
   В: Какой истиной?
   Уэйн: Абсолютной Истиной.
 
   В: Потому что истины нет?
   Уэйн: Потому что любая концептуальная истина относительна – кто-то с ней согласится, кто-то не согласится. Все, что можно сказать, все, чему можно научить, двойственно по природе и может быть оспорено.
 
   В: Все сказанное кем угодно?
   Уэйн: Все сказанное кем угодно.
 
   В: Из-за ограничений языка?
   Уэйн: Из-за ограничений человеческого ума. Ум – инструмент двойственности. А Живое Учение указывает на недвойственное.
 
   В: А опыт может быть Истиной?
   Уэйн: Опыт также двойствен по природе.
 
   В: Значит, мы не можем испытать Абсолют, разве что только какие-то его грани?
   Уэйн: Все, что воспринимается, является аспектом Истины. В этом Живом Учении мы называем Истину Сознанием – или вы можете называть ее Богом, Источником, Единостью, Единственностью, Христом, Дао – не важно, как вы ее назовете. Это указатели на Тотальность, аспектом которой является все. Таким образом, Истина может быть познана в своих аспектах, но не в Тотальности. Мы функционируем в двойственности, поэтому в относительной двойственности есть утверждения, которые мы называем либо истинными, либо ложными. Нужно всегда помнить, что это относительная оценка, не абсолютная.
   Истинный Абсолют нельзя познать, нельзя пережить, кроме как в аспектах, то есть в проявленной Вселенной.
   Возможно, у вас было глубокое переживание единения или присутствия. Мы называем такие переживания «духовными». Оно ощущается как тотальность, свобода, безграничность. Однако если вы можете его узнать, если вы можете его испытать, оно должно быть ограниченным. Мой гуру, Рамеш Балсекар, называет эти переживания «бесплатными пробниками» или «взглядами через забор», но это не Просветление. Именно это отличает данное учение от множества других, с которыми вы могли уже столкнуться. Оно говорит, что переживание единства – относительный опыт. Даже глубокое единение с Богом, пережитое вами, относительно и не является абсолютной Истиной, каким бы глубоким оно ни ощущалось. Даже глубочайший опыт – временный аспект Тотальности.
 
   В: Мы живем в двойственном мире, наше восприятие двойственно. Как мы можем прикоснуться к чему-то, что за пределами двойственного?
   Уэйн: A-а! Это загадка мистиков и мистики. Мистик указывает на то, что вне относительного, и затем вы справедливо спрашиваете: «Как я могу выйти за пределы относительного?» И любой достойный мистик скажет, что вы не можете. Вы абсолютно никак не можете выйти за пределы относительного, однако тот же мистик в то же время скажет: «Я вышел за пределы относительного».
 
   В: Разве мистик не скажет, что мы все находимся за пределами относительного?
   Уэйн: Это зависит от мистика! [смех] Потому что это все указатели, понимаете? Все эти относительные утверждения – несовершенные представления того, что нельзя представить. Вы можете представить лишь то, что существует как объект. А то, на что указывает мистик, – не объект, не вещь.
 
   В: Но как тогда мы можем воспринимать это?
   Уэйн: Вы не можете воспринимать это!
 
   В: Тогда как мы можем знать об этом? Вот что мне не понятно! Как вы вообще можете говорить об этом, если это нельзя воспринять, почувствовать, понять или увидеть?
   Уэйн: Довольно нелепо, да? [смех] На самом деле я бы не стал говорить ни о чем подобном, если бы вы об этом не спрашивали.
   Всегда существовали такие мистические учения, говорящие о том, что не может быть познано и о чем не может быть «сказано». Лао-цзы тысячи лет назад начал «Дао дэ цзин» с такой фразы: «Дао, которое может быть названо, – не истинное Дао». Это были его первые слова: Дао, которое может быть названо, – не истинное Дао!
 
   В: Отличное заявление!
   Уэйн: Но он не остановился на этом! Он не остановился на этом, потому что учение вызывается людьми, которые за ним приходят.
   Истинные мистики никогда не торгуют на рынке своими идеями, потому что их идеи бесполезны. Они знают, что их идеи бесполезны. Как только они облекают их в слова, это уже не то. Они знают, что они не поставляют истины. Истины – валюта священников, раввинов и академиков, они владеют истинами. Они выходят и строят церкви, университеты и храмы, чтобы поставлять так называемые истины. По традиции мистики не связаны с подобными структурами, потому что им нечего продавать! Так что вы абсолютно правы, заключая, что все эти высказывания нелепы и странны. Однако вот мы здесь сидим вместе, и эти высказывания случаются как указатели на то, что существует вне границ достижения знания.

Высшее состояние

   В: Вы хотите сказать, что есть что-то трансцендентное за пределами «меня»?
   Уэйн: И да и нет. Говоря проще, то, что мы называем трансцендентностью, – это растворение того, что связано с входом в вовлеченность и выходом из нее. Когда то, что входит в вовлеченность и выходит из нее, растворяется, тогда вся проблема, весь вопрос, все растворяется вместе с ним. Поэтому нет никакого высшего состояния. Высшее состояние может существовать только по отношению к низшему состоянию. Когда вы избавляетесь от понятий высшего/низшего и продолжаете говорить о Трансцендентном, не остается ничего. В этом нет ничего доступного восприятию.

Относительность

   В: Можно сказать, что кто-то подобный Рамане Махарши, пребывая в абсолютном состоянии, не затронут относительностью?
   Уэйн: Вы говорите о механизме тела-ума по имени Рамана Махарши, который выходит за пределы всех относительных соображений?
 
   В: Да, разве у него нет осознания самого факта Сознания, которым он на самом деле является?
   Уэйн: Нет никакого осознания этого факта. Такое осознание относительно. Относительного осознания этого факта нет, потому что нет разделения в организме по имени Рамана Махарши. Для Раманы сам подобный вопрос неактуален. Больше нет понятий отделенности и единства. Однако, поскольку он был механизмом тела-ума, который использовал язык, он говорил в терминах присутствия и отсутствия.
   В абсолютном смысле не может быть никакого знания о Присутствии, потому что нет никого отделенного, чтобы познать Присутствие. Присутствие просто есть.
   Вот почему часто лучше говорить об этом в отрицательных терминах. Это помогает отвлечь вас от идеи, что Просветленное существо обладает чем-то особенным, что он достиг чего-то, с сопутствующим подтекстом, что если вы достаточно сообразительны и старательны, вы также овладеете этим. Вот почему мы часто говорим о Просветлении как об отсутствии ложного чувства авторства.
 
   В: Что такое свидетель?
   Уэйн: Термин «свидетель» используется разными учителями в разных контекстах и разные учения используют его, чтобы описывать различные вещи. Нет общего согласия по поводу того, что такое свидетель.
 
   В: Тогда как вы называете осознание того, что все есть Одно?
   Уэйн: На том этапе, когда вы испытываете это осознание, я называю его «духовным опытом». Это духовное переживание того, что все Одно, духовное знание. Когда оно приходит, это очень сильное переживание и очень притягательное. Это те «бесплатные образцы», о которых говорил Рамеш. Учитывая мое прошлое, я бы назвал их первой бесплатной дозой наркодилера, [смех]
 
   В: И что подвигло вас от бесплатных образцов к полному, постоянному и непрерывному единству с Сознанием, если можно это так называть?
   Уэйн: То, что подвигло меня, движет и все остальное. Событие, называемое Просветлением, – это просто одно из миллиардов событий в проявленной Вселенной. По сути, оно не более значимо, чем любое другое, и обретает важность только для ищущих. Для ищущих это ТО САМОЕ событие. О нем часто задают множество вопросов, жаждут книг, записей и бесед, подобных нашей. Но с точки зрения мудреца, это просто одно из миллиардов событий.
 
   В: Но ведь после Просветления даже глоток воды так же значим, как само просветление?
   Уэйн: Глоток воды – это глоток воды. Значимость приписывается ему впоследствии человеческим существом, и она относительна, а никак не абсолютна. Глоток воды, когда вы умираете от жажды, – это самое мистическое переживание, нет ничего более блаженного, более важного, более значимого, чем прикосновение воды к вашему языку, если вы почти умерли от жажды. Однако в обычный день в том же самом глотке воды нет ничего особенного. Значимость всегда относительна и зависит от происходящего. Ничто не обладает какой-то внутренней значимостью, включая Просветление.

Опыт мудреца

   В: Расскажите мне о вашем переживании «вас».
   Уэйн: Меня? Это зависит от того, какого «меня» вы имеете в виду. Если вы спрашиваете о переживании Уэйна Ликермэна – имени, формы и истории, ассоциированных с этим организмом, – тогда это очень человеческий опыт. Тогда здесь есть полный набор страсти, удовольствия, боли и разочарования. Но есть отсутствие того, что обычно представляется частью этого опыта. Я подчеркиваю, что это именно отсутствие, а не какое-то иное присутствие, как, например, присутствие переживания единства. Это отсутствие того отождествления как авторской сущности, которое там есть в обычном случае. Мы можем говорить об этом организме и о том, что к нему относится, обо всех человеческих особенностях. Но то, что делает этот организм настолько интересным, что люди со всего мира приезжают сюда, есть то само отсутствие.
 
   В: Да. Я знаком с этим отсутствием из вспышек и мгновений моей собственной жизни.
   Уэйн: То, что вы переживаете, есть присутствие отсутствия. Так и должно быть. Вы осознаете, что есть вовлеченность. Затем наступает момент, когда вовлеченность останавливается, что есть отсутствие вовлеченности. Когда вовлеченность возвращается, вы можете сказать, что имелось ее отсутствие, потому что тогда оно определяется как некая вещь. Состояние мудреца – это та точка, в которой то, что вовлекается, ложное чувство авторства, умирает. Оно исчезает полностью. Оно уже не может воскреснуть. Есть Присутствие, есть То-Что-Есть. Но больше нет точки, в которой оно может быть определено как некая «вещь» и воспринято как некая «вещь». Для мудреца этому нет конца и нет отделенности от этого.
   В процессе поиска у вас бывают моменты прозрения, когда вы испытываете «отсутствие». Но если мы посмотрим на это более внимательно, вы на самом деле испытываете присутствие отсутствия, которое есть результат прихода и ухода вовлеченности. Это единственная вещь, которую можно испытывать. И тогда вы делаете вывод, что это осознание отсутствия и есть состояние мудреца, которое в его случае постоянно. Но это не так, потому что любое переживание – это присутствие. А мы указываем на то, что для мудреца это чистое отсутствие. Поэтому мы можем говорить, что мудрец есть То. Мудрец не испытывает То.
 
   В: И каково это – быть Тем?
   Уэйн: Для кого?
 
   В: Для парня, сидящего на этом стуле.
   Уэйн: Парень, сидящий на этом стуле, как мы уже говорили раньше, является инструментом, точно так же, как и вы. Иногда жизнь прекрасна, иногда жизнь ужасна. Но то, на что мы указываем в этом Живом Учении, – это Трансцендентность. Ищущие ошибочно думают о Трансцендентности в личностных терминах и спрашивают: «Трансцендентность случилась через этот организм, так на что это похоже?»
   Я использую аналогию с камнем в ботинке, без которого вы сегодня проходили весь день. Каково ваше переживание отсутствия камня в ботинке? Каково это – проходить весь день без камня в ботинке? Вы поймете, что не было никакого переживания отсутствия камня, было просто само отсутствие камня. И если вы теперь войдете в комнату, полную людей с камнями в ботинках, и кто-то из них скажет: «А вот у него нет камня в ботинке», – все захотят узнать, каково это для вас.
 
   В: Если бы вам надо было поговорить с другим просветленным, у вас обоих было бы одинаковое восприятие состояния, в котором вы находитесь? Или оно отличается для каждого мудреца?
   Уэйн: Вы опять мыслите в терминах просветленного мяса: этот кусок просветленного мяса по имени Уэйн встречает тот кусок просветленного мяса, и затем вы сравниваете мясо. Подобны ли качества этого куска мяса качествам того куска мяса? Это – мясо [указывает на свое тело], это – мясо и то – мясо [указывает на аудиторию]. Не бывает просветленного мяса. Просветление, как я о нем говорю, трансцендентно мясу.
 
   В: Ну, приходит ли оно по-разному через ваш механизм тела-ума и чей-то еще?
   Уэйн: Учение приходит по-разному.
 
   В: А Понимание, или Реализация?
   Уэйн: Это не Реализация чего-то, вас путают слова. Мы, учителя, говорим о Просветлении как об Абсолютном Понимании, или Реализации, или Пробужденности. А у вас возникает ощущение, что нечто было реализовано или понято. Естественно, создается впечатление, что мудрец что-то обрел: обрел реализацию, обрел понимание. Так, язык формирует представления. И это никак нельзя обойти.
   Мудрец не обретает ничего в Просветлении, мудрец что-то теряет. Здесь трудность в том, что то, что мудрец теряет, изначально не является чем-то реальным. Даже само утверждение, что он потерял это, придает этому больше реальности, чем есть на самом деле, но нам приходится так говорить, чтобы общение было возможным.
 
   В: Хорошо. Но оно кажется чем-то реальным.
   Уэйн: Это «что-то» – ложная вовлеченность, ложное восприятие. Когда ложная пелена спадает, то, что остается, – это то, что всегда было там. Ничто не изменилось, оно было там всегда. Это ложное чувство, это ошибочное восприятие теперь ушло.
 
   В: Это можно увидеть? Как можно это воспринять?
   Уэйн: Нет. Вы не можете воспринять отсутствие чего-либо.
 
   В: Вы говорите о Просветлении как об отсутствии чего-то, и опыт Просветления вы сравниваете с отсутствием камня в ботинке. Однако оно каким-то образом случилось в вашей жизни. Как вы можете знать, что нечто случилось, если у него вообще нет качеств?
   Уэйн: Мы снова сталкиваемся с ограничениями языка. Событие, называемое Просветлением, происходит. Есть некое событие, есть некий момент в истории организма, когда это событие происходит. Это нечто самоочевидное. Оно не подлежит обсуждению, спорам или сомнениям. Оно просто есть. В нем нет никакой скрытой значимости. Оно значимо только с точки зрения ищущего. А для мудреца поиска больше нет, поэтому с точки зрения мудреца в нем нет никакой важности, никакой значимости.
 
   В: Вы сказали, что оно произошло в прошлом и что вы помните его. Это событие, которое можно приурочить к конкретному времени?
   Уэйн: Да.
 
   В: Этот опыт Просветления был похож на осознание, что у вас нет камня в ботинке?
   Уэйн: Это тот указатель, который я использую. То, что мы называем опытом Просветления, – это момент, когда тот самый камень оказывается нереальным. Он никогда не был реальным. И он по-прежнему нереален. Он был подобен гипнотическому сну о камне – на самом деле не было никакого камня. Так что да, мы можем приурочить его к тому моменту, когда гипнотический сон о камне закончился.
 
   В: И вскоре после этого момента наступило великое осознание контраста с тем, что было раньше?
   Уэйн: Вот почему я предпочитаю отойти от аналогии с физическим камнем. Когда вы вынимаете физический камень, у вас возникает глубокое ощущение облегчения, что его больше нет. Однако если камень – просто гипнотический сон, который проходит, всякое понятие о камне, вся проблема камня, вся концепция камня исчезает. Самой этой темы вообще больше нет. И не возникает огромного облегчения от того, что несуществующего камня больше нет. Его просто нет! Понимание таково, что его никогда и не было. Поэтому прошлое беспокойство из-за камня также было иллюзией. В этот момент все это теряет практическую значимость.
 
   В: Я могу перестать думать об этом сейчас?
   Уэйн: Надеюсь! Я сомневаюсь, что смогу нарисовать вам более ясную картину этого отсутствия.
 
   В: Есть ли какое-то чувство трансцендентности при переходе от одного способа восприятия к этому новому способу видения – стал ли этот момент переходным для вас, в каком бы то ни было смысле?
   Уэйн: Вы опять думаете в терминах некоего нового осознания, новой парадигмы, пришедшей на смену старой. Это не замена старого на новое, негодной парадигмы на правильную, всеобъемлющую, работающую парадигму – это исчезновение самой парадигмы как таковой. Это и есть то самое тотальное отсутствие, которое характеризует Просветление.
 
   В: Почему прозрение постоянно для мудреца и непостоянно для меня?
   Уэйн: Прозрение – это феноменальная условность, противоположная замешательству. У мудреца нет того феноменального прозрения, которое бывает у ищущего. Феноменальное прозрение может присутствовать только относительно вовлеченности, ложного чувства авторства. Движение между этими двумя противоположностями рождает переживание прозрения. Когда такого движения нет, вся парадигма рушится, так что нет ни прозрения, ни замешательства. Зреть некому и нечего. Есть только То-Что-Есть.
 
   В: Значит, когда личность, которая становится мудрецом, получает прозрение, она избавляется от вовлеченности «я». И, по крайней мере, это мучение уходит.
   Уэйн: Правильно. Она просто не возникает. Не так, что вовлеченность приходит и затем удаляется пониманием, – нет. Ей просто негде возникать. Так что есть просто отсутствие вовлеченности и нет отрицания вовлеченности пониманием. Вовлеченности просто не возникает. И точка.
 
   В: И это приносит с собой приятие?
   Уэйн: Это не приносит с собой Приятие, это и есть Приятие, приятие Того-Что-Есть в этой Тотальности. Отсутствие вовлеченности есть Тотальное Приятие.

Чувствовать себя Просветленным

   В: Когда вы говорите с людьми, вы различаете, кто просветленный, а кто нет?
   Уэйн: Да, я вижу, где есть вовлеченность.
 
   В: Значит, мне не стоит пытаться соврать вам об этом?
   Уэйн: Вы можете врать мне столько, сколько захочется. Я не могу передать вам, насколько мало меня интересует, просветленный вы или нет! Для меня это вообще не предмет для интереса.
 
   В: И однако, этот разговор происходит.
   Уэйн: Да.
 
   В: Разве вы здесь не для того, чтобы помочь мне, предложить мне какое-то средство для переживания истины? Если вы говорите, что вас не интересует, просветленный я или нет, что это не имеет значения, тогда какова цель этих бесед?
   Уэйн: Цель – это нечто, что мы накладываем поверх Того-Что-Есть. Происходит обмен словами. Затем каждый из нас создает вокруг него смысл и цель. В абсолютном смысле Понимание таково, что этот обмен словами – часть обширного и бесконечно сложного функционирования. Вчера вы понятия не имели о моем существовании, вы не могли планировать приехать сюда. Вселенная действовала таким образом, что сегодня мы здесь разговариваем. У вас было свободное время, вы смогли прийти сюда, и когда вы пришли, я был здесь. Все это случилось. Но все это вне нашего контроля. Полностью. Тотально.
 
   В: То есть вы следуете своей природе каким-то образом и я следую своей природе каким-то образом.
   Уэйн: Да, безусловно. И эта природа неотделима от организма по имени Уэйн и от организма по имени Пол. Мы можем сказать, что посредством различной природы этих организмов происходят различные вещи.
   Возьмем, к примеру, тостер, сконструированный отлично от стиральной машины. Когда электричество течет через тостер, он поджаривает хлеб. Когда то же электричество течет через стиральную машину, она стирает белье. Вы можете положить хлеб в стиральную машину – там то же электричество, – но природа этого механизма не в том, чтобы поджаривать хлеб. И вы не постираете белье в тостере. Однако одна и та же энергия течет через оба инструмента, без которой они просто два инертных куска материи.
   Живое Учение указывает на То, что течет через механизм по имени Уэйн и механизм по имени Пол и оживляет обоих. Что это за оживляющая сила? Тут вопрос не в разнице этих механизмов, а в том, что в них общего. Что оживляет их обоих? Вот что нас здесь интересует.
 
   В: У меня вопрос о процессе отождествления с Тотальностью, поскольку меня сбивает с толку, когда я слышу, как люди утверждают, что они отождествлены с деревьями, что они видят себя как деревья, цветы, птицы, что они становятся всем этим. Но вы же не так себя воспринимаете, например: «Вот я там, в той клумбе»?
   Уэйн: Совершенно верно. То, что вы описываете, – типичная ступень на пути духовного развития: видеть все как Одно и видеть себя как «то».
   Дзенщики говорят, что когда вы только начинаете изучать дзен, реки и горы – это реки и горы. Затем, когда вы обретаете некий опыт в дзен и начинаете понимать его, реки и горы перестают быть реками и горами и становятся Буддой, Одним. И в конце концов, когда происходит Просветление, реки и горы вновь становятся просто реками и горами.
 
   В: Я постепенно отучаю себя от мысли, что Просветление – это нечто особенное. Но у меня возникло впечатление, что после Просветления восприятие организма несколько меняется. Лучше ли организму после просветления, чем до него?
   Уэйн: Просветление – это конец страдания, поэтому тот, кто еще страдает, может сказать, что не страдать лучше. С точки зрения организма, через который произошло Просветление, страдание просто больше не возникает. Страдание – это продукт «я», и это «я» исчезает после Просветления. Боль все еще есть. Организм по-прежнему испытывает весь спектр физической и эмоциональной боли и наслаждается соответствующими физическими и эмоциональными удовольствиями. Все они относятся к мясу. Поэтому мы можем сказать, что Просветление трансцендентно мясу. Не бывает просветленного мяса. Не бывает просветленных существ. Есть лишь существа, через которых Просветление, так сказать, случилось.

Переживание Просветления

   В: Было ли у вас какое-то предчувствие перед тем, как этот опыт произошел, что он произойдет?
   Уэйн: Было ли у меня предчувствие? Это чтобы если у вас будет такое же, вы могли надеяться, что он и с вами произойдет? [смех]
 
   В: В любом случае, говорили ли вы с Рамешем об этом? «Признал» ли он нечто в этом роде? Как это отразилось на ваших взаимоотношениях с ним в то время и с течением лет?
   Уэйн: Мне не нужно было звонить ему и говорить: «Эй, прикинь, что случилось?!» Это было не важно. В этом вся суть. Это не было что-то типа: «О боже! Наконец-то я тоже в этом элитарном клубе!»
   В следующий раз, когда я был в Бомбее, мы обсудили это. Это было просто одно из событий, ничего особенного. Мне было любопытно, и мой вопрос был сугубо практичным. Я сказал ему: «Если кто-то спросит меня: „Вы просветленный?", мне придется сказать „нет“ по той самой причине, что нет „того“, кто может быть просветленным». На что он ответил: «Тебе придется сказать, что здесь есть Понимание», – и показал на пространство перед нами. Не в мясе, это не что-то личное. Это был отличный способ указать на тот факт, что просветление трансцендентно мясу. Это был указатель, уводящий от личностного.
   Большинство задаваемых вопросов тяготеет к персонификации Просветления: «Каким было ваше переживание? На что это было похоже? Какие были знаки? Как вы себя чувствуете теперь? Как вы реагировали?» Любопытство личностно: «Вы сидите в этом кресле, отвечая на вопросы: Каково это? Чем вы отличаетесь от меня?»
   Я могу сидеть здесь и буквально до посинения повторять, что между нами нет никакой разницы. Я могу снова и снова говорить, что этот организм и тот организм – по сути одно, что мы оба – аспекты одного и того же Сознания, функционирующие в соответствии с нашей природой, и следующим вопросом опять будет: «Вы когда-нибудь сердитесь?»