Страница:
Шестого января Тоню разбудил телефонный звонок. Звонила матушка, чтоб пригласить дочь на торжественный рождественский ужин.
– В кои веки нормально поешь, – сказала она. – А то поди на бутербродах живешь…
– Нет, почему же? – насупилась Тоня. – Я макароны варю. И гречку. – Про гречку она врала – не варила, а вот макароны – да. Но чаще, конечно, питалась всухомятку. – А еще я в столовой обедаю. Так что супы ем.
– Да бог с ней, с едой, – перебила ее нетерпеливая матушка. – Главное, что на ужине ты познакомишься с братьями Иннокентия, Львом и Эдуардом. Лев уже четырежды был женат, а Эдуард…
– Ни разу, – закончила за нее Тоня. – Ты, мама, про них уже рассказывала. Надеюсь, ты не прочишь одного из них мне в мужья?
– Ни один из них мне в зятья не годится! – успокоила дочь Люся. – Кстати говоря, если у тебя кто появился (хотя вряд ли!), можешь взять его с собой, а то все одна да одна…
И отсоединилась. А Тоня быстро оделась и поехала в промзону, где в траншее теплотрассы жил единственный мужчина, который мог составить ей компанию.
Когда процесс преображения бомжа в приличного мужчину был завершен, Тоня вызвала такси – шиковать так шиковать! – и они с Емельяном отправились к матушке.
Гостей было приглашено немного: кроме самих хозяев и Тони со спутником, всего четверо. Одной из них была подружка Антонины Сонечка (матушка из вежливости позвала ее, а та не отказалась), второй – приятельница самой Люси, Марианна Борисовна, руководительница хора ветеранов, и два младших брата хозяина, близнецы Лев и Эдуард. Они в свои пятьдесят два были холостяками, только Лев, как известно, ходил в загс четырежды, а Эдик ни разу.
– Доченька! – кудахтнула Люся, открыв перед Тоней дверь. – Как я рада! Ну, проходи, проходи… Ждем только тебя!
– Я не одна, мама, – немного смущенно, но не без гордости сказала Антонина.
– А с кем? Сонечка-то уже тут!
– С кавалером. – И посторонилась, давая матери рассмотреть стоящего за ее спиной Емельяна.
Люся, удивленно округлив глаза, уставилась на дочкиного спутника. В одно мгновенье оценив его внешность, она осталась ею вполне довольна. Даже тот факт, что Емельян оказался ниже Тони чуть ли не на полголовы, ее не смутил – ей всегда нравились «компактные» мужчины, она считала их более темпераментными.
– Добрый вечер, молодой человек, – улыбнулась Емельяну матушка. – Милости прошу… – Но сначала протянула ему руку для поцелуя и только потом посторонилась. – Как вас величать, любезный?
– Емельяном. А вас, сударыня?
– Людмилой, – кокетливо протянула матушка. – И, умоляю, не спрашивайте, какое у меня отчество! Для всех я просто Люся!
– Неужели вы мама Тонечки?
– Совершенно верно…
– Подумать только! Вы выглядите как ее сестра!
– Мне все так говорят, – прожурчала Люся. – Но дело в том, что я родила Тонечку довольно рано…
На самом деле Люся произвела дочь на свет в обычном для деторождения возрасте – в двадцать четыре. Однако всем заявляла, что родила чуть ли не после школы, и от Тониного возраста обычно отнимала пяток лет. В итоге получалось, что ей нет еще и пятидесяти.
– Позвольте, Емельян, я познакомлю вас с остальными, – продолжала стрекотать Люся, взяв Тониного кавалера под руку и вводя в комнату, где был накрыт праздничный стол. – Мой супруг, Иннокентий, – начала представлять присутствующих матушка.
А пока она делала это, Тонечка, знакомая со всеми, стояла у зеркала, приводя себя в порядок. Висело оно напротив стола, и это позволяло следить за происходящим. А то вдруг Емельян допустит какую-нибудь оплошность, и придется спешить к нему на помощь. Но, оказалось, Тоня волновалась зря. Кавалер вел себя безупречно. Перед мужчинами вежливо склонял голову, а дамам целовал ручки. Его галантность была по достоинству оценена. Особенно Марианной. Когда Емельян припал губами к ее руке, она жеманно захихикала и подставила для поцелуя вторую. А вот Сонечка свою пятерню поспешно отдернула и вспыхнула как маков цвет.
Соня была старше Антонины – ей уже перевалило за сорок – и жила одна. Что никого не удивляло, в том числе саму Сонечку. С детства она считала себя дурнушкой и так глубоко погрязла в своих комплексах, что даже нечастые комплименты воспринимала как насмешку. Тоня сколько раз пыталась вытащить подругу на вечер «кому за тридцать», но та ни в какую не соглашалась. Из-за нее и Антонине приходилось в субботние вечера дома сидеть. Не идти же одной!
Тем временем матушка представила Емельяна близнецам, похожим друг на друга, как небо и земля (Лев был полным и кудрявым, Эдуард тощим, сутулым, с прической а-ля Лукашенко), и усадила по левую руку от себя. По правую восседал гражданский супруг Люси Иннокентий, отличающийся от обоих своих братьев. Он был худощав, но с животиком, с волосами редкими, но покрывающими весь череп, и если Лев с Эдуардом выглядели простачками, то Иннокентий – франтом. Брюки со стрелками, рубашка – накрахмалена, в кармане пиджака платок в горошек, на шее – бабочка. А уж душился как! Такое ощущение, что за раз он вылил на себя полфлакона одеколона. Тоня, только приближаясь к нему, начала чихать. И это при том, что ее обоняние было «закалено» маменькиным убойным парфюмом!
– Итак, гости дорогие, милости прошу, угощайтесь! – церемонно промолвила матушка, широким жестом указывая на стол.
Гости дорогие незамедлительно схватили ложки и принялись накладывать себе в тарелки фирменные Люсины салаты.
Тоня могла сколько угодно критиковать свою мать, но вынуждена была признать, что готовила она превосходно. Не самая лучшая хозяйка, у которой на стульях грудами лежали вещи, а грязные чашки могли днями стоять возле кровати (Люся обожала пить чай в постели), умудрялась из простейших продуктов сотворить кулинарный шедевр. Этим, по всей видимости, она и зацепила Тониного отца, так как, сколько Тоня себя помнила, он всю жизнь ругал жену за беспорядок, но на другую женщину менять ее не собирался. А вот Антонина пошла не в мать. Она была аккуратисткой и отвратительной кулинаркой. Рис у нее всегда слипался, жареная картошка подгорала, капуста превращалась в месиво, а единственный салат, который ей удавался, был помидорно-огуречный.
Пока гости накладывали «Оливье», хозяин дома Иннокентий разливал по фужерам и стопкам спиртное. Дамам – шампанское. Мужчинам – водочку. Когда очередь дошла до Емельяна, тот накрыл свою стопку ладонью и сказал:
– Я воздержусь.
– Нет, друг мой, так не пойдет. За Рождество надо выпить!
– Я не пью.
– Совсем? – полюбопытствовал Иннокентий.
– Совсем.
– Закодированный, что ли?
– Ну почему же? Просто не вижу прелести в состоянии алкогольного опьянения. Предпочитаю мыслить здраво!
– От стопки не окосеешь!
– Возможно, но даже она лишит меня определенного количества клеток головного мозга. Вы знаете, что они отмирают, когда вы употребляете алкоголь? А потом выходят с мочой?
Иннокентий, а больше его брат Лев, который, судя по лицу, любил к стопочке приложиться, открыли рты, чтобы опровергнуть эту теорию, но Люся не дала спору разгореться:
– Ах, какой вы, Емелюшка, молодец! – прочирикала она, покровительственно похлопав дочкиного кавалера по плечу. – Правильно делаете, что не употребляете. Это нам, девушкам, можно немного выпить, вы ж нас не за ум любите, а за красоту. А мужчина должен иметь высокий интеллектуальный уровень… – И очень к месту ввернула «разведывательный» вопрос: – Вот у вас какое образование?
– Высшее. Я кандидат химических наук.
Матушка от радости чуть не свалилась со стула. А Тоня, боясь, что та продолжит расспросы, вскричала:
– Так что же мы ждем? Давайте выпьем! С Рождеством!
Все радостно подхватили: «С Рождеством!» – и принялись чокаться.
– Видите, как играет? – восхищалась она, подставляя камень под лампу. – А какой оттенок… Удивительный, правда? Ну просто как мои глаза…
Тут Люся не врала. Бриллиант был действительно такого же цвета, как радужка ее глаз, – бледно-бледно-голубой. Насколько Тоня знала, это самый распространенный оттенок алмазов. Но разве с Люсей поспоришь?
– Стоит миллион, представляете?
– Миллион рублей? – ахнула Сонечка. Она и до этого видела бриллиант, но тогда матушка называла другую цифру, в несколько раз меньше озвученной.
– Долларов, милая, долларов!
– Да ты, Кеша, богатую невесту отхватил! – гоготнул Лев. А его брат-близнец рассудительно проговорил:
– Вы бы дома такую дорогую вещь не хранили, а то мало ли что…
– Ах, Эдик, перестань, – отмахнулась маменька. – Здесь же все свои! – Тут Люсе взбрела в голову новая идея, и она воскликнула: – А давайте гадать! Сейчас же самое время для этого! Пока мясо в духовке доходит, мы узнаем свою судьбу…
Против гадания возражать не стал никто, кроме Тони. Когда-то она увлекалась этим делом, кидала через плечо валенок, чтоб он указал направление, в котором живет будущий избранник, поутру спрашивала у первого прохожего имя, а перед тем как заснуть, приговаривала «суженый, ряженый, приди ко мне наряженный». Но так как, несмотря на положительные результаты гаданий, суженый так и не появился, то Антонина разочаровалась в этой девичьей забаве и зареклась больше дурью не маяться.
Но разве можно противостоять Люсе?
– Итак, ребятки, – начала она, притащив в комнату таз с водой и несколько свечей, – сейчас мы будем гадать на будущее. Что каждого из нас ждет в новом году. Поджигайте свои свечки, а когда воск растопится, капайте в воду.
Все дружно стали поджигать свечи. Антонине тоже пришлось.
– Чур, я первая! – вскричала Люся и перевернула свечу. – Ну, кто что видит?
Тоня – овальную каплю расплавленного воска, покачивающуюся на воде. И больше ничего!
– Мама, это обычный овал, – констатировала факт Тоня. – Или, если хочешь, эллипс!
– Включи воображение, детка. На что может быть похож эллипс?
– На мяч, – подал голос Иннокентий. – Для регби.
– И что это значит?
– Замуж за спортсмена выйдешь, – прошептала Марианна и хихикнула, прикрыв рот сухонькой лапкой в сетчатой перчатке.
Иннокентий, услышав это предположение, сурово нахмурился, а Люся захлопала в ладоши.
Ей всегда нравились спортсмены. Когда-то по молодости к одному такому, футболисту, она даже чуть не ушла от Тониного папы. Ничего, кроме его имени Слава и рода занятий, она о нем не знала, но разве это имело значение?
– Кеша, давай теперь ты!
Люсин супруг вылил воск своей свечи в воду. Следом за ним то же самое проделали его братья. У всех троих вышло что-то невразумительное. Обладающая самой безудержной фантазией Сонечка увидела в трех одинаковых пятнах колесо, обручальное кольцо и глобус. Что означало: Иннокентий купит машину, Лев вновь женится, а Эдуард отправится в кругосветное путешествие. Все трое несказанно обрадовались Сониным предсказаниям, а Кеша особенно.
– Наконец-то сбудется моя мечта! – вскричал он. – Душенька, а вы, случайно, не видите, какой марки будет моя машина?
Сонечка присмотрелась к кусочку воска, в центре которого была круглая дырочка, и предположила:
– «Ауди». Похоже, это одно из четырех колец его эмблемы.
– Эх, жаль, – досадливо протянул Иннокентий. – Я так хотел «Бентли»…
– «Ауди» тоже неплохо, – успокоил его Лев. – Я б лично не возражал против «Q 7».
– А мне «А 6» нравится, – встрял Эдик. – Благородная классика.
– Мальчики, может, закроем автомобильную тему? – перебила братьев Люся. – Кроме вас, она никому не интересна. – И объявила торжественно: – А теперь пришла очередь Емельяна!
– Я пропущу вперед дам…
– Нет, пусть у девочек больше воска скопится… – И Люся постучала алым ногтем по краю тазика. – Выливай, Емеля, выливай!
Емельян послушно перевернул свечу.
– Ого! – восхитилась Люся, увидев, какую форму приобрел растопленный воск. – У Емельяна, кажется, тоже кольцо! Как и у Льва, только гораздо более отчетливое.
– Да, похоже, – согласилась с ней Тоня.
– Обручальное!
– Да нет, скорее перстень…
– Точно тебе говорю, обручальное! – И матушка незаметно ткнула дочь локтем в бок. – Сейчас же и с камушками допускаются…
– Совершенно верно, – поддакнула Марианна. Она подрабатывала в загсе старушкой-веселушкой и считалась экспертом в брачных церемониях и во всем, что с ними связано. – А теперь моя очередь!
И она проворно выплеснула воск.
– Я вижу рог, – хмыкнула Марианна. – А вы?
– То же самое, – прозвучало единогласное мнение всех присутствующих.
– Но мне рога наставлять некому – я вдова!
– А если это рог изобилия? – предположила Соня.
– Тогда он был бы искривленным, а этот прямой, как у молодой козочки. Вернее, у его макушки утолщение, но это все детали, на тот рог изобилия, который обычно рисуют, мой не похож совсем…
– Какая же ты придира, – возмутилась Люся. – Радовалась бы, что тебе такое выпало…
– Порадуюсь я тогда, когда мне от Андрюши Малахова письмо придет, – просипела Марианна. Из-за ларингита говорить ей было трудно, но смолчать она не могла. – Я уже давно ему написала, попросила к себе в передачу пригласить, а он пока молчит…
– Надоела со своим Малаховым, – поджала губы Люся. Ей больше Иван Ургант нравился. – Пусть теперь Тоня капнет. Дочка, давай.
Антонина «дала»!
Люся, сощурившись, уставилась на образовавшееся восковое пятно. Тоне было ясно, что матушка хочет увидеть в нем тоже обручальное кольцо, но у нее ничего не выходит! У пятна не было правильной формы, больше всего оно напоминало обычную чернильную кляксу.
– Отдаленно на мужской профиль похоже, – сказала Сонечка.
– Да? – с сомнением протянула Люся. – А я что-то не вижу этого…
– Да вы приглядитесь! Вот нос!
– Какой огромный, – ужаснулась матушка.
– Кавказец, наверное, – хохотнул Иннокентий.
– Точно кавказец! – всплеснула руками Соня. – Вон у него и кепка-аэродром!
– Ты чего болтаешь? – накинулась на нее Люся. – Чтоб моя дочка с рыночным торговцем… Да никогда! И вообще… – Она ткнула пальцем в «кавказца», развернув его на сто восемьдесят градусов. – Это не кепка, а борода! – И так красноречиво посмотрела на Емельяна, что Тоня залилась румянцем. – А теперь давайте горячее поедим!
– Постойте, а как же я? – вскричала Сонечка. – Мне-то еще не погадали!
– Ах, да, про тебя-то мы забыли… – проворчала Люся, которая на самом деле ничего не забыла, просто «отомстила» за кавказца в кепке-аэродроме. – Ну, давай, капай уже, а то всем кушать хочется!
Сонечка аккуратно вылила воск в воду.
– Ерунда какая-то получилась, – пробормотала она после того, как воск принял грушевидную форму.
– На кучу дерьма похоже, – радостно возвестила Люся.
– Мама, как тебе не стыдно? – упрекнула ее Тоня. – Что ты такое говоришь?
– Что вижу, то и говорю, – насупилась та. – Соньке, значит, можно про носатых торгашей, а мне про дерьмо нельзя?
– Да это же денежный мешок! – воскликнул Иннокентий. – Посмотрите сами!
– На мешок похоже, – откликнулась его супруга. – Но с чего ты взял, что в нем деньги? Может, там картошка?
– Люсенька, это же гадание на будущее. Какая картошка? – И, похлопав Соню по спинке, муж сказал: – Поздравляю, душенька! Похоже, вы скоро разбогатеете! Так что советую вам начать играть в «Русское лото».
На этой оптимистической ноте гадание было закончено. Все расселись по местам в ожидании Люсиного мяса.
– Емельян такой душка! Я в полном восторге от него. И умница, и галантный, и внешне очень даже…
– Да, он симпатичный, – согласилась с ней Тоня.
– А где вы познакомились?
– Около института.
– Он работает в твоем НИИ? – немного напряглась мать. Она знала, что научные сотрудники этого учреждения получали очень и очень скромную зарплату.
– Работал когда-то.
– А сейчас где?
– На вольных хлебах, – нисколько не погрешила против истины Тоня. А так как тема разговора была дольно щекотливой, она решила ее сменить: – Мама, а чем ты мясо приправляла? У него был такой пикантный вкус…
– Ты мне зубы не заговаривай, – не дала увести разговор в сторону Люся. – Про мясо я тебе все расскажу, когда замуж выйдешь. Надо же будет Емельяна чем-то кормить…
– Мама, перестань!
– И не подумаю, – отрезала та. – Он тебе еще не сделал предложения?
– Нет.
– Почему?
– Но между нами ничего нет… Мы просто приятели.
– Только моя непутевая дочь может приятельствовать с приятным мужчиной в полном расцвете сил! Я бы на твоем месте давно его в постель затащила.
Антонина порывисто встала, чтобы уйти, но Люся рванула ее за руку:
– А ну, сядь! – приказала она. – Что за привычка убегать, когда мать с тобой разговаривает?
– Да ты не разговариваешь, а болтаешь глупости! И пошлости…
– В занятиях любовью никакой пошлости нет и быть не может!
– Хорошо, мама, как скажешь! – Тоня посчитала за лучшее согласиться. – А теперь можно, я пойду? Руки помыть хочется…
Люся пропустила ее просьбу мимо ушей.
– А замуж не хочешь? – спросила она веско.
– Ты же знаешь, что я мечтаю о семье.
– Тогда иди не в ванную, а к Емельяну, бери его под руку и тащи…
– Сразу под венец? – усмехнулась Тоня.
– Сначала в постель, а то под венец он может сразу не согласиться.
– Мам, Емельян совсем не тот, кто мне нужен.
– Вот еще глупости! Это совершенно точно твой мужчина! С бородой, как и было предсказано. А не какой-то там рыночный торговец!
– Да уж лучше торговец, чем бомж.
– А бомжи-то тут при чем?
– Емельян – бомж. Он живет в траншее теплотрассы возле нашего НИИ, – выпалила Тоня и тут же пожалела об этом.
– Ты привела ко мне в дом бомжа? – вскипела Люся. – Да как ты посмела? А что, если у него чесотка или лишай?
– Нет у него ни того, ни другого.
– А вши?
– И вшей нет… Уже нет.
– Какой кошмар! Как тебе в голову взбрело с ним связаться?
– Он хороший человек. И очень интересный. Между прочим, он действительно кандидат наук.
– Да хоть доктор! Он бомж, отброс общества!
– Мама, нельзя быть такой категоричной. Мало ли какие обстоятельства привели его к подобной жизни. Сейчас такое время, что любой из нас может оказаться на обочине…
– Только не я.
– Хорошо, ты исключение, – согласилась Тоня. Она действительно не представляла себе, что может сломить Люсю. – Но не все такие сильные и, уж извини за откровенность, ушлые, как ты. Некоторых обманом выселяют из квартир. И что остается этим людям? Только бродяжничать…
– Это он тебе про квартиру напел?
– Нет, он ничего не говорил о том, что привело его к той жизни, которую он сейчас ведет. Наверное, ему неприятно об этом вспоминать…
Антонина замолчала. Но не потому, что ей нечего было добавить, просто мать перестала ее слушать. Она сидела с задумчивым видом и беззвучно шевелила губами. Наконец ее диалог с самой собой был закончен, и Тоня услышала:
– Знаешь, что я подумала, доча? А может, иметь мужа-торговца не так уж плохо?
И, похлопав Антонину по плечу, покинула комнату.
Когда матушка скрылась, плотно прикрыв за собой дверь, Тоня схватила бутылку шампанского, нацедила себе в фужер граммов двести и залпом их выпила. Это был неслыханный поступок, поскольку она практически никогда не пила. По праздникам только, да и то все торжество сидела с одним фужером, а тут, как заправский алкаш, хлопнула убойную для нее дозу. И мало того, хлопнула, так и еще налила и приготовилась отправить вслед за первым, но тут по квартире разнесся громкий крик, и Тоне пришлось отставить хрустальный бокал и выбежать в прихожую, чтобы узнать, кто кричал…
– Возможно, я нищ, – с достоинством парировал он. – Но у меня осталось главное – человеческое достоинство, и перстня вашего я не брал.
– Как же, не брал ты! И ведь как быстро сбылось гадание. Только час назад воск твоей свечи приобрел форму перстня, и вот он уже у тебя!
– Ваши обвинения крайне оскорбительны для меня, поэтому я вынужден покинуть ваш дом… – И решительно направился к выходу. Но уйти ему не удалось.
– Кеша! – гаркнула Люся сразу после того, как услышала заявление Емельяна. – Не пускай его!
Иннокентий прогалопировал к двери и закрыл ее своим пусть и не мощным, но довольно крепким телом. А тут к нему еще и братья присоединились.
– Да как вы смеете? – возмутился Емельян. – Выпустите меня немедленно!
– Решил сбежать с моим бриллиантом? Не выйдет!
Емельян вывернул карманы пиджака. Но Люся только хмыкнула:
– Меня на это не купишь! Может, ты его в трусы спрятал? Или вообще – проглотил. А завтра слабительного напьешься и – вуаля – бриллиантик вышел! Был Емельян бомжом, стал миллионером.
– То есть, пока бриллиант не найдется, вы меня не выпустите? – уточнил тот.
– Естественно.
– А может, милицию вызвать? – предложила Тоня.
– Сами разберемся, – отрезала Люся.
– Да, сами, – неожиданно согласился с ней Емельян. В следующую секунду Тоня поняла почему: – Я как личность, не имеющая документов, не хотел бы попадаться на глаза представителям правоохранительных органов.
– Ну и что вы предлагаете? Всех обыскивать и сделать промывание желудка?
Люся сначала задумалась, а потом энергично кивнула:
– Да, это мысль. Только не всем, как ты сказала, а Емельяну, Соне, Марианне, Льву и Эдуарду. Члены моей семьи вне подозрения.
– Но мы тоже… – взволновался Эдик. – Тоже члены… В смысле, братья.
– Я вас сегодня второй раз в жизни увидела. Мне вы – никто!
– Ты, курица, нам тоже никто, – вышел из себя Лев. – Так что не надейся, что мы тебе позволим… – Он развернулся к старшему брату и грозно молвил: – Кеша, уйми свою бабу, иначе…
– Не смей называть ее бабой, – вступился за супругу Иннокентий. – И курицей тоже не смей! – И, отстояв честь своей дамы, он обратился к ней лично: – А ты, Люся, не перегибай палку! Никого мы обыскивать не будем (про промывание я вообще молчу), вместо этого разбредемся по квартире и начнем искать твой перстень.
– Кеша, не тупи, перстень не потерян, его украли!
– Люсенька, по-моему, ты ошибаешься.
– Я? Да никогда! – отрезала непоколебимая в своей правоте Люся.
– А может, ты его просто машинально положила не в коробочку, а в другое место… Ты ж побежала за тазом и свечами… И…
– Я положила его вот сюда, – отчеканила Люся, ткнув в банку из-под чая, стоявшую в шкафчике в прихожей. – А вот убирать, как обычно, в ящик не стала. Оставила банку прямо тут, потому что торопилась принести все прибамбасы для гадания. Конечно, разве я могла предположить, что среди нас есть вор?
– Людмила Геннадьевна, – подала голос Соня, но не была услышана.
– И этот вор, – продолжила матушка, – решил, что я хвачусь бриллианта только завтра или послезавтра, а то и через неделю, и тогда ищи его, свищи. Он на те полтора миллиона долларов, которые выручит от его продажи, на Бали улетит!
– В кои веки нормально поешь, – сказала она. – А то поди на бутербродах живешь…
– Нет, почему же? – насупилась Тоня. – Я макароны варю. И гречку. – Про гречку она врала – не варила, а вот макароны – да. Но чаще, конечно, питалась всухомятку. – А еще я в столовой обедаю. Так что супы ем.
– Да бог с ней, с едой, – перебила ее нетерпеливая матушка. – Главное, что на ужине ты познакомишься с братьями Иннокентия, Львом и Эдуардом. Лев уже четырежды был женат, а Эдуард…
– Ни разу, – закончила за нее Тоня. – Ты, мама, про них уже рассказывала. Надеюсь, ты не прочишь одного из них мне в мужья?
– Ни один из них мне в зятья не годится! – успокоила дочь Люся. – Кстати говоря, если у тебя кто появился (хотя вряд ли!), можешь взять его с собой, а то все одна да одна…
И отсоединилась. А Тоня быстро оделась и поехала в промзону, где в траншее теплотрассы жил единственный мужчина, который мог составить ей компанию.
* * *
Перед тем как отправиться в гости к матушке, Тоня провела с Емельяном работу. Во-первых, отправила в баню (в ванной, по ее мнению, отмыть его было невозможно), вывела ему вшей, сделала маникюр и прическу, привела в порядок бороду, а также сводила в комиссионку. В магазине, торгующем подержанными вещами, они смогли приобрести практически за копейки отличный костюм, рубаху и ботинки, а пальто ему отцовское подошло: двубортное с каракулевым воротником. Облачась в эти вещи, пусть не модные, зато почти новые и чистые, Емельян стал выглядеть очень презентабельно. А как ему шла эспаньолка! И зачесанные назад волосы! Тоня аж залюбовалась Емельяном, когда он из примерочной вышел. И плевать, что на него потрачена вся заначка, главное – она наконец-то отправится в гости под руку с кавалером. А то всегда одна да одна…Когда процесс преображения бомжа в приличного мужчину был завершен, Тоня вызвала такси – шиковать так шиковать! – и они с Емельяном отправились к матушке.
Гостей было приглашено немного: кроме самих хозяев и Тони со спутником, всего четверо. Одной из них была подружка Антонины Сонечка (матушка из вежливости позвала ее, а та не отказалась), второй – приятельница самой Люси, Марианна Борисовна, руководительница хора ветеранов, и два младших брата хозяина, близнецы Лев и Эдуард. Они в свои пятьдесят два были холостяками, только Лев, как известно, ходил в загс четырежды, а Эдик ни разу.
– Доченька! – кудахтнула Люся, открыв перед Тоней дверь. – Как я рада! Ну, проходи, проходи… Ждем только тебя!
– Я не одна, мама, – немного смущенно, но не без гордости сказала Антонина.
– А с кем? Сонечка-то уже тут!
– С кавалером. – И посторонилась, давая матери рассмотреть стоящего за ее спиной Емельяна.
Люся, удивленно округлив глаза, уставилась на дочкиного спутника. В одно мгновенье оценив его внешность, она осталась ею вполне довольна. Даже тот факт, что Емельян оказался ниже Тони чуть ли не на полголовы, ее не смутил – ей всегда нравились «компактные» мужчины, она считала их более темпераментными.
– Добрый вечер, молодой человек, – улыбнулась Емельяну матушка. – Милости прошу… – Но сначала протянула ему руку для поцелуя и только потом посторонилась. – Как вас величать, любезный?
– Емельяном. А вас, сударыня?
– Людмилой, – кокетливо протянула матушка. – И, умоляю, не спрашивайте, какое у меня отчество! Для всех я просто Люся!
– Неужели вы мама Тонечки?
– Совершенно верно…
– Подумать только! Вы выглядите как ее сестра!
– Мне все так говорят, – прожурчала Люся. – Но дело в том, что я родила Тонечку довольно рано…
На самом деле Люся произвела дочь на свет в обычном для деторождения возрасте – в двадцать четыре. Однако всем заявляла, что родила чуть ли не после школы, и от Тониного возраста обычно отнимала пяток лет. В итоге получалось, что ей нет еще и пятидесяти.
– Позвольте, Емельян, я познакомлю вас с остальными, – продолжала стрекотать Люся, взяв Тониного кавалера под руку и вводя в комнату, где был накрыт праздничный стол. – Мой супруг, Иннокентий, – начала представлять присутствующих матушка.
А пока она делала это, Тонечка, знакомая со всеми, стояла у зеркала, приводя себя в порядок. Висело оно напротив стола, и это позволяло следить за происходящим. А то вдруг Емельян допустит какую-нибудь оплошность, и придется спешить к нему на помощь. Но, оказалось, Тоня волновалась зря. Кавалер вел себя безупречно. Перед мужчинами вежливо склонял голову, а дамам целовал ручки. Его галантность была по достоинству оценена. Особенно Марианной. Когда Емельян припал губами к ее руке, она жеманно захихикала и подставила для поцелуя вторую. А вот Сонечка свою пятерню поспешно отдернула и вспыхнула как маков цвет.
Соня была старше Антонины – ей уже перевалило за сорок – и жила одна. Что никого не удивляло, в том числе саму Сонечку. С детства она считала себя дурнушкой и так глубоко погрязла в своих комплексах, что даже нечастые комплименты воспринимала как насмешку. Тоня сколько раз пыталась вытащить подругу на вечер «кому за тридцать», но та ни в какую не соглашалась. Из-за нее и Антонине приходилось в субботние вечера дома сидеть. Не идти же одной!
Тем временем матушка представила Емельяна близнецам, похожим друг на друга, как небо и земля (Лев был полным и кудрявым, Эдуард тощим, сутулым, с прической а-ля Лукашенко), и усадила по левую руку от себя. По правую восседал гражданский супруг Люси Иннокентий, отличающийся от обоих своих братьев. Он был худощав, но с животиком, с волосами редкими, но покрывающими весь череп, и если Лев с Эдуардом выглядели простачками, то Иннокентий – франтом. Брюки со стрелками, рубашка – накрахмалена, в кармане пиджака платок в горошек, на шее – бабочка. А уж душился как! Такое ощущение, что за раз он вылил на себя полфлакона одеколона. Тоня, только приближаясь к нему, начала чихать. И это при том, что ее обоняние было «закалено» маменькиным убойным парфюмом!
– Итак, гости дорогие, милости прошу, угощайтесь! – церемонно промолвила матушка, широким жестом указывая на стол.
Гости дорогие незамедлительно схватили ложки и принялись накладывать себе в тарелки фирменные Люсины салаты.
Тоня могла сколько угодно критиковать свою мать, но вынуждена была признать, что готовила она превосходно. Не самая лучшая хозяйка, у которой на стульях грудами лежали вещи, а грязные чашки могли днями стоять возле кровати (Люся обожала пить чай в постели), умудрялась из простейших продуктов сотворить кулинарный шедевр. Этим, по всей видимости, она и зацепила Тониного отца, так как, сколько Тоня себя помнила, он всю жизнь ругал жену за беспорядок, но на другую женщину менять ее не собирался. А вот Антонина пошла не в мать. Она была аккуратисткой и отвратительной кулинаркой. Рис у нее всегда слипался, жареная картошка подгорала, капуста превращалась в месиво, а единственный салат, который ей удавался, был помидорно-огуречный.
Пока гости накладывали «Оливье», хозяин дома Иннокентий разливал по фужерам и стопкам спиртное. Дамам – шампанское. Мужчинам – водочку. Когда очередь дошла до Емельяна, тот накрыл свою стопку ладонью и сказал:
– Я воздержусь.
– Нет, друг мой, так не пойдет. За Рождество надо выпить!
– Я не пью.
– Совсем? – полюбопытствовал Иннокентий.
– Совсем.
– Закодированный, что ли?
– Ну почему же? Просто не вижу прелести в состоянии алкогольного опьянения. Предпочитаю мыслить здраво!
– От стопки не окосеешь!
– Возможно, но даже она лишит меня определенного количества клеток головного мозга. Вы знаете, что они отмирают, когда вы употребляете алкоголь? А потом выходят с мочой?
Иннокентий, а больше его брат Лев, который, судя по лицу, любил к стопочке приложиться, открыли рты, чтобы опровергнуть эту теорию, но Люся не дала спору разгореться:
– Ах, какой вы, Емелюшка, молодец! – прочирикала она, покровительственно похлопав дочкиного кавалера по плечу. – Правильно делаете, что не употребляете. Это нам, девушкам, можно немного выпить, вы ж нас не за ум любите, а за красоту. А мужчина должен иметь высокий интеллектуальный уровень… – И очень к месту ввернула «разведывательный» вопрос: – Вот у вас какое образование?
– Высшее. Я кандидат химических наук.
Матушка от радости чуть не свалилась со стула. А Тоня, боясь, что та продолжит расспросы, вскричала:
– Так что же мы ждем? Давайте выпьем! С Рождеством!
Все радостно подхватили: «С Рождеством!» – и принялись чокаться.
* * *
Прошло два с половиной часа. За это время гости и хозяева успели изрядно нагрузиться (за исключением, естественно, Емельяна). А также съесть все холодные закуски и просмотреть «Иронию судьбы», которую по разным каналам показывали в течение всех новогодних праздников. Перед тем как подать горячее, Люся решила развлечь гостей. И если другие затевали игру в фанты или включали караоке, то маменька вытаскивала из тайника, коим именовалась жестяная коробка из-под чая, свое сокровище и демонстрировала его присутствующим. И не беда, что половина из них его уже не раз видела, старалась она не для них и даже не для тех, кто еще не видел. Люся радовала саму себя. Ей так нравилось хвалиться своим бриллиантом и рассказывать его выдуманную историю (с годами увеличивалась не только его стоимость, но также росло количество легенд, связанных с ним), что матушка не могла отказать себе в удовольствии.– Видите, как играет? – восхищалась она, подставляя камень под лампу. – А какой оттенок… Удивительный, правда? Ну просто как мои глаза…
Тут Люся не врала. Бриллиант был действительно такого же цвета, как радужка ее глаз, – бледно-бледно-голубой. Насколько Тоня знала, это самый распространенный оттенок алмазов. Но разве с Люсей поспоришь?
– Стоит миллион, представляете?
– Миллион рублей? – ахнула Сонечка. Она и до этого видела бриллиант, но тогда матушка называла другую цифру, в несколько раз меньше озвученной.
– Долларов, милая, долларов!
– Да ты, Кеша, богатую невесту отхватил! – гоготнул Лев. А его брат-близнец рассудительно проговорил:
– Вы бы дома такую дорогую вещь не хранили, а то мало ли что…
– Ах, Эдик, перестань, – отмахнулась маменька. – Здесь же все свои! – Тут Люсе взбрела в голову новая идея, и она воскликнула: – А давайте гадать! Сейчас же самое время для этого! Пока мясо в духовке доходит, мы узнаем свою судьбу…
Против гадания возражать не стал никто, кроме Тони. Когда-то она увлекалась этим делом, кидала через плечо валенок, чтоб он указал направление, в котором живет будущий избранник, поутру спрашивала у первого прохожего имя, а перед тем как заснуть, приговаривала «суженый, ряженый, приди ко мне наряженный». Но так как, несмотря на положительные результаты гаданий, суженый так и не появился, то Антонина разочаровалась в этой девичьей забаве и зареклась больше дурью не маяться.
Но разве можно противостоять Люсе?
– Итак, ребятки, – начала она, притащив в комнату таз с водой и несколько свечей, – сейчас мы будем гадать на будущее. Что каждого из нас ждет в новом году. Поджигайте свои свечки, а когда воск растопится, капайте в воду.
Все дружно стали поджигать свечи. Антонине тоже пришлось.
– Чур, я первая! – вскричала Люся и перевернула свечу. – Ну, кто что видит?
Тоня – овальную каплю расплавленного воска, покачивающуюся на воде. И больше ничего!
– Мама, это обычный овал, – констатировала факт Тоня. – Или, если хочешь, эллипс!
– Включи воображение, детка. На что может быть похож эллипс?
– На мяч, – подал голос Иннокентий. – Для регби.
– И что это значит?
– Замуж за спортсмена выйдешь, – прошептала Марианна и хихикнула, прикрыв рот сухонькой лапкой в сетчатой перчатке.
Иннокентий, услышав это предположение, сурово нахмурился, а Люся захлопала в ладоши.
Ей всегда нравились спортсмены. Когда-то по молодости к одному такому, футболисту, она даже чуть не ушла от Тониного папы. Ничего, кроме его имени Слава и рода занятий, она о нем не знала, но разве это имело значение?
– Кеша, давай теперь ты!
Люсин супруг вылил воск своей свечи в воду. Следом за ним то же самое проделали его братья. У всех троих вышло что-то невразумительное. Обладающая самой безудержной фантазией Сонечка увидела в трех одинаковых пятнах колесо, обручальное кольцо и глобус. Что означало: Иннокентий купит машину, Лев вновь женится, а Эдуард отправится в кругосветное путешествие. Все трое несказанно обрадовались Сониным предсказаниям, а Кеша особенно.
– Наконец-то сбудется моя мечта! – вскричал он. – Душенька, а вы, случайно, не видите, какой марки будет моя машина?
Сонечка присмотрелась к кусочку воска, в центре которого была круглая дырочка, и предположила:
– «Ауди». Похоже, это одно из четырех колец его эмблемы.
– Эх, жаль, – досадливо протянул Иннокентий. – Я так хотел «Бентли»…
– «Ауди» тоже неплохо, – успокоил его Лев. – Я б лично не возражал против «Q 7».
– А мне «А 6» нравится, – встрял Эдик. – Благородная классика.
– Мальчики, может, закроем автомобильную тему? – перебила братьев Люся. – Кроме вас, она никому не интересна. – И объявила торжественно: – А теперь пришла очередь Емельяна!
– Я пропущу вперед дам…
– Нет, пусть у девочек больше воска скопится… – И Люся постучала алым ногтем по краю тазика. – Выливай, Емеля, выливай!
Емельян послушно перевернул свечу.
– Ого! – восхитилась Люся, увидев, какую форму приобрел растопленный воск. – У Емельяна, кажется, тоже кольцо! Как и у Льва, только гораздо более отчетливое.
– Да, похоже, – согласилась с ней Тоня.
– Обручальное!
– Да нет, скорее перстень…
– Точно тебе говорю, обручальное! – И матушка незаметно ткнула дочь локтем в бок. – Сейчас же и с камушками допускаются…
– Совершенно верно, – поддакнула Марианна. Она подрабатывала в загсе старушкой-веселушкой и считалась экспертом в брачных церемониях и во всем, что с ними связано. – А теперь моя очередь!
И она проворно выплеснула воск.
– Я вижу рог, – хмыкнула Марианна. – А вы?
– То же самое, – прозвучало единогласное мнение всех присутствующих.
– Но мне рога наставлять некому – я вдова!
– А если это рог изобилия? – предположила Соня.
– Тогда он был бы искривленным, а этот прямой, как у молодой козочки. Вернее, у его макушки утолщение, но это все детали, на тот рог изобилия, который обычно рисуют, мой не похож совсем…
– Какая же ты придира, – возмутилась Люся. – Радовалась бы, что тебе такое выпало…
– Порадуюсь я тогда, когда мне от Андрюши Малахова письмо придет, – просипела Марианна. Из-за ларингита говорить ей было трудно, но смолчать она не могла. – Я уже давно ему написала, попросила к себе в передачу пригласить, а он пока молчит…
– Надоела со своим Малаховым, – поджала губы Люся. Ей больше Иван Ургант нравился. – Пусть теперь Тоня капнет. Дочка, давай.
Антонина «дала»!
Люся, сощурившись, уставилась на образовавшееся восковое пятно. Тоне было ясно, что матушка хочет увидеть в нем тоже обручальное кольцо, но у нее ничего не выходит! У пятна не было правильной формы, больше всего оно напоминало обычную чернильную кляксу.
– Отдаленно на мужской профиль похоже, – сказала Сонечка.
– Да? – с сомнением протянула Люся. – А я что-то не вижу этого…
– Да вы приглядитесь! Вот нос!
– Какой огромный, – ужаснулась матушка.
– Кавказец, наверное, – хохотнул Иннокентий.
– Точно кавказец! – всплеснула руками Соня. – Вон у него и кепка-аэродром!
– Ты чего болтаешь? – накинулась на нее Люся. – Чтоб моя дочка с рыночным торговцем… Да никогда! И вообще… – Она ткнула пальцем в «кавказца», развернув его на сто восемьдесят градусов. – Это не кепка, а борода! – И так красноречиво посмотрела на Емельяна, что Тоня залилась румянцем. – А теперь давайте горячее поедим!
– Постойте, а как же я? – вскричала Сонечка. – Мне-то еще не погадали!
– Ах, да, про тебя-то мы забыли… – проворчала Люся, которая на самом деле ничего не забыла, просто «отомстила» за кавказца в кепке-аэродроме. – Ну, давай, капай уже, а то всем кушать хочется!
Сонечка аккуратно вылила воск в воду.
– Ерунда какая-то получилась, – пробормотала она после того, как воск принял грушевидную форму.
– На кучу дерьма похоже, – радостно возвестила Люся.
– Мама, как тебе не стыдно? – упрекнула ее Тоня. – Что ты такое говоришь?
– Что вижу, то и говорю, – насупилась та. – Соньке, значит, можно про носатых торгашей, а мне про дерьмо нельзя?
– Да это же денежный мешок! – воскликнул Иннокентий. – Посмотрите сами!
– На мешок похоже, – откликнулась его супруга. – Но с чего ты взял, что в нем деньги? Может, там картошка?
– Люсенька, это же гадание на будущее. Какая картошка? – И, похлопав Соню по спинке, муж сказал: – Поздравляю, душенька! Похоже, вы скоро разбогатеете! Так что советую вам начать играть в «Русское лото».
На этой оптимистической ноте гадание было закончено. Все расселись по местам в ожидании Люсиного мяса.
* * *
Поев, гости разбрелись по квартире. За столом остались только мама с дочкой. Антонина хотела присоединиться к остальным, но Люся усадила ее на место и принялась чирикать:– Емельян такой душка! Я в полном восторге от него. И умница, и галантный, и внешне очень даже…
– Да, он симпатичный, – согласилась с ней Тоня.
– А где вы познакомились?
– Около института.
– Он работает в твоем НИИ? – немного напряглась мать. Она знала, что научные сотрудники этого учреждения получали очень и очень скромную зарплату.
– Работал когда-то.
– А сейчас где?
– На вольных хлебах, – нисколько не погрешила против истины Тоня. А так как тема разговора была дольно щекотливой, она решила ее сменить: – Мама, а чем ты мясо приправляла? У него был такой пикантный вкус…
– Ты мне зубы не заговаривай, – не дала увести разговор в сторону Люся. – Про мясо я тебе все расскажу, когда замуж выйдешь. Надо же будет Емельяна чем-то кормить…
– Мама, перестань!
– И не подумаю, – отрезала та. – Он тебе еще не сделал предложения?
– Нет.
– Почему?
– Но между нами ничего нет… Мы просто приятели.
– Только моя непутевая дочь может приятельствовать с приятным мужчиной в полном расцвете сил! Я бы на твоем месте давно его в постель затащила.
Антонина порывисто встала, чтобы уйти, но Люся рванула ее за руку:
– А ну, сядь! – приказала она. – Что за привычка убегать, когда мать с тобой разговаривает?
– Да ты не разговариваешь, а болтаешь глупости! И пошлости…
– В занятиях любовью никакой пошлости нет и быть не может!
– Хорошо, мама, как скажешь! – Тоня посчитала за лучшее согласиться. – А теперь можно, я пойду? Руки помыть хочется…
Люся пропустила ее просьбу мимо ушей.
– А замуж не хочешь? – спросила она веско.
– Ты же знаешь, что я мечтаю о семье.
– Тогда иди не в ванную, а к Емельяну, бери его под руку и тащи…
– Сразу под венец? – усмехнулась Тоня.
– Сначала в постель, а то под венец он может сразу не согласиться.
– Мам, Емельян совсем не тот, кто мне нужен.
– Вот еще глупости! Это совершенно точно твой мужчина! С бородой, как и было предсказано. А не какой-то там рыночный торговец!
– Да уж лучше торговец, чем бомж.
– А бомжи-то тут при чем?
– Емельян – бомж. Он живет в траншее теплотрассы возле нашего НИИ, – выпалила Тоня и тут же пожалела об этом.
– Ты привела ко мне в дом бомжа? – вскипела Люся. – Да как ты посмела? А что, если у него чесотка или лишай?
– Нет у него ни того, ни другого.
– А вши?
– И вшей нет… Уже нет.
– Какой кошмар! Как тебе в голову взбрело с ним связаться?
– Он хороший человек. И очень интересный. Между прочим, он действительно кандидат наук.
– Да хоть доктор! Он бомж, отброс общества!
– Мама, нельзя быть такой категоричной. Мало ли какие обстоятельства привели его к подобной жизни. Сейчас такое время, что любой из нас может оказаться на обочине…
– Только не я.
– Хорошо, ты исключение, – согласилась Тоня. Она действительно не представляла себе, что может сломить Люсю. – Но не все такие сильные и, уж извини за откровенность, ушлые, как ты. Некоторых обманом выселяют из квартир. И что остается этим людям? Только бродяжничать…
– Это он тебе про квартиру напел?
– Нет, он ничего не говорил о том, что привело его к той жизни, которую он сейчас ведет. Наверное, ему неприятно об этом вспоминать…
Антонина замолчала. Но не потому, что ей нечего было добавить, просто мать перестала ее слушать. Она сидела с задумчивым видом и беззвучно шевелила губами. Наконец ее диалог с самой собой был закончен, и Тоня услышала:
– Знаешь, что я подумала, доча? А может, иметь мужа-торговца не так уж плохо?
И, похлопав Антонину по плечу, покинула комнату.
Когда матушка скрылась, плотно прикрыв за собой дверь, Тоня схватила бутылку шампанского, нацедила себе в фужер граммов двести и залпом их выпила. Это был неслыханный поступок, поскольку она практически никогда не пила. По праздникам только, да и то все торжество сидела с одним фужером, а тут, как заправский алкаш, хлопнула убойную для нее дозу. И мало того, хлопнула, так и еще налила и приготовилась отправить вслед за первым, но тут по квартире разнесся громкий крик, и Тоне пришлось отставить хрустальный бокал и выбежать в прихожую, чтобы узнать, кто кричал…
* * *
События, предшествующие тому моменту, как обнаружилась пропажа перстня, пронеслись в голове Антонины за считаные секунды. А мать за это время успела обозвать Емельяна «безмедянником» и бросить обличительное: «В твоих карманах нет ни копья!»– Возможно, я нищ, – с достоинством парировал он. – Но у меня осталось главное – человеческое достоинство, и перстня вашего я не брал.
– Как же, не брал ты! И ведь как быстро сбылось гадание. Только час назад воск твоей свечи приобрел форму перстня, и вот он уже у тебя!
– Ваши обвинения крайне оскорбительны для меня, поэтому я вынужден покинуть ваш дом… – И решительно направился к выходу. Но уйти ему не удалось.
– Кеша! – гаркнула Люся сразу после того, как услышала заявление Емельяна. – Не пускай его!
Иннокентий прогалопировал к двери и закрыл ее своим пусть и не мощным, но довольно крепким телом. А тут к нему еще и братья присоединились.
– Да как вы смеете? – возмутился Емельян. – Выпустите меня немедленно!
– Решил сбежать с моим бриллиантом? Не выйдет!
Емельян вывернул карманы пиджака. Но Люся только хмыкнула:
– Меня на это не купишь! Может, ты его в трусы спрятал? Или вообще – проглотил. А завтра слабительного напьешься и – вуаля – бриллиантик вышел! Был Емельян бомжом, стал миллионером.
– То есть, пока бриллиант не найдется, вы меня не выпустите? – уточнил тот.
– Естественно.
– А может, милицию вызвать? – предложила Тоня.
– Сами разберемся, – отрезала Люся.
– Да, сами, – неожиданно согласился с ней Емельян. В следующую секунду Тоня поняла почему: – Я как личность, не имеющая документов, не хотел бы попадаться на глаза представителям правоохранительных органов.
– Ну и что вы предлагаете? Всех обыскивать и сделать промывание желудка?
Люся сначала задумалась, а потом энергично кивнула:
– Да, это мысль. Только не всем, как ты сказала, а Емельяну, Соне, Марианне, Льву и Эдуарду. Члены моей семьи вне подозрения.
– Но мы тоже… – взволновался Эдик. – Тоже члены… В смысле, братья.
– Я вас сегодня второй раз в жизни увидела. Мне вы – никто!
– Ты, курица, нам тоже никто, – вышел из себя Лев. – Так что не надейся, что мы тебе позволим… – Он развернулся к старшему брату и грозно молвил: – Кеша, уйми свою бабу, иначе…
– Не смей называть ее бабой, – вступился за супругу Иннокентий. – И курицей тоже не смей! – И, отстояв честь своей дамы, он обратился к ней лично: – А ты, Люся, не перегибай палку! Никого мы обыскивать не будем (про промывание я вообще молчу), вместо этого разбредемся по квартире и начнем искать твой перстень.
– Кеша, не тупи, перстень не потерян, его украли!
– Люсенька, по-моему, ты ошибаешься.
– Я? Да никогда! – отрезала непоколебимая в своей правоте Люся.
– А может, ты его просто машинально положила не в коробочку, а в другое место… Ты ж побежала за тазом и свечами… И…
– Я положила его вот сюда, – отчеканила Люся, ткнув в банку из-под чая, стоявшую в шкафчике в прихожей. – А вот убирать, как обычно, в ящик не стала. Оставила банку прямо тут, потому что торопилась принести все прибамбасы для гадания. Конечно, разве я могла предположить, что среди нас есть вор?
– Людмила Геннадьевна, – подала голос Соня, но не была услышана.
– И этот вор, – продолжила матушка, – решил, что я хвачусь бриллианта только завтра или послезавтра, а то и через неделю, и тогда ищи его, свищи. Он на те полтора миллиона долларов, которые выручит от его продажи, на Бали улетит!