Дачевский Виктор
Некробиотика
Виктор Дачевский
Некробиотика
Не умею писать "синопсис". Но надо. Да и знающие люди посоветовали. Будем слушаться.
О чем это повесть? Начать нужно с технической стороны.
По самым пессимистичным прогнозам нанороботы, подобные описанным ниже, будут созданы через сто лет. По оптимистичным - через сорок-пятьдесят.
Гарантирую, что после их создания мало что изменится. Создать мало.
Простейший сегодняшний наноробот способен, подобно шурупу, вкручиваться в ткань и, например, разрушать раковые опухоли. Нанороботы посложнее (и покрупнее) способны передвигаться при помощи настоящих пропеллеров и шевелить мономолекулярными "руками". Великое дело. По-настоящему великое.
Только толк от этого великого дела будет виден не сразу. Почему? А почему от крыльев Дедала до самолета прошло несколько тысячелетий? Бензина не было.
Чтобы наношуруп крутился, на одну молекулу расходуется энергия хорошего автомобиля. На робота с пропеллером уходит мощность тягача. Табуны лошадей.
Все потому, что молекулы не имеют своего запаса энергии. Нанороботов помещают между устройствами, генерирующими электромагнитные поля.
Поэтому, большая часть человечества будет жить "рядом" с нанороботами, не ощущая их присутствия, в течение долгого времени. По причине дороговизны.
Потом найдут способ. Точно найдут, уже сегодня есть гипотезы и мысли, но они запаздывают по отношению к "материальной части". Все описанное - это не фантастика. Ближайшая реальность. Практически, сегодняшний день.
А вот теперь начинается фантастика. Что будет с обществом, которое копит деньги на то, чтобы прожить дольше? Что будет, если веками приучать человека к мысли, что бессмертие можно купить? Кем станет этот человек?
Думаю, ответ на этот вопрос известен и без меня.
Для меня эта повесть о человеке, который не допустил смерти человека через его бессмертие. Интересы Личности, или интересы Жизни? Что главнее? И чем вы готовы заплатить за собственные убеждения? Что у вас есть, чтобы заплатить? Деньги не принимаются. Так получилось.
И что произойдет после того, как вы победите систему? Любыми средствами.
Когда Вы сами себе ответите на эти вопросы - нарисованный здесь мир станет понятен без разъяснений.
Но, на вопросы можно и не отвечать. Их достаточно услышать.
Главный герой повести просто открывает глаза в уже сложившемся и уже перевернутом мире. Есть место, чтобы сегодняшние представление о Жизни, Смерти и Душе примерить на неотвратимое будущее. Потому что в повести это будущее само свалилось на головы таких как мы людей.
А если источник энергии откроется раньше обещанного... Так все и будет. Возьмет и упадет. Не спросив разрешения.
И куда вы пойдете из такого мира? Главный герой нашел дорожку.
Повесть задумывалась, как начало мировоззренческого цикла. Пока его продолжение ждет реакции на этот мир. Повесть живет своей жизнью.
Сам знаю, что написанное синопсисом не является. Но классический синопсис тут не уместен. Потому что придется перечислять детективные углы и заранее "размусоливать" имя Врага и смысл его действий. Придется перечислять не столько действия "пошел туда, потом оттуда", а состояние души и психики главного героя и других персонажей.
Короче говоря, не хочу никого направлять по "сокращенному руслу". Много потеряете. Кроме того, из синопсиса никак не будет ясно, что у истории два финала. Точнее один, но часть ближе ко второй трети... А в самом финале...
Некробиотика
Перед тем, как ехать на похороны, отец Кассиус вывел на большой экран старинную видеозапись. Сколько лет прошло? Сорок? Больше?
Запись была отвратительного качества. Только звук и невнятные цветные пятна вместо лиц. Стандартная запись тех лет. Хотя, годы тут не при чем. Для протокольных съемок большего качества и не надо.
Жаль, что нельзя увидеть комнату во всех красках. Комната была создана для детей. Неблагополучных детей, которые хоть где-то должны были чувствовать себя спокойно и уверенно.
По стенам двигались изображения зверей. Пингвины, медведи, два слона. Дельфины шевелили воду хвостами. Два симпатичных пони помахивали шелковистыми хвостами, уложив головы друг-дружке на круп.
- Лошадки целуются. - сказала с экрана девочка, подходя к стене.
Лошадок отцу Кассиусу видно не было. Он их помнил. Очень хорошо помнил.
- Стефания, садись пожалуйста! - ласково попросила девочку психотерапевт. - Мы уже начинаем.
Стефания пробарабанила маленькими ножками к своему креслицу, одному из двенадцати в кругу похожих кресел. Обивка этой недетской мебели запомнилась отцу Кассиусу какой-то викторианской помпезностью.
- Можно мне в туалет? - поднял розовое пятно руки маленький мальчик. Если считать кресла по часовой стрелке, то седьмой.
- Тревор, солнышко, конечно можно. Жаль, что придется начать без тебя. Пропустишь все самое интересное.
Маленький Тревор руку опустил и остался сидеть в кресле.
- А сегодня, дорогие дети, в нашей дружной психотерапевтической группе праздник Майкла! Ну, не стесняйся, Майк, встань, покажись ребятам!
У стеснительного Майка краснели уши, а палец не покидал носа.
- Наш доблестный Майки первым прошел все этапы нашего курса психологической поддержки! Аплодисменты, ребята! Майк первый!
Бурные рукоплескания десяти пар детских рук.
- Стефания, если у тебя нет ручек, это еще не повод не радоваться за Майки! Вот так гораздо лучше! О чем это я? А! Ма-айкл! Расскажи, почему ты пришел к нам в группу!
- Я плохо спал, - все еще не поборов смущения, пробормотал мальчик.
- А почему ты плохо спал?
Кольцом сидящие вокруг Майкла дети притихли, в их позах прорезалось недетское внимание.
- Я боялся...
- То есть, у тебя был страх? - тут же последовало уточнение.
Майкл поглубже заткнул палец в нос и почти незаметно кивнул. Окружавшие его дети не дышали, хотя слышали эту историю никак не меньше дюжины раз.
- А теперь у меня вопрос ко всем: какой первый шаг нужно сделать, чтобы раз и навсегда избавиться от страха?
- Нуж-но наз-вать страх по и-ме-ни! - под дирижерские движения хором произнесли дети заученную фразу.
- Как зовут твой страх, Майкл?
- Его зовут...
- Громче, Майкл! Все должны услышать!
- Его зовут Смерть! - голос сухой и хрипловатый для ребенка. Глаза широко раскрыты, руки душат скомканные карманы штанов.
- Молодец, Майкл! Самое сложное ты уже сделал! И запомните, дети, тот, кто имеет смелость назвать свой страх по имени, тот уже победил! Вот ты, Стефания!
Девочка вздрогнула.
- Ты утверждаешь, что в твоей комнате кто-то живет? Кто-то злой? Как его зовут?
- Я...
- Почему он желает тебе зла? Почему не дает спать по ночам? Как он тебя обидел? Пока ты не ответишь на эти вопросы, "кто-то злой" не уйдет!
Девочка смотрела в пол.
- Вот Майки знает, почему мистер Смерть не дает ему спать! Правда, Майк? Не угукай, скажи громко!
- Угу.
- Однажды отец Майкла, когда был сильно пьян, очень рассердился на Майкла! Правда, Майкл? И в наказание запер Майкла в гробу на несколько часов! Все помнят, что отец Майкла владелец похоронного бюро?
Одна из девочек заплакала. Она всегда плакала на этом месте.
- Вот почему Майкл испугался! И это совсем не стыдно! Любой нормальный человек перепугался бы до смерти! Но Майкл не "любой"! Он нашел в себе мужество громко назвать страх по имени! Но это был только первый шаг! Правда, дети?
- Прав-да!
- А какой у нас второй шаг?
- Нуж-но...
- А почему одна Стефания? Давайте-ка все хором!
- Нуж-но гром-ко ска-зать, ка-ко-е зло те-бе хо-чет сде-лать твой страх!
- Он заберет меня! - сорвался Майкл на крик, но потом снова затих, сел на корточки и обхватил колени руками.
- И самый главный шаг?!
- Нуж-но...
- Говори, Стефания!
- Нужно громко сказать, что будет после того, как тебе сделают зло...
- Умница, Стефания. Но громко говорить не обязательно. Нужно просто знать, что будет после этого. Ты ведь знаешь, что будет после этого, Майкл? Правда, знаешь?
Майкл раскрылся. Отпустил руки, погладил штаны на коленках. Даже улыбнулся.
- Это наша с Майклом маленькая тайна! Но Майк точно знает! И не просто знает! Он не боится! Правда, Майк?
Майкл улыбался, поднимаясь с корточек.
- А сегодня мы приготовили для Майка Сюрприз! Правда, дети?
- Прав-да!
- Ты уникальный ребенок, Майкл! Не ребенок, а ходячая диссертация! И сегодня мы совершим Четвертый, завершающий шаг, который только подчеркнет твое полное избавление от страха! Ты готов, Майкл?
Майкл кивнул. Чуть напряженно, но вполне открыто. Дети притихли.
- Миссис Эванс, вкатите гробик! Стой, Майкл! Миссис Эванс, держите его! За ногу держите! К окну не пускайте!
На этом месте священник выключил запись, устало потер глаза, взял серебряное ведерко со святой водой и поехал делать свою работу.
Майкл МакЛохлан, владелец похоронного агентства его имени и потрясающе дорогой медицинской страховки, проснулся в холоде, тесноте и темноте. Проснулся от издевательской головной боли, которая не давала ему покоя последние три года жизни.
Момент засыпания мистер МакЛохлан запомнил очень хорошо. Розовощекий доктор впрыснул ему в вену снотворное, от которого все тело словно начали щекотать теплыми беличьими кисточками. Пышущий здоровьем эскулап самоуверенно обещал, что под наркозом Майклу будут вводить лекарство, которое задержит рост опухоли у него в мозгу. Духовник МакЛохлана, отец Кассиус, перекрестил больного, брызнул ему в лицо святой водой, и Майкл с удовольствием провалился в щекотливую темноту, которая обещала избавление от головной боли.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому. Место, в котором Майклу МакЛохлану довелось проснуться, удивления не вызывало. Ему уже не раз приходилось отлеживаться в похожей на гроб камере гипербарической оксигенации после подобных приступов. И, раз он здесь, значит, наврал ему розовощекий доктор и не помогло волшебное лекарство, по цене двух коллекционных Кадиллаков за один укол.
Видимо, содержащиеся в лекарстве миллионы роботов размером с молекулу решили, всеобщим голосованием, что пациент МакЛохлан неизлечим, и покинули его бренное тело, как и обещал доктор - через прямую кишку. Ну и правильно. Будучи в здравом уме и твердой памяти, Майкл считал, что именно там самое место последним достижениям науки и техники. В этом рассуждении была большая доля цинизма, потому что маленькие роботы уже исцелили ему глаукому и два геморроидальных узла.
Казалось, что боль и дрожь продолжаются уже целую вечность. Сквозь судорожный стук по стенкам ящика послышался грубый мужской голос, зовущий медсестру.
- Зашевелились! - чуть ли не злорадно подумал МакЛохлан. - За такие деньги могли бы и побыстрее!
Щелкнули замки на крышке металлического ящика, и в ослепляющем свете появилась медсестра со злым, морщинистым личиком, деловито оттирающая замызганным полотенцем густую красно-коричневую корку с рук.
- Таки подох! - брезгливо процедила она, кивая на МакЛохлана стоящему рядом полицейскому. - Не успели довезти. Может, не говори священнику? Пускай так хоронит!
Заходящийся от боли МакЛохлан хотел было как следует наорать на хамоватую медсестру, но судороги делали свое дело и получилось что-то вроде: "Твою мать... голова... доктора... укол!!!".
- Еще не хватало, на всякую дохлятину уколы переводить! - огрызнулась медсестра и с грохотом захлопнула крышку. - Доктор к нему живому пять лет не заходил, а сейчас, понятное дело, со всех ног прибежит! Как же!
- Ты потише, насчет дохлятины! - оборвал ее полицейский в помятой фуражке. - Самой недолго осталось! А парню, можно сказать, даже повезло! Вы, святой отец, его, я так понимаю, хотели живым в землю закопать? Или сжечь заживо?
Рядом с полицейским, поднявшим крышку, появилось лицо отца Кассиуса. Это, несомненно, был он, только седой и изможденный. На это Майкл в первый момент не обратил внимания. Его взгляд был прикован к голове полицейского. Из-под помятой фуражки торчал наружу кусок автомобильного бампера с остатками калифорнийского номера.
- Прости меня, сын мой! - одними губами прошептал отец Кассиус - Я не успел уберечь твою душу...
- Да что вы мямлите, святой отец! - лучезарно улыбнулся полицейский м протянул руку обескураженному МакЛохлану. - Поднимайся, выкопыш! Добро пожаловать в Ад!
- Не надо так бежать, отец Кассиус, у меня голова раскалывается! хрипел МакЛохлан священнику, который едва не бегом тянул его за руку по коридорам больницы.
Больничной стерильности здесь не было. Коридоры больше походили на плохо освещенные канализационные стоки; сырые, полные многоножек, крыс и прочего мракобесия.
- Ничего у тебя не болит! - ярился Кассиус. - Не умеет у мертвяков голова болеть! Если уж стал трупом, так и веди себя соответственно!
- Сам ты труп! - вырвал свою руку из ладони священника МакЛохлан. - Я еще побольше твоего проживу!
- Вот в этом я ни капельки не сомневаюсь! - остановился отец Кассиус и воинственно упер руки в боки. - Только почему у тебя, такого живого и здорового, голова болит, а пролежень на заднице ходить не мешает?
Майкл недоверчиво оглянулся. Из-под короткой больничной распашонки, вместо розовых ягодиц, смотрел на него кусок голого мяса с сукровичными потеками. Налюбоваться на тошнотворную картинку священник не дал. Потащил дальше.
Добил МакЛохлана случайный прохожий. Мимо, на руках, передвигал остатки костяка по коридору обветшалый безногий скелетушко. В зубах у него была зажата бутылка с янтарной жидкостью и было видно, что бутылку эту костяк берег пуще всего драгоценного.
- Братья-трупики! - прохрипел костяк, вынув бутылку из зубов. - Где тут на Вселенский медосмотр анализы принимают?
Тут МакЛохлан побежал за Кассиусом без понуканий. Ничего скелетушке не ответил.
- Это все президент, его честь, мать его, похоронных венков ему во все дыры! - тащил святой отец Майка по чавкающим коридорам. - "Каждый труп имеет полное право на самоопределение..."! А я еще голосовал против предложения отцов-иезуитов сначала замочить это дьявольское создание, а потом распылить его над Живой зоной Ватикана, прилюдно, чтоб другим неповадно было! Шевели ногами, кадавр новообращенный, нам еще больше ста этажей вверх по лестнице тащиться! - грубо дернул он за руку МакЛохлана, ноги у которого заплетались все сильнее и сильнее. - А в лифте с мертвяком я больше никогда! Слышишь меня? Никогда в жизни не поеду!
Муниципальная больница городка Даркплэйсида была построена задолго до Последней войны и лифты в ней остались механические. Огромному грузовому лифту требовалось минут сорок, чтобы добраться от Живых этажей до посадочной площадки на второй крыше. Вниз трескучая колымага ехала не намного быстрее. До воскрешения МакЛохлана оставалось минут сорок.
Католический священник с серебряным ведерком святой воды инстинктивно жался в самом темном уголке сорокафутового лифта. Святой отец выбирался за Живое Ограждение нечасто и нервно курил в своем углу вонючую сигарку, пытаясь хоть как-то заглушить стоявший в лифте смрад.
Воняло от арестованного. Полицейский в сильно помятой фуражке правой рукой держал за обнаженный позвоночник нечто, бывшее раньше человеческим телом. Сквозь ошметки плоти на ребрах было видно, что дырявый череп находчивый полицейский положил прямо в пустую грудную клетку, как в корзинку для фруктов. Длинные кости рук и ног, словно вязанку дров, бравый полисмен взял под мышку, причем было заметно, что от кладбищенской вони он ничуть не страдает.
Лифт натужно скрипнул и остановился на этаже, где, в том числе, находилась посадочная площадка для VIP-персон. Факт остановки лифта на VIP-этаже возмутил отца Кассиуса до глубины души. К этим персонам в городе причисляли трех (живых) человек: Главного Живого охотника, губернатора и, само собой, отца Кассиуса. Жену губернатора отец Кассиус и при жизни за человека не считал, и только она могла устроить ему подобную пакость: при подлете отцу Кассиусу нагло заявили, что VIP-площадка закрыта на спецобслуживание. До этого дня "спецобслуживали" на площадке популярную секту жены губернатора. Называлась секта немудрено: "Умрите пьяными". В прошлый раз члены секты развлекались прыжками без парашюта. Причина недовольства отца Кассиуса заключалась в том, что с обычной площадки путешествие до живой зоны растягивалось на несколько часов.
Подставлять вторую щеку обнаглевшим мертвякам Новый Канон запрещал категорически, поэтому отец Кассиус взял наизготовку кисть со святой водой. Даже пара капель благословенной Господом влаги причиняли мертвякам от шести до двадцати часов пытки мукой разложения. Отцу Кассиусу было стыдно в этом признаваться даже самому себе, но от процесса чужого разложения он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. А бессонными ночами, в молитвах покаявшись за грехи свои тайные и явные, почтенный священник усаживался за написание трудов, всесторонне оправдывавших и даже канонизирующих деяния отцов-инквизиторов. Отец Кассиус имел на это право. Он видел конечный результат. Отцы-инквизиторы подобного богохульства никогда бы не допустили.
В открывшихся дверях лифта появилась отнюдь не мадам-губернаторша, обычно щеголявшая позолоченной кочергой в печени - подарком от мужа в честь годовщины собственной измены (кстати, его оправдали). Появилась какая-то вовсе неприглядная рогатая харя со змеей на шее. Харя дохнула в лифт кислым пивным перегаром и безапелляционно заявила: "Вся вонючая дохлятина - на выход!".
Пока отец Кассиус опасливо прятал ведерко за спину, сопровождающий его полицейский, со свойственным мертвякам фатализмом, заслал обладателя рогов и змеюки к такой бога в душу матери... Слов было восемь. Даже опытный священник едва переборол искушение перекрестить рот мелким крестом.
Наверное, зря этот труп "закона и порядка" вообще вспомнил о том, что в прошлой жизни умел разговаривать. Сунувшаяся в лифт рожа была никем иным, как Барлогом - мертвым телохранителем Последнего Президента. Скотина, собранная по частям в богохульной лаборатории экспериментальной генетики Даркплэйсида для какого-то телешоу. Эта тварь никогда не упускала шанса употребить любую алкогольсодержащую жидкость, предаться сексуальным отношениям с чем попало и, понятное дело, подраться. Так что поездка затягивалась минимум на полчаса.
Драку, слава всевышнему, отменили. Отменили молча. А полицейский уже достал из кобуры дробовую гасилу. Пушечного заряда дроби хватило бы, чтобы снести наглому телохранителю левую конечность - склизкого вида толстую змею, постоянно подсказывающую своему хозяину разные мелкие подлости, которые употребимы в честной Мертвой драке. Сам Барлог ни до каких хитростей горазд не был, даже в трезвом состоянии.
Агрессивное поведение полицейского отца Кассиуса не удивило ни капли. Барлог был изгоем в мире мертвых. Он умел получать наслаждение от алкоголя, пищи и половых развлечений, а за одно из этих качеств выдержанный мертвяк порвет и родную маму, даже если она еще жива. А еще у Барлога был топор. Здоровущий, не заточенный, вечно грязный, зловещего вида кусок бронзы, способный раз в три минуты распылять одного мертвяка не хуже Живой Стены.
У полицейского, надо признаться, были все преимущества в драке (кроме телосложения). Дробовая гасила и мертвяк в левой руке нейтрализовали бы и змеюку и топор, а побитый Барлог - это медаль от полицейского управления и год бесплатного косметического салона. Отец Кассиус болел бы за полицейского (Барлог был единственным мертвым, на которого не действовала Живая стена, жил он в квартале от священника и портил ему паству не хуже Баала во плоти). Но мертвяк-карьерист от правосудия не учел одного: ради рогатого алкаша никто не стал бы перекрывать посадочную VIP-площадку, даже если злокозненный Барлог решил бы устроить на ней еще одну Последнюю войну.
С тихим шорохом трепаных перьев спустился на пол за спиной Барлога Живой телохранитель Последнего Президента. Божественной красоты лица и тела ангелоподобная тварь, самого неприятного оттенка серого цвета, которого не в силах была вынести мать-природа, и солнечный свет избегал его, и ночная тьма брезговала прикоснуться к безупречной коже, отчего днем и ночью видно его было одинаково, но смотреть не хотелось. Сварлог.
Крюк Сварлога трех минут перезарядки не требовал и распылял всегда то количество мертвой и живой плоти, сколько того хотелось хозяину. Полицейский уже судорожно убирал гасилу в кобуру, хотя, казалось бы, дробовой заряд должен был расщепить изящное и хрупкое тело на молекулы. Но до сих пор не удалось никому.
Почему Сварлога называли живым, так никто и не знал. Хотя, несмотря на очевидную бесполость (одежды не носил), несколько доказательств его "жизни" посещали приходскую школу отца Кассиуса, пугая детей серой кожей и хрупкими крылышками. Разговаривали они очень мало, грехов не совершали и на исповеди ни в чем не каялись. Матери их ничего путного сказать не могли, а сам Сварлог никогда и ни с кем не разговаривал.
Барлога с дороги самоличным пинком убрал, честь его, Последний Президент. Честно говоря, отец Кассиус был бы более рад встрече с губернаторшей.
- Пойдете пешком! - прикрикнул он на телохранителей, брезгливо протирая салфеткой лакированный ботинок. - Не мешайте мне общаться с избирателями!
- "Специальные салфеточки носит!" - промелькнула у отца Кассиуса неожиданная и бесполезная мысль. Здороваться первым не хотелось, хотя официально Последний Президент был одним из основных покровителей святой церкви. Как, впрочем, и других церквей.
- На девяносто шестом есть бар! - ухватил змеею за крыло Сварлога рогатый труп и потащил от лифта. Отцу Кассиусу пришла в голову еще одна бесполезная мысль: если бы ангелоподобной твари отвесили пинка - он бы и с лестницы спускался с недоступным простым смертным достоинством. Двери лифта закрылись.
- Неусыпно охраняем порядок, офицер? - с неподдельным участием доброго хозяина обернулся Президент к полицейскому. - Что натворил этот выкопыш?
- Так ведь, ваша честь... - полицейский пытался одновременно откозырять Президенту и спрятать смердящий костяк за спину. - Проломал мраморную плиту в полу, в музее Смешной Смерти, ну вы знаете, на западном кладбище... Знаете?
- Продолжайте, офицер!
- Вот, а потом он залез в музейную экспозицию и, знаете, там экспонат "ревность"? Белая баба рожает черного ребенка, а муж ее из гасилы малокалиберной прямо в рыло! Каждые пятнадцать минут, пока рыло не затянется! Народ ухохатывается, а тут этот выкопыш на бабу набросился и пол-ляжки отъел враз! Та бежит, орет, детеныша на пуповине за собой таскает, мужик ее по выкопышу из гасилы лупит! Шесть уважаемых мертвяков пострадало, стекла перебили много, а баба эта...
- Это очень хорошо, офицер, что, кроме охоты на моего телохранителя, вы умеете заниматься и своим непосредственным делом... - ткнул президент пальцем в смрадный костяк. - Но, если я не ошибаюсь, вы командированы сопровождать по мертвой зоне святого отца, не так ли?
- Да, но...
- Без "но"! - рявкнул Последний. - Какое право вы имеете моего полноправного избирателя и последнюю мразь, судя по вашему же рассказу, помещать на расстояние менее десяти футов от Живого?! Погоны жмут?
- Ваша честь... - если бы мертвые умели бледнеть... - недостаток финансирования! Западное кладбище не патрулируется... Я был ближе всех... я же только по приказу...
- А вы, отец Кассиус, раз уж не здороваетесь, почему не сообщаете о нарушении своих конституционных прав?
- Извините, здравствуйте, ваша честь, я тут по неотложному делу, а инспектор прав, он же на защите прав, я не знаю...
- А вы не тушуйтесь, уважаемый! Вы говорите как есть! Вы же для меня в этом городе самый дорогой человек! Кто же мне еще правду скажет?
- Ваши избиратели избрали вас...
- Вы не хуже меня знаете, что мы с избирателями плевать друг на друга хотели. - Последний Президент обладал удивительным свойством. Умел смеяться, сохраняя непроницаемое выражение лица. - Вы единственный стоящий соперник в этом городе, а это я умею ценить! Одного не пойму: что вы делаете в Мертвой зоне?
- Я еду в Живую зону больницы, благословить на истинную смерть одного из лучших моих прихожан...
- Прихожан? Все ваши прихожане, дай бог им здоровья, живут недалеко от прихода.
- Этот человек находится в коме больше семи лет! Он, можно сказать, умер до Последней войны и заслужил спасение души всей своей жизнью и благими делами во имя святой церкви! У меня его завещание! Он завещал кремировать себя! Так что нечего тянуть к его душе свои... руки...
- Коматозник?
- Если вам угодно.
- Не пускайте вы этого святошу в Живую зону, ваша честь! - встрял в разговор полицейский. - Он же хочет еще ни в чем не повинного мертвяка живым в землю на Живой зоне зарыть! Это ж супротив конституции!
- Ваша честь!
- А ведь полисмен прав, святой отец! - не терял нити разговора Последний Президент. - Я отлично понимаю двойственность ситуации, но непреложным законом должен остаться один: "каждый труп имеет полное право на самоопределение между жизнью и смертью". У вас есть возражения?
- Он еще жив!
- Тем более! И когда он умрет, вы не должны лишать его права выбора!
- Он сделал свой выбор, ваша честь! Его выбор - кремация и вечный покой! Вот завещание!
Некробиотика
Не умею писать "синопсис". Но надо. Да и знающие люди посоветовали. Будем слушаться.
О чем это повесть? Начать нужно с технической стороны.
По самым пессимистичным прогнозам нанороботы, подобные описанным ниже, будут созданы через сто лет. По оптимистичным - через сорок-пятьдесят.
Гарантирую, что после их создания мало что изменится. Создать мало.
Простейший сегодняшний наноробот способен, подобно шурупу, вкручиваться в ткань и, например, разрушать раковые опухоли. Нанороботы посложнее (и покрупнее) способны передвигаться при помощи настоящих пропеллеров и шевелить мономолекулярными "руками". Великое дело. По-настоящему великое.
Только толк от этого великого дела будет виден не сразу. Почему? А почему от крыльев Дедала до самолета прошло несколько тысячелетий? Бензина не было.
Чтобы наношуруп крутился, на одну молекулу расходуется энергия хорошего автомобиля. На робота с пропеллером уходит мощность тягача. Табуны лошадей.
Все потому, что молекулы не имеют своего запаса энергии. Нанороботов помещают между устройствами, генерирующими электромагнитные поля.
Поэтому, большая часть человечества будет жить "рядом" с нанороботами, не ощущая их присутствия, в течение долгого времени. По причине дороговизны.
Потом найдут способ. Точно найдут, уже сегодня есть гипотезы и мысли, но они запаздывают по отношению к "материальной части". Все описанное - это не фантастика. Ближайшая реальность. Практически, сегодняшний день.
А вот теперь начинается фантастика. Что будет с обществом, которое копит деньги на то, чтобы прожить дольше? Что будет, если веками приучать человека к мысли, что бессмертие можно купить? Кем станет этот человек?
Думаю, ответ на этот вопрос известен и без меня.
Для меня эта повесть о человеке, который не допустил смерти человека через его бессмертие. Интересы Личности, или интересы Жизни? Что главнее? И чем вы готовы заплатить за собственные убеждения? Что у вас есть, чтобы заплатить? Деньги не принимаются. Так получилось.
И что произойдет после того, как вы победите систему? Любыми средствами.
Когда Вы сами себе ответите на эти вопросы - нарисованный здесь мир станет понятен без разъяснений.
Но, на вопросы можно и не отвечать. Их достаточно услышать.
Главный герой повести просто открывает глаза в уже сложившемся и уже перевернутом мире. Есть место, чтобы сегодняшние представление о Жизни, Смерти и Душе примерить на неотвратимое будущее. Потому что в повести это будущее само свалилось на головы таких как мы людей.
А если источник энергии откроется раньше обещанного... Так все и будет. Возьмет и упадет. Не спросив разрешения.
И куда вы пойдете из такого мира? Главный герой нашел дорожку.
Повесть задумывалась, как начало мировоззренческого цикла. Пока его продолжение ждет реакции на этот мир. Повесть живет своей жизнью.
Сам знаю, что написанное синопсисом не является. Но классический синопсис тут не уместен. Потому что придется перечислять детективные углы и заранее "размусоливать" имя Врага и смысл его действий. Придется перечислять не столько действия "пошел туда, потом оттуда", а состояние души и психики главного героя и других персонажей.
Короче говоря, не хочу никого направлять по "сокращенному руслу". Много потеряете. Кроме того, из синопсиса никак не будет ясно, что у истории два финала. Точнее один, но часть ближе ко второй трети... А в самом финале...
Некробиотика
Перед тем, как ехать на похороны, отец Кассиус вывел на большой экран старинную видеозапись. Сколько лет прошло? Сорок? Больше?
Запись была отвратительного качества. Только звук и невнятные цветные пятна вместо лиц. Стандартная запись тех лет. Хотя, годы тут не при чем. Для протокольных съемок большего качества и не надо.
Жаль, что нельзя увидеть комнату во всех красках. Комната была создана для детей. Неблагополучных детей, которые хоть где-то должны были чувствовать себя спокойно и уверенно.
По стенам двигались изображения зверей. Пингвины, медведи, два слона. Дельфины шевелили воду хвостами. Два симпатичных пони помахивали шелковистыми хвостами, уложив головы друг-дружке на круп.
- Лошадки целуются. - сказала с экрана девочка, подходя к стене.
Лошадок отцу Кассиусу видно не было. Он их помнил. Очень хорошо помнил.
- Стефания, садись пожалуйста! - ласково попросила девочку психотерапевт. - Мы уже начинаем.
Стефания пробарабанила маленькими ножками к своему креслицу, одному из двенадцати в кругу похожих кресел. Обивка этой недетской мебели запомнилась отцу Кассиусу какой-то викторианской помпезностью.
- Можно мне в туалет? - поднял розовое пятно руки маленький мальчик. Если считать кресла по часовой стрелке, то седьмой.
- Тревор, солнышко, конечно можно. Жаль, что придется начать без тебя. Пропустишь все самое интересное.
Маленький Тревор руку опустил и остался сидеть в кресле.
- А сегодня, дорогие дети, в нашей дружной психотерапевтической группе праздник Майкла! Ну, не стесняйся, Майк, встань, покажись ребятам!
У стеснительного Майка краснели уши, а палец не покидал носа.
- Наш доблестный Майки первым прошел все этапы нашего курса психологической поддержки! Аплодисменты, ребята! Майк первый!
Бурные рукоплескания десяти пар детских рук.
- Стефания, если у тебя нет ручек, это еще не повод не радоваться за Майки! Вот так гораздо лучше! О чем это я? А! Ма-айкл! Расскажи, почему ты пришел к нам в группу!
- Я плохо спал, - все еще не поборов смущения, пробормотал мальчик.
- А почему ты плохо спал?
Кольцом сидящие вокруг Майкла дети притихли, в их позах прорезалось недетское внимание.
- Я боялся...
- То есть, у тебя был страх? - тут же последовало уточнение.
Майкл поглубже заткнул палец в нос и почти незаметно кивнул. Окружавшие его дети не дышали, хотя слышали эту историю никак не меньше дюжины раз.
- А теперь у меня вопрос ко всем: какой первый шаг нужно сделать, чтобы раз и навсегда избавиться от страха?
- Нуж-но наз-вать страх по и-ме-ни! - под дирижерские движения хором произнесли дети заученную фразу.
- Как зовут твой страх, Майкл?
- Его зовут...
- Громче, Майкл! Все должны услышать!
- Его зовут Смерть! - голос сухой и хрипловатый для ребенка. Глаза широко раскрыты, руки душат скомканные карманы штанов.
- Молодец, Майкл! Самое сложное ты уже сделал! И запомните, дети, тот, кто имеет смелость назвать свой страх по имени, тот уже победил! Вот ты, Стефания!
Девочка вздрогнула.
- Ты утверждаешь, что в твоей комнате кто-то живет? Кто-то злой? Как его зовут?
- Я...
- Почему он желает тебе зла? Почему не дает спать по ночам? Как он тебя обидел? Пока ты не ответишь на эти вопросы, "кто-то злой" не уйдет!
Девочка смотрела в пол.
- Вот Майки знает, почему мистер Смерть не дает ему спать! Правда, Майк? Не угукай, скажи громко!
- Угу.
- Однажды отец Майкла, когда был сильно пьян, очень рассердился на Майкла! Правда, Майкл? И в наказание запер Майкла в гробу на несколько часов! Все помнят, что отец Майкла владелец похоронного бюро?
Одна из девочек заплакала. Она всегда плакала на этом месте.
- Вот почему Майкл испугался! И это совсем не стыдно! Любой нормальный человек перепугался бы до смерти! Но Майкл не "любой"! Он нашел в себе мужество громко назвать страх по имени! Но это был только первый шаг! Правда, дети?
- Прав-да!
- А какой у нас второй шаг?
- Нуж-но...
- А почему одна Стефания? Давайте-ка все хором!
- Нуж-но гром-ко ска-зать, ка-ко-е зло те-бе хо-чет сде-лать твой страх!
- Он заберет меня! - сорвался Майкл на крик, но потом снова затих, сел на корточки и обхватил колени руками.
- И самый главный шаг?!
- Нуж-но...
- Говори, Стефания!
- Нужно громко сказать, что будет после того, как тебе сделают зло...
- Умница, Стефания. Но громко говорить не обязательно. Нужно просто знать, что будет после этого. Ты ведь знаешь, что будет после этого, Майкл? Правда, знаешь?
Майкл раскрылся. Отпустил руки, погладил штаны на коленках. Даже улыбнулся.
- Это наша с Майклом маленькая тайна! Но Майк точно знает! И не просто знает! Он не боится! Правда, Майк?
Майкл улыбался, поднимаясь с корточек.
- А сегодня мы приготовили для Майка Сюрприз! Правда, дети?
- Прав-да!
- Ты уникальный ребенок, Майкл! Не ребенок, а ходячая диссертация! И сегодня мы совершим Четвертый, завершающий шаг, который только подчеркнет твое полное избавление от страха! Ты готов, Майкл?
Майкл кивнул. Чуть напряженно, но вполне открыто. Дети притихли.
- Миссис Эванс, вкатите гробик! Стой, Майкл! Миссис Эванс, держите его! За ногу держите! К окну не пускайте!
На этом месте священник выключил запись, устало потер глаза, взял серебряное ведерко со святой водой и поехал делать свою работу.
Майкл МакЛохлан, владелец похоронного агентства его имени и потрясающе дорогой медицинской страховки, проснулся в холоде, тесноте и темноте. Проснулся от издевательской головной боли, которая не давала ему покоя последние три года жизни.
Момент засыпания мистер МакЛохлан запомнил очень хорошо. Розовощекий доктор впрыснул ему в вену снотворное, от которого все тело словно начали щекотать теплыми беличьими кисточками. Пышущий здоровьем эскулап самоуверенно обещал, что под наркозом Майклу будут вводить лекарство, которое задержит рост опухоли у него в мозгу. Духовник МакЛохлана, отец Кассиус, перекрестил больного, брызнул ему в лицо святой водой, и Майкл с удовольствием провалился в щекотливую темноту, которая обещала избавление от головной боли.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому. Место, в котором Майклу МакЛохлану довелось проснуться, удивления не вызывало. Ему уже не раз приходилось отлеживаться в похожей на гроб камере гипербарической оксигенации после подобных приступов. И, раз он здесь, значит, наврал ему розовощекий доктор и не помогло волшебное лекарство, по цене двух коллекционных Кадиллаков за один укол.
Видимо, содержащиеся в лекарстве миллионы роботов размером с молекулу решили, всеобщим голосованием, что пациент МакЛохлан неизлечим, и покинули его бренное тело, как и обещал доктор - через прямую кишку. Ну и правильно. Будучи в здравом уме и твердой памяти, Майкл считал, что именно там самое место последним достижениям науки и техники. В этом рассуждении была большая доля цинизма, потому что маленькие роботы уже исцелили ему глаукому и два геморроидальных узла.
Казалось, что боль и дрожь продолжаются уже целую вечность. Сквозь судорожный стук по стенкам ящика послышался грубый мужской голос, зовущий медсестру.
- Зашевелились! - чуть ли не злорадно подумал МакЛохлан. - За такие деньги могли бы и побыстрее!
Щелкнули замки на крышке металлического ящика, и в ослепляющем свете появилась медсестра со злым, морщинистым личиком, деловито оттирающая замызганным полотенцем густую красно-коричневую корку с рук.
- Таки подох! - брезгливо процедила она, кивая на МакЛохлана стоящему рядом полицейскому. - Не успели довезти. Может, не говори священнику? Пускай так хоронит!
Заходящийся от боли МакЛохлан хотел было как следует наорать на хамоватую медсестру, но судороги делали свое дело и получилось что-то вроде: "Твою мать... голова... доктора... укол!!!".
- Еще не хватало, на всякую дохлятину уколы переводить! - огрызнулась медсестра и с грохотом захлопнула крышку. - Доктор к нему живому пять лет не заходил, а сейчас, понятное дело, со всех ног прибежит! Как же!
- Ты потише, насчет дохлятины! - оборвал ее полицейский в помятой фуражке. - Самой недолго осталось! А парню, можно сказать, даже повезло! Вы, святой отец, его, я так понимаю, хотели живым в землю закопать? Или сжечь заживо?
Рядом с полицейским, поднявшим крышку, появилось лицо отца Кассиуса. Это, несомненно, был он, только седой и изможденный. На это Майкл в первый момент не обратил внимания. Его взгляд был прикован к голове полицейского. Из-под помятой фуражки торчал наружу кусок автомобильного бампера с остатками калифорнийского номера.
- Прости меня, сын мой! - одними губами прошептал отец Кассиус - Я не успел уберечь твою душу...
- Да что вы мямлите, святой отец! - лучезарно улыбнулся полицейский м протянул руку обескураженному МакЛохлану. - Поднимайся, выкопыш! Добро пожаловать в Ад!
- Не надо так бежать, отец Кассиус, у меня голова раскалывается! хрипел МакЛохлан священнику, который едва не бегом тянул его за руку по коридорам больницы.
Больничной стерильности здесь не было. Коридоры больше походили на плохо освещенные канализационные стоки; сырые, полные многоножек, крыс и прочего мракобесия.
- Ничего у тебя не болит! - ярился Кассиус. - Не умеет у мертвяков голова болеть! Если уж стал трупом, так и веди себя соответственно!
- Сам ты труп! - вырвал свою руку из ладони священника МакЛохлан. - Я еще побольше твоего проживу!
- Вот в этом я ни капельки не сомневаюсь! - остановился отец Кассиус и воинственно упер руки в боки. - Только почему у тебя, такого живого и здорового, голова болит, а пролежень на заднице ходить не мешает?
Майкл недоверчиво оглянулся. Из-под короткой больничной распашонки, вместо розовых ягодиц, смотрел на него кусок голого мяса с сукровичными потеками. Налюбоваться на тошнотворную картинку священник не дал. Потащил дальше.
Добил МакЛохлана случайный прохожий. Мимо, на руках, передвигал остатки костяка по коридору обветшалый безногий скелетушко. В зубах у него была зажата бутылка с янтарной жидкостью и было видно, что бутылку эту костяк берег пуще всего драгоценного.
- Братья-трупики! - прохрипел костяк, вынув бутылку из зубов. - Где тут на Вселенский медосмотр анализы принимают?
Тут МакЛохлан побежал за Кассиусом без понуканий. Ничего скелетушке не ответил.
- Это все президент, его честь, мать его, похоронных венков ему во все дыры! - тащил святой отец Майка по чавкающим коридорам. - "Каждый труп имеет полное право на самоопределение..."! А я еще голосовал против предложения отцов-иезуитов сначала замочить это дьявольское создание, а потом распылить его над Живой зоной Ватикана, прилюдно, чтоб другим неповадно было! Шевели ногами, кадавр новообращенный, нам еще больше ста этажей вверх по лестнице тащиться! - грубо дернул он за руку МакЛохлана, ноги у которого заплетались все сильнее и сильнее. - А в лифте с мертвяком я больше никогда! Слышишь меня? Никогда в жизни не поеду!
Муниципальная больница городка Даркплэйсида была построена задолго до Последней войны и лифты в ней остались механические. Огромному грузовому лифту требовалось минут сорок, чтобы добраться от Живых этажей до посадочной площадки на второй крыше. Вниз трескучая колымага ехала не намного быстрее. До воскрешения МакЛохлана оставалось минут сорок.
Католический священник с серебряным ведерком святой воды инстинктивно жался в самом темном уголке сорокафутового лифта. Святой отец выбирался за Живое Ограждение нечасто и нервно курил в своем углу вонючую сигарку, пытаясь хоть как-то заглушить стоявший в лифте смрад.
Воняло от арестованного. Полицейский в сильно помятой фуражке правой рукой держал за обнаженный позвоночник нечто, бывшее раньше человеческим телом. Сквозь ошметки плоти на ребрах было видно, что дырявый череп находчивый полицейский положил прямо в пустую грудную клетку, как в корзинку для фруктов. Длинные кости рук и ног, словно вязанку дров, бравый полисмен взял под мышку, причем было заметно, что от кладбищенской вони он ничуть не страдает.
Лифт натужно скрипнул и остановился на этаже, где, в том числе, находилась посадочная площадка для VIP-персон. Факт остановки лифта на VIP-этаже возмутил отца Кассиуса до глубины души. К этим персонам в городе причисляли трех (живых) человек: Главного Живого охотника, губернатора и, само собой, отца Кассиуса. Жену губернатора отец Кассиус и при жизни за человека не считал, и только она могла устроить ему подобную пакость: при подлете отцу Кассиусу нагло заявили, что VIP-площадка закрыта на спецобслуживание. До этого дня "спецобслуживали" на площадке популярную секту жены губернатора. Называлась секта немудрено: "Умрите пьяными". В прошлый раз члены секты развлекались прыжками без парашюта. Причина недовольства отца Кассиуса заключалась в том, что с обычной площадки путешествие до живой зоны растягивалось на несколько часов.
Подставлять вторую щеку обнаглевшим мертвякам Новый Канон запрещал категорически, поэтому отец Кассиус взял наизготовку кисть со святой водой. Даже пара капель благословенной Господом влаги причиняли мертвякам от шести до двадцати часов пытки мукой разложения. Отцу Кассиусу было стыдно в этом признаваться даже самому себе, но от процесса чужого разложения он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. А бессонными ночами, в молитвах покаявшись за грехи свои тайные и явные, почтенный священник усаживался за написание трудов, всесторонне оправдывавших и даже канонизирующих деяния отцов-инквизиторов. Отец Кассиус имел на это право. Он видел конечный результат. Отцы-инквизиторы подобного богохульства никогда бы не допустили.
В открывшихся дверях лифта появилась отнюдь не мадам-губернаторша, обычно щеголявшая позолоченной кочергой в печени - подарком от мужа в честь годовщины собственной измены (кстати, его оправдали). Появилась какая-то вовсе неприглядная рогатая харя со змеей на шее. Харя дохнула в лифт кислым пивным перегаром и безапелляционно заявила: "Вся вонючая дохлятина - на выход!".
Пока отец Кассиус опасливо прятал ведерко за спину, сопровождающий его полицейский, со свойственным мертвякам фатализмом, заслал обладателя рогов и змеюки к такой бога в душу матери... Слов было восемь. Даже опытный священник едва переборол искушение перекрестить рот мелким крестом.
Наверное, зря этот труп "закона и порядка" вообще вспомнил о том, что в прошлой жизни умел разговаривать. Сунувшаяся в лифт рожа была никем иным, как Барлогом - мертвым телохранителем Последнего Президента. Скотина, собранная по частям в богохульной лаборатории экспериментальной генетики Даркплэйсида для какого-то телешоу. Эта тварь никогда не упускала шанса употребить любую алкогольсодержащую жидкость, предаться сексуальным отношениям с чем попало и, понятное дело, подраться. Так что поездка затягивалась минимум на полчаса.
Драку, слава всевышнему, отменили. Отменили молча. А полицейский уже достал из кобуры дробовую гасилу. Пушечного заряда дроби хватило бы, чтобы снести наглому телохранителю левую конечность - склизкого вида толстую змею, постоянно подсказывающую своему хозяину разные мелкие подлости, которые употребимы в честной Мертвой драке. Сам Барлог ни до каких хитростей горазд не был, даже в трезвом состоянии.
Агрессивное поведение полицейского отца Кассиуса не удивило ни капли. Барлог был изгоем в мире мертвых. Он умел получать наслаждение от алкоголя, пищи и половых развлечений, а за одно из этих качеств выдержанный мертвяк порвет и родную маму, даже если она еще жива. А еще у Барлога был топор. Здоровущий, не заточенный, вечно грязный, зловещего вида кусок бронзы, способный раз в три минуты распылять одного мертвяка не хуже Живой Стены.
У полицейского, надо признаться, были все преимущества в драке (кроме телосложения). Дробовая гасила и мертвяк в левой руке нейтрализовали бы и змеюку и топор, а побитый Барлог - это медаль от полицейского управления и год бесплатного косметического салона. Отец Кассиус болел бы за полицейского (Барлог был единственным мертвым, на которого не действовала Живая стена, жил он в квартале от священника и портил ему паству не хуже Баала во плоти). Но мертвяк-карьерист от правосудия не учел одного: ради рогатого алкаша никто не стал бы перекрывать посадочную VIP-площадку, даже если злокозненный Барлог решил бы устроить на ней еще одну Последнюю войну.
С тихим шорохом трепаных перьев спустился на пол за спиной Барлога Живой телохранитель Последнего Президента. Божественной красоты лица и тела ангелоподобная тварь, самого неприятного оттенка серого цвета, которого не в силах была вынести мать-природа, и солнечный свет избегал его, и ночная тьма брезговала прикоснуться к безупречной коже, отчего днем и ночью видно его было одинаково, но смотреть не хотелось. Сварлог.
Крюк Сварлога трех минут перезарядки не требовал и распылял всегда то количество мертвой и живой плоти, сколько того хотелось хозяину. Полицейский уже судорожно убирал гасилу в кобуру, хотя, казалось бы, дробовой заряд должен был расщепить изящное и хрупкое тело на молекулы. Но до сих пор не удалось никому.
Почему Сварлога называли живым, так никто и не знал. Хотя, несмотря на очевидную бесполость (одежды не носил), несколько доказательств его "жизни" посещали приходскую школу отца Кассиуса, пугая детей серой кожей и хрупкими крылышками. Разговаривали они очень мало, грехов не совершали и на исповеди ни в чем не каялись. Матери их ничего путного сказать не могли, а сам Сварлог никогда и ни с кем не разговаривал.
Барлога с дороги самоличным пинком убрал, честь его, Последний Президент. Честно говоря, отец Кассиус был бы более рад встрече с губернаторшей.
- Пойдете пешком! - прикрикнул он на телохранителей, брезгливо протирая салфеткой лакированный ботинок. - Не мешайте мне общаться с избирателями!
- "Специальные салфеточки носит!" - промелькнула у отца Кассиуса неожиданная и бесполезная мысль. Здороваться первым не хотелось, хотя официально Последний Президент был одним из основных покровителей святой церкви. Как, впрочем, и других церквей.
- На девяносто шестом есть бар! - ухватил змеею за крыло Сварлога рогатый труп и потащил от лифта. Отцу Кассиусу пришла в голову еще одна бесполезная мысль: если бы ангелоподобной твари отвесили пинка - он бы и с лестницы спускался с недоступным простым смертным достоинством. Двери лифта закрылись.
- Неусыпно охраняем порядок, офицер? - с неподдельным участием доброго хозяина обернулся Президент к полицейскому. - Что натворил этот выкопыш?
- Так ведь, ваша честь... - полицейский пытался одновременно откозырять Президенту и спрятать смердящий костяк за спину. - Проломал мраморную плиту в полу, в музее Смешной Смерти, ну вы знаете, на западном кладбище... Знаете?
- Продолжайте, офицер!
- Вот, а потом он залез в музейную экспозицию и, знаете, там экспонат "ревность"? Белая баба рожает черного ребенка, а муж ее из гасилы малокалиберной прямо в рыло! Каждые пятнадцать минут, пока рыло не затянется! Народ ухохатывается, а тут этот выкопыш на бабу набросился и пол-ляжки отъел враз! Та бежит, орет, детеныша на пуповине за собой таскает, мужик ее по выкопышу из гасилы лупит! Шесть уважаемых мертвяков пострадало, стекла перебили много, а баба эта...
- Это очень хорошо, офицер, что, кроме охоты на моего телохранителя, вы умеете заниматься и своим непосредственным делом... - ткнул президент пальцем в смрадный костяк. - Но, если я не ошибаюсь, вы командированы сопровождать по мертвой зоне святого отца, не так ли?
- Да, но...
- Без "но"! - рявкнул Последний. - Какое право вы имеете моего полноправного избирателя и последнюю мразь, судя по вашему же рассказу, помещать на расстояние менее десяти футов от Живого?! Погоны жмут?
- Ваша честь... - если бы мертвые умели бледнеть... - недостаток финансирования! Западное кладбище не патрулируется... Я был ближе всех... я же только по приказу...
- А вы, отец Кассиус, раз уж не здороваетесь, почему не сообщаете о нарушении своих конституционных прав?
- Извините, здравствуйте, ваша честь, я тут по неотложному делу, а инспектор прав, он же на защите прав, я не знаю...
- А вы не тушуйтесь, уважаемый! Вы говорите как есть! Вы же для меня в этом городе самый дорогой человек! Кто же мне еще правду скажет?
- Ваши избиратели избрали вас...
- Вы не хуже меня знаете, что мы с избирателями плевать друг на друга хотели. - Последний Президент обладал удивительным свойством. Умел смеяться, сохраняя непроницаемое выражение лица. - Вы единственный стоящий соперник в этом городе, а это я умею ценить! Одного не пойму: что вы делаете в Мертвой зоне?
- Я еду в Живую зону больницы, благословить на истинную смерть одного из лучших моих прихожан...
- Прихожан? Все ваши прихожане, дай бог им здоровья, живут недалеко от прихода.
- Этот человек находится в коме больше семи лет! Он, можно сказать, умер до Последней войны и заслужил спасение души всей своей жизнью и благими делами во имя святой церкви! У меня его завещание! Он завещал кремировать себя! Так что нечего тянуть к его душе свои... руки...
- Коматозник?
- Если вам угодно.
- Не пускайте вы этого святошу в Живую зону, ваша честь! - встрял в разговор полицейский. - Он же хочет еще ни в чем не повинного мертвяка живым в землю на Живой зоне зарыть! Это ж супротив конституции!
- Ваша честь!
- А ведь полисмен прав, святой отец! - не терял нити разговора Последний Президент. - Я отлично понимаю двойственность ситуации, но непреложным законом должен остаться один: "каждый труп имеет полное право на самоопределение между жизнью и смертью". У вас есть возражения?
- Он еще жив!
- Тем более! И когда он умрет, вы не должны лишать его права выбора!
- Он сделал свой выбор, ваша честь! Его выбор - кремация и вечный покой! Вот завещание!