Страница:
– Разрешите, товарищ генерал? – напористо спросил он. Он тоже участвовал в боевых операциях и вел себя соответственно. – Майор Мальцев – боевой офицер, у него двадцать две операции: захваты особо опасных преступников, освобождение заложников, пресечение террористических актов! Он просто переутомился! Постоянные нервные стрессы, психические нагрузки, принятие ответственных решений в экстремальных ситуациях…
Передреев поднял пухлую растопыренную ладошку, поросшую с тыльной стороны густыми волосами.
– Достаточно, полковник! Нам здесь адвокаты не нужны…
– А кто вам нужен?! Бессловесный робот без сердца и души?! Животное?! Раб?! – вдруг заорал Мальцев, бросаясь к начальственному столу, так что Передреев испуганно откинулся на спинку кресла. – Так я не такой, я вам не подхожу! И могу написать рапорт прямо сейчас!
Когда-то у Мальцева была контузия, и сейчас его перекрыло. Он продолжал орать, пока Виноградов не вывел его из кабинета.
Правда, одесситы оспаривали исключительную роль Тиходонска на криминальном небосводе страны и знаменитую песню пели по-другому: «На Дерибасовской открылася пивная», повышая тем самым авторитет родного края. Как бы там ни было, поговорка «Тиходонск-папа, Одесса-мама» приобрела широкую известность, хотя смысл ее мало кто понимал. Пенсионер уголовного розыска Виль Аксель, раскрывший уже после выхода на пенсию больше тридцати убийств, истолковал это так: по убеждениям местных блатных, Тиходонск делает с Одессой то, что папа делает с мамой, а потому его преимущество является очевидным.
Когда начались беспредельные времена, и жадные беспощадные молодцы без роду и племени, накачав мышцы, вышли на улицы безвластной России, старая гвардия пыталась призвать их к порядку. Но в войнах между ворами и «спортсменами» последние не уступили: сказались спортивное прошлое, связи с сильными мира сего, формально чистая репутация, хорошая вооруженность.
В конце концов, между «старыми» – ворами и «новыми» – «спортсменами», «рэкетирами», или, как они сами себя без ложного стеснения называли, «бандитами», был достигнут компромисс. Они стали жить бок о бок, более или менее мирно сосуществуя между собой. В Тиходонске это сосуществование носило более мирный характер, причем вначале воры играли руководящую и направляющую роль, но постепенно стали ее утрачивать.
Бандиты крепли, приобретали авторитет, они придумали свои «понятия», которые были более гибки и удобны, чем традиционные воровские «законы». Разумеется, авторитет их строился не так, как это было принято у старых «законников», годами доказывавших свою приверженность воровской идее. Многие из «новых» не топтали зону, не имели за спиной ни одной ходки и откровенно плевать хотели на воровские «прогоны» и «постановки». Они не были связаны воровской конспирацией и страхом перед властью, наоборот, они действовали открыто, а с представителями власти заводили дружбу и даже вступали в родство, женя и крестя детей, обзаводясь общим бизнесом, совместно проводя отпуск.
Со временем многое поменялось. Теперь больший авторитет получали те, у кого имелась реальная сила: большее количество «быков», денег и связей с чиновниками и руководителями различных государственных структур. У бывшего мастера по карате Василия Буланова все это было. И мало кто помнил, как произошло его возвышение.
Вася Буланов, вопреки расхожим стереотипам, в школе не был двоечником и хулиганом. Обычный мальчик из обычной семьи: папа и мама железнодорожники, ведомственный дом, белье во дворе, грязный футбольный мяч, ругань соседок – так, ничего особенного… Глаза у него с детства были «завидущими»: все хорошее и красивое хотел утащить к себе в комнату. В первом классе украл у Петьки Спицына понравившийся карандаш с резинкой, но на него никто не подумал, потом несколько раз лазал по карманам в раздевалке, за что получил поджопник от старшеклассника. Решил накачать силу, пошел в только открывшуюся секцию карате к увлеченному японской культурой дяде Семе, внушавшему, что карате – это философия добра и образ жизни, но он все эти глупости пропускал мимо ушей, впитывая секреты ударов, атак и уязвимых точек противника… На соревнованиях работал жестко и безжалостно, быстро продвинулся по квалификационной лестнице, параллельно заработав авторитет на улице.
На заре девяностых Буланов с Фокиным, Волкодавом и еще несколькими приятелями стали выбивать деньги из начавших богатеть кооператоров. А поскольку такое очевидное для специалистов развитие событий никем в государстве не предусматривалось, и противодействие ему не планировалось, они преуспели в новом деле, превратившись в одну из первых на Дону оргпреступных группировок. Такое происходило по всей стране: благодаря недальновидности, непрофессионализму и лености ответственных должностных лиц, в России зародилась на новом уровне и приобрела невиданный ранее размах организованная преступность.
Группировка богатела и набирала силу. Амбиций и претензий у Буланова хватало с избытком. Он лихо подмял под себя водочный и консервный заводы, гостиницу, крупный супермаркет. Как раз в этот период он женился на сестре заместителя городского главы и стал вхож в круги руководителей, где умело заводил знакомства и не менее умело переводил их в дружбу, точнее, в ее современный суррогат. Охота, баня, дорогое ружье в подарок, выстроенная в знак доброго отношения дача – методы установления такой «дружбы» в новейшей истории хорошо известны.
За подлинную или вымышленную схожесть с профилем на игральной карте Василий получил звучное прозвище Козырь. И даже выколол на груди бубнового туза, как символ фарта и удачи. И действительно Буланову подфартило. Он незаметно вышел на первый план в криминальной городской жизни. Шакал, Винт, Киркос и другие бригадиры начали с уважением смотреть в его сторону или, по крайней мере, серьезно принимать его в расчет. Гром, Леха Ржавый и Фанат Козыря не признавали. Каждый из них претендовал на место пахана и мечтал играть в Тиходонске роль первой скрипки. Вскоре Грома кто-то застрелил, а Ржавый умер от передозировки героина. Фанат неожиданно изменил взгляды и влился со своей бригадой в группировку Козыря. Шакал и Винт вскоре тоже пошли под его «крышу».
К новому тысячелетию получилось так, что набравшая вес и силу группировка Буланова оказалась самой мощной и перспективной. Многие конкуренты по инерции продолжали рыпаться, качать права, но пара прогремевших взрывов и несколько точно посланных заезжими киллерами пуль в головы наиболее строптивых убедили противников Козыря в том, что он имеет полное право на лидерство. Молодежь тянулась к нему, захватывались все новые территории и зоны влияния. Даже Киркос полностью подчинился Козырю, после чего конкурентов у него не стало. Он превратился в некоронованного короля криминального мира Тиходонска.
Славянского криминального мира.
Кавказцы держались независимо и самостоятельно. Они клялись в вечной дружбе славянским братьям, но кашу варили по-своему. Наиболее значимой и колоритной фигурой среди них являлся Аслан Муаедов. Очень осторожный и по-кавказски дипломатичный, он умел поддерживать отношения и с друзьями, и с конкурентами.
Мулла нарисовался в Тиходонске недавно. Чуть более двух лет назад. Может, два с половиной. Он рэкетировал земляков на тиходонских рынках, продавал им наркоту и в дела местных старался не вмешиваться. Но появление Даргинца грозило нарушить неустойчивое равновесие. Тот числился вором в законе, хотя поговаривали, что это звание он купил. В принципе, по нынешним меркам это мало что меняло. Но проблема возникла, и ее следовало решить.
После пышных, как и положено, похорон Штурмана, Козырь позвал Даргинца на переговоры.
Стрелку забили на набережной, почти в центре города. Такое место Буланов выбрал умышленно, чтобы успокоить Даргинца и его людей, усыпить их бдительность. Если ожидается стрельба, встречу назначают где-нибудь за городом, а если в людном месте, значит, будут обычные терки.
Когда к месту встречи подкатили «бээмвэшка» Даргинца и джип сопровождения, Козырь вальяжно выбрался из своего белоснежного «Мерседеса» в сопровождении одного Волкодава. У тиходонских, вообще, была всего одна машина, в тонированном салоне которой остались два совершенно отмороженных «быка» с автоматами на изготовку.
Руки Буланов держал на виду, длинный, до пят, плащ был расстегнут, чтобы показать всем, что под ним нет оружия. Резких движений авторитет избегал, забинтованное плечо отдавалось на каждое движение резкой болью. Кавказцы знали, что Козырь ранен, кроме того, булановцы распространили слухи, что Волкодав тоже ранен. Левая рука начальника охраны висела на бинтовой повязке, отвлекая внимание, правая держалась за край куртки в десяти сантиметрах от заткнутого за пояс «ТТ», готового мгновенно прыгнуть в широкую узловатую кисть Волкодава.
Четверо кавказцев в джипе буквально пожирали Козыря и его спутника черными, как антрацит, глазами. Вся обстановка и численное преимущество расслабляли и успокаивали, но они были готовы к любому обороту событий.
– Сидите в машине, – приказал Наргаев своим «теням» и, открыв дверцу «БМВ», двинулся к стоящему у своего «мерса» Буланову. Тот из вежливости сделал вид, что идет навстречу, но поморщился и взялся за плечо. В результате, встреча произошла почти рядом с белым «Мерседесом».
– Здравствуй, Козырь, – сказал Наргаев, хотя раньше они лично не встречались. – Слышал, что у тебя были проблемы? Помощь не нужна?
От него удушливо пахло дорогим одеколоном, Василий презрительно поморщился:
– Были небольшие проблемы, мы их порешали. За помощь спасибо. Только нам лучше не создавать новых проблем.
– Никто и не создает их, – Даргинец пожал плечами.
Он старался держаться независимо, но Буланов безошибочно определил, что пиковый вор нервничает, несмотря на численное превосходство. Правда, оно ничего не стоит: «Мицубиси Паджеро» с его телохранителями находится под прицелом гранатомета «Муха». Емельян умеет обращаться с этим оружием, а сейчас он притаился в расположенном на противоположной стороне улицы крытом фургоне с невинной надписью «Хлеб» на боку. Правда, Наргаев об этом не догадывается, а нервничает потому, что находится на чужой земле. И потому, что неправ.
– Разве? – усмехнулся Буланов, окидывая взглядом собеседника с головы до ног. – Что же ты так некрасиво поступаешь? Приехал в мой город…
Козырь намеренно сделал ударение на слове «мой».
– А встречаешься с Муллой. С ним свои дела обговариваешь. А ведь если решил на моей земле бизнес вести, то со мной надо условия обговаривать. И главное из них – как прибыль делить!
Даргинец приободрился. Нормальный разговор, делиться действительно надо, особенно на первых порах.
– Какие вопросы, брат! – широко улыбнулся гость, обнажая белые хищные зубы. – Конечно, платить будем! Что я, не понимаю?
Козырь удовлетворенно кивнул:
– А почему Мулла не пришел? Вы ведь вместе работаете, это и его касается!
На самом деле, отсутствие Муллы не могло продлить ему жизнь: наблюдатели зафиксировали неявку, и специальные группы отправились к Муаедову на квартиру и в офис.
Даргинец недовольно поджал губы:
– Ты же его знаешь. Он всего боится. Своей тени боится. Я звал, а он не захотел. Но он тоже не против делиться…
Козырь улыбнулся.
– Это хорошо. Тогда другое дело. Значит, споров между нами нет.
– Какие споры, брат! – Даргинец тоже улыбнулся. На этот раз улыбка была более искренней. – Разве мы не договоримся?
Козырь посмотрел на часы и снова поморщился.
– Какой-то баклан ворвался к нам в баню, начал стрелять, – пожаловался он. – Мне в плечо засадил, Волкодаву, еще пару ребят ранил, а друга моего убил. Золотой был пацан!
– Слышал эту историю, брат, – печально кивнул Даргинец. Он расценил искренность Козыря, как еще один знак полного доверия. – Теперь я всегда на твоей стороне буду!
– Спасибо. Значит, так, давай соберемся в «Фобосе», у Муллы, часов в пять, и вместе все вопросы обговорим. Да заодно получше познакомимся.
– Золотые слова! Очень мудрые слова, Козырь!
Даргинец протянул руку, и Буланов крепко ее пожал.
– До встречи!
Они развернулись и направились в разные стороны. Успокоенный Даргинец шел к своей машине, а Козырь и Волкодав распахнули дверцы своей. Казалось, стрелка завершилась благополучно. Но это было обманчивое впечатление.
Задняя дверца хлебного фургона распахнулась, и из темноты вылетела граната, оставляющая за собой огненный след, как комета. Из белого «Мерседеса» выскочили автоматчики.
Они открыли шквальный огонь из двух стволов. В тот же миг граната ударила в «Мицубиси Паджеро», раздался взрыв, огненный шар, раздувшись, разорвал внедорожник изнутри. Вылетело вперед растрескавшееся лобовое стекло, в сторону полетела оторванная дверца, кусками и ошметками разбросало в разные стороны обугленные человеческие тела.
Автоматные очереди вмиг скосили Даргинца, потом свинцовые струи сосредоточились на «БМВ». Мощные пули пробивали тонкий металл, прошивали салон насквозь, вырывая большие куски с противоположной стороны. Один автоматчик подбежал к телу Даргинца и выпустил контрольную очередь, второй приблизился к «БМВ» и зачистил салон. Через минуту белый «Мерседес» помчался по набережной и скрылся из виду. Хлебный фургон остался стоять на месте, дымились изуродованные «БМВ» и остов «Мицубиси Паджеро».
Наступила оглушительная тишина.
Внезапно послышался шум.
Изрядно подвыпивший детина двухметрового роста в синем адидасовском костюме и с красной широкой мордой со всего маху ударил кулачищем по гладкому корпусу игрового автомата.
– Сука!
Он замахнулся еще раз, но кто-то решительно перехватил его сзади за запястье. Буян резко повернул голову.
– Чего? – Из распахнутой пасти в лицо Караваеву пахнуло концентрированной смесью алкоголя и табака. Приблатненная шелупень, проживающая поблизости. Чувствует себя хозяином.
– Да того! По голове себя постучи! Знаешь, сколько эта машина стоит? – Голос у Виктора Караваева, как обычно, звучал тихо и с едва заметным присвистом. Знакомые и партнеры Дяди старательно прислушивались, чтобы не пропустить ни одного слова. Однако дебошир ни Дядю, ни его манер не знал, а потому расценил слабость голоса как слабость характера.
Действительно, бригадир регулировщиков внешне не производил серьезного впечатления. Невысокого роста и среднего телосложения, Виктор выглядел человеком не представляющим физической опасности. Но если кто-то встречался с ним глазами, то отводил взгляд уже через пару-тройку секунд. В серых тусклых зрачках таилась какая-то сатанинская сила. Да и жесткие, словно высеченные из гранита, черты лица внушали уважение. Острый, как у хорька, нос, узкие скулы, сомкнутые в узкую, как опасная бритва, линию губы. Это были черты не обычного работяги, а человека, привыкшего «рулить», причем преимущественно против ветра.
Когда парень в адидасовском костюме рассмотрел Караваева, он хотя и не узнал известного в криминальных кругах авторитета по прозвищу Дядя, но несколько сбавил тон.
– А ты кто такой, мужик? – Он отвел глаза в сторону, но компенсировал это грубыми интонациями в голосе.
– Мужики в колхозе, землю пашут, – спокойно пояснил Караваев, внимательно рассматривая разбушевавшегося игрока. – А я настройщик автоматов. Каждый, между прочим, десять штук баксов стоит.
Но детина завелся пуще прежнего:
– Так это твоя работа! Вы тут совсем оборзели! Так настроили эту хренотень, что вообще ничего выиграть нельзя! При двенадцати туз выскакивает, при пятнадцати – десятка. Внаглую! Или мне сюда братву подогнать?!
Караваев смерил его презрительным взглядом:
– Какую такую «братву»? Ты чего понты колотишь? Назови хоть одно имя?
Дебошир вконец смешался. По реакции незнакомца он понял, что сболтнул лишнее, к тому же не простому человеку. Это серьезная провинность. Могут язык отрезать!
Караваев поднял руку, и внимательно наблюдающие за происходящим широкоплечие парни в темных двубортных костюмах мигом оказались рядом.
– Вышвырните это чмо отсюда и объясните, чтобы никогда сюда не входил, – все так же тихо и без эмоций произнес Виктор. – А местным хмырям скажите, что мы не будем каждый раз выполнять за них работу.
Охранники мгновенно схватили дебошира под руки, он напрягся, вырываясь, но от удара в живот согнулся и был выволочен на улицу. Еще несколько коротких, но мощных ударов – и обмякшее тело растянулось рядом с мусорной урной.
А к Караваеву уже мелко семенил круглый, как колобок, администратор зала.
– Виктор Степанович, – от быстрого передвижения Колобок задохнулся. – Пройдемте ко мне. Может, чай, кофе, виски?
– Я не за чаями сюда приехал! – процедил Дядя. – Запиши себе штраф две сотни баксов. Да твоей охране пятьсот!
Караваев присел к электронной рулетке. Купюроприемник мгновенно втянул в себя тысячерублевую купюру. Палец нажал кнопки «красное», «зеро», «четное». Колесо Фортуны закрутилось, шарик с силой вылетел и понесся по большому кругу. Потом заскакал по пластмассовым перегородкам и провалился в черную ячейку с номером «21».
Караваев обернулся.
Колобок со скорбным выражением лица стоял сзади и, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Каждый может проиграть тысячу. Да и две, и три, и четыре… Но сейчас крайним должен был оказаться администратор зала.
Так и вышло.
– Люди недовольны, выигрышей нет, – констатировал Дядя. – «Альбатрос» становится убыточным. А вы здесь мышей не ловите, у вас на глазах долбят автоматы, а вам все по барабану!
– Извините, Виктор Степанович, вы же сами приказали перенастроить автоматы, – развел руками администратор. – А поток посетителей после этого действительно резко уменьшился. Завсегдатаи сразу определяют, что к чему, а от них и другие узнают…
– А вы здесь для чего поставлены? – строго спросил Караваев. – Это ваш участок, ваша ответственность, вы за все отвечаете!
Демагогия процветает не только в официальных структурах, но и в криминальной среде. Колобку нечего было возразить. Он понурил голову, всем своим видом выражая раскаяние. Начальство это любит.
Караваев встал, осмотрелся. Настроение у него не улучшилось. Толпа игроков не рвалась в полутемный зал, не толпилась вокруг автоматов, не совала крупные купюры в жадные щели купюроприемников. И он чувствовал себя бессильным. Можно устроить внезапную проверку, можно выгнать из зала пьяного дебошира, можно нагнать холоду на охрану, можно напугать администратора, но как поправить дела? Как вернуть былую рентабельность заведению?
В сопровождении своих телохранителей и почтительно изогнувшего шею Колобка он вышел на улицу. Здесь уже было темно, из своего холодного далека равнодушно светили звезды. Их не интересовала доходность «Альбатроса», будущее администратора, отряхивающийся возле урны верзила в перепачканном «адидасе»… Их не интересовала земная жизнь. И вообще ничто не интересовало.
– Ну ты, чудило! – окликнул Дядя недавнего дебошира. Сейчас тот имел совершенно другой вид: смиренный и все понимающий. – Можешь идти играть! Только культурно, а то голову оторву!
Стоящие на крыльце местные охранники расступились, и верзила снова вошел в «Альбатрос». Как-никак, а еще один игрок… Но это не решало проблемы.
Вечером Дядя вызвал Григорьева:
– Ты зайди к этому, который цену набавляет. Ну, к председателю этой долбаной комиссии! Объясни культурно и вежливо, что мы сорок процентов не вытягиваем. И рады навстречу пойти, да не от нас зависит. Если хотят, пусть проверяют. Раньше двадцать пять процентов платили, ну, будем тридцать! Иначе сами по миру пойдем!
Григорьев криво улыбнулся:
– Да их это шибет? Раз назвали сорок, назад не отъедут! Скажут – ваши трудности! И напустят на нас всю эту свору: и ментов, и пожарных, и налоговиков!
Караваев пожал плечами:
– Будем с каждым конкретно говорить. От каждого откупаться. Все равно дешевле выйдет!
– Вряд ли, – в голосе Григорьева слышалось отчетливое сомнение. – С властью спорить, все равно что против ветра ссать… Они все равно своего добьются – не так, так эдак… Найдут, короче, козырную карту…
Дядя пожал плечами еще раз:
– Так чего нам – закрываться?! Ты где бабло рубишь: здесь или в комиссии?! Иди и объясняй этому мудиле! А там видно будет! У нас тоже кой-какая власть имеется: и депутаты прикормленные, и газетчики, и начальники ментовские… Начнут с нами воевать – вообще платить не станем! Грохнем этого умника, а все остальные сразу на жопу сядут!
Дядя разошелся не на шутку. Григорьев перестал спорить.
– Я что, я как ты… Сейчас и пойду…
Но сомнения в его голосе не исчезли.
Глава 3
Сегодня он был фактически отстранен от своих служебных обязанностей. Очень мягко, вежливо и уважительно, но вместе с тем категорично и непреклонно. Два высоких господина в штатской одежде и мягких шляпах, появившиеся здесь после звонка из штаба ВВС, предъявили удостоверения сотрудников контрразведки и предписание главнокомандующего вооруженными силами Французской Республики, передающего им на восемнадцать часов всю полноту власти. У них были мощные фигуры, каменные лица и решительные манеры.
У всех военнослужащих базы изъяли оружие, мобильные телефоны, отключили стационарные линии и выключили радиосвязь. Арсенал и стоянку боевых самолетов блокировали патрули неизвестных рейнджеров, которые выглядели весьма внушительно и одним своим видом исключали возможность каких-либо несанкционированных действий.
Вскоре на посадку один за другим стали заходить гражданские борта без опознавательных знаков. Вначале сели два небольших реактивных «Колибри», распространенных в Европе для частной аренды, потом российский «ЯК-60», который был заметно крупнее, и наконец на бетон взлетно-посадочной полосы, пригодной для приема и отправки дальних бомбардировщиков НАТО, тяжело плюхнулся «Боинг» с американским флагом на хвостовом оперении.
Из каждого лайнера выходил главный пассажир и еще два-три человека. Для ВИП-персон такой свиты было явно недостаточно! Неизвестных, но несомненно очень важных гостей размещали под специально разбитым походным тентом ближе к жилой зоне базы, где голая земля и холодный бетон вытеснялись цветочными клумбами, зелеными газонами и стройными голубыми елями, а официанты в белых смокингах и черных бабочках разносили коктейли и хорошие бутерброды.
Командир базы стоял на втором этаже своего коттеджа и наблюдал за происходящим в мощный бинокль. Лица прибывших на «Колибри» показались ему знакомыми. Один был похож на премьер-министра Великобритании, второй – на главу кабинета Испании. Когда по трапу сошел третий ВИП-гость, сомнения отпали: это был президент России! И уже без особого удивления командир узнал в пассажире «Боинга» президента Соединенных Штатов…
Как только четыре руководителя государств собрались вместе, их отвезли к транспортному вертолету, который сразу же набрал высоту и скрылся из глаз. Но режим безопасности и секретности на военно-воздушной базе ослаблен не был, благодаря чему сведения о саммите столь высокого уровня так и не просочились в прессу.
Вертолет сел на зеленой лужайке близ Версальской резиденции премьера Французской Республики. Хозяин с любезной улыбкой встречал гостей у трапа и лично проводил в круглый зал своего особняка.
Уже через десять минут главы пяти держав разместились за огромным круглым столом ХVI века из полированного темного дуба. Вдоль стен стояли стальные доспехи с опущенными на перекрестья огромных мечей-спадонов рукавицами. На стенах – высоко, почти под потолком, поверх дубовых панелей, висели розетками – острия внутрь, рукояти наружу – коллекционные спадоны с прямыми и волнистыми клинками, а также более изящные шпаги и рапиры.
Хозяин резиденции взял первое слово. Он был предельно краток, лаконичен и подчеркнуто официален:
– Мы столкнулись с новой угрозой цивилизованному миру, угрозой терроризма. Современный терроризм приобрел совершенно новые черты: межгосударственный характер, сплоченность и организованность террористических организаций, снижение порога применения оружия массового уничтожения, ревизия доктрины Дженкинса…
Передреев поднял пухлую растопыренную ладошку, поросшую с тыльной стороны густыми волосами.
– Достаточно, полковник! Нам здесь адвокаты не нужны…
– А кто вам нужен?! Бессловесный робот без сердца и души?! Животное?! Раб?! – вдруг заорал Мальцев, бросаясь к начальственному столу, так что Передреев испуганно откинулся на спинку кресла. – Так я не такой, я вам не подхожу! И могу написать рапорт прямо сейчас!
Когда-то у Мальцева была контузия, и сейчас его перекрыло. Он продолжал орать, пока Виноградов не вывел его из кабинета.
Тиходонск
Тиходонск традиционно считался воровским городом. Сильная воровская община с давними и устойчивыми традициями составляла костяк преступного мира Тиходонска. Известная блатная песня «На Богатяновской открылася пивная» подтверждала, что эти традиции корнями уходили во времена НЭПа, а может, и еще глубже.Правда, одесситы оспаривали исключительную роль Тиходонска на криминальном небосводе страны и знаменитую песню пели по-другому: «На Дерибасовской открылася пивная», повышая тем самым авторитет родного края. Как бы там ни было, поговорка «Тиходонск-папа, Одесса-мама» приобрела широкую известность, хотя смысл ее мало кто понимал. Пенсионер уголовного розыска Виль Аксель, раскрывший уже после выхода на пенсию больше тридцати убийств, истолковал это так: по убеждениям местных блатных, Тиходонск делает с Одессой то, что папа делает с мамой, а потому его преимущество является очевидным.
Когда начались беспредельные времена, и жадные беспощадные молодцы без роду и племени, накачав мышцы, вышли на улицы безвластной России, старая гвардия пыталась призвать их к порядку. Но в войнах между ворами и «спортсменами» последние не уступили: сказались спортивное прошлое, связи с сильными мира сего, формально чистая репутация, хорошая вооруженность.
В конце концов, между «старыми» – ворами и «новыми» – «спортсменами», «рэкетирами», или, как они сами себя без ложного стеснения называли, «бандитами», был достигнут компромисс. Они стали жить бок о бок, более или менее мирно сосуществуя между собой. В Тиходонске это сосуществование носило более мирный характер, причем вначале воры играли руководящую и направляющую роль, но постепенно стали ее утрачивать.
Бандиты крепли, приобретали авторитет, они придумали свои «понятия», которые были более гибки и удобны, чем традиционные воровские «законы». Разумеется, авторитет их строился не так, как это было принято у старых «законников», годами доказывавших свою приверженность воровской идее. Многие из «новых» не топтали зону, не имели за спиной ни одной ходки и откровенно плевать хотели на воровские «прогоны» и «постановки». Они не были связаны воровской конспирацией и страхом перед властью, наоборот, они действовали открыто, а с представителями власти заводили дружбу и даже вступали в родство, женя и крестя детей, обзаводясь общим бизнесом, совместно проводя отпуск.
Со временем многое поменялось. Теперь больший авторитет получали те, у кого имелась реальная сила: большее количество «быков», денег и связей с чиновниками и руководителями различных государственных структур. У бывшего мастера по карате Василия Буланова все это было. И мало кто помнил, как произошло его возвышение.
Вася Буланов, вопреки расхожим стереотипам, в школе не был двоечником и хулиганом. Обычный мальчик из обычной семьи: папа и мама железнодорожники, ведомственный дом, белье во дворе, грязный футбольный мяч, ругань соседок – так, ничего особенного… Глаза у него с детства были «завидущими»: все хорошее и красивое хотел утащить к себе в комнату. В первом классе украл у Петьки Спицына понравившийся карандаш с резинкой, но на него никто не подумал, потом несколько раз лазал по карманам в раздевалке, за что получил поджопник от старшеклассника. Решил накачать силу, пошел в только открывшуюся секцию карате к увлеченному японской культурой дяде Семе, внушавшему, что карате – это философия добра и образ жизни, но он все эти глупости пропускал мимо ушей, впитывая секреты ударов, атак и уязвимых точек противника… На соревнованиях работал жестко и безжалостно, быстро продвинулся по квалификационной лестнице, параллельно заработав авторитет на улице.
На заре девяностых Буланов с Фокиным, Волкодавом и еще несколькими приятелями стали выбивать деньги из начавших богатеть кооператоров. А поскольку такое очевидное для специалистов развитие событий никем в государстве не предусматривалось, и противодействие ему не планировалось, они преуспели в новом деле, превратившись в одну из первых на Дону оргпреступных группировок. Такое происходило по всей стране: благодаря недальновидности, непрофессионализму и лености ответственных должностных лиц, в России зародилась на новом уровне и приобрела невиданный ранее размах организованная преступность.
Группировка богатела и набирала силу. Амбиций и претензий у Буланова хватало с избытком. Он лихо подмял под себя водочный и консервный заводы, гостиницу, крупный супермаркет. Как раз в этот период он женился на сестре заместителя городского главы и стал вхож в круги руководителей, где умело заводил знакомства и не менее умело переводил их в дружбу, точнее, в ее современный суррогат. Охота, баня, дорогое ружье в подарок, выстроенная в знак доброго отношения дача – методы установления такой «дружбы» в новейшей истории хорошо известны.
За подлинную или вымышленную схожесть с профилем на игральной карте Василий получил звучное прозвище Козырь. И даже выколол на груди бубнового туза, как символ фарта и удачи. И действительно Буланову подфартило. Он незаметно вышел на первый план в криминальной городской жизни. Шакал, Винт, Киркос и другие бригадиры начали с уважением смотреть в его сторону или, по крайней мере, серьезно принимать его в расчет. Гром, Леха Ржавый и Фанат Козыря не признавали. Каждый из них претендовал на место пахана и мечтал играть в Тиходонске роль первой скрипки. Вскоре Грома кто-то застрелил, а Ржавый умер от передозировки героина. Фанат неожиданно изменил взгляды и влился со своей бригадой в группировку Козыря. Шакал и Винт вскоре тоже пошли под его «крышу».
К новому тысячелетию получилось так, что набравшая вес и силу группировка Буланова оказалась самой мощной и перспективной. Многие конкуренты по инерции продолжали рыпаться, качать права, но пара прогремевших взрывов и несколько точно посланных заезжими киллерами пуль в головы наиболее строптивых убедили противников Козыря в том, что он имеет полное право на лидерство. Молодежь тянулась к нему, захватывались все новые территории и зоны влияния. Даже Киркос полностью подчинился Козырю, после чего конкурентов у него не стало. Он превратился в некоронованного короля криминального мира Тиходонска.
Славянского криминального мира.
Кавказцы держались независимо и самостоятельно. Они клялись в вечной дружбе славянским братьям, но кашу варили по-своему. Наиболее значимой и колоритной фигурой среди них являлся Аслан Муаедов. Очень осторожный и по-кавказски дипломатичный, он умел поддерживать отношения и с друзьями, и с конкурентами.
Мулла нарисовался в Тиходонске недавно. Чуть более двух лет назад. Может, два с половиной. Он рэкетировал земляков на тиходонских рынках, продавал им наркоту и в дела местных старался не вмешиваться. Но появление Даргинца грозило нарушить неустойчивое равновесие. Тот числился вором в законе, хотя поговаривали, что это звание он купил. В принципе, по нынешним меркам это мало что меняло. Но проблема возникла, и ее следовало решить.
После пышных, как и положено, похорон Штурмана, Козырь позвал Даргинца на переговоры.
Стрелку забили на набережной, почти в центре города. Такое место Буланов выбрал умышленно, чтобы успокоить Даргинца и его людей, усыпить их бдительность. Если ожидается стрельба, встречу назначают где-нибудь за городом, а если в людном месте, значит, будут обычные терки.
Когда к месту встречи подкатили «бээмвэшка» Даргинца и джип сопровождения, Козырь вальяжно выбрался из своего белоснежного «Мерседеса» в сопровождении одного Волкодава. У тиходонских, вообще, была всего одна машина, в тонированном салоне которой остались два совершенно отмороженных «быка» с автоматами на изготовку.
Руки Буланов держал на виду, длинный, до пят, плащ был расстегнут, чтобы показать всем, что под ним нет оружия. Резких движений авторитет избегал, забинтованное плечо отдавалось на каждое движение резкой болью. Кавказцы знали, что Козырь ранен, кроме того, булановцы распространили слухи, что Волкодав тоже ранен. Левая рука начальника охраны висела на бинтовой повязке, отвлекая внимание, правая держалась за край куртки в десяти сантиметрах от заткнутого за пояс «ТТ», готового мгновенно прыгнуть в широкую узловатую кисть Волкодава.
Четверо кавказцев в джипе буквально пожирали Козыря и его спутника черными, как антрацит, глазами. Вся обстановка и численное преимущество расслабляли и успокаивали, но они были готовы к любому обороту событий.
– Сидите в машине, – приказал Наргаев своим «теням» и, открыв дверцу «БМВ», двинулся к стоящему у своего «мерса» Буланову. Тот из вежливости сделал вид, что идет навстречу, но поморщился и взялся за плечо. В результате, встреча произошла почти рядом с белым «Мерседесом».
– Здравствуй, Козырь, – сказал Наргаев, хотя раньше они лично не встречались. – Слышал, что у тебя были проблемы? Помощь не нужна?
От него удушливо пахло дорогим одеколоном, Василий презрительно поморщился:
– Были небольшие проблемы, мы их порешали. За помощь спасибо. Только нам лучше не создавать новых проблем.
– Никто и не создает их, – Даргинец пожал плечами.
Он старался держаться независимо, но Буланов безошибочно определил, что пиковый вор нервничает, несмотря на численное превосходство. Правда, оно ничего не стоит: «Мицубиси Паджеро» с его телохранителями находится под прицелом гранатомета «Муха». Емельян умеет обращаться с этим оружием, а сейчас он притаился в расположенном на противоположной стороне улицы крытом фургоне с невинной надписью «Хлеб» на боку. Правда, Наргаев об этом не догадывается, а нервничает потому, что находится на чужой земле. И потому, что неправ.
– Разве? – усмехнулся Буланов, окидывая взглядом собеседника с головы до ног. – Что же ты так некрасиво поступаешь? Приехал в мой город…
Козырь намеренно сделал ударение на слове «мой».
– А встречаешься с Муллой. С ним свои дела обговариваешь. А ведь если решил на моей земле бизнес вести, то со мной надо условия обговаривать. И главное из них – как прибыль делить!
Даргинец приободрился. Нормальный разговор, делиться действительно надо, особенно на первых порах.
– Какие вопросы, брат! – широко улыбнулся гость, обнажая белые хищные зубы. – Конечно, платить будем! Что я, не понимаю?
Козырь удовлетворенно кивнул:
– А почему Мулла не пришел? Вы ведь вместе работаете, это и его касается!
На самом деле, отсутствие Муллы не могло продлить ему жизнь: наблюдатели зафиксировали неявку, и специальные группы отправились к Муаедову на квартиру и в офис.
Даргинец недовольно поджал губы:
– Ты же его знаешь. Он всего боится. Своей тени боится. Я звал, а он не захотел. Но он тоже не против делиться…
Козырь улыбнулся.
– Это хорошо. Тогда другое дело. Значит, споров между нами нет.
– Какие споры, брат! – Даргинец тоже улыбнулся. На этот раз улыбка была более искренней. – Разве мы не договоримся?
Козырь посмотрел на часы и снова поморщился.
– Какой-то баклан ворвался к нам в баню, начал стрелять, – пожаловался он. – Мне в плечо засадил, Волкодаву, еще пару ребят ранил, а друга моего убил. Золотой был пацан!
– Слышал эту историю, брат, – печально кивнул Даргинец. Он расценил искренность Козыря, как еще один знак полного доверия. – Теперь я всегда на твоей стороне буду!
– Спасибо. Значит, так, давай соберемся в «Фобосе», у Муллы, часов в пять, и вместе все вопросы обговорим. Да заодно получше познакомимся.
– Золотые слова! Очень мудрые слова, Козырь!
Даргинец протянул руку, и Буланов крепко ее пожал.
– До встречи!
Они развернулись и направились в разные стороны. Успокоенный Даргинец шел к своей машине, а Козырь и Волкодав распахнули дверцы своей. Казалось, стрелка завершилась благополучно. Но это было обманчивое впечатление.
Задняя дверца хлебного фургона распахнулась, и из темноты вылетела граната, оставляющая за собой огненный след, как комета. Из белого «Мерседеса» выскочили автоматчики.
Они открыли шквальный огонь из двух стволов. В тот же миг граната ударила в «Мицубиси Паджеро», раздался взрыв, огненный шар, раздувшись, разорвал внедорожник изнутри. Вылетело вперед растрескавшееся лобовое стекло, в сторону полетела оторванная дверца, кусками и ошметками разбросало в разные стороны обугленные человеческие тела.
Автоматные очереди вмиг скосили Даргинца, потом свинцовые струи сосредоточились на «БМВ». Мощные пули пробивали тонкий металл, прошивали салон насквозь, вырывая большие куски с противоположной стороны. Один автоматчик подбежал к телу Даргинца и выпустил контрольную очередь, второй приблизился к «БМВ» и зачистил салон. Через минуту белый «Мерседес» помчался по набережной и скрылся из виду. Хлебный фургон остался стоять на месте, дымились изуродованные «БМВ» и остов «Мицубиси Паджеро».
Наступила оглушительная тишина.
Москва
В зале игровых автоматов «Альбатрос» было на удивление мало посетителей. Караваев с двумя телохранителями прибыл сюда с внезапной проверкой. Он шел впереди, не привлекая к себе внимания, как Гарун-аль-Рашид, вышедший с инспекцией в ночной Багдад. Скромный настройщик автоматов, он же руководитель организованного преступного сообщества по прозвищу Дядя, любил такие экспромты, которые позволяли оценить работу местной администрации.Внезапно послышался шум.
Изрядно подвыпивший детина двухметрового роста в синем адидасовском костюме и с красной широкой мордой со всего маху ударил кулачищем по гладкому корпусу игрового автомата.
– Сука!
Он замахнулся еще раз, но кто-то решительно перехватил его сзади за запястье. Буян резко повернул голову.
– Чего? – Из распахнутой пасти в лицо Караваеву пахнуло концентрированной смесью алкоголя и табака. Приблатненная шелупень, проживающая поблизости. Чувствует себя хозяином.
– Да того! По голове себя постучи! Знаешь, сколько эта машина стоит? – Голос у Виктора Караваева, как обычно, звучал тихо и с едва заметным присвистом. Знакомые и партнеры Дяди старательно прислушивались, чтобы не пропустить ни одного слова. Однако дебошир ни Дядю, ни его манер не знал, а потому расценил слабость голоса как слабость характера.
Действительно, бригадир регулировщиков внешне не производил серьезного впечатления. Невысокого роста и среднего телосложения, Виктор выглядел человеком не представляющим физической опасности. Но если кто-то встречался с ним глазами, то отводил взгляд уже через пару-тройку секунд. В серых тусклых зрачках таилась какая-то сатанинская сила. Да и жесткие, словно высеченные из гранита, черты лица внушали уважение. Острый, как у хорька, нос, узкие скулы, сомкнутые в узкую, как опасная бритва, линию губы. Это были черты не обычного работяги, а человека, привыкшего «рулить», причем преимущественно против ветра.
Когда парень в адидасовском костюме рассмотрел Караваева, он хотя и не узнал известного в криминальных кругах авторитета по прозвищу Дядя, но несколько сбавил тон.
– А ты кто такой, мужик? – Он отвел глаза в сторону, но компенсировал это грубыми интонациями в голосе.
– Мужики в колхозе, землю пашут, – спокойно пояснил Караваев, внимательно рассматривая разбушевавшегося игрока. – А я настройщик автоматов. Каждый, между прочим, десять штук баксов стоит.
Но детина завелся пуще прежнего:
– Так это твоя работа! Вы тут совсем оборзели! Так настроили эту хренотень, что вообще ничего выиграть нельзя! При двенадцати туз выскакивает, при пятнадцати – десятка. Внаглую! Или мне сюда братву подогнать?!
Караваев смерил его презрительным взглядом:
– Какую такую «братву»? Ты чего понты колотишь? Назови хоть одно имя?
Дебошир вконец смешался. По реакции незнакомца он понял, что сболтнул лишнее, к тому же не простому человеку. Это серьезная провинность. Могут язык отрезать!
Караваев поднял руку, и внимательно наблюдающие за происходящим широкоплечие парни в темных двубортных костюмах мигом оказались рядом.
– Вышвырните это чмо отсюда и объясните, чтобы никогда сюда не входил, – все так же тихо и без эмоций произнес Виктор. – А местным хмырям скажите, что мы не будем каждый раз выполнять за них работу.
Охранники мгновенно схватили дебошира под руки, он напрягся, вырываясь, но от удара в живот согнулся и был выволочен на улицу. Еще несколько коротких, но мощных ударов – и обмякшее тело растянулось рядом с мусорной урной.
А к Караваеву уже мелко семенил круглый, как колобок, администратор зала.
– Виктор Степанович, – от быстрого передвижения Колобок задохнулся. – Пройдемте ко мне. Может, чай, кофе, виски?
– Я не за чаями сюда приехал! – процедил Дядя. – Запиши себе штраф две сотни баксов. Да твоей охране пятьсот!
Караваев присел к электронной рулетке. Купюроприемник мгновенно втянул в себя тысячерублевую купюру. Палец нажал кнопки «красное», «зеро», «четное». Колесо Фортуны закрутилось, шарик с силой вылетел и понесся по большому кругу. Потом заскакал по пластмассовым перегородкам и провалился в черную ячейку с номером «21».
Караваев обернулся.
Колобок со скорбным выражением лица стоял сзади и, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Каждый может проиграть тысячу. Да и две, и три, и четыре… Но сейчас крайним должен был оказаться администратор зала.
Так и вышло.
– Люди недовольны, выигрышей нет, – констатировал Дядя. – «Альбатрос» становится убыточным. А вы здесь мышей не ловите, у вас на глазах долбят автоматы, а вам все по барабану!
– Извините, Виктор Степанович, вы же сами приказали перенастроить автоматы, – развел руками администратор. – А поток посетителей после этого действительно резко уменьшился. Завсегдатаи сразу определяют, что к чему, а от них и другие узнают…
– А вы здесь для чего поставлены? – строго спросил Караваев. – Это ваш участок, ваша ответственность, вы за все отвечаете!
Демагогия процветает не только в официальных структурах, но и в криминальной среде. Колобку нечего было возразить. Он понурил голову, всем своим видом выражая раскаяние. Начальство это любит.
Караваев встал, осмотрелся. Настроение у него не улучшилось. Толпа игроков не рвалась в полутемный зал, не толпилась вокруг автоматов, не совала крупные купюры в жадные щели купюроприемников. И он чувствовал себя бессильным. Можно устроить внезапную проверку, можно выгнать из зала пьяного дебошира, можно нагнать холоду на охрану, можно напугать администратора, но как поправить дела? Как вернуть былую рентабельность заведению?
В сопровождении своих телохранителей и почтительно изогнувшего шею Колобка он вышел на улицу. Здесь уже было темно, из своего холодного далека равнодушно светили звезды. Их не интересовала доходность «Альбатроса», будущее администратора, отряхивающийся возле урны верзила в перепачканном «адидасе»… Их не интересовала земная жизнь. И вообще ничто не интересовало.
– Ну ты, чудило! – окликнул Дядя недавнего дебошира. Сейчас тот имел совершенно другой вид: смиренный и все понимающий. – Можешь идти играть! Только культурно, а то голову оторву!
Стоящие на крыльце местные охранники расступились, и верзила снова вошел в «Альбатрос». Как-никак, а еще один игрок… Но это не решало проблемы.
Вечером Дядя вызвал Григорьева:
– Ты зайди к этому, который цену набавляет. Ну, к председателю этой долбаной комиссии! Объясни культурно и вежливо, что мы сорок процентов не вытягиваем. И рады навстречу пойти, да не от нас зависит. Если хотят, пусть проверяют. Раньше двадцать пять процентов платили, ну, будем тридцать! Иначе сами по миру пойдем!
Григорьев криво улыбнулся:
– Да их это шибет? Раз назвали сорок, назад не отъедут! Скажут – ваши трудности! И напустят на нас всю эту свору: и ментов, и пожарных, и налоговиков!
Караваев пожал плечами:
– Будем с каждым конкретно говорить. От каждого откупаться. Все равно дешевле выйдет!
– Вряд ли, – в голосе Григорьева слышалось отчетливое сомнение. – С властью спорить, все равно что против ветра ссать… Они все равно своего добьются – не так, так эдак… Найдут, короче, козырную карту…
Дядя пожал плечами еще раз:
– Так чего нам – закрываться?! Ты где бабло рубишь: здесь или в комиссии?! Иди и объясняй этому мудиле! А там видно будет! У нас тоже кой-какая власть имеется: и депутаты прикормленные, и газетчики, и начальники ментовские… Начнут с нами воевать – вообще платить не станем! Грохнем этого умника, а все остальные сразу на жопу сядут!
Дядя разошелся не на шутку. Григорьев перестал спорить.
– Я что, я как ты… Сейчас и пойду…
Но сомнения в его голосе не исчезли.
Глава 3
Ковка «Меча»
Париж
Военный аэродром в тридцати километрах от Парижа был окружен тройным кольцом солдат и вооруженных короткими автоматами полицейских. Таких мер безопасности не помнил даже командир военно-воздушной базы, который начинал службу рядовым двадцать пять лет назад.Сегодня он был фактически отстранен от своих служебных обязанностей. Очень мягко, вежливо и уважительно, но вместе с тем категорично и непреклонно. Два высоких господина в штатской одежде и мягких шляпах, появившиеся здесь после звонка из штаба ВВС, предъявили удостоверения сотрудников контрразведки и предписание главнокомандующего вооруженными силами Французской Республики, передающего им на восемнадцать часов всю полноту власти. У них были мощные фигуры, каменные лица и решительные манеры.
У всех военнослужащих базы изъяли оружие, мобильные телефоны, отключили стационарные линии и выключили радиосвязь. Арсенал и стоянку боевых самолетов блокировали патрули неизвестных рейнджеров, которые выглядели весьма внушительно и одним своим видом исключали возможность каких-либо несанкционированных действий.
Вскоре на посадку один за другим стали заходить гражданские борта без опознавательных знаков. Вначале сели два небольших реактивных «Колибри», распространенных в Европе для частной аренды, потом российский «ЯК-60», который был заметно крупнее, и наконец на бетон взлетно-посадочной полосы, пригодной для приема и отправки дальних бомбардировщиков НАТО, тяжело плюхнулся «Боинг» с американским флагом на хвостовом оперении.
Из каждого лайнера выходил главный пассажир и еще два-три человека. Для ВИП-персон такой свиты было явно недостаточно! Неизвестных, но несомненно очень важных гостей размещали под специально разбитым походным тентом ближе к жилой зоне базы, где голая земля и холодный бетон вытеснялись цветочными клумбами, зелеными газонами и стройными голубыми елями, а официанты в белых смокингах и черных бабочках разносили коктейли и хорошие бутерброды.
Командир базы стоял на втором этаже своего коттеджа и наблюдал за происходящим в мощный бинокль. Лица прибывших на «Колибри» показались ему знакомыми. Один был похож на премьер-министра Великобритании, второй – на главу кабинета Испании. Когда по трапу сошел третий ВИП-гость, сомнения отпали: это был президент России! И уже без особого удивления командир узнал в пассажире «Боинга» президента Соединенных Штатов…
Как только четыре руководителя государств собрались вместе, их отвезли к транспортному вертолету, который сразу же набрал высоту и скрылся из глаз. Но режим безопасности и секретности на военно-воздушной базе ослаблен не был, благодаря чему сведения о саммите столь высокого уровня так и не просочились в прессу.
Вертолет сел на зеленой лужайке близ Версальской резиденции премьера Французской Республики. Хозяин с любезной улыбкой встречал гостей у трапа и лично проводил в круглый зал своего особняка.
Уже через десять минут главы пяти держав разместились за огромным круглым столом ХVI века из полированного темного дуба. Вдоль стен стояли стальные доспехи с опущенными на перекрестья огромных мечей-спадонов рукавицами. На стенах – высоко, почти под потолком, поверх дубовых панелей, висели розетками – острия внутрь, рукояти наружу – коллекционные спадоны с прямыми и волнистыми клинками, а также более изящные шпаги и рапиры.
Хозяин резиденции взял первое слово. Он был предельно краток, лаконичен и подчеркнуто официален:
– Мы столкнулись с новой угрозой цивилизованному миру, угрозой терроризма. Современный терроризм приобрел совершенно новые черты: межгосударственный характер, сплоченность и организованность террористических организаций, снижение порога применения оружия массового уничтожения, ревизия доктрины Дженкинса…