Страница:
Михаил нежно поцеловал жену и на секунду прижал к себе. Вот он сладостный миг возвращения домой после пятидневного отсутствия.
Вулкан, повизгивая, пытался протиснуться между супругами.
– И ты, разбойник, требуешь внимания, – потрепал собаку за загривок Михаил. – Марш домой, мне нужно машину в гараж поставить…
Анастасия взяла Вулкана за ошейник и повела к дому.
Шум потревожил дочь, которую бабушка Наталья только-только уложила в постель. Нина выбежала в прихожую и повисла на ноге отца. Михаил взял дочь на руки и передал Анастасии.
– Подожди малышка, я умоюсь с дороги и уложу тебя спать…
– И сказку прочитаешь…
– А не стыдно? Ты ведь уже первый класс к лету закончишь.
– Не стыдно! Когда я читаю, совсем не страшно. Ну почитай!
– Обязательно! Выбери книжку, а я скоро приду в спальню.
Они с Анастасией уснули поздно. Пришлось еще рассказать о ходе расследования. Анастасия всегда просила об этом. Иногда ее наивные советы и вопросы помогали открыть новые направления для анализа, поэтому Михаил охотно делился с нею своими соображениями и фактами.
– Опять у тебя фигурирует в деле красивая и одинокая…
– Ну, это не моя вина, что вокруг красавиц, особенно одиноких, всегда заваривается криминальная каша…
– Вот и займись ею, тебе это доставит удовольствие.
– Она ближе к пострадавшей стороне, как ты должна была заметить.
– А я так и не поняла, кто в этом деле пострадал, кроме детей, да и те являются наследниками…
– Замечательная мысль. Я так и не удосужился проверить его завещание. Он не очень богатый человек, но и далеко не бедный: патенты, яхта, автомобиль…
– Вот. А теперь скажи, что у тебя умная жена…
– Умная и красивая, не знаю даже чего больше…
Проснулся Михаил как для села поздно, в десятом часу. Он наметил отъезд на два часа дня, чтобы к четырем или немного позже поспеть на встречу с Еременко, школьным товарищем депутата. Получалось, что беседу с родственниками Ткача пришлось отложить на вечер.
Нужно было до отъезда еще многое сделать из тех дел по хозяйству, которые всегда входили в его обязанности. Главное – подготовка теплицы к посеву рассады в начале февраля. А еще он хотел заехать в школу, чтобы узнать о том бездомном, которого он рекомендовал в сторожа.
Погода портилась на глазах. Когда Михаил выехал на трассу, пошел снег. Дул сильный северо-восточный ветер. Поземка перетекала трассу как весенний паводок поверх плотины. Разделительной полосы шоссе почти не было видно. Одно было хорошо – из-за низкой интенсивности движения можно было держаться почти по центру дороги.
Ехал Михаил с хорошим настроением. Его губы еще хранили ощущение крепких поцелуев Анастасии. Был еще один повод для радости. Бездомный учитель уже работал сторожем. Он долго жал руку Михаилу и настойчиво приглашал на чай перед дорогой.
НОВЫЙ КРУГ
Еще в дороге Михаил вызвонил Еременко, и они договорились о встрече в знакомом кафе в центре города.
Школьный друг депутата выглядел заметно удрученным.
– Что-нибудь случилось? – спросил Михаил, когда они уселись за угловой столик в. Гардероба в кафе не было. Они остались в верхней одежде.
– Случилось! Но ничего нового. Перечитал письмо еще раз. Теперь у меня создалось впечатление, что он знал о близкой смерти.
– На основании чего Вы сделали такой вывод?
– А вы прочитайте и сразу поймете, – Еременко полез в карман и вытащил сложенный вчетверо стандартный лист.
Михаил взял письмо и развернул. Это был оригинал.
– Вы мне копию не сделали, – то ли спросил, то ли отметил Михаил.
– Нет, не сделал. Я хотел попросить Вас ограничиться только ознакомлением…
– Как Вам будет угодно, но при одном условии, если оно не будет необходимо в качестве улики.
– Мне приходилось уже Вам говорить, что в письме нет ничего интересного для следствия.
– Помню! Однако дайте с ним ознакомиться представителю этого самого следствия…
Михаил заказал кофе и принялся читать. Письмо было написано от руки. Похоже, его содержание депутат не доверил компьютеру.
«Здравствуй, Толя!
Пишем мы сейчас друг другу редко, но данное письмо отложить не могу. Очень на душе наболело. Одно хорошо – дети радуют. Зоя замуж выходит. Елена скоро окончит университет, а Артем, можно сказать, без пяти минут мастер спорта. Если не помешают травмы, то спустя три-четыре года можно ожидать результатов мирового уровня. Надежда здорова и передает тебе привет. Знает, что я пишу тебе, но содержание письма лучше ей не знать. Она и так преследует меня допросами по поводу моего настроения. А какое может быть у меня настроение, если действительность во всех отношениях оказалась намного хуже, чем я мог предполагать еще год назад. Я словно попал в другое измерение. В царство теней или фантомов, где не на что опереться.
Из-за полного бессилия что-либо изменить, мне стало трудно заставить себя работать в Верховной Раде, ходить на заседания, сидеть в комиссиях, читать горы документов, единственное назначение которых создать видимость полезной государственной деятельности. На самом же деле идет бесстыдная торговля принципами, голосами, квотами, лицензиями, налоговыми льготами, дотациями и прочая, и прочая. Но самая выгодная сделка, когда продаешь друга или соратника.
В прошлой жизни у меня семья, которой я предан, твоя дружба, мои маленькие гимнасты, море, яхта, рыбалка и, наконец, музыка. И сейчас почти все это есть, но словно ускользает от меня, не питает мои душевные силы. Я подобен тле в капле росы. Все вижу, но дышать не могу.
Дошло до того, что заурядное событие может меня выбить из колеи на несколько дней. Недавно встретил в городе Мула. Впечатление, как от сосульки брошенной за пазуху. Неужели мое депутатство разрушило все то, что было между нами в лучшие годы нашей жизни. Я имею в виду нашу юность. Ты один моя душевная опора. Просить поддержки у семьи, значит посвящать ее в свои проблемы, лишать спокойствия и уверенности.
Помнишь, я говорил тебе, что любовь убивает надежней, чем ненависть. Похоже, мне на роду написано стать примером, подтверждающим поговорку.
Привет Ирине и детям. Не забывайте нас.
Прощайте, Вадим».
Михаил закончил чтение и поднял голову. Еременко сидел, откинувшись на стуле. Мысли его были далеко. Об этом говорил отрешенный взгляд и окаменелая поза.
– Ирина, Ваша жена? – спросил Михаил, только чтобы вернуть на землю Еременко.
– Да, да! Моя жена.
– А Мул?
– Мы клички часто создавали по инициалам. Михаил Ульянович Лопатин. Наш школьный товарищ. Он был третьим в нашей «триаде». После женитьбы отстранился. Мы почему-то не понравились его жене. Или наши жены…
– Чем он занимается?
– Металлург, как и многие в этом городе. Никогда не был в партии, а теперь стал вдруг коммунистом.
– Своеобразная форма протеста против действительности.
– Логичнее было стать социалистом, если уж он проснулся для политической активности.
– Какое у него положение в партийной иерархии?
– Рядовой. Слышал, он отказался от места в бюро горкома.
– Вас развели политические разногласия?
– Не думаю. Иногда это зависть к успехам, иногда новые друзья и интересы… Обычный случай. Трудно пройти длинную жизненную дорогу рядом на всех ее поворотах. Школа это аквариум, жизнь – океан.
– Согласен. Однако вернемся к главной теме. Что Вы имели в виду, когда говорили о предчувствии Бортко близкой смерти? Самоубийство?
– Что Вы! Это не для него! И потом, он был с Сергеем. Не думаю, что у Вадима была причина убивать и его.
– Вы хорошо знали Ткача?
– Не очень, хотя последние лет десять он часто присутствовал на общих встречах в доме Вадима.
– И все же?
– Они работали вместе почти двадцать лет. Возможно, звезд с неба не хватал, но организованный, ответственный и в целом положительный человек. Иначе Вадим не держал бы его рядом так долго.
– В письме явно просматривается состояние депрессии. Прощание в конце письма. Просьба не забывать семью… Показать бы это письмо психиатру.
– А можно обойтись без психиатра? Все его письма заканчиваются «прощай» уже много лет, после того как он побывал в автокатастрофе. Тогда он отделался переломом голени и двух ребер.
– Вы не знаете, было ли у Бортко завещание?
– Было. Опять же после той аварии он составил завещание.
– Когда она произошла?
– Сейчас вспомню… Пять лет назад. В гололед он вылетел в кювет. Ехал один, торопился как всегда. Когда кто-то с ним был в машине, он водил очень осторожно. Сам убедился неоднократно.
– Вы знакомы с содержанием завещания?
– Нет. В семье не очень распространялись, а спрашивать неудобно. На поминальном обеде Елена затронула эту тему, но Надежда ее прервала очень категорично.
– Елена, дочь или сестра?
– Сестра.
– Она имела основания на что-то надеяться?
– Ничего об этом не знаю, а домыслы строить не хочу.
– Вы мне собирались кроме письма, поведать еще что-то…
– Вадим звонил мне накануне своего дня рождения и приглашал приехать, но семейные обстоятельства мне не позволили. Вечером следующего дня мы с женой позвонили ему домой и поздравили. Он был не в своей тарелке и проронил буквально следующую фразу: «Очень жаль, что ты не приехал, мне теперь даже некому поплакаться в жилетку». Я спросил: «Что случилось»? Он ответил: «Хуже не придумаешь, но разговор не для телефона. Напишу, если решусь». В письме, как вы убедились, ничего нет кроме общих слов о предательстве. Кто его предал и в чем заключается это предательство? Только Вы можете это установить…
– Вы думаете это просто! Он говорил о предательстве близкого человека. Ткач погиб, семья молчит…
– Мне трудно что-либо Вам посоветовать…
– Скажите лучше, у него могла быть женщина на стороне. Например, в Киеве… Вокруг депутатов много вращается дамочек разного возраста: секретарши, переводчицы, журналистки и так далее. Часть из них готова на многое ради карьеры или заработка.
– Это исключается. Он любил жену и возможно продолжал любить Елену, свою первую любовь. Такое бывает. Третьей женщины быть не могло…
– Вы уверены?
– Голову закладывать не стану, но на приличную сумму готов поспорить. Я первый узнал, когда он влюбился в Елену, потом переключился на Надежду. Между Еленой и Надеждой был еще один короткий эпизод. Он доверял мне как себе…
– Но эпизод с предательством не доверил.
– Он не доверил бумаге, а не мне… Если бы я знал, что так все закончится, я бы приехал. Тогда вся семья грипповала. Дети только-только выздоравливали, как свалилась жена. Можно было привлечь тещу на пару дней…
– У Вас малые дети?
– Да. Я женился после тридцати…
Михаил сделал паузу, чтобы выпить уже остывший кофе. Еременко даже не притронулся к своей чашке.
– У Вас есть какие-нибудь мысли или предположения? – спросил Михаил, когда вернул чашку на стол.
– По поводу чего?
– Кто из близких мог его предать?
– К сожалению, ничего не могу придумать…
– Тогда не буду Вас более задерживать. Спасибо за ценную информацию.
– Ценную?
– Конечно! Мы непременно найдем, кто его подставил.
– Желаю успеха. Я хотел бы знать…
– Не могу обещать, – перебил Михаил. – Это может быть не в моей компетенции. Тайна следствия и все такое…
– По возможности…
– В любом случае я с Вами свяжусь. Могут появиться вопросы…
– Всегда буду рад помочь.
– По крайней мере, Вы будете знать официальное заключение.
Это были последние слова Михаила уже по пути в гардероб.
Погода продолжала ухудшаться. Метель усилилась. По радио передали штормовое предупреждение.
«В такую погоду, да еще в субботу сидеть бы в кресле у изразцовой печки с книгой» – подумал Михаил. Такая печь в их доме имелась, хотя отопление было водяное – год назад он осуществил коренную модернизацию отопительной системы в связи с газификацией села.
Семью Ткача Михаил решил посетить без предупреждения. Не хотел натолкнуться на отказ под предлогом выходного дня. Тогда разговор пришлось бы отложить до понедельника, так как воскресенье он намеревался провести дома.
После звонка в дверь Михаила долго разглядывали в дверной глазок. Потом дверь приоткрылась на цепочке и женским голосом спросили:
– Вам кого?
– Варвара Петровна, это Вы?
– Да! А что случилось?
– Следователь прокуратуры, Гречка? Могу я войти?
Дверь закрылась, потом за дверью что-то звякнуло, и она распахнулась. На пороге стояла дородная женщина в цветастом бархатном халате: на зеленом поле крупные цветы. Волосы острижены коротко, почти по-мужски. Круглое лицо с темными глазами – пуговицами. Ярко накрашенный рот. Михаил не разглядел жену Ткача на кладбище среди толпы ее таких же дородных родственников и детей.
Она не спешила пропускать Михаила в квартиру, словно ждала объяснений.
– Мне нужно побеседовать с Вами. Не хотел вызывать повесткой в прокуратуру…, – Михаил пустил в ход почти безотказный аргумент.
– Зачем? Что случилось.
– Вы хотите, чтобы я объяснял это здесь, на лестничной площадке?
– Извините! Проходите в квартиру.
Михаил вошел в прихожую и, не дожидаясь предложения, снял куртку. Шерстяную спортивную шапочку он спрятал в карман куртки еще в лифте.
– Проходите, можете не разуваться, – поняла намерения Михаила хозяйка, так как тот тщательно вытирал ноги о коврик на входе.
Мебель в общей комнате оказалась солиднее, чем у Бортко. Чувствовалось, что в этом доме обстановке придают гораздо большее значение.
– Вы одна дома? – спросил Михаил, усаживаясь на указанное место.
– Сын ушел по делам. Дочь где-то у подруги.
– Сколько Вашим детям лет?
– Сыну семнадцать, заканчивает школу, дочери весной будет четырнадцать.
– На кладбище было много людей и мне показалось, что семья у вас должна быть гораздо больше.
– То родственники мужа. Их много живет здесь в городе. Вы это хотели узнать? Или есть причина серьезнее?
– Есть. Заново открыто следствие по случаю гибели Бортко и Вашего мужа. Я хотел бы побеседовать с Вами. Возможно, муж что-либо говорил такое, что прольет свет на это темное дело.
– Ничего я не знаю. А что дело темное, так всем и так ясно. Вадим был человек без тормозов. Как я отговаривала Сергея не ездить на ту рыбалку. И Вадиму звонила. Так он уперся рогом и все…
– Ваш муж и Бортко давно знали друг друга?
– Да еще с института. Сергей на курс моложе. Попал по распределению в тот же цех. Там они и сдружились на беду.
– Мне показалось, что вы с женой Бортко не ладите.
– Она всегда высоко неслась. Теперь почему-то считает Сергея виноватым в их гибели. А по мне, так наоборот. В такую погоду только сумасшедший мог затеять рыбалку.
– Общее горе должно было сблизить вас…
– Как видите, это не обязательно. Не хочу их видеть. Ни ее, ни ее гулящую сестру.
– У Вас есть основания для такого тяжелого обвинения?
– Есть, раз говорю такое о женщине…
– Не могли бы Вы высказаться конкретнее, о причине…
– Извините, не собираюсь объясняться. Это мое личное мнение и никто меня не заставит его изменить.
– Хорошо! Оставим эту тему. Последнее время Вы не слышали от мужа о каких-либо проблемах или конфликтах Бортко или его личных?
– Да они все время были как на вулкане, нервные и дерганые, но дома о работе не говорили.
– Как вы относитесь к слухам, что их гибель подстроили?
– В наше подлое время все может быть, только я ничего об этом не знаю. Не нужно было в декабре идти в море. Это последнее, что я могу сказать.
Михаил понял, что пора прощаться. Больше для проформы он оставил свою визитную карточку.
– Звоните, если что-либо вспомните, появится информация или предположение…
По дороге он побывал в гастрономе. Купил торт, апельсины и бутылку крымского вина. Анастасия любила мускат.
За городом на трассе уже встречались снежные заносы. Михаил пристроился за мощным трейлером и без проблем, если не считать что на полтора часа дольше, добрался до своего села. Подъезд к дому, а это метров тридцать, уже пришлось расчищать лопатой.
Воскресенье Михаил провел в домашних хлопотах, однако мысли о работе его не отпускали. Такое было чрезвычайно редко и свидетельствовало только об одном – расследование зашло в тупик. Напрасно Михаил утешал себя тем, что подтверждение версии о несчастном случае – тоже результат. Он знал, что не сможет себя обмануть. До сих пор он не получал «проколов». Были случаи, что преступнику удавалось избежать наказания, так как, к сожалению, было куда бежать – границы СНГ были практически прозрачны. Но главное, ему всегда удавалось установить, кто и как совершил преступление и собрать вполне доказательные улики.
Единственным результатом его воскресных размышлений был план действий на понедельник. Предстояло ознакомиться с официальными заключением экспертизы катера, побеседовать с нотариусом по поводу завещания Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт» – семейный бизнес сестер, встретиться с Феликсом.
Михаил отвел на дорогу три часа и не ошибся. Выехал сразу после шести утра, но припарковался у здания научно-технического отдела только в четверть десятого. Снегопад прекратился еще в воскресенье и на дорогах уже поработали снегоочистительные машины, но больше пятидесяти километров в час состояние дороги и движение держать не позволяло.
Не без волнения Михаил вскрывал конверт с заключением экспертов. Его опасения подтвердились. Ситуация только усложнялась. Причиной этого были три факта.
Во-первых, пробоины в днище катера действительно пробиты якорем.
Во-вторых, было не менее двух ударов, так как расположение отверстий и вмятин исключало возможность причинить их за один удар.
В-третьих, свободное падение якоря с высоты человеческого роста не могло причинить разрушения такого масштаба и характера.
Последний вывод был умозрительный, так как новый владелец катера не позволил провести реальный эксперимент.
Чтобы привести Михаила в смятение достаточно было и первых двух фактов. Кто-то из двух, Бортко или Ткач, целенаправленными действиями затопил катер, то есть создавал угрозу гибели для себя и партнера. Почему? Зачем?
Был еще один смущающий момент. В акте экспертизы отмечено, что депутат и его помощник действительно перед этим ловили рыбу. В кокпите катера найдены останки нескольких экземпляров камбалы, один из них с застрявшим крючком и куском лески, идентичным обрывкам, привязанным к бортовой утке.
Первое, что пришло в голову – по какой-то причине произошла жестокая ссора. Один из рыбаков в состоянии аффекта решил затопить катер, убивая себя и другого. Возможно, даже не предполагал смертельный исход, а хотел запугать.
Невеселая история. Можно прямо сейчас писать заключение и закрывать расследование. Только тогда осталась бы неизвестной тайна, которую утопили вместе с собой депутат и его помощник. Есть ли хоть малейшая вероятность раскрыть эту тайну? Кто и что могло послужить причиной раздора двух близких людей? Все факты до сих пор свидетельствовали об их многолетней крепкой дружбе и партнерстве в делах.
Формула интриги
Вулкан, повизгивая, пытался протиснуться между супругами.
– И ты, разбойник, требуешь внимания, – потрепал собаку за загривок Михаил. – Марш домой, мне нужно машину в гараж поставить…
Анастасия взяла Вулкана за ошейник и повела к дому.
Шум потревожил дочь, которую бабушка Наталья только-только уложила в постель. Нина выбежала в прихожую и повисла на ноге отца. Михаил взял дочь на руки и передал Анастасии.
– Подожди малышка, я умоюсь с дороги и уложу тебя спать…
– И сказку прочитаешь…
– А не стыдно? Ты ведь уже первый класс к лету закончишь.
– Не стыдно! Когда я читаю, совсем не страшно. Ну почитай!
– Обязательно! Выбери книжку, а я скоро приду в спальню.
Они с Анастасией уснули поздно. Пришлось еще рассказать о ходе расследования. Анастасия всегда просила об этом. Иногда ее наивные советы и вопросы помогали открыть новые направления для анализа, поэтому Михаил охотно делился с нею своими соображениями и фактами.
– Опять у тебя фигурирует в деле красивая и одинокая…
– Ну, это не моя вина, что вокруг красавиц, особенно одиноких, всегда заваривается криминальная каша…
– Вот и займись ею, тебе это доставит удовольствие.
– Она ближе к пострадавшей стороне, как ты должна была заметить.
– А я так и не поняла, кто в этом деле пострадал, кроме детей, да и те являются наследниками…
– Замечательная мысль. Я так и не удосужился проверить его завещание. Он не очень богатый человек, но и далеко не бедный: патенты, яхта, автомобиль…
– Вот. А теперь скажи, что у тебя умная жена…
– Умная и красивая, не знаю даже чего больше…
Проснулся Михаил как для села поздно, в десятом часу. Он наметил отъезд на два часа дня, чтобы к четырем или немного позже поспеть на встречу с Еременко, школьным товарищем депутата. Получалось, что беседу с родственниками Ткача пришлось отложить на вечер.
Нужно было до отъезда еще многое сделать из тех дел по хозяйству, которые всегда входили в его обязанности. Главное – подготовка теплицы к посеву рассады в начале февраля. А еще он хотел заехать в школу, чтобы узнать о том бездомном, которого он рекомендовал в сторожа.
Погода портилась на глазах. Когда Михаил выехал на трассу, пошел снег. Дул сильный северо-восточный ветер. Поземка перетекала трассу как весенний паводок поверх плотины. Разделительной полосы шоссе почти не было видно. Одно было хорошо – из-за низкой интенсивности движения можно было держаться почти по центру дороги.
Ехал Михаил с хорошим настроением. Его губы еще хранили ощущение крепких поцелуев Анастасии. Был еще один повод для радости. Бездомный учитель уже работал сторожем. Он долго жал руку Михаилу и настойчиво приглашал на чай перед дорогой.
НОВЫЙ КРУГ
Еще в дороге Михаил вызвонил Еременко, и они договорились о встрече в знакомом кафе в центре города.
Школьный друг депутата выглядел заметно удрученным.
– Что-нибудь случилось? – спросил Михаил, когда они уселись за угловой столик в. Гардероба в кафе не было. Они остались в верхней одежде.
– Случилось! Но ничего нового. Перечитал письмо еще раз. Теперь у меня создалось впечатление, что он знал о близкой смерти.
– На основании чего Вы сделали такой вывод?
– А вы прочитайте и сразу поймете, – Еременко полез в карман и вытащил сложенный вчетверо стандартный лист.
Михаил взял письмо и развернул. Это был оригинал.
– Вы мне копию не сделали, – то ли спросил, то ли отметил Михаил.
– Нет, не сделал. Я хотел попросить Вас ограничиться только ознакомлением…
– Как Вам будет угодно, но при одном условии, если оно не будет необходимо в качестве улики.
– Мне приходилось уже Вам говорить, что в письме нет ничего интересного для следствия.
– Помню! Однако дайте с ним ознакомиться представителю этого самого следствия…
Михаил заказал кофе и принялся читать. Письмо было написано от руки. Похоже, его содержание депутат не доверил компьютеру.
«Здравствуй, Толя!
Пишем мы сейчас друг другу редко, но данное письмо отложить не могу. Очень на душе наболело. Одно хорошо – дети радуют. Зоя замуж выходит. Елена скоро окончит университет, а Артем, можно сказать, без пяти минут мастер спорта. Если не помешают травмы, то спустя три-четыре года можно ожидать результатов мирового уровня. Надежда здорова и передает тебе привет. Знает, что я пишу тебе, но содержание письма лучше ей не знать. Она и так преследует меня допросами по поводу моего настроения. А какое может быть у меня настроение, если действительность во всех отношениях оказалась намного хуже, чем я мог предполагать еще год назад. Я словно попал в другое измерение. В царство теней или фантомов, где не на что опереться.
Из-за полного бессилия что-либо изменить, мне стало трудно заставить себя работать в Верховной Раде, ходить на заседания, сидеть в комиссиях, читать горы документов, единственное назначение которых создать видимость полезной государственной деятельности. На самом же деле идет бесстыдная торговля принципами, голосами, квотами, лицензиями, налоговыми льготами, дотациями и прочая, и прочая. Но самая выгодная сделка, когда продаешь друга или соратника.
В прошлой жизни у меня семья, которой я предан, твоя дружба, мои маленькие гимнасты, море, яхта, рыбалка и, наконец, музыка. И сейчас почти все это есть, но словно ускользает от меня, не питает мои душевные силы. Я подобен тле в капле росы. Все вижу, но дышать не могу.
Дошло до того, что заурядное событие может меня выбить из колеи на несколько дней. Недавно встретил в городе Мула. Впечатление, как от сосульки брошенной за пазуху. Неужели мое депутатство разрушило все то, что было между нами в лучшие годы нашей жизни. Я имею в виду нашу юность. Ты один моя душевная опора. Просить поддержки у семьи, значит посвящать ее в свои проблемы, лишать спокойствия и уверенности.
Помнишь, я говорил тебе, что любовь убивает надежней, чем ненависть. Похоже, мне на роду написано стать примером, подтверждающим поговорку.
Привет Ирине и детям. Не забывайте нас.
Прощайте, Вадим».
Михаил закончил чтение и поднял голову. Еременко сидел, откинувшись на стуле. Мысли его были далеко. Об этом говорил отрешенный взгляд и окаменелая поза.
– Ирина, Ваша жена? – спросил Михаил, только чтобы вернуть на землю Еременко.
– Да, да! Моя жена.
– А Мул?
– Мы клички часто создавали по инициалам. Михаил Ульянович Лопатин. Наш школьный товарищ. Он был третьим в нашей «триаде». После женитьбы отстранился. Мы почему-то не понравились его жене. Или наши жены…
– Чем он занимается?
– Металлург, как и многие в этом городе. Никогда не был в партии, а теперь стал вдруг коммунистом.
– Своеобразная форма протеста против действительности.
– Логичнее было стать социалистом, если уж он проснулся для политической активности.
– Какое у него положение в партийной иерархии?
– Рядовой. Слышал, он отказался от места в бюро горкома.
– Вас развели политические разногласия?
– Не думаю. Иногда это зависть к успехам, иногда новые друзья и интересы… Обычный случай. Трудно пройти длинную жизненную дорогу рядом на всех ее поворотах. Школа это аквариум, жизнь – океан.
– Согласен. Однако вернемся к главной теме. Что Вы имели в виду, когда говорили о предчувствии Бортко близкой смерти? Самоубийство?
– Что Вы! Это не для него! И потом, он был с Сергеем. Не думаю, что у Вадима была причина убивать и его.
– Вы хорошо знали Ткача?
– Не очень, хотя последние лет десять он часто присутствовал на общих встречах в доме Вадима.
– И все же?
– Они работали вместе почти двадцать лет. Возможно, звезд с неба не хватал, но организованный, ответственный и в целом положительный человек. Иначе Вадим не держал бы его рядом так долго.
– В письме явно просматривается состояние депрессии. Прощание в конце письма. Просьба не забывать семью… Показать бы это письмо психиатру.
– А можно обойтись без психиатра? Все его письма заканчиваются «прощай» уже много лет, после того как он побывал в автокатастрофе. Тогда он отделался переломом голени и двух ребер.
– Вы не знаете, было ли у Бортко завещание?
– Было. Опять же после той аварии он составил завещание.
– Когда она произошла?
– Сейчас вспомню… Пять лет назад. В гололед он вылетел в кювет. Ехал один, торопился как всегда. Когда кто-то с ним был в машине, он водил очень осторожно. Сам убедился неоднократно.
– Вы знакомы с содержанием завещания?
– Нет. В семье не очень распространялись, а спрашивать неудобно. На поминальном обеде Елена затронула эту тему, но Надежда ее прервала очень категорично.
– Елена, дочь или сестра?
– Сестра.
– Она имела основания на что-то надеяться?
– Ничего об этом не знаю, а домыслы строить не хочу.
– Вы мне собирались кроме письма, поведать еще что-то…
– Вадим звонил мне накануне своего дня рождения и приглашал приехать, но семейные обстоятельства мне не позволили. Вечером следующего дня мы с женой позвонили ему домой и поздравили. Он был не в своей тарелке и проронил буквально следующую фразу: «Очень жаль, что ты не приехал, мне теперь даже некому поплакаться в жилетку». Я спросил: «Что случилось»? Он ответил: «Хуже не придумаешь, но разговор не для телефона. Напишу, если решусь». В письме, как вы убедились, ничего нет кроме общих слов о предательстве. Кто его предал и в чем заключается это предательство? Только Вы можете это установить…
– Вы думаете это просто! Он говорил о предательстве близкого человека. Ткач погиб, семья молчит…
– Мне трудно что-либо Вам посоветовать…
– Скажите лучше, у него могла быть женщина на стороне. Например, в Киеве… Вокруг депутатов много вращается дамочек разного возраста: секретарши, переводчицы, журналистки и так далее. Часть из них готова на многое ради карьеры или заработка.
– Это исключается. Он любил жену и возможно продолжал любить Елену, свою первую любовь. Такое бывает. Третьей женщины быть не могло…
– Вы уверены?
– Голову закладывать не стану, но на приличную сумму готов поспорить. Я первый узнал, когда он влюбился в Елену, потом переключился на Надежду. Между Еленой и Надеждой был еще один короткий эпизод. Он доверял мне как себе…
– Но эпизод с предательством не доверил.
– Он не доверил бумаге, а не мне… Если бы я знал, что так все закончится, я бы приехал. Тогда вся семья грипповала. Дети только-только выздоравливали, как свалилась жена. Можно было привлечь тещу на пару дней…
– У Вас малые дети?
– Да. Я женился после тридцати…
Михаил сделал паузу, чтобы выпить уже остывший кофе. Еременко даже не притронулся к своей чашке.
– У Вас есть какие-нибудь мысли или предположения? – спросил Михаил, когда вернул чашку на стол.
– По поводу чего?
– Кто из близких мог его предать?
– К сожалению, ничего не могу придумать…
– Тогда не буду Вас более задерживать. Спасибо за ценную информацию.
– Ценную?
– Конечно! Мы непременно найдем, кто его подставил.
– Желаю успеха. Я хотел бы знать…
– Не могу обещать, – перебил Михаил. – Это может быть не в моей компетенции. Тайна следствия и все такое…
– По возможности…
– В любом случае я с Вами свяжусь. Могут появиться вопросы…
– Всегда буду рад помочь.
– По крайней мере, Вы будете знать официальное заключение.
Это были последние слова Михаила уже по пути в гардероб.
Погода продолжала ухудшаться. Метель усилилась. По радио передали штормовое предупреждение.
«В такую погоду, да еще в субботу сидеть бы в кресле у изразцовой печки с книгой» – подумал Михаил. Такая печь в их доме имелась, хотя отопление было водяное – год назад он осуществил коренную модернизацию отопительной системы в связи с газификацией села.
Семью Ткача Михаил решил посетить без предупреждения. Не хотел натолкнуться на отказ под предлогом выходного дня. Тогда разговор пришлось бы отложить до понедельника, так как воскресенье он намеревался провести дома.
После звонка в дверь Михаила долго разглядывали в дверной глазок. Потом дверь приоткрылась на цепочке и женским голосом спросили:
– Вам кого?
– Варвара Петровна, это Вы?
– Да! А что случилось?
– Следователь прокуратуры, Гречка? Могу я войти?
Дверь закрылась, потом за дверью что-то звякнуло, и она распахнулась. На пороге стояла дородная женщина в цветастом бархатном халате: на зеленом поле крупные цветы. Волосы острижены коротко, почти по-мужски. Круглое лицо с темными глазами – пуговицами. Ярко накрашенный рот. Михаил не разглядел жену Ткача на кладбище среди толпы ее таких же дородных родственников и детей.
Она не спешила пропускать Михаила в квартиру, словно ждала объяснений.
– Мне нужно побеседовать с Вами. Не хотел вызывать повесткой в прокуратуру…, – Михаил пустил в ход почти безотказный аргумент.
– Зачем? Что случилось.
– Вы хотите, чтобы я объяснял это здесь, на лестничной площадке?
– Извините! Проходите в квартиру.
Михаил вошел в прихожую и, не дожидаясь предложения, снял куртку. Шерстяную спортивную шапочку он спрятал в карман куртки еще в лифте.
– Проходите, можете не разуваться, – поняла намерения Михаила хозяйка, так как тот тщательно вытирал ноги о коврик на входе.
Мебель в общей комнате оказалась солиднее, чем у Бортко. Чувствовалось, что в этом доме обстановке придают гораздо большее значение.
– Вы одна дома? – спросил Михаил, усаживаясь на указанное место.
– Сын ушел по делам. Дочь где-то у подруги.
– Сколько Вашим детям лет?
– Сыну семнадцать, заканчивает школу, дочери весной будет четырнадцать.
– На кладбище было много людей и мне показалось, что семья у вас должна быть гораздо больше.
– То родственники мужа. Их много живет здесь в городе. Вы это хотели узнать? Или есть причина серьезнее?
– Есть. Заново открыто следствие по случаю гибели Бортко и Вашего мужа. Я хотел бы побеседовать с Вами. Возможно, муж что-либо говорил такое, что прольет свет на это темное дело.
– Ничего я не знаю. А что дело темное, так всем и так ясно. Вадим был человек без тормозов. Как я отговаривала Сергея не ездить на ту рыбалку. И Вадиму звонила. Так он уперся рогом и все…
– Ваш муж и Бортко давно знали друг друга?
– Да еще с института. Сергей на курс моложе. Попал по распределению в тот же цех. Там они и сдружились на беду.
– Мне показалось, что вы с женой Бортко не ладите.
– Она всегда высоко неслась. Теперь почему-то считает Сергея виноватым в их гибели. А по мне, так наоборот. В такую погоду только сумасшедший мог затеять рыбалку.
– Общее горе должно было сблизить вас…
– Как видите, это не обязательно. Не хочу их видеть. Ни ее, ни ее гулящую сестру.
– У Вас есть основания для такого тяжелого обвинения?
– Есть, раз говорю такое о женщине…
– Не могли бы Вы высказаться конкретнее, о причине…
– Извините, не собираюсь объясняться. Это мое личное мнение и никто меня не заставит его изменить.
– Хорошо! Оставим эту тему. Последнее время Вы не слышали от мужа о каких-либо проблемах или конфликтах Бортко или его личных?
– Да они все время были как на вулкане, нервные и дерганые, но дома о работе не говорили.
– Как вы относитесь к слухам, что их гибель подстроили?
– В наше подлое время все может быть, только я ничего об этом не знаю. Не нужно было в декабре идти в море. Это последнее, что я могу сказать.
Михаил понял, что пора прощаться. Больше для проформы он оставил свою визитную карточку.
– Звоните, если что-либо вспомните, появится информация или предположение…
По дороге он побывал в гастрономе. Купил торт, апельсины и бутылку крымского вина. Анастасия любила мускат.
За городом на трассе уже встречались снежные заносы. Михаил пристроился за мощным трейлером и без проблем, если не считать что на полтора часа дольше, добрался до своего села. Подъезд к дому, а это метров тридцать, уже пришлось расчищать лопатой.
Воскресенье Михаил провел в домашних хлопотах, однако мысли о работе его не отпускали. Такое было чрезвычайно редко и свидетельствовало только об одном – расследование зашло в тупик. Напрасно Михаил утешал себя тем, что подтверждение версии о несчастном случае – тоже результат. Он знал, что не сможет себя обмануть. До сих пор он не получал «проколов». Были случаи, что преступнику удавалось избежать наказания, так как, к сожалению, было куда бежать – границы СНГ были практически прозрачны. Но главное, ему всегда удавалось установить, кто и как совершил преступление и собрать вполне доказательные улики.
Единственным результатом его воскресных размышлений был план действий на понедельник. Предстояло ознакомиться с официальными заключением экспертизы катера, побеседовать с нотариусом по поводу завещания Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт» – семейный бизнес сестер, встретиться с Феликсом.
Михаил отвел на дорогу три часа и не ошибся. Выехал сразу после шести утра, но припарковался у здания научно-технического отдела только в четверть десятого. Снегопад прекратился еще в воскресенье и на дорогах уже поработали снегоочистительные машины, но больше пятидесяти километров в час состояние дороги и движение держать не позволяло.
Не без волнения Михаил вскрывал конверт с заключением экспертов. Его опасения подтвердились. Ситуация только усложнялась. Причиной этого были три факта.
Во-первых, пробоины в днище катера действительно пробиты якорем.
Во-вторых, было не менее двух ударов, так как расположение отверстий и вмятин исключало возможность причинить их за один удар.
В-третьих, свободное падение якоря с высоты человеческого роста не могло причинить разрушения такого масштаба и характера.
Последний вывод был умозрительный, так как новый владелец катера не позволил провести реальный эксперимент.
Чтобы привести Михаила в смятение достаточно было и первых двух фактов. Кто-то из двух, Бортко или Ткач, целенаправленными действиями затопил катер, то есть создавал угрозу гибели для себя и партнера. Почему? Зачем?
Был еще один смущающий момент. В акте экспертизы отмечено, что депутат и его помощник действительно перед этим ловили рыбу. В кокпите катера найдены останки нескольких экземпляров камбалы, один из них с застрявшим крючком и куском лески, идентичным обрывкам, привязанным к бортовой утке.
Первое, что пришло в голову – по какой-то причине произошла жестокая ссора. Один из рыбаков в состоянии аффекта решил затопить катер, убивая себя и другого. Возможно, даже не предполагал смертельный исход, а хотел запугать.
Невеселая история. Можно прямо сейчас писать заключение и закрывать расследование. Только тогда осталась бы неизвестной тайна, которую утопили вместе с собой депутат и его помощник. Есть ли хоть малейшая вероятность раскрыть эту тайну? Кто и что могло послужить причиной раздора двух близких людей? Все факты до сих пор свидетельствовали об их многолетней крепкой дружбе и партнерстве в делах.
Формула интриги
Михаил позвонил городскому прокурору из приемной научно-технического отдела.
– Николай Петрович, добрый день! Срочно нужен Ваш совет.
– Добрый день, Миша! Что у тебя стряслось?
– Не у меня, а в деле. Не хотелось бы говорить по телефону. Я только что прочитал заключение экспертов. Можно заехать на десять минут.
– Приезжай! Для тебя выкрою пять минут. Попроси Ольгу, чтобы сразу доложила о твоем приходе.
Через четверть часа Михаил уже сидел в кабинете Манюни. Как только Николай Петрович закончил телефонный разговор, он дал указание Ольге не соединять его впредь до отмены приказа.
– Готов тебя выслушать. Но сначала прочитаю выводы экспертов.
Михаил протянул конверт с текстом заключения и пачкой фотографий. Манюня сначала просмотрел фотографии, затем принялся читать текст. Михаил едва сдерживал желание высказать свои комментарии. Как ему казалось, Николай Петрович слишком долго читал и держал паузу – вероятно, не мог прийти к каким-либо выводам собственными силами.
– Похоже, дело можно закрывать, – наконец-то произнес Манюня.
– Да! И у меня сложилось такое первое впечатление.
– А сейчас?
– Но теперь я думаю иначе. У меня осталось время до конца недели. Хочу попробовать разобраться глубже. В письме к школьному товарищу Бортко говорит о предательстве. В чем оно состоит, кто его совершил, – вот вопросы, на которые можно попытаться получить ответ.
– Может, пригласить для совета Фесенко, как мы и собирались?
Фесенко был преемником Манюни на должности начальника следственного отдела. Его отличали большой опыт и здравый смысл, который, правда, мало помогал в сложных и нестандартных ситуациях.
– Пока мне понятно, что делать, но если Вы считаете, что это будет полезно…
– Не настаиваю. Я его попросил оказывать тебе содействие.
– Кроме того, не хотелось бы без острой необходимости расширять круг лиц, информированных по данному делу.
– Согласен. Интуиция и мне подсказывает, что так будет лучше. Что ты намерен делать дальше?
– Вообще или сегодня?
– Сегодня и вообще.
– Сегодня хочу познакомиться с завещанием Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт», встретиться с Феликсом. Долгосрочных планов нет. Все зависит от сегодняшних результатов.
– Зачем тебе ателье?
– Им владеет жена Бортко и ее сестра.
– Да, забыл. Ты рассказывал прошлый раз, но факт подъема катера все затмил… Предлагаю встречаться ежедневно в девять утра на десять-пятнадцать минут. Вижу, дело на такой стадии, что мне нужно быть в курсе всех деталей.
– Хорошо! Завтра в девять буду с докладом за сегодняшний день.
– С прессой знаком?
– Собираюсь прочитать вечером перед сном. Днем жаль времени.
– Напрасно. Кто-то знает об этом деле больше, чем мы с тобой. Это я понял после ознакомления с заключением экспертов. Прочитай вчерашний выпуск «Приазовья».
Первое, что сделал Михаил, когда покинул здание прокуратуры, это отыскал газетный киоск и купил воскресный номер «Приазовья». Статья была короткой, и Михаил прочитал ее в машине. Подписи не было, поэтому об авторе мог рассказать только главный редактор Письменный. Михаил знал его давно. Еще с тех времен, когда Письменный был корреспондентом. Не удивительно, что он стал главным редактором газеты, которая принадлежала зятю главы администрации области, так как Письменный всегда обслуживал власть: областную и местную.
Это Письменный звонил Манюне, когда разнюхал о подъеме катера. Он же посылал своего сотрудника в Косу, так как на первой полосе был снимок днища катера с пробоинами. Очевидно, Петрович не устоял. Впрочем, подумал Михаил, даже охрана не помогла бы.
Михаил без труда отыскал в статье фразы, которые Манюня имел в виду, когда говорил, что газетчики знают больше следователя.
Там было: «Характер пробоин в днище катера и свидетельства очевидцев позволяют сделать заключение, что между депутатом и его помощником произошел конфликт, возможно даже физическое столкновение, то есть, попросту говоря, драка. В результате этого днище было повреждено якорем. Катер затонул, ибо по небрежности блоки плавучести катера оказались разгерметизированными.
Многие будут гадать о причине конфликта между старыми приятелями. Конфликта, который привел к трагическим последствиям. Что же они не поделили? Редакция располагает данными о возможной подоплеке событий. Они не имеют отношения к депутатской деятельности Бортко, но мы не собирается предавать их гласности из этических соображений…».
Очень неосторожное заявление. Есть основание для «наезда» на редакцию за попытку скрыть от следствия информацию. Почему Манюня упустил этот момент?
Михаил набрал на своем мобильном телефон Манюни.
– Николай Петрович, я прочитал статью. Мы можем на них надавить за сокрытие информации от следствия…
– Как раз по этому поводу просил Ольгу связаться с тобой. Уже готовы соответствующие повестки. Завтра в половине десятого жду тебя. На десять назначено дознание…
– Обязательно буду. А сегодня постараюсь выполнить намеченную программу.
– Желаю успеха! Чем больше мы будем знать, тем легче будет припереть газетчиков к стенке…
Приближалось время обеда. Михаил это почувствовал весьма выразительно, так как завтракал очень рано. В столовой Управления посетителей было не много. Пока ел, сообразил, что нужно начинать с ателье, так как жена Бортко должна быть на работе. Там заодно он узнает адрес нотариальной конторы или договорится о вечерней встрече, если завещание хранится дома.
Ателье размещалось в небольшом двухэтажном здании на центральной улице. Улица сохранила название «Проспект Ленина», чтобы не раздражать рабочих металлургического завода, которые на десятитысячном митинге приняли и направили соответствующий меморандум городским властям.
Небольшим здание ателье казалось по сравнению с рядом стоящими зданиями постройки пятидесятых годов. На самом деле посетителя встречали в просторной прихожей с гардеробом и переправляли в обширный приемный зал с низкими креслами, такими же столами, заваленными журналами мод, и примерочными кабинами по периметру. Швейное оборудование размещалось на втором этаже.
– Николай Петрович, добрый день! Срочно нужен Ваш совет.
– Добрый день, Миша! Что у тебя стряслось?
– Не у меня, а в деле. Не хотелось бы говорить по телефону. Я только что прочитал заключение экспертов. Можно заехать на десять минут.
– Приезжай! Для тебя выкрою пять минут. Попроси Ольгу, чтобы сразу доложила о твоем приходе.
Через четверть часа Михаил уже сидел в кабинете Манюни. Как только Николай Петрович закончил телефонный разговор, он дал указание Ольге не соединять его впредь до отмены приказа.
– Готов тебя выслушать. Но сначала прочитаю выводы экспертов.
Михаил протянул конверт с текстом заключения и пачкой фотографий. Манюня сначала просмотрел фотографии, затем принялся читать текст. Михаил едва сдерживал желание высказать свои комментарии. Как ему казалось, Николай Петрович слишком долго читал и держал паузу – вероятно, не мог прийти к каким-либо выводам собственными силами.
– Похоже, дело можно закрывать, – наконец-то произнес Манюня.
– Да! И у меня сложилось такое первое впечатление.
– А сейчас?
– Но теперь я думаю иначе. У меня осталось время до конца недели. Хочу попробовать разобраться глубже. В письме к школьному товарищу Бортко говорит о предательстве. В чем оно состоит, кто его совершил, – вот вопросы, на которые можно попытаться получить ответ.
– Может, пригласить для совета Фесенко, как мы и собирались?
Фесенко был преемником Манюни на должности начальника следственного отдела. Его отличали большой опыт и здравый смысл, который, правда, мало помогал в сложных и нестандартных ситуациях.
– Пока мне понятно, что делать, но если Вы считаете, что это будет полезно…
– Не настаиваю. Я его попросил оказывать тебе содействие.
– Кроме того, не хотелось бы без острой необходимости расширять круг лиц, информированных по данному делу.
– Согласен. Интуиция и мне подсказывает, что так будет лучше. Что ты намерен делать дальше?
– Вообще или сегодня?
– Сегодня и вообще.
– Сегодня хочу познакомиться с завещанием Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт», встретиться с Феликсом. Долгосрочных планов нет. Все зависит от сегодняшних результатов.
– Зачем тебе ателье?
– Им владеет жена Бортко и ее сестра.
– Да, забыл. Ты рассказывал прошлый раз, но факт подъема катера все затмил… Предлагаю встречаться ежедневно в девять утра на десять-пятнадцать минут. Вижу, дело на такой стадии, что мне нужно быть в курсе всех деталей.
– Хорошо! Завтра в девять буду с докладом за сегодняшний день.
– С прессой знаком?
– Собираюсь прочитать вечером перед сном. Днем жаль времени.
– Напрасно. Кто-то знает об этом деле больше, чем мы с тобой. Это я понял после ознакомления с заключением экспертов. Прочитай вчерашний выпуск «Приазовья».
Первое, что сделал Михаил, когда покинул здание прокуратуры, это отыскал газетный киоск и купил воскресный номер «Приазовья». Статья была короткой, и Михаил прочитал ее в машине. Подписи не было, поэтому об авторе мог рассказать только главный редактор Письменный. Михаил знал его давно. Еще с тех времен, когда Письменный был корреспондентом. Не удивительно, что он стал главным редактором газеты, которая принадлежала зятю главы администрации области, так как Письменный всегда обслуживал власть: областную и местную.
Это Письменный звонил Манюне, когда разнюхал о подъеме катера. Он же посылал своего сотрудника в Косу, так как на первой полосе был снимок днища катера с пробоинами. Очевидно, Петрович не устоял. Впрочем, подумал Михаил, даже охрана не помогла бы.
Михаил без труда отыскал в статье фразы, которые Манюня имел в виду, когда говорил, что газетчики знают больше следователя.
Там было: «Характер пробоин в днище катера и свидетельства очевидцев позволяют сделать заключение, что между депутатом и его помощником произошел конфликт, возможно даже физическое столкновение, то есть, попросту говоря, драка. В результате этого днище было повреждено якорем. Катер затонул, ибо по небрежности блоки плавучести катера оказались разгерметизированными.
Многие будут гадать о причине конфликта между старыми приятелями. Конфликта, который привел к трагическим последствиям. Что же они не поделили? Редакция располагает данными о возможной подоплеке событий. Они не имеют отношения к депутатской деятельности Бортко, но мы не собирается предавать их гласности из этических соображений…».
Очень неосторожное заявление. Есть основание для «наезда» на редакцию за попытку скрыть от следствия информацию. Почему Манюня упустил этот момент?
Михаил набрал на своем мобильном телефон Манюни.
– Николай Петрович, я прочитал статью. Мы можем на них надавить за сокрытие информации от следствия…
– Как раз по этому поводу просил Ольгу связаться с тобой. Уже готовы соответствующие повестки. Завтра в половине десятого жду тебя. На десять назначено дознание…
– Обязательно буду. А сегодня постараюсь выполнить намеченную программу.
– Желаю успеха! Чем больше мы будем знать, тем легче будет припереть газетчиков к стенке…
Приближалось время обеда. Михаил это почувствовал весьма выразительно, так как завтракал очень рано. В столовой Управления посетителей было не много. Пока ел, сообразил, что нужно начинать с ателье, так как жена Бортко должна быть на работе. Там заодно он узнает адрес нотариальной конторы или договорится о вечерней встрече, если завещание хранится дома.
Ателье размещалось в небольшом двухэтажном здании на центральной улице. Улица сохранила название «Проспект Ленина», чтобы не раздражать рабочих металлургического завода, которые на десятитысячном митинге приняли и направили соответствующий меморандум городским властям.
Небольшим здание ателье казалось по сравнению с рядом стоящими зданиями постройки пятидесятых годов. На самом деле посетителя встречали в просторной прихожей с гардеробом и переправляли в обширный приемный зал с низкими креслами, такими же столами, заваленными журналами мод, и примерочными кабинами по периметру. Швейное оборудование размещалось на втором этаже.