Страница:
Красавчик ткнул его локтем:
– Вот дурак! Не строят, а попали в переделку! Какие-то местные ребята, с которыми оказался инженер, они отбиваться пытаются, все, что есть под руками, в ход пошло…
– Ну и куда мы? – спросила Крыса. – Туда или отсюда?
Все разом умолкли. Вопрос заставил бойцов здорово призадуматься.
Конечно, они, бродяги из далеких северных мест, уже успели хорошо познакомиться с аршами, живущими в здешних краях, – с официальной армией лорда Карадраса. Местные вояки не особенно нежно относились к пришлым. Считая, что война Карадраса – это в серьезной степени и их война, здешние жители воевали за право считать горы своей нераздельной собственностью, а к продажным чужакам относились с некоторым презрением… хотя такое отношение вообще-то привычно наемникам. Команда Клыка не лезла на рожон, старые бойцы не разменивались на дурные разборки и держались от местных в стороне; тем не менее местные, особенно местные офицеры, не церемонились с пришлыми, используя их для особо опасных дел. Уж во всяком случае, арши из этих мест – Горячего Хребта, по-орочьи, а официально – Синих гор, отчасти с подачи людей, считали, что наемники нужны для грязной работы, а после победы получат плату и уберутся восвояси, избавив хозяев от своего общества. До некоторого времени здесь слишком хорошо жилось.
Но судьба повернулась не тем боком. Местные жители и пришельцы после наводнения, затопившего оборонительные сооружения вместе с изрядной частью подгорных жилых секторов и погубившего множество жизней, оказались почти в одинаковом положении. Бродягам и в голову не пришло пытаться разыскивать уцелевшие форпосты хозяев и с ходу просить приюта; вряд ли можно рассчитывать на гостеприимство, если хозяева заняты отчаянными попытками защитить последнее. И вот…
Вот теперь: если хозяева за перевалом ведут бой, что надо сделать чужакам? Бойцы задумались, слизывая со щек дождевые капли.
– Наверное, отсюда, – сказал Пырей. – Это уже чужие дела, нам не заплатят, а у нас и так ни гроша… Вряд ли нас там станут угощать жареной кониной… и у нас с Крысой даже нормальных доспехов нет…
Крыса лизнула его в щеку в знак согласия.
– Согласна, – кивнула Шпилька. – Местные – те еще уроды, я еще помню, как этот гад Горбатый нас отправил под стены без прикрытия…
– Но они тоже арши… – тихо сказал Паук.
– Они чужие, – возразил Красавчик. – Мало ли кто арш. Если бы убивали нас, кто-то из них почесался бы?
– Урук-хай не отступают и не бросают своих, – заявил Хорек, схватившись за эфес. – Так всегда было.
– Не смеши меня, – фыркнул Пырей. – Урук-хай! Ты до урук-хай на две ладони не дорос. Между прочим, Клык и Красавчик, которые, по-моему, действительно урук-хай, вовсе не собираются туда ввязываться…
– Не знаю, – сказал Клык, нюхая воздух и безнадежно пытаясь учуять за запахами дождя и живой земли далекую вонь дыма. – Я еще не знаю. Я тому, кто за меня расписывается, задницу надеру и не спрошу, как звать…
– Клык, – произнес Паук со странной интонацией, – я пойду туда. Я никого не зову, если вы решите, что это не ваше дело, я пойду один. Вы правы, но мне надо…
И запнулся так, будто проглотил слово. «Мстить? – подумал Клык, морща нос. – Или помочь?» На лицах остальных было написано почти болезненное колебание. Вдруг Мелкий просиял, завопил: «Смерть эльфам!» – и смачно облизнул клинок ятагана.
Арши неуверенно рассмеялись.
– Ты что, со мной собрался? – спросил Паук.
– Пойдем! – заявил Мелкий. – Может, в смысле трофеев что-нибудь обломится.
– На твоем месте я бы особо на трофеи не рассчитывала, – заметила Шпилька. – Но… знаешь, Паук, а пойдем. Клык, я что подумала… может, если отряд будет больше, то мы легче пробьемся?
Эти слова вызвали уже настоящий хохот.
– Смотрите-ка! – сказал Красавчик, смеясь. – Эта Госпожа Боя собирается по пути на север уничтожить все вражеские армии, которые встретит! Ну просто всех подряд будет резать – эльфов, людей, пока пощады не запросят!
– Дураки вы, – грустно проронил Паук. – Вы смеетесь, а убивают-то там не офицеров – они большей частью уже мертвые. Убивают уцелевших. И наша плата тут ни при чем. Просто таким, как мы, – боем больше, боем меньше… а им – жизнь…
Бойцы замолчали. Шпилька принялась затягивать шнуровку на панцире.
– Слушай, – сказала Крыса, бодая Пырея в грудь головой, – нам не годится оставаться вдвоем в таком месте и в такое время. Лучше куда угодно, но вместе. Пойдем с ними – доспехами разживемся после драки.
Пырей в ответ лизнул ее в нос. Все было решено. Клык встряхнул головой так, что полетели брызги с волос.
– Значит, так. Не думаю, что мы успеем ввязаться в драку, она, по-моему, уже кончилась… Но сходить и взглянуть может оказаться полезно. Просто проверим, как там дела… тем более что нам по дороге и есть у меня еще кое-какая мысль. Выходим сейчас. Остатки мяса – с собой, снаряжение проверить, на марше – ступать след в след, а сигналы – как всегда: карканье – «внимание», а крик перепела – «вперед». Мелкий, давай тебе еще разок плечо намажем бальзамом… на всякий случай.
Передышка закончилась.
Покидать пещеру было пронзительно грустно; никто не знал, будет ли впереди хоть одна такая тихая пристань. Полусознательно отметились – пещера не только пахла их запахом, но и хранила их следы. Хорек написал сажей на гладком камне: «Урук-хай с севера оставили тут товарища. Смерть тварям, месть, свобода!» Мелкий и Шпилька нарисовали три оперенные стрелы на удачу. Расколотые кости сгребли в угол. Паук бросил тут же разбитые башмаки, поменяв их на другие, унаследованные от Вьюги, и тоже думал о нем с тихой благодарностью, которую постеснялся бы высказать.
Рассовали оставшуюся еду по торбам. На всякий случай наполнили фляги водой, хотя воды вокруг хватало, тяжелый холодный дождь так и лил, не унимаясь. Проверили напоследок оружие, все затянули, попрыгали – вышли в дождь и день, уже сереющий ранними сумерками.
В первые же десять минут шаг превратился в размеренный бег обыкновенного марша. Ровный шум дождя сглаживал все звуки, его сырой запах царил над горами, уложив все прочие запахи, но арши все равно принюхивались и прислушивались, легко отодвигая ветки с листьями, уже подернутыми ранней ржавчиной осени.
Они сразу вымокли и перестали об этом думать. Теперь их грело быстрое движение, пища, съеденная накануне, и спокойная решимость. Надеялись быть на месте ранним утром. Надеялись, что это не будет совсем поздно.
Как всегда на марше, их мысли вошли в определенную и привычную колею. Никто не думал о том, что ждет отряд по прибытии на место. Все глаза читали мокрые заросли, каменные насыпи, уступы скал и жидкую грязь под ногами, как развернутый манускрипт, выискивая в неразборчивых, полусмытых дождем строчках опасные намеки; все уши нацеливались на малейший звук, несущий опасность и смерть, – скрип тетивы, стук копыт, покатившийся камень, лязг металла, дыхание, голос; дождь, как серый фон, оттенял и скрадывал собой все.
Тропинки в густых зарослях на склоне отыскивались с трудом, и размытая глина скользила под башмаками – на сложных местах арши хватались за ветки и каменные выступы, чтобы не скатиться вниз, а кое-где приходилось карабкаться едва ли не на четвереньках, но все вокруг было спокойно. Враги не рвались в эти горы, труднодоступные и, несмотря ни на что, больше принадлежащие побежденным, чем победителям, – пока было светло, бойцы видели внизу за пеленой дождя пестрые лоскутья возделанных полей, которые уже начали убирать, и далекие населенные пункты, но никто, кроме жаб, мокрых взъерошенных птиц и дождевых червей, не встретился им в пути.
Темнота опустилась рано. Ночь пришла такая темная, что узкие щели орочьих зрачков расширились во весь глаз, но все равно с трудом ловили жалкие капли света. Едва различая дорогу глазами, бойцы положились на чутье и слух, выбирая направление по внутреннему, никогда и нигде не подводившему аршей, странному чувству, похожему на компас, встроенный в душу. Этот компас помогал существам их расы ориентироваться в кромешной тьме и лабиринтах любых пещер, безошибочно находя дорогу там, где человек или эльф безнадежно заблудились бы в течение пяти минут; вот и сейчас, в дождливом мраке, бойцы точно знали, куда следует бежать, чтобы на рассвете выйти точно к цели.
Дорога, показавшаяся бы страшным кошмаром любому другому двуногому обитателю мира, встряхнула аршей, заставила их собраться и сосредоточиться, заострила чувство партнерства, как всегда происходит в стае хищников, готовящихся напасть, но почти не утомила и уж точно не напугала. Звуки окружающей темноты не несли никакой угрозы; от обрывов веяло особым странным сквозняком, а неустойчивый камень под ногой компенсировался протянутой рукой товарища. Арши молчали, погруженные в наблюдение за всем окружающим, но это не мешало им моментально реагировать на звук изменившегося дыхания или сбившихся шагов бегущего рядом – как всегда в подобных случаях, отряд становился перед боем неким сплоченным целым.
Они бежали всю ночь; на рассвете под ногами появилась каменистая, но довольно ровная дорога, идущая вверх, – отряд вышел к перевалу. Светало. Дождь поредел и теперь еле моросил. Время от времени кто-нибудь из бойцов встряхивался, пытаясь чуть обсушить волосы, но это был скорее инстинктивный, чем по-настоящему полезный жест.
Когда белесый рассвет уже пробивался сквозь каменную стену облачности, дорога вильнула, и запах, который больше не отгораживала скальная гряда, обрушился на ноздри всех вместе со встречным ветром. Клык остановился, а за ним и остальные.
Запах не оставлял ни сомнений, ни надежд.
– Ну вот… пришли, – пробормотал Паук.
– Подойдем поближе, – сказал Клык, нагнулся и принялся рассматривать на мокрой дороге глубоко врезавшиеся в мелкий щебень следы подков. – Вот, видели это?
Арши занялись изучением следов. Шпилька и Мелкий нагнулись, чтобы их понюхать; дождь почти смыл запах, но чутким носам хватило его еле заметного остатка. Шпилька сморщилась и чихнула. Мелкий сплюнул сквозь зубы:
– Я думал – просто люди…
– Вот интересно, – протянул Красавчик, – этим-то что в горах надо?
– Этим везде надо, – сказал Клык. – Они расширяют владения. Думаете, они не интересуются пещерами, где есть рудники, лаборатории и все такое? Зря так думаете. Вспомните Черные Провалы.
– Оттуда… – задумчиво произнесла Крыса, присев на корточки и трогая следы пальцем. – Из леса. Лошадь тяжелая… Под кем-то лошадь убили… или труп везли… или…
– По-моему, просто люди с ними тоже были, – сказал Паук. – Великоват отряд… Хотя… кто знает, сколько их теперь!
– Пойдемте вперед, – сказал Клык. – Мне надо кое-что проверить.
Команда побежала дальше, в направлении, противоположном тому, куда вчера вечером умчались всадники на подкованных лошадях – к месту вчерашнего боя.
Когда-то вход в подземелье аршей был тщательно замаскирован, как всегда делали во избежание лишних неприятностей инженеры их расы. Сейчас любой догадался бы, где находился спуск в пещеры – прежде, до битвы.
Только теперь спуска не было.
Громадная насыпь щебня, в который рассыпались падавшие глыбы, обломков камня, искореженных кусков металла, из которого в свое время состояли ворота, выдранных с корнем и перемолотых взрывом деревьев, росших когда-то на горном склоне выше входа – все это вырастало из тела горы, как могильный холм. В ответ на сотрясение сверху сошла лавина; она содрала склон камнепадом, дорогу на перевале засыпало вывернутыми с привычных мест валунами. Пыль прибил дождь, свежие изломы камня влажно поблескивали вкусным красно-коричневым цветом…
Запах гари, гремучего студня и детонаторов почти совсем смыло дождем, остались лишь еле уловимые струйки, вытекающие из-под обломков и чуть заметно щекочущие ноздри. Зато запах крови и недавней смерти висел над уничтоженной дорогой, как туман, заставляя аршей оскаливаться и пригибаться к земле. На обочине дороги лежала убитая камнями лошадь; ее развороченный бок, вымытый ночным ливнем, выглядел куском свежей дичи, приготовленной к обеду. Между камнями торчал клок мокрой зеленой тряпки – то ли плащ, то ли часть попоны. У самой пещеры дождь моросил в сплошную кровь, маслянисто-красную, слишком алую для арша, перемешанную с лохмотьями внутренностей, источающую резкий запах чужой плоти. Рядом с кровавой лужей валялся сапог из тонкой кожи цвета топленых сливок, сшитый тщательно и вычурно, но тела нигде не было видно.
Клык присел на мокрые камни рядом с насыпью над входом. Две руки цвета зеленоватого воска, судорожно зажавшие в кулаки песок и мелкую щебенку, виднелись из-под обломков, левая – по запястье, правая – почти по локоть, но несколько тяжелых глыб совершенно скрыли от взгляда остальное. Капли дождя стекали между пальцами по мертвой коже безразлично, как по траве. Клык, скрывая смерть от глаз, принялся сгребать на руки убитого арша рассыпавшиеся обломки камня.
Его команда шарила вокруг, восстанавливая картину боя. Нападавшие забрали трупы своих с собой – те, до которых сумели добраться, но не стали возиться с трупами аршей. Молодой боец в легких доспехах охранника все еще сидел в расщелине, привалившись к стене. Арбалет валялся рядом, но ни одной стрелы в колчане не осталось, зато тонкая стрела с белым оперением торчала между его бровями. Второй охранник, постарше, с лицом, покрытым старыми шрамами, лежал на спине с ятаганом в руке – стрелы пробили шею и правую руку у самого плеча, но оружие он держал крепкой смертной хваткой. От третьего остались еле узнаваемые куски тела и голова, застрявшая между камнями высоко над дорогой; дождь смыл с нее кровь, сделав похожей на часть раскрашенной деревянной статуи.
– Что-то мало их, – сказал Красавчик, оглядываясь. – Даже если считать того… руки…
– Так и должно быть, – отозвался подходящий Клык. – Остальные – там, – кивнул он в сторону засыпанного прохода. – Надо думать, пока охрана вела бой, увели из зоны женщин с детьми, ученых и работяг, а потом взорвали вход, чтобы кое-кто обломался… Из любого пещерного сектора есть несколько выходов – не обо всех же гад знает… Досадно.
– Из-за того, что помахаться не вышло? – спросил Мелкий, которому, судя по лицу, тоже было досадно.
Клык усмехнулся, не удостоив его ответом. Бойцы собрались вокруг него.
– Надеялся, что нас примут, если в драку ввяжемся? – спросила Шпилька.
– Не то чтобы, – хмуро ответил Клык. – Думал, тут уцелел кто-нибудь. Думал, если сможем чем-то пригодиться, то пересидим в здешних горах какое-то время. Может, хотя бы бальзама у них прикупим и настоя… доспехи поменяем… Мне не больно-то хочется с такой, как Крыса, на человеческий патруль налететь – тяжелая и не экипирована толком.
– Я еще легкая, – возразила Крыса. – Мне еще долго ходить. Панцирь раздобудем. Что вообще может мне повредить, у меня вся родня бойцы, а тот, он среди войны зачат и родится среди войны, я сама так родилась, ничего с ним не сделается… Да, Пырей?
Пырей дунул ей на макушку; выглядел он невесело:
– Дурочка… все равно надо местечко присмотреть потише. И потом, вам же жратва нужна хорошая… вот помрет он с голодухи…
– О чем разговор, не пойму? – хмыкнул Хорек. – Так рассуждаете, будто нам несколько пещер предлагают в личную собственность и гарнизон для охраны! Спокойно или беспокойно, а добираться домой все равно придется…
– Всюду враги… – задумчиво пробормотал Паук. – Плохи дела… Я тогда думал – может, ту пещеру осмотреть, нашу, где мы ночевали. Вдруг она соединяется с жилыми секторами где-нибудь…
– Нет, – отрезал Клык. – И не пори чушь, никакая она не наша. На земле с чужаком непременно будут разговаривать, но под землей нынче могут убить молча, сами знаете. То, что шляется по чужим подземельям, считается гномами и отстреливается без разговоров. Все. Я решил. Пырей, там, на склоне, сидит мертвый лучник, примерно Крысиной комплекции, снимите с него доспехи, пусть ее пузо хоть что-то защищает. Вообще, мертвых надо обыскать – люди наших не осматривают. Может, у кого бальзам с собой…
– Здешние озвереют, если узнают, – возразил Мелкий.
– В благодарность мы закопаем их бойцов. Тогда простят, что мы их обшмонали. Только все надо делать очень быстро… мне тут неуютно. Бывает, гады возвращаются. И потом, если они положили глаз на пещеры… Короче, действуйте!
Никто больше не стал спорить.
Пырей помог Крысе затянуть шнурки на панцире и пристегнуть наручи. Надежная тяжесть сразу воспринялась частью тела; широкий пояс со стальными пластинами отлично укрыл живот, главную крепость Крысы – ей стало гораздо спокойнее. Она опустилась на колени и лизнула мертвого в холодную щеку:
– Спасибо, родись внуком твоего брата.
Пырей кивнул. В сумке чужого бойца обнаружились кусочки вяленой конины, полоски мягкой кожи, годные на перевязки и на многое другое, пара метательных ножей, связанная узлом-оберегом, и, самое главное, маленький бурдючок с настоем, известным врагам под именем «орочье пойло». Люди упорно считали, что этот темный, довольно густой, пронзительно горький напиток сродни их вину – на самом деле он варился из пещерных грибов и особого вида черной плесени, растущей близ подземных озер, а его действие ни в малой степени не напоминало действие алкоголя. От глотка настоя отступали голод и усталость, ускорялись движения, прояснялись мысли и появлялась странная жестокая целеустремленность – арш будто превращался в острие собственного меча, стальное, совершенно несгибаемое, стремительное и равнодушно-методичное. Напиток представлялся незаменимой вещью в бою или на марше; правда, все арши знали, что его нужно непременно закусывать, лучше – мясом, и злоупотреблять им нельзя, как бы этого ни хотелось: не чувствуя боли и усталости, пока внутренний резерв не иссякнет до дна, боец мог запросто сжечь себя живьем, просто в один прекрасный момент упасть замертво. Однако все знали также, что этим правилом легко пренебрегают в особенно ответственные моменты, если понимают, что для победы нужны все силы без остатка.
Пырей, как и его подруга, был благодарен мертвому – за эти дополнительные силы, которые могут очень понадобиться.
У второго стража Клык с Красавчиком тоже нашли чуть початый запас настоя, но бальзама у него не обнаружилось.
– Знали, на что шли, – констатировал Клык. – На смерть. Им резерв силы нужен был, а не здоровье. Хорошие ребята.
– Что нам с того, что они хорошие, – буркнул Красавчик. – Барлог побери, нам-то лекарство нужнее… еще закапывать их… совсем превратились в каких-то плакальщиков по мертвым…
– Давай, давай, кусайся, – усмехнулся Клык. – Тебя самого бросят гнить у всех на виду, допрыгаешься!
Он бы еще пораспространялся о чести и благодарности, тема хорошо ложилась на душу, но еле слышный шорох насторожил уши Клыка и заставил ноздри нервно раздуться.
– Что? – не шепнул, а только двинул губами Красавчик.
В ответ Клык очень медленно положил флягу на грудь трупа и так же медленно обернулся, раскрыв вперед пустые ладони.
– Я тебя чую, – сказал он в густые кусты, торчащие между двух замшелых валунов. – Твоих бойцов тоже чую. Выходите.
Красавчик вздохнул и сел, положив руки на колени.
Из-за кустов выбрался совсем молодой арш, одетый в роскошную широкую куртку из гнедой лошадиной шкуры, накинутую поверх легкого панциря, в штаны из мягкой кожи и высокие башмаки. Его лицо, усталое, но удивительно свежее по сравнению с бойцами Клыка, еще выражало напряжение и нервозность, хотя арбалет он уже опустил. За франтиком показались еще двое, не старше Мелкого; их одежда и вооружение явно выдавали гражданских – в лучшем случае, охотников.
– А ты немало стоишь, ворюга, – сказал франтик. – Чуешь… с подветренной стороны?
– Я не ворюга, – возразил Клык, выпрямляясь. – Мы заплатим, раз есть живые. Мы слышали взрывы вчера вечером, но из-за перевала, потому в драку и опоздали.
– Вы двое? – спросил франтик. По-видимому, ему было неловко, а его свита косилась на Клыка с опаской.
– Нет. Нас восемь. А ты не стражник, – произнес Клык настолько бесстрастно и между прочим, что франтик не оскорбился.
– Не стражник, – сказал он, чуть пожав плечами. – Мы были смотрителями Линии Ветров.
Эта фраза, по мнению Клыка, стоила целого пространного монолога.
Линия Ветров, сложные пути, по которым проходят воздушные потоки, – для подземного города все равно, что кровеносные сосуды для человека. Сквозняки, циркуляция воздуха – вентиляция для пещерных кузниц и шахт, вытяжки для очагов, сложная система связи, когда вместо почтового голубя сведения несет запах… Обвал, сбивший Линию Ветров, – стихийное бедствие, творящее много бед, смотрители должны вычислить и расчистить завал как можно скорее. Постройка не на месте, перемешивающая или перекрывающая потоки воздуха, – преступная небрежность, караемая изгнанием из клана, если только хозяева постройки не уничтожат ее сами раньше, чем случится несчастье.
Эти ребята в мирное время занимались чрезвычайно ответственной и почетной работой. Ребята с головами. Ученики инженеров, не иначе. Специалистам такого класса простительно детское франтовство, они его отрабатывают, но дико видеть тут, на поле боя, эти челки ниже бровей, куртейки в крученых шнурах, светлые рубцы на зеленовато-смуглой коже щек, складывающиеся в охранные знаки… Этих ребят надо было увести одними из первых, заботиться и беречь, чтобы поселок выжил.
– Кто ж тебя с ними отпустил в патруль? – спросил Клык. – Не говорю, что ты слабак, но тебе тут совсем не место…
– Я не патрульный, – хмуро ответил франтик. – Мы за Громом и его бойцами пришли, – пробормотал он, отводя глаза. – Раньше нельзя было, всю ночь прочищали пути, которые взрывом засыпало…
– Почему вы? – спросил Красавчик. – А стража где?
– Где положено, – отрезал один из сопровождавших франтика, тоже тот еще франтик. Красавчик, глядя на его хмурую рожицу, подумал, что ни один боец в здравом уме не станет продевать стальные колечки в ноздрю, даже если это дивно выглядит и нравится девушкам до писка. В первой же рукопашной это колечко будет стоить владельцу половины носа. – Кто ты такой, чтоб тебе все рассказывать?!
Тем временем команда Клыка, заслышав голоса, собралась вокруг. Среди бестий войны, спокойных, грязных, в боевых ранах, с отчаянными осунувшимися физиономиями, юным смотрителям стало совсем неуютно – они инстинктивно придвинулись друг к другу, им заметно хотелось держаться за оружие.
– Да ты не нервничай, – сказал Паук. – Мы же шли сюда, чтобы вашим помочь, только опоздали. Что ж, отношения выяснять сейчас, что ли?
– Мы хотели закопать товарищей вашего Грома, как своих друзей, – пояснил Клык. – И искать ваш поселок, чтобы предложить свои услуги. Вы ведь сами пошли, потому что бойцов мало и они очень заняты?
Смотрители переглянулись.
– Вы можете решать, – сказал Клык. – Вы и более важные вещи решали…
– Да что за глупость? – встряла Шпилька, сморщив нос. – Что за секреты? Мы что ж, по-вашему, людям побежим рассказывать? Мы сюда шли как к своим…
Франтик взглянул на Шпильку и невольно улыбнулся. Даже с выбитым клыком, со ссадиной на щеке, мокрая и грязная, она выглядела неотразимо.
– Вы нездешние… вы – наемники? Вряд ли мы сможем как следует заплатить, мышка.
Хорек и Красавчик разом выпалили какое-то возражение, которое было понято лишь по интонации – Клык остановил их жестом.
– Мы много не спросим. Приютите наших девочек, а нам дадите бальзама и пожрать. Сейчас время такое, что никто ни на ком наживаться не станет.
– Меня не надо ютить, – сказала Шпилька. – Мне тоже бальзама и жрать. Мы от Серебряной реки сюда добрались – как думаете, стоим чего-то, а?
Женские чары работали безотказно. Местные расслабились настолько явно, что Мелкий подумал: «Если этот пижон будет нюхаться со Шпилькой, я дам ему в ухо». Впрочем, смотрители понимали ситуацию лучше, чем Мелкий предположил.
– Меня звать Шорох, – сказал франтик, обращаясь в основном к Клыку. – Ты прав, у нас сложное положение. Еще какое! Так что, если пойдете с нами, просто пойдете… я не знаю, насколько это для вас важно, но эти горы вас примут.
– Важно, – сказал Клык твердо. – Идем.
…Изначально Шорох и его спутники собирались забрать тела вниз, в Последний Приют здешнего клана, но у смотрителей появились защитники, а значит, можно было оставить мертвых бойцов наверху, закопать в землю – лучшее, что может ожидать арша после смерти. Арши – дети Земли, плоть – земля, кости – камни; все они верили, что при жизни и посмертно вернее всего быть как можно ближе к матери.
Крыса хотела вернуть панцирь лучнику, она уже знала, что его последнее имя – Лезвие, но Шорох возразил:
– Не стоит, наверное. Он бы сам отдал девочке, тем более – тяжелой, так что оставь.
Пырей кивнул. Такой союз – неплохая вещь. Их уже охраняет Вьюга, так, быть может, тень Лезвия тоже разбудит в момент опасности или дунет в затылок, когда надо будет срочно обернуться. Пусть.
Крыса согласилась, но вложила в ладонь мертвеца свой метательный нож:
– Мы поменялись. Теперь мы с вашими – друзья.
Клык, наблюдавший за дорогой, вздохнул и сказал мрачно:
– Я все понимаю, но поменьше церемоний. Мне тут не очень нравится.
Тела уложили в глубокую трещину, засыпали щебнем. Не стали делать никаких отметок, чтобы не веселить людей. Постояли минутку рядом.
– Вот дурак! Не строят, а попали в переделку! Какие-то местные ребята, с которыми оказался инженер, они отбиваться пытаются, все, что есть под руками, в ход пошло…
– Ну и куда мы? – спросила Крыса. – Туда или отсюда?
Все разом умолкли. Вопрос заставил бойцов здорово призадуматься.
Конечно, они, бродяги из далеких северных мест, уже успели хорошо познакомиться с аршами, живущими в здешних краях, – с официальной армией лорда Карадраса. Местные вояки не особенно нежно относились к пришлым. Считая, что война Карадраса – это в серьезной степени и их война, здешние жители воевали за право считать горы своей нераздельной собственностью, а к продажным чужакам относились с некоторым презрением… хотя такое отношение вообще-то привычно наемникам. Команда Клыка не лезла на рожон, старые бойцы не разменивались на дурные разборки и держались от местных в стороне; тем не менее местные, особенно местные офицеры, не церемонились с пришлыми, используя их для особо опасных дел. Уж во всяком случае, арши из этих мест – Горячего Хребта, по-орочьи, а официально – Синих гор, отчасти с подачи людей, считали, что наемники нужны для грязной работы, а после победы получат плату и уберутся восвояси, избавив хозяев от своего общества. До некоторого времени здесь слишком хорошо жилось.
Но судьба повернулась не тем боком. Местные жители и пришельцы после наводнения, затопившего оборонительные сооружения вместе с изрядной частью подгорных жилых секторов и погубившего множество жизней, оказались почти в одинаковом положении. Бродягам и в голову не пришло пытаться разыскивать уцелевшие форпосты хозяев и с ходу просить приюта; вряд ли можно рассчитывать на гостеприимство, если хозяева заняты отчаянными попытками защитить последнее. И вот…
Вот теперь: если хозяева за перевалом ведут бой, что надо сделать чужакам? Бойцы задумались, слизывая со щек дождевые капли.
– Наверное, отсюда, – сказал Пырей. – Это уже чужие дела, нам не заплатят, а у нас и так ни гроша… Вряд ли нас там станут угощать жареной кониной… и у нас с Крысой даже нормальных доспехов нет…
Крыса лизнула его в щеку в знак согласия.
– Согласна, – кивнула Шпилька. – Местные – те еще уроды, я еще помню, как этот гад Горбатый нас отправил под стены без прикрытия…
– Но они тоже арши… – тихо сказал Паук.
– Они чужие, – возразил Красавчик. – Мало ли кто арш. Если бы убивали нас, кто-то из них почесался бы?
– Урук-хай не отступают и не бросают своих, – заявил Хорек, схватившись за эфес. – Так всегда было.
– Не смеши меня, – фыркнул Пырей. – Урук-хай! Ты до урук-хай на две ладони не дорос. Между прочим, Клык и Красавчик, которые, по-моему, действительно урук-хай, вовсе не собираются туда ввязываться…
– Не знаю, – сказал Клык, нюхая воздух и безнадежно пытаясь учуять за запахами дождя и живой земли далекую вонь дыма. – Я еще не знаю. Я тому, кто за меня расписывается, задницу надеру и не спрошу, как звать…
– Клык, – произнес Паук со странной интонацией, – я пойду туда. Я никого не зову, если вы решите, что это не ваше дело, я пойду один. Вы правы, но мне надо…
И запнулся так, будто проглотил слово. «Мстить? – подумал Клык, морща нос. – Или помочь?» На лицах остальных было написано почти болезненное колебание. Вдруг Мелкий просиял, завопил: «Смерть эльфам!» – и смачно облизнул клинок ятагана.
Арши неуверенно рассмеялись.
– Ты что, со мной собрался? – спросил Паук.
– Пойдем! – заявил Мелкий. – Может, в смысле трофеев что-нибудь обломится.
– На твоем месте я бы особо на трофеи не рассчитывала, – заметила Шпилька. – Но… знаешь, Паук, а пойдем. Клык, я что подумала… может, если отряд будет больше, то мы легче пробьемся?
Эти слова вызвали уже настоящий хохот.
– Смотрите-ка! – сказал Красавчик, смеясь. – Эта Госпожа Боя собирается по пути на север уничтожить все вражеские армии, которые встретит! Ну просто всех подряд будет резать – эльфов, людей, пока пощады не запросят!
– Дураки вы, – грустно проронил Паук. – Вы смеетесь, а убивают-то там не офицеров – они большей частью уже мертвые. Убивают уцелевших. И наша плата тут ни при чем. Просто таким, как мы, – боем больше, боем меньше… а им – жизнь…
Бойцы замолчали. Шпилька принялась затягивать шнуровку на панцире.
– Слушай, – сказала Крыса, бодая Пырея в грудь головой, – нам не годится оставаться вдвоем в таком месте и в такое время. Лучше куда угодно, но вместе. Пойдем с ними – доспехами разживемся после драки.
Пырей в ответ лизнул ее в нос. Все было решено. Клык встряхнул головой так, что полетели брызги с волос.
– Значит, так. Не думаю, что мы успеем ввязаться в драку, она, по-моему, уже кончилась… Но сходить и взглянуть может оказаться полезно. Просто проверим, как там дела… тем более что нам по дороге и есть у меня еще кое-какая мысль. Выходим сейчас. Остатки мяса – с собой, снаряжение проверить, на марше – ступать след в след, а сигналы – как всегда: карканье – «внимание», а крик перепела – «вперед». Мелкий, давай тебе еще разок плечо намажем бальзамом… на всякий случай.
Передышка закончилась.
Покидать пещеру было пронзительно грустно; никто не знал, будет ли впереди хоть одна такая тихая пристань. Полусознательно отметились – пещера не только пахла их запахом, но и хранила их следы. Хорек написал сажей на гладком камне: «Урук-хай с севера оставили тут товарища. Смерть тварям, месть, свобода!» Мелкий и Шпилька нарисовали три оперенные стрелы на удачу. Расколотые кости сгребли в угол. Паук бросил тут же разбитые башмаки, поменяв их на другие, унаследованные от Вьюги, и тоже думал о нем с тихой благодарностью, которую постеснялся бы высказать.
Рассовали оставшуюся еду по торбам. На всякий случай наполнили фляги водой, хотя воды вокруг хватало, тяжелый холодный дождь так и лил, не унимаясь. Проверили напоследок оружие, все затянули, попрыгали – вышли в дождь и день, уже сереющий ранними сумерками.
В первые же десять минут шаг превратился в размеренный бег обыкновенного марша. Ровный шум дождя сглаживал все звуки, его сырой запах царил над горами, уложив все прочие запахи, но арши все равно принюхивались и прислушивались, легко отодвигая ветки с листьями, уже подернутыми ранней ржавчиной осени.
Они сразу вымокли и перестали об этом думать. Теперь их грело быстрое движение, пища, съеденная накануне, и спокойная решимость. Надеялись быть на месте ранним утром. Надеялись, что это не будет совсем поздно.
Как всегда на марше, их мысли вошли в определенную и привычную колею. Никто не думал о том, что ждет отряд по прибытии на место. Все глаза читали мокрые заросли, каменные насыпи, уступы скал и жидкую грязь под ногами, как развернутый манускрипт, выискивая в неразборчивых, полусмытых дождем строчках опасные намеки; все уши нацеливались на малейший звук, несущий опасность и смерть, – скрип тетивы, стук копыт, покатившийся камень, лязг металла, дыхание, голос; дождь, как серый фон, оттенял и скрадывал собой все.
Тропинки в густых зарослях на склоне отыскивались с трудом, и размытая глина скользила под башмаками – на сложных местах арши хватались за ветки и каменные выступы, чтобы не скатиться вниз, а кое-где приходилось карабкаться едва ли не на четвереньках, но все вокруг было спокойно. Враги не рвались в эти горы, труднодоступные и, несмотря ни на что, больше принадлежащие побежденным, чем победителям, – пока было светло, бойцы видели внизу за пеленой дождя пестрые лоскутья возделанных полей, которые уже начали убирать, и далекие населенные пункты, но никто, кроме жаб, мокрых взъерошенных птиц и дождевых червей, не встретился им в пути.
Темнота опустилась рано. Ночь пришла такая темная, что узкие щели орочьих зрачков расширились во весь глаз, но все равно с трудом ловили жалкие капли света. Едва различая дорогу глазами, бойцы положились на чутье и слух, выбирая направление по внутреннему, никогда и нигде не подводившему аршей, странному чувству, похожему на компас, встроенный в душу. Этот компас помогал существам их расы ориентироваться в кромешной тьме и лабиринтах любых пещер, безошибочно находя дорогу там, где человек или эльф безнадежно заблудились бы в течение пяти минут; вот и сейчас, в дождливом мраке, бойцы точно знали, куда следует бежать, чтобы на рассвете выйти точно к цели.
Дорога, показавшаяся бы страшным кошмаром любому другому двуногому обитателю мира, встряхнула аршей, заставила их собраться и сосредоточиться, заострила чувство партнерства, как всегда происходит в стае хищников, готовящихся напасть, но почти не утомила и уж точно не напугала. Звуки окружающей темноты не несли никакой угрозы; от обрывов веяло особым странным сквозняком, а неустойчивый камень под ногой компенсировался протянутой рукой товарища. Арши молчали, погруженные в наблюдение за всем окружающим, но это не мешало им моментально реагировать на звук изменившегося дыхания или сбившихся шагов бегущего рядом – как всегда в подобных случаях, отряд становился перед боем неким сплоченным целым.
Они бежали всю ночь; на рассвете под ногами появилась каменистая, но довольно ровная дорога, идущая вверх, – отряд вышел к перевалу. Светало. Дождь поредел и теперь еле моросил. Время от времени кто-нибудь из бойцов встряхивался, пытаясь чуть обсушить волосы, но это был скорее инстинктивный, чем по-настоящему полезный жест.
Когда белесый рассвет уже пробивался сквозь каменную стену облачности, дорога вильнула, и запах, который больше не отгораживала скальная гряда, обрушился на ноздри всех вместе со встречным ветром. Клык остановился, а за ним и остальные.
Запах не оставлял ни сомнений, ни надежд.
– Ну вот… пришли, – пробормотал Паук.
– Подойдем поближе, – сказал Клык, нагнулся и принялся рассматривать на мокрой дороге глубоко врезавшиеся в мелкий щебень следы подков. – Вот, видели это?
Арши занялись изучением следов. Шпилька и Мелкий нагнулись, чтобы их понюхать; дождь почти смыл запах, но чутким носам хватило его еле заметного остатка. Шпилька сморщилась и чихнула. Мелкий сплюнул сквозь зубы:
– Я думал – просто люди…
– Вот интересно, – протянул Красавчик, – этим-то что в горах надо?
– Этим везде надо, – сказал Клык. – Они расширяют владения. Думаете, они не интересуются пещерами, где есть рудники, лаборатории и все такое? Зря так думаете. Вспомните Черные Провалы.
– Оттуда… – задумчиво произнесла Крыса, присев на корточки и трогая следы пальцем. – Из леса. Лошадь тяжелая… Под кем-то лошадь убили… или труп везли… или…
– По-моему, просто люди с ними тоже были, – сказал Паук. – Великоват отряд… Хотя… кто знает, сколько их теперь!
– Пойдемте вперед, – сказал Клык. – Мне надо кое-что проверить.
Команда побежала дальше, в направлении, противоположном тому, куда вчера вечером умчались всадники на подкованных лошадях – к месту вчерашнего боя.
Когда-то вход в подземелье аршей был тщательно замаскирован, как всегда делали во избежание лишних неприятностей инженеры их расы. Сейчас любой догадался бы, где находился спуск в пещеры – прежде, до битвы.
Только теперь спуска не было.
Громадная насыпь щебня, в который рассыпались падавшие глыбы, обломков камня, искореженных кусков металла, из которого в свое время состояли ворота, выдранных с корнем и перемолотых взрывом деревьев, росших когда-то на горном склоне выше входа – все это вырастало из тела горы, как могильный холм. В ответ на сотрясение сверху сошла лавина; она содрала склон камнепадом, дорогу на перевале засыпало вывернутыми с привычных мест валунами. Пыль прибил дождь, свежие изломы камня влажно поблескивали вкусным красно-коричневым цветом…
Запах гари, гремучего студня и детонаторов почти совсем смыло дождем, остались лишь еле уловимые струйки, вытекающие из-под обломков и чуть заметно щекочущие ноздри. Зато запах крови и недавней смерти висел над уничтоженной дорогой, как туман, заставляя аршей оскаливаться и пригибаться к земле. На обочине дороги лежала убитая камнями лошадь; ее развороченный бок, вымытый ночным ливнем, выглядел куском свежей дичи, приготовленной к обеду. Между камнями торчал клок мокрой зеленой тряпки – то ли плащ, то ли часть попоны. У самой пещеры дождь моросил в сплошную кровь, маслянисто-красную, слишком алую для арша, перемешанную с лохмотьями внутренностей, источающую резкий запах чужой плоти. Рядом с кровавой лужей валялся сапог из тонкой кожи цвета топленых сливок, сшитый тщательно и вычурно, но тела нигде не было видно.
Клык присел на мокрые камни рядом с насыпью над входом. Две руки цвета зеленоватого воска, судорожно зажавшие в кулаки песок и мелкую щебенку, виднелись из-под обломков, левая – по запястье, правая – почти по локоть, но несколько тяжелых глыб совершенно скрыли от взгляда остальное. Капли дождя стекали между пальцами по мертвой коже безразлично, как по траве. Клык, скрывая смерть от глаз, принялся сгребать на руки убитого арша рассыпавшиеся обломки камня.
Его команда шарила вокруг, восстанавливая картину боя. Нападавшие забрали трупы своих с собой – те, до которых сумели добраться, но не стали возиться с трупами аршей. Молодой боец в легких доспехах охранника все еще сидел в расщелине, привалившись к стене. Арбалет валялся рядом, но ни одной стрелы в колчане не осталось, зато тонкая стрела с белым оперением торчала между его бровями. Второй охранник, постарше, с лицом, покрытым старыми шрамами, лежал на спине с ятаганом в руке – стрелы пробили шею и правую руку у самого плеча, но оружие он держал крепкой смертной хваткой. От третьего остались еле узнаваемые куски тела и голова, застрявшая между камнями высоко над дорогой; дождь смыл с нее кровь, сделав похожей на часть раскрашенной деревянной статуи.
– Что-то мало их, – сказал Красавчик, оглядываясь. – Даже если считать того… руки…
– Так и должно быть, – отозвался подходящий Клык. – Остальные – там, – кивнул он в сторону засыпанного прохода. – Надо думать, пока охрана вела бой, увели из зоны женщин с детьми, ученых и работяг, а потом взорвали вход, чтобы кое-кто обломался… Из любого пещерного сектора есть несколько выходов – не обо всех же гад знает… Досадно.
– Из-за того, что помахаться не вышло? – спросил Мелкий, которому, судя по лицу, тоже было досадно.
Клык усмехнулся, не удостоив его ответом. Бойцы собрались вокруг него.
– Надеялся, что нас примут, если в драку ввяжемся? – спросила Шпилька.
– Не то чтобы, – хмуро ответил Клык. – Думал, тут уцелел кто-нибудь. Думал, если сможем чем-то пригодиться, то пересидим в здешних горах какое-то время. Может, хотя бы бальзама у них прикупим и настоя… доспехи поменяем… Мне не больно-то хочется с такой, как Крыса, на человеческий патруль налететь – тяжелая и не экипирована толком.
– Я еще легкая, – возразила Крыса. – Мне еще долго ходить. Панцирь раздобудем. Что вообще может мне повредить, у меня вся родня бойцы, а тот, он среди войны зачат и родится среди войны, я сама так родилась, ничего с ним не сделается… Да, Пырей?
Пырей дунул ей на макушку; выглядел он невесело:
– Дурочка… все равно надо местечко присмотреть потише. И потом, вам же жратва нужна хорошая… вот помрет он с голодухи…
– О чем разговор, не пойму? – хмыкнул Хорек. – Так рассуждаете, будто нам несколько пещер предлагают в личную собственность и гарнизон для охраны! Спокойно или беспокойно, а добираться домой все равно придется…
– Всюду враги… – задумчиво пробормотал Паук. – Плохи дела… Я тогда думал – может, ту пещеру осмотреть, нашу, где мы ночевали. Вдруг она соединяется с жилыми секторами где-нибудь…
– Нет, – отрезал Клык. – И не пори чушь, никакая она не наша. На земле с чужаком непременно будут разговаривать, но под землей нынче могут убить молча, сами знаете. То, что шляется по чужим подземельям, считается гномами и отстреливается без разговоров. Все. Я решил. Пырей, там, на склоне, сидит мертвый лучник, примерно Крысиной комплекции, снимите с него доспехи, пусть ее пузо хоть что-то защищает. Вообще, мертвых надо обыскать – люди наших не осматривают. Может, у кого бальзам с собой…
– Здешние озвереют, если узнают, – возразил Мелкий.
– В благодарность мы закопаем их бойцов. Тогда простят, что мы их обшмонали. Только все надо делать очень быстро… мне тут неуютно. Бывает, гады возвращаются. И потом, если они положили глаз на пещеры… Короче, действуйте!
Никто больше не стал спорить.
Пырей помог Крысе затянуть шнурки на панцире и пристегнуть наручи. Надежная тяжесть сразу воспринялась частью тела; широкий пояс со стальными пластинами отлично укрыл живот, главную крепость Крысы – ей стало гораздо спокойнее. Она опустилась на колени и лизнула мертвого в холодную щеку:
– Спасибо, родись внуком твоего брата.
Пырей кивнул. В сумке чужого бойца обнаружились кусочки вяленой конины, полоски мягкой кожи, годные на перевязки и на многое другое, пара метательных ножей, связанная узлом-оберегом, и, самое главное, маленький бурдючок с настоем, известным врагам под именем «орочье пойло». Люди упорно считали, что этот темный, довольно густой, пронзительно горький напиток сродни их вину – на самом деле он варился из пещерных грибов и особого вида черной плесени, растущей близ подземных озер, а его действие ни в малой степени не напоминало действие алкоголя. От глотка настоя отступали голод и усталость, ускорялись движения, прояснялись мысли и появлялась странная жестокая целеустремленность – арш будто превращался в острие собственного меча, стальное, совершенно несгибаемое, стремительное и равнодушно-методичное. Напиток представлялся незаменимой вещью в бою или на марше; правда, все арши знали, что его нужно непременно закусывать, лучше – мясом, и злоупотреблять им нельзя, как бы этого ни хотелось: не чувствуя боли и усталости, пока внутренний резерв не иссякнет до дна, боец мог запросто сжечь себя живьем, просто в один прекрасный момент упасть замертво. Однако все знали также, что этим правилом легко пренебрегают в особенно ответственные моменты, если понимают, что для победы нужны все силы без остатка.
Пырей, как и его подруга, был благодарен мертвому – за эти дополнительные силы, которые могут очень понадобиться.
У второго стража Клык с Красавчиком тоже нашли чуть початый запас настоя, но бальзама у него не обнаружилось.
– Знали, на что шли, – констатировал Клык. – На смерть. Им резерв силы нужен был, а не здоровье. Хорошие ребята.
– Что нам с того, что они хорошие, – буркнул Красавчик. – Барлог побери, нам-то лекарство нужнее… еще закапывать их… совсем превратились в каких-то плакальщиков по мертвым…
– Давай, давай, кусайся, – усмехнулся Клык. – Тебя самого бросят гнить у всех на виду, допрыгаешься!
Он бы еще пораспространялся о чести и благодарности, тема хорошо ложилась на душу, но еле слышный шорох насторожил уши Клыка и заставил ноздри нервно раздуться.
– Что? – не шепнул, а только двинул губами Красавчик.
В ответ Клык очень медленно положил флягу на грудь трупа и так же медленно обернулся, раскрыв вперед пустые ладони.
– Я тебя чую, – сказал он в густые кусты, торчащие между двух замшелых валунов. – Твоих бойцов тоже чую. Выходите.
Красавчик вздохнул и сел, положив руки на колени.
Из-за кустов выбрался совсем молодой арш, одетый в роскошную широкую куртку из гнедой лошадиной шкуры, накинутую поверх легкого панциря, в штаны из мягкой кожи и высокие башмаки. Его лицо, усталое, но удивительно свежее по сравнению с бойцами Клыка, еще выражало напряжение и нервозность, хотя арбалет он уже опустил. За франтиком показались еще двое, не старше Мелкого; их одежда и вооружение явно выдавали гражданских – в лучшем случае, охотников.
– А ты немало стоишь, ворюга, – сказал франтик. – Чуешь… с подветренной стороны?
– Я не ворюга, – возразил Клык, выпрямляясь. – Мы заплатим, раз есть живые. Мы слышали взрывы вчера вечером, но из-за перевала, потому в драку и опоздали.
– Вы двое? – спросил франтик. По-видимому, ему было неловко, а его свита косилась на Клыка с опаской.
– Нет. Нас восемь. А ты не стражник, – произнес Клык настолько бесстрастно и между прочим, что франтик не оскорбился.
– Не стражник, – сказал он, чуть пожав плечами. – Мы были смотрителями Линии Ветров.
Эта фраза, по мнению Клыка, стоила целого пространного монолога.
Линия Ветров, сложные пути, по которым проходят воздушные потоки, – для подземного города все равно, что кровеносные сосуды для человека. Сквозняки, циркуляция воздуха – вентиляция для пещерных кузниц и шахт, вытяжки для очагов, сложная система связи, когда вместо почтового голубя сведения несет запах… Обвал, сбивший Линию Ветров, – стихийное бедствие, творящее много бед, смотрители должны вычислить и расчистить завал как можно скорее. Постройка не на месте, перемешивающая или перекрывающая потоки воздуха, – преступная небрежность, караемая изгнанием из клана, если только хозяева постройки не уничтожат ее сами раньше, чем случится несчастье.
Эти ребята в мирное время занимались чрезвычайно ответственной и почетной работой. Ребята с головами. Ученики инженеров, не иначе. Специалистам такого класса простительно детское франтовство, они его отрабатывают, но дико видеть тут, на поле боя, эти челки ниже бровей, куртейки в крученых шнурах, светлые рубцы на зеленовато-смуглой коже щек, складывающиеся в охранные знаки… Этих ребят надо было увести одними из первых, заботиться и беречь, чтобы поселок выжил.
– Кто ж тебя с ними отпустил в патруль? – спросил Клык. – Не говорю, что ты слабак, но тебе тут совсем не место…
– Я не патрульный, – хмуро ответил франтик. – Мы за Громом и его бойцами пришли, – пробормотал он, отводя глаза. – Раньше нельзя было, всю ночь прочищали пути, которые взрывом засыпало…
– Почему вы? – спросил Красавчик. – А стража где?
– Где положено, – отрезал один из сопровождавших франтика, тоже тот еще франтик. Красавчик, глядя на его хмурую рожицу, подумал, что ни один боец в здравом уме не станет продевать стальные колечки в ноздрю, даже если это дивно выглядит и нравится девушкам до писка. В первой же рукопашной это колечко будет стоить владельцу половины носа. – Кто ты такой, чтоб тебе все рассказывать?!
Тем временем команда Клыка, заслышав голоса, собралась вокруг. Среди бестий войны, спокойных, грязных, в боевых ранах, с отчаянными осунувшимися физиономиями, юным смотрителям стало совсем неуютно – они инстинктивно придвинулись друг к другу, им заметно хотелось держаться за оружие.
– Да ты не нервничай, – сказал Паук. – Мы же шли сюда, чтобы вашим помочь, только опоздали. Что ж, отношения выяснять сейчас, что ли?
– Мы хотели закопать товарищей вашего Грома, как своих друзей, – пояснил Клык. – И искать ваш поселок, чтобы предложить свои услуги. Вы ведь сами пошли, потому что бойцов мало и они очень заняты?
Смотрители переглянулись.
– Вы можете решать, – сказал Клык. – Вы и более важные вещи решали…
– Да что за глупость? – встряла Шпилька, сморщив нос. – Что за секреты? Мы что ж, по-вашему, людям побежим рассказывать? Мы сюда шли как к своим…
Франтик взглянул на Шпильку и невольно улыбнулся. Даже с выбитым клыком, со ссадиной на щеке, мокрая и грязная, она выглядела неотразимо.
– Вы нездешние… вы – наемники? Вряд ли мы сможем как следует заплатить, мышка.
Хорек и Красавчик разом выпалили какое-то возражение, которое было понято лишь по интонации – Клык остановил их жестом.
– Мы много не спросим. Приютите наших девочек, а нам дадите бальзама и пожрать. Сейчас время такое, что никто ни на ком наживаться не станет.
– Меня не надо ютить, – сказала Шпилька. – Мне тоже бальзама и жрать. Мы от Серебряной реки сюда добрались – как думаете, стоим чего-то, а?
Женские чары работали безотказно. Местные расслабились настолько явно, что Мелкий подумал: «Если этот пижон будет нюхаться со Шпилькой, я дам ему в ухо». Впрочем, смотрители понимали ситуацию лучше, чем Мелкий предположил.
– Меня звать Шорох, – сказал франтик, обращаясь в основном к Клыку. – Ты прав, у нас сложное положение. Еще какое! Так что, если пойдете с нами, просто пойдете… я не знаю, насколько это для вас важно, но эти горы вас примут.
– Важно, – сказал Клык твердо. – Идем.
…Изначально Шорох и его спутники собирались забрать тела вниз, в Последний Приют здешнего клана, но у смотрителей появились защитники, а значит, можно было оставить мертвых бойцов наверху, закопать в землю – лучшее, что может ожидать арша после смерти. Арши – дети Земли, плоть – земля, кости – камни; все они верили, что при жизни и посмертно вернее всего быть как можно ближе к матери.
Крыса хотела вернуть панцирь лучнику, она уже знала, что его последнее имя – Лезвие, но Шорох возразил:
– Не стоит, наверное. Он бы сам отдал девочке, тем более – тяжелой, так что оставь.
Пырей кивнул. Такой союз – неплохая вещь. Их уже охраняет Вьюга, так, быть может, тень Лезвия тоже разбудит в момент опасности или дунет в затылок, когда надо будет срочно обернуться. Пусть.
Крыса согласилась, но вложила в ладонь мертвеца свой метательный нож:
– Мы поменялись. Теперь мы с вашими – друзья.
Клык, наблюдавший за дорогой, вздохнул и сказал мрачно:
– Я все понимаю, но поменьше церемоний. Мне тут не очень нравится.
Тела уложили в глубокую трещину, засыпали щебнем. Не стали делать никаких отметок, чтобы не веселить людей. Постояли минутку рядом.